Долохов играет в квиддич (джен)

Долохов понимал, что всё происходящее нереально, но реальность была ещё кошмарнее, так что, когда его имя прогремело из динамиков, он приветственно поднял руку и сделал небольшой круг над трибунами.

Он, Антонин Долохов, ловец команды Пожирателей. Удивляться этому, пожалуй, не стоило. Это же его фантазия, значит, он в ней главный герой. Волдеморта всё равно тут не было. Или был? Долохов ещё раз внимательно оглядел лица товарищей. Нет, не было.

После того, как представление игроков завершилось, обе команды выстроились в ожидании, когда судья подбросит квоффл, сигнализируя о начале игры. Капли некстати начавшего дождя стекали по лицам игроков, будто слёзы. Тёмные тучи перекрывали небосвод. Солнце не могло сквозь них пробиться, как бы ни пыталось. Единственная пёстрая деталь — золотой снитч, мелькающий на другом краю поля.

Антонин встретился взглядом со своим противником — Римусом Люпином, ловцом команды Авроров. Да, тот тоже не был главным среди своих, так же, как Антонин не был главным среди Пожирателей, но у снов своя логика. Римус — его последняя жертва. Последняя отнятая жизнь перед тем, как Долохов загремел в Азкабан, на этот раз навсегда. Антонин зло улыбнулся. Лицо Римуса осталось бесстрастным, а глаза — холодными.

Безликий судья подбросил квоффл. Игра началась. Антонин Долохов, не двигаясь с места, окинул взглядом поле, оценил положение снитча, местонахождение ловца. Снитч в первые же секунды матча сменил траекторию дважды. Предсказать направление золотого мячика и тем самым сыграть на опережение было невозможно, это знали все, даже далёкие от квиддича люди. Никакой закономерности нет. Движения снитча подчиняются исключительно теории хаоса, поэтому Долохов спокойно дожидался на своей половине поля. По теории вероятности снитч рано или поздно там очутится, а его поимка в первые минуты матча одним из ловцов — событие настолько редкое, что Антонин его не учитывал.

Порывы холодного, пронизывающего ветра заглушали скандирование трибун и съедали любые звуки. Даже усиленный магией голос комментатора не мог пробиться сквозь них. Метлу периодически относило в сторону, она покрылась изморосью, несмотря на достаточно низкую высоту. Как со стихией справлялись остальные, Долохов не знал, потому что не смотрел на других игроков. Он неотрывно следил за движениями снитча, перемещаясь, только если кто-то загораживал обзор. Крылатый мячик припал к земле, и тот же манёвр мгновенно повторил за ним Римус Люпин на своей Молнии. Это хорошо — пускай погоня его измотает.

Антонин позволил себе отвлечься лишь на секунду. Это случилось, когда в паузе между порывами ветра он услышал, как со стороны трибун кто-то выкрикнул его имя. Долохов повернул голову на звук.

Волдеморт стоял в полный рост, возвышаясь над безликой, серой массой болельщиков, и держал над головой на вытянутых руках большой белый транспарант, на котором плясали огненные буквы. Обычно на транспарантах ожидаешь увидеть слова поддержки, но в данном случае это была такая поддержка, от которой становилось не по себе.

«Антонин Долохов, не подведи меня снова» — говорили буквы.

— Не подведу, Повелитель, — угрюмо прошептал Антонин, возвращая внимание к снитчу.

Дождь усиливался, видимость ухудшалась, порывы ветра норовили сбросить с метлы. Долохов принял решение действовать. Благо, снитч только что в очередной раз ускользнул от Римуса и летел к середине поля.

В нескольких миллиметрах от головы просвистел бладжер. Долохов снова повернулся — узнать, где находится загонщик, метнувший в него бладжером.

Он увидел их — братья Пруэтты, загонщики команды Авроров, парили от него в тридцати-сорока метрах в мантиях, заляпанных кровью. Он помнил их очень хорошо. Потребовалась подмога пяти человек, чтобы одолеть этих двоих. Братья Пруэтты сражались как безумцы. Им явно было что терять. Но приказ есть приказ, Тёмный Лорд не ведает жалости…

И он, Антонин Долохов, тоже не ведает жалости, поэтому он в числе первых.

