Запомни этот день, дорогая (гет)

— Что тебя волнует, дочь моя? Расскажи, облегчи душу.

Темные глубоко посаженные глаза матери-настоятельницы лучатся добротой, тихий голос журчит, словно ручей, а в кротком облике столько любви, что Анжелика Тич решает поведать ей о своих печалях.

— Сомнения мучают, мать Марианна, — признается она срывающимся голосом. — Вгрызаются в душу, будто черви. Чем ближе постриг, тем чаще посещает мысль, правильно ли я поступаю. Не станет ли монашество непосильным бременем, не упаду ли я в самом начале пути, не нарушу ли из-за духовной слабости данные Богу обеты?

— Искушение, дочь моя, — понимающе кивает мать-настоятельница. — Господь испытывает твою решимость.

Анжелика поднимает на нее удивленные глаза.

— Но вы же сами говорили, что я предназначена ему с малых лет, что неслучайно он забрал мою мать так рано и привел меня в монастырь.

— Все верно, Анжелика. Господь зовет тебя. Но готова ли ты откликнуться на этот зов? Любишь ли ты Бога настолько, чтобы посвятить ему свою жизнь?

Анжелика молчит, крепко задумавшись, теребит дрожащими пальцами рукав послушнического облачения. Мать-настоятельница терпеливо ждет ответа, не сводя с нее сияющих глаз.

— Люблю, мать Марианна, — с горечью в голосе произносит Анжелика, — но не знаю, готова ли. Душа томится как птица в клетке, соблазняется снами и мечтаниями, жаждет чего-то нового, неизведанного. Который день нет покоя.

— Помолись, дочь моя, — ласково предлагает мать-настоятельница, — горячо помолись Божьей матери. Смилуется, утешит, вразумит. Вот увидишь, Господь пошлет тебе знак.

— Знак? — переспрашивает Анжелика, и сердце ее начинается метаться в груди. — А что, если этот знак укажет мне совсем иной путь? Что тогда делать, мать Марианна?

Мать-настоятельница ненадолго замирает, нахмурив густые черные брови, а потом, смягчившись, отвечает с кроткой улыбкой на лице:

— Значит, такова Божья воля.

Анжелика молится в монастырском саду перед статуей Девы Марии. В темноте горящие свечи слепят глаза. Севильская Мадонна чудотворная и слышит просьбы даже самых отчаянных грешников.

— Madre de Dios, Reina de los Cielos⁽¹⁾, — с жаром шепчет Анжелика, молитвенно сложив руки, и старается прогнать назойливые мысли. О величественных кораблях, что плывут за горизонт, о вольной жизни, наполненной приключениями, о любви, которую воспевают поэты.

— Господи, пошли мне знак! — продолжает молиться она, склонив голову и зажмурившись. — Прошу тебя, Господи! Знак... знак... знак... Пошли мне знак... Где же ты, Господи? Где ты?!

— Я здесь, красавица! — раздается совсем рядом звучный мужской голос, отчего Анжелика вздрагивает и в ужасе отстраняется. — Больше страсти, дорогая, холодность в этом деле грозит провалом.

В монастырском саду, тщательно скрытом от посторонних глаз, буквально в нескольких шагах от нее — незнакомец в странном костюме, похожем на одежду разбойника, и с бутылкой в руке. Длинные спутанные волосы, черная треуголка, вызывающая улыбка и пьяные карие глаза... Неужели пират? Конечно! Кто еще может выглядеть столь нелепо?

— Кто вы такой? — строго спрашивает Анжелика, вскинув подбородок и смело глядя ему в лицо, вместо того чтобы смущенно потупить взор, как подобает послушнице. Главное, не подать вида, что она волнуется. — Вы не имеете права здесь находиться! Я сейчас позову...

— Ш-ш-ш, — успокаивает ее пират, отхлебнув из бутылки. — Не стоит, красавица. Не нужно никого звать. Мне вполне хватит тебя одной. — Он осторожно делает шаг вперед, с вожделением рассматривая Анжелику. — Не девушка, а мечта. Ангел во плоти. Райский цветок... Ах да, приятно познакомиться, капитан Джек Воробей! Хотя я не думал, что в испанских борделях прямо на пороге спрашивают имя...

— Что?! — округляет глаза Анжелика. На ее щеках мгновенно вспыхивает румянец. — Вы в своем уме? Это монастырь! Как можно перепутать монастырь с бор... с гнездом разврата?!

— О, проще простого, — нагло усмехается Джек Воробей. — Был я однажды в Нассау... Славный город. Кажется, именно там меня обобрали до нитки... Так вот, в кого только ни переодевались девицы местного борделя, чтобы угодить клиентам. И в монашек, и в матросов, и в морских пехотинцев английской короны...

— Madre de Dios! — восклицает Анжелика, залившись краской. — И что же вы делали с этими пехотинцами?

— То же, что и с монашками, милая.

— Сейчас же вон отсюда, грязный пират! — гневно произносит Анжелика и делает шаг навстречу, будто угрожая.

Непристойные шутки Джека Воробья выводят ее из себя. Она с вызовом смотрит ему в глаза и замечает в них темный огонь, который с каждой минутой разгорается все ярче и ярче. Не этот ли огонь искушал ее по ночам, возбуждая порочные мысли?

— Ты слишком дерзкая для монахини, не находишь? — спрашивает Джек Воробей, выставив перед собой свободную ладонь вместо щита.

— Я не монахиня. Я лишь готовлюсь к постригу.

— Какая жалость! Наш грешный мир померкнет, утратив такую красоту. Ты давно смотрелась в зеркало? Глаза — горящие угли, губы — розовый цвет, тело...

— Прекрати немедленно... — шепчет Анжелика, опасаясь, что кто-нибудь из сестер выйдет в сад и застанет их врасплох. А если это будет мать-настоятельница... "Господь пошлет тебе знак"... "Значит, такова Божья воля"... Кажется, так она сказала?

— Тебе бы за штурвал корабля, красавица. Ты любишь море?

— Море? Да. Обожаю...

— А фехтование? Устроим дуэль на шпагах, а? Только ты и я...

— Что? Ты с ума сошел!

Джек Воробей — будто по волшебству, не иначе — становится ближе. Он увлекает Анжелику под сень густого дерева, подальше от осуждающего взгляда севильской Мадонны, и прижимает спиной к шершавому стволу. В саду темно, лишь отблески догорающих свечей отражаются в черных глазах пирата.

— Как тебя зовут, прекрасная испанская роза?

Он уже так близко, что Анжелика чувствует его дыхание. От пирата пахнет потом, морской солью и крепким вином. И свободой — ее запах ни с чем не спутаешь. Проворные руки обвивают тонкую талию, словно коварные змеи. Хочется закричать, но еще сильнее — увязнуть в сладком плену.

— Анжелика...

— Анжелика? Какое волшебное имя, — горячо дыша, говорит пират, прежде чем поцеловать ее призывно раскрытые пухлые губы. — Запомни этот день, дорогая, когда тобою чуть не был обращен на путь покаяния капитан Джек Воробей!

1) Матерь Божья, Царица Небесная (исп.).

Вернуться к тексту