От Горшка два вершка (джен)

Лето в Петербурге отличается своей прохладцей. Может, поэтому Миша время от времени зябко кутался в косуху, поднимая повыше воротник. Только вот холод внутри ничто не могло победить. Он-то, дурак (старый! — ехидно прибавляло сознание), надеялся, что долгая прогулка до дома, может быть, последняя, немного успокоит и согреет. Не тут-то было. Только хуже становилось с каждым шагом. Эх, ноги тащат по земле… Впрочем, не всё ли равно… Скоро уже не придётся прилагать усилия! И от этого тоже как-то не по себе. Может, отсюда и холод, что в кости вгрызается?

— Позолоти ручку, дорогой, добра наживёшь! — Горшок недовольно обернулся на голос, внезапно прервавший невесёлый ход мыслей. Да уж, не парень уже, а дряхлая развалина, и не у пруда, но повстречал-таки гадалку! Он усмехнулся. Двум смертям не бывать, чего ершиться… Хотя сомневался он, что эта из ужастиков. Единственное, что такая дама может украсть — не жизнь, а кошелёк.

Но так и есть, достала-таки, резвая, блин, приставучая зараза из цыганского рода-племени. Не подумайте, он не расист какой, просто… Было предубеждения против этих представительниц древнейшей профессии. Вот лучше бы проституцией занимались, чем людям головы морочили, ё-моё!

Всё, как надо, точнее — всё, как из книжки (Кармен, бл*дь!): юбка цветастая пыль метёт, косынка паклю посеребрённую закрывает на голове (хотя, вроде, и не старая же!), куча украшений… А вот серьги громоздкие, в шары бьющие, необычные — не кольца стереотипные, а висюльки длинные, из стекла будто бы… Ага, с люстры сняла — гыкнул Миха про себя. Хоть какое-то отвлечение от горестных мыслей. А впрочем, сейчас как пристанет — сп*зданёт чего — ещё сильнее в минус вгонит. Да уж, бл*, повезло назло опять.

Эти цацки необычные и странный диссонанс лица и волос посеребрённых — всё это, вообще, никак дело не меняло — не любил он всех этих дешёвых фокусов, местного пошива разводил и гипнотизёров-самоучек. Да и время, которого сам себе отвёл ничтожно мало, тратить не хотелось. Хотелось просто домой, ну, в то место, которое сейчас с натяжкой мог таковым назвать. Потому что — и сверху дно, и снизу дно, помним, да?

Как нельзя лучше сейчас эти слова подходили. Под ситуацию — когда тело подводит, несуществующий хвост и тот ноет и отваливается, всё опротивело — творчество не идёт, а то, что идёт, с таким скрипом натужно рождено, что хочется выть… В доме разлад: с Олькой три дня ругаются — месяц мирятся, причем, промежутки все более долгими становятся — тяжелее к согласию прийти. Надоело, короче. Причем знает точно — дальше хуже будет.

Не пить — не может, совсем тошно будет, не потреблять — тоже сложно, хотя ему сейчас и немного надо, заняться здоровьем — поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Вот и у него так — танцев с бубнами развести надо много, а выхлопа мало. Скоро уже совсем головушка отъедет в свободное плавание — либо утратит связь с реальностью, и тушку его овощную в интернат доживать запихнут, либо всё это притормозится, но каждый клятый день будет кусочек себя терять, забывая, пока не превратится в незнакомца. Нет, спасибо, бл*дь!

Во внутреннем кармане куртки лежит заветное: придёт домой, примет, благо девчонок нет (и они даже не поругались — просто пошли навестить своих, это тоже важно — уйти на доброй ноте, пока в конец не рассобачились, что, видимо, тоже не за горами)… Так вот, примет и больше не будет ни больно, ни одиноко, ни страшно. Никак не будет. Потому что Миша во всю эту мистическую подолбень не верит.

И это замечательно — он устал. Смертельно. Уже давно, на самом деле, но после озвученных недавно диагнозов совсем херово стало на душе: смерть теперь выглядела заветным (почти призом, бл* в конце игры! Только жизнь — не игра… Ну или игра, но с заранее проигранным финалом!) облегчением и дорогой подругой. Потому что иная перспектива — инвалидом стать или того хуже — овощем… Горшок у Горшка не варит — прекрасный финал! Это вымораживало изнутри, да, как и то, что предстоит сделать такое своими руками. Никогда не хотел вот так. Но... Уж лучше на своих условиях, пока не поздно. Обмануть судьбу, не допустить самого ужасного финала.

Так что наглой сей бабе (много чести дамой называть, да и сам никакой не валет!), решившей на страх и риск к нему прикопаться в такое время, ответил резко:

— А не пошла бы ты, дорогая, своей дорогой? — Михе понравилась игра слов и «дорогая» он почти прошипел. Спасибо годам откусываний от журналистской братии. — Не лезь к страшным дяденькам, они и сожрать могут, не подавившись.

— Ой ли, красавчик, — всплеснула та руками с перстнями странными — ещё деталь, цыгане золото обычно любят, а здесь опять — из стекла вырезаны точно — диковинные рожи, разглядеть которые отчего-то не получилось, как не зыркал, но что-то точно там родное отражалось, как ни странно. Гадалка меж тем продолжала:

— Да не скупись, не боись, я в тринадцатом поколении карты кидаю, руки смотрю, судьбу вижу, бывает, и без этого всего очень чётко. Вот как у тебя, — цыганка внезапно оказалась близко-близко, так, что большие тёмные глаза просто омутами какими-то казались. Ну просто тёмная застывшая вода. Или стекло какое, закалённое, прокопчённое… Пепла вкус впитавшее. А она всё не унималась, щебетала, примагничивая взглядом этим: — И по тебе всё вижу — устал, замучился, тяготит тебя всё тут, к земле давит и бездна маняще зовёт… Ещё и с другом, почти кровным братом, разошёлся, и теперь-то ничего не получается так, как хотел, страдалец.

Миха с трудом с себя сбросил чувство наваждения. Реально, точно околдовала, но ведь этого всего нет! Что за хрень такая, ё-моё? Он сколько с представителями этого кочевого племени общался (а зная их жизнь кочевую, вокзальную — постоянно сталкивались, те уже его стороной обходили, видя колючий взгляд, специально для них выпущенный из-под бровей), ни разу так не плыл.

А тут чё за самородок такой выискался, гипнотизёрша талантливая, бл*дь, завлекает да воли вовсю его, такого тёртого, лишает? Да и вообще, странная дамочка, что ни говори! Цыганки-то в наше время менее приметные ходят, а эта прям образ собирательный (вот спасибо театру за новые словечки!). На серых даже летом Питерских улицах смотрелась яркой тропической птичкой, гостьей из другого мира. А может и вправду… Душу прошиб ледяной страх. Пришла за ним костлявая, просто костюмчик не аутентичный… Но и это тоже означало мистическую хрень, в которую он не верил. Совсем!

— Ничего не надо, слышь, — попытался отойти на шаг, но непонятная эта чёрт-её-знает-кто вцепилась практически, точно пиявка присосалась, на шее повиснув (вот это близкие контакты — нет, он не против женского внимания, но не с этой же кикиморой! Да и сейчас, вообще, не в кассу!), шепча горячо в ухо:

— Зря, Мишенька, ой, зря, — улыбнулась во все зубы, те у неё тоже странные какие-то! Не золотые, ё-моё, но из какого-то металла, что ли, посеребрённого. Просилось отчего-то «из стекла», но он отмахнулся. Разве ж стеклянными чего наешь?! А та всё продолжала… Может, фанатка чокнутая, раз узнала? Но дальше совсем уж невероятное залепетала, а, кажется, сердце прочитала: — Смерть за тобой ходит-бродит, за собой зовёт. Как никогда близко, у сердца уже стоит… — пальцем с ноготочком, странно выкрашенным, ткнула, да так, что то, бедное, аж подпрыгнуло. Цыганка же им провела, легонько царапнув футболку, да по носу щёлкнула всё также улыбаясь, предвкушающе, что ли, — Но есть ещё шанс другой дорожкой пойти, чтоб потом не сожалеть вечно… — потом взяла и по головёнке его потрепала — вообще охренела женщина! Но Мишка точно соляным столбом застыл, слушая, как та приговаривает, а её серёжки чудные в такт колотятся: — Плохо тебе, касатик, но ничего, скоро хорошо будет…

Испуганный (самому-то себе можно правду сказать или нет?) Горшок уже не церемонясь оттолкнул ужасную даму от себя. Логически понимал, что и узнать она его могла, да и случайно как-то имя угадать, или ещё что… Но почему-то от посулов скорой смерти стало жутко и страшно. Чуть ли не бегом бросился подальше от неё, словно чудовище какое догоняло.

Не надобно ему никаких гаданий и ворожбы — и так знает, без них, сколько ему отмеряно. Сколько сам дал, бл*дь! Ух… Про друга сказанула, а чё не про любовь-то несчастную? Будто б их братия что другое говорить может? Или это и есть… Язык прикусил. А про хорошо — это правильно сказала — сейчас вот добежит до дома, совершит задуманное, и станет — ни хорошо, ни плохо. Главное, что не плохо!

А пока со всех ног удирал, аж в глазах темнеть начало, а сердце прихватывать… Это несколько глупо было б — вскопытиться от страха и легких физических упражнений, ё-моё. Так что шаг несколько сбавил. К тому же — он обернулся — цыганка не бежала, даже не шла вслед. Молча стояла, сверлила взглядом своих колдовских глаз. С сочувствием даже, кажется, или он совсем ума лишился. Но при этом словно статуя, или статуэтка… стеклянная. А может, так просто казалось, или атмосфера и страх нагнетали.

Однако, когда Миша в очередной раз обернулся — никакой цыганки не было. Как будто в воздухе растворилась. Или перетекла как Терминатор в кого-то другого. Было у них с Т-1000 что-то общее — серебро вместо крови, ха! Да ещё Шклярского песню вспомни, ну тебя, Миш! И всё же это заставило его на минутку сбиться с быстрого шага, но тут же вернуть прежний темп.

В конце концов теперь можно было продолжать путь без оглядки, успокаивая себя тем, что пугающая девица вполне могла просто быстро зайти, например, за угол дома и всё тут. Или он подвис, не заметил, как та скрылась, или вообще, в машину села. А он тут себе уже целую мистическую теорию выстроил, ё-моё. Велики у страха глаза, а Мишка именно что, несмотря на все свои храбрения, смерти боялся. И это, бл*дь, нормально!

И всё-таки полностью успокоиться смог только дома, после того, как окончательно пропало ощущение следящих за ним стеклянных глаз. Жутких, нечеловеческих — вот с кого надо было Андрюхе ужасную даму писать, блин! Внезапно желание позвонить посетило, но он его подавил. Вот ещё! Тогда придётся рассказать и о словах гадалки, а там уж… Либо сам передумает делать, что задумал, либо Князь чё просечёт. Это он может, бл*! Тем более, что и звонок этот обычным назвать нельзя будет, всё-таки не вышли ещё на уровень непринуждённого перезвона, увы… И не выйдут уже. Дал ему Миша неделю назад в момент слабости адрес конуры съёмной, что они с женой в попытке брак спасти заимели, так ведь гад проигнорировал! Не приехал.

Признаться, происшествие это выбило из колеи, но, отдышавшись, Горшок всё же свернул мыслями на первоначальный план. Олька с девчонками уехала к родителям, не вернутся до завтра… Идеальное время и место. Потому что завтра она обещалась заехать одна (Хорошего понемногу, Миш! Докажи, что не упьешься в соплю, пока нас нет — тогда, может быть, привезу девочек!) — значит, они этого не увидят. Ну, а жена она… Переживёт. Может, и как в похоронах панка даже — порадуется, что он её не пристрелил, метафорически, конечно, бл*. Вот ещё — он чё, выбл*док какой, чтоб вредить матери своего ребёнка? Ну, Горшок точно нет, беда в том, что существовал ещё и Гоблин, живущий внутри него, порой первенство захватывающий. Вот тот и не такое мог, увы и ах.

Так что — вперёд… С разбегу вниз, правда тут особо и неоткуда. Можно и побриться, переодеться, лечь на диван кольнуться, предварительно запив всё это дело бутылкой коня, чтоб быстрее вырубиться и больно не было, а потом даже лапки успеть сложить. Да, так и сделает, ё-моё. Без записки — тут уж, простите, в башку ничего не шло, совесть мучала, ничего выдавить из себя не сумел — ни бэ ни мэ.

Вообще, прекрасно понимая, что нельзя сворачивать с выбранного пути и делать то, что способно от него отвернуть, всё равно остро сожалел, что не может напоследок созвониться со всеми, услышать родные голоса… Никогда не хотел умирать в одиночестве, но сам же и написал себе столь печальный конец. Пророк, ё-моё, с молодости словно знал. И сейчас вот готовился воплотить. Всё равно уже окончил всё — Тодда вот поставил, другое идёт настолько туго, что можно помереть или с ума сойти в потугах.

Конечно, из обязательств ближайших, что всегда вперёд идти заставляли, ещё концерт есть в Зелёном театре в Москве… Послезавтра. Ну вот, ё-моё… Снова невольно подгрузился: подставит ведь парней. Эх, если б можно было просто раствориться в воздухе, никому не доставив излишних хлопот… Вот я был, и вот меня не стало — ох, уйди, Андрюх, не трави душу! Хотя, признаться, противоположные желания мучили — и чтоб помнили хотелось, чтоб дело жило, но вот чтоб страдали, или осуждали шаг его отчаянный — этого нет, не хотелось…

Но что уж там, что есть, то есть. В конце концов, сделай Мишка это позже — больше концертов сорвёт в последнюю минуту. А так хоть пока не выстроен на полгода вперёд график, меньше каких-нибудь там неустоек группе платить. Окна, Нашествия отплясал — людей не подвёл, теперь пора б и отдохнуть…

Невольно вздыхая над концом судьбы своей обречённой, поплёлся в прихожку, где в кармане косухи остался лежать заветный свёрточек. Дозу он знает, купил сколько надо — по крайней мере в сочетании с алкоголем будет безболезненно и быстро.

Впрочем, подавленность быстро оставила, как только понял, что чего-то — а именно верного средства уйти в вечность — в кармане не обнаруживается. Нигде не обнаруживается, на самом деле. Как и бумажника, да и кольца-печатки и кольца-обручального тоже! Каким-то макаром всё это добро (насчет доброты хмурого он б поспорил, но…) исчезло, а Мишаня и не заметил.

— У, *у-у-ука, — протяжно с ненавистью произнёс, попомнив повисшую на нём паучихой цыганку. Страх из-за распалявшейся внутри жгучей ненависти как-то померк: хотелось одного — найти мерзавку и наказать. Все карты спутала, шельма проклятая! Как именно казнить — он, впрочем, не придумал. Вообще, вы не подумайте, Горшок — добрый, но у всего есть границы… И вот его только что преступили с диким грохотом и треском! Да и вряд ли придёт чё в голову нормальное, а если и придёт — где теперь воровку искать? Ищи-свищи ветра в поле! Небось уже сверточек на дозы поделила да загнала по постоянным клиентам.

Раздосадованный, он хотел было сначала отправиться за ещё одной дозой, но… Во-первых, без предварительного звоночка лучше не являться, во-вторых, и это существеннее — денег бы не хватило. Вот так, да. Нет, он зарабатывал нормально, просто жёнушка ему предусмотрительно мизер оставляла, правильно понимая, что не удержится у него всё честно заработанное. Мамочка, бл*ть, нашлась! Раздражение подняло голову — а ведь придёт завтра, кольца не увидит на пальце — разорётся! Может, и разведётся… Решит, что пропил, бл* или проколол… Вот ж с*ка-то! Цыганка, разумеется. Или не только она… Миша очень зол был. Почти кипел.

Вот ведь, бабы! Удружили. Даже и помереть нормально не дадут! Ведь и те крохи, оставшиеся после покупки дури, уплыли в тонких девичьих руках цыганочки вместе с бумажником и перстнями.

Однако на смену раздражению почти сразу пришла глухая тоска: план с вечностью откладывался, а дело, страдающий ум занимающее, не находилось. Может. поэтому, раздосадованный и внезапно уставший (ну ещё бы, сколько сегодня пёхом протопал, а потом пробежал), не нашёл ничего лучше, как завалиться, не раздеваясь, на диванчик и провалиться в царство Морфея, надеясь робко, что хоть там мучить не будут.

* * *

Андрей Князев хмуро почесал шею, выходя душным, но сероватым июльским вечером из клиники с очередного приема хирурга-ЛОРа. Тот был в этот раз неутешительно категоричен в своём приговоре:

— Резать, Андрей Сергеевич, — внушительно, каким-то директорским голосом произнёс. А на тех у него со школы аллергия стойкая, потому-то и рад был, что его группой заправляет друг. Тот так голос не выставлял. К слову, об этом… Врач наставительно стращал: — Вы можете вообще без голоса остаться, консервативные методы не помогли всовсем. Тянуть дальше нельзя. Это же ваш рабочий инструмент!

Угу, и без него в курсе… Оттого и страшно довериться специалистам да ложиться оперироваться. А ну как чё не так пойдёт? Это ж сразу можно… Ладно, совсем не помрёт от этого, но вот жизнь кардинально изменится. А ведь и правда — лечится года три уже, а становится только хуже. М-да, видимо, в самом деле, придётся.

Князева одолевали мрачные думы: ну вот, для молодой группы (и для старого ишака, ладно, для ишака в рассвете сил, так лучше?!) такой простой в работе может крайне нехорошо сказаться, и набранная было популярность поползёт вниз. В самом лучшем случае, без осложнений и изменений в голосе, всё равно на пару месяцев точно из графиков выбьет! Причём в самое время-то такое, когда надо заявлять о себе, чтоб с голой жопой не остаться, как некоторым до сих пор очень хочется… Нет, даже не так! Кое-кого водкой не пои, дай Князя с голыми коками увидеть!

Не, конечно, выкрутиться можно будет — парней за запись альбома в студию посадит, вокал он запишет сейчас спешно (вдруг потом писать нечего будет, ага), благо Вахтанг уже договорился… а сам на время вынужденной немоты воплотит давно придуманные идейки с экранами, перенесёт из головы в более обозримый формат. И всё-таки, такой вердикт был крайне не вовремя. Только из финансовой ямы выгребать начал, сейчас опять туда ухнет. Рано радовался, ага. Ну, хоть на операцию хватит — не придётся ни у кого занимать (только старые долги раздали!), а вот на период после… Если тот затянется… Нет, альбом надо заранее оплатить — иначе вовсе можно не выплыть!

От всего это невольно даже совсем дикие мысли простреливали… Может, это наказание какое? Ну, типа, бросил Мишку, вот и прилетело, от этого колдуна недоделанного, не случайно, не со зла пожелал — вот те и результат. Разгребай, Андрюша, то, что этот, с цыганскими очами, тебе пожелал… Потому что тому вариант самый паскудный только на руку был бы.

Ведь к кому бы припёрся безголосый Князь? Ясно дело, что к нему… Чтобы делать то, что получается лучше всего, а именно тексты писать для одного лохматого… Эх. Другие группы тоже бы подтянулись, но по первости, наверное, пришлось бы… Нет, думать про это не хочется. Такое бы похоронило начисто то немногое между ними, что удалось восстановить. Просто потому, что ни о каком призрачном равенстве речи больше бы не шло. Совсем. Занял бы извечно просящее, как не коленопреклонённое-то, блин, положение. Не просто второй, нет, теперь и вовсе невидимка — тень за кулисами.

Скажете, что Пушкина не жалуется и весьма много весит, подмяв под себя весь выводок Арии, но так… По ту сторону сцены та, считайте, и не бывала. Не вкушала сладкий миг, миг наслаждения… Так, ладно. Нельзя про это думать — иначе совсем тоска заест. Тем более — может, всё и хорошо пройдёт. В конце концов для солистов такие операции — дело обычное. Редко у кого осложнения возникали. Кто-то эти кисты по несколько раз вырезает — и ничего. Вон Кипелов тот же. И ничего. Всё ещё золотой голос, вроде как.

