От Горшка два вершка (джен)

Лето в Петербурге отличается своей прохладцей. Может, поэтому Миша время от времени зябко кутался в косуху, поднимая повыше воротник. Только вот холод внутри ничто не могло победить. Он-то, дурак (старый! — ехидно прибавляло сознание), надеялся, что долгая прогулка до дома, может быть, последняя, немного успокоит и согреет. Не тут-то было. Только хуже становилось с каждым шагом. Эх, ноги тащат по земле… Впрочем, не всё ли равно… Скоро уже не придётся прилагать усилия! И от этого тоже как-то не по себе. Может, отсюда и холод, что в кости вгрызается?

— Позолоти ручку, дорогой, добра наживёшь! — Горшок недовольно обернулся на голос, внезапно прервавший невесёлый ход мыслей. Да уж, не парень уже, а дряхлая развалина, и не у пруда, но повстречал-таки гадалку! Он усмехнулся. Двум смертям не бывать, чего ершиться… Хотя сомневался он, что эта из ужастиков. Единственное, что такая дама может украсть — не жизнь, а кошелёк.

Но так и есть, достала-таки, резвая, блин, приставучая зараза из цыганского рода-племени. Не подумайте, он не расист какой, просто… Было предубеждения против этих представительниц древнейшей профессии. Вот лучше бы проституцией занимались, чем людям головы морочили, ё-моё!

Всё, как надо, точнее — всё, как из книжки (Кармен, бл*дь!): юбка цветастая пыль метёт, косынка паклю посеребрённую закрывает на голове (хотя, вроде, и не старая же!), куча украшений… А вот серьги громоздкие, в шары бьющие, необычные — не кольца стереотипные, а висюльки длинные, из стекла будто бы… Ага, с люстры сняла — гыкнул Миха про себя. Хоть какое-то отвлечение от горестных мыслей. А впрочем, сейчас как пристанет — сп*зданёт чего — ещё сильнее в минус вгонит. Да уж, бл*, повезло назло опять.

Эти цацки необычные и странный диссонанс лица и волос посеребрённых — всё это, вообще, никак дело не меняло — не любил он всех этих дешёвых фокусов, местного пошива разводил и гипнотизёров-самоучек. Да и время, которого сам себе отвёл ничтожно мало, тратить не хотелось. Хотелось просто домой, ну, в то место, которое сейчас с натяжкой мог таковым назвать. Потому что — и сверху дно, и снизу дно, помним, да?

Как нельзя лучше сейчас эти слова подходили. Под ситуацию — когда тело подводит, несуществующий хвост и тот ноет и отваливается, всё опротивело — творчество не идёт, а то, что идёт, с таким скрипом натужно рождено, что хочется выть… В доме разлад: с Олькой три дня ругаются — месяц мирятся, причем, промежутки все более долгими становятся — тяжелее к согласию прийти. Надоело, короче. Причем знает точно — дальше хуже будет.

Не пить — не может, совсем тошно будет, не потреблять — тоже сложно, хотя ему сейчас и немного надо, заняться здоровьем — поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Вот и у него так — танцев с бубнами развести надо много, а выхлопа мало. Скоро уже совсем головушка отъедет в свободное плавание — либо утратит связь с реальностью, и тушку его овощную в интернат доживать запихнут, либо всё это притормозится, но каждый клятый день будет кусочек себя терять, забывая, пока не превратится в незнакомца. Нет, спасибо, бл*дь!

Во внутреннем кармане куртки лежит заветное: придёт домой, примет, благо девчонок нет (и они даже не поругались — просто пошли навестить своих, это тоже важно — уйти на доброй ноте, пока в конец не рассобачились, что, видимо, тоже не за горами)… Так вот, примет и больше не будет ни больно, ни одиноко, ни страшно. Никак не будет. Потому что Миша во всю эту мистическую подолбень не верит.

И это замечательно — он устал. Смертельно. Уже давно, на самом деле, но после озвученных недавно диагнозов совсем херово стало на душе: смерть теперь выглядела заветным (почти призом, бл* в конце игры! Только жизнь — не игра… Ну или игра, но с заранее проигранным финалом!) облегчением и дорогой подругой. Потому что иная перспектива — инвалидом стать или того хуже — овощем… Горшок у Горшка не варит — прекрасный финал! Это вымораживало изнутри, да, как и то, что предстоит сделать такое своими руками. Никогда не хотел вот так. Но... Уж лучше на своих условиях, пока не поздно. Обмануть судьбу, не допустить самого ужасного финала.

Так что наглой сей бабе (много чести дамой называть, да и сам никакой не валет!), решившей на страх и риск к нему прикопаться в такое время, ответил резко:

— А не пошла бы ты, дорогая, своей дорогой? — Михе понравилась игра слов и «дорогая» он почти прошипел. Спасибо годам откусываний от журналистской братии. — Не лезь к страшным дяденькам, они и сожрать могут, не подавившись.

— Ой ли, красавчик, — всплеснула та руками с перстнями странными — ещё деталь, цыгане золото обычно любят, а здесь опять — из стекла вырезаны точно — диковинные рожи, разглядеть которые отчего-то не получилось, как не зыркал, но что-то точно там родное отражалось, как ни странно. Гадалка меж тем продолжала:

— Да не скупись, не боись, я в тринадцатом поколении карты кидаю, руки смотрю, судьбу вижу, бывает, и без этого всего очень чётко. Вот как у тебя, — цыганка внезапно оказалась близко-близко, так, что большие тёмные глаза просто омутами какими-то казались. Ну просто тёмная застывшая вода. Или стекло какое, закалённое, прокопчённое… Пепла вкус впитавшее. А она всё не унималась, щебетала, примагничивая взглядом этим: — И по тебе всё вижу — устал, замучился, тяготит тебя всё тут, к земле давит и бездна маняще зовёт… Ещё и с другом, почти кровным братом, разошёлся, и теперь-то ничего не получается так, как хотел, страдалец.

Миха с трудом с себя сбросил чувство наваждения. Реально, точно околдовала, но ведь этого всего нет! Что за хрень такая, ё-моё? Он сколько с представителями этого кочевого племени общался (а зная их жизнь кочевую, вокзальную — постоянно сталкивались, те уже его стороной обходили, видя колючий взгляд, специально для них выпущенный из-под бровей), ни разу так не плыл.

