Венок из голубых роз и золотого лавра, или сказки на ночь (гет)

— Флёр, миленькая, а расскажи сказку... или какую-нибудь историю...

Вот так и начинаются наши вечерние приключения. В конце концов эта малышка сделает из меня сказочницу, романистку или автора научно-популярных книжек из серии "Всё обо всём". У нас дома эта серия занимает полшкафа, а шкафы у нас в библиотеке от пола до потолка, а потолки пятиметровые. Красивая серия, только благодаря специальным чарам не затрёпанная вконец, потому что в возрасте Габриэль я её до дыр зачитала — на каникулах. Ну, а у Габи есть я, чтобы всё пересказывать. Она любит слушать. И умеет: глаза горят, улыбка предвкушения так и расцветает, рассказывай, мол, дальше!

Ну и что с ней поделаешь? Вот и хотелось бы помолчать, помечтать, да просто лечь на спину и вытянуть ноющие от бесконечных тренировок конечности, но...

Габриэль — моя младшая сестрёнка, я её люблю и берегу, как могу. Ей не очень-то повезло с одноклассниками, да и мне, если уж на то пошло, тоже. Почему людям трудно любить (да что любить — терпеть хотя бы!) тех, кто чем-то выделяется? Отец говорит, людей пугают крайности. Почти наверняка будут травить самого красивого и самого неприглядного, самого умного и самого глупого. Самого богатого и знатного, впрочем, травить едва ли посмеют, а самого бедного — пожалуйста. Знаем, видали.

Нет-нет, наша семья вполне обеспеченная, да и род наш по отцовской линии — один из самых знатных во Франции. Наверное, поэтому нам не так уж плохо живётся в Шармбатоне, никто не посмеет причинить нам настоящий вред. Да и у мадам Максим сильно не разойдёшься в шалостях и каверзах. Думаете, изящество манер, балетная грация и безупречность облика просто так, сами по себе берутся? Нет, это результат железной дисциплины и долгой, подчас выматывающей работы над собой. В некоторых отношениях мы дадим сто очков вперёд знаменитому своей суровостью Дурмстрангу. У них строгость внешняя, прямолинейная, да и тёмной магией они увлекаются сверх меры. Шармбатон — иное дело; здесь воспитывают лучших, блистательных, сильных — сильных отнюдь не грубой силищей, а умом и умением безупречно вести себя в любой ситуации. Здесь ценят таланты и умеют огранить их. Франция долгое время была образцом для всей Европы, и в Шармбатоне этого не забывают; подчас бывает очень трудно, но я уверена, что оно того стоит.

Эта уверенность, надо признаться, привела меня на опасную дорогу. Теперь я — чемпион школы, участница Турнира Трёх Волшебников (то есть четырёх, уж не знаю, как это получилось, но с нами в компании очутился четверокурсник Гарри Поттер, знаменитый Избранный из учебника новейшей истории, — вопиющее недоразумение, чтоб не сказать больше); за окном шумит холодный английский дождь, а мы с Габриэль сидим в увешанной гобеленами спальне замка Хогвартс. То есть я сижу, а Габриэль уже лежит, укутавшись с головой в одеяло, один нос торчит. Я тоже кутаюсь в кашемировую шаль — мамин подарок: "каждый раз, милая, как будешь накидывать её, вспомни — это я тебя обнимаю..."

Ой, мамочка!..