К тому же насчёт проклятия — тоже погорячился. Мишка при всей своей сложности (это он так красиво некоторые особенности характера прикрывал) и приобретённой с возрастом некоторой душевной тяжеловесности (и опять фиговый листочек причинное место до конца не скрывал!), оставался всё-таки тем ещё добряком (а вот это правда — порой слишком даже, чем многие пользовались).

Может, и наговорил порядком за это время, но то больше от обиды. Клокотал у того внутри Везувий… Что до поступка, что Андро к уходу подтолкнул… Тут тоже всё неоднозначно. Чёрт какой-то в ухо напел, надо бы спокойно то дело прояснить да порешать между ними, но Княже тоже пошёл на поводу у чувств… Вот и результат. Легче-то не стало. Ни ему, ни Горшку.

Тот, вообще, не лично к нему огромные счеты имел, но и всегда же относился к уходу из группы как к личному предательству. Впрочем, и отходчив был — это тоже, как бы, в плюс… Хоть и возможности проклятия в спину полностью не исключало! Да ну — Андрей поёжился — верить в такое не хотелось. Хотя ему во многое не хотелось, в том числе и в то, из-за чего и ушёл. А многое правдой оказалось. Как и то, что кто-то со стороны бывших коллег его топил. Но верить всё равно отказывался сейчас. Потому как совсем уж дело то нечистое. Одно — вернуть в группу, на подпевки поставить, значимость свою продемонстрировав, и другое — вообще голоса лишить, заткнуть навсегда. Не в Михином стиле. Тот вообще всю эту мистику отрицал.

Хотя, конечно, незнание законов не освобождает от ответственности — тоже самое и со сглазом, но… Да и помирились же они… Ну, ладно, на пути к этому! Увы, несколько звонков, да личная встреча (в полном практически боязливом молчании прошедшая) не возрождает в мгновение ока былые отношения, но всё же… С мёртвой точки сдвинулись. Уже пару месяцев как никакого разгрома в интервью, после Белгородского — тишь и благодать прям! Только на фесте недавнем в пресс-зоне пожевал немного губу, когда про него спросили, но ничего дурного не сп*зданул. Правда, морда лица вытянулась заметно и глаза сверкнули… Что угодно Мишенька испытывал — только не равнодушие.

Да и сам Князев тоже, просто скрывал лучше. Вполне гладко стелил. Вон недавно на прессухе в рок-лагере — детишки вопрос задавали… Ну да, детишки нынче продвинутые. Так ничем чувства не выдал и обиду, что тоже имелась, и боль. Просто называл того не Мишка, а Михаил, или, когда особенно внутри напревало, Михаил Юрьевич — этакая попытка дистанцироваться. Провальная.

Тут Андрюха хмыкнул: а если всё это у него прорвало (прям как воронку несчастий, блин!) от того, что снова в свою жизнь впустил крышесносный ураган по имени Мишка Горшенёв? Забавно будет, да, бл*, если так оно и есть. Ох*еть не вых*еть.

На самом деле, Андрей понимал, что даже если это и так, и ему Мишка, словно чёрный кот (ну какая глупость не сусветная — коты не виноваты!), несёт невезение… Всё равно вычеркнуть его снова из своего мира (и жизни!) не сможет. Не после того, как увидел на Окнах. А ведь ещё и подходить не хотел… Хорошо, что послушался мудрого совета. Увидел — и ох*ел. Потому что выглядел Горшок, мягко говоря, не очень. Чуть ли не за шаг до могилки, в которую так с юности стремился. Чуть ли не летел на крыльях ночи.

Что ж тебя ломало, друже, что ж тебя так подавило-то… И не маячит ли и вправду уже совсем близко вечность его столь желанная? От всего этого зубы сводило. Правда, малость попустило его, когда услышал от общих знакомых (Ага, от жены! Та-то осталась и даже с этим лохматым, как она говорит, неплохо побеседовала), что на Нашествии (в разные дни выступали) тот бодрячком скакал, но полностью тревога не унялась.

Погружённый в невесёлые мысли, пытающийся отмахнуться от скользкого и мерзкого недоверия к некогда самому близкому человеку, Князь совсем не заметил… как под ноги ему в буквальном смысле плюхнулась чудная женщина, по виду — весьма эффектная цыганка из произведения Гюго.

— Ай, — звонко-стеклянно вскрикнула незнакомка, хватаясь, сидя на земле, за явно ушибленную лодыжку.

— Вы в порядке? — Андрей, приподняв бровь, галантно протянул руку. Может, он и сам чуть было не завалился из-за этой, появившейся из ниоткуда особы, однако не случилось же. Да и случайно то было. Помочь надо. Дама всё-таки.

— Да нормально, — моргнула тёмными, необычайно красивыми глазами незнакомка, поднимая голову. О, как интересно — та на вид молодая, а волосы седые. Невольно Мишка, весь белесый как одуванчик перепревший, вспомнился. А её-то, видать, тоже жизнь не пощадила. — Извини, молодой-красивый, чуть не причинила тебе больших ещё хлопот, — неожиданно выдала.

Князь бровь-то выгнул, но промолчал. Очевидно же, что, если человек выходит из здания больнички, у него вполне могут быть проблемы, как минимум по здоровью. Ну или с близкими, что тоже весьма печально и хлопотно. Всё ж, выучка у дамочки-гадалки на высоте: моментальная соображалка. Нельзя не восхищаться, да.

Цыганка тем временем воспользовалась поданной рукой и, уцепившись своей холодной (реально, будто из холодильника вышла! Он невольно вздрогнул — ближайший холодильник — морг!) ладошкой, легко вспорхнула с земли. Как будто и не сидела минуту назад, не растирала ногу, охая и ахая.

— Хороший ты человек, спасибо, — улыбнулась во всю ширь странных зубов. Это ж какой мастер ей такие коронки воткнул, интересно?! — Поблагодарить хочу тебя особливо. От судьбы привет передать, печали развеять, — и не ожидая ответа на столь «щедрое» предложения, уже начала, видимо, гадать: — А печалит тебя многое, ой, как много горестей и выборов трудных, — сверкнула вновь посеребренной улыбочкой, — но ты не печалься: не поздно, совсем не поздно. На верный путь свернуть — да нити судьбы, разболтавшиеся, на место вплести и укрепить узы.

Андрей поморщился: ну, блин, ясно, всё это — и падение картинное, и образ актрисы хорошей, и разговоры витиевато-красивые, но пустые — это просто новая мошенническая схема. Стоит тут, на хлебном месте у больнички, отчаянием чужим питается и деньгами. Тут уж вовсе неприятно скрутило — с теми и так напряжёнка.

Сейчас про здоровье заливать будет да про всякие порчи-сглазы, родовые проклятия и венцы, которые только она, потомственная ведьма-ясновидящая-гадалка-ведунья снять может. Знаем, плавали. Хоть и верил в сверхъестественное и медиумов, но вот в уличных шарлатанов — не дурак же. Интересно даже, много успеет чепухи наболтать, пока он Димку ждёт, что так любезно согласился поработать личным водителем? Хороший парень — вот реально. Правда, диету с ним соблюдать не получается… И это он сейчас не о Ришко. Тот бы не разбежался, конечно, дождёшься Каспера — быстрее сам призраком станешь.

— Не боись, есть в тебе силы и желание бороться, значит, сможешь удержать на краю своего бедового, медведя бешеного, — внезапно выдала эта девица.

Андрей тут же чуть на лапки и не присел. Те реально подогнулись. С хера ли такие разговорчики-то?! От которых веяло неприятностями… Может, узнала его, а? Фанатка, подосланная? Издевается так над глупым Князем, во всяких Ведьм и ослов верующим, а?

Смутное подозрение, что не по сценарию работает шельма, начало закрадываться в голову. А цыганочка уже близко-близко подобралась, вокруг кружила, в глаза заглядывала (что смотреть нельзя он помнил, но куда там!), да и заговорила вновь… голос до шёпота понизив, так, что приходилось как-то особенно прислушиваться, аж ушами водить, чтоб слова различить:

— Нехорошее задумал друже, ой нехорошее. Гиблое. Много бед принесёт, горе впустит в сердца тысяч людей, но времечко есть, хоть и мало совсем, — ноготочки в плечо выпустила, торжественно шепча: — Ты его, главное, не оставляй в одиночестве, он же дурак натворит чего, потом не склеишь… И коль из рук выпустишь — не поймаешь.

Страшный (реально, страшный, аж дрожь вышибало) шёпот давил, глушил, но Князь не мог перестать слушать, как и смотреть в эти омуты, вращающиеся калейдоскопом каким-то… Ну или то серёжки её стеклянные так отсвечивали радужно, преломляясь на свету.

— Не оставляй! — в мозг въедаясь, твердила, — запомни, дома найдёшь его, с собой заберёшь, и с этой минуты не расцепляйтесь, слышь? Нельзя вам. Не сейчас, иначе потеряешь лохматика. Навсегда. Времени у тебя мало, действуй скорее, до полудня часики тикают. Беги, Андрей, — напутствовала та его легким нажатием на спину, ладно, низ спины, точно подопнула ментально…

Андрей же от этого движения внезапно словно вынырнул из тумана или из транса какого-то. Угу, вынырнул, чтобы обнаружить себя стоящим на самом краешке поребрика, с нелепо вытянутой вперёд рукой. Никакой цыганочки и в помине не было, однако затихающий гулкий шёпот всё ещё стоял в ушах, заставляя усомниться, что всё произошедшее глюк обычный. Ага, ещё скажите — солнечный удар, блин. Нет солнца — пасмурно! А вид у него, конечно, точно у постояльца дурки. Вон редкие прохожие странно косились и обходили стороной такого диковатого мужика.

— Андрей? — рядом с ним остановилась машина, из которой на него озадаченно и обеспокоенно покосился, выглядывая, Наскидашвили. — Ты тут что, такси ловишь? На фига? Мы ж договаривались?

Заалев ушами, сообразив наконец, что всё ещё стоит идиот-идиотом, обомлевшим, хорошо, хоть слюни, наверное, ниточкой не пускает, Князь руку медленно опустил, да и побыстрее нырнул в авто.

— Завис немного, новый текст в голову пришёл, — неловко выдавил. — Вот, продумывал, щас запишу, — для верности достал бумажку да почеркал там… Правда, не текст — а слова полдень — времени нет, и не отпускаешь, а то навсегда потеряешь.

Димка, к счастью, странности своего друга (и босса!) воспринимал вполне нормально, на одной волне почти что, не так, как с Михой, конечно, но все же… Вот и сейчас не стал давить, просто тронулся вперед, разговор на футбол перебросив, убедившись, что поэт от бумажки своей отлепился.

Несмотря на то, что Андрей отвечал и вообще, уцепившись за брошенный спасательный круг, активно включался в диалог, однако… Не мог выбросить из головы слова цыганки. Резали сердце и душу. Особенно про время, до полудня, блин. Конечно, верить всякой первой встречной-поперечной — сумасбродство, но всё же… Зацепила, чертовка, разбередила душу своими, прямо в точку сказанными речами. Тут тебе и медведь, и лохматый, и бедовый — прям в точку. А уж это потеряешь насовсем — вообще резало, страх потаённый обнажая.

Это беспокойство тянущееся так и сопровождало его на протяжении всего остатка дня. Не утихло и пока ужинал, и с Алиской даже когда возился, и пока серию Игры престолов очередную заценил… Каждое вышепченное в ухо слово словно врезалось в память и не хотело просто так выкидываться. Будто кто ножом кривым в мозгах вырезал по-живому — хуже, чем Скала засело. Князева не смутило даже обнаруженное отсутствие часов и серьги (ну, как сумела, фокусница, а?), хотя, конечно, понимал, в чьих цепких ручках они теперь находятся. Хотя б ясно стало, что не всё от и до — глюк.

Ночью спал беспокойно. Агата аж пару раз в бочину локтем заехала — во сне, конечно, ну а что… Рефлексы. На бокс ходит. Устроил тут порося на вертеле, снедаемый сновидениями одно баще другого. То виделся Миха, в Медведя жутко несчастного оборотившийся, то вдруг он же, но с глазами стеклянными, неживыми… А под конец и та ведьма цыганская явилась, бёдрами качая да глазищами сверкая, на часы огромные указывая, повторяла, точно заведенная кукушка, лишь одно слово: торопись! Иначе будет поздно, Андрей!

Естественно, что встал после таких-то ночных видений весь разбитый, голова трещала, будто ей в футбол гоняли, а тело словно на ринге побывало. В качестве груши. А беспокойство проклятущее никуда не делось, только больше зудело и дрожало внутри.

Князь то и дело ловил себя на том, что поглядывает на часы (настенные, хотя и телефон гадалка тож не умыкнула отчего-то!), мысленно подсчитывая, сколько времени осталось у него… До часу икс, до двенадцати, бл*дь! Минутная стрелка, ранее бесшумно бежавшая по кругу, сейчас словно набатом по и без того гудящей от боли башке била.

В итоге, наплевав на родившуюся здравую мысль, что это безумие какое-то, и Мишка (наверняка мирно дрыхнущий — утро ж!) сейчас его пошлёт сонным голосом на хрен, решил позвонить, унять тревогу. Целый час набирал каждый десять минут, как заведённый — никто не брал трубку. И хотя это объяснялось принятой на грудь дозой… алкашки, всё равно, бл*дь! Внутри уже не просто беспокойство шевелилось и кошки скреблись, а что-то натурально выло.

Не выдержав этой муки, Князь плюнул на всё и, что-то Агате невнятно бросив о срочном деле, вызвал такси и поехал в Озерки. Пусть глупо, пусть Горшок, разбуженный и злой, ему уши накрутит, но Андрею надо знать, что Миха просто про*бал телефон и дрыхнет в тёплой кровати. А не валяется на полу, скажем, с пробитой башкой, слюни роняя…

Неизвестно откуда мысль взялась, но она сильна была. Очень явно представлялась. Как и Миха уже неживой. Немудрено, что всю дорогу, несмотря на попавшегося чрезвычайно разговорчивого таксиста, отмалчивался или ограничивался односложными ответами, нетерпеливо постукивая по полу ногой, был бы хвост — им бил.

А на месте предсказуемо — дверь дома ему никто не спешил открывать, как бы Андрей ни звонил, сколько бы ни стучал ногами, руками, даже башкой вышибая. Если спал гад, то очень крепко!

Князев уже мысленно перебирал, кому звонить, чтоб приехали да открыли, чудушко проведать точно надо было… Это ж надо так ужраться! Следует набрать Ольге, наверное, если телефон не поменяла, то всё ещё имеется номерок… На край — Лёха даст.

Однако перед тем, как пойти родных Мишкиных пугать, яростно дёрнул на себя в бессильном поражении ручку проклятой двери… И тут же обнаружил, что дверка-то в берлогу вовсе и не закрыта. Приплыли, бл*дь… Сразу все страхи воскресли.

С отчаянно бьющимся где-то в районе горла сердцем Андрей тихонько зашёл внутрь. Тихонько, потому что пытался сохранять позитивный настрой. Вот найдет Горшка спящего мирно и свалит, будто и не приезжал, а со звонками че-то придумает. Однако тот улетучивался быстрее гелия из шарика… В голове набатом гулко звучала жуткая мысль, что вот так двери оставляют, чтоб быстрее нашли… Чтоб там не успело что разложиться… Сразу и слова цыганки вспомнились. Ну про задумал нехорошее. А вдруг передознулся и лежит сейчас помирает… Вены резать, вещаться — не про Миху. Боли боится. А вот что-то выпить, съесть, чтоб околеть — это да, может.

В доме было зловеще тёмно и тихо. И пусто. Андрей не раз, и не два обошел всё, а три, бл*дь, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. Какого Гоблина? Он и под кровать, и в шкафы заглянул — мало ли, на хрен, куда забился под хмурым.

Но вот постель — явно на ней никто не спал. Вот телефон в гостиной Мишкин — спокойно себе заряженный лежит, небрежно брошенный на столик. Рядом на диване валяются штаны с носками на месте ног (невидимых, очевидно!) и футболка, ё-моё, прям, как человек лежит.

Княже в потёмках сперва и подумал, что это Миха, в царившей-то полутьме за плотно закрытыми шторами. Но нет, одежда лежала, а хозяин её хрен знает где. Может, голым по лесу носится, медведей пугает, ну или сам в медведя обратился ага. Но всё равно странно слишком: снять футболку, штаны вместе с трусами в них же оставшимися, уложить всё специальным образом, да куда-то свалить…

Что за фокусы-то? И где, бл*ть, главный фокусник? Косуха любимая тоже ведь висит у двери. Как и ботинки забытые. Миха вовсе не сороконожка — в основном в одних ходит, максимально снашивая… Короче, все вещи на местах, да вообще, всё в пустом доме выглядит так, будто вот ещё минуту назад здесь кто-то был. Ага, был да сплыл. Главное, не кверху брюшком… Внутри снова вьюга завыла.

Беспокойство усилилось, хотя, казалось бы, некуда больше было, но очередное дно, как это обычно бывает, оказалось пробито. Тогда Андрей сделал то, о чём размышлял с самого начала — позвонил Шаботовой. Номер оказался тот — всё-таки два года прошло, а не десять лет. Ольга хоть и удивилась звонку, а также тому, кто именно внезапно потерял Горшка (или нет — честно не до этого Князю было!), но пообещала сейчас же приехать, подтвердив, что Мишка точно должен быть дома.

Оказалось, и тут что-то рассмеялось голосом цыганки, она и так условилась встретиться с Михой тут, после двенадцати дня, просто теперь выехала чуть пораньше. Зато прибавилось вопросов к тому, какого лысого хряка, Горшенёв нарушает данное жене обещание, прекрасно зная, что скоро сумма его косяков превысит всё возможное терпение и хрен он своих девчонок скоро увидит…

Нет, этого Князев понять не мог. Не совсем же Михе всё равно? Что-то внутри болезненно заныло. Так себя вести Горшок мог, только если совсем утратил надежду, а это хорошо на слова гадалки ложилось. Задумает недоброе… И главное, как эта дамочка умудрилась насчет полудня срисовать? И почему так хотела, чтоб Андрей Шаботову опередил? На фига?! Вопросов было однозначно больше, чем ответов.

Пока ждал, ещё раз прочесал дом, ограду… Мало ли, упился в сарае и спит — приколист хренов. Нет, это надо было так странно одежду разложить, а? Князев даже в бочку с водой (не для огорода, а противопожарная безопасность — батя у Горшка — законник! Хотя, это ж съёмный дом... Ну значит, не только он! Мало ль зануд на свете!) заглянул — не утоп ли. Никаких следов. Будто б взял и испарился. Гудини херов! Нет, не тянул Миха ни на фокусника, ни, тем более, на Фею, так что Андрей весь извёлся.

Благо хоть Оля не подвела — быстренько прикатила. Дочек, правда, разумно оставила у своих. Всё ж ситуёвинка была крайне непонятная. После чего они вдвоём уже обошли, заглядывая под каждый стул, куст, весь дом, участок… Пусто. Ни единого намёка, куда чудушко закатилось. Разные нехорошие мысли просачивались в голову.

Начали обзванивать всех знакомых. Мало ли к кому забурился. В конце концов, если человек оставляет всё дома, включая телефон, документы и ботинки (Шаботова подтвердила, что вот в этих-то и ходил, да) — это весьма грозный сигнал.

К тому же, Ольга немного растерянно пробормотала, в шкафы-чемоданы-сумки-пакеты позаглядывав, что и одежда Михина вся здесь. Хотя она и не уверена полностью. И всё равно — то, что такая мысль поселилась одновременно и у Андрея, и у неё — крайнее паршивый признак. Хоть и первый, вообще, нечасто его сейчас видел (но гардеробчик не менялся годами почти что!), а вторая тоже не особо присматривалась и тоже не часто, да, хоть и не до такой степени, но реально страшная ситуёвинка вырисовывалась.