А тут чё за самородок такой выискался, гипнотизёрша талантливая, бл*дь, завлекает да воли вовсю его, такого тёртого, лишает? Да и вообще, странная дамочка, что ни говори! Цыганки-то в наше время менее приметные ходят, а эта прям образ собирательный (вот спасибо театру за новые словечки!). На серых даже летом Питерских улицах смотрелась яркой тропической птичкой, гостьей из другого мира. А может и вправду… Душу прошиб ледяной страх. Пришла за ним костлявая, просто костюмчик не аутентичный… Но и это тоже означало мистическую хрень, в которую он не верил. Совсем!

— Ничего не надо, слышь, — попытался отойти на шаг, но непонятная эта чёрт-её-знает-кто вцепилась практически, точно пиявка присосалась, на шее повиснув (вот это близкие контакты — нет, он не против женского внимания, но не с этой же кикиморой! Да и сейчас, вообще, не в кассу!), шепча горячо в ухо:

— Зря, Мишенька, ой, зря, — улыбнулась во все зубы, те у неё тоже странные какие-то! Не золотые, ё-моё, но из какого-то металла, что ли, посеребрённого. Просилось отчего-то «из стекла», но он отмахнулся. Разве ж стеклянными чего наешь?! А та всё продолжала… Может, фанатка чокнутая, раз узнала? Но дальше совсем уж невероятное залепетала, а, кажется, сердце прочитала: — Смерть за тобой ходит-бродит, за собой зовёт. Как никогда близко, у сердца уже стоит… — пальцем с ноготочком, странно выкрашенным, ткнула, да так, что то, бедное, аж подпрыгнуло. Цыганка же им провела, легонько царапнув футболку, да по носу щёлкнула всё также улыбаясь, предвкушающе, что ли, — Но есть ещё шанс другой дорожкой пойти, чтоб потом не сожалеть вечно… — потом взяла и по головёнке его потрепала — вообще охренела женщина! Но Мишка точно соляным столбом застыл, слушая, как та приговаривает, а её серёжки чудные в такт колотятся: — Плохо тебе, касатик, но ничего, скоро хорошо будет…

Испуганный (самому-то себе можно правду сказать или нет?) Горшок уже не церемонясь оттолкнул ужасную даму от себя. Логически понимал, что и узнать она его могла, да и случайно как-то имя угадать, или ещё что… Но почему-то от посулов скорой смерти стало жутко и страшно. Чуть ли не бегом бросился подальше от неё, словно чудовище какое догоняло.

Не надобно ему никаких гаданий и ворожбы — и так знает, без них, сколько ему отмеряно. Сколько сам дал, бл*дь! Ух… Про друга сказанула, а чё не про любовь-то несчастную? Будто б их братия что другое говорить может? Или это и есть… Язык прикусил. А про хорошо — это правильно сказала — сейчас вот добежит до дома, совершит задуманное, и станет — ни хорошо, ни плохо. Главное, что не плохо!

А пока со всех ног удирал, аж в глазах темнеть начало, а сердце прихватывать… Это несколько глупо было б — вскопытиться от страха и легких физических упражнений, ё-моё. Так что шаг несколько сбавил. К тому же — он обернулся — цыганка не бежала, даже не шла вслед. Молча стояла, сверлила взглядом своих колдовских глаз. С сочувствием даже, кажется, или он совсем ума лишился. Но при этом словно статуя, или статуэтка… стеклянная. А может, так просто казалось, или атмосфера и страх нагнетали.

Однако, когда Миша в очередной раз обернулся — никакой цыганки не было. Как будто в воздухе растворилась. Или перетекла как Терминатор в кого-то другого. Было у них с Т-1000 что-то общее — серебро вместо крови, ха! Да ещё Шклярского песню вспомни, ну тебя, Миш! И всё же это заставило его на минутку сбиться с быстрого шага, но тут же вернуть прежний темп.

В конце концов теперь можно было продолжать путь без оглядки, успокаивая себя тем, что пугающая девица вполне могла просто быстро зайти, например, за угол дома и всё тут. Или он подвис, не заметил, как та скрылась, или вообще, в машину села. А он тут себе уже целую мистическую теорию выстроил, ё-моё. Велики у страха глаза, а Мишка именно что, несмотря на все свои храбрения, смерти боялся. И это, бл*дь, нормально!

И всё-таки полностью успокоиться смог только дома, после того, как окончательно пропало ощущение следящих за ним стеклянных глаз. Жутких, нечеловеческих — вот с кого надо было Андрюхе ужасную даму писать, блин! Внезапно желание позвонить посетило, но он его подавил. Вот ещё! Тогда придётся рассказать и о словах гадалки, а там уж… Либо сам передумает делать, что задумал, либо Князь чё просечёт. Это он может, бл*! Тем более, что и звонок этот обычным назвать нельзя будет, всё-таки не вышли ещё на уровень непринуждённого перезвона, увы… И не выйдут уже. Дал ему Миша неделю назад в момент слабости адрес конуры съёмной, что они с женой в попытке брак спасти заимели, так ведь гад проигнорировал! Не приехал.

Признаться, происшествие это выбило из колеи, но, отдышавшись, Горшок всё же свернул мыслями на первоначальный план. Олька с девчонками уехала к родителям, не вернутся до завтра… Идеальное время и место. Потому что завтра она обещалась заехать одна (Хорошего понемногу, Миш! Докажи, что не упьешься в соплю, пока нас нет — тогда, может быть, привезу девочек!) — значит, они этого не увидят. Ну, а жена она… Переживёт. Может, и как в похоронах панка даже — порадуется, что он её не пристрелил, метафорически, конечно, бл*. Вот ещё — он чё, выбл*док какой, чтоб вредить матери своего ребёнка? Ну, Горшок точно нет, беда в том, что существовал ещё и Гоблин, живущий внутри него, порой первенство захватывающий. Вот тот и не такое мог, увы и ах.

Так что — вперёд… С разбегу вниз, правда тут особо и неоткуда. Можно и побриться, переодеться, лечь на диван кольнуться, предварительно запив всё это дело бутылкой коня, чтоб быстрее вырубиться и больно не было, а потом даже лапки успеть сложить. Да, так и сделает, ё-моё. Без записки — тут уж, простите, в башку ничего не шло, совесть мучала, ничего выдавить из себя не сумел — ни бэ ни мэ.

