Portrait of a young man (джен)

Уиллу звонят на рассвете.

— Ты нам нужен, — говорит Джек вместо приветствия.

— Сейчас восемь утра.

— Люди мертвы, Уилл.

Собственно, большего и не требуется. Всего лишь слегка дернуть за поводок, напомнить о своем долге, и любимая собака Джека тут же примчится.

— …Где ты?

— Склад холодного хранения в центре города. Я пришлю тебе адрес, — сигнал на мгновение гудит статикой. — И, Уилл? Будь готов. Дело выглядит плохо.

— Хорошо. Я буду, — только и отвечает Уилл.

"Оно всегда выглядит плохо", — а это он не говорит, потому что Джеку все равно.

* * *

Как и ожидалось, все действительно ужасно.

Когда Уилл прибывает на место, и ему наконец удается протиснуться мимо роя полицейских машин и агентов ФБР, он вынужден остановиться, проморгаться и еще раз оценить обстановку.

Между рядами свиных туш лежат замороженные части человека — нет, людей, — вырезанные и собранные в некую сюрреалистическую композицию. Куски несочетаемых конечностей, которые заморозили, отрезали и снова заморозили, чтобы сделать из них подобие экспоната музея восковых фигур. Плоть покраснела и затвердела, вены вспухли. Похоже, тела были заморожены довольно давно, а мертвы они еще дольше.

Джек встречает его в дверях, потирая руки, чтобы согреться.

— Час назад в участок поступил анонимный звонок, — объясняет он. — Вот что мы обнаружили.

— Звонивший был...

— Убийцей? Похоже на то.

Уилл подходит ближе к "телу", к месту, где оно подперто шестом. Оно разноцветное, словно лоскутное одеяло: белые и коричневые участки похожи на узор. Джек ловит его взгляд.

— Мы точно знаем, что он использовал разных людей, чтобы сделать… это, — говорит он. — Скорее всего, здесь враги, друзья, партнеры — все, кто был близок с ним.

Вопрос "что ты думаешь?" остается несказанным, но он есть — это бездонная пустота в их разговорах, которая только увеличивается по мере того, как Уилл продолжает единолично владеть своими мыслями. Что ты думаешь, что ты думаешь, что ты думаешь, что ты думаешь?

Головная боль уже расцветает.

— Думаю, мне нужно побыть одному, — говорит Уилл. — Освободите место.

— Хорошо, — Джек взмахом руки привлекает внимание своей команды: — Всем выйти! — гремит его голос, звук рикошетит от стен.

Головная боль Уилла достигает пика — она яркая, бурлящая и злая.

Комната пустеет, и остаются только Уилл и труп. Когда Уилл действительно смотрит на него, здесь, среди свежей свинины, фигура выглядит как еще один кусок мяса, предназначенный для того, чтобы быть разрезанным посередине и нанизанным на веревку. Это было сделано специально?

"Нет", — понимает Уилл.

Шест находится там намеренно, выставляя мозаику как нечто, на что можно смотреть, что можно боготворить. Никто просто так не уберет статую Давида в шкаф. Нет, убийце просто нужно было достаточно холодное место для хранения, и он нашел этот склад. Вот и все.

Тогда возникает вопрос: зачем? Зачем ее так выставлять?

Потому что без них этого бы никогда не было.

Уилл моргает.

Без них меня бы никогда не было.

Он смотрит на структуру плоти, проверяя, какая кожа с чем сочетается. Скорее всего, здесь не более трех человек, все они представляют разные фрагменты психотипа.

Эти люди — я сам. Они украли первоначального меня и заменили его собой. Они — мой дизайн.

Джек в итоге спросит его позже:

— Что ты думаешь?

И в этот момент голова Уилла будет раскалываться на части, тяжелая боль окутает его череп.

— Это были близкие ему люди, в этом ты прав. Если сможешь, узнай, кто они. Опроси братьев, кузенов, близких друзей. Это точно мужчина, учится в колледже и не совсем понимает, кто он такой.

Уилл сглатывает и трет глаза, пытаясь успокоить то, что может, и, кажется, отгоняя грызущую мысль о том, что он не нужен им для этого дела, что он не нужен им уже давно. Если бы Джек был готов подождать еще немного, тогда, может быть, может быть…

— Это все.

На его спину ложится рука, которой там не место.

— Того, что ты сделал, пока достаточно. Спасибо.

* * *

— Вы выглядите обеспокоенным, — говорит доктор Лектер в тот же вечер, постукивая указательным пальцем по бокалу с вином.

— Разве я не всегда такой? — отвечает Уилл. Они сидят друг напротив друга — доктор Лектер удобно устроился на стуле, закинув одну ногу на другую, а Уилл облокотился на руку на безвкусной психотерапевтической кушетке.

— Да, но это потому, что вы ведете очень интересную жизнь и имеете дело с эмоционально напряженными вещами, — говорит Ганнибал. — Часто за вашими чувствами стоят причины, но даже если бы их не было, я все равно готов вас выслушать.

