Как лечить Хоруса (джен)

Капитан Локен был верным солдатом Императора и глубоко порядочным человеком, и Кирилл Зиндерманн потому ничуть не сомневался, что интерес Локена к возможностям и опасностям варпа чист и основан только на лучших побуждениях. Зиндерманна и самого озадачило и напугало случившееся в Шепчущих Вершинах, где в одного из офицеров роты Локена вселился настоящий демон, и с тех пор итератор перечитал немало древней мистической литературы, которой делился и с Локеном, не опасаясь того развратить и сбить с истинного пути. Это было бы сделать тем более затруднительно, что до чтения капитан Локен был не охоч.

— Вы бы мне, Кирилл, сами объяснили, у вас всегда складно получается, — немного удрученно сказал Локен, возвращая Зиндерманну «Хроники Урша». — А то тут какие-то турусы на колесах. Даже про сражения читаешь — казалось бы, мой профиль — а ни черта не понятно, кто, где и на ком стоял.

Зиндерманн задумался, а потом ему в голову пришла необычная идея.

— У вас не найдется на днях часов трех, свободных от службы? — спросил Зиндерманн. — Я бы хотел вам кое-что показать.

— Ну не то чтобы на днях, — прикинул про себя Локен. — Но вот как к Давину через варп пойдем, делать будет все равно нечего, дорога дальняя. Тогда и не три часа, тогда и все девять найдутся.

В первый же день полета к Давину Локен пришел к Зиндерманну в условленную комнату, в которой Зиндерманн уже установил проектор и большой экран, которые он обычно использовал во время проповедей личному составу о том, что ученье — свет, а неученье — тьма. Локен при виде такой диспозиции чуть не споткнулся о порог — хоть Локен и уважал Зиндерманна за ум и ученость, и даже любил его за чуткость и умение все растолковать, но все же сидеть три часа на политинформации никому неохота. Зиндерманн взглянул на немного кислую мину бравого Астартес и решил не предварять просмотр кинофильма краткой лекцией по Сильмариллиону, а, наоборот, включить нестандартную звуковую дорожку.

«А потом нашелся один умник и всех напарил, — повествовал спустя три минуты проектор понятным для солдата языком. — В землях Мордовии, на Черной горе, мрачный владыка Саурон тридцать лет и три года тайно мастерил супер-мега-кольцо. И в это кольцо он засадил всю свою жестокость, злобу свою засадил, ну там, привычки всякие нехорошие и все такое».

Капитан Локен с сочувствием прослушал речь Бульбы Сумкина: «Половина из вас — просто славные карапузы, но с другой половиной я бы запросто пошел в разведку», понимающе кивнул на слова Сарумана: «Кольца, магия — это все так, только детей пугать. На самом деле, сейчас рулят танковые клинья и ковровое бомбометание», а после сцены боя на вершине Амон Сул Локен показал Зиндерманну большой палец.

— Вот именно так все и было в Шепчущих Вершинах, — одобрительно кивнул Локен, — шепот какой-то, призывы к нарушению воинской дисциплины. Вот как эти призрачные чуваки, которые хотели себе цель подсветить — ну чтоб Фродо кольцо надел. В самую центру кино!

Во Всевидящем Оке, которое мерещилось Фродо, когда он надевал Кольцо, Локен опознал аналог Ока Ужаса; потусторонний мир, куда попадал Фродо, Локен уверенно назвал варпом, и даже на возражения Зиндерманна, пытающегося не спешить с выводами, у Локена нашлись остроумные ответы.

— Корабль, уходящий в варп, пропадает в нашей реальности, а не становится невидимым, — уточнил Зиндерманн. — А потом корабль выходит из варпа в десятках и даже сотнях световых лет от точки входа — тогда как Фродо, сняв кольцо, появлялся почти на том же месте, где он его и надел.

— Ну так у него навигатора не было, — возразил Локен. — И фотонные двигатели у него к заднице не приделаны. Пришлось уж ему так по варпу, ноженьками.

Сцена гибели Боромира в конце фильма Локена тронула и взволновала, но реакция Локена была для штатского Зиндерманна необычной. Локен вздохнул, в сердцах мотнул головой, тыкнул себя пальцами в тех местах, в которых Боромира пронзили стрелы, и подвел итог.

