Букет маргариток (гет)

Необычное бракосочетание подошло к концу. Вдовствующая графиня Грэнтем, всё ещё периодически прикладывая к лицу платок, опираясь на палку, медленно вышла в коридор. Слуги, все с печальными лицами и потупленными взорами, один за другим исчезли, не привлекая к себе внимания. Леди Эдит, уже совсем освоившаяся в роли сиделки, подошла к столику с лекарствами, чтобы приготовить Уильяму его микстуру. Пусть надежды не было, она всё равно исполняла свой долг, убеждённая в том, что привычная рутина сгладит боль от удара, когда он неизбежно их поразит.

Дейзи, ещё совсем ребёнок, сидела у изголовья кровати, на которой лежал её супруг, и судорожно сжимала его ладонь. В свободной руке она всё ещё держала букет маргариток, который миссис Патмор всунула ей перед самым бракосочетанием. Старая кухарка, как и все остальные обитатели дома, была несказанно опечалена неутешительными прогнозами врача, но у неё было ещё достаточно энергии, чтобы направлять Дейзи. Пусть мальчик порадуется перед смертью — он ведь так сильно об этом мечтал!.. И раз всё для него потеряно — неужели Дейзи откажет ему в последней просьбе и воспрепятствует тому, чтобы он умер счастливым?..

Но Дейзи, испуганно глядящая в спокойные, умиротворённые глаза лежащего при смерти Уильяма, была похожа на загнанного, объятого невысказанным ужасом зайчонка. Она просто не понимала, что происходит. Она не чувствовала ничего, кроме страха и вины — ни симпатии, ни сожаления, ни горя, ни любви. Ей было неловко, будто бы она слишком поздно встала и из-за этого леди Грэнтем застала её за растопкой камина в библиотеке. Она ведь просто допустила одну маленькую оплошность, из-за которой теперь чувствовала себя виноватой. Зачем она только согласилась выйти замуж за умирающего Уильяма? Это ведь было обманом, почему она ему не воспротивилась?

Рядом с ней появился мистер Мейсон, и Дейзи, пробормотав какое-то нескладное извинение, выпустила руку Уильяма и встала, якобы чтобы дать возможность отцу провести время с сыном. Леди Эдит, с микстурой в руках, посмотрела на неё с сочувствующей улыбкой, но Дейзи этого не заметила. Воспользовавшись отсутствием миссис Патмор, она быстро выбежала из комнаты, нечаянно выронив букет, и даже не услышала, как леди Эдит окликнула её. Бегом Дейзи вернулась на кухню и лихорадочно принялась что-то готовить, толком не соображая, что она делает.

Дейзи не знала, сколько прошло времени, прежде чем миссис Патмор снова потащила её в спальню, где лежал Уильям. Мистера Мейсона уже не было, но там по-прежнему дежурила леди Эдит. Дейзи сглотнула, не решаясь ступить на порог, но Уильям каким-то образом почувствовал её присутствие и позвал её:

— О, а вот и ты… Ты оставила мне свой букет — спасибо, он такой красивый…

Запнувшись о ковёр, Дейзи неуклюже ввалилась в спальню. Уильям полулежал на подушках, и его улыбка была такой сияющей, что она невольно подумала — как такой здоровый человек может умирать?..

— Твой букет, наверное, придал мне сил, — его слова прозвучали как прямой ответ на её вопрос, из-за чего у неё внутри что-то оборвалось. — Почему-то я стал чувствовать себя лучше. Наверное, это всё из-за того, что ты теперь моя жена, — он простодушно ей улыбнулся.

— Да, наверное, — неуверенно пробормотала Дейзи. Рядом с ней миссис Патмор была преисполнена какого-то странного умиления, а леди Эдит приветливо улыбалась, как и положено воспитанной леди из хорошей семьи.

В тот вечер Дейзи покинула спальню Уильяма с каким-то странным чувством обречённости. В голове настойчивым молоточком не прекращала стучать одна-единственная мысль: она совершила самую страшную ошибку в своей жизни.

* * *

На следующий день обитатели аббатства Даунтон, по-прежнему погружённые в ежедневные военные заботы, с восторгом и изумлением говорили только о том, как Уильям Мейсон чудесным образом пошёл на поправку. Припёртый к стенке доктор был вынужден признать, что такое действительно было возможно, однако из-за ничтожности шанса он не рискнул тешить близких Уильяма ложной надеждой. На доктора, впрочем, никто и не думал сердиться — воодушевление, испытанное от получения столь радостной вести, на некоторое время заслонило собой все другие эмоции. Несказанно рады были граф и графиня Грэнтем, непривычно засияла леди Эдит, приободрился вечно хмурый Томас Барроу, миссис Патмор получила мощный прилив сил, и даже дворецкий Карсон не скрывал своего сдержанного удовлетворения.

Единственным человеком, кто остался в стороне от всеобщего ликования, была жена больного. Дейзи радостные новости повергли в глубокий шок. Об этом, впрочем, никто сильно не задумывался — её заторможенное состояние, рассеянность и непривычную немногословность списали на сильное потрясение. В этом обитатели Даунтона были правы, но никто, даже миссис Патмор, не понял истинной его причины.

