***

12.04.1912

Замучился я совсем. Сперва ходовые испытания, постоянная проверка, все ли работает, все ли исправно. Потом мистер Кларк, инспектор из Министерства Торговли — Лайтоллер не зря прозвал его занудой. И круги сосчитал, и шлюпки проверил, и даже остойчивость — ну, ничего, мы в грязь лицом не ударили. Так и хотелось его спросить: "Что, съел?" Впрочем, он, пожалуй, прав, что старается ничего не упустить. А тут еще и пожар в одном из угольных бункеров: вроде обычное дело, и все-таки неспокойно как-то, что скрыл его. Никак не потушат, все тлеет. Уже и не в радость, что корабль наконец-то вышел в открытый океан. Все дальше от суши — дальше от дома.

Хелен и отец и так больны, а еще будут волноваться. Как бы это им не повредило. Эльба, радость моя, вроде бы была здорова, но наслушаешься про все эти болезни у детей... У старшего помощника, Уайльда, я слышал, жена и двое сыновей умерли от скарлатины, пока он был в море. Мурашки по коже, даже думать о таком не хочется.

Пассажирам пока в целом все нравится. Да что там — "Титаником" восхищаются и они, и команда. Ведь он хорош, Господи, он вправду прекрасен. Такая мощь, такая скорость, и притом сделано, кажется, все, чтобы пассажирам было комфортно. Поздравляют меня, и это лестно, хотя, по справедливости, поздравления должны бы разделить со мной по крайней мере мистер Карлайл и Эдвард Уайлдинг.

Сегодня в "Пальмовом дворике" — ланч с Исмеем и американцами, с которыми он меня познакомил накануне. Каледон Хокли — сын того магната, что поставил сталь, которая не слишком-то понравилась некоторым нашим материаловедам. А мне не понравились их выводы, но желания и возможности всегда приходится соотносить. Ну так вот, сын, кажется, в дела отца уже вник достаточно плотно, что похвально, а вот относительно того, как вести себя с дамами, ему явно требуется пара уроков хороших манер. Даже мне, постороннему человеку, стало неловко, когда он вырвал сигарету у своей невесты (да, она неправа, что закурила при всех, но неужели нельзя было обойтись с ней деликатнее?), а потом еще и заказал ей блюдо, не спросив ее мнения предварительно. Если он всегда так себя ведет, неудивительно, что бедная девочка такая нервная.

Сама она, Роза Дьюитт Бьюкейтер, прелестный своенравный ребенок, но увы, с прекрасным телом античной богини. Стыдно признаться самому себе, но даже у меня при взгляде на нее мелькнули не совсем пристойные мысли. Давно я все-таки не видел Хелен, давно не был с ней. Хотел бы я, чтобы только Хелен, гуляющая в белом платье во время нашего медового месяца — такая красота, что я даже сфотографировал ее — представлялась, когда юная Роза прошла мимо, сама расстроившись после своей шутки над Исмеем... Но я не смог бы подтвердить это под присягой.

Ничего, работа выбьет любую дурь. А работы у меня достаточно.

...Во время обеда снова заметил юную Розу. Хороша, как вино, как первая брачная ночь — и до боли грустна. Хотелось все время смотреть на нее. Хотелось пойти за ней, когда она ушла — слишком рано. Хотелось... Хотелось увидеть ее без платья.

Подлец я. Жаль, нельзя самому себе дать тумака. Как теперь писать письмо Хелен? Она, наверное, волнуется, грустит. А мне так же стыдно садиться за письмо, как было бы совестно смотреть ей в глаза.

13.04.1912

Наконец-то потушили пожар. Состояние переборки мне не нравится: нижний угол покороблен, краска в том месте облупилась, а стенка заметно прогнулась. Хендриксон обещал ее почистить и покрасить. Надеюсь, этого окажется достаточно.

Среди стюардов и пассажиров ходят слухи, что ночью чуть не выпала за борт женщина. На корме. Якобы хотела взглянуть на винты. Чепуха какая-то, кто же ходит на что-нибудь смотреть ночью? Дело нечисто, надо поговорить с корабельными полицейскими. Не хотелось бы, чтобы первое плавание "Титаника" омрачилось убийством или самоубийством.