— Астартес бы выжил, — уверенно сказал Локен. — А потом я бы ему пять нарядов вне очереди вкатил. Время военное, разведгруппа на вражеской территории, а этот Боромир без брони. Ну вот как так? Как пятилетний!

— Но вообще кино — огонь! — подытожил Локен, когда по экрану побежали титры под песню «Я лично бухаю, но могу ускориться». — Эти мутанты позорные, которые Боромира положили — мне и Тулл, интерекс, на Ксенобии рассказывал, что от контакта с Хаосом происходят уродливые мутации. И Джубал, мир его праху, в Шепчущих Вершинах не только с ума сбрендил, но еще и изуродовало его так, что глаза бы мои не смотрели. Про Шепчущие Вершины, понятно, рассказывать никому не надо, надо беречь честь Легиона, а вот эти рыла отвратные вы б, Кирилл, на политинформации показали. Чтоб до всех дошло, что надо держаться света Императора и соблазнам варпа показывать мозолистую дулю. А я бы вот к вам завтра друзей своих еще привел — разрешите?

Зиндерманн разрешил, и на следующий день вместе с Локеном пришли Неро Випус и Тарик Торгаддон, которые начали смотреть кино сначала и все с той же нестандартной звуковой дорожкой. Зиндерманн попытался было поставить им нормальную озвучку, но Локен стал пересказывать предыдущую озвучку своим товарищам, и Зиндерманн махнул на военных рукой: хочется им ржать в романтическом эпизоде, когда на фоне красот Дольна Арагорн предлагает Арвен «хошь, за жопу укушу?», ну так пусть поржут.

Трое друзей в один присест досмотрели трилогию до конца и нашли в ней кустодия и Русса-младшего.

— Ну этот, блондин, — пояснил Торгаддон недоумевающему Зиндерманну. — Он сложением тонковат, но дерется как Астартес. Значит, кустодий он — это из тех, которые личная гвардия Императора. Во, вспомнил — кустодий Леголас.

Зиндерманн не стал расстраивать Торгаддона и говорить ему, что Леголас — эльда: во времена Толкина эльдар были куда более достойными и благородными, а вот теперь в Комморре окопалась под их светлым именем какая-то сволочь.

— А этот малорослый бородач, который всех вместе с кустодием мочит — ну нельзя с таким ростом и так лихо биться, — продолжил Торгаддон, а Неро Випус и Локен согласно кивнули. — Сразу видно, что примархова кровь. Небось, Лемана Русса малый сыночек — на Лемана глядя, я бы не удивился, если бы сын у него так прямо и родился с бородой.

Зиндерманн, отыскавший и приквел тоже, пригласил их приходить и завтра — но назавтра просмотр полюбившейся космодесантникам кинотрилогии опять стартовал заново: на этот раз фильм показывали Абаддону и Аксиманду. Для серьезного и мрачного Первого капитана Абаддона Зиндерманн все же поставил настоящую звуковую дорожку.

— Ну-ка, отмотай, — сказал Абаддон на первых минутах. — Вот этот, который в доспехах терминатора — это как он так?

Зиндерманн отмотал, Саурон на экране вновь разнес своей палицей несколько рядов противников, и Абаддон встал и примерился.

— Не, что-то здесь не сходится, — покачал головой Абаддон. — Еще раз отмотай.

— Это же кино, Иезекиль, — подсказал не в меру серьезному Абаддону Локен.

— Да, капитан Абаддон, это не взаправду, — подтвердил Зиндерманн.

Но Абаддон был старым солдатом и не разбирался в искусствах.

— Что же ты, — грозно сказал Абаддон Зиндерманну. — Первому Капитану врешь?

— Ни в коем разе, мой капитан, — выручил Зиндерманна хитрый Тарик. — Вас ждет исключительно правдивая история о том, как пагубны и неприглядны силы Хаоса.