Ну, не ушёл же он голым по улице, так ведь? Мишкина благоверная вообще с каждой минутой казалась всё более обеспокоенной. Даже вцепилась в Князева, что точно свидетельствовало о страхе обнаружить где-то либо труп, либо в хреновом состоянии… Короче, обошли вместе соседей, с вопросом, не видели ли чего.

Получив везде отрицательный (хотя это с какой стороны посмотреть — на самое страшное они тоже не наткнулись, бродя по дачным проулкам) результат — Мишку никто со вчерашнего вечера не видел. Лишь одна глазастая соседка приметила, что он вечером, весь какой-то «взмыленный», как она выразилась, домой прискакал. Глазами, говорит, дико вращал… Ну это для Мишки не особо, так скажем, дело хитрое. Но в общей картине штришок пугающий, да. А вот что было дальше… Ну не испарился же он, не растворился в ночи где-нибудь?

И вот, узнав всё это, Ольга, недолго думая, позвонила в полицию. А перед этим свекрами. Там тоже Юрий Михайлович, видимо, дёрнул за какие-то ниточки старые. Те приехали, не прошло и двух часов, с недовольными рожами обошли ещё раз дом, сфоткали одежду на диване, и очень неохотно, но приняли заявление об исчезновении. Ольга здесь молодец — продавила. Там же как — когда ничего не ясно и речь о взрослом мужике идёт — три дня ждут, но здесь и старые связи, и Шаботова оглаской чуть ли не угрожала — всё-таки пропал известный человек, у которого завтра концерт на крупной площадке…

Сам Андрей не встревал, спокойно дал показания, с трудом собравшись с мыслями, естественно, про всяких там цыганок подозрительных он умолчал. До сих пор, несмотря на пропажу часов и серьги, не был уверен до конца, что не показалось, а то ведь могло. А вещи просто потерял. Выронил где-то, сползли часы, серьга отстегнулась, а он и не заметил. Один полицейский, к слову, его узнал раньше, чем Оля давить начала. И так удивлёно спросил, а он тут какими судьбами… Ага, и это заставило поморщиться. Все в курсе их с Михой разлада. Каждая собака. Сейчас ещё, погоди, просочится в прессу — Андрей главный виновником вырулит. А, впрочем, главное нашёлся бы… Живой!

А то уже отправили с неохотой и скрипом водолазов — это могло бы объяснить, что голый вылез. Тут до озера недалеко. Ночью можно и голым прочапать, и босым. И утопнуть… По пьяни или дури… Или — вновь вспомнил цыганку — по собственной воле. Пздц.

Князев же всё это время судорожно прислушивался к каждому шороху — вот сейчас дверь откроется, произойдет явление Горшка народу. Помятый, но живой, ну, пожалуйста! Неужто многого просит, а? Отстранённо, между делом, подумал, что, заявившись, наверное, не обидится друже, если получит в нос за такие перфомансы.

Но время всё шло и шло, а Мишки не было. Уже и полиция уехала, водолазов тоже пока не было, но за ними проследить Юрий Михайлович обещал, что как раз там, видно, тех и шевелил, сам Андрей батю Мишкиного пока не видел. Вдвоём с Шаботовой там пухли от безделья, увы. Вскоре должен был приехать и Лёха — переночевать в доме, на случай, если Горшок возвратится… Тот позвонит сразу — это вне всяких сомнений.

Так что вскоре Ольга засобиралась к девчонкам своим… Оставаться же Князю в чужом пустом доме ждать неизвестно чего, к тому же зная, что скоро приедет смена, было совершенно бессмысленно. Поэтому, взяв с Ольги слово, что будет держать в курсе (он его и с Юрия Михайловича взял, и Лёшку намерен был терзать!), и если что — на подмогу звать, отправился восвояси.

В этот раз в машине он никуда не спешит, ногами не сучит, напротив, всё его существо хочет остаться там, в доме, где в последний раз лохматика видели. Или же искать по всем окрестностям своего Мишку. Да сделать уже что-нибудь. Только что? И так ведь всех на уши подняли уже. Водолазы — конечно, действенно, но очень уж надеялся, что не найдут там, в пучине, что не отправился дружочек к Дагону на покой… А в остальном, что?

В том, что полиция будет активно разыскивать Горшка — сомневался. Даже несмотря на все ниточки. Первые пару дней так и будут мычать-телиться, печатая листочки с приказами или просто документики-отписки. Ну, может, пошлют по дворам соседским кого. Сделают то же, что и они с Ольгой. Лес с собаками прочёсывать — это только, если батя Михин хорошо надавит. Хотя тот может — после водолазов Князев не удивится.

Но вообще, отчего-то думается, что особого проку не будет, а вот по прошествии дней пяти, наверное, зашевелятся. И тут Андрей приходит в ужас, чувствуя опять, как всё внутри подмораживается — какие ещё пять дней? Какие три дня? Да тут одного дня в неизвестности много. Все внутренности покрываются пленкой холода… А если… Если будет больше? Неделя, месяц… Год и вся оставшаяся жизнь. Тогда пздц.

Он не знает статистики, но предполагает, что в России немаленький процент без вести пропавших… Князь не знает, точнее не хочет и думать, что лучше, или, точнее, что хуже — если Мишку найдут… неживым (Андрей сглатывает, честное слово, он пытается не думать о самом худшем, но эти мысли как-то сами собой просачиваются, потому что иначе… Сх*ли водолазы заныряли?!), или не найдут вовсе. Сколько времени человек может жить надеждой? Всю жизнь ждать, что вот-вот найдут? И вот этот вариант кажется не просто трудным, а нереально тяжёлым. Неизвестность… Какой Гоблин тебя вслед за собой забрал, а, Миш?!

Мысли вихрятся в башке, не давая логично подумать, что ещё можно сделать, как помочь, бл*! А если его похитили? Ну тогда, наверное, уже б позвонили, выкуп попросили… Нет, бл*дь, явно сам ушёл и приключений на задницу нашёл! А может, барыгам своим задолжал и те его прессуют сейчас? А раздели, чтоб страшнее было? Может, и вовсе уже убили?! Андрей сглатывает вязкую слюну… Может, зря о цыганке не рассказал, вдруг это у их табара Горшок и отоварился, им же и задолжал, а Князю так на выкуп намекали? Нет, кажется, он реально с ума сходить начинал со всем этим. Одна мысль хуже другой. И конца и края им нет.

К счастью, в этот раз водила неразговорчивый, не вносит лишнюю сумятицу в сознание. А может быть, и плохо это: так, глядишь, перестал бы перебирать в уме самые печальные варианты того, что произошло в том проклятом доме и куда укатился его Горшочек!

В любом случае отвлечься не получается ни на дорогу, ни на созерцание ленты в телефоне, домой он прибывает раздраконенный, чем немало пугает Агату. Нет, в общих чертах она, конечно, понимает, что происходит какая-то херь, звонил же ей из Озерков, пока полицию ждали, но… Вот только слышать одно, а глядеть воочию на бледную и вытянувшуюся физиономию мужа — в зеркале в прихожке краем глаза оценил свой видок — совсем другое. Нигровская и сама стремительно бледнеет. Никто из них не знает, что говорить — в обстановке тотальной неизвестности любые слова кажутся бессмысленными и бесполезными. Поэтому так и тянется эта тягучая нить молчания, сковывая и лишая воли и сил.

Князев несколько машинально играет с Алиской — ну, хоть папку увидит перед сном, целый день же почти пробыл у Горшка… Угу, у Горшка, а его самого и след простыл… Блин, зачем водолазы, собак надо было просить, собак! Так что играет с дочкой — да, носится сайгаком в догонялки, прятки (а вот в это играть больно, думая, что Миха, с*ка, чемпион!), башни вот строит, чай с куклами и зверятами пьёт, причём один раз реально прихлебывая какой-то жижи… Это помогает, кстати, от чёрных мыслей.

Но когда Нигровская уносит умаявшуюся с ним и тряпочкой почти висящую дочь спать (необычно поздно — да), становится совсем уж невыносимо. Пусто и одиноко. Андрей понимает, что не заснёт, новостей нет (и это ни хорошо, ни плохо, бл*дь!), и надо чем угодно занять паникующий мозг, поэтому хватается за свою излюбленную палочку-выручалочку: творчество.

Руки сами лезут в рюкзак (что всегда с собой таскает, вот даже в Озерки порожняком стаскал) за заветным пенальчиком — бегемотики на страже художества и сами по себе уже какая-никакая защита. Привычное что-то, успокоение дарующее и на нужный лад настраивающее. Весёлые и милые — бросились в глаза, когда летом 2011 г. из группы сваливал, в канцелярке, куда стресс закупать пришёл, вот и взял. Решил, что коли нет под боком старой кодлы — ржать никто не будет… Над тем, что Андрюша в детство впал, сейчас вот достанет карандашики и каляку-маляку разведёт. Нет, его группа — его правила. Потому очаровательным бегемотикам у сурового совсем не панка — быть.

Но, очевидно, судьба-проказница ещё не устала подстраивать каверзы, потому что вместо бегемотиков рука, вслепую шарящая в недрах большого отделения, неожиданно, бл*дь, натыкается на что-то мягкое, тёплое, немного волосатое (ох*еть!) и явно живое. Потому что не будет неодушевленный предмет делать неслабый кусь ощупывающей его длани. А это, с*ка — сделало.

«Крыса!» — почему-то вдруг панически мелькнула в голове шальная мысль, прямо перед тем, как Князь совершил ещё один, совершенно необдуманный поступок! А именно, бл*дь, бесстрашно заглянул внутрь, при возможности нахождения там этого опасного грызуна (В Озерках, что ли, запрыгнул Пассажир?!), чуть ли башкой не залезая в рюкзак. Чай, не Щелкунчик, блин! Королей крысиных не боится, только вот увиденное заставило его передумать. И брякнуться со стула на спину, неловко завалившись.

Приплыли! Кажется, Князев сегодня неслабо так перегрелся, пока с Олей рыскали по улочкам да кустам — с непокрытыми бошками. Или, что вероятнее, это такая реакция на стресс — переволновался. Всюду вижу его, блин, куда не загляну… Даже в собственной сумке! Во всяком случае, прибежавшей на шум — как ни старался, не смог сдержать прорвавшийся матюг, да и грохот от заваливания немаленького мужика слышен был — Агате именно так и объясняет.

За исключением этого своего панически мелькнувшего «всюду Мишка!» В коряге, что на границе с лесополосой высилась. В озере болтается (по факту какой-то шутник выкинул «резиновую Зину», а у них с Шаботовой — душа в пятки!), в прожих виделся, а теперь ещё и в рюкзаке поселился — верхом на его пенальчике с бегемотиками, облюбовал, блин, лежбище — тоже тюлень, етит!

— Запнулся о рюкзак, ногу… подвернул. Плюхнулся, — потирая отбитую напрочь жопу (наименьшая из его проблем!), полушепотом (отчего-то очень страшно, что Горшеглюк услышит и тоже подаст голос!) оправдывается. Ну, а как иначе? Рассказать ей, что именно заприметил в собственном рюкзачке? Ага, сам-то не уверен, что это не глюк. А если глюк — только консультации психиатра не хватает для полного счастья! Тогда можно и вовсе из больничек не вылазить. От хирурга прямой дорогой в Кащенко какое… Не, спасибо!

— Шёл бы ты спать, — хмурится жена, помогая ему встать. Вообще, он и сам мог, только вот ноги какими-то ватными ощущались. Может, в самом деле стресс? Не каждый день находишь в сумках… такое! — Может быть, завтра утром что-то да прояснится, появятся новости… — она запинается, понимая, что новости могут быть и совсем безрадостными. Например, от водолазов.

— Агат, — мнётся Андрей, отчаянно пряча прокусанный палец, он не хочет объяснять той, что пропорол тот степлером или ещё чем — крохотные дырочки на нём вполне реальны — и это заботит едва ли не больше, чем то, что водолазы вполне могут и найти! — Я не усну сейчас… — угу, пока не узнает, что это — мыша или Миша!

Вот уж точно — не уснёт. И не только потому, что Миха пропал, возможно, уже погиб, а ещё и потому, что видел в рюкзаке… Даже если это глюк — всё равно х*ета какая-то. Совсем подсознание распоясалось — карманного мини-Горшика подсовывает. Ну, не получается у него такая картина мира. Что за на фиг?

— Я пойду к себе, попробую чуток позалипать, может, за работой успокоюсь, сон нарисую себе, — ведёт неопределённо плечами, — а ты ложись, не жди, — продолжает так же осторожно отговариваться, чувствуя, как бешено колотится сердце. Хотелось прямо сейчас снова засунуть голову в сумку, но вместе с этим и дико страшно было.

Нигровская явно имеет какие-то свои соображения, однако не противится. Ничего не говорит, вздыхает тяжело да и, легонько чмокнув в лоб, пригладив растрепавшиеся волосы, уходит в спальню.

Андрей же подбирает себя с пуфика, куда его Агата перетащила (в коридоре сцена приключилась, где и киданул сумку! Теперь при мысли, что так и лежала на полу, что на неё наступить могли и вообще — реально, ведь кинул, как пришёл, внутри всё сжималось!), и несмело берётся за рюкзак — заглянуть туда второй раз — вот теперь уже реально страшно. Я не трус, но я боюсь — это сейчас про него.

Так что в кабинет он несёт его как бомбу — на вытянутых руках, чрезвычайно осторожно, стараясь не трясти и вообще… Так, словно там реально уменьшившийся Мишка обретался. И только там, закрыв дверь на замок (творчество порой приходится охранять от поползновений Лиски!), решается осторожно заглянуть внутрь.

Если это и глюк — то устойчивый. Потому что никуда не исчез, не испарился, как мираж в легкой дымке между явью и сном… Оттого-то и созерцает сейчас осоловело пиликающий глазками Князь в собственном рюкзаке возлежащего на том же самом пенальчике с бегемотиками (зубами, что ли, вцепился?!) совершенно голого… Мишку Горшка, росточком не больше пальца. Факового, бл*дь, как раз того, что то ли жизнь им обоим показала, то ли головушка поехавшая конкретно ему, издевательски хохоча и приговаривая: «Дурка теперь не только в номере!» Приплыли.

В голове же всплывает злосчастное предсказание цыганки — «… заберёшь его с собой». Вот это-то она имела в виду? Заберёшь с собой безбилетника, блин… Мило. Точнее, нет! Не мило! Пздц! А если б он его пришиб ненароком, придавил, а?! Предупреждать, с*ка. надо, чтоб как зеницу ока с собой забирал, а не как вещь какую… Вещь, блин, как он вообще у него внутри оказался? Сам тайком залез, когда рюкзак на диван кинул?!

Бл*дь, да о чём Андрей думает-то?! Так же не бывает — люди не уменьшаются раз так в… 10? 20?! Во сколько на хер? Отчего-то вспомнились машинки-модельки, там писали масштаб — 1 к 50, 1 к 20… Так и тут надписи на коробке этого Горше-пупса (реально, у Дианки такие же мелкие-мелкие куколки имелись!) не хватало…

А, не важно, блин! Не бывает так, нет в этом мире места фантастике (а чуду? Робко проклюнулось что-то в голове… Ты же, Князев, столько просил-молил почти… Всюду, где, как им говорили, места силы есть, желание оставлял, в небеса направлял… Чтоб один конкретный субъект завязал с наркотой при жизни! Ну так вот, радуйся — такой карманный Горшок при всём желании не обколется… Он, вообще-то, теперь малозаметен и легко поддаётся контролю. Внутри что-то заледенело, голову прострелила нехорошая мысль — кукловод! Нет, не этого он желал, совсем нет! Но к кому бежать и предъявлять возврат на не так сработавшее желание, а, бл*дь?!) — они, между прочим, поэтому её сами и создают в песнях. Создавали. Совсем понуро подумал. Миху отнесло куда-то в сторону маньячеств, вершения мести и того подобного…

От осознания масштаба обрушившейся на них задницы Андрей подавляет совершенно дикое желание вцепиться руками в волосы и забегать по комнате, желательно перед этим хорошенько побившись головой. Может, поставит свихнувшиеся мозги на место. Окажется, что это чья-то шутка несмешная… Подкинуть ему куколку, похожую на Мишку… Ага, зубастую!

Однако провести мозговправительные процедуры ему не дает не собственная выдержка (та, увы, изменила), а пугающее нездоровый вид Горшочка. Тот лежит всё это время, пока у него паника внутри круги нарезает, так и не шевелясь. А если… Теперь уже реально к горлу леденящий ужас подступает, колючей проволокой обхватывает. Если ему там плохо стало? Ну там — всё-таки пришиб его Андрей случайно, а потом ещё и, за пенальчиком ныряя, надавил — он же кроха теперь совсем… Где он щас найдет хирурга для такого мышонка?! Да и как объяснит… Бл*дь!

Глюк или не глюк, но не помочь Михе Андрей не может. Надо его вытащить на воздух, может, просто угорел там внутри. Привести в чувство, а потом уже выяснить, игры ли это больного разума, или реально что-то такое в мире есть. Колдовское, как Княже всегда и надеялся и верил… Правда, мальчик-с-пальчик его пугает своей маленьковостью и тем, как убедить Мишку не паниковать. Он и сам-то себя в лапках почти не держал… А что будет с Горшком, когда очнётся? Вдруг сердце не выдержит такого потрясения? Бл*дь, и чё тогда делать? Хоронить в коробке из-под печенья или бумажный кораблик поджечь да в Неву спустить? С*ка — нет, определенно, его и мысли-то такие пугали. Нет, пусть хоть минипут, хоть Гулливер какой — главное, живой — это сейчас основное!

Князь уже тянет грабли свои, чтоб это миниатюрное тельце подхватить да вытащить из недр сумки (повезло Мишке, что он в нём потные футболки не таскает — повезло!). Да в последнюю минуту замирает — а вдруг сейчас схватит его да чёт там точно сломает? Раздавит, бл*ть! Андрей сглатывает. Выражение раздавить человека внезапно приобрело совсем иной смыл — прямой, блин!

Старательно загоняя страхи внутрь — ибо вид Мишки не нравится ему ещё больше — аккуратно, стараясь дышать в сторону (жаль, совсем задержать дыхание от волнения не получается — Князь сейчас сопит, как паровоз какой, а Михе это, наверное, отдаётся, как шквалистый ветер), достает это наваждение чудесное вместе с пеналом (берётся за пенал — Горшка трогать отчего-то страшно) и осторожно ставит на стол.

Так, ладно, приехали на воздух из затхлой мрачной сумки, ну а дальше-то что?

Андрей физически чувствует, как глаз начинает сильно-сильно дергаться. Как помочь-то?! Сбегать за водой, покапать? Так тоже страшно — пришибить… Из пипетки только если…

Так, спокойно, Андрей, человеку плохо, значит, действуем, как в армии учили, с поправкой на размер. Икс-икс-столько-и-не-снится-эс! Мишка по-прежнему лежит безжизненной куколкой, следовательно, надо проверить пульс и дыхание. Князь судорожно выдыхает, он чувствует, что есть план — не так уже стрёмно.

Правда, тут же собственный пульс снова подскакивает: а как эти манипуляции проделать-то? Ладно, с дыханием полегче, подставляет к лицу (реально, размером — меньше крышечки от пива!) так вовремя обнаруженное в кабинете зеркальце — должно быть, Дианка забыла — она в последнее время увлеклась всем вот этим, погоней за красотой, даром что восемь лет. Дама растёт, принцесса! Так, ладно…

Сильно прищурившись, да лупу приставив, сумел, вроде бы, увидеть, что стекло мутнеет слегка в одном месте. Ну или ему хочется в это верить. Поэтому, чтоб уж наверняка проверить, обслюнявливает собственный палец и подносит к голове Горшка. Носик у того сейчас меньше, чем спичечная головка… Но по идее на влажной коже должно хорошо ощущаться любое дуновение. Они так в деревне ветер в жару ловили. Только вот сейчас они не в Голубково, а Миху любым порывом на хрен зашибёт. Или унесёт. М-да, тут явно нужен либо палец поменьше и почувствительнее, либо выдох посильнее. Андрей не может понять, что холодит — естественные потоки воздуха в комнате, или дыхание кукольного Михи.

