AU, в котором в Хогвартс поступают в 65 лет (джен)

Гарри Поттер жил в доме номер четыре на Тисовой улице. Этот дом он делил с двоюродным братом и — за шестьдесят четыре года совместной жизни — попеременно с двумя его уже бывшими жёнами. Сейчас Дадли дома не было — он навещал мать в доме престарелых, куда отправил её сразу же, как только представилась возможность.

Гарри наслаждался блаженной тишиной: в последние годы Дадли почти оглох, так что его любимые дурацкие телешоу слышал не только дом номер четыре, но и, скорее всего, штук шесть соседних. В данный момент Гарри наблюдал, как по тоненькой паутине в чулане под лестницей медленно спускается паук. Могло бы, конечно, найтись более интересное занятие, но утром Гарри загорелся идеей помыть полы и пока доставал из чулана метлу, ему защемило спину. Сдвинуться хоть на дюйм было невозможно, так что Гарри терпеливо ждал, пока либо утихнет боль, либо Дадли вернётся домой. Он был должен Гарри за тот инфаркт, когда вместо того, чтобы поглумиться, Гарри вызвал врачей.

Итак, вот уже полчаса Гарри созерцал крайне интересные паучьи приключения, когда неожиданно у него над головой что-то ухнуло, а на затылок приземлилось нечто небольшое. Гарри чуть повернул голову, и на пол чулана упал конверт, на котором изумрудными чернилами был выведен адрес: "Гарри Поттеру, чулан под лестницей, дом 4 по Тисовой улице, Литтл Уингинг. Графство Суррей". Созерцать конверт долго не пришлось — всего лишь сорок минут, и вернувшийся Дадли, нажав пару раз в стратегических точках, ослабил тиски в Гарриной пояснице.

— Что там такое? Кто тебе пишет? — подслеповато щурясь, спросил Дадли, когда Гарри, пару раз охнув, подобрал с пола конверт. — Я думал, что все наши одноклассники уже того.

— Это ты уже того… — буркнул Гарри. Впрочем, Дадли его всё равно не слышал и уже потерял интерес к кузену, направившись на кухню.

Гарри пожал плечами и трясущимися пальцами вскрыл конверт. В конверте лежал лист плотной бумаги с текстом, крупно выведенным каллиграфическим почерком. Странно было вообще получить письмо в конверте, так отправитель еще и написал его от руки.

Гарри поправил очки и углубился в чтение.

“Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!”

Гарри потёр глаза под очками и прочитал письмо несколько раз. На втором листе действительно находился список учебников с непонятными названиями, типа: “Трансфигурация для первого курса: как легко избавиться от тремора в руках”, “Зельеварение для начинающих: не забывайте выдерживать безопасное расстояние до котла — берегите оставшиеся волосы”, “Чары для первого курса: научим не потерять вашу палочку” и так далее.

— Развелось шутников, — пробубнил Гарри себе под нос и аккуратно положил письмо в стопку старых газет. Бумага нынче была дорогой, поэтому газеты и рекламные листовки они не выкидывали. Дадли набивал ими свои калоши, чтобы те за лето не потеряли форму.

* * *

В день своего шестидесятипятилетия Гарри точно не ожидал увидеть на пороге дома огромного седого великана Хагрида, который держал в руке смятый торт и то самое письмо — таких Гарри уже прислали не меньше сотни. Будет, чем заткнуть щели в окнах, если зима опять выдастся холодной, подумал он. Приятным бонусом от прихода нежданного гостя, правда, стал очередной инфаркт Дадли. Сейчас их счёт был 3:1 в пользу Гарри.

Спустя два часа косноязычного диалога Гарри выяснил, что шестьдесят четыре года назад его родителей, оказывается, убил некий тёмный волшебник (о чём дядя с тёткой умолчали, и Гарри их за это, в общем-то, не винил), оставив у Гарри странный шрам на лбу в виде молнии, а потом на несколько лет волшебник пропал, чтобы, вернувшись с армией сторонников, почти захватить власть в магическом мире. В итоге старый могущественный волшебник — директор школы — смог его убить, но это заняло слишком много времени — тогда Гарри было уже пять лет — и сил, так что встал вопрос, как бы такую ситуацию не повторить. Тот тёмный волшебник оказался не первым, кто начал своё восхождение ещё со школы, так что некоторые члены магического сообщества предложили повысить возраст абитуриентов, чтобы опасной магии обучались уже образованные и имеющие жизненный опыт люди. Спустя несколько лет оживлённых споров было решено установить возраст поступления в школу шестьдесят пять лет.