...Лучше бы и не говорил. Теперь привяжется это скверное, темное, злобное чувство, что-то сродни тому, как когда я женихом замечал, что кто-то слишком уж любезен с Хелен. Пещерный инстинкт, превращающий человека в обезьяну, будящий желание совершить насилие, увидеть кровь, убить. А здесь я еще и не имею на это чувство ни малейшего права. Слышишь, Томас Эндрюс-младший? Это не твое дело, что некая Роза Дьюитт Бьюкейтер, вероятно, тайком от жениха встречается с парнишкой из третьего класса. Бедняжке нужна отдушина, ты же видел ее жениха, видел ее мать, в которой и американку-то не признаешь — англичанка, притом самая сухая из них. Конечно, девочку все эти шашни до добра не доведут. Жаль ее.

Хокли, кажется, ничего не понял, поверил придуманной байке. Пригласил сегодня этого паренька, Доусона, на обед. Тот явился, даже раздобыл где-то фрак — впрочем, по лукавому выражению эксцентричной миссис Браун нетрудно было догадаться, где. Ну что ж, бойкий, умеет держаться, нахальный даже. Меня тянуло разглядеть его получше, но Роза села рядом со мной, и пришлось уткнуться в свои записи. Чтобы не видеть, как она сверкающими от восхищения глазами смотрит на мальчишку Доусона... И как волнуется в вырезе платья, довольно скромном, ее грудь. Не пытаться скользнуть под вырез глазами. Не мечтать о том, чтобы ощутить пальцами мягкость ее бело-розовой кожи. Но все же она заговорила со мной, и мне показалось, я сейчас потеряю голову.

Проклятье! Я ткнул бы себя вилкой, боль способна отрезвить, но боялся привлечь к себе внимание. Тогда стал вспоминать, как Хелен рожала Эльбу. Как разрывающие душу крики слышались на весь дом. Как она, измученная, с бескровным лицом, лежала в подушках, пока я впервые держал на руках нашу малышку, наше сокровище. И вот после этого я предаю ее, желая другую женщину.

— Эй, Томми! — доктор О'Локлин догнал меня у выхода из обеденного зала. — Ты выглядишь больным.

— Немного болит голова.

— Может, аспирину?

Лучше, доктор, добрый бы хлыст.

14.04.1912

Кажется, с кораблем все в порядке. Доплывем спокойно и будем еще долго плавать. Надо только решить проблему с паровым шкафом в ресторанном камбузе на палубе «В». Штукатурка на частных прогулочных палубах темновата. Мебель с одного борта можно бы покрасить. И решить вопрос с крючками для шляп.

На службу утром не попал, было много работы. На парадной лестнице наткнулся сегодня на Доусона. Сегодня он, так сказать, в натуральном виде: сплошные обноски — но идет уверенно, голову держит гордо. Молодец парень. Хотелось бы думать, что Роза может ему довериться. В конце концов, он мне симпатичен, пожалуй, как страховка от моего собственного падения.

От этой мысли в очередной раз самому отвратительно. Неужели, если бы Роза не увлеклась этим мальчишкой, я бы... попробовал соблазнить ее? Обесчестил юную девушку, будучи женатым? Или бросил бы Хелен и забрал бы у нее Эльбу? Да что же я за человек такой, если могу даже предполагать подобное?

Хелен, прости меня. Я справлюсь, ведь я люблю тебя по-прежнему, я бы охотно за тебя умер. А эти постыдные чувства — не более, чем наваждение. Я преодолею их. Я просто по тебе соскучился.

Да, испытания пока не кончаются. Хокли попросил меня устроить для него, его невесты и ее матери экскурсию по "Титанику". Отказ выглядел бы, мне кажется, странно — нет, я не ищу с Розой лишней встречи, но действительно не могу вечно прятаться за своей занятостью.

И когда на экскурсии она стоит возле меня, такая свежая, с круглым розовым личиком, и расспрашивает с детской серьезностью, я стараюсь думать о том, что шестнадцать лет спустя такой же станет моя милая Эльба. Что я сказал бы про негодяя, который допустил бы по отношению к ней мысли, которые посещали меня по отношению к Розе?