Вообще, прекрасно понимая, что нельзя сворачивать с выбранного пути и делать то, что способно от него отвернуть, всё равно остро сожалел, что не может напоследок созвониться со всеми, услышать родные голоса… Никогда не хотел умирать в одиночестве, но сам же и написал себе столь печальный конец. Пророк, ё-моё, с молодости словно знал. И сейчас вот готовился воплотить. Всё равно уже окончил всё — Тодда вот поставил, другое идёт настолько туго, что можно помереть или с ума сойти в потугах.

Конечно, из обязательств ближайших, что всегда вперёд идти заставляли, ещё концерт есть в Зелёном театре в Москве… Послезавтра. Ну вот, ё-моё… Снова невольно подгрузился: подставит ведь парней. Эх, если б можно было просто раствориться в воздухе, никому не доставив излишних хлопот… Вот я был, и вот меня не стало — ох, уйди, Андрюх, не трави душу! Хотя, признаться, противоположные желания мучили — и чтоб помнили хотелось, чтоб дело жило, но вот чтоб страдали, или осуждали шаг его отчаянный — этого нет, не хотелось…

Но что уж там, что есть, то есть. В конце концов, сделай Мишка это позже — больше концертов сорвёт в последнюю минуту. А так хоть пока не выстроен на полгода вперёд график, меньше каких-нибудь там неустоек группе платить. Окна, Нашествия отплясал — людей не подвёл, теперь пора б и отдохнуть…

Невольно вздыхая над концом судьбы своей обречённой, поплёлся в прихожку, где в кармане косухи остался лежать заветный свёрточек. Дозу он знает, купил сколько надо — по крайней мере в сочетании с алкоголем будет безболезненно и быстро.

Впрочем, подавленность быстро оставила, как только понял, что чего-то — а именно верного средства уйти в вечность — в кармане не обнаруживается. Нигде не обнаруживается, на самом деле. Как и бумажника, да и кольца-печатки и кольца-обручального тоже! Каким-то макаром всё это добро (насчет доброты хмурого он б поспорил, но…) исчезло, а Мишаня и не заметил.

— У, *у-у-ука, — протяжно с ненавистью произнёс, попомнив повисшую на нём паучихой цыганку. Страх из-за распалявшейся внутри жгучей ненависти как-то померк: хотелось одного — найти мерзавку и наказать. Все карты спутала, шельма проклятая! Как именно казнить — он, впрочем, не придумал. Вообще, вы не подумайте, Горшок — добрый, но у всего есть границы… И вот его только что преступили с диким грохотом и треском! Да и вряд ли придёт чё в голову нормальное, а если и придёт — где теперь воровку искать? Ищи-свищи ветра в поле! Небось уже сверточек на дозы поделила да загнала по постоянным клиентам.

Раздосадованный, он хотел было сначала отправиться за ещё одной дозой, но… Во-первых, без предварительного звоночка лучше не являться, во-вторых, и это существеннее — денег бы не хватило. Вот так, да. Нет, он зарабатывал нормально, просто жёнушка ему предусмотрительно мизер оставляла, правильно понимая, что не удержится у него всё честно заработанное. Мамочка, бл*ть, нашлась! Раздражение подняло голову — а ведь придёт завтра, кольца не увидит на пальце — разорётся! Может, и разведётся… Решит, что пропил, бл* или проколол… Вот ж с*ка-то! Цыганка, разумеется. Или не только она… Миша очень зол был. Почти кипел.

Вот ведь, бабы! Удружили. Даже и помереть нормально не дадут! Ведь и те крохи, оставшиеся после покупки дури, уплыли в тонких девичьих руках цыганочки вместе с бумажником и перстнями.

Однако на смену раздражению почти сразу пришла глухая тоска: план с вечностью откладывался, а дело, страдающий ум занимающее, не находилось. Может. поэтому, раздосадованный и внезапно уставший (ну ещё бы, сколько сегодня пёхом протопал, а потом пробежал), не нашёл ничего лучше, как завалиться, не раздеваясь, на диванчик и провалиться в царство Морфея, надеясь робко, что хоть там мучить не будут.

* * *

Андрей Князев хмуро почесал шею, выходя душным, но сероватым июльским вечером из клиники с очередного приема хирурга-ЛОРа. Тот был в этот раз неутешительно категоричен в своём приговоре:

— Резать, Андрей Сергеевич, — внушительно, каким-то директорским голосом произнёс. А на тех у него со школы аллергия стойкая, потому-то и рад был, что его группой заправляет друг. Тот так голос не выставлял. К слову, об этом… Врач наставительно стращал: — Вы можете вообще без голоса остаться, консервативные методы не помогли всовсем. Тянуть дальше нельзя. Это же ваш рабочий инструмент!

Угу, и без него в курсе… Оттого и страшно довериться специалистам да ложиться оперироваться. А ну как чё не так пойдёт? Это ж сразу можно… Ладно, совсем не помрёт от этого, но вот жизнь кардинально изменится. А ведь и правда — лечится года три уже, а становится только хуже. М-да, видимо, в самом деле, придётся.

Князева одолевали мрачные думы: ну вот, для молодой группы (и для старого ишака, ладно, для ишака в рассвете сил, так лучше?!) такой простой в работе может крайне нехорошо сказаться, и набранная было популярность поползёт вниз. В самом лучшем случае, без осложнений и изменений в голосе, всё равно на пару месяцев точно из графиков выбьет! Причём в самое время-то такое, когда надо заявлять о себе, чтоб с голой жопой не остаться, как некоторым до сих пор очень хочется… Нет, даже не так! Кое-кого водкой не пои, дай Князя с голыми коками увидеть!

Не, конечно, выкрутиться можно будет — парней за запись альбома в студию посадит, вокал он запишет сейчас спешно (вдруг потом писать нечего будет, ага), благо Вахтанг уже договорился… а сам на время вынужденной немоты воплотит давно придуманные идейки с экранами, перенесёт из головы в более обозримый формат. И всё-таки, такой вердикт был крайне не вовремя. Только из финансовой ямы выгребать начал, сейчас опять туда ухнет. Рано радовался, ага. Ну, хоть на операцию хватит — не придётся ни у кого занимать (только старые долги раздали!), а вот на период после… Если тот затянется… Нет, альбом надо заранее оплатить — иначе вовсе можно не выплыть!