Хогвартс поразил нас своей внешней неустроенностью (будто тут не кончилось Средневековье!) и какой-то расхлябанностью, что ли. Здесь видимо-невидимо привидений (представляете, какое впечатление они производят на магглорождённых!?). Да что там, у них историю призрак ведёт — и плохо ведёт, возмутительно плохо; наш месье Сен-Пьер в Шармбатоне — просто поэт, на лекциях чуть ли не спектакли в одиночку разыгрывает, так и горит своим предметом. А здесь! Да и другие учителя весьма своеобразны. Мне понравилась профессор Макгонагал, декан Гриффиндора — она строгая, но не слишком, и у неё есть чувство юмора, а профессор Флитвик, пожалуй, смог бы влиться в педагогический состав нашего Шармбатона; профессор Спраут, увы, не смогла бы — она отличный специалист и очень добрая, видимо, женщина, но её внешний вид... ни в какие рамки! А декан знаменитого Слизерина? Он, безусловно, блистателен в зельеварении и, говорят, в тёмных искусствах смыслит ещё лучше, просто великолепно; очень может быть. Пока он говорит о своём предмете, я готова уважать его всей душой. Но в Шармбатоне никто, никогда не позволил бы себе таких оскорбительных, унизительных замечаний в адрес учеников. К счастью, насчёт нас, учеников Шармбатона, он ещё не прохаживался. Попробовал бы он! Впрочем, мы не даём повода. Придраться к нам — сложная задача. Ха! Мне кажется, профессор Снейп даже немножко сожалеет, что на нас зло не сорвёшь. А он очень злой, очень... Поговаривают, что он злится на профессора ЗОТИ, бывшего аврора Аластора Грюма по прозвищу Грозный Глаз. Да, такого своеобразного преподавателя у нас в школе тоже не потерпели бы. Нет-нет, занятия с ним полезны, но несколько... чересчур впечатляющи. Правда, трудно найти претендента на проклятую должность — больше года на ней никто не задерживается, хорошо, если целым и невредимым из замка уходит. Говорят, профессор Снейп каждый год подаёт прошение и получает от директора отказ: такой у них ритуал. За плечами этого профессора кроется какая-то тайна, и можно было бы придумать о нём целый роман, если бы он только не вёл себя так отвратительно. Герой романа может быть мрачным, жестким, резким, но он не может унижаться до мелочных оскорблений.

Что уж говорить об учениках! Они не встают, когда входят учителя, болтают, читают посторонние книжки на уроках и вообще очень мало смыслят в правилах этикета, вечно шумят, носятся по коридорам, даже старшие ведут себя, как маленькие, подстраивают мелкие и довольно нелепые каверзы, шалят и хулиганят. В Шармбатон они просто не смогли бы пронести всю эту дурацкую продукцию из лавки "Зонко". Да и желание делать глупости после напряжённой учебы как-то тает. И потом... всё дело — в коллективе. У нас бы этого просто не поняли. У нас так не принято.

А как они ведут себя с этим бедным мальчиком, Гарри? Хогвартс восхищается Седриком Диггори, своим "законным", заранее одобренным учителями чемпионом, знаменитым Виктором Крамом, мною, но на беднягу Гарри изливают такие помои, что тошно смотреть. Мы втроём решили, что это пора пресечь, кое с кем переговорили, но остановить такую волну — дело не одного дня. Да и учителя на всё смотрят сквозь пальцы.

Очень странно, что преподаватели вообще позволили ему участвовать, тем более что парень явно не горел желанием становиться чемпионом. Он и возле Кубка Огня околачивался больше за компанию с друзьями из семьи Уизли — кажется, это многочисленное рыжее семейство заполонило половину факультета Гриффиндор. На самом деле сейчас их в стенах замка только пятеро; а ещё есть двое старших братьев, которые работают где-то за границей. Налицо один из организаторов Турнира, Персиваль Уизли, и ещё школьники: девочка Джинни, друг Гарри Поттера Рональд (правда, они сейчас в ссоре — хорош друг, в самую трудную минуту бросил!), и ещё близнецы Фред и Джордж. Вот они кидали свои имена в Кубок, хоть им и семнадцати нет, и, разумеется, получили наказание от директора — две великолепные седые бороды. Всякий, не достигший нужного возраста и приблизившийся к Кубку, получал такое украшение. Чувство юмора у Дамблдора своеобразное, но оно, определённо, есть. Седобородые близнецы были просто очаровательны в своём гневе и недоумении. Надо сказать, эти двое столь энергичны и изобретательны, что могут затмить стаю пикси. Только деятельность у пикси бессмысленная, а у этих всегда есть запретная и сулящая выгоду инициатива. В Шармбатоне их живо заняли бы делом, дополнительными занятиями, тренировками — и им же было бы лучше, толк бы из них вышел. А тут одни детские выходки.

