Шут печальный (гет)

Если бы кто-нибудь из любезных читателей увидел Августина в детстве, то едва ли счёл бы, что он станет героем романа. Его отец не славился ни великими добродетелями, ни гнусными пороками; матушка же, отличаясь завидным здоровьем, произвела на свет не только этого слабенького ребёнка, но и ещё семерых дочерей, да двоих сыновей напоследок. Имя своему первенцу родители тоже дали отнюдь не героическое: стал он Августином Гордеевичем Агломазовым⁽¹⁾. Рос Августин тощим, головастым, большеглазым, часто болел, вечно кашлял, и нередко возили его по святым местам, таскали к бабке-ворожее, да всё без толку; заговорил мальчик поздно — к пяти годам. Да и игры он предпочитал совсем не подобающие будущему герою романа: смотрел, насупясь, в окно, перебирал палочки да пёрышки, вовсе не стремился верховодить дворовыми мальчишками, а больше слушал нянюшкины сказки и песенки — благо старушка любила и баловала "болезного". Зато к восьми-девяти годам проснулось в нём стремление к учению: и француженка-гувернантка, и учитель-немец оказались весьма довольны его прилежанием, если не успехами. А затем в жизнь мальчика пришли книги и книжонки; поэмы Байрона и нравоучительные повести, романы ужасов и тайн, оды и элегии заворожили его, вдохнув воинственный дух в тщедушное тело. Прежде робкий и тихий, чуждавшийся даже сестёр, он вдруг охотно согласился ездить в губернский город к учителю танцев и фехтования, а затем огорошил родителей желанием вступить во флот или хоть в армию. Но куда там бедному, слабогрудому и близорукому юноше! Кое-как усмирили родители его желанье подвизаться на героическом военном поприще и примерить блестящий мундир; у них, к сожалению, было недостаточно средств, чтобы отправить его повидать мир, совершить путешествие в Европу или Азию, в самые цивилизованные или, напротив, самые дикие места; зато у них были кой-какие связи да знакомства, благодаря которым Августин вскоре пополнил толпу "архивных юношей" — завсегдатаев светских салонов, числившихся на службе при Архиве Министерства внутренних дел.

Пышным цветом расцвела в нём старая тоска, сидевшая крепко в его груди наряду с кашлем — в последние годы, к счастью, немного поутихшим. В альбомах светских девиц Августин рисовал поникшие над гробницами ивы, писал исполненные тоски стихи, а на клавикордах наигрывал самые минорные мелодии. Одетый благодаря стараниям родни по последней моде, он выглядел нелепо в новых фраках и сюртуках, а в гостиных иной раз спотыкался, говорил невпопад и по-деревенски забывал о правилах этикета. Вздохи и грустные взоры его были искренни, а потому ещё более нелепы. Прозвище "Шут печальный" накрепко закрепилось за ним.

Августин не обижался. Он привык, что его не понимают: героя с чувствительным сердцем и не должны понимать толпы. Лишь одна душа могла бы разгадать его. В каждом девичьем личике искал он свой идеал, свою судьбу. И вот наконец в тесноте и волненье бала в Дворянском собрании он увидел её — свой идеал!

Юная девушка в белом, с мечтательным взором тёмных глаз, с печатью тихой грусти на всём нежном облике — это была она, та самая! Строчки чувствительной элегии сами собой начали складываться в его голове...

Было бы легко и просто подойти к кому-нибудь и попросить представить его: чахоточную девицу-княжну, что шествовала рядом с его идеалом, знали все. Но Августин не посмел; пусть он не узнает её имени, пусть она не узнает его. Лучше поклоняться идеалу издалека... видеть её, говорить с ней — лишь во сне!

Отныне он и впрямь видел её светлый лик каждую ночь и тем был счастлив.

...Августин не знал, сколько времени прошло с того памятного вечера в Собранье, когда он встретил свою судьбу. Однажды, бродя по улицам без цели и бормоча стихи, он вдруг оказался посреди нарядной толпы возле старинной церкви; свадьба! И вот он увидел в дверях храма жениха и невесту — её, свой идеал!

Она была бледна и прелестна, улыбалась кроткой, нездешней улыбкой, принимая поздравления. А генерал, весь в орденах и звёздах, глядел победно и счастливо: отныне она была его, принадлежала ему, ему одному безраздельно!

Они прошли мимо, и она не заметила отчаянного взгляда печального шута.

В тот день он долго ещё бродил по площадям и закоулкам, потерянный и несчастный. Прислонившись к ограде какого-то особняка, он глядел на ясное вечернее небо, и ему виделись её блестящие печальные глаза и серебряные звёзды на груди генерала.

Он никогда больше не увидит её во сне.

И никогда не забудет.

А если бы он попросил тогда чести быть представленным ей — танца ради? А там...

Нет, нет, барышни, которых выдают за генералов, не смотрят в сторону шутов.

С того дня Августин Агломазов перестал прислоняться к стенам, шаркать ногами и наступать на шлейфы.

Через несколько лет в Санкт-Петербурге он узрел княгиню Гремину, законодательницу зал, и даже стал посетителем её салона.

Она была идеалом... идеальной светской льдинкой, а он был идеальным кавалером, умеющим войти и выйти из любой гостиной самым безупречным образом.

Что-то от неземного счастья, коим был полон когда-то Печальный шут, трепетало в нём, когда он слышал ровный голос княгини, видел её правильное, невозмутимое лицо.

Но теперь у него было множество причин поклоняться издали своему божеству, дабы не нарушить покой её прекрасного сердца.

1) Агламазовы внесены в Родословную книгу Рязанской губернии. Пример Льва Толстого заразителен, я поменяла одну буковку — и готово имя персонажа!

Вернуться к тексту