От всего это невольно даже совсем дикие мысли простреливали… Может, это наказание какое? Ну, типа, бросил Мишку, вот и прилетело, от этого колдуна недоделанного, не случайно, не со зла пожелал — вот те и результат. Разгребай, Андрюша, то, что этот, с цыганскими очами, тебе пожелал… Потому что тому вариант самый паскудный только на руку был бы.

Ведь к кому бы припёрся безголосый Князь? Ясно дело, что к нему… Чтобы делать то, что получается лучше всего, а именно тексты писать для одного лохматого… Эх. Другие группы тоже бы подтянулись, но по первости, наверное, пришлось бы… Нет, думать про это не хочется. Такое бы похоронило начисто то немногое между ними, что удалось восстановить. Просто потому, что ни о каком призрачном равенстве речи больше бы не шло. Совсем. Занял бы извечно просящее, как не коленопреклонённое-то, блин, положение. Не просто второй, нет, теперь и вовсе невидимка — тень за кулисами.

Скажете, что Пушкина не жалуется и весьма много весит, подмяв под себя весь выводок Арии, но так… По ту сторону сцены та, считайте, и не бывала. Не вкушала сладкий миг, миг наслаждения… Так, ладно. Нельзя про это думать — иначе совсем тоска заест. Тем более — может, всё и хорошо пройдёт. В конце концов для солистов такие операции — дело обычное. Редко у кого осложнения возникали. Кто-то эти кисты по несколько раз вырезает — и ничего. Вон Кипелов тот же. И ничего. Всё ещё золотой голос, вроде как.

К тому же насчёт проклятия — тоже погорячился. Мишка при всей своей сложности (это он так красиво некоторые особенности характера прикрывал) и приобретённой с возрастом некоторой душевной тяжеловесности (и опять фиговый листочек причинное место до конца не скрывал!), оставался всё-таки тем ещё добряком (а вот это правда — порой слишком даже, чем многие пользовались).

Может, и наговорил порядком за это время, но то больше от обиды. Клокотал у того внутри Везувий… Что до поступка, что Андро к уходу подтолкнул… Тут тоже всё неоднозначно. Чёрт какой-то в ухо напел, надо бы спокойно то дело прояснить да порешать между ними, но Княже тоже пошёл на поводу у чувств… Вот и результат. Легче-то не стало. Ни ему, ни Горшку.

Тот, вообще, не лично к нему огромные счеты имел, но и всегда же относился к уходу из группы как к личному предательству. Впрочем, и отходчив был — это тоже, как бы, в плюс… Хоть и возможности проклятия в спину полностью не исключало! Да ну — Андрей поёжился — верить в такое не хотелось. Хотя ему во многое не хотелось, в том числе и в то, из-за чего и ушёл. А многое правдой оказалось. Как и то, что кто-то со стороны бывших коллег его топил. Но верить всё равно отказывался сейчас. Потому как совсем уж дело то нечистое. Одно — вернуть в группу, на подпевки поставить, значимость свою продемонстрировав, и другое — вообще голоса лишить, заткнуть навсегда. Не в Михином стиле. Тот вообще всю эту мистику отрицал.

Хотя, конечно, незнание законов не освобождает от ответственности — тоже самое и со сглазом, но… Да и помирились же они… Ну, ладно, на пути к этому! Увы, несколько звонков, да личная встреча (в полном практически боязливом молчании прошедшая) не возрождает в мгновение ока былые отношения, но всё же… С мёртвой точки сдвинулись. Уже пару месяцев как никакого разгрома в интервью, после Белгородского — тишь и благодать прям! Только на фесте недавнем в пресс-зоне пожевал немного губу, когда про него спросили, но ничего дурного не сп*зданул. Правда, морда лица вытянулась заметно и глаза сверкнули… Что угодно Мишенька испытывал — только не равнодушие.

Да и сам Князев тоже, просто скрывал лучше. Вполне гладко стелил. Вон недавно на прессухе в рок-лагере — детишки вопрос задавали… Ну да, детишки нынче продвинутые. Так ничем чувства не выдал и обиду, что тоже имелась, и боль. Просто называл того не Мишка, а Михаил, или, когда особенно внутри напревало, Михаил Юрьевич — этакая попытка дистанцироваться. Провальная.

Тут Андрюха хмыкнул: а если всё это у него прорвало (прям как воронку несчастий, блин!) от того, что снова в свою жизнь впустил крышесносный ураган по имени Мишка Горшенёв? Забавно будет, да, бл*, если так оно и есть. Ох*еть не вых*еть.

На самом деле, Андрей понимал, что даже если это и так, и ему Мишка, словно чёрный кот (ну какая глупость не сусветная — коты не виноваты!), несёт невезение… Всё равно вычеркнуть его снова из своего мира (и жизни!) не сможет. Не после того, как увидел на Окнах. А ведь ещё и подходить не хотел… Хорошо, что послушался мудрого совета. Увидел — и ох*ел. Потому что выглядел Горшок, мягко говоря, не очень. Чуть ли не за шаг до могилки, в которую так с юности стремился. Чуть ли не летел на крыльях ночи.

Что ж тебя ломало, друже, что ж тебя так подавило-то… И не маячит ли и вправду уже совсем близко вечность его столь желанная? От всего этого зубы сводило. Правда, малость попустило его, когда услышал от общих знакомых (Ага, от жены! Та-то осталась и даже с этим лохматым, как она говорит, неплохо побеседовала), что на Нашествии (в разные дни выступали) тот бодрячком скакал, но полностью тревога не унялась.

Погружённый в невесёлые мысли, пытающийся отмахнуться от скользкого и мерзкого недоверия к некогда самому близкому человеку, Князь совсем не заметил… как под ноги ему в буквальном смысле плюхнулась чудная женщина, по виду — весьма эффектная цыганка из произведения Гюго.

— Ай, — звонко-стеклянно вскрикнула незнакомка, хватаясь, сидя на земле, за явно ушибленную лодыжку.

— Вы в порядке? — Андрей, приподняв бровь, галантно протянул руку. Может, он и сам чуть было не завалился из-за этой, появившейся из ниоткуда особы, однако не случилось же. Да и случайно то было. Помочь надо. Дама всё-таки.

— Да нормально, — моргнула тёмными, необычайно красивыми глазами незнакомка, поднимая голову. О, как интересно — та на вид молодая, а волосы седые. Невольно Мишка, весь белесый как одуванчик перепревший, вспомнился. А её-то, видать, тоже жизнь не пощадила. — Извини, молодой-красивый, чуть не причинила тебе больших ещё хлопот, — неожиданно выдала.