Уилл хмыкает.

— Вы пытаетесь сказать, что мои чувства обоснованы, доктор?

— Возможно, да. Впрочем, это не должно вызывать сомнений.

— Я даже не рассказал вам, почему так себя чувствую.

Доктор Лектер делает глоток вина.

— Вы не обязаны. В любом случае, это ваши чувства, и для меня это главное.

Дыхание Уилла прерывается от внезапной боли в груди. Воспоминания о сегодняшнем утре мелькают у него в голове, как старое кино: громкий голос на другом конце линии, кровь и тела и ощущение, что его кто-то крадет. Доктор Лектер смотрит на него теплым, терпеливым взглядом, и что-то в Уилле начинает разрываться, рыдая от одной только мысли, что кому-то может быть не все равно.

Он опускает лицо в ладони. Чертова головная боль никак не проходит.

— Меня беспокоит недавний случай, — говорит он через некоторое время. —Вы знаете о нём?

— Да. Полагаю, вблизи это было шокирующее зрелище.

— Так и есть.

Доктор Лектер смотрит на него поверх ободка бокала, безмолвно призывая его продолжать.

— Но меня волнует не убийство, — начинает Уилл. — Конечно, убийство сыграло свою роль, ведь это убийство. Для любого человека это покажется чем-то ужасающим. Но тела, то, как они были представлены, задело меня.

— Из-за мотива убийцы? — спрашивает Ганнибал.

— Да, из-за его мотива, — не в силах больше сидеть на месте, Уилл встает и начинает расхаживать по комнате. — Убийца... он чувствовал, что эти люди каким-то образом создали его. Они были неотъемлемой частью его личности. Эта человеческая статуя, которую он сделал… это был его автопортрет.

— Его самоощущение было разрушено, и он создал нечто, отражающее это, — Лектер задумчиво морщит лоб, переваривая новую информацию. — Так вот почему вы расстроены? Вы соотносите себя с этим человеком в его борьбе с самоидентификацией?

— Я знаю, кто я, — говорит Уилл, но в его голосе чувствуется слабая, какая-то болезненная дрожь, от которой ему хочется свернуться калачиком и спрятаться.

Кажется, Ганнибал замечает это.

— Это в самом деле так, Уилл? Или вы чувствуете себя человеком, рожденным по чужой прихоти?

На память сразу же приходит Джек, а также Алана, и Уилл не может не думать о том, какие огромные куски своего мозга он им предоставил. Как, сам того не желая, он позволил им в некотором роде стать собой, вторгнуться в его пространство, разрушить то хрупкое чувство собственного достоинства, которое ему удалось построить.

— …Я чувствую себя человеком, которого тянут в разные стороны, — говорит Уилл. — Джек хочет, чтобы я был здесь, Алана хочет, чтобы я был там, не говоря уже об убийцах в моей голове, которые ссорятся из-за каждого возможного шага.

— А я?

Уилл останавливается и молча наблюдает за движением пальца доктора Лектера, который постукивает, постукивает, постукивает по стеклу.

— В каком направлении тяну вас я, Уилл? — снова спрашивает Ганнибал.

Вопрос, конечно, сложный.

— Вы тянете меня вниз, — наконец говорит Уилл. — В то время как все пытаются толкнуть меня в ту или иную сторону, вы — противоположная сила, удерживающая меня на месте.

И хотя он не говорит об этом, бывают моменты, когда он видит вспышку чего-то змеиного в докторе Лектере, и он задается вопросом, насколько сильно и далеко его тянут вниз.

Что ж. Это не имеет значения, потому что его слова заставляют Ганнибала широко улыбнуться — так улыбается акула, когда в воде появляется кровь. Единственное отличие лишь в том, что он никогда не показывает свои зубы.

* * *

Уилл видит себя во сне той ночью, сгорбившимся над головоломкой. В руках он держит кусок кожи Аланы, целую ладонь зубов Джека и оба глаза доктора Лектера.

"Вот твои части, — почти слышит Уилл. — Сделай себя сам".

Но как ему быть, если он не знает, кто он?

Поэтому он берет эти фрагменты и делает грубую заготовку. Разглаживая кожу, он вырисовывает губы двумя складками, а потом прищипывает чуть выше, чтобы сделать слезные каналы. Он прикрепляет глаза, затем ставит каждый зуб на свое место и, закончив, отступает назад, чтобы полюбоваться своей работой. Но мозаика выглядит еще более чужой, еще более инородной. Может ли этот лоскутный человек, смотрящий на него, действительно быть Уиллом?

— Ты — это я? — спрашивает он.

— Я почти ты, — отвечает мозаика. Ее голос — это лента, вырезанная из других голосов — это голос доктора Лектера, и Джека, и Аланы, и Беверли, и Эбигейл. — Этого ведь вполне достаточно, верно?

* * *

Убийцу ловят в конце недели. Наутро, глядя в зеркало, Уилл замечает, что у них одинаковые носы. Это мимолетное наблюдение, но вряд ли он его забудет.