Разумеется, Гарри не поверил в эту историю. И к торту не притронулся — не для того он поставил себе новые зубные протезы.

Потом Хагрид показал ему сейф, полный золота, и Гарри сразу же в историю поверил и, мягко говоря, был немного разочарован тем, что эта прекрасная груда досталась ему так поздно. Груда золота — это, конечно, хорошо, но теперь её даже на девочек не потратишь: первый и пока единственный инфаркт Гарри заработал как раз в свой прошлый день рождения, решив порадовать себя такой вот девочкой. Повезло, что девочка окончила медицинский факультет и оперативно его откачала, но игривый настрой был напрочь потерян. Вместо секса они полтора часа обсуждали, как мало платят врачам. Зато Гарри обзавелся полезными связями и теперь сдавал анализы без очереди.

В итоге он подумал, что делать на пенсии всё равно нечего и откинуться в какой-то непонятной волшебной школе интереснее, чем дома с Дадли наедине. Гарри послушно сел в Хогвартс-экспресс вместе с остальными ошалевшими стариками и, прикрыв ноющие колени недавно купленной соболиной шубкой, удобно устроился на мягком сидении.

— Здесь свободно? — услышал уже прикорнувший Гарри неуверенный дребезжащий голос из тамбура. — В других вообще сесть некуда. Куда ни плюнь — везде костыли и коляски.

Гарри кивнул, и напротив него уселся мужчина приблизительно его возраста. Седую голову порядком тронула залысина, а загорелые нос и щёки были все в веснушках.

— Рон Уизли, — протянул он мозолистую ладонь и поделился удивительно крепким рукопожатием. — До Хогвартса работал на мельнице, — видя замешательство Гарри, объяснил он.

— Гарри Поттер, — представился Гарри.

— М-м-м, кажется, знакомое имя. Мы не встречались раньше?

— Нет, не думаю…

Гарри хотел побольше узнать о магическом мире — его собеседник выглядел слишком непринуждённо для того, кто только узнал о волшебстве, но тут дверь опять открылась, и на пороге встал мерзкий дедок с прилизанными седыми волосами.

— А, снова весь в обносках, Уизли, — гнусаво протянул он. — На палочку денег хоть наскрёб?

Рон, сжав кулаки, резко встал, и мерзкий тип отшатнулся.

— Я тебе так трахну, Малфой, как не трахал, когда мы с тобой ещё в шахматном клубе бились. И к папочке не побежишь жаловаться, он даже призраком не захотел с тобой остаться.

— Да у тебя трахалка уже не работает, а он собрался…

Договорить он не успел — огромный кулак уже летел к его носу, так что Малфою пришлось позорно уковылять.

— Чёртов хорёк, — пробухтел Рон, усаживаясь обратно.

Вскоре по коридору покатили тележку с едой. Гарри купил им с Роном тыквенные пирожки и все виды желе. За едой Рон немного рассказал о распределении на факультеты: со слабым сердцем брали в Гриффиндор — там стоял свой электрокардиостимулятор, всех язвенников брали в Пуффендуй, альцгеймер — Когтевран, а с пневмониями и другими лёгочными — в подземелья Слизерина.

Гарри думал, что Рон, наверное, попадёт на Когтевран — за время поездки он несколько раз спрашивал, как Гарри зовут.

Уже выйдя из поезда в местечке под названием Хогсмид, Гарри заметил странную процессию полупрозрачных людей, будто бы плывущих по воздуху. В стоявших вокруг сумерках их было не очень хорошо видно, но Гарри не зря гордился диоптриями в своих очках.

— Это семикурсники, — объяснил Рон, когда Гарри показал на них. — В основном, ботаники, которых даже могила не исправит. Туда живых, по-моему, вообще не принимают.

Окунуться в волшебные будни оказалось не так сложно. Занятия пока давались легко, домашними заданиями не грузили, на доске писали крупными буквами и покорно повторяли по тридцать раз один абзац, чтобы даже самый глухой ученик все расслышал. А преподаватель единственного трудного предмета — зельеварения, — когда попытался заикнуться о полной студенческой несостоятельности и поставить плохие оценки, так получил от воинственных бабулек во главе с ботаничкой Грейнджер — которая, впрочем, после того, как они с Роном спасли её от жуткого запора в канун Дня всех святых, стала их подругой, — что на его сальной лысой голове, кажется, появились вмятины.