Князь бровь-то выгнул, но промолчал. Очевидно же, что, если человек выходит из здания больнички, у него вполне могут быть проблемы, как минимум по здоровью. Ну или с близкими, что тоже весьма печально и хлопотно. Всё ж, выучка у дамочки-гадалки на высоте: моментальная соображалка. Нельзя не восхищаться, да.

Цыганка тем временем воспользовалась поданной рукой и, уцепившись своей холодной (реально, будто из холодильника вышла! Он невольно вздрогнул — ближайший холодильник — морг!) ладошкой, легко вспорхнула с земли. Как будто и не сидела минуту назад, не растирала ногу, охая и ахая.

— Хороший ты человек, спасибо, — улыбнулась во всю ширь странных зубов. Это ж какой мастер ей такие коронки воткнул, интересно?! — Поблагодарить хочу тебя особливо. От судьбы привет передать, печали развеять, — и не ожидая ответа на столь «щедрое» предложения, уже начала, видимо, гадать: — А печалит тебя многое, ой, как много горестей и выборов трудных, — сверкнула вновь посеребренной улыбочкой, — но ты не печалься: не поздно, совсем не поздно. На верный путь свернуть — да нити судьбы, разболтавшиеся, на место вплести и укрепить узы.

Андрей поморщился: ну, блин, ясно, всё это — и падение картинное, и образ актрисы хорошей, и разговоры витиевато-красивые, но пустые — это просто новая мошенническая схема. Стоит тут, на хлебном месте у больнички, отчаянием чужим питается и деньгами. Тут уж вовсе неприятно скрутило — с теми и так напряжёнка.

Сейчас про здоровье заливать будет да про всякие порчи-сглазы, родовые проклятия и венцы, которые только она, потомственная ведьма-ясновидящая-гадалка-ведунья снять может. Знаем, плавали. Хоть и верил в сверхъестественное и медиумов, но вот в уличных шарлатанов — не дурак же. Интересно даже, много успеет чепухи наболтать, пока он Димку ждёт, что так любезно согласился поработать личным водителем? Хороший парень — вот реально. Правда, диету с ним соблюдать не получается… И это он сейчас не о Ришко. Тот бы не разбежался, конечно, дождёшься Каспера — быстрее сам призраком станешь.

— Не боись, есть в тебе силы и желание бороться, значит, сможешь удержать на краю своего бедового, медведя бешеного, — внезапно выдала эта девица.

Андрей тут же чуть на лапки и не присел. Те реально подогнулись. С хера ли такие разговорчики-то?! От которых веяло неприятностями… Может, узнала его, а? Фанатка, подосланная? Издевается так над глупым Князем, во всяких Ведьм и ослов верующим, а?

Смутное подозрение, что не по сценарию работает шельма, начало закрадываться в голову. А цыганочка уже близко-близко подобралась, вокруг кружила, в глаза заглядывала (что смотреть нельзя он помнил, но куда там!), да и заговорила вновь… голос до шёпота понизив, так, что приходилось как-то особенно прислушиваться, аж ушами водить, чтоб слова различить:

— Нехорошее задумал друже, ой нехорошее. Гиблое. Много бед принесёт, горе впустит в сердца тысяч людей, но времечко есть, хоть и мало совсем, — ноготочки в плечо выпустила, торжественно шепча: — Ты его, главное, не оставляй в одиночестве, он же дурак натворит чего, потом не склеишь… И коль из рук выпустишь — не поймаешь.

Страшный (реально, страшный, аж дрожь вышибало) шёпот давил, глушил, но Князь не мог перестать слушать, как и смотреть в эти омуты, вращающиеся калейдоскопом каким-то… Ну или то серёжки её стеклянные так отсвечивали радужно, преломляясь на свету.

— Не оставляй! — в мозг въедаясь, твердила, — запомни, дома найдёшь его, с собой заберёшь, и с этой минуты не расцепляйтесь, слышь? Нельзя вам. Не сейчас, иначе потеряешь лохматика. Навсегда. Времени у тебя мало, действуй скорее, до полудня часики тикают. Беги, Андрей, — напутствовала та его легким нажатием на спину, ладно, низ спины, точно подопнула ментально…

Андрей же от этого движения внезапно словно вынырнул из тумана или из транса какого-то. Угу, вынырнул, чтобы обнаружить себя стоящим на самом краешке поребрика, с нелепо вытянутой вперёд рукой. Никакой цыганочки и в помине не было, однако затихающий гулкий шёпот всё ещё стоял в ушах, заставляя усомниться, что всё произошедшее глюк обычный. Ага, ещё скажите — солнечный удар, блин. Нет солнца — пасмурно! А вид у него, конечно, точно у постояльца дурки. Вон редкие прохожие странно косились и обходили стороной такого диковатого мужика.

— Андрей? — рядом с ним остановилась машина, из которой на него озадаченно и обеспокоенно покосился, выглядывая, Наскидашвили. — Ты тут что, такси ловишь? На фига? Мы ж договаривались?

Заалев ушами, сообразив наконец, что всё ещё стоит идиот-идиотом, обомлевшим, хорошо, хоть слюни, наверное, ниточкой не пускает, Князь руку медленно опустил, да и побыстрее нырнул в авто.

— Завис немного, новый текст в голову пришёл, — неловко выдавил. — Вот, продумывал, щас запишу, — для верности достал бумажку да почеркал там… Правда, не текст — а слова полдень — времени нет, и не отпускаешь, а то навсегда потеряешь.

Димка, к счастью, странности своего друга (и босса!) воспринимал вполне нормально, на одной волне почти что, не так, как с Михой, конечно, но все же… Вот и сейчас не стал давить, просто тронулся вперед, разговор на футбол перебросив, убедившись, что поэт от бумажки своей отлепился.

Несмотря на то, что Андрей отвечал и вообще, уцепившись за брошенный спасательный круг, активно включался в диалог, однако… Не мог выбросить из головы слова цыганки. Резали сердце и душу. Особенно про время, до полудня, блин. Конечно, верить всякой первой встречной-поперечной — сумасбродство, но всё же… Зацепила, чертовка, разбередила душу своими, прямо в точку сказанными речами. Тут тебе и медведь, и лохматый, и бедовый — прям в точку. А уж это потеряешь насовсем — вообще резало, страх потаённый обнажая.

