Гадюка с Камланнского поля (джен)

Темно. Над безвестным полем темно, совсем темно — даже лунный диск не выглядывает из-за тяжёлых серых туч, медленно плывущих по ночному небу. Над безвестным полем стоит тишина, густая тишина, полная тоски и тревоги.

В высокой траве своим чередом идёт ночная жизнь крошечных, не заметных на первый взгляд существ. Маленький паук плетёт серебряную паутину. К утру её украсят росинки — словно драгоценные камни на уборе знатной дамы.

Гибкое чешуйчатое тело змеи шуршит, ползёт среди трав. Блестят глаза на маленькой узкой морде, дрожит серый раздвоенный язык.

Змея чует кровь.

Змея знает — завтра поле перестанет быть безвестным. Тяжёлые сапоги воинов или копыта закованного в броню коня разорвут серебряную паутинку.

* * *

Солнце взошло над полем. Блестят капли росы на густой траве. Сладко пахнет цветущим вереском и дроком. Стрекочут кузнечики. Беспечно распевают птицы.

Лучи утреннего солнца сверкают на наконечниках копий, скользят по щитам, блестят на начищенных шлемах — будто сияющий ореол славы. Лучшие рыцари всех земель собрались этим утром на широком поле. О них слагали песни, их прославляли барды, они сидели вместе с королём Артуром вокруг знаменитого Круглого стола. Они смолоду были бесстрашны и на великую битву неслись, как на весёлый пир.

Но нынче не веселы их лица, не заметно улыбок, не шлют храбрецы дерзкого вызова судьбе. Не жаждут помериться силами с врагом, не мчатся, пылая праведным гневом, чтоб восстановить справедливость. Всю жизнь свою берегли они честь незапятнанной. Защитники слабых и угнетённых, преданные слуги прекрасных дам, верные товарищи. Лучшие из лучших, храбрые в бою и мудрые в совете, они собрались на этом поле, деля одну и ту же тяжкую думу — на всех.

Мрачно чело великого короля Артура. Прибавилось седины в его волосах, блестят отчаянно усталые глаза; и как бы высоко не поднимал он голову, как гордо не распрямлял бы могучие плечи — видит каждый: что-то надломилось в нём.

Король потерял свою королеву, прекрасную неверную Гвиневер. Король потерял лучшего друга, лучшего рыцаря своего — блистательного Ланселота. Первую даму королевского двора и первого рыцаря связали узы несчастной, беззаконной страсти. Много лет берёг король эту тайну — как тяжкую рану, скрывал он её под плащом; но тайное неизбежно становится явным. И вот разразилась война между великим королем Артуром и великим рыцарем Ланселотом; и не стало больше братства Круглого стола: кто пошёл за государем, кто — за товарищем и родичем, и восстал брат на брата. Долго б ещё длились битвы и сражения, да только королю Артуру, а с ним и всему рыцарству Камелота, нанесён был последний, самый сокрушительный удар...

Там, на другом краю широкого цветущего поля, тоже собралось великолепное и многочисленное войско. И во главе его — молодой рыцарь, лицом и статью похожий на Артура. Только нет в его улыбке доброты, нет веселья во взгляде, да и мудрости в нём не заподозришь. Безумное пламя горит в его глазах, и похожа на дикий оскал неровная, кривая усмешка. Мордред, племянник, а быть может, и сын короля — разное болтают люди... Как бы то ни было, но именно Мордред стал наследником великого Артура; остался он наместником его, покуда государь преследовал Ланселота в заморских краях. Но мало этого оказалось Мордреду; он решил занять королевский трон и надеть на гордую голову корону. Много молодых и дерзких пошло за ним; многие же восстали против его самовольства.

И вот нынче утреннее солнце осветило поле, где сошлись два великих войска. Поле, что нынче перестанет быть безвестным. Топчут кони и люди сочную высокую траву; разбегаются мыши, разлетаются бабочки и птицы; и только одна змея, поблёскивая чешуйками, лениво сворачивается в кольца на большом камне. Солнце отдаёт камню тепло, и змея согревает им свою холодную, холодную кровь.

