Лекарь и его сын (джен)

Тень горной вершины медленно ползла с севера на восток. Холодный весенний ветер гонял по земле сухие прошлогодние листья и дёргал растянутые во дворах бельевые верёвки. Едва зазеленевшие яблони и единственный абрикос, переживший последнюю зиму, тихо стонали в ожидании тёплых дней. В остальном на улице было подозрительно тихо.

Ирлин перехватил корзину другой рукой и поднёс к лицу наручные часы. Сквозь очки, покрытые неоттираемым травяным соком, стрелки показывали без малого два пополудни. Странно, уроки у детворы должны были уже закончиться, но разновозрастная шумная толпа ещё не высыпала наружу из старого душного здания школы. Неужели всех разом оставили на воспитательную уборку?

Такое вполне могло случиться. Детей здесь, в поселении подле отдалённой крепости, насчитывалось от силы три десятка, а в школу по возрасту ходили ещё не все. Зато подобрались, как назло, шалопаи и всюдупрыги, которым только дай волю — сразу куда-нибудь влезут.

Ирлин уже почти дошёл до конца улицы, когда из-за угла послышались звонкие голоса:

— Здорово мы ему наваляли!

— А он и слинял, как не было! Каково, а!

— Будет знать!

Навстречу Ирлину вывернула светящаяся, грозная стая мальчишек из среднего класса — лет по десять-двенадцать, самые беспокойные. Увидев Ирлина, стая стушевалась и как-то уменьшилась в размерах, хотя никто из застигнутых после свежей драки даже не попытался сбежать.

— Здравствуйте, господин лекарь! — нестройным хором прогудели мальчишки.

— Здравствуйте, — отозвался Ирлин, оглядывая их в поисках боевых ранений. Предсказуемо не нашёл. — Нехорошо — впятером на одного.

— Да он сам!.. — выкрикнул было Кесс, самый бойкий из них, но почему-то осёкся.

Ирлин ещё раз оглядел мальчишек: Кесс, Янир, Ликси, Даан и Соар. Целиком перемазанные в весенней грязи, так что не сразу различишь. Нет, что подозрительно, только Тори.

— Кыш уроки делать, — сказал Ирлин, махнув рукой, и продолжил свой путь.

Калитка в его двор оказалась открыта. Это ничего — красть у лекаря было нечего и некому, но беспорядок он не одобрял. На дорожке, ведущей к дому между грядок, валялось ведро, которое совершенно определённо яростно пинали от самой скамьи у калитки. На крыльце раскинулись полные грязи ботинки, куртка — похоже, местами порванная — обнаружилась сразу за дверью.

Ирлин поставил корзину на табурет и крикнул внутрь дома:

— Тори, где ты?

Ему не отвечали достаточно долго, чтобы можно было забеспокоиться, но недостаточно, чтобы бежать. Впрочем, к тому времени, как обречённое «В кухне» всё-таки прозвучало, Ирлин сам успел туда дойти.

Тори сидел за столом в компании кучи распотрошённых бинтов и пытался перемотать колено. Старое полотенце, брошенное поверх скатерти, пестрело пятнами от синьки и источало острый запах холодных трав. Мордашка Тори тоже была вся синяя: безобидный фингал благодаря размазанному лекарству, казалось, расползся на всё лицо.

— Что не поделили? — спросил Ирлин, опустившись на колени и перехватив бинт.

Тори не отвечал, уронив руки и молча наблюдая, как он накладывает повязку на разбитое колено. Дав сыну время подумать и пострадать, Ирлин повторил вопрос, лишь когда закончил осматривать его на предмет более серьёзных травм.

— Ничего, — ответил-таки Тори, старательно кося в сторону.

— Ничего… — повторил Ирлин. — За ничего впятером на одного не кидаются.

— Ты тоже меня виноватить будешь? — яростно прошипел сын.

— Пока не узнаю, за что, точно нет.

Тори подумал, пошевелил перевязанным коленом и всё же решился.

— Это всё Кесс. Ну, или я… может быть. В общем… — Он трагически вздохнул, закатил глаза и выпалил на одном дыхании: — Унасбылурокиучителялистокулетелвокноияпошёлзанимапотомоказалсявнутриивсетеперьменяненавидят. Вот.