Замечаю, что какой-то джентльмен в пальто и котелке увлекает Розу в гимнастический зал. Ай да Доусон. Надо как-то отвлечь ее мать и жениха, чтобы они не заметили ее отсутствия.

15.04.1912

Вот тебе, Томми, желания и возможности. Вот тебе не очень-то хорошая сталь Хокли. Вот тебе переборки и шлюпки. Вот тебе выход в плаванье с пожаром на борту. Ах,многие так выходили? Но не многие налетали на айсберги. А я ведь должен был помнить, что такое может случиться: я ведь знал про "Аризону".

Выдержит ли поврежденная пожаром переборка? Кораблю так или иначе конец, но время, драгоценное время, утекающее сквозь пальцы...

Эвакуация идет, кажется, чудовищно медленно. Но и паники допускать нельзя. По крайней мере, все мы помним про "Ла Бургонь".

— Не время выбирать шлюпки. Садитесь, садитесь!

Мест остается очень мало. Никто почему-то не подумал, что шлюпки могут понадобиться не только для перевозки с корабля на корабль, что они могут оказаться единственным прибежищем для пассажиров. Никто не подумал? А я разве не должен был? Спасибо Исмею за дополнительные шлюпки, конечно, но я должен был настаивать на установке тех шлюпбалок, которые предлагал мистер Карлайл. А я этого не сделал.

Сколько жертв окажется на моей совести? Тысяча? Две? За убийство одного человека вешают. А за тысячу или две можно отделаться при достаточном общественном положении карикатурой в газете. Или даже ее не будет, и разбирайся с своей совестью, как считаешь нужным. Да не забудь так извернуться на допросе, чтобы выгородить и верфь, и компанию. Нельзя будет даже вслух сказать, что виноват. Что пренебрег безопасностью. Что отпустил на смерть... Как я отпустил на смерть Розу.

Она ведь знала, что "Титаник" тонет, я ей сказал. И все же... Не знаю, Доусон ли оказался дурным человеком или это все козни Хокли; что-то мне подсказывает, что второе ближе к истине, а еще я задолжал Хокли оплеуху — у Розы на щеке был след от удара. Но, как бы то ни было, она пошла вниз, в каюту судовых полицейских. В коридор, который вот-вот должен был уйти под воду. Конечно, она ничего не успела сделать и погибла там. А я ей это позволил.

...Время корабля на исходе. Скоро должно начаться страшное. Нос "Титаника" уйдет под воду, а корма задерется, и люди будут падать вниз. Я малодушно сбежал, чтобы не видеть этого. Возможно, корабль и вовсе разломится напополам. Этого не должно случиться, но жуткие звуки, которые я слышу, свидетельствуют, что так все же будет.

И вот я стою в курительном салоне и жду конца, не в силах сосредоточиться ни на одной мысли. Скорей бы уже... Если бы только это означало смерть лишь для меня одного, а не для всех этих людей — от тех, с кем я недавно обедал, до несчастных эмигранток с детьми, до мальчишек-лифтеров.

— Мистер Эндрюс!

Не может быть! Поворачиваю голову и вижу Розу. В чьем-то тяжелом черном пальто, насквозь промокшая, рядом с таким же Доусоном — у него, наверное, в тонкой рубашке зуб на зуб не попадает. Каким чудом они вырвались из трюма, что за сила их хранит? Лишь бы хранила и дальше. А я не справился.

— Юная Роза, простите, что не построил для вас более надежный корабль!

Хотя бы у нее попросить прощения, если больше ни у кого не могу. Она прощает, это видно. Лучше бы, наверное, проклинала.

— Нужно идти, корабль тонет... — бормочет Доусон. Все правильно. Ее нужно спасать.

— Возьмите это, — отдаю ей жилет, и она обнимает меня. Милосердный ребенок. Пусть Эльба вырастет такой же, только счастливее.

Доусон помогает ей надеть спасательный жилет и тащит к двери. Пропустив ее вперед, оборачивается и с недоумением смотрит на меня. Ничего, иди, мальчик, и постарайся уберечь ее. Хотя если сегодня ты не сможешь ей помочь, это будет моя вина, а не твоя. Но если ты потом ее обидишь, в аду я тебя буду ждать.