* * *

— Мы идём с тобою, государь!

Артур оглядывает лица своих преданных сподвижников. Сэр Эктор, седоусый старец, заменивший ему отца; сэр Кэй, едва ли не впервые за всю жизнь свою серьёзный, — первый друг, брат и родич, а с ними другие, вернейшие, старейшие и храбрейшие товарищи.

Артур медленно кивает — и обращается к остающимся на месте войскам.

— Храбрые мои воины! Горячо надеюсь я, что не придётся нам проливать родственную кровь, и разойдёмся мы с миром. Но если вы увидите, как сверкнёт между нами лезвие меча — значит, не оправдались надежды, и быть великой битве.

Сияет солнце на развёрнутых знамёнах. Звенят уздечки. Воины ждут, до рези в глазах вглядываясь вдаль. Сияет солнце, величаво плывут по небу пышные облака, отбрасывая на поле широкие тени. И кажется, что целую вечность стоят и ждут они — как решится судьба Камелота.

* * *

— Мы с тобою, Мордред!

Он бросает быстрый взгляд на своих ближайших сторонников. На их плечах, на их мечах взойдёт он на престол. А после... недолго будут жить эти дерзкие, лихие люди! Но нынче они ему нужны, нужны до зарезу! Мордред кивает и поднимает руку в приветственном и покровительственном жесте.

— Я слышал, мои воины, что Артур готов сложить с себя власть и передать её мне без боя. Коль это правда — нынче биться мы не станем. Но ежели сие звук пустой — следите! Сверкнёт над полем меч — пора начинать битву!

Одобрительный гул несётся вслед Мордреду и его людям. Затаив дыхание, глядят на них воины, и ждут... ждут... ждут.

* * *

Артур и Мордред съехались у большого камня. Печален взор великого короля, а голос его звучит твёрдо, ясно и чётко — но верные друзья знают, как дорого стоит ему эта твёрдость. И вот голос Артура дрогнул и стал тише.

— Сын мой, отчего ж ты решил взять силой то, что тебе и так принадлежит по праву? О, сын мой! Ты видишь: вот она, королевская власть, в твоих руках. Тебе я отдаю корону, как и обещал. Себе прошу лишь покой, коль это возможно.

— Не в обиде я на тебя... отец, — отвечает Мордред. Его губы вновь кривятся в такой усмешке, что старику Эктору хочется отхлестать этого щенка по щекам, едва тронутым первой щетиной. Но он лишь крепко сжимает руку в кулак. Рядом с ним — сыновья, родной и приёмный, а там, вдалеке, в рядах храброго войска — внуки, такие же юные и безусые, как наглец-наследник. Сохранить их — сохранить королевство, осколки братства Круглого стола. Цельным и прежним уж не будет больше братство. Не при таком государе. Не при Мордреде. Нет больше Камелота! Не за что больше воевать.

Один из воинов Мордреда стоит рядом со старым камнем. Вдруг воин ахает, глядит, как зачарованный, себе под ноги, на кустик белого вереска, выхватывает меч и поднимает оружие — прежде, чем кто-либо успевает его остановить.

Лезвие ослепительно блестит на солнце, точно молния, ударившая в цветущую землю посреди тихого сияющего дня.

— Гадюка! — восклицает кто-то, указывая на ускользающую под камень блестящую тварь. Никто уже не слышит этого возгласа — всё тонет в звоне оружия и в грохоте сражения.

Всегда есть ради чего воевать и сражаться! Если не за достойную жизнь, так хоть за достойную смерть, чтоб не осталось в веках попранным и запятнанным славное древнее имя.

* * *

День и ночь длится великая битва, льётся кровь, и один за другим уходят в мир иной великие воины. Последний раз смеётся — прямо в лицо смерти — храбрый сэр Кэй. Клонится к земле седая голова сэра Эктора, и он уж не видит, как гибнут его прекрасные внуки. В конце концов на поле остаются лишь два противника — Артур и Мордред, отец и сын.

