Обреченные (джен)

Итак, бодрствуйте, ибо не знаете,

когда придёт хозяин дома:

вечером, или в полночь, или поутру.

(тексты древней Терры).

Открыв глаза, я почувствовал сильную головную боль. Прищурившись, попытался приподняться на локтях, но сразу же почувствовал острую боль в правом плече. Издав стон, я облокотился на левую руку и окинул взором окоп. Сарк, Дуглас, Захар и Украм выглядели кусками мяса, лежавшими в лужах крови, смешанной с грязью окопа. Увидев это, я не смог сдержать рвотный позыв. Слегка забрызгав форму, я отполз к противоположному краю окопа, где оперся о земляную стену, и тяжело выдохнул. Головная боль не покидала меня. Опустив взгляд на правую руку, я увидел, как с пальцев перчатки на землю капает алая кровь. В этот момент боль в правом плече снова дала о себе знать. На противоположном краю окопа находились остатки артиллерийской установки, теперь уже искореженный кусок металла. «Повезло, что снарядов рядом не было», — подумал я. Вокруг окопа была непроглядная серая дымка, из которой в окоп и прилетела граната, унесшая жизни расчета. Слева от меня в грязи лежала рация. Я потянулся к ней в надежде вызвать помощь, попытался настроить её на штабную чистоту, но всюду ответом мне было только шипение статики. Увеличив громкость, я понял, что это был не шум статики, а голоса, которые сливались в пение. Я не мог разобрать слов, но чувствовал, что должен попытаться это сделать. Залипнув, я уставился на динамик рации, который, похрипывая, продолжал проигрывать одну и ту же мелодию.

Я продолжал держать в руках включенную на максимальную громкость рацию, из которой доносилось милое пение. Густой серый туман никуда не делся и все так же продолжал окружать окоп. Как бы ни старался, я не мог оторвать глаз от рации, упрямо продолжая смотреть на динамик. Звук проникал в самую душу, даря спокойствие, как будто убаюкивая. Чувствовалось облегчение, перерастающее в чувство эйфории. Кровоточащая рана плеча, полученная от осколков попавшего в орудие снаряда, перестала ныть, что позволило облокотиться на холодную землю окопа.

На лице появилась легкая улыбка от опьяняющей эйфории. В этот момент мне показалось, что у тумана появился вкус. Легкая сладость на языке, которая напомнила мне о сладкой вате из лавки Сталька Тикса. Этого хитрого, скрупулезного мужичка из семьи лавочников. Каждое лето этот молодой предприниматель размещал свою лавку на набережной реки Опь, напротив центрального входа в парк имени Дориана, где в выходные проводило свое время большинство населения города. Все детишки перед входом в парк тянули своих родителей в лавку, чтобы те купили им сладости.

— Стальк… — протяжно сказал я вслух, улыбаясь. Облизнув губы, я не почувствовал вкуса крови. — «Засохла», — пролетела в голове мысль.

Я продолжал сидеть в окопе, прижавшись спиной к земле. От продолжающегося песнопения мои мысли стали заполняться зернами беспечности и обреченности. Теплая кровь, капающая из-под левой перчатки, больше не доставляла мне прежних неудобств. «Наверное, рана затянулась», — подумал я. Мне хотелось остаться в этом полном трупов окопе навечно и просто слушать это. Эту непрекращающуюся согревающую мелодию.

Из мыслей меня выдернули тяжелые шаги где-то впереди. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся по сторонам в поисках источника звука, но ничего не увидел. В этот момент из рук выпала рация, в которой продолжалось песнопение. Она упала в грязь динамиком вверх. Звуки шагов усиливались, но их источник не появлялся. Мне показалось, что громкость песнопения усилилась, отчего я опустил тяжелый взгляд вниз. В этот момент на меня нашло головокружение, и картинка перед глазами стала периодически расплываться.

