Больше не холодно (гет)

Впервые за две с лишним недели Лэдд выдохнул спёртый, горячий воздух жилища Оннакса, а вдохнул вместо него холодный, сверкающий аромат зимы.

Последний его час снаружи прошёл в колючих объятиях бури. Иръе, хозяйка лунных цветов, смотрела на него глазами цвета фергеля, бессолнечного месяца, поры отчаяния. Её голос отдавался в сердце холодной капелью. Лэдду казалось, что он всё ещё слышит его.

Наставник Оннакс говорил, что Лэдд почти дополз до Илданмары. Когда кончилась буря, Дорген хотел идти его искать — и обнаружил прямо за частоколом. Охотники, сказал шаман, вернулись домой беспрепятственно, а вот Лэдда сперва посчитали мёртвым.

Он бы и сам счёл себя мёртвым: стоило на миг задуматься о лунных цветах, как тело содрогалось от холода, а в глазах появлялись стылые, слепые слёзы. Однако же Лэдд неведомым образом остался жив и даже лунный цветок принёс, если верить Ирмаске.

Старостина дочка встретила пробуждение Лэдда, сидя на краю его лежанки. Утром и вечером Ирмаска отпаивала его снадобьями, а потом принималась клясть недоумка, потерявшего в лесу охотников, лыжи, палки и рукавицы. Лэдд глядел в её прекрасные голубые глаза и слабо улыбался.

«Да ну тебя!» — всякий раз восклицала Ирмаска, увидев эту его улыбку, бросала белую косу за спину и выбегала из дома шамана.

Оннакс посмеивался, звякая своими снадобьями по ту сторону очага, а его пёс фыркал и степенно переворачивался на другой бок.

В ту бурю Лэдд промёрз до костей, и Оннакс выпустил его из дома только к середине фергеля. Раньше, говорил, нечего было больному волку делать на морозе.

Когда же Лэдд наконец выбрался наружу, перед ним будто бы предстал совсем иной мир. Подступал полдень, единственный светлый миг фергельского дня, и небо высилось над Ветреной горой прозрачным серым куполом. Мир был окутан белым мехом, а деревья — изукрашены серебром и каменьями. Из разрисованных оберегами домов поднимались дымы: олений, рыбий, хлебный… От одного края деревни до другого тянулись ровные, вычищенные тропки, по которым туда и сюда сновали волчатки, освобождённые наконец из старостиного дома. Было холодно, но мороз лишь щекотал кончик носа.

Лэдд неторопливо прошёл по улице вглубь Илданмары и остановился на площади перед высоким столбом из чёрного камня. Снизу доверху он был увешан черепами животных, а венчала его красная волчья голова, слегка блестящая в летнюю пору.

Огневолка когда-то подарил охотнику Илдану чародей Эсар Кай, которому прародитель, говорят, служил верой и правдой. В самые тёмные ночи зверь выводил охотников из чащи, но перед чарами Иръе и он был бессилен. Хотя…

Лэдд зажмурился и вздохнул, не зная, что думать. Он вытянул руку и коснулся столба, словно так можно было получить ответ.

— Эй! — раздался за его спиной рык Ирмаски. — Цветок затопчешь!

Лэдд отшатнулся и посмотрел себе под ноги. Прямо у подножия столба на заботливо накопанном снежном холмике поблёскивал знакомый угловатый цветок.

— Нашла место! — пробормотал Лэдд.

Ирмаска фыркнула и, присев на корточки, принялась заботливо разравнивать холмик. Лэдд покачал головой и посмотрел на волчий череп, висевший на уровне его глаз. Ирмаска не просто так посадила лунный цветок именно здесь — она поручила его заботам не только Илдана, но и волчицы-шаманки, как Оннакс называл этот череп.

Вдруг Лэдд вздрогнул всем телом. Его сердце словно сжали холодные тонкие руки. Волчица блеснула по-фергельски серыми глазами. Лицо обожгло ледяным ветром.

— С тобой всё хорошо? Лэдд?

Он моргнул. Нет, глаза ничуть не фергельские, голубые они. Ясные, как летнее небо, и настороженные, как у волчицы на охоте.

— Всё хорошо, Ирмаска, — соврал Лэдд и, отвернувшись, побрёл обратно к Оннаксу.

Его почти сразу догнал лёгкий снежный перехруст. Ирмаска забежала вперёд, схватила Лэдда за плечи и потребовала:

— Живо рассказывай!

Лэдд замялся, не зная, можно ли вообще о таком рассказывать, но всё же признался:

— Я зиму видел.

Ирмаска недоуменно заморгала, открыла рот, закрыла. Лэдд подумал, что у неё очень милый нос, когда она удивляется.

— Что, саму?..

— Саму. — Лэдд кивнул и продолжил путь, утягивая вцепившуюся в рукав Ирмаску следом.

— И как?.. Какая она?

— Красивая, — сказал Лэдд. — Почти как ты.

Холодно не было, но Лэдд почувствовал, как у него краснеет лицо, будто он только что упал носом в сугроб. Ирмаска была не лучше.

— И… что она сказала?

— Ничего.

Она только вопрос задала: зачем смертному лунный цветок понадобился? Лэдд не ответил. Так, может, она как раз ответа и требует, когда за сердце вот так хватает?