А это противостояние факультетов! Не стой за этой традицией таких кровавых противоречий, она была бы по-своему хороша. Соперничество, конечно, подстёгивает. Но, судя по поведению и общему уровню знаний среди учащихся Хогвартса, их соперничество подстёгивает не к совершенствованию в учёбе, а к озлоблению и хулиганству. Нет, всё-таки права наша мама: лучшая мотивация в любом деле — это понимание, что ты совершенствуешься для самого себя, для достижения собственной цели, и цели достойной. Тогда всё сможешь. И не выдохнешься, когда настанет самый трудный период. Если, конечно, задача по плечу.

Мне по плечу стать чемпионом, по плечу сочинить сказку и пересказать половину энциклопедии. Но сегодня...

— О чём же тебе рассказать, Габи? Может, из истории Хогвартса?

Габриэль помотала головой и ещё сильнее закуталась в одеяло.

— Нет, хватит с меня Хогвартса, — сморщила носик она, — лучше расскажи про голубую розу.

Что ж, малютка Габриэль скучает по дому. Я тоже скучаю. Серо-голубой замок на холме, в окружении зелёного леса, с внутренним садиком и оранжереей, похожей хрустальную шкатулку, где цветут голубые розы, такие, как на нашем фамильном гербе; каминный зал, старинные фрески на стенах, и наши комнатки, и мама с папой — всегда рядом, всегда. Да! Все мы любим расправлять крылья и мечтаем улететь в далёкие страны, но возвращаться будем непременно в родное гнездо...

— Что ж, слушай, Габриэль, — начинаю я обстоятельно, словно она не знает семейную легенду от начала и до конца, — давным-давно, когда принцессы и рыцари ещё не перевелись, а Статут не приняли, появился в семье Делакур удивительный юноша...

Наш предок Жан Делакур был и красив, и статен, и, как полагается воину и рыцарю, владел мечом и боевой магией на высочайшем уровне. И жить бы ему, как все остальные, воевать, завоёвывать новые земли, побеждать драконов (их тогда по лесам и горам пряталась тьма тьмущая, не то что сейчас!), жениться на богатой и знатной невесте да завести десяток крепких сыновей. Но возжаждал Жан Делакур учёности, желал служить он наукам, вместо турниров ездил по университетам, бродил по дорогам, как простой школяр, сочинял стихи, а затем и стал тем, кем хотел — великим учёным, великим, несмотря на свою молодость. И вот однажды услыхал он, что у одного графа, что жил на самом краю королевства, случилась беда: прокляла его юную дочь злая ведьма, и сделала так, что невинная мечта бедной девушки обернулась для неё великим мучением. И не было покоя несчастной, пока не расцветёт в её саду голубая роза; а если не случится этого через полгода, то есть следующей весной, исчахнет она от горя. Горевал граф, мучился, а поделать ничего не мог — ведь он был к тому же магглом, а тогда, хоть Статута ещё и не было, магглы уже мало знали о волшебниках и не ведали, к кому лучше обращаться. Да и среди магов не знали никаких голубых роз. И роза должна была быть настоящая, иначе ничего не вышло бы, не удалось бы снять заклятие. Жан был добрый человек, жаль ему стало и отца, и девушку. Приехал он в графский замок под видом простого путешественника, взглянул на девушку (звали её Изоттой) и влюбился без памяти; верно, сама любовь его вдохновляла, что сумел он за полгода создать голубую розу и спасти жизнь Изотте. За это время она и сама его полюбила, мечтала выйти за него замуж, хотя считала его простолюдином, а гордый и не то чтобы благодарный граф о том и думать не хотел. Но тогда Жан назвал своё истинное имя, открыл, что он даже познатнее маггловского графа будет; поженились они с Изоттой и жили долго и счастливо. На гербе семейства Делакур появилось изображение голубой розы, а гобелен, затканный этими чудесными цветами (с него-то, с этой фантазии юной Изотты, и началась вся история), стал передаваться у нас из поколения в поколение.