Пока он на них смотрел, Гидеон Пруэтт медленно поднял руку и указал на… Сперва Долохов подумал, что на него, но присмотрелся и понял — Гидеон указывает на что-то за его спиной.

«Оглянись», — произнёс Гидеон одними губами.

Глупая уловка! Ну уж нет, он на это не купится! И правда, как только Долохов снова посмотрел прямо, то увидел снитч в непосредственной близости от своего лица.

Антонин среагировал молниеносно, но золотой мячик уже летел дальше. Долохов сел ему на хвост: медлить и выжидать стало слишком рискованно. Римус отстал или же находился вне поля зрения. Долохов надеялся на первое.

Один из Пруэттов снова пустил в его сторону бладжер. Антонин заметил чёрный мяч слишком поздно: бладжер почти не выделялся на фоне затянутого тучами неба. Когда столкновение стало неизбежным, внезапно появился Яксли и ударом биты отправил мяч в обратном направлении. Пролетая мимо товарища, Яксли подмигнул.

С другой стороны подлетел Роули, второй загонщик команды Пожирателей.

— Мы проигрываем! Ты наш последний шанс! — прокричал он, надрывая лёгкие. Понимал, что комментатора не слышно из-за ветра, и желал поставить напарника в известность. В реальном мире такая погода была бы поводом для переноса матча.

— Я не подведу! — отозвался Долохов, выжимая из метлы последнее.

На краю поля зрения возник Римус. Антонин не отвлекался, сосредоточившись на снитче впереди.

Снитч сделал крутой поворот и пролетел над головами троих охотников, боровшихся за обладание квоффлом. Сириус Блэк успешно маневрировал, прижав к груди квоффл, в то время как его пытались окружить Беллатрикс Лестрейндж и Люциус Малфой. Он увернулся от Люциуса, почти ускользнул и от Беллатрикс… Ускользнул бы, если бы та играла по правилам. Беллатрикс пошла на таран. Треск — и Сириус вместе с обломками метлы камнем полетел вниз, в туман. Смех безумной Пожирательницы унёс ветер. Долохов впервые посмотрел вниз — землю заволакивал густой слой тумана, который полз клубами в направлении, противоположном направлению ветра: ветер дул в лицо, а ковёр из тумана наползал из-за спины. Это было нелогично. Долохов очень удивился, но не мог позволить себе отвлекаться на причуды стихии.

Снитч замедлился, как он иногда делал перед сменой направления. Редкий шанс, но увы… Резкий свисток судьи похоронил прекрасную возможность закончить матч в ближайшие тридцать секунд победой команды Пожирателей. Долохов зарычал от бессильной ярости.

За грубое нарушение команде Пожирателей был назначен штрафной.

Как положено, обе команды выстроились на краю поля. Долохов на несколько секунд встретился взглядом с Аластором Грюмом. Уцелевший глаз Грюма сверкнул ненавистью.

В середине поля остались двое — Джеймс Поттер, охотник команды Авроров, и вратарь команды Пожирателей — молодой Северус Снейп. В то время он играл за Пожирателей. Второй Северус Снейп, повзрослевший и осунувшийся, сейчас ждал с остальными игроками на краю поля. Он был вратарём команды Авроров. Две эпохи, две магические войны, мёртвые и живые, прошлое и настоящее — встретились на этом поле.

Только ничего этого, конечно же, на самом деле не существовало… Джеймс Поттер не пробивал сейчас штрафной Северусу Снейпу. Это он, Антонин Долохов, готовился пробить штрафной Антонину Долохову. Тринадцать Долоховых ждали на краю поля. Сотни Долоховых скандировали с трибун (их не слышно из-за ветра). Во снах все персонажи — разные частички твоего собственного разума. Разве это не так?

Стоило Долохову об этом подумать, как на его глазах Джеймс Поттер и вратарь преобразились: их лица побледнели и вытянулись, в глазах зажёгся злобный огонь. Антонин смотрел сам на себя.

С трибун кричали болельщики-Долоховы. Всё в точном соответствии с его мыслями. Такова особенность снов — стоит о чём-то подумать, и оно уже тут.

Антонин развернулся на метле и обмер — двенадцать игроков стали Долоховыми, но Римус остался сам собой. Воспользовавшись тем, что время остановилось, Антонин приблизился на метле к врагу.