С пульсом и вовсе шняга полная — его руки слишком большие, ну как, как тут почувствуешь. Скорее сделаешь всё только хуже — отдавишь шею, например…

Голова у Андрея начинает сильно болеть и от невероятности происходящего, и от напряженного поиска ответа на извечный русский вопрос «что делать?».

Набравшись смелости, он пробует кончиком мизинчика потормошить Миху за бочок — бесполезно. Ну, он хотя бы тёплый и мягкий, можно засчитать это за признаки жизни, ведь так же? «Или просто он еще не успел остыть и затвердеть!» — ехидно шепчет подсознание. Да твою ж мать! Страшно-то как, бл*дь… Найти Горшочка, чтоб так бездарно потерять, раздавить доверенное ему судьбой чудушко? Нет…

И Андрей, страшно скрипя зубами, пробует сперва рукой, потом найденным клочком бумажки, подобно вееру обмахивать Мишку, не слишком сильно (так-то он бы и подуть мог, но тут соль-то в осторожности огромной!) — а то ведь реально сдует, поминай, как звали. Ну или несколько костей себе точно переломает, упав куда-нибудь. А лечить крошечные переломы… Караул! Отчего-то представил Князь, как спички пластырем приматывает вместо гипса — бл*дь, это ж пздц! А костыли потом из чего делать, а? Из палочек китайских мастерить?

И вот на этом-то этапе импровизированного ветра Андрей наконец-то получает явственные признаки жизни: Мишка чуть шевелится, жалом ведёт, рот открывает, дыша, кажется, всем телом жадно-жадно, а перед этим вздрагивает как-то, башка чуть положение меняет. Живой!

Окрыленный первыми успехами, Андрей пробует подсунуть к голове ментоловую жвачку, перед этим разжевав ту, чтоб лучше несло. Для человека его размеров аромат едва ощутим, но для Мишки в его нынешних габаритах… В общем, резко пахнет и может сработать как нашатырь, или типа того. За звездочкой срываться не решается — а ну как у Михи легкие сгорят, на хер…

Да и срабатывает же! Мишка уже башкой крутит, стремясь, видимо, уйти от назойливо заползающего в нос запаха, да и глаза свои распахивает, фокусируется на нависшем над столом Андрее… И тут же отшатывается, заорав, от резкого движения падая с пенала на стол.

Князев, вообще-то, тоже шарахается, но хотя б не орёт — перебудить своих боится. Мишкин-то голосочек сейчас никого не перебудит при всём желании, сам Андрей с трудом улавливает в этом мышином писке слова. Ну, может, и зря, что понимает, потому что приличных слов там нет. И это снова возвращает к вопросу, что делать, как успокоить этого Мишу-мыша, если ему и успокоительного-то не накапаешь, и не сожмёшь в объятиях даже.

А успокоить надо — трясётся же весь, блин, точно последний осенний лист на ветке. Ну вот, сейчас хряснется для полноты картины пздца вящего ещё со стола и всё, можно уж точно готовить гробик — с такой-то высоты при таком росточке. Представить даже страшно, какой пропастью ему пол со стола видится — поди, башку кружит похлеще, чем с многоэтажки! Вспомни, для кого Скалу писал…

Сам он не успокоится. Поэтому надо тебе, Князев, да возьми ты себя в руки! Ты взрослый ответственный человек, да и не впервой тебе Миху увещевать, всякое бывало. Андрей же чувствует, как невольно рождается в груди истерический смех и самого паничка колотить легонько так начинает — не такого Мишу, бл*ть, успокаивал! И ещё немного — самого начнёт трясти!

Князев не понимает, каким чудом сумел-таки себя перебороть и ухватить червяком извивающегося (и не прекращающего реветь благим матом!) Мишку двумя пальцами. Тот, к слову, и в тисках из двух сосисок трепыхаться и орать не перестал, потому ничего лучше, как осторожно засунуть его в карман толстовки (да-да, летом в собственной квартире замёрз, ага) и молнию застегнуть (чтоб не убёг и не расшибся о пол) — не придумал.

Отлично, Андрей, браво прям — разбиться не разобьётся, но теперь ко всем страхам прибавился ещё и страх, что Горшок там удушится, на фиг! Или Князь его случайно придавит… Если Мишка, конечно, не глюк. Это уже какая-то странная ирония получится — придушить собственный глюк! Что, подсознание теперь таким образом со страхами борется, а? Оригинально, ничего не скажешь.

Князь судорожно заметался по комнате, ища выход из патовой ситуации… При этом очень надеясь, что Агата от всех этих телодвижений не проснётся, не придёт в кабинет с вопросом: а что тут её сбрендивший муж вытворяет. Дверь, конечно, закрыта, но… От этого вопросов станет ещё больше — на замок изнутри он нечасто запирался. Обычно от Алисы, уходя, использовал. Много предметов мелких — для козявочки его любименькой опасных… Хотя теперь какая она козявка, ага. Вон по сравнению с Михой — великан!

Мысли, виляя, возвращаются к валерьянке — собственно, отчаянно брыкающийся и пытающий прогрызть ткань карман этому способствует. Мелькает снова идея с пипеткой — перед глазами предстает чудная картина, как он трясущимися руками отмеряет несколько капель (А какая безопасная дозировка у панка-с-пальчик? Кто-нибудь знает, а?!), с водичкой разводит и пытается влить бьющемуся в истерике другу.

Да уж, возможность покалечить такого кроху возрастает в разы! Как минимум все зубы заново повыбивать (а где он ему нано-стоматолога найдёт, а?) или челюсть сломать, хорошо, если не все лицевые кости проломить пипеткой. Та Михе как весло, блин, наверное. Или труба, во, последнее вернее. Ну или попробовать напоить из напёрстка какого — можно же тот при желании скотчем обмотать, дыры залатав, крышечку какую приспособить — так ведь глотать сам тоже не станет. Вот и как? Из шприца напоить? Так, можно напором воды зашибить — ну и, недобровольное питьё, знаете ли ведёт к утоплению или там удушью какому… Руки невольно опускаются, ситуация аховая, выхода не предвидится, дружно идём ко дну.

Видимо, от отчаяния полнейшего мозг-таки генерирует безумную идею, граничащую с гениальностью или дуростью форменной (что в принципе недалеко ушло — одно от другого) — сбегав до кухни, захватив блюдечко, на цыпочках проскакал в ванную, заперся уже там (не дай бог зайдёт Агата!), наполнил водой, да и, щедро плеснув туда прихваченной со шкафчика валерьянки (без пипетки даже!), плюхнул туда как можно аккуратнее Горшка.

Предварительно — не без потерь! — вытащенного из кармана. Ёлки-палки, вот ведь зубастая акула! Если раньше хотелось дружочку скомандовать: Горшочек, не вари! То теперь иная риторика просилась — Горшочек, не куси! Зубки хоть и крошечные совсем, но, блин, острые, точно бритвы. Кусающийся Мишка-медведь — как он вообще до этого додумался? Что за БДСМ приемчики-то в действие? Андрей, вообще-то, помочь ему пытается, а этот кусает помогающую ему длань.

Ну не гад ли, а? Хотя… Тому, наверняка, чертовски страшно. Может, и не соображает ни бельмеса от паники.

Да, идея-то гениальная, да только применять её на Михе Горшенёве — себе дороже. Тот ведь так и завалился, лицом в воду, ну вот, заодно и глотнул наверняка, м-да. Только бы не передознулся, блин. Лечить отравление у минипута Князь не умеет. С него, вообще-то, доктор неважнецкий. В тот же миг от увиденной картины Андрея заколотило снова — а ведь только-только руки дрожать перестали. А вдруг сейчас его бешеный захлебнётся?! Выглядит как заправский утопленник! Ещё и не шевелится. Только булькает. Вон пузыри идут по блюдечку… К слову, довольно глубокому для этого кадра.

— Мих, топиться перестань, давай успокоимся и поговорим, — Князь пожалел, что сам валерьянки не глотнул, но времени нет… Сейчас он осторожно, но неуклонно переворачивая на спину этого Мыша, всё это скороговоркой тихонько проговорил. Нужно было контакт получить. Очень. И желательно не спалиться перед Агатой.

Мишка, впрочем, брыкаться в блюдце перестал, да и вопить тоже. То ли вода так подействовала — Князев внезапно сообразил, что холодной налил, по привычке, как для питья (хорошо, не кипяточка, а то сварил бы, как рака какого!) — то ли валерьянка, заглоченная в своеобразном нырке, и без того остро распространяющая свой аромат по ванной. Да и через кожу голую она ж должна как-то впитываться, наверное?

Андрей не знал — он как-то для приёма ванн с этим самым раствором не доходил… Ему обычной хватало обычно, но Мишка-то не он. Тут пришла запоздалая дельная мысль, что все эти бросания-кидания, пусть и осторожные, из жара сумки, а потом и толстовки, что сумку кенгуру напоминала, в студёную воду, могли только напугать. Блин! Но не вытаскивать же его оттуда — снова тормошения постоянные и собственная беспомощность полная — это кого угодно напугает.

Ладно, теперь вот, кажется, лежит себе спокойно на спине, ручки-ножки раскинув звёздочкой, на воде держится — ну и то хлеб. Дышит вот только истерично всё ещё, тут даже в таком размерчике заметно, как сильно и резко вздымается грудная клетка, аж колышется всё вокруг. Но долго в прохладной воде тоже оставлять нельзя — опять же, много ли надо, чтоб простыть такому крохе? Да и вообще, может, в таком состоянии организм по-другому работает… У Мишки же и раньше с терморегуляцией беда была, блин.

Подождав на всякий случай ещё минуты две, Андрей (чувствуя, что его всё же немного самого вёдёт — да) несмело протянул руку и почти коснулся этого то ли Мишки, а то ли видения своего. Но, вспомнив мысли свои о страхе беспомощности и бесцеремонном обращении кукловода какого, в последнее мгновение передумал.

— Мишк, если успокоился, может, вытрем тебя и поговорим? — с надеждой спросил, голос снизив до шёпота (правильно, так и семья не проснётся, не спросит, с кем папка и муж болтает тут в ванной в ночи глубокой, да и Горшенёва не оглушит). Да, если проговорить, может, ситуация станет не такой абсурдной. Право же, да? Куклы ведь не разговаривают и на вопросы не отвечают.

— Ты нормальный? — неожиданно ответил тот, руками себя обхватывая как-то слишком уж уязвимо и задето. — Тебя вообще ничего не смущает, ё-моё? — а вот и истеричные нотки прорезались.

— Я пытаюсь мыслить рационально, — Князь и сам старался поверить в то, что говорил. Угу. Да и, в самом деле, ему вода всегда помогает и успокоиться, и творить… Мишке — не факт, но… Он же сейчас с ним общается? Общается! Значит, и его в чувство привёл! — И логично…

— Что ты, бл*ть, логичного здесь увидел? — взъярился, пискнув, как не булькнув, крохотный друже, плеснув по воде ручкой с такой силой, что несколько капелек попали Андрею на лицо (приходилось наклоняться над раковиной, куда он поставил блюдце, чтобы тонкий голосок спокойно расслышать). — Утопить меня решил? Или, может, сейчас разведёшь тут какую питательную смесь, предварительно придушив, да и сожрёшь? Что ложку не приготовил, а, конюх?

— Чушь не неси! — почти крикнул всё тем же шепотом Князев, чувствуя, как шевелятся на затылке волосы. — Тоже выстроить жертву из себя решил! — в мозг остро ввинтилось неосторожно брошенное: «Андрей ушёл — мясо осталось!» Тут, очевидно, Миха себя за мясо посчитал, а его за зверя какого. Ну гад! Мелкий, теперь уж воистину. — Душить и топить — в этом ты мастак, не я!

Сказал — и страшно захотелось головой об стену побиться (останавливало только то, что в ванной кафель — череп раскроить на раз-два!). Или язык откусить (ага, и потом точно безголосым остаться — один уменьшился до пальчика, второй онемел — ох*ительный финал судьбы! Жизнь — лучший драматург, что ни говори).

И так у них положение не то фантастика, не то триллер какой дурной, а он тут ещё и обидки решил припомнить вкрай перепуганному и непонимающему, что происходит, человеку. Так, позвольте, совсем-то из него сатану не лепите — сам Андрей-то тоже в раздрае, может, и не меньшем! Но пытается же как-то другу помочь, выплыть из ситуации. При этом словесно подтапливая — не со зла, конечно, но и смолчать не сумел ведь! М-да… Теперь надо ещё смотреть, чтоб малахольный этот демонстративно не утопился на его глазах. Благо выудить его отсюда проще, чем из озера какого, да.

Горшочек, впрочем, попыток занырнуть и не вынырнуть не делал, да и молчал подозрительно. Только глазками-бусинками пиликал обиженно. Слова, что ли, закончились? Или выполнил Князевские мысли и откусил себе на хрен язык?!

— Миш, послушай, — попробовал ещё раз Андрей, мысленно досчитав до 10, или чё там за хрень психологи советуют, — давай всё же попробуем высушить тебя, пока до соплей не дошло, и потом понять, какого х*ра тут произошло. Ты вон уже дрожишь весь, — извиняющимся тоном прибавил, зябко плечами мазнув.

И правда — дрожит. Непонятно только теперь — от холода или нервов. Но и то и другое — плохо. Может, и от всего разом. И это он виноват. Воду не догадался пальцем потрогать. Блин.

— Мне точно это не снится? — вместо огрызаний вдруг отмер и как-то поникше выдавил этот фрукт, лапками горестно по воде загребая. Ну ладно, хоть бортик не кусал… А то сталось бы с этого Грызлика.

— Не знаю, — выдавил Князь, ну а что тут скажешь? Вы знаете? Нет? Вот и Андрей не знал. Поэтому сказал то, что чувствует. И не соврал — не знал и не понимал ни хрена. Едва боролся с желанием вылакать пузырёк успокоительного. Может, валерьяны, может, пива. То должно где-то быть.

— Ущипни меня! — неожиданно потребовал его бешеный, пуча глазки и подплывая к бортику, свешиваясь с него.

— Чего? — вылупился Князев, проголосив севшим голосом. — Издеваешься?! Ты себя видел?!

Живое воображение — большое ему спасибо, бл*дь — тут же подсунуло картинку, как от его щипка опрометчивого на пол-Михи разливается ужасающий сине-чёрный синяк. В лучшем случае. В худшем тот с писком игрушки-жмякалки испускал дух.

— Ну а как ещё проверить? — невозмутимо продолжил Мишка, нетерпеливо ножкой по воде суча. — Есть идеи, ё-моё?!

— Чтоб ты там в своей голове бедовой не надумал, — резче, чем хотелось, выдал Князев, вцепляясь до побеления руками в края раковины, отчего вода в блюдце задрожала. — Причинять тебе боль никогда не собирался и не собираюсь!

Затем, с зубовным скрежетом вспомнив, что у Горшка (к слову, совсем скуксившегося, аж губу оттопырившего — кажется, Андрей научился приглядываться без особого усилия!) всегда физические ощущения преобладали над визуальными, смягчился:

— Ну, вот так могу.

И с этими словами бережно, кончиком мизинчика погладил по седой головушке. Раз, другой провёл. Хоть и мокрый весь, но жар, идущий от него заставил сцепить зубы… Блин, только б обошлось, а? Как такого мелконького лечить-то? Мишка тем временем, кажется, замер, даже глаза прикрыл и прислушивался к себе.

— Ну, походу, не сплю, — выдавил он спустя несколько поглаживаний, поднимая на него темнеющий взгляд. — Ладно, давай сюда своё полотенце. Водные процедуры окончены, ё-моё.

— Айн момент, сударь, — Князь немного выдохнул (какой-никакой диалог наклёвывался — уже прогресс! Ну или регресс, если это всё-таки шиза!) и, поспешно отыскав чистую тряпочку (хорошо, что на глаза вовремя попалась новая, не распакованная пачка махровых салфеток для уборки — чем не полотенечко-то? Причём кинг-сайз размера для Горшка теперь-то!), помог Михе выбраться (не стал как вещь вытаскивать, просто подставил палец — тот по нему вскарабкался, а потом Андрей его на полочку ванную пересадил, не спуская глаз — готовый в случае чего ловить) и сразу же завернул его в это своеобразное полотенце. Ну, хорошо хоть не пришлось вытирать — в конце концов и сам с руками (пусть и спичками!) Мишка.

— А что, нормального полотенца жалко, да? — не мог, видимо, промолчать последний, отчаянно борясь с салфеткой, больше напоминающей одеяло. Или штору. Всегда, когда нервничал, начинал п*здеть. что ни попадя. Чё вижу — о том и п*зжу, ага. А видел Миха махровый пылесборник. Но чистый же! И новый… Эх, видно, не совсем ванна с валерьяночкой успокоила. Да и могла ли? Такое даже представить-то сложно, весь этот пздц, в котором очутились.

— Ты в нём заблудишься, — Андрей едва сдержался от варианта закатить глаза. Честно слово, может, Горшок и стал значительно меньше в росте, однако на самомнение это ничуть не повлияло. И на язвительность — ну, понимать же должен, что полотенцем его сейчас можно прихлопнуть случайно… Как муху. Или не должен?

Хрен теперь поймёшь, эх… Без нагибаний близко-близко. Раньше-то по мимике, выражению лица, по глазам в конце концов было понятно. А теперь… Хоть и легче фокусироваться стало, но всё равно — часть информации мимо проносилась. Не под лупой ему ж лицо Горшочка своего во всех деталях разглядывать! Зубы, например, вообще не видать — только пальцы, искусанные в кровь и ноющие, напоминают. Ресницы тоже — не различишь. Только глазки-бусинки темнеющие. Размер-то имеет значение, как выясняется.

Дождавшись, пока Миха вытрется, хотел было уже начать излагать свои соображения, которых, впрочем, почти и не было — в голове какой-то кисель вязкий и невкусный (остывший потому что!) из мыслей был… Как вдруг обратил внимание, что дружочек-то его дрожать продолжает, пусть и в мокрую уже салфетку завернулся на манер шейха.

Ну, ещё бы, хоть и лето, но ночь и голышом… Князев растеряно огляделся — одежда для десятисантиметрового (ну или около того, не пугать же Миху линейкой — та сейчас для него как столб фонарный!) панка — к такому его жизнь не готовила точно.

В голове начали зарождаться варианты, один бредовее другого: обмотать бинтом (ватой ещё скажите, чтоб не разбился при падении, ага!), например, на манер мумии какой (ага, и на рот пластырь, чтоб побольше слушал!), или там — в салфетку и степлером скрепить… Да ну, блин, совсем изуверство какое-то — ещё чего доброго поцарапает скрепкой… да и не в Древнем Риме, чай, а в Купчино обретаются, чтоб в тоге-то разгуливать. Пусть и видит его только Андрей. Ну пока… Кстати, тоже признак шизы… Ох — ладно, бл*дь! Как таким поделишься-то, а?!

Однако кое-какой вариант всё ж был. Наверное. Надо было попробовать. Не расхаживать ж ему в салфетке — на моль гигантскую похож, а то! Мотыль, блин… Чернобыльский.

— Мишка, пошли в комнату, — протянул к нему открытую ладонь, очень надеясь, что тот сейчас в неё не вцепится зубками со всей дури и боли, которую наверняка испытывал от происходящего ужаса. — Не стоит рисковать, чтоб тебя кто заметил, — всё-таки ванная, блин, вдруг Агатка проснётся да поскребётся… Нет, чем скорее в кабинет обратно завернут тем лучше. Но тащить силой в кенгурятнике… Так недолго и маньяком себя ощутить.

Горшенёв передёрнул плечами, но на подставленную руку всё же залез без писку и зубок. Правда, с салфеткой-полотенцем не расцепился, будто бы то спасительный его круг было. Поэтому карабкался долго и натужно.

Еле дождавшись, Андрей, воровато оглядываясь по сторонам, на цыпочках, но резвой рысцой добежал до комнатки своей, где, ссадив свой ценный груз на прежнее — рядом с пеналом — место и молясь, чтоб тот не прыгнул куда Горшебелкой-летягой, пока он там копается в другой части дома, почесал проверять свой вариант:

— Мих, подожди немного, лады?

