Панк-Лост (джен)

В небо взял разгон, судьбу свою на кон поставил...

Louna — Штурмуя небеса

Закон Мёрфи гласит: если что-нибудь может пойти не так, оно пойдёт не так. У них же с самого начала всё пошло по звезде. Не той, что по имени Солнце, а по какой-то обкуренной и подколотой. Прямо как они сами, ё-моё!

Угораздило же их согласиться на гастроли в Сиднее, на другом, мать вашу, краю Земли. Гордей, конечно, соловьем разливался — выходим на новый уровень, будем скоро мировыми рок-звездами. Надо только маленечко поднажать! И ничего, что клуб махонький и пришли одни русскоязычные эмигранты.

А на деле что? Мишка изговнился ещё больше, чем в приснопамятной Америке, хотя там казалось, что он выразил крайнюю степень своего «фу». Всё ему было не так: звёзды не те, солнце слишком яркое, луна слишком тусклая, и вообще — всё ужас, мрак и победа попсы над роком в отдельно взятой стране.

А потом он, упившись в соплю, нашёл местного «жителя», и решил и до него докопаться… Тот, в отличие от группы, терпеть издевательств не стал, да и укусил. В результате везли его со светомузыкой в больничку, пока матерящийся громче сирены Гордей напрягал посольство и вообще всех, до кого мог дотянуться, а Князь с трудом, навалившись всей немалой тушей, удерживал пинающегося Горшка до приезда скорой…

И всё для чего? Чтоб узнать что конкретно этот, пойманный затем Поручиком в баночку из-под мазика паук — не ядовит. Но у страха глаза велики, и описал его Миха исключительно, как тарантула из второго Гарри Поттера!

В общем и целом, барагозил Горшок так, что из дешёвых отелей их выселяли раза два. Доставал всю группу, и конкретно его, Андрея Сергеевича Князева, за*бал до состояния невменоза и срыва тормозов. Потому что у любого есть предел терпения, а Мишка исчерпал все его немалые лимиты, сначала уссываясь и ухахатываясь, а потом еле ползая даже по сцене, где обычно на того снисходила благодать, открывалось третье дыхание, и он начинал отрываться по полной. Но не в этот раз.

Короче, до того достал, что и в зале ожидания они поцапались знатно и едва не сцепились, чуть не сшибив одного бедолагу в инвалидной коляске. Мелочные придирки лишали желания дышать с ним одним воздухом. Ну, вот, скажите, что это вообще такое?! Прискрёбся, что Андрей его, видите ли, бросил! А тот всего лишь съездил поглядеть на кенгуру, пока умаявшийся Горшок спал. Нет, ну вы подумайте, побывать в Австралии и на кенгуру не посмотреть? Они, между прочим, почти всей группой ездили, не один Князь. С Михой оставили Егорыча… А то с того б сталось полезть драться и схлопотать в бубен от зверушки.

В результате у Андрея возникло непреодолимое желание прописать тому в бубен вместо сумчатого эндемика. Остановили Яшка с Балу, прошипев, что хотят уже вернуться в Питер, а из-за них, двух кусков одного идиота, они тут рискуют застрять. И были правы, конечно же, на них и так оглядывались.

Князь словил на себе любопытствующий взгляд какого-то толстяка, которому, наверняка, нужно было не одно, а сразу несколько мест. Сразу после Андрей перевёл взгляд на свой округлившийся барабан, словив мучительную мысль, что надо кончать жрать всякую дрянь, если он хочет наблюдать собственные ноги без зеркала… И влезать в одно кресло! Так, с его-то гастрольной жизнью, можно разориться на билетах!

Ладно, о чём это он?! Ах, посучились, да. Поэтому в самолете Князь, предварительно пошептавшись с Балу и стюардессой, резвым коником ускакал в начало, к остальной группе, воздавая хвалу всем высшим силам, что билеты были взяты чуть ли не в последний момент и разбросало их по самолёту знатно. Сашка же потащил мрачного их Гоблина в хвост.

Андрею подумалось, что будь Миха колдуном, то эти чёрные, выжигающие в нём дыру глаза — как минимум — наслали бы на него орду злющих москитов-паразитов, а — как максимум — сделали бы импотентом. Последнее было бы самым прискорбным учитывая, какая знойная брюнеточка с лисьими зелёными глазками обосновалась не так далеко, словно прицепленная к какому-то скучному типу. Нет, Князь ничего имел против людей подобной серой наружности, но тот совершенно не подходил той дамочке!