Подняв голову, я увидел в тумане зеленую полоску визора, приближающуюся ко мне. Она качалась при приближении, сопровождаясь звуками тяжелой поступи. Сомнений не осталось — это легионер астартес. Сглотнув слюну, медленно я посмотрел по сторонам окопа в надежде, что где-то лежит лазган, но меня ждало только разочарование. Оружия нет. Разочаровавшись, я просто продолжил стоять и смотреть на приближающегося ко мне воина. Рация не умолкала. В этот момент меня покинуло чувство тревоги и начало появляться ощущение какой-то легкости. Мне стало казаться, что я могу улететь отсюда, но ноги магнитами прижимали меня к грязи окопа.

При его приближении я увидел, что это действительно легионер. Воин шагал по лежавшим под ногами трупам, отчего периодически слышался хруст ломающихся костей. Даже несмотря на дымку было видно, что его доспех забрызган кровью, а местами видны отметины от лезвия холодного оружия. Было тяжело определить его принадлежность к конкретному легиону. Руки легионера были свободны, болтер покоился на поясе, а из-за спины торчала рукоятка длинного меча, от которой по ветру развевались потрепанные свитки.

Чем ближе он подходил, тем сильнее становился звук сервоприводов его доспеха, при этом сам десантник сохранял молчание. Туман отступал перед взором, и мне предстали цвета легиона. «Двенадцатый», — выдохнув, произнес я. От пересохших губ во рту чувствовалась сухость. Я облизнул их, после чего втянул ртом горячий воздух. Жар обдал гортань, отчего я начал кашлять, прикрыв рот руками. Убрав руки, я увидел свежую кровь на ладони. Песнопение в ушах продолжалось. Мне даже показалось, что оно стало еще громче. Я сосредоточился на себе и потерял легионера из вида.

В этот момент он ступил в окоп. Воин возвышался надо мной и спокойно смотрел мне в лицо. На поясе воина висела веревка, на которой болтались человеческие черепа, которые стукались на ветру о доспех, играя свою мертвую мелодию и глядя на меня из пустых глазниц. Среди этой коллекции я заметил и череп побольше.

— Да-а-а… С нами же были легионеры, — подумал я.

Подняв руки, легионер отстегнул ремни и под звуки шипения выходящего воздуха снял шлем.

Мне предстало обветренное лицо больного, безумного человека. Все его лицо было картиной из шрамов и олицетворяло ужас. Глубокие порезы были похожи на русла рек, которые расчертили лицо их владельца. Красные налитые кровью глаза готовы были выскочить из глазниц или же просто лопнуть, забрызгав всё вокруг. Легкие тики мышц лица сопровождались белой пеной, скопившейся в уголках рта воина. Напряжение на его лице нарастало, отчего тиков на лице становилось все больше. Сзади из затылка торчали какие-то провода, которые уходили куда-то вглубь спины воина.

Молчание продолжалось. Я смотрел ему в лицо, которое периодически расплывалось и подергивалось от нервных тиков, при этом моим вниманием продолжало владеть невнятное, но такое близкое пение из динамика рации. Его тонкие черные косички, спустившиеся на грудь доспеха, развевались на ветру, а иногда били его по лицу, но стеклянный и голодный взгляд легионера не могло отвлечь данное обстоятельство.

Воин вернул шлем на место, который притянулся с шипением к доспеху, после чего он резко дернул головой вправо, издав характерный хруст, и опустил свой взгляд на меня.

— Ему нужно будет больше черепов, — медленно проговорил воин.

Через решетку шлема голос был похож на рык какого-то дикого животного, но меня это мало волновало, ведь я опять вспомнил про Сталька. Про вкусную сахарную вату и выходные в парке с родителями. Я продолжал молча стоять и смотреть на лицевой щиток шлема воина.

Легионер опустил свою руку на мою голову, но я даже не почувствовал её веса. Затем он наступил мне на ноги своим ботинком. Кости моих стоп хрустнули под его весом, что вызвало лишь легкий смешок через решетку шлема.

— За красного ангела! — пророкотал воин, после чего оторвал голову гвардейца от тела. Оставшаяся часть упала в лужу окопа, которая и до этого состояла из крови солдат артиллерийского расчета.

Туман укрыл уходящего с головой в правой руке легионера своей пеленой, а ветер растворил звуки его доспеха, оставив окопу только продолжающееся песнопение из динамика рации, лежащей в грязи рядом с обезглавленным телом гвардейца.