В спальню к своим девчонкам он заползал тихо-тихо, но всё равно с опаской — разбудит, получит кучу ненужных вопросов… Или ещё чего, что ему сейчас напрочь не втесалось.

Вопреки опасениям, искомое, пусть и в темнотище, нашёл почти сразу — куколку махонькую. Дианкина ж, она сейчас вообще вот такими крохотулечками весьма удачно увлекалась. Одну из таких и позабыла у бати дома. Агата её на полку убрала, подальше от Лиски: та и голову отжевать могла — и сама подавиться, да, размером игрушка и впрямь была небольшая, как раз под Мишкины, съежившиеся до мышиных габариты.

Схватив кукленцию, на цыпочках же прокрался назад.

— Вот! — сияя, словно новенький… горшок, выдал, ставя перед Михой свою добычу. Бог весть, как дамочку пластмассовую звали, но одежонкой ей сейчас придётся поделиться — прям как байкеру со второго Терминатора, ага.

Надо сказать, дружочек его отличался умом и сообразительностью, вон как аж чуть не подпрыгнул на месте… По счастью, на том, котором его и оставили — не стал ни прыгать, ни примеряться к прыжку — и хорошо, а то страшно было. Очень.

— Это чё? — вытаращился он на игрушку. — Андро, бл*ть, я эту по*бень бабскую не одену!

Андрей с недоумением посмотрел на куклу — да что такого, блин? Белое худи, да комбезик на лямках фиолетовый! Не розовое же, перьев, страз тоже нет… Чего сучится, спрашивается?! Лучше, конечно, нагим разгуливать, достоинством, от холода свернувшимся, тряся. Да и реально, дубачно же, блин, это ж Питер, не Анапа какая. Вслух же другое сказал:

— Ок, ладно. Сейчас сбегаю, фиговый листочек тебе сорву и притащу, будешь причинное место прикрывать. Фикус сойдёт? Ах, прости, тот щас больше тебя самого… Ну значит, во двор, до куста какого сгоняю! Знаешь ли, Мих, твои… — он кашлянул, а ведь не соврал ни капли, — анатомические особенности хорошо видны даже в таком микроварианте. А мне не улыбается ещё хер знает сколько времени их лицезреть! Имей совесть, ты ж не нудист!

Да, это было брошено раздраженнее, чем надо, и вообще, сказано весьма ультимативно. Однако… У него тоже стресс! Но он хоть что-то пытается придумать. И не хочет, чтоб этот Миха-с-пальчик замерз на хрен. Или заболел из-за моды, блин. Он панк вообще, или кто? Почему не пох*й ему? Вот где он ему в микроварианте футболку с Рамонес или Пистолсами найдёт?! Тьфу! Вон и так старшую дочь обезжирил на одежку кукольную, а Горшок лишь капризничает и говнится.

Потому продолжил гнуть свою линию, тем более, что в голову и другая колючая мысль пришла:

— И не подставляй меня под домыслы и слухи! Ведь, если кто-то увидит меня в компании с куклой голого Горшка, не отмоюсь! И так-то порой черт-те что придумывают, хочешь бензина в огонь подлить, а, Мих?! — Князь слишком явственно вспомнил сейчас предостережение цыганки — не расцепляться, с ладошки не отпускать, и понял, что, видимо, отныне Мишка станет его постоянным спутником везде. Оно и правильно… Оставишь такого, поди ж… Раз и — лаптем болтанул — канул в этом, огромном для него мире. Невольно вспоминалось произведение Люка Бессона про пацана, что уменьшился до того, что букашка для него — боинг! Эх, нам б твой приборчик, Артур!

К счастью, Мишка то ли не обратил внимание, то ли не стал зацикливаться на этом паскудном моменте, потому что, свирепо пыхтя, одёжку, ловко снятую Князем с куклёшки, не без помощи самого Андрея и надел. Надо сказать — смотрелся премило. Только вот малость выпирало у него то, чего у куклы не было… Но ничего не поделаешь. Детишек от таких анатомических особенностей берегут — манекены бесполые, считай, ваяют. А Мишка… У него теперь ещё одна проблема — комбез-то не расстегнёшь. Куклы ведь и в сортир не ходят. Только и остаётся — целиком снимать, ага… М-да, но лучше ж листочка. Вслух, впрочем, Князь не озвучивает — боится, что Горшочек вспыхнет на хер.

И так факелом возмущения пылал, когда тот попробовал его обуть. Черевички Горшезолушке оказались впору! Только вот, едва примерив, Миха их скинул — да так резво, что те отлетели Андрею аккурат в лоб, благо крохотные совсем и не болюче вышло. Но обидно! Чё он себе позволяет-то? Сапогами разбрасывается, каков мерзавчик, а?! Ещё и сел на жопу, и проныл, несколько жалобно на Князева глядя:

— Да эти ботинки пластмассовые как стальные кандалы — не одену! — ну вот, сейчас он ему Любовь Негодяя припомнил, ага.

— Ладно, Мих, раз так хочешь, пока мерзни, волчий хвост, — покачал Князь головой, проглатывая пару матюгов. Вот будто Андрей владел сапожной мастерской для панков-с-пальчиков, ага! Придира какой! — Завтра пластырь наклею на ноги!

— Ага, ё-моё, чтоб потом его содрать вместе со мной! — Горшок аж подпрыгнул. — Ну уж нет! Давай портянки делай из бинтов… Хотя те натрут… Из салфеток этих своих махровых тогда!

— Ладно! — не стал спорить Князь, и тогда они оба неожиданно захлопнулись. Тишина установилась в комнате. Противная такая. Гнетущая… Не нравилась она Андрею.

— Миш, — неловко начал, когда его маленький (никогда не был, а тут нате!) друг, скрестив руки на груди, вновь плюхнулся на жопу и выразительно на него уставился, точно пытался взглядом... Если не подкоптить, то хотя бы провертеть. В самом деле, пора было к сути переходить. — Я ничего не понимаю… Как ты так… изменился?

Миха явственно фыркнул, босые ноги поджал близко-близко, ещё и для верности обхватив. Вот упрямый! Мёрзнут же! Князь скосил глаза, не нашёл ничего лучше платочка (использовался как промокашка для красок!), да и подоткнул его Горшочку под ноги — тот подумывал было выпутаться, но отчего-то передумал. Снова фыркнул, оставшись в этом ножном коконе. Это слышалось, даже не прислушиваясь. Да, Андрей и сам мигом понял, что вопрос не просто тупой, а крайне тупой. Не был тот похож на человека, который контролировал ситуацию. Скорее, на случайно опустившего мать из виду посреди людной площади малыша. Уж простите, какие ассоциации прорывались — то и удумывал, м-да.

— Ничего он не понимает! — меж тем выдал его явно недовольный друг. Брови, к слову, были заметны. И они поползли вверх. Как, впрочем, и у самого Князя. Ибо городил Мишаня полную чухню. — А ведь такой сообразительный! И рюкзачок-то не на пол скинул, а на диванчик мой аккуратно поставил, и кукла вон подходящего размера одежды имеется. Подготовился, блин! И спокоен подозрительно! Щас поймаешь меня в банку-тюрьму какую — и вообще доволен будешь! Карманный Горшок, тьфу! Может, это ты всё и придумал, а? Чё мордой водишь, ё-моё?! Правда глаза колет, а, Андрюх? Или мне тебя Кукловод называть? Решил таким образом всем завладеть? И миром, и правами, и аудиторией?! А меня теперь будешь при себе в неволе держать? Заставлять мелодии тебе насвистывать? Или просто приятно, что только для тебя сверкаю?

— Чего? — вытаращился Князев. Сказать, что он ох*ел, значит, не сказать ничего. Вот уж чего-чего, а предположить, что мысли Горшка в таком скотском направлении скакнут — не мог! Больно и очень обидно, бл*дь! Лучше бы Сосиской назвал! Потому и зашипел от негодования, давая от души прикурить кобре какой:

— И как же я это провернул, а, Мишк? Давай, обвиняешь — доказательства, будь любезен, предъяви! А, не можешь! Ну так, поясни хотя бы, что имеешь в виду, а, бедный и несчастный ты наш? Разве ж ты будешь под чью-либо дудку плясать, тем более меня — такого-рассякого, чернокнижника коварного, а? Да ты ж, скорее, язык себе откусишь! Или у меня силы колдовские откуда ни возьмись появились в сорокет? Ну или чё, Мих, а? Скрываться я умею так хорошо от людей и от тебя, вроде бы, вместе лет двадцать в одной упряжке... Неужто не заметил рога демонические мои, а? И копыта с хвостом? Или ты слёпой кротяра? Может, я какой гений-изобретатель, придумал уменьшитель людей и, конкретно, панков-анархистов?

— Да кто тебя знает, колдун-не-колдун! — бешеный его чуть ли не слюной брызгал. Хотя… Может, и брызгал, разве увидишь… Капельки такие нанометровые! Впрочем, в научный подход обычно его сторонник Горшок, видимо, сейчас тоже не верил... Очевидно, не в случае с Андреем, что тоже, так-то, обидно! — Ты ж всегда быть таким, как все, с детства не умел. Вот почему ты такой спокойный, а? Знать, не в новинку такие чудеса х*ярить! Что до упряжки... Я вот тоже думал, что тебя знаю — оказалось, них*я, — совсем убито заключил. — Тот, кого я знал, не ушёл бы, не бросил... — на грани слышимости заявил.

От совсем уж членовредительских действий Князя остановило только то, что лицо у Михи давно уже высохнуть должно было. А оно только сильнее блестит. Он чё там, плачет, да?! Это несколько отрезвило и заставило переключиться на более безопасные рельсы.

— Спокойный, блин?! О, прекрасно — да... А про шок не подумал? У всех ведь разная реакция! И если мы сейчас вдвоём истерить начнём, тебя в поликлинику для опытов сдадут, а меня, чего доброго, — в дурку на принудиловку! Уж прости, что думаю о далеко идущих последствиях хоть чуть-чуть! — Андрей чувствовал, как голова у самого уже пылает, вот-вот взорвётся и окатит, но пока сдерживался:

— Я, блин, каждый день из рюкзака друзей достаю! Сегодня тебя, вчера вон целого Вахтанга вытащил! А завтра, глядишь, Наскидашвили аль Каспер попадётся! Тебя вот меньше всех ожидал найти! Ты ж по габаритам всех нас меньше! Рассказывай, как проскочил в волшебную сумку для толстячков, а?!

Получилось двусмысленно. М-да, но лучше, чем срываться в разборки об упряжках, оленях и чужих ожиданиях... Что он будет верным пёсиком. Но, позвольте, тот совсем уж охренел, Князь тут помочь пытается, хоть как-то! А вместо минимальной благодарности или хотя бы не втыкания палок в колёса, его же теперь и обвиняют чёрт знает в чём! Кукловод, бл*дь! А Миха — кукла, шарнирная, ага... Жертва зубастая... К слову, самое неприятное никак вытравить не получалось... Права, блин, припомнил — уж чья бы корова-то!

Но, видимо, слова его то ли заставили Мишку более разумно на ситуацию эту, паскудную вне всяких сомнений, взглянуть, то ли остудили немного буйну голову (та и так высохла почти, на паре, очевидно, из глубины души идущем!), то ли больно задели… Хотя опять же — больно задел тот Князя, но и себя ведь высказываниями такими ранил... Понимать же должен, нет, дурак? Что ж, возможно, и всё сразу роль отыграло. Потому что следующие слова Горшочек совсем уж тихо произнёс, так, что пришлось наклоняться ещё ближе, рискуя получить презрительный плевок в глаз, чтоб расслышать:

— Князь, ну, ты это… — натужное сопение было неслышно, но он вопреки всему его различал. — В голову не бери… — Мишка снова завис, весь как-то сжавшись и одновременно одним комочком раскачиваясь, точно маятник... Вот уж, реально, меньше его даже размером. — Я сп*зданул, не подумав. Тоже ведь не каждый день мальчиком-с-пальчик, спасибо, не Дюймовочкой, становлюсь, да по чужим рюкзакам ныкаюсь, рискуя в лепёху превратиться.

Ну, это же почти извинения, из уст Горшка — так точно, хоть про упряжку тот тоже ничего не сказанул, но всё равно чудеса да и только! Андрею бы обрадоваться проснувшемуся гласу мудрости в этом махоньком существе, да фраза эта кольнула в и так уже знатно полыхающий солидным полешком обидой разум! Оттого и при всём желании не сумел горького возгласа сдержать:

— И когда же мой рюкзак для тебя чужим стал?

Тут Миша совсем уж от него отвернулся, опять укрытые ноги к себе подтянул кое-как, половчее руками обхватил, ещё сильнее в комочек сжавшись. Реально, блин, зайдешь так в комнату — примешь за отрыжку какую... Непереваренную у кота. Тоже вон шерсть седая торчит, тряпочки... Эх, Мишка, Мишка... Чего ж ты прячешься от меня?! Будто в самом деле чужим считаешь... Андрею внезапно стало ещё больнее, чем раньше было. Сам не заметил, что в глотке ком какой-то застрял, а глаза покраснели, да... Надо было держаться, блин, а то сейчас утопит тут эту шмакопаночку в слезах своих — тот же ему вовек не забудет!

Тот помолчал-помолчал, а потом взял и снова выдавил, глухо так (глуше даже, чем раньше было! Ну как умеет-то, а?! Андрею пришлось аж на пол и самому плюхнуться, да уже чуть ли не ухом к Михе-мыхе прижаться — надо ему, кстати, сказать, что голосок его сейчас отнюдь не рев медведя-шатуна, м-да, а скорее — писк мышиный!):

— Когда ушёл! — здрасьте, приехали... И опять тема эта ужасная, всё перекосившая между ними. Причина отчего на Окнах Князь ни слова не выдавил. Боялся. Вот этого самого. Упрёков взаимных и нового витка ругани. Но Горшка прижало, тот продолжал давить:

— С чужими бросил. И сам как чужой… На Окнах, ё-моё, подошёл — молодец, чё, показался, отметился, бл*! Но ведь так и поговорить нам не о чем, не ругаясь-то и отношения не выясняя, оказалось... Так и молчали, как два придурка — не друзья и не враги. Да просто чужие, ё-моё! — голосок дрогнул. Миха аж вскочил, одеяло скинув. Подошёл к самому уху его и туда уже проронил убито:

— Я ж надеялся. Звонки эти… Специально тебе адрес сказал, надеялся… Что тебе просто народ вокруг мешает нормально потрещать, понимаешь, да?! А, по фиг — очень сильно хотел тебя видеть, скотина ты ушастая, Князь! Целую неделю ждал, что воспользуешься информацией и приедешь, поймёшь, блин, поговорим нормально, ё-моё... Порешаем, а то ссора эта... Давит, вздохнуть не даёт... Порой кажется, что лишь мне одному! Потому что ты, приятель, или не понял, или, скорее всего, тебе тупо всё равно.

Андрей от таких заявлений опешил, ухо, куда всё это было вышепчено, попросту адским пламенем полыхало: здрасьте, приехали, бл*дь! Ну да, созванивались они неделю назад. Было такое, глупо отрицать, как и окна. Но этот неловкий разговор, инициатором которого выступил Мишка, хотя Андрей и успел с третьего гудка подорваться и взять... Тот был быстрым и не особо содержательным, ага — зачем звонил непонятно, хотя теперь вот ясно! Ведь в конце Горшенёв реально ему актуальный адрес продиктовал, уточнив «на всякий случай». Пожарный, ага. Или букашечный... Кто б на фиг сказал, а? Конечно бы, примчался тогда раньше.

Благодаря ему и узнал, где снимают дом Мишка с семейством (Ещё и подумал, что ежели всё совсем уж трещало гнилыми нитками в том браке, то зачем снимать-то было?! Обрадовался, что хорошо всё у лохматика, под присмотром тот, а оказалось-то... Что и не больно-то, бл*дь!), потому и куда ехать — тоже быстро сообразил. Сориентировался, мог бы и без такси обойтись... Там электричка ходит. Как раз ветка есть Купчино-Озерки, как нарочно, ага.

Но тогда-то! Записал продиктованное без задней мысли, даже подумать не мог, что это, блин, не всякий случай там (а реально, сейчас-то оглядываясь, какой случай-то мог нарисоваться? Смерть? Отчего-то вдарила в башку холодная мысль. Звал на случай, если в ящик сыграет, чтоб без промедлений и лишних выяснений пути-дороги примчался, бл*дь!), а настоящее приглашение к дружеским визитам (возобновление чего-то то ли замороженного, то ли казавшегося утерянным!) и своеобразный способ сказать «я скучаю».

Да, бл*дь! Что там у Горшочка за эти несчастные два года в жизни произошло, что он, всегда прямо поясняющий свою позицию, в лоб рубящий свои намерения и планы, вдруг стал полунамеками да шифрами какими изъясняться?

— Да зассал я, блин, а ещё не понял даже, что ты так приглашаешь! — выдал почти правду. И действительно — долго же решался, даже вот после встречи с гадалкой той, весь накрученный и мучимый неясной, но усиливающейся тревогой, приехать.

— А сегодня-то тогда какого лешего припёрся? — всё так же, не поднимая головы, но близко-близко к уху (реально, скоро окосеет так на него смотреть Князев), спросил Мишка. — Удачно так!

— Волновался, — Андрей решил, что пора б... Ну надо уже сказать правду, а то Мыш этот решил, видимо, что совсем уж никому не нужен. И что Князеву по фиг — свалил и в ус не дует, а сейчас раздражён за вторжение в свою размеренную жизнь и рюкзак. Да и что скрывать-то… Один хрен, уже случилась волшебная по*бень! — Не поверишь, Мих, мне вчера гадалка одна, даром, что не у тихого пруда, повстречалась, и всё активно так, прям в ухо, набесившись, голосила, что тебя спасать надо. И срочно!

Он думал, Миха хмыкнет недоверчиво, да посоветует ему поменьше п*здеть, вину на баб несуществующих перекладывая, но тот неожиданно голову-то поднял да спросил лихорадочно, аж ухо чуточку обожгло:

— Какая гадалка? Цыганка? Девка молодая да седая вся, с серёжками из стекла странными?

— А ты откуда… — Князь договорить не успел, Миха вскочил и, ломанувшись куда-то в сторону, заревел, медведище. Правда, походило больше на то, как если б Мышонку на хвост наступили...

— Это она, всё она, Андро! Ведьма настоящая! У-у, попадись она мне... В меня ж, ё-моё, вчера тоже такая шельма вцепилась, несла про… разное, короче, ну про тебя тоже. Андрюха, это она, курва! Собирайся! Надо найти, хоть все табора местные перерыть, а потом трясти — пусть возвращает обратно. Золотишка, видать, срубить так захотела... Ну, блин... Поехали!

— Куда? — смена настроения была колоссальной. Андрей даже на всякий случай руки подставил — так его лохматик к краю стола был близок. Готов соскочить да двигаться в сторону двери... Ага, по нынешним габаритам поход до парадной — всё равно, что крестовый, где кошка и собака — сарацины! — С утра надо, нельзя людей будить, даже таких, как эта... ведьма! К тому же пошлют нас далеко и серьёзно в таборе ночью. И ты еле на ногах стоишь, да и меня ведёт. Путного ничего не выйдет. С утра и будем искать… Надо сил набраться, Мих. Поспать, может.

И всё ж-таки — это было невероятно — одна и та же цыганка-ведьма, с какого-то хера то ли помогающая, то ли развлекающаяся (может, и обогащающаяся!) так. А может, зуб на кого из них, а то и на двоих сразу заточила, вот и мстит… Изощрённо! Лбами столкнула, чуть Андрея убивцем не сделала... Душегубом, блин, невольным. А если б он не полез сегодня в рюкзак? Сам Миха, видимо, выползти оттуда не мог... или не хотел. Нашёл бы потом там трупик. Вот ведь... бл*дь!