Он очень красивый, этот гобелен, несмотря на древность; лежит у нас в лучшей комнате под стеклом, люди приезжают посмотреть на него, как на достопримечательность. Не очень удобно, когда по твоему дому ходят экскурсии, но мы привыкли. Что поделаешь — зато у нас есть голубые розы и славное имя.

А у голубых роз, надо сказать, есть множество чудесных свойств. Из их эфирного масла делают лекарства и духи — аромат совершенно особенный, очень лёгкий и нежный. Несколько поколений назад в нашей семье появилась ещё одна традиция: дарить девушкам на совершеннолетие первый флакон духов "Голубая роза". Вот он, мой флакончик, стоит на туалетном столике, чуть мерцает в сумерках...

— А как же злая ведьма? — подала голосок Габриэль.

Что-то я рассеянна сегодня. Забыла про негодяйку.

— А что ж ведьма? Позеленела и лопнула от злости. Так ей и надо.

— А почему она возненавидела Изотту?

Ну и ну! Как же я могла рассказ-то так повести?

— А из зависти! И такая же тварь была эта злая колдунья... Под видом бедной паломницы, что ходит по святым местам, проникла она в замок; приняли её радушно, и увидела там рукоделие Изотты, которая была весьма искусна в шитье и вышивании; особенно же красив вышел гобелен с чудесными голубыми розами, каких в природе тогда ещё не бывало. То была мечта этой девушки, наделённой богатой фантазией. Но злые колдуньи так устроены, что терпеть не могут чужого искусства, чужого успеха и чужой мечты. Вот и прокляла злодейка Изотту. Но хорошие люди помогают друг другу, а потому хорошему человеку всё на пользу, и беду можно в победу обернуть, а вот злодеям хорошо никогда не будет — они ни побеждать, ни проигрывать не умеют...

Ох, несёт меня в иную сторону: заняты мысли Турниром. А Габи уже и спит, дышит ровно и спокойно. Спи, малышка, спи, моя славная, пусть тебе снятся прекрасные сказочные сны...

А мне, кажется, в эту ночь будут сниться драконы.

Именно сражение с драконом станет нашим первым испытанием. Что ж, мы знали, на что шли, знали, что рискуем жизнью. Не так уж мы и плохи, как я посмотрю: все четверо попытались довести до сведения друг друга то, что нам рассказали под большим секретом наставники. Строго говоря, мы не должны знать, что за испытания нам предстоят, но это слишком опасно, так что нас готовят. В старину было жестче, но теперь никто не хочет человеческих жертв на Турнире.

Что ж, я понимаю, отчего Ильверморни и Колдовостворец отказались от участия в "этом цирке". А всё-таки я не могла не воспользоваться шансом. Ведь я — первая ученица Шармбатона, лицо и гордость школы. Наград и кубков у меня накопился уже целый сундук. Участие в Турнире Трёх Волшебников раскрывает многие двери, прибавляет блеск и вес имени волшебника. Я собираюсь многого добиться и быть достойной своей славной семьи. Я хочу проверить свои силы. Я знаю, что они мне пригодятся. Не за горами время, когда и мне придётся встать на защиту своей семьи, страны, своих убеждений. Неспокойно не только в Англии. Но мы справимся. Разумеется, справимся.

...За окном по-прежнему шумел английский дождь — сильный, холодный. Тьма непроглядная. Как там в своих клетках наши бедные драконы?