— Эй, ты! — рявкнул Долохов. Римус чуть повернул голову в его сторону. — Почему ты не выглядишь, как я? Ты же не настоящий! Ты в моей голове!

— Я в твоей голове, но я настоящий. — Римус наконец соизволил встретиться с Пожирателем взглядом. — И если бы ты оглянулся, то увидел бы ещё кое-что настоящее.

Римус указал подбородком на что-то за спиной Долохова. К ужасу последнего, что-то действительно находилось у него за спиной. Место, куда засасывается воздух и откуда наползает леденящий туман… Что-то настолько страшное, что даже сам Антонин Долохов, свирепый и безжалостный Пожиратель, не решался обернуться и посмотреть.

— Что там? — спросил он вместо этого у своего врага. Спросил с пренебрежением и едва приметными нотками страха.

— Участь страшнее смерти. — Тень сочувствия мелькнула в глазах Римуса. — То, чего я не пожелал бы даже убийце, отнявшему у сына отца.

— Как мне этого избежать? — вполголоса спросил Антонин, растеряв половину своей злой удали.

— Закончить игру.

— Что происходит? Где я? Кто ты такой? — продолжал допытываться Долохов.

— Ты в Лимбо. Это место между жизнью и смертью. Я — твой Проводник. Чаще всего это кто-то из тех, кого ты любил… Наставник или родитель. Но иногда бывают исключения.

— Значит, я — особенный? — с насмешкой спросил Антонин.

— Твой наставник изувечил свою душу, чем лишил себя права на посмертное существование. А от родителей ты не знал любви, — грустно пояснил Римус. И снова в глазах его мелькнула жалость. Долохова это взбесило. Он не нуждался ни в чьей жалости. Однако у него хватило самоконтроля, чтобы сдержать себя.

— И долго я тут буду торчать, в Лимбо вашем? — сварливо спросил он.

— Пока не закончишь игру, —повторил Римус с нажимом и расстановкой, будто объяснял очевидное пятилетке. — Поймаешь снитч и сможешь отправиться дальше. Проиграешь — и тебя постигнет участь хуже смерти. Я бы на твоём месте поторопился.

Время возобновило свой ход: Северус Снейп пропустил гол. В попытке поймать мяч он черканул квоффл кончиками пальцев, невольно направив его прямо в кольцо. Трибуны взорвались, правда, сквозь шум ветра и шелест дождя они звучали как через стенку. Кто-то высасывал из мира все цвета и звуки.

Игроки вернулись на поле. Антонин спешно искал снитч. Всё неожиданно стало куда серьёзнее — теперь на кону стояла его душа. Облетая поле, он чуть не столкнулся с Фенриром, который завладел квоффлом и мчался к воротам противника. Оба Пруэтта устремились за охотником. Долохова они либо не заметили, либо не посчитали первостепенной угрозой. Так или иначе, этим грех не воспользоваться.

После непродолжительных поисков он увидел Римуса и одновременно — в нескольких метрах от последнего — золотой снитч. Долохову показалось, что снитч испускает свечение, настолько вокруг него всё было серое. А может быть, он действительно светился, кто знает.

Антонин летел на пределе возможной скорости. Покрытая изморосью и мотаемая из стороны в сторону метла на такие подвиги была неспособна. Долохов мог столкнуться с другими игроками, или напороться на бладжер, или попросту не удержаться на скользком древке, но это его не волновало. Он должен успеть или…

Или что? Что было у него за спиной?

Снитч увернулся от Римуса в последний момент. Описав крутую дугу, крылатый мячик полетел в обратную сторону. Антонин едва успел развернуться перед комментаторской вышкой. Ещё чуть-чуть — и врезался бы. Ветер донёс обрывки слов: Кикимер скрипучим голосом сообщал, что Нимфадора Тонкс выходит на замену Сириусу Блэку.

Краем глаза Антонин увидел чёрную воронку — пробоину в ткани реальности. Каждый раз, когда он поворачивался, та поворачивалась вместе с ним, оставаясь невидимой, но за время матча она выросла и не вмещалась больше у него за спиной — часть воронки он теперь мог видеть на периферии зрения.

Римус развернулся быстрее, ведь у него была Молния, новейшая модель. Ловец команды Авроров прочно висел на хвосте снитча, а Долохов повис на хвосте Римуса. Весь остальной мир растворился в пелене дождя: болельщики, игроки, поле для квиддича, земля и небо. Всё это стало нереально, каким оно и являлось с самого начала.