Но верилось во всё это совпадение удивительное со встречами дамы стеклянной почему-то легче — может, потому, что до хрена уже необъяснимого случилось за один день? И вообще, блин, по сравнению с мини-Горшком, что тут от нетерпения голыми пятками едва ли не чечётку отплясывал, цыганка эта вообще более реальной казалась. Но шаро*биться по пристанищам народа этого и местам сомнительным ночью в Питере — плохая идея. Очень. Можно было, конечно, проверить вокзал, там 24 на 7 братия их тусит, но... Лучше уж на свежую голову: проснутся, позавтракают, да и съездят спокойно… Дамочка приметная, наверняка знают её в той среде. Расколдуют Мишку, потом и посмеются уже — может, даже немного присмиреет тот. И даже поговорить смогут. Вообще, славно было б.

Позавтракают… Вот бл*! Тут Князев сообразил, что у Горшка-то минимум с утра ни крошки во рту не было… Как уже сказал — ни мучить, ни, тем паче, заморить друже голодом в Князевские планы не входило. Вот и постарался, убедил бедового — впрочем, тот, получив цель и обещание прям с раннего утра заняться поиском негодяйки для возвращения габаритов, не долго ломался — что надо поесть прям сейчас, среди ночи. Так скажем, или очень ранний завтрак, или поздний ужин, да... Сам Андрей тоже толком не ел — кусок в горло не просачивался. Так что сначала сделал он себе на скорую руку (Мишка один в комнате его дико пугал!) бутеры и стал думать, как дружочка напотчевать-то, блин! Глупо его два бутера смотрелись. Тот щас один — как несколько Горшочков, в поленницу уложенных!

С этим-то новая проблема пришла — пришлось отковыривать ножичком микроскопические куски колбасы и хлеба, делая нано-бутер. И то они слишком большие, блин, оказались. Может, и к лучшему — одним таким крохотным «бутербродиком» и наелся облизнувшийся в ответ на его приготовления Мишка до отвала. А напился из блюдечка, правда изворчался весь, что как животное на водопое. Благо, боявшийся передоза успокоительным, Князь то выполоскал, да и налил свежей водицы. Хотел чая, да побоялся. что не уснёт от кофеинчика... М-да, никогда не тянуло в куклы играть — да, с Дианой порой приходилось, тут же вообще за гранью что-то!

Вот так и получилось, блин, что с мудрой присказкой «утро вечера мудренее» и накормил, и напоил, и спать в пенальчике (чтоб никто из родных не полез! хотя Миха и пробовал губой дёрнуть, что в гробик кладёт, причём — попсарячий... Пришлось напомнить об опытах, дурке и том, что милые бегемотики никакого отношения к попсе не имеют!) том самом, всё тех же чистеньких пылесборных тряпочек подстелив, да дырок для воздуха шилом навертев (одним кошмаром меньше!), уложил. После чего сам в кабинете своём рабочем на диванчике пристроился — мало ли чего. Пенальчик уж было прям под руку положил, но вовремя опомнился, на середину стола передвинув аккуратно, да так, чтоб со сна случайно не смахнуть...

— Спи, Мишка, — тихо проговорил, зная, что ответа не услышит. — Завтра тебя обратно расколдуем, а пока будь как дома...

Может, ему показалось лёгкое хмыкание, а может, и приснилось, но оно, блин, было!

Утро доброе, утро прекрасное, особенно, когда почки намекают неслабо своими позывами, что они не филонят, работают… И ты, Горшочек, сбегай, коки растряси! И всё равно, несмотря на некоторые тянущие ощущения, Миша совершенно неожиданно для себя почувствовал, что давно так сладко не дрыхал. Выспался, а не высыпался — точно горка песка из самосвала! Чудны ж дела твои… Вроде ж, не вставляло его вчера ничем… Чтоб до сих пор эффект сохранялся, а не откатом прижимало.

Но нельзя же жаловаться на хорошее самочувствие, да? Может, тушка испугалась его намерений, да и начала обман устраивать… Светлые деньки напускать! А вот это — жестоко… Всем ведь ясно, что за мрак за просветами скрывается. Эх. Но всё одно, ё-моё, теми деньками надо пользоваться. Дают — бери, бьют — бей в ответ… Благо судьба уже как могла над ним поиздевалась, все соки выпила, ничего нового та придумать не сумеет. Неприятность та от цыганки — фигня.

Распахнул глаза, да потянулся было сладко, но так и застыл с поднятыми вверх руками от ирреальности открывшейся картины. Сначала показалось, что он в гробу каком. Отмучился, ага, оттого и прошёл радикулит и больше сердце не болит. Сбылись фантастические верования некоторых людей, ё-моё, не его. Каспе… Пусть просто обычным привидением стал. На фиг Димку — всю репутации испортил приличному духу, взяв прозвищем имечко.

Но вообще — если помер, то не надо бы столь мелочным быть. Реально, ё-моё, закрыто же все, наглухо так, вокруг какие-то темнеющие тряпки набросаны… Как не цветы-то! И не пиво… Хотя последнее-то можно было не ждать — не фараон же с собой утаскивать и не хан какой. Да и вообще, а что гроб-то?! Хотел же, чтоб кремировали… Это так волю покойника уважают? Ну он им, блин… Додумать не удалось. Мозги всё же провернулись достаточно, чтоб понять — не помер и не гроб.

Тот бы поменьше был — это, во-первых, во-вторых, в том от удушья помереть можно было. Особенно, если прикопали. А его не прикопали, вон свет проникает… Сквозь дырочки — точно глазки дверные, небольшие, хаотично так проделанные (будто кто-то со психу решетил!) заметно, да и рука загибает какие-то махровые пёстрые тряпочки, мало напоминающие саван погребальный…

Привыкание глаз к полумраку да лучшая ориентация в пространстве, пусть и схлопнувшемся, но не гробовом — сюда б три таких Мишки спокойно зашли, ё-моё — поспособствовали возвращению воспоминаний. Не гробик класса люкс для гномика, коим он теперь и является, не чехол для панка и деревянный макинтош, а самый обыкновенный школьный пенал. С поправочкой на то, что в сие чудное место его никогда не таскали и не потащат, по счастью. Пенал Андрея. Смешной, как раз в Андрюхином стиле, разглядел вчера, ага — с бегемотиками весёлыми. Семейкой целой.

Чудесно просто. Ещё одно диковинное утро пришло, а он всё ещё размером с блоху-переростка! Единственное отличие — сегодня он ещё и под замком, боялся, что ли, дружочек побега? Охренительно просто. Ни отлить, ни ноги-руки размять нормально! Ждать надо, когда Князь прекратит храпеть и освободит Мцыри. Прекрасный финал судьбы, Михаил Юрьевич, браво! Вот вам аплодисменты… Больше вы их не услышите — не вам зал рукоплескать будет… Блошки концерты не дают, как и, вообще, не особо-то деятельность разводят!

* * *

Горшок прекрасно помнил, как, проснувшись вчера утром (тоже, кстати, весьма бодрячком, а не пожёванным кротиком), обнаружил, что ночью явно попал либо в какую-то другую страну (фантастическую! Ну или прикололся кто — шуточки за 300!), либо просто чокнулся, что вероятнее. Мозги всё-таки отказали своему безалаберному владельцу, подкинув напоследок парочку красочных, вштыривающих не по-детски глюков.

Ведь всё вокруг было хоть и узнаваемое, пусть и не сразу, да — приходилось напрягать извилины — но попросту огромных размеров. Точно съел гриба какого, как Алиса Кэрролловская, и стал крохой. Да уж… Но ведь не ел ни грамма, Мусиком поклясться готов! Так какого же хряка вокруг такая страна чудес раскинулась — на его съемный домик похожая, а?! Просто увеличенный раз в хер знает сколько.

Огромный — это его член, ё-моё, а вот всё вокруг другим словом описывалось… Невероятных, гигантских размеров высилось и кручинилось! Ко всему пришлось знатно поприглядываться, да и некоторых телодвижений — типа, задирания головы вверх и подпрыгивания (что за прыгучая хрень такая, точно батут, блин, под ним?!) — потребовал этот процесс, чтоб сообразить, что это такое.

Оказалось же, что, пробудившись ото сна (чудного какого-то — снилось приятное, да, будто б ему снова двадцать лет и жизнь впереди!), лежал абсолютно обнажённым (мало ль — жарко стало, правда, сейчас прохладно!) на какой-то огромной серой поверхности, точно паривший над полом кит. Сказал бы, что скала, да холодности камня не ощущал.

Чуть пораскинув мозгами, опознал-таки по прыгучести, цвету и мягкости диван собственный, на который вчера горестно завалился да отрубился. Видимо, удачно весьма. Вон как вставило-то! Позади (или впереди ли) плоскости дивана были раскиданы какие-то громаднейшие полотнища, смутно напоминающие тканью его одежонку. Вот те и сон — что, жалко Морфею ту было вместе с ним уменьшить? Дубачно ж… Да и неудобно, а ну как появится сейчас тут кто… Может, Олька не одна приедет, а? Девочек расщедрится и привезёт, м-м?

Как в результате, ё-моё, понял? Что это не предметы увеличились, а его сжало до точки, схлопнуло, правда, равномерно, сохранив пропорции тела (даже достоинства)? Да просто — стишок в голову пришёл, детский. Мусик часто его им с Лёхой читала. Оттого, должно быть, так въелся в память, ну, послушайте ж, декламировать правда, не стал — некому, да и страшно, что голос тоже как-то поменялся:

Здесь не комната большая

— Здесь огромная страна,

Два дивана-великана.

Вот зелёная поляна

— Это коврик у окна⁽¹⁾

Вот и у него. С небольшими поправками — диван-великан, хоть и в гордом одиночестве, коврика тоже нет зелёного, как поле футбольное, валяется какой-то рядом с диваном, но вон та, поблескивающая в лучах солнца гладкая прозрачная херня, размером с Байкал — вероятно, их журнальный столик. Моднявый, ага. Правда, вызывающий периодически желание, когда эмоции накатывали, его расп*здолить с хрустом… Но Олька недавно как раз его притащила, может, для того и прикупила. Проверить. Психовал не психовал — держит себя в лапках или нет. Можно не можно девочек привозить — маркер своеобразный, бумажка лакмусовая… Но ведь и не догадался бы! Плевать Михе на вещи… Пока те нормальных высот-объёмов.

Столик, ага. А на нём, на ближайшем к нему краешке, так и лежит мобилка — как кинул, так и валяется. Тоже размером с машину немаленькую. И не одна, вон пристроилась великанша рядышком — Сашкина кукла. Вся в батю девчонка, тоже вещами разбрасывается. Это ж что такое должно было случиться, чтоб Миху расп*дарасило в сей чудный мир, где Барби его вдвое, если не втрое больше?!

Горшочек крепко подзадумался. Разум пиликнул, что он, возможно, ещё спит. Ну, конечно, ё-моё, снится ему такая вот чудесятинка. Всё лучше, чем кошмар какой — со смертью, червями, болью и кровью с блевотиной… Иногда и со стенами дурки.

Почти милый сон на фоне-то! Подумаешь, в киндерного человечка превратился! А че, прикольно даже. Детализировано как! Даже ворс на диване грязноватый — мелкие пылинки подзапутались, какие-то крошки, может, кожа его, ха — вон волос — канатом простёрся. Седой, значит, его. Пинтересненько.

Хм, а ведь в реальности выглядел чистым. Не то, чтоб Михе было прям особенно дело до сего предмета мебели, сухой и мягкий, пружина в жопу не стреляет — и ладно! Но вот сама реализация такого сна впечатляет, это ж ни в одном кино не посмотришь… И не ощутишь. Этакие выкрутасы подсознания. Неужто компенсация за утерянную, точнее, утащенную цыганкой дурь? Недополученный кайф? Ну, если так — спасибо ему, организму, или подсознанию. Потешили напоследок, понимаешь ли.

Горшенёв вздохнул: не за кайфом он в этот раз шёл, совсем нет. Затарился вовсе не с запасом, как дилер думал, а в надежде окончательно разорвать все цепи, приковывающие к постылой реальности. И разорвал бы — если бы не лишили возможности так подло! Ух, стерва! При мысли о вчерашней цыганке внутри притухшим было костерком вновь ярко вспыхнули злость и обида.

Ну, ничего. Сейчас такой сон чудесный напоследок посмотрит, проснётся, подзаймёт у кого, ну или продаст чего, а потом и воплотит в жизнь задуманное. Жаль только, что времени на такое приключение во сне маловато — скоро жена должна вернуться. Не то что разбудит… А по-любому надо бы из дома свалить до её приезда. Не хотелось ругаться на прощанье — по поводу, куда кольцо замылил!

Миша снова вздохнул, и — хочешь не хочешь — придётся заставить свою тушку проснуться, в последний раз, потом отоспится, точнее, ей всё равно будет и ему тоже. «Вообще, — к нему неожиданно вспорхнувшей птицей залетела мысль, — удивительно реалистичный сон, обычно же как бывает — что-то совершенно нереальное снится, при этом и не понимаешь, что сновидение всего лишь… Веришь, ё-моё! Всё безумие за чистую монету принимаешь!»

Здесь же ничего не выбивалось из картины мира, разве что он сам сильно уменьшился. Зеркала рядом нет, увидеть, насколько сильно — не получится. Да и по фиг. Хватало и того, что волос собственный, давно отпавший, перешагивать очень осторожно пришлось. И того, что мимо муха, точно вертолёт, ну или дрон какой — пролетела. Аж волосы на затылке взъерошились от поднятого ей порыва ветра. Да, дела… Осталось только в плен пауку попасть какому! А, впрочем, не настолько он мал… Муха — не вертолёт, да, лишку взял. Оседлать и полететь в неведомые дали — не выйдет. Как и ей — его утащить, что не могло не радовать… А вот таракан… Этот усач, да — пугал. Как если бы был с собаку… Баскервилей.

Внезапно Миху отвлекло настолько громкое дребезжание, будто рядом проезжала гружённая стеклом фура. Звук поезда всё же слишком въелся на подкорку. Не спутаешь. Тут именно что-то стеклом громыхало, будто молния в него ритмично так отбивала, как в барабан, но то почему-то не лопалось.

Посмотрел на единственную полную стекла вещицу — так и есть! Телефон, с небольшую платформу (мотоцикл?! Или ковёр-самолёт? Плот? Во, плот, наверное!) размером, громко затрепыхался на столе.

О, как интересно — стекляшка-то тоже дрожит. Ему, кончено, всё это снится, но такая детализация, определённо, заслуга режиссёра, то есть его подсознания! Спасибо, да, развлекалово устроило — в мире даже не гномиков, а таракашек! Живое воображение даже позволило в этот сумеречный момент различить расходящиеся, как круги на воде, меленькие волны от мобилы. Обалдеть, вот это Нейшинал джиографик на минималках!

А чё трезвонит-то, ё-моё? Прислушался к ощущениям... Будит, нет? Чёт не похоже... И всё равно, а чё это ещё может быть, а, как не будильник-то? Ну, во сне-то?! Такие звуки обычно вместо них, да. Или это такая часть сна? Очень и очень, ё-моё, непонятно.

И вообще, со всех сторон странно. Он ведь не помнил, чтоб заводил. Ну да ладно, всё равно просыпаться надо. Только вот ни в какую, увы. М-да уж, слабоват и похож на случайные звуки с улиц. Тому, кто в поездах, самолётах, автобусах да на пьянках спал — вообще, помощнее чё-то нужно, да!

Или не будильник — ведь в беззвучном режиме трясётся, только вибрация, видно, включена. Так ну, если это, постараться, да, ё-моё, то всё равно ж разбудит — неприятное же ощущение! Ну и себя растолкать можно попытаться... И Миша аж глаза выпучил, давая себе леща — нельзя разлеживаться, да, интересный сон, но если сейчас проспит, то проблемы с Олькой тоже покажутся не маленькими!

Хм, может, и в самом деле будильник, только во сне он криво-косо отображается — как виброрежим. Организм помирать не хочет, ага, ещё скажи, чует планы, вот и спит... Тянет время до прихода жены! Какой-то хитрожопый, блин, организм! Хотя... кто ж в этих вывертах подсознания разберётся?

Тем временем дребезжание стихает. И через пару минут начинается снова. Мишка готовится проснуться, ну же, вот, давай, давай, блин! А хрен там плавал. Снова тишина. И снова начинает вибрировать телефон, а он всё никак не проснётся.

Горшок чувствует, что начинает вспыхивать, водичка в котелке медленно движется к кипятошной — ну, право, чё за затянувшийся сон?! Кошмар уже какой-то — типа, знаешь, что спишь, но проснуться не можешь. Может, так и останется здесь, навеки. Прекрасно, чё!

А адский круг продолжается. Вибрация, причём постоянно одно и тоже время, секунд 60, наверное (да, он считает, бл*дь, а чем тут ещё займёшься в таком состоянии нестояния?!) — тишина (та подольше длится — от 5 минут и до 15, причем, промежутки все сокращаются, ё-моё, скоро будет беспробудный адский танец!), снова вибрация — опять тишина. Но такая зловещая. Наполненная ожиданием.

Миша уже не знает, кому молиться, чтоб это закончилось. И что сделать. Пробовал уши зажимать — бесполезно... Вибрация до тела, кажется, достигает. Кто бы мог подумать, что обычные звонки (ну а чё это, если не будильник?) можно воспринимать орудием средневековой пытки?

В попытках хоть чем-то себя занять Горшок задумчиво и злобно расхаживает по диванной поверхности — делать это, надо сказать, трудно: ноги проваливаются в ворс, как в болото (по колено, считай!), запутываются о ниточки-растения, это не считая волос... Тех много нападало. И, видать, не только с головы... Иногда запинается о какие-то крошки — мусор. М-да, голодным не останется, хоть это и сон — вон явно от печеньки крошечка... М-м, а аппетитная. Так, ещё не хватало чё ни попадя в рот тащить, ё-моё!

И потому просто ходит, тяжело вытаскивая ноги из прожорливой обвивки. Интересно, а может целиком засосать? Опасная ж трясина, м-м?! Настоящий триллер уже получается: Диван. Поглощение. Или не так — На дне дивана. Ага, Тодд: месть кровавому дивану. Мягкий убийца! Надо Андро для песни сюжет подки... Ну да, конечно, блин, как больно-то. Уже два года прошло, а он всё запинается о подобные мысли. Частенько на что-то смотрит и думает: чтоб тот сказал, а сделал? М-да... Князь ушёл из группы, а в голове остался. Как таракан — их тоже хрен потравишь с концами! К слову, много у них общего. Не зря им целую песню посвятил. Ушлый гад.

Да уж, ну и мысли. На очередном треньканье телефона Горшенёв задумчиво подходит к краю дивана (для этого ему пришлось минут пять попотеть) — проснуться от назойливого звука он так и не может, но, если упасть во сне — стопроцентно обратно в реальность выпадешь. Попробовать, что ли?

Чем ближе край, тем сильнее сжимается что-то внутри... Потому что это вам не просто какой-то диван. Это утёс! Поэтому Мишка осторожно, на четвереньках, доползает до самого края и, слегка свешиваясь (руки тут же судорожно вцепились в канатик ворса, хорошо — диван нескользкий!), заглядывает вниз, туда, где виднеется пол… И чувствует, как резко плохеет, зрение плывёт, а голова кружится. Высоко, очень. С десятиэтажный дом точно!

"Интересно, — подумалось мелко, прям, как дрожь, что по телу ползла, — а если во сне в таком, когда проснуться никак не можешь, разбиться насмерть, ты проснёшься, или тоже того, скопытишься окончательно?"

Он поёжился. Слишком реалистично. Но вариант... "А больно будет? Будет", — чувствует интуитивно Миха и отползает чуть подальше — а то сейчас, ё-моё. грохнется от видов на собственный ковёр (размером с волейбольную площадку!) в обморок, как институтка какая, да нечаянно и свалится. Камнем вниз. Боли не хотелось. Даже во сне. А то придётся вспоминать ещё один детский стишок. Более злой. Долго смеялись собаки и кошки, как шевелятся глаза у лепёшки! Угу, он — Горшок, а не блин какой-то. Хотя и к первому-то прозвищу не сразу привык, поначалу обижался... Но когда это было? С тех пор уж лет двадцать прошло. Если не больше.

