Дуракам счастье (гет)

Баба-яга тоскливо вздыхала, глядя в тысячу лет не мытое мутное окошко своей избушки на голубое, даже сквозь паутину и слой грязи, небо.

Весна в разгаре. Птицы заливаются трелями, чтоб их, неугомонных, типун взял. Солнце светит ярко и радостно, обещая новую жизнь цветочкам и травинкам, чтоб ему закатиться и не выкатиться. Зайцы вон повыскакивали на опушку, милуются, косоглазые, чтоб им по котлу с бульоном на каждую ушастую морду. Даже кот Василий и тот запропастился куда-то. Загулял, паразит.

Всем хорошо. Одна Баба-Яга сидит пригорюнившись: никому не нужная, никем не любимая, всеми позабытая. А ведь когда-то и она была красной девицей, бойкой да задорной. И звали её никакой не Бабой-ягой, а Ядвигой Карповной.

Взгляда её благосклонного добивались царевичи да королевичи. И что вот, спрашивается, нос воротила? Какие были мужики! Любо-дорого посмотреть! Всё перебирала-перебирала — и доперебиралась. Одна теперь сидит в грязной избушке, одетая в лохмотья да драные валенки. А ведь не старая ещё. Всего-то четвёртую сотню разменяла.

Баба-яга встрепенулась, решительно поднялась с топчана, крякнула, попытавшись разогнуть спину, и полезла за печку. Достала ведро с тряпкой и принялась за уборку. К вечеру отмыла окно, поймала последний солнечный лучик. Улыбнулась и решила спать укладываться, чтоб назавтра пораньше начать.

А утром её разбудил окрик молодецкий:

— Эй, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!

Это ещё что? Это ещё кто? Опять царевич какой пожаловал? Бабка принялась судорожно метаться по избе, вспоминая, в каком сундуке припрятала своё девичье приданое. Вдруг захотелось принарядиться да встретить гостя не как обычно — метлой да лопатой, а... ну, в общем, как получится.

— Эй, бабка, оглохла, что ли? Выходи уже, — послышалось из-за двери. — Заждался тебя, окаянную.

— Ты мне вроде свиданьице не назначал, мил человек, — игриво улыбнулась Ядвига Карповна, открывая дверь и нос к носу сталкиваясь с молодым удалым парнем. "Нет, не царевич, — решила она, — уж больно просто одет. Должно, селянин, простолюдин".

— Ох ты! — опешил парень. — А где бабка? Мне сказали, тут Баба-яга проживает. Дело у меня к ней имеется.

— Я за неё, — сварливо заявила Ядвига и упёрла руки в бока. — Али я не хороша? Не устраиваю?

— Так в том и дело, что уж больно хороша для Бабы-то-яги. У ней, говорят, нога костяная и нос крючком.

— Врут, — улыбнулась Ядвига. — А ты проходи, чего встал? Меня Ядвига Карповна зовут. Не обижу и дело твоё разрешить сумею не хуже Бабы-яги.

Молодец протиснулся мимо неё в избушку и огляделся: бедненько, грязненько.

— Ты и вправду здесь живёшь? — с сомнением глянул он на женщину.

— Вчера переехала, — соврала Ядвига. — Прибраться не успела. Вот ты мне и поможешь — с уборкой-то.

— С чего бы? — изумился парень.

— А в уплату за помощь мою, — усмехнулась Ядвига и повела плечами. Ох, не забыло тело! — Тебя как величать-то, добрый молодец?

— Так Иван я.

— Просто Иван? — вскинула бровь женщина.

— Не просто, — вздохнул молодец. — Иван-дурак все кличут.

— Это за что же тебя так? — удивилась Ядвига. — Вроде на дурака не похож. Хотя и не царевич, конечно.

— Да уж известно, не царевич, — пожал плечами Иван. — Куда нам, горемычным? Али ты только царевичам помогаешь?

— Отчего же? Всем помогаю, кто мне приглянется, — ответила Ядвига. — Ты вот приглянулся. Давай-ка, милок, наведём тут чистоту да красоту, а потом уж про дело своё мне поведаешь.

— А ну как ты помочь не сможешь? — прищурился Иван.

— И что? — испытующе глянула Ядвига. — Бросишь, значит, меня без помощи? Ладно, помыть, почистить я и сама смогу. А дров наколоть, воды натаскать, баньку истопить? Сам же в ней и попаришься.

— Всё, всё, я понял, Ядвига Карповна. Помочь не отказываюсь. Я так спросил, дурак потому что. Уж не гневайся, — пошёл на попятную Иван.

— Вот и славно, Ванюша! Пойдём, покажу, чего делать надобно, — улыбнулась Ядвига и так взглянула, что Иван о порог избы запнулся.

К вечеру в избушке всё не блестело, конечно, но радовало глаз чистотой. Иван так раззадорился, что даже стены и печку побелил. Ядвига тем временем испекла пирог с зайчатиной (А неча под самым окном скакать. Весна у них, вишь ли!), нагрела самовар свежевычищенный, достала из-за закромов земляничного варенья и усадила дорогого гостя ужинать.

Иван после баньки раскраснелся да размяк. Благодушно на топчане развалился и поглядывал на Ядвигу, не скрывая интереса. А она, словно в молодые годы, почувствовала себя интересной да привлекательной. И откуда что взялось?

— Ну, Ванюша, пришло время поведать о беде твоей. В чём помощь моя надобна? — с замиранием сердца спросила Ядвига. Вот поможет ему, и пойдёт он себе дальше, а она тут останется. И опять тоска да одиночество превратят её в Бабу-ягу. А так хочется ещё Ядвигой побыть!

— А знаешь, уважаемая Ядвига Карповна, — начал Иван, склонившись к ней поближе через стол. — Передумал я. Хотел подвиг совершить: освободить из Кощеева плена Марью-царевну да жениться на ней потом. Царь полцарства обещал за неё в приданое да покои в хоромах белых. К тебе вот за советом пришёл.

— И что же? — тоже подалась вперёд Ядвига, чуть не нос к носу с Иваном столкнувшись прямо над столом. — Хороша, небось, Марья-то-царевна? Да и на царство сесть кто же не хочет? С чего же ты передумал?

— А тебя встретил и передумал, — прошептал Иван. — На что мне капризная царевна? Пусть царевичи с ней маются, им на роду написано. А мне ты люба.

— Быстро ты полюбил, — усмехнулась Ядвига. — Небось и разлюбишь так же скоро? Да и хоромов белых предложить не могу.

— А чего тянуть? — подмигнул Иван. — Хоромы твои меня вполне устраивают. Печка широкая: нам с тобой хватит. А там кто жив будет. Ты скажи, люб я тебе али мне собираться уже?

— Люб, Ванюша, скрывать не стану. Но только жить будем по-моему. Я подчиняться не привыкла, — сразу окоротила Ядвига.

— Воевать с тобой мне ни к чему, — кивнул Иван. — А только и я не без гордости. Но коли люб, то уживёмся как-нибудь, Ядвига Карповна. На том и порешим. На печку?

— На печку. А там поглядим, на какие подвиги ты способный, — поднялась Ядвига.

— Даже не сомневайся, счастье моё. Уж в чём другом, а в этом я не дурак.

Нагулявшийся Васька всю ночь орал под дверью избушки, но его так никто и не услышал. Весна была в разгаре.