За рюмкой саке (джен)

Эй, ты! Да-да, ты! Иди сюда, выпьем вместе. Нет-нет, у меня нет идеи к тебе клеиться, у меня жена. Да, ты не ослышался, “жена”; не смотри на моё платье, это сценический образ — я думаю, он мне идёт. Можешь обращаться ко мне Ранка, сейчас все меня так зовут. Хотя, конечно, раньше я носил другое имя…

Выпьем. Нет, чокаться не будем. Сегодня годовщина смерти моей жены. Да я сказал же, не буду клеиться! Я не из этих, не переживай! Вот, всё, хряпнули, теперь и поговорить можно. Ещё по одной? Ну давай ещё по одной, чего нет-то.

Да. Хорошая она была, умная, жена-то. Любил её очень. Дочурка у нас. С тех пор, как Котока умерла, бедная девочка привыкла полагаться только на себя. Ещё бы! С таким-то безалаберным папаней, как я тогда был. Только и мог, что вкалывать за копейки, и совсем не знал, как её поддержать. А Харухи, дочка наша, в мать пошла: и умная, и прилежная. Жизнерадостности ей только не хватает — но она по-своему добрая, только тихая очень. Сама, всё сама! У меня аж сердце разрывалось от того, что я не мог ей никак помочь. Тогда-то я и пристрастился, наверное, к алкоголю.

Ха-ха, ну ты горазд шутить! Да, возможно, употреблять я начал раньше, но всё-таки скоропостижная смерть Котоки очень выбила нас из колеи. Харухи только сильнее замкнулась в себе, я… Я морально сдал, признаюсь. Очень стыдно было возвращаться домой, но дочь ни разу меня не упрекнула, ни словом, ни делом. Хлюп. Извини, да. Очень трогательно, не могу вспоминать без слёз.

Когда пришла пора поступать в старшую школу, Харухи сама заполнила все бумаги, подала документы в академию Оран, да ты слышал, наверное, самая крутая школа в округе; экзамены сдала без единого репетитора! Прошла по конкурсу. Я как услышал, был вне себя от счастья. И за что небеса подарили мне таких чудесных женщин? Помянем ещё раз, да.

Да только оказалось всё не так просто. Академия академией, конкурс конкурсом, а вступительный взнос на учебники и шторы в кабинете никто не отменял. А поскольку школа экстра-класса, то и взнос туда… соответствующий.

Я первый обнаружил письмо и вскрыл. Сначала был готов плясать и ходить на голове (один из немногих моих талантов), да вот упоминание крупной суммы денег быстро опустило меня на землю. Я знал, что если Харухи узнает, она заберёт документы и подастся в менее престижное место; и её, конечно, туда возьмут, но она мечтала о хорошей карьере, она заслуживала лучшего… Я просто не мог ей сказать. Я должен был найти деньги.

И знаешь, что я сделал? Ни за что не догадаешься. Я пошёл и напился, как последняя свинья! Как круглый идиот, который ни во что себя не ставит! Я не видел выхода! О, Котока, душа моя, если бы ты была с нами тогда, ты бы нашла выход из ситуации, прости своего глупого мужа. Ах!

Так вот, сидел я прямо в этом баре, на этом самом месте, и рыдал горючими пьяными слезами. Завсегдатаи меня сторонились, они не умеют ценить людей, способных прямо выражать свои чувства, но вдруг ко мне подсела женщина с хитринкой в глазах и накладными усами. В такой хочешь-не хочешь, а почувствуешь родственную душу! Я ей и выпалил всё как на духу. Деньги, говорю, нужны, дочери на обучение, а где взять — не знаю! И лишить ребёнка мечты никак не могу, иначе совсем никудышный отец буду.

“Деньги, — сказала она мне тогда, покручивая ус, — не такая уж и большая проблема. Я дам их тебе, если ты пообещаешь мне кое-что взамен.” Как я мог отказаться? Мы уже изрядно выпили, оба, о, она умела пить, не чета этим всем! Я уже был готов на всё. Но просьба её была столь же удивительна, как и она сама.

Она дала мне старинную медаль, подсказала, где можно её выгодно продать, и сказала, что отныне я должен ходить в женском платье. Каждый день, и чем больше, тем лучше. Мне пришлось сменить профессию, коллеги с прошлой так и не смогли меня понять. Пара штанов была им дороже, чем моё благополучие и счастье моего ребёнка. К платью я постепенно привык, теперь это для меня вторая кожа. Гораздо удобнее, чем джинсы, отвечаю! Ты только попробуй!

Я не понимаю, как это работает, но я чувствую, что через это моя жизнь обрела смысл. Как будто я не расплачиваюсь по долгу, а как второй подарок, понимаешь? Уже не хочется искать утешение в алкоголе, — не смотри на меня так! — и Харухи отнеслась с пониманием. Она хорошая дочь, она принимает и любит меня любым.

Я привык к своему новому имени. Образу. Походке. Как только начинаешь вести себя по-другому, нестандартно, позволяешь себе раскрыться с обеих сторон, мужской и женской, уже не можешь остановиться. Это как волны, которые с тобой играются, но когда ты ловишь их ритм, тебе уже не страшно, а приятно. Я уже не представляю себя по-другому.

А ещё та женщина мне сказала, что пока я это делаю, я спасаю чью-то жизнь. Именно в продолженном времени. Что это значит? Не знаю. Это всё так странно и немного страшно, поэтому я не хочу знать. Я слишком легкомысленный человек, чтобы в этом разбираться.

Для меня главное, что Харухи счастлива. А она, кажется, нашла своё место в академии. Так что, надеюсь, Котока глядит на нас с небес и радуется. Помянем!