Цена чужих ошибок (джен)

Она не могла радоваться победе. Смотрела на других — и чувствовала злость. И не понимала себя.

Тот-Кого-Нельзя-Называть был мёртв — это ли не повод для праздника? Но радоваться не получалось, потому что Андромеда не была такой легкомысленной, как все эти люди вокруг, она помнила о цене, что пришлось заплатить за победу.

«Не злость — зависть», — вдруг поняла она.

Она действительно не злилась на широко улыбающихся друг другу незнакомцев, она им завидовала. Той лёгкости, с которой они отодвинули на задний план всё плохое. Сколько людей погибло, сколько семей пострадало, сколько судеб было разрушено — а им будто всё равно. Как можно радоваться победе Мальчика-Который-Выжил, если это оставило его сиротой? Как можно смеяться и запускать в небо фейерверки, когда множество других детей остались без родителей, и неважно, кем те родители были — дети ни в чём не виноваты!

Андромеда понимала, что её хмурое выражение лица вызывает подозрения, но не могла заставить себя улыбнуться. Победа означала не только избавление от ежедневной опасности и жизни в страхе, но и крах семьи. Той, от которой она сама отказалась, сбежав с Тэдом, но всё же семьи. Как бы они с сёстрами не ссорились, она не желала ни одной из них плохого. Даже когда Белла кричала вслед проклятия — ведь не проклинала же. И когда Пожиратели смерти охотились на магглорождённых и Тэд вздрагивал от каждого шороха, Андромеда верила, что сестра не позволит случиться плохому. И ведь оказалась права!

И потому сейчас она не могла улыбаться победе и оставаться дома с мужем. Она должна была прийти. Увидеть Беллу. Посмотреть ей в глаза… И проститься.

То, что её желание не встретит понимания у большинства людей, она понимала. Беллу считали монстром, и, может, она такой и была, но для Андромеды это ничего не значило. Хорошая или плохая, Белла была её сестрой, и что бы ни натворила, это ничто не изменит.

К чему Андромеда не была готова, так это к столпотворению перед дверями зала, где должны были судить сестру. Невольно слушая чужие разговоры, она лишь теперь осознала, кем Белла стала для всего мира. Конечно, Андромеда знала, что сестра совсем не ангел; она слышала, что Белла участвовала в рейдах Пожирателей, слышала сплетни в магазинах Косого переулка и что именем сестры пугали детей, но в её голове Белла была той девочкой, рядом с которой она росла — взбалмошной и импульсивной, резкой и скорой на суждения, а не рисуемым молвой монстром.

Никто не знал точно, что произошло в доме Лонгботтомов, и всё же собравшиеся перед залом суда люди винили во всём Беллу. Только Беллу, хотя арестованы были и её муж с деверем.

Внутри закипал протест, и, понимая неуместность слов в защиту той, кого все ненавидят, Андромеда опустила голову и постаралась отойти в сторону, чтобы не слышать оскорблений и пожеланий смерти той, кого продолжала любить вопреки всему.

На неё не обращали внимания, не замечали её сходства с объектом ненависти, и Андромеда боялась даже не того, что кто-то узнает в ней сестру Беллатрисы Лестрейндж, а собственной реакции. Пусть и ушла она из дома, пусть порвала все связи с родными, пусть влюбилась в магглорождённого, в ней текла та же чистейшая кровь Блэков, что и в Белле.

К счастью, двери зала суда открылись раньше, чем случилось что-то ужасное.

Андромеда никогда не думала, что суд над кем-то может заинтересовать столько людей. Не родные или члены семей пострадавших занимали зрительские места, а случайные люди, простые зеваки, пришедшие на представление, как в театр. И это казалось отвратительным. Что бы ни совершил человек, смотреть на его унижение ради развлечения — Андромеда была совершенно уверена, что это неправильно.

Она пришла, чтобы увидеть сестру. Посмотреть ей в глаза в последний раз. Но когда сестру ввели в зал, не смогла заставить себя поднять голову.

Белла была яркой, как пламя, бесстрашной, как мотылёк, и видеть её сломленной отчаянно не хотелось. Конечно, Андромеда понимала, что никаких шансов у сестры нет. В отличие от других Пожирателей смерти, Белла не носила ту уродскую маску и не пряталась, о её преступлениях знали все. И потому ни о каком снисхождении речь не шла: для неё всё было кончено в час ареста. Когда шла сюда, Андромеда считала, что приняла правду о судьбе сестры, но мятое платье, не видевшие несколько дней расчёски волосы и цепи стали ударом — по щекам потекли слёзы.

— Тёмный Лорд вернётся, и вы пожалеете о том, что вообще родились!

Звонкий голос взлетел над мгновенно погрузившимся в тишину залом.

Белла стояла между двумя аврорами скованная по рукам и ногам, но её спина была выпрямлена, а голова высоко поднята.

Губы Андромеды против воли растянулись в улыбке.

Белла выглядела ужасно, но даже крах всего её мира и арест не смогли её сломать.

Андромеда не слушала, что говорил обвинитель, пропускала мимо ушей выкрики зрителей и слова судей — она смотрела на сестру, надеясь, что та увидит её и поймёт, что даже после всего, что она натворила, не все от неё отвернулись. Простить Беллу и принять её сторону Андромеда бы не смогла и не захотела: как ни больно было это признавать, Белла заслужила то, что получила — убийце в Азкабане было самое место. Против приговора даже Андромеда не смогла бы возразить.

И всё же неважно, кем для всего мира была Беллатриса Лестрейндж, для Андромеды она была сестрой — и ничего плохого она ей не желала.