А у нас здесь тепло и уютно. По гобеленам бегут белые единороги, склоняют головы перед Прекрасными Дамами, а храбрые рыцари скачут верхом сквозь непроходимые чащи навстречу приключениям. Пожалуй, я должна признать — есть в Хогвартсе своё неповторимое очарование, и некоторая доля удальства и безрассудства ему идёт.

А всё-таки всё хорошо в меру.

На этом я и уснула.

* * *

— Флёр, твою "Голубую розу" унесла какая-то огненная крыса! Прости, я ничего не смогла сделать, я...

О нет! Только этого не доставало...

После долгого дня, проведённого на занятиях, и не менее напряжённого вечера в библиотеке хочется отдохнуть. Сегодня было сделано немало: сдана контрольная по трансфигурации, начата новая тема по нумерологии, влеплено между глаз небольшое проклятие одному ретивому слизеринцу, преследовавшему Гарри с воплями "Ты смердяк!", замечено, что Виктор Крам, вместо того, чтобы читать про драконов, пожирает глазами завсегдатая школьной библиотеки Гермиону Грейнджер (она же друг Гарри Поттера, она же одна из лучших учениц Хогвартса — судя по корешкам книг, которые она с увлечением читает, девочка и впрямь сильно опережает программу). Означенная мисс Грейнджер взирает на меня с плохо скрытой неприязнью — видимо, есть в наших натурах что-то глубоко различное (а может и общее — мы обе явно честолюбивы!), она это чувствует и сердится. Да и что греха таить — коль ты на четверть вейла, на тебя будут оглядываться почти все парни и сердиться почти все девушки. Увы.

Я ещё не решила до конца, как справиться с драконом, и мне хотелось только одного — вернуться в нашу с Габриэль уютную спаленку, обнять сестрёнку и забыть обо всех сложностях. Но не тут-то было!

Габриэль встретила меня испуганным возгласом, возвещая, что невиданное существо стащило мой именинный флакон духов. Я так и обмерла:

— Крыса? Огненная?

— Да, и я ничего не смогла сделать, она так щёлкнула зубами, и я...

— О, Габи, надеюсь, ты её не трогала?

— Нет, я...

— Покажи руки!

Габриэль покорно продемонстрировала мне свои розовые ладошки. Слава Богу, ни ожогов, ни укусов.

— Это была такая большая крыса, с кошку, и вокруг неё словно пламя какое-то, но оно ничего не жгло, и глаза у неё такие красные, блестящие... схватила лапками флакон и убежала... испарилась! Ой, что это было, Флёр?

Я устало опустилась на край постели. Ну и ну!

— Это была так называемая драконья крыса, Габи. Они живут в симбиозе с драконами, у них огнеупорная шкурка, поэтому выглядит как бы горящей. Драконы их защищают, а крысы уничтожают на теле драконов всяких вредителей, даже "чистят" драконам зубы, то есть выбирают и вычищают из их пастей лишнее. Эти крысы очень умные, они могут приносить драконам...

Тут до меня дошло, что к чему, и я вскочила на ноги, хватая плащ и шляпку.

— Ой, Габриэль, я бегу! Потом объясню!

А что тут объяснять: для дракона лепестки голубой розы — как валерьянка для кота. Но духи на основе этой розы — яд, даже в столь крошечной дозе, какая содержится в моём флаконе... крошечной для драконьей туши, конечно!

Уже на пороге я обернулась и погрозила сестрёнке пальцем:

— Не смей никуда уходить! И если придут какие крысы — не смей их трогать! Пусть берут что хотят, лишь бы тебя не покусали!

Габриэль кивнула, усевшись на кровать и на всякий случай подобрав под себя ножки. Надеюсь, никого тут больше не появится...