Время шло, дни складывались в недели, война подходила к концу, и чем ближе было её завершение, тем лучше становилось Уильяму. Каждый день на его прикроватной тумбочке появлялся новый букет маргариток, и каждый день его навещала горячо любимая жена. Дейзи все эти дни находилась словно в тумане. Она неловко улыбалась, немногословно отвечала на вопросы и держалась очень тихо, но Уильям, опьянённый своим счастьем, этого не замечал. Теперь, когда до полного выздоровления оставались считанные недели, он вовсю строил планы и не уставал благодарить судьбу за то, что она подарила ему второй шанс.

И вот наконец пушки на континенте замолкли, и вскоре закончилась личная война Уильяма Мейсона за его жизнь и здоровье, война, которую, он был в этом совершенно уверен, он смог выиграть лишь благодаря любви своей молодой жены. Теперь он снова вернулся к исполнению обязанностей лакея, и в качестве слегка запоздалого свадебного подарка граф Грэнтем великодушно передал им с Дейзи в аренду освободившийся недавно коттедж, куда и переехали молодые новобрачные.

Первое время после «настоящего» замужества Дейзи продолжала ходить как в тумане, но потом её уставшее, истерзанное постоянными переживаниями сердце начало всё острее ощущать подспудное, но становившееся сильнее с каждым днём отчаяние. Уильям был просто идеальным мужем. Ей не в чем было его упрекнуть. Он был внимательным, заботливым, нежным и очень любящим. Следил за тем, что её беспокоило, с интересом расспрашивал о том, как у неё дела, настаивал на том, чтобы она не слишком перетруждалась на кухне. Любой другой девушке, наверное, было бы приятно такое внимание, но вот Дейзи оно раздражало. Она тщетно пыталась пробудить в себе хоть каплю «настоящей» любви к мужу, почувствовать хоть толику того, что чувствовал он, но у неё ничего не получалось, и от знаков его внимания она ощущала лишь досаду.

По всей видимости, её поведение не ускользнуло от всевидящей миссис Патмор, и несколько раз кухарка пыталась вовлечь её в разговор, но Дейзи делала вид, что слишком занята. Когда же миссис Патмор всё-таки припёрла её к стенке, Дейзи взорвалась.

— Почему вы всё время пытаетесь говорить мне, что нужно делать! — в отчаянии крикнула она. — Почему бы вам просто не оставить меня в покое! Хоть раз в жизни меня кто-нибудь послушает, или нет?!

Увидев потрясение на лице миссис Патмор, она не выдержала и разрыдалась. Спрятавшись в чулане, Дейзи просидела там следующие пятнадцать минут и вышла только тогда, когда миссис Патмор позвала на помощь миссис Хьюз. Обе женщины не без тревоги переглянулись, когда Дейзи с опухшим лицом и красными глазами поспешила поскорее умыться, но больше с ней никто не пытался заговорить.

А ещё через несколько недель Дейзи поняла, что беременна. Разумеется, Уильям был вне себя от счастья. Как все мужчины, он мечтал о сыне, и Дейзи не могла слушать его восторженные восклицания, когда он буквально со всеми, даже с Карсоном и Барроу, пытался поделиться своей радостью и своими переживаниями. Сама Дейзи, возможно, в силу своей молодости, справлялась с тяготами своего положения довольно неплохо и до последнего продолжала работать на кухне — никакие доводы и увещевания миссис Патмор не могли её оттуда прогнать. Только на восьмом месяце она наконец-то согласилась уехать на ферму к мистеру Мейсону, где и родила девочку. Уильяма пол ребёнка нисколько не расстроил — сияя от счастья, он лишь сказал, что «следующим обязательно будет мальчик». Когда Дейзи, утомлённая родами, наконец заснула, она снова увидела рядом с собой букет маргариток.

Довольно быстро окрепнув после родов, Дейзи сразу же хотела вернуться к работе, но Уильям мягко этому воспротивился. Ей следовало этого ожидать — уже довольно долгое время он по разным поводам вскользь упоминал о том, как хорошо было бы оставить службу в Даунтоне и переехать на ферму. От подобной перспективы у Дейзи внутри всё холодело. Как бы сильно она ни уставала на службе у Грэнтемов, она привыкла к миру Даунтона и ко всем его обитателям и ни за что не хотела с ними расставаться. Кроме того, она ничего не смыслила ни в животноводстве, ни в растениеводстве. В ответ на её возражения Уильям лишь добродушно смеялся и махал рукой, утверждая, что он всему её научит. Дейзи пыталась посмотреть на всё это его глазами, но у неё ничего не получалось, и в душе скапливался новый слой раздражения и отчаяния.

А потом в их семью пришло горе. Эпидемия испанки, полыхавшая во всей Европе, забрала их маленькую дочку. Уильям был безутешен, а Дейзи будто отупела. На похоронах у него из глаз ручьём текли слёзы, а она сидела с совершенно сухим лицом. Она так и не успела осознать, что случилось.

