Ну ма-а-ам! (джен)

— Ксю-ша! — в очередной раз строго проговорила мама. — Ты всё запомнила?

Ну как строго… скорее, безнадёжно-устало, и на Ксюшку такой «правильный» тон давным-давно не действовал. Поэтому она даже и не подумала отрываться от телефона и лишь рассеянно угукнула.

— Ксения! — мама, на ходу набрасывая плащ, заглянула в комнату дочери.

— Ну ма-а-ам, — протянула та, — всё будет хорошо, что я, маленькая?

— Смотри у меня.

Мама вздохнула и раскрыла объятья, в которые Ксюшка с готовностью влетела.

— Да уж, не маленькая, — печально улыбнулась мама, — только взрослеть всё никак не начнёшь.

Ксюшка фыркнула.

— Ой, не начинай. Иди уже, а то опоздаешь.

Подобные разговоры происходили в их семье с завидной регулярностью и, в общем-то, заканчивались одинаково: легко увлекающаяся чем угодно, только не домашними делами, Ксюшка запросто могла забыть всё, что ей поручала мама.

«Впрочем, сегодня, слава богу, никаких неожиданных заданий, — подумала Ксюшка, медленно тащась по ноябрьской грязи из школы. — Всего-то: сделать уроки, помыть за собой посуду после обеда, — тут она скорчила досадливую гримасу, — да отчистить наконец коврик в прихожей от грязных следов после недавнего нашествия Слонопотамов-одноклассников».

За ковёр, пожалуй, было обиднее всего. То есть, не за сам ковёр, конечно, а за то, что извозюкали его втроём, а отчищать придётся одной Ксюшке.

«И ведь мама специально не стала подметать, — вздохнула та. — Сказала, мол, тебе давно пора научиться убирать за собой и своими друзьями. Это очень ва-а-ажно! А уже потом иди гулять. Тоже мне! Откуда этим взрослым знать, что для детей важно, а что нет, и чем им на самом деле хочется заниматься. А пока все важные дела переделаешь, день и кончится».

Так, бурча себе под нос жалобы на вселенскую несправедливость и мамино непонимание, она почти добралась до дома — осталась одна улица. И тут…

Бурый комок грязи на обочине пошевелился и что-то тихо пропищал.

При ближайшем рассмотрении он оказался насквозь продрогшим котёнком-подростком вроде бы чёрно-белого окраса, но из-за грязи трудно было сказать что-то определённое. Ксюшка оценила масштабы трагедии и поняла: пристроить малыша решительно некуда — у бабушки с дедом и так две кошки и собака, а родители друзей скорее бы выставили из дома собственных отпрысков, чем позволили бы завести котёнка.

«Моя-то мама ведь добрая, может, и не выгонит. А если выгонит, то я ей так и скажу: мамочка, спасение жизни — это самое важное дело на свете».

И, кое-как упаковав грязнущее животное в мешок для сменки, Ксюшка решительно зашагала к дому.

— Первым делом тебя придётся отмыть! — заявила она.

* * *

— Это что же такое творится-то? — только и смогла спросить вернувшаяся с работы мама.

— Это не что-то, это кто-то, — затараторила Ксюшка. — Мамочка, он такой маленький и несчастный, пусть он у нас пока поживёт, а?

И она состроила самое умильное выражение лица, на которое только была способна.

— Маленький и несчастный, — отрешённо повторила мама, глядя на всклокоченное мокрое существо, нагло дрыхнущее в кресле. — Кажется, маленькая и несчастная у вас тут я. Работаешь, работаешь, а приходишь домой — и что видишь?

— Ты видишь маленького котика, — доложила Ксюшка, обнимая маму за шею. — Ведь правда, он красивый?

Мама устало вздохнула.

— Красивый — некрасивый, разве же это важно? Ты вокруг посмотри, доченька. Что я тебя сегодня просила сделать?

— Ну-у-у, уроки я сделала. Почти. Самое главное, я рисование сделала, я котика нарисовала, вот, — Ксюшка сгоняла в комнату и вернулась, потрясая мятым альбомным листом, на котором было изображено нечто, условно похожее на кота. — Русский нам не задали, у нас диктант был, а математику я у Кольки спишу, — шёпотом закончила она. — Иногда списывать можно, ты сама говорила.

— Допустим. А посуда?

— Суп я поела, а потом тарелку поставила у холодильника котёнку, чтобы две не мыть. Потом забыла, что она там стоит, и… Ну не ругайся, мамочка, это всего лишь тарелка. А ковёр я не успела, я сейчас!

Ксюшка выскочила в прихожую и только сейчас заметила посреди коврика весьма убедительные следы присутствия котёнка в доме.

— Мама, знаешь, что я подумала? Давай этот коврик вообще уберём, это несовременно! — прокричала она и, пыхтя, принялась быстро сворачивать его в рулончик.

— И ванна у нас тоже несовременная? — уточнила мама, критически осматривая многочисленные грязные следы на эмали.

— С ванной ничего не сделалось, просто Сеня испугался мытья. Мальчишки — они такие.

— Ах, он уже Сеня? — всплеснула руками мама. — То есть ты уже без меня всё решила?

— Он Арсений вообще-то, мне имя это нравится. Помнишь, в моей группе в детском саду был рыжий такой Арсений, его тоже все Сенькой звали.

— Это которого ты лопаткой по лбу огрела? — засмеялась мама. — Ладно, пусть будет Сенька. Блохастый, конечно?

Ксюшка понуро кивнула.

— Но зато… зато ты видишь, что самое важное дело — это прогулка, а вовсе не уроки или посуда. Если бы я не смотрела по сторонам, а сразу бежала бы домой, как ты говоришь, то я не увидела бы Сеньку. И он бы замёрз, наверное.

Мама притянула к себе Ксюшку и крепко обняла.

— Может быть, ты и права, солнышко, — и погрозила пальцем: — Но ты немедленно отправляешься отмывать ванну.

— Конечно, мамочка.

— И кормить его будешь сама! И менять лоток! И…

— Ну ма-а-ам!

* * *

Прищурив один глаз, теперь уже однозначно чёрно-белый Арсений лежал в кресле и прислушивался к разговору.

«О чём они спорят? Люди ничего не понимают в настоящих важных делах, — лениво размышлял он. — Лично я сегодня только их и делал. Вот скажите-ка, что бы эта девочка нарисовала, если бы я ей не позировал? Прекрасный портрет вышел. Похожий. А тарелка всё равно было щербатая, а теперь смотри-ка, новую достают. Разве от меня мало пользы? И вообще, я красивый, мной все любоваться будут. Во-о-от сколько важных дел. Вот только коврик… гм, ну, пожалуй, он действительно у двери не нужен. И вон те тапки мне тоже не нравятся. А впрочем, неважно».