Кажется, на палубе стали играть церковный гимн. Мне почти не слышно, корабль стонет все громче, точно умирающее животное. Прости, дружок.

Часы на каминной полке отстают, сверяюсь со своим, подвожу стрелки. Все должно быть правильно.

Хотелось бы мне сейчас обнять родителей, взять на руки Эльбу — в последний раз. Но я не могу. Наверное, и не имею права. Хелен... Я виноват перед тобой. Я не смог быть тебе достаточно хорошим мужем. Но все-таки я люблю тебя. И я целую обручальное кольцо, вспоминая, как поцеловал тебя, уходя из дома.

Глава опубликована: 08.08.2023

КОНЕЦ

Отключить рекламу

4 комментария

h_charrington

20 сентября в 22:25

Здравствуйте!
Начну с любви) Не хочется осуждать Эндрюса за вожделение к Розе. Скорее, хочу отметить его совестливость, которая тут же укоряет его, напоминает про ту самую Евангельскую заповедь, вынесенную в описание работы, заставляет терзаться виной. Мне кажется, в таких тонких вещах, как помыслы (все же, ни словом, ни делом, он не перешел черты ни разу), судить себя может либо сам человек, либо уже Господь Бог. И можно радоваться за того человека, который уже на стадии помысла усматривает за собой грех. Потому что да, грех. Физиологии и психологии есть свои оправдания, которые он приводит (давно не был с женой, весь в работе, а тут Роза в положении "дева в беде", и да, она невероятно красивая женщина), но если человек признает духовные законы, он скажет: согрешил я. И интересно, как переходит масштаб вот этого "камерного", "укромного" греха в масштаб греха за гибель одной-двух тысяч человек. Интересно, что в финале Эндрюс не отпускает себе все эти грязные мысли о Розе, несмотря на то, что происходит вокруг. и возлагает на себя вину не только за гибель корабля и пассажиров, но и за эти вот моменты. Я бы еще так сказала: чем беспощаднее к себе человек, тем милосерднее к нему Бог. И вся сцена с гибелью Эндрюса для меня исполнена смиренного достоинства. Мне очень ценно, что перед концом он возвращается мыслями к жене, целует обручальное кольцо, просит у нее прощения, думает о дочери... Видимо, все-таки раскаяние-то действенно. Отпустили его эти греховные помыслы, и он видит перед собой жену, а не Розу. Для меня это символ надежды на благую посмертную участь, пусть сам Эндрюс и приговаривает себя со всей строгостью к адским мукам. Плюс во всей истории с Розой импонирует его доброе отношение к Джеку. Да, по сути, он поощряет раскол помолвки Розы и Кэла, он поощряет прелюбодеяние, о котором сам помечтал, но до края не дошел - ну так на других посмотрю, так безопаснее. С другой стороны, это я уже от себя добавила последнюю фразу, ведь в глазах Эндрюса связь Розы и Джека - та самая чистая первая влюбленность, и он радуется искренне, что Розе выдалось такое пережить, не видит в этом греха, не осуждает ребят, в финале, можно сказать, благословляет их. Для него достаточно, что с Кэлом Роза была несчастна и пошла сбрасываться на винты, а с Джеком оживилась, порозовела и сумела совершить подвиг любви - спасти парнишку из безвыходного положения. Опять же, много деталей, на каждой хочется остановиться: например, что Эндрюс не пошел помогать Розе вытаскивать Джека. Даже не задумывалась об этом при просмотре фильма... Наверное, там могла быть мысль, что а) Эндрюс не знал точно, что собирается сделать Роза б) он все-таки был нужнее наверху, чтобы помогать с эвакуацией. Другое дело, что он от этого устранился и просто ждал конца в одиночестве, и вот акцент на его мысли, что он опустил Розу на смерть.... Он интересен, он заставляет задуматься. Хочу отметить, что в мыслях Эндрюса в целом нет глобальной паники и почти не присутствует страх перед страшной гибелью; он собран и спокоен, хладнокровен даже, а ведь его "небезупречное" поведение можно было бы списать именно что на самый банальный и естественный человеческий страх смерти. Все-таки, это ужасно, и эта медленно, но необратимо надвигающаяся ледяная вода, скрип и скрежет тонущего корабля, истошные крики падающих в воду людей... Я вообще не знаю, смогла бы я хоть одну мысль связать цельно в таких обстоятельствах. Эндрюс же отрешился от происходящего и ведет монолог с самим собой уже как на суде. В целом, очень мудрое использование последних минут, пусть и можно усмотреть в этом фатализм и сказать, что надо было бы ему до последнего геройствовать на палубе, как те, кто пытался сбрасывать шезлонги и переворачивать упавшие шлюпки. Но Эндрюс слишком оглушен осознанием произошедшего во многом - по случаю, но в мелочах - по его ошибкам, и для него самое главное - именно что совершить правосудие над самим собой. Примечательно, как до катастрофы все эти изъяны в корабле он описывает мимолетно, как бы штрихами, как досадные мелочи, и меня подцепила деталь, где он размышляет о том, чтобы усовершенствовать на Титанике и упоминает... крючки для шляп. И стоит отметить, что говоря не без гордости о том, как все хвалят Титаник, он явно не думает о пассажирах третьего класса в плохих санитарных условиях и прочими радостями, хотя, насколько я понимаю, по тогдашним меркам и те условия считались роскошными, особенно кормежка. Все-таки, всегда, когда речь идет о той катастрофе, я одергиваю себя, чтобы о многих вещах не судить с высоты опыта человечества, во многом выстраданном собственно Титаником, а пробовать смотреть на вещи глазами людей той эпохи, для которых многое, что для нас сейчас возмутительно, было в порядке вещей и ничуть не смущало. Но все же вот эта слепота во взгляде Эндрюса просматривается, и это прекрасно харктеризует его как представителя своего круга. Он обращает внимание на то, что вызвало бы дискомфорт у него самого, там он спешит подстелить соломку; он действует не только как инженер, но и как делец, который здесь не спешит раздувать скандал, тут связан договорами и условиями контракта, там он сглаживает углы, пытаясь сохранить баланс этой громадины под названием "сотворение Титаника". Все-таки, мысль, что такая мощь была создана руками людей 100 лет назад, меня каждый раз потрясает. Другой вопрос, что слишком уж это все смахивало по итогу на Вавилонскую башню... И тут я задумалась об истории, где главным героем был бы архитектор оной...
Спасибо вам огромное за меткую и столь богатую деталями и проблемными точками историю!