«О небо, дай мне сил!» — мысленно взмолился Ирлин и принялся распутывать хитроумный клубок, подсунутый ему сыном.

— Значит, был урок, что-то от сквозняка улетело в окно…

— Листок с контрольной.

— …и ты пошёл за ним на улицу.

— Меня госпожа Асона попросила. А я подумал, что, если пойду, то не успею контрольную дописать, а после уроков не хочу оставаться… И я подумал, что хорошо бы — раз! — и всё. Ну, то есть я думал в окно слазить, но так же нельзя… А вот бы в мгновение перенестись туда и сюда, то есть обратно… и переместился! — воскликнул Тори и защёлкал пальцами. — Раз! — и я во дворе. Два! — и я в классной комнате.

— А вокруг — фиолетовый туман… — обречённо пробормотал Ирлин.

— …и Кесс сказал, что я — чудовище, а они, как их отцы, будут со мной бороться! — провозгласил Тори и замер, выпучив глаза. — А откуда ты про туман знаешь? И вообще, его чуть-чуть было! Всего-то маленькое облачко! Но Кесс заметил, и Ликси.

Ирлин прижал сына к себе и ровно — тем тоном, которым обычно убеждал солдат, что на потере ноги жизнь не кончается, — проговорил:

— Ты не чудовище, слышишь меня?

— Но ты знаешь, что это, да ведь?

— Знаю, родной.

— А расскажешь? — Тори просяще посмотрел ему в глаза.

— Дай мне подумать немного. — Ирлин встал и сделал несколько шагов по кухне, остановившись возле огнекамня. — Скажем, до после обеда?

— Угу.

Тори мог бы буркнуть нечто вроде «Взрослые всегда так говорят», но не стал. Сын достаточно доверял Ирлину, и можно было надеяться, что сможет понять.

Ирлин поставил на огнекамень кастрюлю супа и полез под стол в поисках закруток, оставшихся с прошлого года.

— Помочь тебе? — спросил Тори.

— Убери со стола и умойся, пожалуйста, — отозвался Ирлин, задумчиво разглядывая закрутки.

Из-под стола на него укоризненно смотрели пустые и полупустые банки, которые надо было бы на всякий случай перемыть и вернуть соседкам. Они, благодарные за исцеление мужей от ран, заботливо готовили всё это на зиму лекарю, не особо талантливому в закруточном искусстве.

В самом дальнем и тёмном углу стояла весенняя редкость — банка, заполненная под самую крышку. К ней, зависнув на нитке возле ножки стола, уже примеривался домашний паук.

— Извини, но нет. — Ирлин фыркнул и отобрал у паука добычу. — Переводить на тебя три лаэка⁽¹⁾ мочёных яблок я не собираюсь.

Суп был с капустой, Тори его не любил, однако съел в один присест, после чего объявил:

— Мочёные яблоки — уже не обед, а перекус.

— Ладно, пусть так.

Сам Ирлин едва притронулся к еде. Рассказать ему предстояло не слишком уж много — можно было уложиться в три предложения или даже три слова, но он всё никак не мог подобрать эти слова.

— Понимаешь, родной… — Ирлин запнулся и спросил: — Ты помнишь маму?

— Нет. Я помню бабушку Маи. — На последнем слове Тори отчётливо клацнул зубами.

Ещё бы он не помнил бабушку Маи — она его отравить пыталась! Вторая бабушка, Олла, мать Ирлина, её тогда безо всякого родственного почтения с лестницы спустила. Но Тори об этом знать не стоило.

— Твоя мама… была одержима.

— Как те, которые с вершины горы?

Погибшие с аванпостов, которые иногда возвращаются. Они защищают людей от огненных врат и их порождений и, разумеется, погибают. Некоторые потом восстают — иными. Однако они становятся яростными, неудержимыми, а Диллами, мать Тори, была тихой, нежной, кроткой — в ней жило нечто иное. Такое хитрое, что его никто не замечал… пока не стало слишком поздно.

— Почти, — сказал Ирлин.