— Фильм интересный, — сказал Абаддон на середине просмотра, когда Неро Випус, как младший по званию, пошел за пивом. — Но нужно уточнить подробности: вот Элронд Фродо вылечил, а как именно он его вылечил? Если у нас в Легионе будет такое ранение — что делать тогда? Или вот Гэндальф вернулся с того света — опять же, интересен процесс, практические рекомендации. А то показывают, будто он очнулся, простите меня, у чужой жены без обмундирования. Словно не подвиг геройский совершил, а на бл… гульки сходил.

— Иезекиль, ну не будь ты таким серьезным, — развел руками Тарик, но дальнейшее показало, что Абаддон был прав.

Локен и Торгаддон вернулись на флагманский корабль с Давина, разыскав колдовской клинок, которым на Давине тяжело ранили Хоруса — в плечо, прямо как Фродо — и, только ступив на борт, Локен кинулся на поиски Зиндерманна, спросить, нет ли на корабле травы ацелас и не выяснил ли Зиндерманн, как исцелил Фродо Элронд — а Зиндерманн уже спешил ему навстречу, потому что Абаддон разыскал Зиндерманна первым.

— Нашел! — кричал Зиндерманн, несясь на Локена с ноутбуком в руках, пока могучие Абаддон и Аксиманд шли за ним размашистым строевым шагом, а вслед за ними увязался коварный Эреб, все еще пытавшийся увести их на кривую дорожку.

— Гарви, я нашел способ исцелить Воителя! — провозгласил Зиндерманн, с трудом переводя дыхание. — Способ был в приквеле в начале третьей части, я наконец досмотрел дотуда!

— Мы должны доставить Воителя на Давин в храм ложи Змеи, — не унимался Эреб. — Тамошние жрецы очень искусны в оккультных науках и исцелении.

— На хрен иди, я тебе уже сказал! — взревел скорый на гнев Абаддон. — Это наш примарх, и мы его лечим! Сколько ждать, пока выяснится, сработал ли твой способ — девять дней? А у нас раз — и готово дело!

— Иезекиль, но ведь стопроцентной гарантии нет, всего два успешных случая, — напомнил более рассудительный Аксиманд.

— Два — это уже тенденция, — строго сказал Абаддон, который за свою долгую службу под таким лозунгом отправил на губу бессчетное количество новобранцев, нерадивых Астартес и простых смертных солдат. — Но главное, что мы уже через полчаса всё узнаем, работает наш способ или нет.

— Может, вы все-таки объясните нам с Тариком, в чем ваш способ состоит? — предложил Локен, и уже через пять минут Зиндерманн был отправлен искать альтернативный способ исцеления, которым пользовался Элронд, и траву ацелас заодно, Эреб был посажен под замок по подозрению в покушении на Воителя и похищению на Ксенобии колдовского клинка, потому что Абаддон был срывист, решителен и скор на расправу, а четверо морнивальцев в режиме секретности смотрели сцену битвы Элронда и Сарумана с призраками назгул.

— Вот оно! — объявил Абаддон, когда владычица Галадриэль поцеловала Гэндальфа в лоб и прошептала «Митрандир, вернись к нам!» — Открыл глаза и резко задышал, как в первой трилогии — раз. Оба раза вернулся к жизни при помощи Галадриэль — два. В первый раз, когда времени у них было побольше, оказался без обмундирования — три. Все сходится.

— Осталось найти Галадриэль, — вздохнул Тарик Торгаддон.

— Предлагаю Эуфратию Киилер, — вклинился Локен вперед раздраженного рыка Абаддона. — Она последнее время только и делает, что молится Императору. Может, с этого и будет прок — Зиндерманн же только что говорил, что Гэндальф в первой трилогии отлетал к своему создателю, и тот послал его назад.

— Да она же черная, — не согласился Абаддон. — А Галадриэль белая вся. Ну и потом, ну как после такого исцеления и Хоруса кто застанет без обмундирования? Нет, это внутреннее дело Легиона, всяких там фотограферш и летописок нам не надо.

— Внутреннее дело Легиона — это как? — осклабился Тарик. — Пробуждается, скажем, Воитель от нежного поцелуя в лоб, открывает глаза — и первым, что он видит, становится твой, Иезекиль, склоненный над ним бритый череп. Воителю же заново поплохеет от изумления.