Это беспокойство тянущееся так и сопровождало его на протяжении всего остатка дня. Не утихло и пока ужинал, и с Алиской даже когда возился, и пока серию Игры престолов очередную заценил… Каждое вышепченное в ухо слово словно врезалось в память и не хотело просто так выкидываться. Будто кто ножом кривым в мозгах вырезал по-живому — хуже, чем Скала засело. Князева не смутило даже обнаруженное отсутствие часов и серьги (ну, как сумела, фокусница, а?), хотя, конечно, понимал, в чьих цепких ручках они теперь находятся. Хотя б ясно стало, что не всё от и до — глюк.

Ночью спал беспокойно. Агата аж пару раз в бочину локтем заехала — во сне, конечно, ну а что… Рефлексы. На бокс ходит. Устроил тут порося на вертеле, снедаемый сновидениями одно баще другого. То виделся Миха, в Медведя жутко несчастного оборотившийся, то вдруг он же, но с глазами стеклянными, неживыми… А под конец и та ведьма цыганская явилась, бёдрами качая да глазищами сверкая, на часы огромные указывая, повторяла, точно заведенная кукушка, лишь одно слово: торопись! Иначе будет поздно, Андрей!

Естественно, что встал после таких-то ночных видений весь разбитый, голова трещала, будто ей в футбол гоняли, а тело словно на ринге побывало. В качестве груши. А беспокойство проклятущее никуда не делось, только больше зудело и дрожало внутри.

Князь то и дело ловил себя на том, что поглядывает на часы (настенные, хотя и телефон гадалка тож не умыкнула отчего-то!), мысленно подсчитывая, сколько времени осталось у него… До часу икс, до двенадцати, бл*дь! Минутная стрелка, ранее бесшумно бежавшая по кругу, сейчас словно набатом по и без того гудящей от боли башке била.

В итоге, наплевав на родившуюся здравую мысль, что это безумие какое-то, и Мишка (наверняка мирно дрыхнущий — утро ж!) сейчас его пошлёт сонным голосом на хрен, решил позвонить, унять тревогу. Целый час набирал каждый десять минут, как заведённый — никто не брал трубку. И хотя это объяснялось принятой на грудь дозой… алкашки, всё равно, бл*дь! Внутри уже не просто беспокойство шевелилось и кошки скреблись, а что-то натурально выло.

Не выдержав этой муки, Князь плюнул на всё и, что-то Агате невнятно бросив о срочном деле, вызвал такси и поехал в Озерки. Пусть глупо, пусть Горшок, разбуженный и злой, ему уши накрутит, но Андрею надо знать, что Миха просто про*бал телефон и дрыхнет в тёплой кровати. А не валяется на полу, скажем, с пробитой башкой, слюни роняя…

Неизвестно откуда мысль взялась, но она сильна была. Очень явно представлялась. Как и Миха уже неживой. Немудрено, что всю дорогу, несмотря на попавшегося чрезвычайно разговорчивого таксиста, отмалчивался или ограничивался односложными ответами, нетерпеливо постукивая по полу ногой, был бы хвост — им бил.

А на месте предсказуемо — дверь дома ему никто не спешил открывать, как бы Андрей ни звонил, сколько бы ни стучал ногами, руками, даже башкой вышибая. Если спал гад, то очень крепко!

Князев уже мысленно перебирал, кому звонить, чтоб приехали да открыли, чудушко проведать точно надо было… Это ж надо так ужраться! Следует набрать Ольге, наверное, если телефон не поменяла, то всё ещё имеется номерок… На край — Лёха даст.

Однако перед тем, как пойти родных Мишкиных пугать, яростно дёрнул на себя в бессильном поражении ручку проклятой двери… И тут же обнаружил, что дверка-то в берлогу вовсе и не закрыта. Приплыли, бл*дь… Сразу все страхи воскресли.

С отчаянно бьющимся где-то в районе горла сердцем Андрей тихонько зашёл внутрь. Тихонько, потому что пытался сохранять позитивный настрой. Вот найдет Горшка спящего мирно и свалит, будто и не приезжал, а со звонками че-то придумает. Однако тот улетучивался быстрее гелия из шарика… В голове набатом гулко звучала жуткая мысль, что вот так двери оставляют, чтоб быстрее нашли… Чтоб там не успело что разложиться… Сразу и слова цыганки вспомнились. Ну про задумал нехорошее. А вдруг передознулся и лежит сейчас помирает… Вены резать, вещаться — не про Миху. Боли боится. А вот что-то выпить, съесть, чтоб околеть — это да, может.

В доме было зловеще тёмно и тихо. И пусто. Андрей не раз, и не два обошел всё, а три, бл*дь, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. Какого Гоблина? Он и под кровать, и в шкафы заглянул — мало ли, на хрен, куда забился под хмурым.

Но вот постель — явно на ней никто не спал. Вот телефон в гостиной Мишкин — спокойно себе заряженный лежит, небрежно брошенный на столик. Рядом на диване валяются штаны с носками на месте ног (невидимых, очевидно!) и футболка, ё-моё, прям, как человек лежит.

Княже в потёмках сперва и подумал, что это Миха, в царившей-то полутьме за плотно закрытыми шторами. Но нет, одежда лежала, а хозяин её хрен знает где. Может, голым по лесу носится, медведей пугает, ну или сам в медведя обратился ага. Но всё равно странно слишком: снять футболку, штаны вместе с трусами в них же оставшимися, уложить всё специальным образом, да куда-то свалить…

Что за фокусы-то? И где, бл*ть, главный фокусник? Косуха любимая тоже ведь висит у двери. Как и ботинки забытые. Миха вовсе не сороконожка — в основном в одних ходит, максимально снашивая… Короче, все вещи на местах, да вообще, всё в пустом доме выглядит так, будто вот ещё минуту назад здесь кто-то был. Ага, был да сплыл. Главное, не кверху брюшком… Внутри снова вьюга завыла.

Беспокойство усилилось, хотя, казалось бы, некуда больше было, но очередное дно, как это обычно бывает, оказалось пробито. Тогда Андрей сделал то, о чём размышлял с самого начала — позвонил Шаботовой. Номер оказался тот — всё-таки два года прошло, а не десять лет. Ольга хоть и удивилась звонку, а также тому, кто именно внезапно потерял Горшка (или нет — честно не до этого Князю было!), но пообещала сейчас же приехать, подтвердив, что Мишка точно должен быть дома.