— И ты хочешь сказать, что мне досталась от неё эта одержимость?

Тори затаил дыхание, наверняка боясь услышать утвердительный ответ.

— Нет. Но какие-то силы тебе достались.

Неужели всё? Рассказать оказалось проще, чем думалось. Ирлин мысленно выдохнул и принялся протирать очки.

— Силы перемещаться в пространстве! — воскликнул Тори, подскочив на стуле, и куда менее уверенно пробормотал: — Это… здорово. Наверное.

— Но уж точно не чудовищно, — повторил Ирлин, улыбнувшись, и попросил: — Только ты не злоупотребляй, ладно?

— А если опять впятером нападут?

— Ты сможешь исчезнуть оттуда и появиться… на сколько ты там переместился?

Не то чтобы Ирлин предпочёл бы лечить сына от последствий непонятно чего вместо привычных синяков, но пусть Тори лучше знает, что ему можно так делать. Матушка семь лет назад строго-настрого наказала Ирлину не запрещать колдовство. «Всё равно не перестанет, — сказала она, — а так хоть к тебе прибежит». Эх, не померла бы! Её советы сейчас пригодились бы не меньше, чем тогда.

Тори долго молчал, подсчитывая что-то, но всё-таки не справился.

— Надо измерить. Я сбегаю? Ну, расстояние от парты до того места на улице померить?

— Беги. Заодно микстуру от кашля госпоже Асоне занеси.

Ирлин заглянул в свою лекарскую кладовку и, достав оттуда пару сиреневых пузырьков, протянул их сыну.

— Ага. Ну, я пошёл тогда.

* * *

Дверь в прихожей хлопнула, наверное, минут десять назад, а Ирлин всё сидел на кухонном табурете. Он вспоминал, как двенадцать лет назад один маленький мир развалился на части. Диллами кричала — не из-за схваток, нет — из-за того, что в её жизни исчезло больше года. Хотя бы сам Ирлин не исчез — они познакомились до того, как её нашла та сущность, довольно тёмная, как считала мать.

Они тогда как-то договорились с Диллами. Ирлин нашёл колдуна, который излечил бы её от последствий, и ни на что не претендовал, став ей просто другом и помощником. Имя сыну — Ториан — вопреки обычаям дал он, а не мать, и заботился о ребёнке тоже сам Ирлин.

И всё было почти в порядке: они жили втроём в казённой квартирке недалеко от городской лечебницы, где Ирлин и Диллами работали; она понемногу приходила в себя и иногда даже брала сына на руки… Однако в год, когда Тори исполнилось пять, их навестила мать Диллами — почтенная Маи.

Как оказалось, Диллами не стала волновать своих деревенских родственников и сообщать им об одержимости, так что Маи была весьма удивлена. «Где это видано: мать ребёнка на отца скинула?» — напустилась она на дочь, и та в попытках оправдаться всё выложила.

Хорошо ещё Ирлин на следующий день в обед домой заглянул за забытыми бумагами! Любящая бабушка, оставленная посидеть с ребёнком, в суп ядовитых трав из его запасов накрошила.

— Нет места на земле отродьям тёмным, им гнить под сенью трав в подземье суждено!

Слова старого богословского текста вырвались из воспоминаний в действительность. Предчувствуя недоброе, Ирлин тяжко вздохнул и пошёл открывать дверь.

На дворе обнаружилось целое посольство: солдат Эрсиаль со сползшей повязкой на треугольной от отёка голове, Тори, удерживаемый им за ухо, и госпожа Асона, трагически прижимающая к груди микстуры. За калиткой столпились всюдупрыги под предводительством Кесса, несколько женщин и ещё пара раненых солдат.

— Я, по-вашему, не помню слова проповеди, которую почтенный Инор читает нам раз в неделю? — полюбопытствовал Ирлин, поправив очки.

Вообще-то, на проповеди он ходил не то чтобы часто, но Инор уже много лет просто зачитывал по кругу Послание Смертным.

— Ваш сын, Ирлин…

— Мой сын сегодня уже был избит один раз. Отпустите его немедленно.