— А Киилер эта — она хоть красивая? — заинтересовался Аксиманд. — Потому что если страхолюдная — пусть Иезекиль Воителя целует, все же свой человек.

— Да идите вы все в задницу и тащите оттуда свою черную Киилер, — смущенно сказал Абаддон.

По правилам боевого братства четверо морнивальцев в любую задницу шли вместе, и во время Великого Крестового Похода они выбирались порой из такой задницы, что сам Тзинч из нее бы не выкрутился. И к Эуфратии Киилер они явились тоже вместе, с трудом втиснувшись в ее каюту, превратившуюся после потрясших Эуфратию событий в Шепчущих Вершинах в молитвенную келью.

— Это зловредные порождения варпа, — тыкал пальцем в назгул на экране ноутбука Гарвель Локен, он единственный был с Эуфратией знаком лично. — Это великий паладин света, — Локен ткнул пальцем в лишившегося сознания Гэндальфа, которого Галадриэль несла на руках. — Это ты, — и Локен ткнул в Галадриэль. — Задача ясна?

— Нет, — ошарашенно ответила Эуфратия, она в своем затворничестве и от людей начала отвыкать, и уж тем более не могла понять, чего от нее хотят свалившиеся на нее космодесантники.

— Чего ж проще, — разъяснил Аксиманд, откручивая на то место, где Галадриэль возвращает Гэндальфа к жизни поцелуем в лоб и нежным шепотом. — Воитель сейчас при смерти, как вот этот Гэндальф. Ты — во имя Императора, и без глупостей! — целуешь Воителя в лоб, произносишь «Воитель Хорус, вернись к нам!» Воитель возвращается к жизни и уже через несколько часов может сражаться как ни в чем не бывало. Все счастливы, все радуются.

— Я не уверена, что у меня хватит веры, — произнесла Эуфратия, в которой начало зарождаться молитвенное вдохновение. — Не знаю, смогу ли я, способна ли.

— В армии, девочка, нет такого слова «не могу», — наставительно сказал Абаддон, который в одном только Великом Крестовом Походе провел уже два столетия. — В армии есть только слово «надо».

Так и случилось, что во владения обалдевшего апотекария Ваддона — на которого и так за один день свалились умирающий вопреки всем медицинским теориям примарх и какой-то якобы ранивший примарха якобы колдовской клинок — пришли еще и четверо ближайших советников примарха, капитаны из братства Морниваль, конвоирующие одетую в длинную хламиду и босую негритянку.

— Да вы все с цепи сорвались, что ли? — громким возмущенным шепотом заговорил Ваддон, нагнав странную процессию уже у двери в палату умирающего Хоруса. — Сначала к нему пробралась какая-то летописица, которая и так еле живого примарха заговорила почти до смерти, теперь вы ломитесь толпой!

— Когда ты поставишь Воителя на ноги? — грозно спросил Абаддон.

— Да я вообще не знаю, что с ним происходит!

— Не знаешь — тогда помолчи и не мешай! — заявил Абаддон, надвигаясь на медика.

— Мы четверо можем остаться здесь, — попытался найти компромисс Локен. — Пусть она входит одна, но ты уж, Ваддон, ей и вправду не мешай.

Четверо морнивальцев и Ваддон остались перед стеклянной стеной, через которую было видно, как Эуфратия Киилер молится, воздев над собой небольшую серебряную аквилу. Потом Эуфратия попыталась склониться над гигантом-примархом, как Галадриэль над Гэндальфом, но не смогла дотянуться губами даже до его челюсти. Заходить прямо сбоку, а то и со стороны изголовья было не по правилам, и Эуфратия уперлась коленом в торчащий из-под Хоруса краешек кровати и легла на него плашмя.

— Ваддон, не лезь, ну прошу, — тихо сказал Локен, хватая апотекария за локоть и не давая ему ринуться прекращать такое самоуправство в реанимации.

— Ну вы бы его еще на Давин обратно потащили, — сердито сказал Ваддон. — В стазис бы ввели и…

— А что, так можно было? — перебил рассудительный Аксиманд. — Ну, в стазис чтобы, и потом либо Императора сюда вызвать, либо Хоруса в стазисе к Императору отправить. Что ж мы тогда горячку-то пороли?!

