Ты только мой (гет)

Чернота поселилась в ней с того самого момента, как он сказал: "Я люблю тебя, маленькая моя, но пойми, что семья — это самое главное, что только у меня есть, а уходить без оглядки в неизвестность... Пойми, я не готов так рисковать!"

Ей хватило сил лишь на то, чтобы выдавить из себя улыбку: "Конечно, семья — самое главное..."

Семья, значит, самое главное, а... она? Её чувства и надежды на их совместное будущее ничего не значат, выходит?

С того самого дня всё окрасилось в черный цвет: небо чёрное и непроглядное, черные лучи черного солнца пронзали воспалённый мозг, отчего казалось — ещё немного, и она умрёт... но нет. Смерть, как видно, решила в эти тягостные и беспросветные дни побыть в качестве зрителя и, прихватив бутылку лимонада и коробку попкорна, удобно устроилась в мягком кресле — посмотреть на редкость забавный фильм "Она сходит с ума".

А она и в самом деле сходила с ума, позабыв обо всём — и о друзьях, и о родных, и о работе... Даже о себе перестала заботиться, так что за неделю, что прошла с тех пор, как он, нежно улыбаясь, предложил расстаться, опустилась совсем.

Светлые, давно немытые, волосы торчали во все стороны, от погрузневшего тела разило потом, воспалённые от постоянного недосыпа глаза смотрели так, что поневоле возникала мысль — их обладательница явно не в себе.

По ночам, стоило только закрыть глаза, наваливалась чернота и душила, душила...

Она вскакивала, хватаясь за горло, включала свет, но чернота никуда не пропадала — злорадно хихикая, пряталась по углам, чтобы позже вернуться вновь.

Не нужно было ничего — ни еда, ни работа, ни друзья... Только он!

"Ты мой... Ты только мой, и ничей больше!"

Эта мысль буквально вросла в её душу, пустив там ядовитые черные корни.

Он только её...

Ведь были слова, что любит и не находит места, если не увидит хотя бы один день, так неужели такие слова могут быть всего лишь словами?!

Да, в эти дни они изредка пересекались...

Бьющие по сердцу моменты: она смотрела на него во все глаза, пытаясь передать всю ту боль, что царила в её душе, захлебывающейся в черной трясине безнадёги. А что получала в ответ? Брезгливость, смешанную с жалостью — самый мерзкий коктейль из всех, что знало человечество: неужели я был настолько глуп и слеп, что встречался с ЭТОЙ?

И вскоре оказалось, что чернота вовсе не так непроглядно черна. Если до этого момента она медленно душила, давя на сердце и вытесняя воздух, то сейчас стала удивительно прозрачной, принеся осознание: "Какая же я дура, что позволила себе погрузиться на самое дно отчаяния!"

Впервые за всё это время подойдя к зеркалу, она ужаснулась: "Неужели это я — та, что прежде сияла глазами, излучая уверенность в себе и своих силах? Неужели один человек может быть до такой степени поглощенным другим, чтобы его "эго" почти полностью растворилось?!"

Да, чернота теперь полностью поглотила её душу, но не лишила этим сил, а наоборот — наполнила безграничной энергией.

И имя ей было — ненависть!

Она вновь похорошела, постройнела, глаза засверкали, но на этот раз было в них нечто такое, что представители сильного пола при встрече на какое-то мгновение забывали о своих спутницах... и как это придавало сил!

Что же касается того, по чьей вине она едва не захлебнулась в чёрной тоске... Он тоже не остался равнодушным к чарам той, что ещё совсем недавно представляла собой жалкое зрелище. И снова были встречи, и снова были клятвы в любви...

"Ты мой. Ты только мой. Что бы ни было дальше, как бы ни ударила жизнь, я не отпущу тебя ни за что!"

... Содержимое бокала сверкало и переливалось, озаряемое свечами, когда он поднес его к губам.

Глоток. Ещё глоток.

"Теперь тебе ни за что от меня не уйти..."

Пальцы разжались, роняя бокал. Одна рука метнулась к горлу, другая судорожно попыталась схватить ту, что сидела напротив, холодно наблюдая за агонией своей жертвы.

Последняя судорога — он расслабился, растянувшись на полу, а она, присев рядом, пригладила его растрепавшиеся волосы, любовно отерла пену, выступившую в уголках рта, и чернота в ней радостно заколыхалась:

— Ты мой. Мой навсегда!