Легенда о зеленщике и враче (джен)

Было это году в тысяча триста каком-то — а точнее вам никто не скажет. Зеленщику из Кракова, тому, что продавал на углу зеленных рядов свой товар по три пучка за четверть гроша и частенько увязывал внутрь пучков увядшую зелень, приснился сон. Он увидел человека в странной маске, похожей на птичий клюв, в пустынном городе, и человек тот выбивал плечом дверь в некую лачугу. Дверь поддалась; человек зашел внутрь, а зеленщик только заглянул — и возблагодарил Иисуса за это.

В доме было полно трупов; иные лежали прямо у порога, и по позам и искаженным лицам несчастных было понятно, что умирали они долго и плохо.

Человек в маске вернулся, он нес на плече ребенка — истощенного, слабого, но живого. Человек с ребенком шел по пустым дымным улицам, а зеленщик знал, как это и бывает во сне, когда не видишь чего-то, но откуда-то всё знаешь, что человеку этому предстоит еще много неприятной и странной, тяжелой работы, но ребенок будет жить. Как будут жить и многие до него и после, кому Господь милостиво позволил оказаться на пути человека в птичьей маске, — это зеленщик тоже знал.

Зеленщик из Кракова был уже немолод; жена его давно умерла, дочерей он выдал замуж, а сыновья разъехались кто куда в поисках лучшей доли. Скверного он видел много, видел вещи и похуже пустого города и дома, забитого трупами. Трудно было бы не видеть таких вещей, живя на окраине славного города Кракова в тысяча триста каком-то году.

Со многим в этой жизни человеку приходится мириться, что уж тут поделаешь. И зеленщик всегда скромно склонял голову перед скверным и страшным, молясь только, чтобы обошло его и семью. И все вокруг так жили, а как еще-то? Человек в птичьей маске умел иначе.

Зеленщик из Кракова сложил в суму пару лепешек, горсть орехов и лучшую свою рубаху, зашил в пояс все скопленные за годы зеленной торговли монеты, их было немного, и отправился в долгий путь. Все, чего он хотел, — носить за человеком в птичьей маске его смешную торбу и, если понадобится, вышибать двери плечом.

Он умер на постоялом дворе в Падуе. Умер не от чумы: прихватило кишки от дурной пищи, и врач из Флоренции, тот, кого зеленщик видел во сне, умерший как раз от чумы двумя неделями раньше, конечно же, не мог прийти ему на помощь.

Бессмысленной и нелепой была смерть зеленщика из Кракова; впрочем, и жизнь — такой же.

Но если существует высшая справедливость, пусть ему будет, по пути туда, где ему надлежит быть, дозволено присесть у ног усталого врача и взглянуть в склоненное к нему лицо — без маски.