Он бы, может, решил завязать разговор и убедил ту поискать, кого получше, но… Языковой барьер неприятной костью вставал поперёк горла. Потому Андрей мог лишь издали любоваться красотой! Уселся-то он так уж вышло рядом с Ренником, вот уж кто обрадовался, прижался к нему всем своим горяченным боком и начал спрашивать о всякой фигне.

Прекрасно! Князь раздраженно откинулся на спинку, почти не слушая, чего там Сашка надрывался. Мысли его перебивались от Горшка, чей горящий взор, он ощущал затылком, словно тот был прожектором ока Саурона; до красотули, на запястье которой Андрей заприметил блеск явно не браслета. Вот тянет его к деструктивным типчикам, хоть ты че делай! Ещё и орги засучились и нагрели всех аж на 108 тысяч. Злобные Гоблины, блин, пигмеи австралийские. Чтоб им пусто было, ни рубля, ни доллара в будущем.

Самолёт набирал высоту, Лось замолчал, кажется, отрубившись, причем повесив ему свою морду на плечо… Ну да хрен с ним,главное — замолчал! Князь сгонять его не стал, а, пытаясь успокоиться и переключиться, начал рассматривать пассажиров.

Самолёт был забит под завязку. Попадались и очень колоритные личности. Кроме уже знакомой девчули, приглядевшись к которой, Андрей был вынужден констатировать: ну вылитая их Ведьма, только осла рядом не хватала! Хотя…. Вон в соседнем ряду сидел некий субчик, плотный, коренастый, менеджер, или может… врач? Выражение лица подходящее, вот пусть и будет условным ослом. У них тут вообще все врачи выглядят, как фотомодели. И фотомодели, как врачи, ха! Хер поймешь, кто есть кто. И те, и другие играют в гольф по субботам и зарабатывают столько, сколько нашим бюджетникам и не снилось.

О, а это кто там? Знакомец с аэропорта очень… многовесящий. Непривычно до сих пор, хотя, ещё в Америке они все насмотрелись на данный типаж. Князю некстати подумалось, что это всё от культуры быстрого питания, которой, увы, и их зацепило. Потому что время — нет, не деньги, но ресурс ценный, который можно было потратить с больше пользой, чем идти добывать себе условного полезного мамонта.

Например, порисовать вдоволь или чего насочинять, отчего Мишка уржётся, а с ним ещё весь автобус. Потом пострелять в игровых монстров, вообразив себя крутым перцем, подцепить девчонок, чтоб почувствовать себя этим самым жгучим стручком.

А еда… Что она? Деньжата водились, а мозг помнил голодные времена. Всё норовил повкуснее кусок урвать, пожирнее, посочнее. Да и водка с пивом — крайне калорийная диета!

В Америке же и специальные тележки с моторчиком для толстячков водились. Чтоб лишние килограммы не мешали им опустошать свои кошелёчки, набивая карманы снедью.

Андрей прикрыл глаза. И чего его зацепило? Он вновь поглядел на своё отражение в иллюминаторе. Ну да прорезалось рыло, ну и что? К тридцати многих разносит. «Но не до состояния крупного порося!» — противно взвился голос разума, который он тут же погасил, заслышав вопрос милой девушки стюардессы: «курица или рыба». Это он и без переводчика понимал и активно затянул грабли в сторону куры…

Проснувшийся на запах Ренник кривит лицо при виде полезной рыбки и тоже тянется к некогда пернатой, а на тележке осталась всего одна упаковка! Это была дуэль взглядов, после которой они оба тоскливо ответили: «Фиш». А куру схвал толстяк.

Пообедав, Князь продолжил прерванное занятие. Вон чуть поодаль девушка глубоко беременная, как таких только в самолёт пускают! Хотя ситуации разные бывают. Он переключил внимание на парня, смахивающего на пирата, повязки на глаз не хватает, да сабли в руку… А ещё ну очень знакомый у того взгляд… Андрей такой очень часто видел. Чувак явно думал, чем бы закинуться, чтоб дотерпеть до конца полёта. Зачинающаяся ломка. Неужели он притащил чего на борт?! Ну, умелец… Хотя нарики — народ хитрый, на всех служебных собачек не хватит.