После смерти дочки Уильям переменился. Казалось, он повзрослел, стал более серьёзным. В какой-то момент Дейзи подумала, что она всё-таки начинает потихоньку любить его «по-настоящему», но потом засомневалась, не принимает ли она за любовь обыкновенную жалость. Эта мысль вызвала у неё отвращение, но Дейзи настолько устала, что ей было всё равно. Она не понимала, как вообще можно было так жить.

Как-то вечером, приблизительно спустя полгода после похорон, она обратилась к мужу после того, как они закончили ужинать:

— Я хочу пойти учиться.

Уильям поднял на неё усталый, но всё-таки удивлённый взгляд.

— Что? — переспросил он, будто не расслышав.

— Я хочу пойти учиться, — повторила Дейзи. — В мире происходит так много всего, а я ничего в этом не понимаю. Я хочу пойти учиться. Если у меня будет образование, я смогу получить хорошую работу.

— Но у тебя и так есть хорошая работа… — в растерянности пробормотал Уильям. — К тому же, быть может… — он не договорил, но его взгляд на секунду опустился на её живот.

Это мимолётное движение вызвало у Дейзи такой сильный прилив злости, что она чуть не закричала.

— Вот как, значит, — сквозь зубы сказала она. — Ты просто хочешь, чтобы я сидела тут и рожала тебе детей без остановки! Вот, значит, зачем это всё было! — она бросила на стол кухонное полотенце и выбежала из столовой, а Уильям так и сидел, растерянный и подавленный.

В отместку мужу Дейзи записалась в вечернюю школу. Теперь, когда она работала в Даунтоне неполный день (они так и не переселились окончательно на ферму), у неё появилось время, и она жадно взялась за книги. Она вспомнила, как леди Сибил однажды помогла горничной, Гвен, и та получила хорошую работу. Дейзи знала, что если она будет стараться, то у неё обязательно всё получится. Уильям, по всей видимости, смирился с её инициативой и больше не высказывал никаких возражений, так что Дейзи просто перестала об этом думать.

Однажды вечером, после особенно трудного учебного дня, Уильям неожиданно зашёл за Дейзи. Он снова принёс ей букет маргариток, и в его облике было нечто виноватое, а ещё понимающее, так что Дейзи сразу же почувствовала к нему какую-то необъяснимую теплоту. Ей было сложно на него сердиться, и она решила, что будет просто видеть в нём друга, каким он был когда-то давно, ещё до войны. Они вместе пришли домой, поужинали. Когда они помыли и убрали посуду, Уильям посмотрел на неё с какой-то необычной улыбкой, совсем как в те времена, когда была жива их дочка.

— Что случилось? — проговорила Дейзи. — Чего ты так улыбаешься?..

— Ну, — он смущённо потупил взгляд, — я всего лишь заметил, что ты стала… немного другой. Совсем как в тот раз, когда ты узнала, что… что у нас скоро родится Дороти. Вот я и подумал…

Дейзи изменилась в лице.

— Что?.. — проронила она. — Ты что… Ты думаешь, я…

— Но это ведь возможно, правда? — в его голосе послышалась надежда. — Если бы ты снова ждала малыша, то всё бы стало как прежде, верно? Ведь всё было так хорошо, а потом…

— Так вот о чём ты думаешь… — она не верила своим ушам. — Ты думаешь, что всё было хорошо, и только когда… Уильям, какой же ты глупый! — она с силой ударила его по руке и выбежала из дома.

Слёзы душили Дейзи. Она бежала по тёмной улице, не разбирая дороги. Вся её жизнь, от начала и до конца, была соткана из лжи. Она пошла на обман, потому что все уверяли её в том, что так будет лучше, и она поверила их словам, хотя на самом деле должна была довериться своим чувствам. А теперь эта ложь сплела вокруг неё такой плотный кокон, что она до конца своих дней не сможет из него выбраться.

— Дейзи, постой!.. — Уильям бежал за ней, но она не останавливалась, даже не оборачивалась. Всё вокруг неё словно было ненастоящим, невсамделишным, и она вернулась в реальность, только когда услышала резкий свист колёс и глухой удар.

Дейзи резко обернулась и застыла. Пока она бежала, не разбирая дороги, она не заметила, как пересекла проезжую дорогу. Уильям последовал за ней, но вдруг из-за угла вынырнул автомобиль (кажется, за рулём сидел шофёр одного из знатных господ, что сейчас остановились в Даунтоне). Луны не было видно, и Дейзи не увидела, но услышала, как на дороге что-то пошевелилось и вдруг затихло.

Как определил вызванный вскоре лордом Грэнтемом доктор Кларксон, Уильям умер мгновенно. Всё то время, пока совершались необходимые в таком случае процедуры, Дейзи не проронила ни слова. Миссис Патмор, до глубины души поражённая столь неожиданным горем, проводила её домой. Всю ночь Дейзи просидела в кресле, не шевелясь, и когда миссис Патмор пришла утром её проведать, она застала её в том же положении, в котором оставила ночью, а рядом с ней на столе лежал увядший букет маргариток.