— На Хорусе, на широком Хорусе… — негромко напел Торгаддон, наблюдая за тем, как Эуфратия ползет по груди Хоруса, чтобы поцеловать его в лоб.

— Тарик, я тебя убью сейчас! — не выдержал Абаддон. — Дело жизни и смерти, а у тебя опять смехуечки.

— Да я сам на нервах весь.

Эуфратия тем временем удобно устроилась на широкой груди гиганта Хоруса, прижала к его губам свою священную аквилу, потом снова произнесла «во имя Императора!» — но нужно было двигаться дальше, и Эуфратия, осилив нерешительность и боязнь неудачи, поцеловала Хоруса в лоб и троекратно воззвала «Воитель Хорус, вернись к нам!», чувствуя, как с каждым разом нагревается в ее руках аквила. Наконец по какому-то наитию Эуфратия приложила раскалившуюся аквилу к ране на плече Хоруса, запахло горелой плотью, кровотечение из раны, которое не могли унять апотекарии, прекратилось, а Эуфратия уронила голову на здоровое плечо Хоруса и лишилась чувств, истощив свои психические силы.

Четверо морнивальцев и апотекарий Ваддон, не веря своим глазам от счастья, наблюдали за тем, как Хорус шумно вздыхает, потом шевелит плечами, потом поднимает руки — а потом их чуть не оглушил громовой голос Воителя.

— Ваддон, у тебя здесь военный лазарет или бордель какой? — загремел Хорус, садясь на постели и снимая с себя Эуфратию. — Почему я просыпаюсь, а на мне лежит посторонняя женщина? Что это у тебя за методы лечения такие, и к кому еще ты их применял? Право, если какой проныра фотограф уже сфотографировал меня в таком положении, я разжалую тебя в юнги!

Воитель Хорус, бодрый, здоровый и нетронутый варпом, встав со смертного ложа, тоже зашел к Зиндерманну, но фильм, похоже, досмотрел только до поединка Гэндальфа и Сарумана, да и то со смешной озвучкой — выйдя вскорости от Зиндерманна, Хорус наглядно показал всем преимущества кассетных бомб над магией и таким образом продезинфицировал с орбиты Нурглово болото, которое развели на спутнике Давина предыдущие власти.

А потом Хорус решительно развернул корабли обратно в сторону империи интерексов и пригласил в свою каюту четверых капитанов Морниваля.

— Вот ведь, чем дальше в космос — тем толще ксеносы, — весело сказал неунывающий и энергичный Хорус. — Воюем с какими-то демонами и ожившими мертвецами, брат Лоргар поехал кукушечкой на мистике, но на этот раз в плохом смысле слова, а не как ваша Эуфратия, которую вы ко мне притащили…

— Но мы действительно не знали, что нам делать, командир, — чуть виновато сказал Аксиманд.

— Да ладно! — махнул рукой Хорус. — Одной сплетней больше, одной меньше. Теперь про меня и не такое трепать пойдут — вот, уже говорят, что я хочу Эреба, мечекрада Нурглова, интерексам на расправу выдать. А я один меч вернуть собираюсь, а Эреба только пугаю пока, чтобы во всем сознавался. Но с интерексами — Абаддон, я понимаю, что у тебя чешутся руки! — все же придется наладить культурный обмен хотя бы по вопросам борьбы с влияниями варпа. В трудные времена союзники должны держаться вместе.

Гарвель и Тарик переглянулись, узнав слова Гэндальфа во дворце Теодена и догадавшись, что Хорус тоже посмотрел по меньшей мере первую трилогию, а Хорус им подмигнул.

— А пока, чтобы среди своих не нарушилось дружеское согласие, есть у меня для вас поручение, — перешел к делу Хорус. — Жалко, конечно, что вам придется исправлять мои ошибки, но и оставить дело так нельзя. Я когда думал, что уже совсем помираю, позвал к себе эту Петронеллу и решил уйти с музыкой — такого ей наговорил! Да и мутилось у меня в голове порой от колдовской раны. Нажаловался ей на то, что Жиллиман — зануда, и, случись со мной что, он, чем посочувствовать, только начнет приводить меня как пример последствий нарушения устава...