Князь вздохнул. Обратил внимание на других пассажиров. Там хватало колоритных типов. Один вообще походил на выходца с мусульманской страны, да уж, такому не стоит делать резких движений — скрутят. Сила стереотипов непрошибаема. Ещё была парочка товарищей из Китая… или другой какой восточной страны — у Андрея они все немного были на «одно лицо». В общем, пассажиры такие, что на вкус и цвет любому по фломастеру достанется.

Интересно, кто бы привлек внимание Михи? Ну, вот, опять это Миха-Миха. Все мысли, блин, о нём. Засел в голове, не вынешь. Может, сольник хоть записать? Отделиться немного? Передышка нужна. Да и… Текстов много, а Миха, горшком бы его стукнуть, вы*бывается и зарубает на корню. А они лежат мёртвым грузом у него на плечах, давят, мешая вздохнуть полной грудью. Как дети, которых он настругал, а из мастерской не выпустил. Злобный-злобный папа Карло, что попал в зависимость Карабаса Барабаса! О, или наоборот?! Андрей опустил взгляд на свой наетый мамон… Только бороду отрастить и осталось.

Стоп. Княже, скажи «стоп». Прилетим в Питер — подумаешь. А пока сиди, смотри в иллюминатор и наслаждайся жизнью. Пока можешь. Пока не принятые ещё судьбоносные решения, пока разлохмаченная нить, что связывала их, ещё не порвалась… Хоть и натянулась до предела. Не надо, Андрей, делать скоропалительные выводы. Михе сейчас нелегко приходится. Хотя когда тому легко было, а?! Вечно его тощая задница куда-то вляпывалась. Но ныне тот реально был настроен серьёзно.

Родители растащили его с Анфиской, засунули в клинику… Тот вышел смурной, но уже не сопротивляющийся тому решению. Потом та обрадовала его СПИДом, знатно помотав нервы… Мстила чертовка! А у Горшка после того, как он узнал, что дни его не сочтены заразкой «педиков и нариков», настала жажда действия. Ну, хоть какого-нибудь. Причем ну не сиделось тому в привычном русле. Всё тянуло на че-нить новенькое. А Князю хорошо было и в стареньком. И как быть?!

Вот и пошли срачи, ссоры и повсюду оры. Он снова устало смежил веки. А самое поганое, что двенадцать лет на веществах даром не проходят. Мишку бурлило. Стабильный гормональный фон сказал «досвидос», как и некоторые нейроны в мозгу. Усугубляло и без того плачевную ситуацию то, что недостачу наркотиков в организме тот пытался залить бухлом. Целым морем, нет океаном… И где-то там посреди него безумной желтой субмариной рассекал перевёрнутый Горшок.

Который был и с самим собой-то не в ладах, чё там о Князе говорить?! Отсюда и тёрки… Всё чаще ходил, словно *нутый мешком. Ну или в водку опущенный. Бухать здоровье не позволяло, а не пить для того был не вариант, сразу кое-чего другого нестерпимо хотелось. Хотя оно и так, и эдак хотелось, но уж больно кололось. Да.

Пока он размышлял, злость малость поутихла. И Андрей обратил внимание, что вон уже резвая стюардессочка развозит напитки. Взяв апельсинового сока, хотя предпочел бы замешать тот с чем покрепче, Князев постарался полностью отключиться от мучавших его сомнений и тревог.

* * *

Миха в это время находился под неусыпным контролем Сашки Балунова и ненавязчивой заботой Машки Нефёдовой. Та расположилась на кресле ровнехонько позади него, разругавшись с Гордеем, тоже потопала в хвост.

В результате был бы у Михи хвост — завилял бы. Машка почесывала его налившийся свинцом затылок в такт мерно гудящему самолёту… Красота. Если б ещё в душу кое-кто не насрал. Ах да, это ж он сам себе и…

Горшок потягивал минералку, рискуя подавиться, и боролся с ощущением вины внутри себя. Ну, кто его опять за язык тянул?! Фильтр, что ли, поставить какой, может, имеются такие для людей? Ну, вот, типа, как для воды. Чтоб были чистые мысли, которые можно донести до людей, не боясь, что захлебнутся или отравятся. Муся часто говорила, что язык его — его же и враг. Не согласиться невозможно, но что с этим делать решительно непонятно. Не откусывать же тот, в самом деле, с корнем в приступе самобичевания?! Это слишком даже для него.