И вот уже в относительной безопасности (до края шагов тридцать!), сидя ровно на жопе (ворс его скрывает почти по пояс, отчего одновременно и теплее, и щекотнее — ворс забивается туда, куда не следовало, блин!), поддаётся каким-то уж слишком нехорошим мыслям. Совершенно нехорошим, понимаешь ли, и въедливым, настырным.

Наползает медленно, как туман на равнину, странное чувство, что это, в общем-то, может быть и не сон. Миха шумно сглатывает и давится воздухом. От шока даже матюги в голову не идут. Оставьте! Не бывает такого. Это только в их песнях да сказках, в мире чудесном, ярком и завораживающем, такое возможно, но тут-то скучная реальность. Постылая и надоевшая! Невольно голос внутри прибавляет: от которой ты хотел сбежать, застыв в кое-чьих мирах навеки.

Горшок старается эту, забежавшую, звонкую и неприятную мысль вытряхнуть, но она, упрямая с*чка, зацепилась коготочками и вползает всё глубже и глубже, вызывая обильное потоотделение, колотящееся сердце и дрожащие конечности. Прекрасное сочетание! Потому что мокрую спину холодит ещё сильнее, и от этого колотун усиливается.

И всё-таки не бывает чудес на свете! Особенно таких, когда ты хотел исчезнуть, тихо и незаметно, а тут раз и уменьшаешься раз в х*сдесят. Незаметно тебя? Да, капитан Очевидность! Теперь осталось сброситься с дивана, и тебя заметут в мусорный бак вместе с другим мусором. Прекрасные перспективы! Безвестно пропавший, растворившийся, как колдун какой, Горшок — даже одежда тут валяется... Весьма в духе раннего Короля и Шута, чё нет-то? Но почему же от подобных перспектив так трясёт и хочется отползти ещё дальше опасного края? Отчего хочется пить, дико причём, и воды...

А ещё совершенно ничего не болит! Совсем. Давно так хорошо себя не чувствовал, аж жить хочется. Но как жить эту жизнь, если ты размером со стопарик?! Нет, это не может быть правдой. Просто затянувшийся сон. Надо проснуться. Надо.

Потому что взаправду этого не может быть, никак, совсем и точка! Телефон больше не звонит (полчаса тишины — молитвы услышаны, нет?), а как ещё проверить, Миха не понимает. Да и вообще — что проверять-то, ё-моё? Главное доказательство уже на лицо, мозги, ноги, руки и спину... Даже задницу! Ведь, вроде бы, во сне люди не чувствуют боли — это может быть доказательством, так как с самого утра Миха реально чувствует себя будто бы в новой тушке очутился, вместо разваливающейся старой. Заново родился, ага. Правда, татушки — вот они, родные... Да и седь в волосах никуда не делась — имел возможность рассмотреть, пара серебряных ниточек осталась в ладони, после хватаний за голову! Да уж, вот те сон... Такой сюжетец и Князю бы не пригрезился. Стало быть, обставил, ё-моё!

Однако грызущее беспокойство внутри, граничащее уже с паникой, требует более точных методов проверки. Эмпирических, блин. А не умозрительных. Не найдя варианта лучше — с силой щипает себя за руку ногтями. Тут же морщится, ведь... Больно! Блин! А это значит... С*ка!

Паника разгорается внезапно, начисто лишая способности мыслить. Вскочив на ноги, Миха, раненым зверем, судорожно бросается то в одну сторону, то в другую, спотыкаясь о собственные ноги и ворс с крошками, то и дело падая, совершенно не понимая, как в этом пздце оказался и что теперь делать.

Мысли мечутся, как и он сам, отчего ни к чему не приводят попытки придумать план, что, бл*дь, делать... Хотя бы как с дивана треклятого спуститься (зачем, впрочем, это делать, не понимает, ведь до источника воды как добраться не представляет, а без неё ему каюк, но надо! Хоть что-то делать надо, а не то вообще чокнуться можно!), да и альпинистского оборудования подходящего размера что-то поблизости не наблюдается (ха-ха, бл*дь, интересно, а такое, вообще, можно найти в магазинах для детей-экстремалов?!).

Связно мыслить мешает истерически вырывающееся изнутри струйкой поднимающегося пара от закипающего горшка: «так не бывает!» Его бросает из отрицания в судорожное перебирание имён тех, кто мог бы помочь. Только вот чем, бл*дь?! И имён — гордо сказано. На самом деле только одно имя. На этой съёмной берлоге бывает не так много людей, а на детей рассчитывать не приходится. Совсем.

Да, Оля вот скоро приедет… Когда точно — непонятно, времени он не знает. Если увидит его таким (ключевое слово, реально — "если", он сейчас как мышь, а мышь можно и не заметить, если та себя тихо ведёт. В конце концов жена же, понимаешь ли, не ожидает такого превращения), что сделает? Е-моё, голова аж кругом! Завизжит и убежит, будто реально мышь увидела?! Не должна, вроде. Тогда святой водой обрызгает? А она, вообще, у них есть? Хм... Солью засыпет с головой? Врачей вызовет? Чтоб те чё? Накормит Растишкой, ха-ха, бл*дь! На турник отнесёт, ага. Да ё-моё, один вариант хуже другого!

В очередной раз запнувшись и грохнувшись, остался лежать — сил не было вообще — добегался. Загнанность ощущалась и колола в пятки. Жаль, но эта остановка нисколько не помогала с дрожью, противно прошибающей всё тело. Его колотило так, словно за окном был студёный декабрь, а вовсе не июль. Впрочем, лето в Питере теплом не отличается, но не настолько же! Однако и эта вынужденная остановка, и замедление дыхания и сердечного ритма заставляют мозги чуть-чуть получше соображать.

Да, так не бывает. Случилась какая-то магическая херня, в которую он влип. На этом моменте лежащий мордой вниз (ворс, с*ка, колет!) Горшок почти всхлипнул — он, бл*дь, рассказывает сказки всю жизнь, а не живет в них! Может, и хотел бы, да всё ж не верил, что существует хоть что-то подобное. Завидовал иногда Князеву, который в своей картине мира легко допускал всякое такое и при этом умудрялся казаться адекватным... относительно. А теперь же... Именно Мишу вся эта х*еверть поразила на всю тушку! Отныне не фыркнешь презрительно, ибо доказательство налицо, как говорится… На тушку!

А вообще, куда ни плюнь — всюду гигантская задница... Ну ладно, если мягче, то положение безвыходное — даже обычный спуск с дивана может кончиться его гибелью! Да что там — этот ворс и тот может, нах, его убить. Если он сейчас посильнее пыль вдохнет, то привет, болячка из юности и детства — астма, господа. Этот мир стал злым и дерзким, как смириться с этим можно... Увы, даже не так: для Миши-мыша этот мир стал теперь уж совсем опасным. На каждом шагу куча возможностей убиться. Бесславных и глупых.

Именно этот факт и заставил его застопориться и удержать-таки мысль. Нет, про бесславных и глупых — это мозг отринул и списал в утиль. Про убиться. Вновь та зудела над ухом. Вот он, шанс, возможность раствориться почти — может, повезет, и труп не заметят. Или заметят, но не придадут значения, ведь чудес не бывает, а это просто кукла — глупая, окоченелая, похожая... Голая, бл*дь! Миша посмотрел на себя — пришёл в мир голым и уйдёт таким же — м-да.

Но вот, если по чесноку, не этого ли хотел? Ведь если бы всё пошло по плану, то этого утра и не было бы, так же? Уже бы в морге лежал, остывал, ага. Или препарировали бы вовсю... Мишу передёрнуло. Но он попытался переключиться, отправить злость и страх по известному ему адресу.

Цыганка стеклянная, с*чка чёртова, разрушила всё, но… Это же не значит, что он не может убиться другим способом? Хотя бы просто шагнув со скалы… То есть, с дивана. Это милосерднее, чем всю оставшуюся (а кто знает, сколько там теперь отмерено — чувствовал себя Горшок на удивление, с*ка, прекрасно!) жизнь жить страдающим мышом под опекой Ольки. В лучшем случае. Скорее, сдадут на опыты. Капец. Мини-панк. Из него шоу могут сделать. Типа, Трумана — за стеклом, и снимать, как в кукольном доме живёт, каждый пук, превратить жизнь в эксперимент и упоительное шоу.

Его передёрнуло вновь. Ну на хрен... Но альтернатива не показываться Ольге — это умереть от жажды. Может, всё же лучше прыжок, а?

Но, блин, это будет больно. А он-то планировал спокойно уснуть и уйти в вечность… Перед глазами вновь проплыла пугающая высота дивана. А воображение подбросило картинку его изуродованного трупика на подножье... Повезёт — не заметят, а если нет? Наступят, например, ещё что... А-а... Какой же пздц! Лёпеха, соскребут, ё-моё, в спичечный коробок утрамбуют.

Миша сглотнул. Если это единственный путь, он, конечно, готов… Наверное. Тут внутри опять прорезалось раздражение: "Да ёлки-палки, перестань хоть себя обманывать!" Увы, подсознание право — нечего тут храбриться, всё равно никто не услышит и не увидит. Не готов Горшочек через боль. И так в жизни её нахлебался, а последние года два так вообще, концентрат сплошной. Даже умереть спокойно не вышло.

Теперь вот будет выбирать из двух зол меньшее: медленно уйти, от жажды изнемогая, или же рискнуть и стать звёздой цирка уродцев?! Была и третья, конечно, но её он пока боялся больше, чем ещё не разыгравшегося в полной мере сушняка.

Собственно, неизвестно, сколько бы ещё так провёл, в раздумьях тяжких, не зная, то ли пожалеть себя, то ли убиться, то ли хоть какие-то действия начать предпринимать — например, спуститься как-нибудь, потом доползти до ванной, там напиться — да хоть из унитаза, ё-моё! Хотя вариант, конечно, дно, да...

Но всему этому помешал резкий раскатистый звук, будто по гигантскому камню долбанули со всей силой гигантским железным молотом. Сперва Мишка подумал, что это гром (в доме, блин, три раза ха-ха! Тор на огонёк залетел — угу!). Но потом, когда вслед за этим оглушающим грохотом раздался грохот послабее — да не один, а несколько, с равномерными промежутками, по пусть и предающим, но ё-моё, ощущениям… Тут-то Миха и понял, что не погодное явление внезапно приключилось, а просто кто-то пришёл. Жена, вестимо, кто ещё. Правда, а чёй-то она стучит? Опасается, что он тут в неглиже и даёт время одёрнуться? Пф, да не смешите! Странно, понимаешь ли.

Это осознание заставило его вскочить на ноги, придало сил, потому что, блин — по фиг на жажду, нет и всё! Нельзя, чтоб она его таким увидела, это ж и стресс какой для Ольги, и для него потенциально опасно — неизвестно, что сделает женщина в истерике, прихлопнет ещё, как червяка какого. Во славно будет! Именно поэтому Горшенёв, старательно выпутывая ноги из ворса, побежал к так удачно лежащему слегка на, видимо, спинке дивана, рукаву футболки. Ну, по крайней мере, предполагал, что это огромное полотнище, точно парус, да больше, ё-моё, баннер гигантский — его футболка.

Удачно, в самом деле, вышло — благодаря такому положению между спинкой и самой одёжкой образовалось достаточное пространство, чтоб туда поместился один небольшой, понимаешь ли, человечек. Поместился и затаился, даже дышать стараясь реже. Хотя это вообще было ни к чему — его б дыхания сейчас никто не заметил, даже если бы Горшок устроил показательное шоу с хрипами и стонами, словно какое-то буйнопомешанное привидение без мотора.

— Миш? — неожиданно раздался в недрах дома какой-то совершенно оглушающий вопросительный полукрик, — Ты где?

Услышав его голос во мгле футболки, Горшок и в самом деле забыл как дышать. Потому что сразу узнал. Уж его различил бы везде и всегда, в любой тёмной бездне, откуда не позови. Вот и сейчас легко соотнёс голос, даже усиленный, кажется, в тысячу раз, и человека, обладающего им. Но уж тот-то что здесь делает? Что за дивное явление — к нему явился Князь Андрей! Как не запылился-то? Хотя, может, и запылился... Уж его-то громкое дыхание, сбитое, кстати, отчего-то, хорошо слышно. Словно по дому ходит трактор.

Миша громко вздохнул. Ну, для него громко. Для окружающего мира практически незаметно, что уж там. Но не спешил выходить из своего укрытия и хоть как-то пытаться привлечь внимание — ага, прыгать и махать руками. Эй, Княже, не садись на диван — раздавишь! Да и смысл? Его в комнате всё равно не было. Судя по звукам — а он не таился, шуровал, как стадо слонов — шарахался по комнатам, время от времени выкрикивая его имя.

Внутри поднялось раздражение. Ну вот почему лишь сейчас, а? Давно же отдал адрес... А тот пришёл, когда уж было поздно. А если б Мишу не грабанула цыганка? По спине пробежала дрожь. Что ж, так и не узнал бы, что Андрей-то расхрабрился на визит к... "Другу" всё же не сумел выговорить. Не чувствовал, имеет ли ещё право на это. Стало очень грустно. Вот к чему же они пришли, а?

Наконец, отдающиеся небольшим землетрясением шаги приблизились и остановились. Судя по всему — в непосредственной близости от злополучного дивана. Прекрасно, блин!

Мишка не выдержал и осторожно, краешком глаза, выглянул из укрытия: так и есть, он... Вот стоит Князь (колдун ли? — отчего-то неожиданно подумалось, уж больно вовремя притопал) Андрей, заполняющий, казалось, весь обзор (промолчим, что для того, чтобы увидеть лицо нужно было ну очень сильно задирать башку, до рези в шее и риска вывалиться из рукава), в каком-то недоумении смотрит на приснопамятный диван.

Заметил, что ли? Сердце от этой мысли застучало ещё сильней, хотя, вроде бы, куда уж сильнее. И так билось с такой силой, словно хотело вылететь на фиг из грудной клетки. Вспорхнуть, ё-моё, вольной птицей. Но нет, очевидно, живую миниатюру не заметил, иначе бы уже как-то это показал, ну не молчал б точно, всё также напряженно сопя — тут самого Миху взяла жалящая досада и снова обуяли противоречивые чувства.

С одной стороны, хотелось, чтобы увидел, ё-моё, ну, заметил, почувствовал, что ли... Это бы доказательством послужило, что не разучился чувствовать его... Да и Андрей уж точно придумает, что делать, на опыты тоже сдать не должен, ё-моё. Как и от страха прибить тапком по голове, а точнее, по всей тушке. А с другой — было необъяснимо страшно.

Князев меж тем подошёл ещё ближе, наклонился, но не к нему, блин! А пощупал зачем-то одежду, отчего по дивану прокатилась волна ветра, точно налетел шквалистый такой проказник. Что ж, хорошо, хоть не додумался поднять и встряхнуть, отправив Мишку в полёт куда-то в никуда. Но, вообще, дилемму б это решило... Другое дело — не хотелось Князя всё-таки расстраивать. Какая бы предательская рожа ни была, а никогда и ни за что не хотел бы, чтоб тот на себе подобный груз таскал, ё-моё.

Впрочем, Андрей, поозиравшись растеряно, недолго думая, сбросил с плеч огромный тёмный валун, прям на диван. Ну, хорошо, повезло — не придавил. Однако новая волна, прокатившаяся по поверхности, была так сильна, что Миху с ног сбила. Уткнувшись лицом в ворс, Горшенёв тихо порадовался, что на диване отрубился, а не на полу, наквасившись... Вот реально: на чем жёстком бы стоял — точно ходил бы одним большим синяком. А так только самолюбие и пострадало. Он теперь точно блошка — и такое вот обращение лишний раз доказало. Случайно, не со зла его прибить Княжеская сумка могла!

Да-да, именно она. Ведь, отлепившись от дивана, выпутавшись кое-как из ворса-травинок, понял, что не камнем по его укрытию (почти что!) прилетело, а рюкзаком… Обычным чёрным, ё-моё. Без всяких изысков или опознавательных меток. Но он-то знал, чей это рюкзак... Это дело и решило, ё-моё.

* * *

Миша тяжко вздохнул и вынырнул из воспоминаний о вчерашних событиях. Уставившись сейчас в крышку пенала, вновь попытался сообразить, как так случилось, что в мозгах перемкнуло, что он додумался в Андрюхин рюкзак — там молния не до конца застегнута была, точно дверка их мира приглашающе распахнутая — залезть. Точно, волна по голове вдарила! Реально, примерещилось, будто зовёт его старый знакомец с переливом колокольчиков звонким внутрь, заманивает прям... Вдарило, вдарило, ё-моё! Иначе-то как объяснишь? Ага, а как Горшенёв объяснит само своё превращение?

Ну, короче... Дело ясное — дело тёмное. В итоге решено было залезть. Пусть с сумкой по-разному обращаются — швыряют, трясут, но вот будто сам шут манил, ё-моё! Не было сил сопротивляться. Да и бездельничать мочи тоже.

Да и вообще, это не так-то просто было бы провернуть, если бы не лежал на боку сей предмет. Да даже и с боком... Всё равно — помутнение какое-то.

Вот так-то и получилось, что в каком-то помрачённом состоянии, то ли пришибленном, то ли угашенном от ветрового удара или от ситуации в целом, но заполз червячком в рюкзак, да и схоронился там. Слово-то, ё-моё, какое. Ну, да, мог тот его огромным мавзолеем стать, но повезло опять же.

Князев же, естественно, не проверяя, нет ли в его личных вещах безбилетных пассажиров, в итоге так его и утащил домой. К себе. Правда, много позже. Он довольно долго в доме его пробыл.

С Ольгой вдвоём его искали. Иногда хотелось даже высунуться и крикнуть: "Вот он я!" Но разве ж услышат... Да и страшно даже пытаться, захлёбываясь собственным одиночеством. Так и оставался, выглядывая из рюкзака, там довольно жарко, блин, было, а в дырку хоть дышать можно было... Пока Андрей не схватил, ага — успел юркнуть в последний момент — и не поволок.

Так домой и принёс, ё-моё. А выбраться самостоятельно и не получилось бы — этот гад машинально молнию до конца застегнул. Сразу душно стало, может, и угорел бы... Расстегнуть же ту с ростом Мишкиным и снаружи было бы затруднительно, изнутри же, без зацепки (собачки, блин!) и вовсе было нереально. Так и отправился в невольное путешествие. Вцепившись в злосчастный пенал руками-ногами, на самом деле — его швыряло бросало, расплющило бы, наверное, точно... Опять же повезло! Пенал приоткрыт был. Туда и заполз, исхитрившись. Даже не напоролся на карандаши. Пусть ещё душнее, чем раньше стало, но стены защитили немного от ударов. А когда Князь швырнул рюкзак и всё стихло — выбрался — сил, правда, хватило только улечься на пенал... Интересно, насколько хватит кислорода внутри?

Нет, точно, рюкзак Князя — просто камера пыток. Душегубка, потому что воздуха явно не хватало всё больше и больше. Даже просто лежать, распластавшись, было затруднительно. Неудивительно, что тогда Мишка пребывал в состоянии почти нестояния. Ну, или нележания, если уж так посудить. Да ещё, помним же, что и рюкзачок-то Княже в конце куда-то кинул.

От этого удара внутри всё затряслось и воздух конкретно так выбило из легких. Ну, иного объяснения ни с чем не сравнимому чувству падения Миша найти не мог. Мелькнула мысль, ё-моё, даже, что всё, это конец всему, но то ли он слишком задолбался за время этого своеобразного путешествия, то ли просто всё это отвечало его стремлениям, но особого отторжения не вызвала.

Лишь уже в откровенно полуобморочном сознании проскользнуло грустное сожаление, что вот так, глупо, закончится его существование в этом мире. Задохнулся в сумке Андрея — не в спортивной и не в концертной... Просто уму непостижимо! Трезвый! Не умер при падении — умрёт от нехватки воздуха. Чёртовски глупо. Но хотя бы не больно. Ну, или не так больно. Легкие саднило, но он надеялся, что отключится раньше, чем боль станет невыносимой.