А я уже бежала по коридору к ближайшему боковому выходу, на ходу натягивая плащ и накладывая на него заклинание "Импервиус", поскольку за окном опять шёл дождь, а являться к драконологам в образе мокрой мыши я не собиралась.

Вот и Запретный лес, вот и знакомая полузаметная тропка, по которой мы уже ходили с мадам Максим, и походные палатки драконологов, и необъятно высокие клетки с драконами. От этих клеток как раз движется в лёгких сумерках высокая фигура с огненно-рыжей шевелюрой.

— Простите, сэр, постойте! — воскликнула я, подбегая к нему.

Он скользнул по моим тонким туфелькам на каблуках чуть насмешливым и удивлённым взглядом — да, да, я экипирована не для прогулок по лесам, но чары не дают мне запачкаться и уронить достоинство, а это главное. Узнаешь, господин драконолог, из-за чего я прибежала к тебе, поймёшь, что у меня не было времени на переодевание. За твоих же подопечных беспокоюсь!

В двух словах я изложила ему своё дело, и он так и ахнул:

— Точно дети малые! Спасибо, мадемуазель Делакур, сейчас пойду вызволять ваше имущество... только, боюсь, использовать его по назначению будет уже нельзя. Крыса была огненная? С красными глазами? Значит, хвосторога...

Оказывается, красноглазые крысы чаще всего селились на хвосторогах.

— Вы что, пойдёте в клетку с драконами... один?

Он испытующе поглядел на меня, видимо, на что-то решаясь:

— Идемте со мной, мадемуазель.

Я кивнула.

Он оставил меня по ту сторону решётки убежища хвостороги. Зверюга завозилась, неуклюже пятясь в угол и крепко сжимая свои чудовищные челюсти. Ни дать, ни взять — собака, которая съела что-то запретное без ведома хозяина. Это было бы смешно, если бы только к этому огромному созданию не приближался человек — такой хрупкий по сравнению с монстром! Я сжимала свою палочку изо всех сил, припоминая все известные мне заклятия против драконов. Разумеется, я не должна навредить хвостороге. Но когда на чаше весов жизнь человека и жизнь зверя...

Но драконолог ничего не боялся. Он бесстрашно поднял волшебную палочку, наставив её на драконшу, и нараспев прочитал заклинание. Чудище замерло с остановившимся взглядом жёлтых глаз, а потом потихоньку, потихоньку опустилось на брюхо, положило голову на землю и раскрыло пасть. Я вдруг заметила, что внутри клеток царит лето: на земле зеленеет трава и цветут одуванчики, которые хвосторога нещадно примяла. А драконолог сбросил мантию, оставшись в какой-то почти маггловской экипировке, и двинулся прямо к раскрытой пасти. Неужели он туда зайдёт?

Именно! Придерживая одной рукой верхнюю челюсть дракона, он встал на нижнюю (чудище скосило глаза) и заглянул внутрь, сосредоточенно оглядывая драконью пасть и защёчные мешки, что так и раздувались у основания головы монстра. Несколько взмахов палочкой, "акцио!", и вот — пожёванный флакон летит в приготовленную для этого посудину. Дракон завозился, заскрёб когтями землю, но продолжал лежать, словно чья-то сильная рука придавливала его и держала. Я вздохнула с облегчением, когда драконолог вышел из пасти чудовища, подхватил посудину, свою мантию и вышел из клетки, захлопнув за собой дверь и скрепив замок надёжным заклинанием. И вовремя — хвосторога очнулась, подняла голову, села на задние лапы и с обиженным рёвом кинулась на решётку.

Драконолог взмахнул над головой волшебной палочкой, накладывая очищающие заклятия, набросил на плечи мантию и со смущённой улыбкой обернулся ко мне.

— Боюсь, мадемуазель Делакур, ваши духи безнадёжно испорчены. Мне очень жаль, мы должны были лучше следить за охранными чарами. А заповедник вам обязан — своим своевременным появлением вы спасли жизнь венгерской хвостороге. Как видите, едкая слюна дракона уже начала разъедать хрусталь. Ещё немного, и... утром мы нашли бы труп в этой клетке. Я не думаю, что мы можем возместить вам потерю дорогой вещи, но...