Показать полностью

Мелания Кинешемцеваавтор

20 сентября в 23:46

h_charrington
Спасибо большое за такой скорый и вдумчивый отзыв!

Мне кажется, в таких тонких вещах, как помыслы (все же, ни словом, ни делом, он не перешел черты ни разу), судить себя может либо сам человек, либо уже Господь Бог. И можно радоваться за того человека, который уже на стадии помысла усматривает за собой грех.

Вот кстати, да, помыслы- тема очень сложная, и часто считается, что их контролировать вовсе не обязательно. Дескать, не воплотились на деле- ничего страшного. Но порой, чтобы побороть их и не допустить их осуществления, требуется огромная сила воли.

И интересно, как переходит масштаб вот этого "камерного", "укромного" греха в масштаб греха за гибель одной-двух тысяч человек.

И опять же Вы прекрасно это заметили: собственно, "пожар" - это не только тлеющий уголь в трюме, но и от пожар, что в душе женатого мужчины будит чувственная красота молодой девушки.

Отпустили его эти греховные помыслы, и он видит перед собой жену, а не Розу.

Собственно, да, а в Розе видит уже только "выросшую Эльбу", то есть его отношение к ней теряет всякую чувственную окраску.

С другой стороны, это я уже от себя добавила последнюю фразу, ведь в глазах Эндрюса связь Розы и Джека - та самая чистая первая влюбленность, и он радуется искренне, что Розе выдалось такое пережить, не видит в этом греха, не осуждает ребят, в финале, можно сказать, благословляет их. Для него достаточно, что с Кэлом Роза была несчастна и пошла сбрасываться на винты, а с Джеком оживилась, порозовела и сумела совершить подвиг любви - спасти парнишку из безвыходного положения.