— Так все ж в армии знают, что у Ультрамаринов уставщина, — пожал плечами Абаддон. — Тут и новости никакой нет.

— Про Ангрона я сказал, что он долбанутый на всю башку, и я ума не приложу, что с ним делать...

— Истинная правда, командир, — подтвердил Тарик. — Про Ангрона говорят, что он сам пугается, когда в зеркало заглянет.

— Потом я сказал, что Лёва наш Эль-Джонсон — дикарь, которого мы с Императором в лесу нашли...

— А что, действительно так было? — заинтересовался Локен, самый младший из капитанов.

— Было, — кивнул Хорус.

— Ну раз было, то в чем тут обида? — вступил Аксиманд. — На правду не обижаются.

— О, а я понял наконец, почему у Эль-Джонсона легион «Темные Ангелы» называется, — ухмыльнулся Тарик. — Ребята они хорошие и ни к каким темным делам непричастные, но темнота они, темнота!

— Я считаю так, командир, что вы как Воитель должны откровенно о наших недостатках говорить, — рубанул Абаддон. — Если у Фулгрима половина солдат волосы красит и глаза подводит как педерасты, то так об этом и надо заявить. Если у их апотекария Бейла в детстве были деревянные игрушки, прибитые гвоздями к потолку, и у него теперь руки чешутся людей улучшать хирургическими методами — то надо смело поставить вопрос, пусть ему сослуживцы наконец детский конструктор подарят, чтобы он уже успокоился.

Хорус мог бы порадоваться тому, что даже сомнительные его поступки его капитаны оправдывают и защищают, но он сделал для себя и другие выводы: хоть на словах все Астартес считали себя братьями, на деле каждый легион считал себя лучше других, о которых имел представления довольно обидные. С такими высокими отношениями недолго было и до гражданской войны дойти, вздохнул про себя Хорус, — а пока он нашел в защите своих капитанов-морнивальцев место для победной атаки.

— Я, друзья мои, заходил вчера к этой Петронелле, заглянул в ее записи и ужаснулся, — соврал Хорус для пользы дела. — Половины из того, что она там написала, я никогда не говорил! Например, пишет она, что, если бы Абаддона не призвали в армию, его бы по всей галактике полиция разыскивала как душегуба и разорителя.

— Ну, такое публиковать ни в коем случае нельзя! — тут же среагировал Абаддон, но и смущение в нем Хорус заметил: знал Абаддон за собой такой грех, что слетал он порою с катушек и начинал пластать и правых, и виноватых. Вот предложил Абаддон правду в лицо говорить, вот он ее и услышал — и воспринял ее, к радости Хоруса, правильно — потому что и подана была она исподволь: вроде как и клевета, а вроде и мотай на ус.

— Так вот вы и позаботьтесь, чтобы она ничего этого не публиковала, что она мне приписывает, — предложил Хорус. — Только без уголовщины — не бить, и уж ни в коем случае не убивать. Шантажа тоже не надо...

— Я знаю, как надо, — вызвался Локен, видя, как Абаддон разводит руками — кроме агрессивных переговоров, которые ведут руками и ногами, Абаддон никакой дипломатии обучен не был. — Мы с Тариком вчера другое кино смотрели — помнишь, Тарик, про очкарика на ишаке, у которого девчонку похитили?

Эуфратия Киилер, к которой зашли четверо капитанов в прошлый раз, еще лежала в лазарете, оправляясь от последствий того, к чему этот визит привел, — а капитаны-морнивальцы уже пожаловали к Петронелле Вивар, назначившей себя в хроникеры Хоруса.

— Вам исключительно повезло, — начал Тарик Торгаддон, хотя лицо Петронеллы уже не было похоже на лицо того, кому крупно повезло, скорее наоборот. — Помните, вы говорили, что вы хотели бы посмотреть на древний красивый обычай Астартес?

— Ну да, говорила... — пробормотала Петронелла, которая ничего такого не говорила.