— Возможно, завтра я и расстроюсь из-за потери своих духов, — сказала я, — но сейчас я так рада, что мою сестру не укусила крыса, а ваша прелестная питомица цела, что больше ничего и не надо. К тому же... я слышала заклинание. В последнее время я перечитала горы литературы о драконах, а о таком и не слыхала.

— Естественно. Чары ещё в разработке. Видите ли, в основе лежит почти та же формула, что и в Империо. Вроде как тёмная магия. Пограничная. В данном случае — служит во благо, но мы не слишком надеемся, что нам удастся запатентовать и распространить своё изобретение. А ведь многим облегчило бы жизнь... — он вздохнул, и в этом вздохе был груз подлинных сожалений.

В самом деле! Драконам нужны гигантские дозы транквилизаторов, чтобы ввести их в искусственный сон, и действуют они не сразу. Драконы — существа холоднокровные, и их нельзя приручить, как льва или саблезубого тигра. Остаётся только воздействовать магией — это быстро и эффективно. Но... о, если бы сумасшедшие экстремисты не мешали учёным работать, а остальным людям — спокойно жить!

— О, я понимаю, — отвечала я, — и всей душой желаю вам успеха.

Меня восхитило мужество драконологов, которые разрабатывали новые чары, осознавая риск и не страшась, что их усилия окажутся напрасными и непринятыми. Время их открытий ещё придёт. Хорошо бы, чтобы не слишком поздно.

— Спасибо. На Турнире, в крайнем случае, мы применим эти чары подчинения зверя. Вы слышали заклинание. С него не стоит начинать, но когда речь идёт о жизни и смерти...

— Спасибо. А Гарри знает?

— Знает. Я полагал, что он уже довёл до сведения остальных.

— Видимо, не успел. Он слишком мал для таких испытаний.

— У него за спиной испытания покруче.

— Да, — я кивнула, — мне пора, нужно вернуться до отбоя. Не то мистер Филч...

— О да, Филч! И ещё миссис Норрис! — расплылся в улыбке драконолог, точно ему о старом друге напомнили. Наверно, когда он сам учился, сердитый Аргус Филч со своей кошкой не вызывали у него столь тёплых чувств, но теперь, когда школьные годы оказались за плечами...

Я понимающе улыбнулась и сделала шаг в ту сторону, где лежала заветная тропинка.

— О нет! — вдруг воскликнул драконолог, протянув руку, словно хотел схватить меня за рукав, но в последний момент затормозил. — Вам нельзя возвращаться тем путём. В этот час там проходят мерцальщики.

Мерцальщики! Жутковатого вида ночные существа вроде волков — с мерцающей в темноте густой шерстью. Из-за этой шерсти их почти истребили, но в Запретном лесу осталась одна из немногих стай, живущих на свободе, а не в магическом зоопарке или питомнике.

Я остановилась, а мой собеседник продолжил говорить:

— Я провожу вас, мадемуазель Делакур, другой дорогой. И, кстати, я так и не представился: меня зовут Чарльз Уизли, — и он провёл рукой по рыжей шевелюре, — вы, наверно, знаете моих братьев... и сестру.

— Очень приятно, — улыбнулась я, протягивая ему руку, которую он чересчур осторожно пожал (думал, я фарфоровая? ха!), — конечно, знаю! Они очень яркие личности. Во всех смыслах.

— О да, — фыркнул Чарльз Уизли, — частенько думаю, что пора взять Фреда с Джорджем в оборот, пока они не натворили бед. Но я работаю в Румынии — не разорвёшься...

— Должно быть, сложно было с такими младшими братьями?

— Ещё как! Зато не соскучишься. У вас ведь тоже есть сестра?