А если никого, кроме них троих, больше нет и судьи тоже нет, то можно нарушать правила.

Долохов извлёк из кармана хлопающей на ветру мантии волшебную палочку. Это удалось не сразу: из-за промедления он потерял скорость, а Римус почти нагнал снитч — уже протягивал руку к маленькому солнцу. Долохов тоже вытянул руку с палочкой.

— Авада… — Слова застряли у него в горле. Он вдруг осознал их бессмысленность.

Римус уже был мёртв. Антонин уже убил его. Нельзя умереть дважды. Но дело даже не в этом, а в том, что весь этот матч — одна большая метафора.

Северус Снейп играет за обе команды? Метафора его предательства. Беллатрикс Лестрейндж вывела из игры Сириуса? Метафора убийства. Команда Авроров против команды Пожирателей — метафора войны. Та война уже закончилась, и они проиграли, а значит, и этот матч не может закончиться в их пользу.

Как только он это подумал, Римус поймал снитч.

Ветер усилился настолько, что метла Антонина отказалась лететь дальше. Медленно, но верно его относило назад — в чёрную пасть бездны. Он чётко видел края воронки, заполняющие уже половину поля зрения. В уцелевшем куске пространства парил на метле Римус. От него, а точнее, из снитча в его руках исходил свет.

Долохов ощутил неясную, смутную тоску, словно пытался вспомнить что-то прекрасное и не мог. Оно было слишком далеко и глубоко, как свет звёзд, как дно океанской впадины. Оно звало его издалека, но Антонин слишком много времени провёл во тьме, чтобы не то что откликнуться, а даже просто вспомнить.

Антонин протянул руку. Бессмысленный жест. Он знал, что не дотянется. Это был, скорее, жест прощания.

В третий раз Антонин увидел отблеск сочувствия в глазах Римуса. Всего толика сочувствия, самая малость, растопившая на мгновение лёд. Римус разжал пальцы, выпуская снитч. Пасть тьмы начала смыкаться, края поползли друг к другу. Снитч, уже не подчиняясь теории хаоса и координируя свои движения с другой не менее загадочной силой, прыгнул в открытую ладонь Долохова.

Это был не снитч, конечно же. Это было воспоминание…

* * *

…Первое сентября. Стоял один из последних солнечных дней. Лето ещё не осознало, что оно кончилось. На пороге двухэтажного деревянного дома младший брат провожал старшего.

— Почему ты не поступил в Колдовстворец? Он же рядом, мы бы постоянно навещали друг друга! А через четыре года я бы тоже поступил, и мы бы виделись каждый день! — Шестилетний Анатолий Долохов ударил старшего брата в живот, затем больно наступил ему на ногу.

Антонин рассмеялся, взял брата за кулачки, усмиряя маленького воина.

— Мы будем видеться. Раз в год. Ну что ты разбушевался?

— Раз в год! Это всё равно, что никогда! Почему ты тоже не можешь поступить в Колдовстворец? Зачем тебе Дурмстранг? Ты жопа!

— Не начинай снова. Колдовстворец не для меня. Мы же говорили с тобой об этом. Я хочу стать сильным волшебником, который способен постоять за себя. В Колдовстворце меня этому не научат. Ну сколько раз можно повторять?

Анатолий утих на несколько секунд, постоял нахмуренный, размышляя. А в следующий миг снова принялся колотить брата, повторяя как попугай: «Жопа, жопа, жопа!»

Антонин смеялся, получая тумаки. Он поднял перед лицом руки и отступал, приговаривая:

— Ну что ты? Ну полно. Ты же знаешь, как важно следовать… — Антонин пропустил хук в челюсть. — …мечте. Вот у тебя какая мечта?

Анатолий приостановил избиение брата, задумался.

— Я хочу стать добрым волшебником!

Антонин тепло улыбнулся.

— Тогда в Колдовстворце тебе самое место.

Они молчали. Антонин улыбался, глядя на младшего брата. Анатолий, наоборот, натянул недетскую гримасу крайнего мужества. Они в эту секунду будто поменялись ролями — будто это Анатолий, а не Антонин, поступал в Дурмстранг.

