Быть ассасином (джен)

В подземелье было темно. Собственно, именно эта темнота была надежным залогом того, что сюда не заберутся любопытные. Она охраняла здешние тайны не хуже самой надежной стражи.

Однако человек, идущий по подземелью, был отнюдь не из любопытных. Он не боялся темноты, но в то же время был осведомлен о скрытых в ней реальных смертельных опасностях. И он двигался так, чтобы этих опасностей избежать.

Три шага — поворот — девять шагов — поворот… Единственными ориентирами здесь были слабый дневной свет позади и мерцающий огонек где-то впереди. На этот огонек и ориентировался человек, обходя ловушки. Десять шагов — поворот — шесть шагов — поворот… Человек словно шел по незримому лабиринту, схему которого он впечатал в свою память накрепко.

Наконец источник света оказался достаточно близко, чтобы его разглядеть. Это был масляный светильник, подвешенный под потолком. Человек не стал задаваться вопросом, кто здесь, в этом подземелье, заправляет фонарь маслом взамен израсходованного. Не то, чтобы такие вопросы были ему недоступны; он знал, что это делают люди, и что таланты и опыт этих людей превосходят его настолько, насколько он сам превосходит простых людей.

И этого было достаточно.

Идущий через подземелье был ассасином солнцеподобного Шам-Марума. Если ассасин задумывается над вещами, к делу не относящимися — это плохой ассасин. Плохой ассасин — мертвый ассасин.

Ассасин миновал светильник, спустился по вырубленным в скале ступенькам и оказался в просторном зале.

Здесь никого не было — во всяком случае, на взгляд презренного профана. И даже ассасин, с его чутьем, не мог заметить чьего бы то ни было присутствия. Однако ассасину это и не было нужно — он все равно знал, что люди здесь есть, и они пристально наблюдают за ним.

Зал имел квадратную форму, в углах его стояли чаши с горящей нефтью. Центр зала занимала приподнятая над полом платформа, на которой возвышался вытесанный из камня трон. Трон был пуст; однако ассасин все равно знал, что этот трон предназначен Повелителю Убийц, ассасину, чья жизнь стала легендой, отрицаемому одними и почитаемому другими. И еще он знал, что Повелитель знает о нем, наблюдает за ним, угадывает его помыслы.

Подойдя к платформе, ассасин простерся возле нее ниц, демонстрируя преклонение перед Повелителем Убийц.

— Приветствую тебя, сильный и мудрый, — сказал он вполголоса. Выждав некоторое время, он продолжил:

— Десять лет назад я взял для воспитания девятнадцать учеников. Пять из них, вынеся тяготы учения, овладели всем, чем должны овладеть. Завтра они станут настоящими ассасинами, верными слугами Его. Они будут выполнять Твои приказы наравне со мной… Вот только смогут ли они служить Тебе и Ему так, чтобы Он был доволен ими?

Никто не ответил — во всяком случае, никакой реакции на эти слова не было. Но ассасин знал, что Повелитель Убийц слышит его.

— Может быть, я плохой ассасин, — произнес он, — если колеблюсь и испытываю сомнения; однако ответственность, что я возлагаю на себя, очень велика. Если мои ученики покажут себя плохими ассасинами — не значит ли это, что и их учитель не слишком хорош? Я должен быть крайне требователен к ним… В конце концов, лучше быть без учеников, чем с плохими учениками!..

Он вновь остановился. Не слишком ли он откровенен? Не сочтет ли Повелитель Убийц, что Его слуга лжет?

Ведь ассасин и в самом деле лгал — или, во всяком случае, недоговаривал. Ибо в действительности он больше боялся как раз того, что его ученики будут хорошими ассасинами.

Конечно, Повелитель Убийц наверняка уже все понял — глупо рассчитывать, что величайший из ассасинов не догадается до такой простой вещи. И поэтому ассасин мог лишь рассчитывать на то, что его хозяева отнесутся со снисхождением к одному из лучших своих слуг.

Ибо ассасин, пришедший в святилище Повелителя Убийц, был не просто хорошим — он был одним из лучших. Собратья знали его под прозвищем Серый Ястреб.

Всю жизнь свою Серый Ястреб шел по лезвию сабли и уже привык не замечать ее остроту, как не замечают воздух. Однако никогда это лезвие не бывало настолько острым, как сейчас, когда он общался со своим хозяином. Ему приходилось взвешивать каждое свое слово, причем делать это достаточно быстро, чтобы Повелитель не заподозрил своего слугу в нерешительности.

— Я не прошу у Тебя совета, сильный и мудрый, — говорил Серый Ястреб, — я всего лишь говорю то, что есть. Судьба их и моя — в Твоих руках. Прими то, что считаешь нужным…

Раздался звук, будто кто-то, сидящий на троне, кинул к его подножию камешек. Ассасин осторожно поднялся.

Трон по-прежнему был пуст. Однако на платформе неподалеку от Серого Ястреба лежал маленький темный предмет, которого раньше не было. Протянув руку, ассасин взял маленькую плиточку из шифера. На плиточке была вырезана надпись:

«Купец Нур-Маджир, глава Пурпурной гильдии. Смерть».