Оказалось, и тут что-то рассмеялось голосом цыганки, она и так условилась встретиться с Михой тут, после двенадцати дня, просто теперь выехала чуть пораньше. Зато прибавилось вопросов к тому, какого лысого хряка, Горшенёв нарушает данное жене обещание, прекрасно зная, что скоро сумма его косяков превысит всё возможное терпение и хрен он своих девчонок скоро увидит…

Нет, этого Князев понять не мог. Не совсем же Михе всё равно? Что-то внутри болезненно заныло. Так себя вести Горшок мог, только если совсем утратил надежду, а это хорошо на слова гадалки ложилось. Задумает недоброе… И главное, как эта дамочка умудрилась насчет полудня срисовать? И почему так хотела, чтоб Андрей Шаботову опередил? На фига?! Вопросов было однозначно больше, чем ответов.

Пока ждал, ещё раз прочесал дом, ограду… Мало ли, упился в сарае и спит — приколист хренов. Нет, это надо было так странно одежду разложить, а? Князев даже в бочку с водой (не для огорода, а противопожарная безопасность — батя у Горшка — законник! Хотя, это ж съёмный дом... Ну значит, не только он! Мало ль зануд на свете!) заглянул — не утоп ли. Никаких следов. Будто б взял и испарился. Гудини херов! Нет, не тянул Миха ни на фокусника, ни, тем более, на Фею, так что Андрей весь извёлся.

Благо хоть Оля не подвела — быстренько прикатила. Дочек, правда, разумно оставила у своих. Всё ж ситуёвинка была крайне непонятная. После чего они вдвоём уже обошли, заглядывая под каждый стул, куст, весь дом, участок… Пусто. Ни единого намёка, куда чудушко закатилось. Разные нехорошие мысли просачивались в голову.

Начали обзванивать всех знакомых. Мало ли к кому забурился. В конце концов, если человек оставляет всё дома, включая телефон, документы и ботинки (Шаботова подтвердила, что вот в этих-то и ходил, да) — это весьма грозный сигнал.

К тому же, Ольга немного растерянно пробормотала, в шкафы-чемоданы-сумки-пакеты позаглядывав, что и одежда Михина вся здесь. Хотя она и не уверена полностью. И всё равно — то, что такая мысль поселилась одновременно и у Андрея, и у неё — крайнее паршивый признак. Хоть и первый, вообще, нечасто его сейчас видел (но гардеробчик не менялся годами почти что!), а вторая тоже не особо присматривалась и тоже не часто, да, хоть и не до такой степени, но реально страшная ситуёвинка вырисовывалась.

Ну, не ушёл же он голым по улице, так ведь? Мишкина благоверная вообще с каждой минутой казалась всё более обеспокоенной. Даже вцепилась в Князева, что точно свидетельствовало о страхе обнаружить где-то либо труп, либо в хреновом состоянии… Короче, обошли вместе соседей, с вопросом, не видели ли чего.

Получив везде отрицательный (хотя это с какой стороны посмотреть — на самое страшное они тоже не наткнулись, бродя по дачным проулкам) результат — Мишку никто со вчерашнего вечера не видел. Лишь одна глазастая соседка приметила, что он вечером, весь какой-то «взмыленный», как она выразилась, домой прискакал. Глазами, говорит, дико вращал… Ну это для Мишки не особо, так скажем, дело хитрое. Но в общей картине штришок пугающий, да. А вот что было дальше… Ну не испарился же он, не растворился в ночи где-нибудь?

И вот, узнав всё это, Ольга, недолго думая, позвонила в полицию. А перед этим свекрами. Там тоже Юрий Михайлович, видимо, дёрнул за какие-то ниточки старые. Те приехали, не прошло и двух часов, с недовольными рожами обошли ещё раз дом, сфоткали одежду на диване, и очень неохотно, но приняли заявление об исчезновении. Ольга здесь молодец — продавила. Там же как — когда ничего не ясно и речь о взрослом мужике идёт — три дня ждут, но здесь и старые связи, и Шаботова оглаской чуть ли не угрожала — всё-таки пропал известный человек, у которого завтра концерт на крупной площадке…

Сам Андрей не встревал, спокойно дал показания, с трудом собравшись с мыслями, естественно, про всяких там цыганок подозрительных он умолчал. До сих пор, несмотря на пропажу часов и серьги, не был уверен до конца, что не показалось, а то ведь могло. А вещи просто потерял. Выронил где-то, сползли часы, серьга отстегнулась, а он и не заметил. Один полицейский, к слову, его узнал раньше, чем Оля давить начала. И так удивлёно спросил, а он тут какими судьбами… Ага, и это заставило поморщиться. Все в курсе их с Михой разлада. Каждая собака. Сейчас ещё, погоди, просочится в прессу — Андрей главный виновником вырулит. А, впрочем, главное нашёлся бы… Живой!

А то уже отправили с неохотой и скрипом водолазов — это могло бы объяснить, что голый вылез. Тут до озера недалеко. Ночью можно и голым прочапать, и босым. И утопнуть… По пьяни или дури… Или — вновь вспомнил цыганку — по собственной воле. Пздц.

Князев же всё это время судорожно прислушивался к каждому шороху — вот сейчас дверь откроется, произойдет явление Горшка народу. Помятый, но живой, ну, пожалуйста! Неужто многого просит, а? Отстранённо, между делом, подумал, что, заявившись, наверное, не обидится друже, если получит в нос за такие перфомансы.

Но время всё шло и шло, а Мишки не было. Уже и полиция уехала, водолазов тоже пока не было, но за ними проследить Юрий Михайлович обещал, что как раз там, видно, тех и шевелил, сам Андрей батю Мишкиного пока не видел. Вдвоём с Шаботовой там пухли от безделья, увы. Вскоре должен был приехать и Лёха — переночевать в доме, на случай, если Горшок возвратится… Тот позвонит сразу — это вне всяких сомнений.

Так что вскоре Ольга засобиралась к девчонкам своим… Оставаться же Князю в чужом пустом доме ждать неизвестно чего, к тому же зная, что скоро приедет смена, было совершенно бессмысленно. Поэтому, взяв с Ольги слово, что будет держать в курсе (он его и с Юрия Михайловича взял, и Лёшку намерен был терзать!), и если что — на подмогу звать, отправился восвояси.