Студенты остальных факультетов в основном были вполне дружелюбны. И только студенты Слизерина, в числе которых оказался также и мерзкий Малфой, забирали по утрам все тыквенные семечки со столов и целыми днями грызли их, сидя на лавочках Большого зала и называя всех шлюхами. Однажды они назвали так даже проходившую мимо профессора Макгонагалл, но эта стасорокалетняя дама только загадочно улыбнулась и даже расправила согнутые в три погибели плечи.

Несколько раз Гарри видел и директора школы — коляску с ним выкатывали по большим праздникам. Директор Дамблдор всегда сидел молча и в одной позе, и только растущая время от времени борода указывала на то, что он ещё не умер. Впрочем, как Гарри слышал, у мертвецов ещё некоторое время после смерти растут ногти и волосы. Но это были не его проблемы.

Больше всего Гарри любил уроки полётов. Ему нравилось проводить время на свежем воздухе, он даже работал в свое время лесником (не только из-за свежего воздуха, но и потому, что это вахтовая работа, и своих родственничков он мог не видеть месяцами). Раньше для полётов использовали мётлы, но времена изменились, и сейчас это был исключительно колясочный спорт. Рон не шутил, когда обещал Малфою как следует его трахнуть — как-то раз он так заехал ему ногой по голове, что тот ещё неделю отдыхал в больничном крыле, угрожая всё рассказать отцу. Правда, что рассказать, он совершенно не помнил, но угрожать не перестал.

Гарри, правда, тоже был частым гостем в больничном крыле. Впрочем, как и все — каждый по чуть-чуть частенько брал у медсестры мезим, рени, троксерутин и вольтарен. Самой большой популярностью пользовался дюфалак. Некоторые отваживались и на виагру — самым романтичным местом замка считалась Астрономическая башня, и уж если вы со своей пассией забрались туда, несмотря на артрит, то и остальные подвиги совершите.

Самым волшебным зельем для одиноких была настойка боярышника, которую гнал на уроках по защите волшебных существ Хагрид, и когда студенты её принимали, то сразу налаживали межфакультетские связи даже со слизеринцами, а к вечеру собирались вокруг пышущих жаром соплохвостов и поджаривали на их огне каких-нибудь милых и мягких для пережёвывания волшебных существ.

Самым же ненавистным предметом для Гарри оказались прорицания. Профессор, как говорили, каждый год выбирала себе новую жертву — которой в этом году оказался Гарри — и перманентно предсказывала ей смерть. И Гарри не очень-то нравилось во всех красках выслушивать, как он забывает надеть очки и, поскальзываясь на крутой лестнице, ломает себе шею. Так и мнительность недолго заработать — мало ему шалящего сердца, больной поясницы и страха перед сексом.

Время, в общем, летело незаметно. Чем заняться находилось и в выходные: в пять утра по субботам, пока старики гуськом шли к Чёрному озеру на рыбалку под Хагридову настойку, женский коллектив уже занимал очередь в магазины, чтобы купить шоколадных лягушек со скидкой на полученную накануне совиной почтой пенсию.

Вечерами все собирались в гостиных факультетов и, опасно размахивая спицами, открывали клуб вязальщиц, благодаря которому Хогвартс функционировал — всё-таки надо было откуда-то брать деньги, как минимум, на еду и зарплаты.

Гарри и не думал, что одиноким летом в огромном поместье, сверху донизу покрытом кристаллами Сваровски, будет скучать по шумному замку и как будет рад снова видеть своих старых друзей осенью на знакомой платформе девять и три четверти. Как же их там звали-то?..

— Гермиона, ты сильно изменилась за лето, — задумчиво протянул Рон, когда они закончили групповые объятия — Гарри в этот момент снова заклинило поясницу, и он с горечью вспомнил об умелых руках Дадли. — Правда, не могу понять, как именно.

— О, это так мило, что ты заметил, — кокетливо зарделась Гермиона. — Я всего лишь вставила себе золотые зубы.

И хотя вся женская половина Хогвартса была влюблена в пятидесятилетнего красавчика Филча, Гарри почувствовал, что между его друзьями что-то начинает зарождаться. Позже, когда он обнаружил в прикроватной тумбочке Рона вместо фастум геля смазку и презервативы, он только утвердился в своих подозрениях. Хотя хорёк-Малфой, которого Рон всё ещё периодически грозился трахнуть до звёздочек в глазах, немного сбивал со следа. Возможно, Рон и невозмутимо выслушивающий эти угрозы Малфой не знали о главном значении слова "трахнуть", а может, это просто была их маленькая "шахматная" тайна из молодости.

Гарри рассеянно почесал в затылке, а потом опустил руку и прикоснулся к шраму на лбу.

Шрам не болел уже шестьдесят лет. Всё было хорошо.