В дом Оннакса Ирмаска не пошла — убежала куда-то. Лэдд плотно закрыл дверь, потрепал вскочившего ему навстречу трёхногого пса и уставился на шамана. Тот сидел у очага и задумчиво щёлкал костяными бусами.

— Велика цена, — произнёс Оннакс. — Волчий вестник сегодня явился, завтра сам сын Троелуния придёт.

— Вождь? — опешил Лэдд. — Мы так сильно зиму прогневали?

— Нет. — Шаман повернул голову и улыбнулся потрескавшимися губами. — Вестник передал, что дети Троелуния колдуна у нас приметили. На юг они тебя заберут, в Саяндыль. — Он вздохнул и принялся нахваливать столицу: — Фьорды там красивые, лето длиннее вдвое — два месяца целых. Солнце даже в фергеле светит не только в полдень. Теплее там. Море шумит нежнее голоса возлюбленной.

— Не надо мне такого счастья! — фыркнул Лэдд.

Оннакс взглянул сурово, как будто он сказал что-то нетерпимое.

— Не дорос ещё с вождём спорить! — отрезал шаман. — Лучше дров принеси!

Лэдд послушно направился к поленнице. Едва ли наставник на него злился — скорее уж на обстоятельства. Ему ж теперь нового волчатку искать в ученики и заново ему всё втолковывать!

А Лэдду — уезжать неведомо куда. Поспорил бы, даже и с вождём, если б мог своё право отстоять, но куда ему? Вождь — он на то и вождь, что силён и в бою непобедим. А Лэдд кто? Так, ученик шамана.

До вечера Лэдд выполнял всякие мелкие поручения наставника: дров принести, воды натаскать, рыбу на похлёбку почистить… Когда пришло время ложиться спать, Оннакс куда-то ушёл.

…Вокруг поднимался Хрустальный лес. Тёмный, чёрный. Только нити каменьев на ветвях посвёркивали, да грибы синели у корней. Лунные цветы сияли на полянах, освещая тропинки. Безмолвие правило здесь, и лишь седобровый филин на трухлявом пне громко одобрял каждый шаг Лэдда.

Он шёл, и шёл, и шёл, петлял между деревьями, пока наконец не встретил её. Иръе. Светлая, будто светящаяся, она стояла на поляне среди лунных цветов и поливала их из прозрачного кувшина.

— Прости меня, зимняя госпожа, — сказал Лэдд. Голос его звучал в тишине нестерпимо громким карканьем.

— Один цветок… Едва ли он стоил жертвы. — А вот она говорила, как и раньше — тихо, будто утренняя капель. — Ни один цветок не стоил жертв…

Казалось, Иръе не было никакого дела до Лэдда, и рассуждала она о чём-то своём, недостижимо далёком. Но вот она повернула голову, и сверкающие нити на её короне медленно качнулись.

— Я не держу на тебя зла, Лэдд, — тихо произнесла Иръе. — Ступай с миром. Но однажды… через много лет ты придёшь ко мне.

— Прощай, — сказал Лэдд и, поклонившись, как умел, покинул поляну…

Проснулся он раньше, чем обычно. Всё утро, прошедшее, как водится, в делах и заботах, ему не давал покоя странный сон. Иръе сказала, что Лэдд однажды сам придёт к ней. И вождь ещё, с его Троелунием…

Лэдд поправлял придавленный снегом забор, когда сбоку вдруг возникла Ирмаска с полной корзиной зимних ягод.

— Чего смурной такой?

Лэдд тяжело вздохнул: не может старостина дочка про приезд вождя не знать. Да только для неё это высшая честь, наверное. Не поймёт.

— Будешь? — спросила она, протягивая Лэдду корзину. — Сладкие.

Лэдд отщипнул пару ягод от веточки и сунул в рот. И в самом деле! Крупные, сладкие — будто зима не была такой яростной!

— Не хочу я в Саяндыль, — признался Лэдд, опершись спиной о выправленный забор.

— Почему же? Там тебя учить будут. Колдуном станешь, мир посмотришь… — Она уставилась на едва светлое небо, ещё хранившее в облаках остатки полудня.

— Я и с Ветреной горы мир прекрасно вижу.

Ирмаска неодобрительно покачала головой и надулась, как выловленная из проруби рыбина. Наконец она фыркнула и заявила:

— Я с тобой поеду! Буду тебе об Илданмары напоминать.

Она спятила, что ли?

— А если меня куда-нибудь в Линан пошлют? — вкрадчиво уточнил Лэдд. — Колдуны же по всему миру бродят!

Он слышал о Линане только одно: это земля где-то в Темноводье, где всегда безраздельно властвуют песок и пекло. Едва ли северная красавица Ирмаска захочет туда ехать.

— Куда угодно! — горячо заверила Ирмаска. — Хоть в саму Пропасть.

Лэдд снова вздохнул. Вот удумала! Его ж теперь староста даже вопреки воле вождя пришибёт за то, что дочку сманил!

Но всё-таки… пока Ирмаска рядом, он куда угодно поедет. Хоть в Саяндыль, хоть в Темноводье.

Зима 4 519-20 годов Седьмой эпохи