Ну в общем, да, притом, что здесь Эндрюс способен быть строг к себе, он не пытается быть строгим к молодым существам, потянувшимся друг к другу, и помолвку Кэла и Розы, видимо, не воспринимает как нечто столь же священное, как собственный брак.

Наверное, там могла быть мысль, что а) Эндрюс не знал точно, что собирается сделать Роза б) он все-таки был нужнее наверху, чтобы помогать с эвакуацией. Другое дело, что он от этого устранился и просто ждал конца в одиночестве, и вот акцент на его мысли, что он опустил Розу на смерть.... Он интересен, он заставляет задуматься.

Этот момент я упомянула походя, меня действительно слегка удивило, что Эндрюс Розу отпустил при ее явном намерении отправиться на нижние палубы, но... Списала на то, что Джека она по всей логике сюжета должна была спасти сама, а Эндрюс реально был занят эвакуацией (но все его действия в итоговой версии оказались в вырезанных сценах).

В целом, очень мудрое использование последних минут, пусть и можно усмотреть в этом фатализм и сказать, что надо было бы ему до последнего геройствовать на палубе, как те, кто пытался сбрасывать шезлонги и переворачивать упавшие шлюпки. Но Эндрюс слишком оглушен осознанием произошедшего во многом - по случаю, но в мелочах - по его ошибкам, и для него самое главное - именно что совершить правосудие над самим собой

Ну кстати, неизвестно, может, он еще попытался бы после того, как поцеловал кольцо - и по сути, попрощался с жизнью - выйти на палубу и кому-то помочь. Другое дело, хватило бы ему времени? И как вообще можно помочь в ситуации, когда с тонущего корабля, из ледяной воды, выбраться и не на что?

Все-таки, всегда, когда речь идет о той катастрофе, я одергиваю себя, чтобы о многих вещах не судить с высоты опыта человечества, во многом выстраданном собственно Титаником, а пробовать смотреть на вещи глазами людей той эпохи, для которых многое, что для нас сейчас возмутительно, было в порядке вещей и ничуть не смущало.

Знаете, чем дальше, тем меньше, кажется, я могу именно с позиции той эпохи смотреть. Очень уж возмутительными и бесчеловечными кажутся мне многие ее черты- и ведь многим прогрессивным людям уже в то время они были очевидны. Да, "каждый век - то век железный" (с), но все же... Стою на том, что есть то, что должно всегда смущать человека достаточно человечного.

Все-таки, мысль, что такая мощь была создана руками людей 100 лет назад, меня каждый раз потрясает.

И вот удивляюсь себе, но... меня почему-то нет. К достижениям человечества, особенно инженерной мысли я достаточно равнодушна, и можно сказать, отношусь потребительски. Разумеется, с ними удобнее, безопаснее. Но меня несоизмеримо больше, чем всё создание "Титаника", трогает эпизод - он упоминался в "Правосудии" - когда какой-то человек, о котором никому ничего неизвестно, позволил девочке встать ему на голову, чтобы малышка могла добраться до шлюпок и спастись. Все же к техническому прогрессу и даже прогрессу в медицине всегда примешаны жажда наживы, тщеславие и разные некрасивые истории. А подвиг должен быть чистым. Да и инженеры с учеными награду свою получили, а вот от неизвестный герой не получил, возможно, ничего, кроме смерти в ледяной воде.

И тут я задумалась об истории, где главным героем был бы архитектор оной...

А вот это было бы очень интересно именно в плане психологии. Что заставляет человека желать строить грандиозное и, заметим, не факт, что людям полезное?

Спасибо вам огромное за меткую и столь богатую деталями и проблемными точками историю!

Спасибо Вам за тонкий анализ!

Показать полностью

h_charrington

21 сентября в 06:47

Мелания Кинешемцева

да, помыслы- тема очень сложная, и часто считается, что их контролировать вовсе не обязательно. Дескать, не воплотились на деле- ничего страшного. Но порой, чтобы побороть их и не допустить их осуществления, требуется огромная сила воли.

