Зеркало (джен)

С зеркалом было что-то не так, в этом Алонзо не сомневался. Когда ему было пять, у него случилась истерика из-за этого зеркала. "Оно плохое, плохое", — рыдал он, но, к сожалению, взрослый Алонзо не мог вспомнить, что же тогда его так расстроило. Зеркало, как и весь особняк, принадлежало деду, которого он навещал несколько раз в год. А после смерти родственника оказалось, что он стал его новым владельцем. В завещании отдельным пунктом были перечислены предметы, которые дед просил не убирать и не переставлять в течение года. К сожалению, проклятое зеркало было среди них. Душеприказчик выглядел так сурово и неприступно, что Алонзо не рискнул предложить ему деньги в обмен на разрешение сделать перестановку. Зеркало висело в глубине холла, и Алонзо не вспомнил бы о нем, если бы, вернувшись поздно вечером домой, не обнаружил, что от него исходит легкое голубое сияние. Да, он вернулся с приема, который устраивал сосед, и был слегка подшофе, но не настолько, чтобы видеть то, чего нет!

С тех пор к нему вернулись былые страхи, и он начал пристальнее следить за зеркалом: бросал на него взгляд, когда проходил мимо, или специально вглядывался в отражение, рассматривал слегка помутневшее от времени стекло, деревянную раму. Несколько дней ничего не происходило, но однажды в зеркале отразился витраж — цветные пятна лежали на полу и мебели. Это длилось всего мгновение, но Алонзо был уверен, что ему не почудилось. В следующий раз он услышал в холле шум волн — зеркало превратилось в иллюминатор на корабле, стекло исчезло, волны переливались через раму, заливали пол, и по дому гулял холодный морской ветер. Алонзо позвал кухарку, бросился вперед — но его рука уперлась в стекло — сухое, чистое стекло, не было и луж под ногами. Кухарка неспешно пришла с кухни, вытирая руки тряпицей. Чтобы не прослыть сумасшедшим, Алонзо принялся обсуждать с ней обед.

Зеркало явно играло с ним. Оно показывало горные хребты, зеленые долины, маковые поля до горизонта. Оно отражало Алонзо то в рыцарских латах, то в кителе матроса, то в грязном нищенском рубище, но лишь на мгновение — наваждение пропадало прежде, чем он мог приглядеться, убедиться, что не бредит, и тем более, позвать кого-то еще.

— Довольно! — решил Алонзо. — Я докажу, что это зеркало проклято.

Поздно вечером, дождавшись, когда кухарка уйдет, он перенес в холл кофейный столик, стул, письменный прибор и бумагу. Алонзо решил просидеть перед зеркалом всю ночь — со злого часа и до утренних петухов — и записать все, что увидит. Однако зеркало отражало лишь его самого за столом в тусклом свете свечи. Алонзо боролся со сном и лениво рисовал на бумаге силуэт хорошенькой соседской дочери. Вдруг ему показалось, что на мгновение холл озарился светом — он поднял глаза от бумаги — ничего.

— Так и запишем — вспышка света, — упрямо сказал он.

— Хотите кофе, сэр? — за его стулом бесшумно появился слуга. — Я взял на себя смелость сварить, учитывая, что вы собираетесь бодрствовать.

— Спасибо.

— Сэр, — снова заговорил слуга, — все-таки, чего вы хотите? Вы целыми днями изводите себя этим зеркалом, в то время как могли бы наслаждаться жизнью, посещать знакомых и даже… — он многозначительно кивнул на рисунок. — Мне кажется, знаки внимания с вашей стороны были бы приняты благосклонно…

— Ты не понимаешь, — нетерпеливо махнул рукой Алонзо. — Это непростое зеркало, и я это докажу!

Несмотря на кофе, глаза его начали слипаться еще сильнее. Видимо, он был в таком нервном возбуждении, что дополнительный стимулятор только истощил его. Он уронил голову на руки, но тут же открыл глаза.

— Я не сплю!

— Позвольте, сэр, — слуга поместил подушку ему под спину и укрыл пушистым пледом.

— Это плед из спальни моего деда, — заметил Алонзо, откидываясь на спинку стула.

— Думаю, что он не возражал бы. Вам нужно спать. А зеркало — пусть его, висит и висит, оно неопасно и ничем вам не мешает.

Голос слуги тонул в шуме деревьев из сна, который начал снится Алонзо…

— У меня же нет слуги! — Алонзо вскочил на ноги. Спал он долго — уже успело рассвести. На стуле лежали подушка и дедовский плед, а на столе стояла недопитая чашка черного кофе.