Змея свернулась на большом камне. Блестят её глаза, дрожит серый язык, а воины наносят удары; оба устали, оба почти без сил, но только Смерть положит конец их поединку.

Змея терпелива. Она ждёт, когда Смерть завершит начатое ею дело.

* * *

Темно. Темно над полем великой битвы при Камланне. Пройдут столетия, и переменится лик мира, а память о Камланнском поле не сотрётся и не исчезнет. Будут жить в веках и позор, и слава, и величие, и бесчестье.

На большом камне стоит высокая женщина, скрестив на груди руки; под холодным ветром развеваются широкие рукава её багрового одеяния. Ветер гонит по небу серые тучи; в чистом свете прозрачных лунных лучей волосы женщины кажутся такими же багровыми, как и её одежды. Широко раскрыты её глаза, раздуваются ноздри, и на ярких губах играет безумно-счастливая улыбка.

Вот она выше поднимает голову, чуть щурится, вглядываясь вдаль.

Десять серебристых огоньков движутся в ночи, всё ближе и ближе, и вот наконец она видит траурные силуэты печальных дев.

Одна из них идёт впереди; у неё самая гордая осанка и самое опечаленное лицо.

Серебристый светильник в её руке освещает лица мёртвых. Она останавливается над Артуром и Мордредом, наклоняется и касается застывшего лица великого короля.

Высокая женщина, что стоит на камне, усмехается вновь — и встречается взглядом с гордой девой. Горе придало чертам той выражение почти торжественное, но на один миг спокойное величие величайшей горести уступает место ярости и гневу.

— Гадюка! — восклицает она, глядя прямо в лицо женщине на камне. Та смеётся — весело, раскатисто, задорно. А затем исчезает в траве. Змея скользит среди примятых трав, обломков оружия и мёртвых тел.

Смерть уже сделала своё дело. Гордая опечаленная дева может хоронить своих мертвецов со всеми почестями. Королеве Моргане нет до этого никакого дела.

* * *

Моргана стоит на краю скалы, а внизу, под скалой, бушует море. Летят вверх солёные брызги, и пятнают они багровые одежды королевы-ведьмы. Тщетно призывает на помощь королева свою магию, тщетно бранится, заламывая руки.

Море злится, море бурлит, море её не пускает.

Высокие чёрные волны скрыли от её взора призрачную лодку; в той лодке сидят девять дев, а десятая стоит на корме; а на дне лодки лежит, овеянный колдовским сном, король Артур — не живой и не мёртвый.

Бушуют могучие волны, но лодка плавно скользит над ними. Мать Моря благоволит к гордым девам и отвергает королеву, коей некогда дали морское имя.

Сквозь завесу воды и тумана видит Моргана суровый лик морской властительницы.

Давным-давно свели они близкое знакомство, в те далёкие времена, когда юная Моргана стала королевой далёких, безвестных земель у морских берегов. Мать Моря стала её покровительницей, и много тайн колдовских хозяйка морей поведала Моргане — прежде чем разочаровалась в своей ученице. Отвернула она лик свой от злодейки-королевы, да поздно: знаний поведанных и тайн раскрытых назад не вернёшь.

Но в нынешнюю ночь не одолеть королеве земной королеву морскую.

Моргане остаётся лишь смотреть в ночь и посылать вслед удаляющейся лодке бессильные свои проклятия.

* * *

Вновь зеленеет трава на Камланнском поле. Светлеет тёмное небо, вспыхивает розовый рассвет. Росинки блестят на свежей паутине, словно жемчужинки на уборе знатной дамы.

В бескрайней дали легенд и сказаний плывёт остров Авалон; там, на острове, спит великий король Артур, и его покой охраняют печальные гордые девы.

А где королева Моргана, злая колдунья, что умеет обращаться змеей? Кто знает? Быть может, Смерть уж настигла её, и лежит она в безвестной могиле, под слоем тяжёлой земли. А может статься, что она ещё здесь; строит козни, шипит по-змеиному, жалит, являясь в самый последний, роковой момент. Кто знает...