— Да, но только одна, и очень тихая и спокойная малышка.

— Вам повезло.

— Я знаю...

За разговором мы обошли клетки с драконами и двинулись по тропинке, взбиравшейся на поросший древними соснами холм. Папоротники и кустарник, составлявшие подлесок, уже покоричневели и облетели; дождь кончился, но небо было по-прежнему затянуто тучами, и мы освещали себе дорогу "люмосами". В некоторых местах корни сосен образовывали естественные ступеньки сотворённой природой лестницы, в некоторых — торчали как попало, и мне пришлось не раз опираться на руку мистера Уизли.

— Я давно здесь не ходил, — произнёс он извиняющимся тоном, — да и после дождя...

— Ничего, зато похоже на лестницу во дворце лесного царя, — сказала я, забываясь. У всех этих Уизли есть какая-то особая черта — с ними быстро чувствуешь себя легко и свободно, будто знал их всю жизнь, с самого детства. Ну и что ж? Могу я себе позволить быть немножко романтичной? Мистер Уизли улыбнулся и покачал головой — мол, надо же такое выдумать! Но язвить не стал, сказал только:

— Хорошо, что вы во всём стараетесь видеть положительную сторону.

Мы поднялись на холм, и дорога стала ровнее; я перестала было цепляться за мистера Уизли, но он предложил мне подойти к краю обрыва, и я незаметно для себя вновь схватилась за его локоть.

Мы стояли над той самой тропинкой, по которой я пришла из Хогвартса; светящейся вереницей по ней шли крупные волки-мерцальщики. Они ступали медленно, величаво, с каким-то грустным достоинством — бедняги, исчезающий ведь вид!

— Это очень красиво! Отсюда — даже совсем не страшно, — воскликнула я, и мистер Уизли улыбнулся, явно довольный.

Дорога к замку вообще шла по очень красивым местам, хотя сейчас, по осени, красота эта была печальна.

— Весной здесь лучше, — заверил мистер Уизли.

— Надеюсь, что увижу здесь весну!

То разговаривая, то замолкая, мы подошли к школе, к тому самому боковому выходу, которым я воспользовалась недавно.

— До свиданья, мадемуазель Делакур. Спасибо вам ещё раз.

— И вам спасибо, что проводили меня, мистер Уизли.

Он улыбнулся:

— Все зовут меня Чарли.

— А меня — Флёр, — ответила я. — Доброй ночи, Чарли.

— Доброй ночи, Флёр.

Я юркнула за тяжёлую низенькую дверь и взбежала по лесенке, чтобы добраться до первого оконца. Встав так, чтобы снаружи меня не было видно, я взглянула на дорожку. Чарли Уизли широким шагом уходил в сторону Запретного леса, и мне стало по-глупому страшновато за него. На повороте дорожки он вдруг обернулся. Я не выдержала и показалась в окне.

Сверху до меня тут же донёсся голосок Габриэль:

— Флёр! Вот ты где! Где ты пропадала? Я уж испугалась!

Я поспешила к ней.

— Нигде не пропадала. Спасала хвосторогу. Дракон мог умереть из-за моих духов.

— А кто это тебя провожа-ал? — с лукавой улыбкой спросила Габриэль. Ах ты моя маленькая лисичка, даром что белокурая!

— Это просто драконолог.

Габи улыбнулась ещё шире.

— Будешь хихикать, ничего не расскажу!

Это подействовало. Рассказав сестрёнке коротко, без упоминания полусекретных чар, историю об утерянном флаконе и спасённой хвостороге, а также о веренице мерцальщиков и прочих чудесах Запретного леса, я наконец смогла отправиться в постель. Я заснула, едва голова моя коснулась подушки, и мне снилось, что Чарли Уизли летит на драконе ко мне на помощь, а мадам Максим возлагает нам всем — всем четверым чемпионам — на головы золотые лавровые венки.