Стоило хватке чуть-чуть ослабнуть, как Тори выскользнул из-под руки Эрсиаля и оказался рядом с отцом. Ирлин прижал его к себе и спросил:

— Эрсиаль, что происходит?

— Дети рассказали, что он применяет тёмное колдовство!

— Ребёнок?

— Вот именно, Ирлин, ребёнок! Если ребёнок такое делает, значит, он…

— У вас сотрясение мозга, Эрсиаль, если вы забыли, — вкрадчиво произнёс Ирлин, погладив замершего под боком сына по плечу. — Вам запрещено думать. Найдите коменданта и доложите обо всём ему. Солдаты не имеют права выдвигать такие обвинения. Остальных тоже прошу удалиться, если ни у кого ничего не болит.

Хотелось врезать Эрсиалю за то, что вывел происшествие из гущи мальчишеских разборок на обозрение взрослых. Но Эрсиаль был ранен, а драться Ирлин вовсе не умел.

— Всё будет хорошо, родной, — сказал он, закрыв дверь. — Иди делай уроки, а я пока травы разберу.

— Не буду, — насупившись, заявил Тори. — Завтра я не пойду в школу.

— Почему же?

— Только подошёл сейчас, а там Кесс… и этот, треугольный.

— Открыть тебе тайну будущего? — Ирлин усмехнулся. — Если будешь хорошо учиться, сможешь однажды уехать отсюда. Туда, где не будет никаких Кессов и треугольных.

— Ага! Ты явно хорошо учился, но почему-то не уехал.

— Потому что мы с тобой, наоборот, приехали сюда семь лет назад.

— Зачем? — не понял Тори. — Здесь же скучно и болванов всяких много.

«Зато безопасно», — почти ляпнул Ирлин, но промолчал. Он ошибся: да, соседство с чудовищами оказалось для его ребёнка безопаснее жизни в большом городе, где можно и на чаровника наткнуться, и на кого похуже, но только до сегодняшнего дня. Люди тоже иногда бывают чудовищны — в своём невежестве.

— Тогда мне казалось, что нам тут будет хорошо, — наконец сказал Ирлин, посмотрев в лицо сыну.

— Нам и было, — буркнул Тори.

— Уехать сейчас мы всё равно не сможем — мне долго будут искать замену. — Ирлин задумался и через некоторое время предложил: — Давай я возьму тебя в ученики. Будешь помогать мне в работе — тогда не придётся ходить в школу. Но учёба никуда не денется. Я поговорю с госпожой Асоной и попрошу, чтобы она помогла нам.

— А я уж было совсем обрадовался! — Тори скорчил обманчиво обиженную мордашку, которая тут же сменилась улыбкой. — Спасибо, отец!

— Не за что. — Ирлин потрепал сына по голове и протянул ему забытое в суматохе мочёное яблоко. — Меня тоже в школе недолюбливали.

— Пра-авда?

— Нет. Иди уроки делай!

Тори умчался в спальню и загремел там карандашами. Сегодня у них была география, а её сын любил. Наверняка нарисует не только заданное, но и что-то сверх. Контрольная, должно быть, была по киаренскому — только её сын мог бояться не успеть. Значит, просматривать его кривопись в поисках читаемых слов сегодня не придётся. А вот с естествознанием можно и помочь — обещал же. Хотя они сейчас лягушек изучают… Впрочем, лягушки тоже важны — в них много полезного для лекарств на все случаи жизни.

Итак, завтра нужно будет зайти к Асоне. Тори можно будет с утра взять в лес, но прежде — научить его правильно накладывать повязки. Едва ли он станет лекарем или травником, не лежит у него к этому душа, но знания лишними не будут. Наконец, надо будет сегодня же дойти до коменданта и напомнить, что до приезда Ирлина лекари у них менялись по нескольку раз в год.

Кивнув самому себе, Ирлин подобрал с пола брошенную сыном куртку и отправился пришивать надорванный рукав. Хирургическим швам Тори, что ли, научить со временем?..

Весна 6 года Восьмой эпохи

1) Маэрденская единица измерения, равная одному литру. Происходит от названия сосуда для хранения жидкостей.

Вернуться к тексту