А петь как? А если не петь, то зачем жить? Неприятный ком встал в горле — он всё-таки подавился. Лучше б во время разговора давешнего так сделал… Хотя что проку?! Каждый раз он так делать не сможет — можно остатки легких выкашлять.

Вот и Андрюха обиделся. И не сейчас даже, а уже давненько зреет в нем что-то. Даже слился сейчас. А, между прочим, он ему нужен — заземляет, успокаивает, понимает. Без него всё не то. Признавать сие не то, что неприятно, просто нелегко. Если б не страх, что начал его обгладывать, раззявив прожорливую пасть, то и не сказал бы Горшок себе об этом.

Ведь боится Мишка, что свалит Княже в закат, оставив его самого разбираться и с мыслями, и с пониманием, и с заземлением. И чем крепче пускает в него корневища этот страх, тем сильнее расходятся мысль и дело, тем отчаяннее он вытворяет всякую дичь, тем самым увеличивая пропасть. Надо уже как-то брать себя в руки и, зажав эту внутреннюю сучность, поговорить с Андреем после полета. А не то укатится Княже от него колбаской. Купчинской. И глазом не моргнёт, гад.

Тем самым хождением по мукам Горшок занимался больше часа. Самоуспокоение плодов не приносило, напротив, он себя накрутил до того, что, если не поговорить по-человечески сегодня, завтра Князь хлопнет дверью, выгнав его из своей сказки. И думать об этом было больно, обидно и страшно.

Потому, прикрыв глаза и старательно делая вид, что не замечает обеспокоенности его состоянием Шурика, Мишка начал думать о том, как здорово бы было, если б Князю некуда было уходить. Совсем. Вот, чтоб как у древних людей. Не ходи — за край плоской Земли свалишься, а там кит или черепаха ли сожрёт.

Горшок так погрузился в свои мечты, что никак не ожидал, что внезапная вспышка за окном вероломно нарушит ход его мыслей, прогоняя метлой всё, кроме: «Пздц, мы все умрем!» Не зря так высоты боялся всегда, словно чувствовал, что окажется в падающем самолете. И что это так полыхнуло? Двигатель, да?! Да какая к хренам разница — главное, что они падали. Взаправду, а не в нарко-трипе. Миха не то всхлипнул, не то рассмеялся.

А вокруг творился невообразимый хаос: летали предметы, пайки и стюардессы, кричали в исступлении люди… Когда кислородные маски разом выпали, Балу, совершенно онемевший, с круглыми от ужаса глазами, встрепенулся и лихорадочно натянул маску сначала на себя, а потом и на Мишку напялил. Прям как по инструкции, которую никогда никто не слушает, потому что знает, что при реальной катастрофе шансов нет. Только вот когда это случается взаправду, хватаешься за любую, даже самую махонькую возможность выжить.

Шурик натянул маски вкривь и вкось — руки тряслись неимоверно. Но поправлять ни он, ни Горшок не стали, чувствуя бесполезность сего действия. Сзади сдавленно пискнула Мышка, отчего Балу, перегнувшись, насколько позволял пристёгнутый ремень, полез проверять и её… Та свою маску надернула сама, да так, что одни испуганные глаза виднелись.

Постепенно запах гари окутал салон. «Не зря стало быть старались — на кислороде взлетим быстро,» — подумалось ему. А затем где-то в середине корпуса боинга послышался такой страшный треск, что стало ясно — это конец. Самолёт разваливался на части. Миха уцепился за подлокотники, словно это могло помочь. Рука Балу внезапно накрыла его, тот стряхивать не стал. Если уж помирать, то рядом с другом.

Однако тот выдал этот жест не потому, что страшно было умирать, хотя и это тоже… Сквозь общий ор и треск рвущегося пополам самолета Горшок с трудом различил, что именно Шурик прокричал Машке… Больше догадался по напряженному лицу, серьёзным глазам и реакции Нефёдовой.

Этот дурень признался в любви, безнадежно запоздав. Впрочем, они же ещё не разбились, да?! Мишка невесело хмыкнул. Вот молодец — Балу… Душу облегчил. А он?!

В иллюминаторе мелькнула ещё одна слепящая вспышка, и резкая атакующая волна прокатилась по самолету, прижимая и заворачивая в узел, отдающая болью. После этого падение ускорилось во много раз, и последнее, что Миха успел подумать перед полной темнотой: «Вот и поговорили с Андро!»