— Вы можете не только посмотреть, вы можете сами участвовать, — заверил Торгаддон. — Обряд называется «похищение летописца».

— Для этого нужно поймать летописца и сунуть его в мешок, — с бесстрастным лицом продолжил Аксиманд. — И делать это будет не оклеветанный летописцем примарх, а кунаки оклеветанного примарха.

— Но я ни на кого не клеветала...

— Бартабарви куса! — рявкнул Абаддон, бешено вращая глазами. — Бамбарбия кергуду!

— На нашем хтоническом языке это означает: «если вы опубликуете то, что вам рассказал Хорус, Аббадон вас зарежет», — совершенно будничным тоном перевел Локен. — Шутка.

— Шутка! — подтвердил на имперском Абаддон, не меняя зверского выражения лица.

— С нами-то вы, может, и договоритесь, — мягко сказал Локен. — Мы вас знаем и даже любим. Но вот дикие кунаки примарха Эль-Джонсона... не говоря уж о бешеных кунаках примарха Ангрона...

Тут-то Петронелла и поняла, как она вляпалась с этим интервью Хоруса — она-то пока думала только о том, как переправить на Терру свою рукопись и как избежать потом недовольства Хоруса, который в своем якобы предсмертном интервью крыл всех козлами и тупицами, пощадив разве что Императора и Сангвиния. А теперь она осознала, что интервью прочитают и все поименованные там козлы — к Хорусу они претензии предъявлять не будут, он все-таки наместник Императора, а вот на ней зло сорвут.

— Вы, мисс Вивар, лучше пишите про то, что сами видели, — посоветовал Локен. — Эль-Джонсона, до того, как он командование своим легионом принял, ни я не видал, ни вы не видели. Кто его знает, как там что было. А вот история про то, как ваш телохранитель за вас на давинской луне бился, многим ребятам уже понравилась. Они ее и пересказывают — ну как походные байки: что не видели, то придумают. А тут вы напишете, да расскажете все по правде — за это вам только уважение будет.

— Чтобы я — и писала оду своему слуге? — надменно ответила Петронелла Вивар. — Это, в конце концов, неприлично!

— Ну вы тогда про оживших мертвецов и про голос Нургла напишите и прямо Сигиллиту отправьте, — предложил Тарик Торгаддон, он задавак не любил. — Ему понравится, вот увидите — он к вам даже новых слушателей пришлет. Есть у него такой Эйзенштейн, человек и звездолет…

«И заберет тебя от нас инквизиция к чертовой матери!» — подумал про себя Аксиманд, но вслух ничего не сказал, а Локен начал соображать, как бы отвлечь Петронеллу от откровений Хоруса.

— Я бы хотела написать о том, как Воитель Хорус восстал из мертвых, — поделилась Петронелла Вивар, оправившись от первого потрясения. — Да, меня в тот момент не было рядом, но вы ведь были. Расскажите мне, как это произошло.

— Я не могу сказать, — хором проговорили Абаддон, Аксиманд и Торгаддон, которые давно привыкли использовать формулу воинской ложи в качестве универсальной отмазки, а Гарвель Локен, к воинской ложе не принадлежавший, задумал вышибить клин клином.

— Об этом действительно не стоит рассказывать, мисс Вивар, — сказал Локен. — Дело в том, что здесь замешана одна молодая особа…

— О, тогда я лучше напишу о случившемся на луне Давина… — с ложным смирением сказала Петронелла, но глаза ее загорелись любопытством, она уже прикидывала, как широко разойдется ее книга о страстной поклоннице примарха, которая вернула его к жизни поцелуем истинной любви — ведь такой сюжет куда интереснее, чем банальная ругань командира на соседние подразделения и засевших в тылу штатских крыс.

«Воитель загонит мою роту на месяц в наряд по мытью сортиров, как только эта дамочка начнет выспрашивать у него, с кем он целовался в лазарете, — вздохнул про себя Локен. — Но главное, что все остальное, включая выболтанное ей Воителем, у нее из головы выскочило», — и Локен, мысленно покаявшись перед Императором за неблаговидный поступок, стянул со стола замечтавшейся Петронеллы ее рукопись.