В этот раз в машине он никуда не спешит, ногами не сучит, напротив, всё его существо хочет остаться там, в доме, где в последний раз лохматика видели. Или же искать по всем окрестностям своего Мишку. Да сделать уже что-нибудь. Только что? И так ведь всех на уши подняли уже. Водолазы — конечно, действенно, но очень уж надеялся, что не найдут там, в пучине, что не отправился дружочек к Дагону на покой… А в остальном, что?

В том, что полиция будет активно разыскивать Горшка — сомневался. Даже несмотря на все ниточки. Первые пару дней так и будут мычать-телиться, печатая листочки с приказами или просто документики-отписки. Ну, может, пошлют по дворам соседским кого. Сделают то же, что и они с Ольгой. Лес с собаками прочёсывать — это только, если батя Михин хорошо надавит. Хотя тот может — после водолазов Князев не удивится.

Но вообще, отчего-то думается, что особого проку не будет, а вот по прошествии дней пяти, наверное, зашевелятся. И тут Андрей приходит в ужас, чувствуя опять, как всё внутри подмораживается — какие ещё пять дней? Какие три дня? Да тут одного дня в неизвестности много. Все внутренности покрываются пленкой холода… А если… Если будет больше? Неделя, месяц… Год и вся оставшаяся жизнь. Тогда пздц.

Он не знает статистики, но предполагает, что в России немаленький процент без вести пропавших… Князь не знает, точнее не хочет и думать, что лучше, или, точнее, что хуже — если Мишку найдут… неживым (Андрей сглатывает, честное слово, он пытается не думать о самом худшем, но эти мысли как-то сами собой просачиваются, потому что иначе… Сх*ли водолазы заныряли?!), или не найдут вовсе. Сколько времени человек может жить надеждой? Всю жизнь ждать, что вот-вот найдут? И вот этот вариант кажется не просто трудным, а нереально тяжёлым. Неизвестность… Какой Гоблин тебя вслед за собой забрал, а, Миш?!

Мысли вихрятся в башке, не давая логично подумать, что ещё можно сделать, как помочь, бл*! А если его похитили? Ну тогда, наверное, уже б позвонили, выкуп попросили… Нет, бл*дь, явно сам ушёл и приключений на задницу нашёл! А может, барыгам своим задолжал и те его прессуют сейчас? А раздели, чтоб страшнее было? Может, и вовсе уже убили?! Андрей сглатывает вязкую слюну… Может, зря о цыганке не рассказал, вдруг это у их табара Горшок и отоварился, им же и задолжал, а Князю так на выкуп намекали? Нет, кажется, он реально с ума сходить начинал со всем этим. Одна мысль хуже другой. И конца и края им нет.

К счастью, в этот раз водила неразговорчивый, не вносит лишнюю сумятицу в сознание. А может быть, и плохо это: так, глядишь, перестал бы перебирать в уме самые печальные варианты того, что произошло в том проклятом доме и куда укатился его Горшочек!

В любом случае отвлечься не получается ни на дорогу, ни на созерцание ленты в телефоне, домой он прибывает раздраконенный, чем немало пугает Агату. Нет, в общих чертах она, конечно, понимает, что происходит какая-то херь, звонил же ей из Озерков, пока полицию ждали, но… Вот только слышать одно, а глядеть воочию на бледную и вытянувшуюся физиономию мужа — в зеркале в прихожке краем глаза оценил свой видок — совсем другое. Нигровская и сама стремительно бледнеет. Никто из них не знает, что говорить — в обстановке тотальной неизвестности любые слова кажутся бессмысленными и бесполезными. Поэтому так и тянется эта тягучая нить молчания, сковывая и лишая воли и сил.

Князев несколько машинально играет с Алиской — ну, хоть папку увидит перед сном, целый день же почти пробыл у Горшка… Угу, у Горшка, а его самого и след простыл… Блин, зачем водолазы, собак надо было просить, собак! Так что играет с дочкой — да, носится сайгаком в догонялки, прятки (а вот в это играть больно, думая, что Миха, с*ка, чемпион!), башни вот строит, чай с куклами и зверятами пьёт, причём один раз реально прихлебывая какой-то жижи… Это помогает, кстати, от чёрных мыслей.

Но когда Нигровская уносит умаявшуюся с ним и тряпочкой почти висящую дочь спать (необычно поздно — да), становится совсем уж невыносимо. Пусто и одиноко. Андрей понимает, что не заснёт, новостей нет (и это ни хорошо, ни плохо, бл*дь!), и надо чем угодно занять паникующий мозг, поэтому хватается за свою излюбленную палочку-выручалочку: творчество.

Руки сами лезут в рюкзак (что всегда с собой таскает, вот даже в Озерки порожняком стаскал) за заветным пенальчиком — бегемотики на страже художества и сами по себе уже какая-никакая защита. Привычное что-то, успокоение дарующее и на нужный лад настраивающее. Весёлые и милые — бросились в глаза, когда летом 2011 г. из группы сваливал, в канцелярке, куда стресс закупать пришёл, вот и взял. Решил, что коли нет под боком старой кодлы — ржать никто не будет… Над тем, что Андрюша в детство впал, сейчас вот достанет карандашики и каляку-маляку разведёт. Нет, его группа — его правила. Потому очаровательным бегемотикам у сурового совсем не панка — быть.

Но, очевидно, судьба-проказница ещё не устала подстраивать каверзы, потому что вместо бегемотиков рука, вслепую шарящая в недрах большого отделения, неожиданно, бл*дь, натыкается на что-то мягкое, тёплое, немного волосатое (ох*еть!) и явно живое. Потому что не будет неодушевленный предмет делать неслабый кусь ощупывающей его длани. А это, с*ка — сделало.

«Крыса!» — почему-то вдруг панически мелькнула в голове шальная мысль, прямо перед тем, как Князь совершил ещё один, совершенно необдуманный поступок! А именно, бл*дь, бесстрашно заглянул внутрь, при возможности нахождения там этого опасного грызуна (В Озерках, что ли, запрыгнул Пассажир?!), чуть ли башкой не залезая в рюкзак. Чай, не Щелкунчик, блин! Королей крысиных не боится, только вот увиденное заставило его передумать. И брякнуться со стула на спину, неловко завалившись.