— Признайся честно, братец. Ты оставляешь меня, потому что я для тебя обуза?

Улыбка Антонина сменилась выражением ужаса. Он взял брата за плечи, строго посмотрел на него, словно собирался сделать выговор, и внезапно крепко прижал к себе.

— Что ты говоришь, глупый? Разве я когда-то давал тебе повод так думать?

Анатолий всхлипнул на плече у брата.

— Но папа сказал, что…

— Папа говорит много тупой херни. Не слушай этого мудака.

Анатолий отстранился. Его глаза округлились.

— Он бы тебе всыпал, услышав такие слова.

— Да пошёл он, тупой мудак.

Они рассмеялись, не обращая внимания на укоризненные взгляды прохожих. Отсмеявшись, Анатолий снова прижал к себе брата.

— Ты никогда не будешь для меня обузой, слышишь? Ты моё сердце. Мой луч надежды.

— Тогда не уходи! Не оставляй меня с ним!

— Не волнуйся. Я поговорил с матерью, она не позволит ему…

— Мама ничем не лучше! — На глазах Анатолия выступили слёзы. — Я слышал, как она называет нас, когда думает, что мы не слышим.

— Именно поэтому я должен поступить в Дурмстранг! — твёрдо сказал Антонин. — Я должен стать сильным. Тогда никто не посмеет нас обижать. Ты понимаешь, почему я так поступаю? Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь. Для меня это важно.

Анатолий робко кивнул.

— Вот так. Молодец. Летом приеду и покажу тебе, чему научился.

Анатолий снова кивнул. На губах у него заиграла лёгкая улыбка, хотя ещё не успели высохнуть слёзы.

— Ну, бывай. Люблю тебя. — Антонин ласково потрепал младшего по голове, повернулся и зашагал прочь. На душе его скребли кошки. Не только из-за расставания. Было кое-что ещё — дурное предчувствие…

* * *

…Воспоминание померкло. Долохов снова очутился во тьме, но не один. Рядом с ним стоял его брат, сотканный из чистого света. Этот свет не давал темноте сомкнуться. Темнота была живая — не просто отсутствие света, это чувствовалось, — и она бы раздавила Антонина (или его душу?) в лепёшку, сожрала и выплюнула объедки, если бы не брат.

Антонин с грустью подумал о том, что и это уже случилось. Темнота уже сожрала его душу. Анатолий погиб той же зимой, провалившись под лёд. Наверное, он кричал, пока тонул, но рядом не оказалось никого, кто мог бы протянуть ему руку. Пропал смысл возвращаться домой. Зачем? К родителям, которые их с братом никогда по-настоящему не любили? К счастью, студенты Дурмстранга имели право остаться в казенном жилье вблизи школы. Антонин корил себя за смерть Анатолия первые четыре года, но постепенно занятия тёмной магией сказались на его душе пагубным образом. Антонин впустил в себя тьму, потому что она позволяла не чувствовать боль — как холодное полотенце, прижатое к ожогу. Таким его нашёл молодой путешественник, тот, кто в последующие годы станет печально известен магической Британии как Лорд Волдеморт.

— Ты настоящий? — спросил Антонин, и голос его дрогнул. — Это ты, брат?

Светящаяся фигура молча покачала головой. Антонин растерялся. Почему Анатолий ничего не говорит? Почему он такой отстранённый? Они же так давно не виделись!

Он внимательно поглядел на эфемерное, светящееся тело брата. Призраки выглядят не так. Да, они тоже прозрачные, но не светятся. И вообще, Римус же выглядел обычно…

«Патронус», — осенила догадка.

Так вот что это за воронка. Это дыра, которой дементор высасывает души. Она пробралась в его сон. Видимо, сейчас Антонин лежит без сознания на холодном полу камеры Азкабана, умирает от истощения, пока над ним стоит, склонившись, фигура в плаще. Дементоры не любят, когда заключённые умирают. Смерть — их естественный конкурент, ведь она лишает их пищи. Они чуют, когда приближается чья-то смерть, и стремятся опередить костлявую.

Надо только продержаться ещё чуть-чуть против наступающей тьмы. Где же тебя ветер носит, костлявая? Поторопись.

«Летом приду и покажу тебе, чему научился»… Так он тогда сказал?

Да, пора бы уже, пора… Он здорово задержался.