Собственно, в борьбе с помыслами состоит аскетический подвиг, и если с ними не бороться, то они очень легко воплощаются, и вообще кранты 😄 Мне было интересно развить эту тему в "Кусте", где половина персонажей так и варилась в ядовитых мыслях о ненависти к ближним, разрешала себе испытывать гнев, зависть и похоть - и упиваться ими в воображении, но якобы не допуская проявлений внешних. И что же, в критический момент всех прорвало до ужаса. Это настолько закономерно, что даже неудивительно. То же самое примерно и с Росаурой происходит в "Далиле". Сначала у нее внутри зреет раздражение, недовольство и подозрения, она никак с ними не борется, пытаясь просто переключиться или замять, а когда её прижало и воля ослабла, так всё прорвалось самым кошмарным видом.

Но меня несоизмеримо больше, чем всё создание "Титаника", трогает эпизод - он упоминался в "Правосудии" - когда какой-то человек, о котором никому ничего неизвестно, позволил девочке встать ему на голову, чтобы малышка могла добраться до шлюпок и спастись. Все же к техническому прогрессу и даже прогрессу в медицине всегда примешаны жажда наживы, тщеславие и разные некрасивые истории. А подвиг должен быть чистым. Да и инженеры с учеными награду свою получили, а вот от неизвестный герой не получил, возможно, ничего, кроме смерти в ледяной воде.

Очень важный эпизод, да... Думаю, меня все эти махины потрясают больше с примесью страха, чем восхищения. То есть я не жду от них ничего хорошего 😄 не факт, что я бы воспользовалась возможностью прокатиться на огромном лайнере, если бы был выбор, и не только из-за историй с Титаником и прочими затонувшими гигантами, а просто потому что мне это неуютно и странно как-то. да, удобно, быстро, комфортно, но у меня до сих пор ком в горле стоит, когда я на электричке еду с дачи в город и в окно вижу некогда прекрасную пойму реки, нынче убитую скелетом новой эстакады...

Что заставляет человека желать строить грандиозное и, заметим, не факт, что людям полезное?

Гордыня?..) назовем это "синдром Икара"

П.с. когда Эндрюс прописал себе хлыст, в контексте вашего творчества это вызвало во мне ошалелый смешок 😅

Показать полностью

Мелания Кинешемцеваавтор

21 сентября в 08:33

h_charrington

И у Росауры, такой светлой девушки, воплощение их видеть вдвойне страшно. "Переключиться" - это, возможно, многими вопринимается как вид борьбы, и, например, Эндрбс в этой работе "переключиться" честно пытается, благо, ему очень даже есть, чем занять голову. Только помогает плохо, пока он не встает к проблеме лицом.

Мне не то, что страшно, скорее убийственно все равно и несколько жаль денег, выброшенных на ненужную роскошь, когда огромное число людей не знало, как вообще прокормиться. И общество это принимало, как должное. В первой серии "Крови и стали" есть немного топорный, но по сути верный эпизод обеда у лорда Пирри, когда Марк рассказывает собравшимся, что в Лондоне нашли умершую от голода девочку, и... не получает никакой реакции. Только один старик на голубом глазу небрежно бросает: "Ну и что, не в Белфасте же!" В контексте такого зверского отношения к другим, такого разгула пороков - алчности, сластолюбия, тщеславия, бессердечия - гибель "Титаника" действительно выглядит высшим судом над такой вот маленькой моделью общества. Выглядела бы, если бы столько невиновных, столько жертв того самого общества не попало под раздачу.

Гордыня?..) назовем это "синдром Икара"

Весьма вероятно. Или бездумная погоня за прибылью: востребованы трансатлантические перевозки - будем ими заниматься, у конкурентом большие корабли - нас тоже будут... Хотя это скорее мотивы Исмея. А что в голове было у реального Эндрюса, как можно хотеть строить неживое и бесполезное, увлекаться этим... Мне никогда не понять технарей).

П.с. когда Эндрюс прописал себе хлыст, в контексте вашего творчества это вызвало во мне ошалелый смешок

Ну, фик был написан раньше "Правосудия", и хотя его нельзя считать приквелом, но... Тянет нехорошо пошутить: "Заказ принят, ожидайте".

Показать полностью

Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

Пожар и переборка (гет)

***