Так и вышло бы, ё-моё. Мысли снова путались, ощущения терялись, преломляясь, словно лучи света, и распадаясь на неясное множество оттенков.

Горшок словно плыл в какой-то тесной и одновременно огненно-жаркой невесомости. Плыл, при этом не делая никаких движений. Только пойманной рыбой хватал ртом ускользающий воздух. Неожиданно подумалось, что он так и не отключится. Просто вечность будет в этом безумии бултыхаться, пока не умрёт от жажды. Потому что приток кислорода был — сквозь стык молнии просачивался свет и, следовательно, кислород. Эта мысль пугала даже сквозь спутанность и откровенное желание блевать (было б чем!).

Поэтому, вероятно, когда его коснулось что-то, похожее на огромные сосиски, только теплее и шершавее, что ли, — как-то раньше не особо приходило в голову щупать данные полуфабрикаты, как дикарь поступил — тело среагировало само, инстинктивно, плавая разумом на грани осознанности: попыталось отбиться от прикосновений, от этих хищнических поползновений. Почему избрал такой дикий способ — кусаться — а пёс его знает. Возможно, где-то на подкорке (он чё, дуб?! — вот это ассоциации в голову полезли, м-да) понимал, что, по сути, это его единственное оружие — ноги и руки-веточки против этих вот, загребущих брёвен — совсем ни о чем.

Собственно, это единственное, на что его хватило, кусануть, что есть дури, нечто тёплое и совершенно точно живое (он ощущал заполошный ток чужого сердца): всё скрылось в глухой вязкой темноте. Конец? Возможно…

А, нет, не конец — сознание понемногу возвращалось. Первое, что прояснилось — это дуновение ветерка, холодящего кожу, очень хорошо, ё-моё, оно чувствуется. Впрочем, какой конец… Вспомнилась последняя мысль — всё плыло, воспоминания перемешивались, как пиво в водке у него в желу... Нет, а может, Миша проснулся, наконец, м-м? Да, интересное "кино" посмотрел, а чё ж так дует-то? Окно, что ли, не закрыл?!

Сознание возвращалось спутанно и неохотно, сил почему-то не было от слова совсем. И пить хотелось чудовищно. Перепил, что ли? Странно, всего-то коня немного заглотил — там оставалось-то... Треть бутылки.

Но ещё более странно Мишка себя чувствует, когда открывает глаза и растеряно понимает, что нет, с*ка, не сон... а смотрит он, в самом деле, в огромное лицо Андрюхи. Просто гигантское. Размером с хороший такой шатёр-палатку фестивальный... Бл*дь! Страх и первичное непонимание шарашат с огромной силой, он резко дёргается и сваливается с какого-то предмета, в голове мелькает — стол это, бл*дь, для препарирования. А сам он в роли лягухи, вестимо. Всё это становится слишком. Слишком абсурдно для ошеломленного разума. Пугающе. Сильно бьющее по оголённым проводам нервов.

Взгляд натыкается на издевательски весёлого нарисованного бегемотика (у него чё, синяя кепочка?!) — и осознание бьёт с размаху: сначала пенал опознается как Андрюхин, потом вспоминается адское путешествие в рюкзаке, а следом и все события, произошедшие ранее. Надо сказать, это нисколько не помогает разрастающейся в груди панике. Наоборот, усиливает до степени полыхающего верхового лесного пожара.

Кранты его психике были пугающе близки, но... Хоть всё и смазалось в загребущих ладонях, кусания — это чё, кровь? — нет, не пей, Горшок, ты ж не вампир! Круговерть, тряска, ткань, живое тепло, обилие новых ощущений — всё это сводило с ума. Несколько состояние прояснилось купанием в студёной водичке. Правда, воняла та так, словно в доме у кошатницы-бабки... Короче, аж глаза резало. А ещё, оказалось, купался он в блюдце. В нём, в отличие от тарелки суповой, не утопнешь. Приплыли, блин. Так, что он немного успокоился, посмотрел на гиганта-Князя (писатель Гулливер, бл*!) и открыл свой рот... Высказав, всё, что выпарилось в башке за время томления.

* * *

Мишка снова помотал головой — воспоминания о вчерашнем дне были болезненны и неприятны. Мало того, что он уменьшился и жизнь перевернулась, так ещё и устроил пытавшемуся помочь (а тарелочка с валерьянкой — потом всё-таки узнал этот, усилившийся в несколько раз запах — чем не попытка успокоить? Неуклюжая, но, а сам-то чё в такой ситуации бы делал, отзеркаль та, обнаружь он друга-мышь в рюкзаке? Орал благим матом бы? Наверное...) Андрею форменную истерику, обвинив чёрт знает в чем…

М-да, обидел, вероятно, ведь даже невозмутимый обычно Князь едва не заорал тем самым благим матом. Только с зажиганием поздним, после того, как у Михи изверглось... Пламя — ни больше ни меньше. Как есть дракон, блин — свирепый и беспощадный... Мишка прикрыл глаза. Больно вспоминать, да. Собственный страх переродился во что-то совершенно уж уродливое. И нелепое — это надо ж было додуматься и обвинить, когда по глазам было понятно — Андро не меньше удивлен происходящим и явно не имеет никакого отношения к изменению размерчика. Ну, право ж... Был бы тот колдуном, Горшок бы знал.

Зубы снова сводит... А знал бы? Вот так, положа руку на сердце? Точно б знал? Боль иглой вонзается... застарелая, нагноившаяся. И смрад этот душу отравляет уже давно. Сомнения. Недоверие. Непонимание — это все они камень сточили... Хочется от этого выть. Поэтому, устав от всего, решает для себя раз и навсегда — к его превращению Князь отношения не имеет — аксиома, не теорема, ё-моё.

Впрочем, даже эта ужасная ситуёвина с "кругом лишь я виноват", хоть и вызывает смятение и стыд в душе, но гораздо больше сейчас ощущается влияние Её Величества физиологии.

Во-первых, отлить хочется всё сильнее. Пот потом, но потом-то его, ё-моё, Князь нормально напоил. Да, как жирафу на водопое, предложил тарелку целую. Хорошо, что запах валерьянки почти выветрился, не въелся в блюдце — воду свежую этот любитель ванн (ну, реально же, чё — по себе посудил — понятно всё, понимаешь ли!) налил. И в пенале всё-таки с дырочками было не так уж и жарко. Так что почки радостно заработали в связке не с потовыми железами, а более привычными каналами.

А во-вторых, сам по себе чёртов пенал — это даже хуже комнаты Родиона Раскольникова (чтоб не любить, надо ПРОЧИТАТЬ, нельзя, чтоб не знаю, но осуждаю) — полностью закрытое маленькое пространство, напоминающее комфортабельный многоместный гроб или склеп... И нахождение в нём, пусть и временное, пусть и со знанием, зачем и почему, всё равно вызывает отчего-то беспокойство внутри. Да, от недостатка воздуха не умрёт — Андрюха заботливо дырявил злокозненный пластик (а затем проводил эксперимент, где Мишка в застёгнутом виде пробыл в том три минуты, а потом Андрей интересовался, как дышится — нормально дышалось, ё-моё), но было дико стрёмно…

Стенки будто давили на него, грозя расплющить. Хотя, естественно, что те оставались недвижны, а сам он тоже не опухал из-за невозможности опорожнить мочевой пузырь... Хотя, может, и опухал. Но не до такой же степени, а? Клаустрофобия, что ли, так начинается?! Фиг его знает, ё-моё, если так, то в его коллекции различных фобий прибавление. В любом случае просто так оставаться здесь он не может. Ему надо выйти! Очень надо! Иначе либо озвереет вконец, либо оконфузится, а и то и другое — просто швах.

Но решить, опять-таки, легче, чем сделать. Вроде и легкая с виду крышка, но для него — неподъёмная. Никак, не в этом, застёгнутом напрочь виде точно. Руками-ногами пинает ту — эффекта ноль, пробует всей тушкой давить... И он достигается, впрочем, но и то кое-как — для это приходится упереться получше, так, словно держит на себе рухнувший вагон (привет, царь Александр Третий), а потом отбрасывает, ну, пытается... Тогда крышка приподнимается спиной, но…

Получившейся щели (он теперь не просто видит белый свет, а чувствует его носом), естественно, недостаточно, чтобы пролезть. Да и… Вот пролезет каким-то образом, наполовину (типа, голова пролезет, значит, и всё остальное прошмыгнёт), а крышечка возьми, да и вернись на место! А слегка разошедшийся край молнии, чтоб вы знали, весьма и весьма острый...

Буйное воображение тут же рисует весьма живописную картинку из триллера "Купчинская резня пеналом-убицей": маленький Горшочек, раздавленный весёлым пеналом с бегемотиками. Располовиненный — всё, как полагается: кровь брызгами-капельками, кишочки болтаются ниточками, выражение лица соответствующее — перекошенное, что и без лупы видать, и всё такое прочее. Андрюха точно ох*еет, если такое зрелище поутру застанет. Вот уж точно, забыть ни в жизнь не сможет подобное зрелище. Хлеще, чем труп несчастной женщины из песни про Утопленника. Да уж! Похоронит где-нибудь за плинтусом... Если повезёт, сожжёт где, в кастрюльке на балконе, а прах развеет.

В любом случае пугать до икоты Андрея и оставлять о себе столь незабываемую память отчего-то не хотелось. И так уже… Массу приятных воспоминаний оставил, особенно за прошедшие два года. Прям старался, точнее, не он — оно само лезло, как из вулкана, полного обжигающей лавы и испарений ядовитых.

Миша было тяжко вздыхает, но тут же вновь переключается на ссы... насущные проблемы — ему срочно нужен сортир. А то рискует оконфузиться тут. Не блеванул в рюкзаке у Княже, так обоссыт ему пенал. Прекрасная альтернатива!

Кстати, о Князеве… Горшочек разогнулся — и так из сил выбился держать крышку, поэтому прильнул к одной из дырочек — почти глазку. Андрей не ушёл в спальню. Вот же он, здесь, рядом, диван в кабинете обслюнявливает, как раз виднеется кусочек лица с румяной щекой и растекающейся смачной слюной. Спит, наверное, и довольно сладко, гад, пока Миха тут взаперти страдает от резей в пузыре... А как не спит-то? Просто так слюна болтается, что ли?! Ну, во всяком случае эти странные звуки по комнате опознаются как похрапывания. Значит, что? Надо всего лишь его разбудить! Позвать! В конце концов хоть будить и жалко, но ситуация-то безвыходная. Либо так, либо Горшенёв всё-таки скоро умрёт... От стыда. Вот где только ссать не приспичивало и не присрачивало, но не пенал же с бегемотиками поганить?

И эту идею с побудкой Миша тут же претворяет в жизнь. А именно, сначала просто, потом, сложив руки трубочкой-рупором для увеличения слышимости, пробует докричаться до друга. Затем для верности лезет в щелочку, туда орёт.

Бесполезно. Пучь глаза не пучь, стучи ногами не стучи... Андро как дрых, так и дрыхнет. Зараза! Вот это крепкий сон!

Так, Горшок не сразу, но начинает понимать — дошло, наконец-то, до уставшего разума — голос его сейчас тоже «уменьшился». Вполне вероятно, что для Андрея звучит чуть громче комариного писка. Хрен его знает. Надо поинтересоваться при случае, что ли, комар он пищащий иль мышь... тоже пищащая. А ещё найти способ привлекать его внимание, потому что это уже не просто желание — необходимость выживания! А что-то ему подсказывает, что поиски гадалки простыми не будут... Ранее казавшийся столь решённым и неотвратимым вариант убиться сейчас не рассматривал. Не при Князе.

Вообще, Мишка так, видимо, и пропал бы — от последующего стыда за содеянное (реально, блин, уже разрывало его, даже пытаться снять кукольный костюм начал, чтоб хоть мокрым не ходить... А тот влажный... и вонючий — вспотел, ё-моё!), но, очевидно, боги (всё равно какие!) сжалились и разбудили Андрея. Точнее, разбудил его телефонный звонок. Не вибрация, а нормальные такие звонки. Так что не сразу, но подорвался Княже и схватился за телефон.

Не успел Миха обрадоваться — освобождение и облегчение скоро наступят, сейчас договорят, главное, чтоб языками не зацепились и дело на полчаса не отложилось — как сердце тут же словно сжала ледяная рука, когда понял, кто именно беспокоит Андрея пораньше с утра. А то, что утро раннее было, ясно по серовато-голубоватому свету за окном. Хоть 7-8-то, есть?! Непонятно...

Князев же, услышав командный голос, тоже весь подобрался — сначала сел, одной рукой протирая глаза и разминая явно затекшую шею (диван вам не кровать, а вот Михе, чтоб всё это видеть, приходилось метаться между дырками), затем и вовсе встал и зашагал нервно по комнате.

— Да, здравствуйте, Юрий Михайлович… — выговорил без запинки, вот не знал бы, что только что слюнями по подушке мазал... — Да, я первый приехал, — отвечает чётко на поставленные вопросы. Сейчас вот отец насчет двери опрашивал, как не допрашивал, бл*дь. — Нет, открыта… Я же вчера вам всё и сказал, как было… — а вот и возмущение проклюнулось, значит, не впервой всё это повторяет. — Да я почти сразу Ольге набрал… Так что мы видели одну и ту же картинку… Да, конечно, заехать могу… Ну, да, давайте, — согласился, сдавшись Андрей, почему-то упершись странным, несколько сомневающимся взглядом в пенал.

Мишка же продолжал холодеть — как-то об Ольге он, да, подумал вчера, беспокоиться, мол, будет, а вот что при этом исчезновении почувствуют родители — как-то совсем не сообразил представить. Учитывая первоначальные планы — это вообще, туши свет, бросай гранату. Думать о чувствах родителей следовало раньше. Да и не случись гадалка — тем вряд ли легче было бы. Ну или было. Сейчас неизвестность полная, а там ясно — отмучился. А когда пропал... Вдруг маньяки похитили... А ещё надежда безумная и выматывающая, но такая порой нужная... Нет, неизвестно, какой вариант 19 июля был бы хуже. Мусик, должно быть, с ума сходит… Да и папа… Явно ищет непутёвого сына, даже вон Андро зачем-то к себе вызывает. На допрос, что ли? Глаза в глаза посмотреть? Может, чует, что тот чего-то знает... Вот уж дела.

Князев меж тем телефон отложил, нахмурился озадаченно, потирая лоб. Что-то его явно беспокоило, но уж точно не так сильно, как главная проблема Миши, подпирающая уже к самому не могу, щас обоссусь — потому что друже достаточно быстро подошел и, наконец-то, открыл проклятую крышку.

— Андрюха, SOS, — воскликнул немедля Горшок, физиологическая проблема ведь была уже на грани публичного намачивания фиолетовых смешных штанцов, — срочняк как нужно в сортир.

— Здрасьте, доброе утро, — пробормотал Андрей, обеспокоенно оглядываясь на дверь, за которой явственно слышались голоса — один погромче и потолще, другой потоньше и позвонче — Агатик с Алиской, вестимо. Ранние пташки, как назло, ё-моё!

Мишка практически видел, как крутились шестерёнки у него в мозге. Но у него самого шестерёнки почти отвалились от мысли, как же хочется, а-а-а, бл*!

— Слушай, выходить пока опасно, как я тебя в ванну-то доставлю… — как-то неуверенно сказал Андро, оглядываясь, — но могу предложить, — что, бл*дь, горшок для Горшка?! — вон тот прекрасный кустик…

Мишка проследил за направлением взгляда — кустик? Дерево, блин! Баобаб! Или тополь-мутант. Впрочем, немного похоже на фикус или ещё что-то подобное, чистящее воздух и ауру, как сказала бы жена, а он бы извергся проклятиями на всяких хиромантов, засоряющих мозги фигней. Но, блин, даже, если для него тот сейчас дерево… Он что, собака?

— Ну, представь, что мы на гастролях и это санитарная остановка в лесочке под Тулой где-нибудь, — Князь начал уговаривать, похоже, что «про собаку» вслух вырвалось… Пздц!

Не вставай проблема столь остро — высказал бы Миха всё этому фантазёру. Что думает о подобных предложениях, лесах, Туле и обосанных фикусах. Но тут уж не до жиру, быть бы… сухим, бл*ть!

— Давай уже, — буркнул сердито и напряженно, вскарабкиваясь на протянутую к нему ладонь, молясь уже невесть кому, чтоб прям на неё в процессе транспортировки на дельтопланике Андрея не оконфузиться. Ибо прижало, аж глаза выкатывались. Не надо было столько пить, лакая с блюдца, бл*дь!

Ладно — свезло... Дотерпел. Его быстро и мягко ссадили на чуть влажную землю — босые ноги, тут же неприятно это отметили... Но сейчас было глубоко плевать на необходимость протирки лап!

Испейте всю чашу унижений — чёртов комбезик кукольный! Ширинок там не предусмотрено, как и возможности отстегнуть лямки хотя б. Ещё бы — в пластмассовом мире не писают и не какают! И Мишка, чертыхаясь и матерясь, спешно снимал с себя дурацкую тряпочку целиком. Учитывая, как его припекло и что размерчик был едва-едва, то пришлось попотеть, отчаянно пища (вообще-то, матерясь) и выворачиваясь... Андрей порывался помочь, но он и на него рявкнул — хватит унижений, от рявка штаны кое-как спали. Твою ж мать, при любом походе в туалет будет голой задницей сверкать. Просто великолепно!

— Ты так и будешь глазеть?! — уж из последних сил рявкнул, расправившись, наконец-то, с одёжкой, но всё ещё не имеющий морального права полить цветочек-дерево, — дай мне немного личного пространства, Князев! По-русски: отвернись, блин.

— А, да, — кажется, Андрей-то только сообразил, что внимательно наблюдает за всеми приготовлениями, а его помощь в оставшемся деле точно не требуется. Хорошо, хоть спорить не стал, быстренько повернулся к двери передом, к Михе задом, аж ветер прокатился по комнате. Но Горшку по фиг было. Он, наконец-то, весело зажурчал, чувствуя, как краснеют уши по самую шею и лоб... Ах ты, цыганка стеклянная, ну, погоди!

* * *

— Ты издеваешься? Нет, ты понимаешь, что издеваешься? — Миха скептически посмотрел на Князя. Ни хрена этот поросёнок озорной не понимал. Ни то, что издевается, ни то, что он туда не полезет ни за что-ни за что. Потому что дрянной вариант! Очень-очень. Как и вся его дальнейшая жизнь в таком кукольном состоянии. Мало унижений — ещё одно... Нет, всё-таки он верил, что тот искренне не понимает "а чё такова", а потому решил донести до него эту светлую мысль. — Андро, блин, это ж тюрьма!

Вышло (пискнуло — теперь Миха знал, что он всё одно, что летучая мышка-недомерок! А ультразвук Князев не различал-таки, да ) это неожиданно жалобно, хотя должно было звучать в высшей степени негодующе. Хотя негодование явно стоило засунуть подальше — не в его положении... А в этом и корень всех бед. Горшочек уже осознал своё положение — тотальная беспомощность даже в самых простых делах, а та хлипкая стеночка, что сейчас удерживает его разум от дурки (правда, дурдома для таких крох не предусмотрено, так что, скорее всего, это будет обитая бархатом или ещё какой мягкой хренью шкатулка с дырочками у Андрея — пока не успокоится), это порядочность Князя. Кому уж скажи... в свете его высказываний. Но, да — в это Миха верил. Тот не станет ничего насильно с ним делать... Никуда ловить и сажать, пока не убедится, что Горшенёв согласен... Ведь так? Он нервно сглотнул, ведь предложение Андрея, блин, и в самом деле было… Ужасным!

Ну вот как можно себе представить после чудненького утречка в пенале (пока этот дрыхал, а Мишка страдал от подперших к краю базовых потребностей), что он добровольно туда снова залезет, а?! Что в голове у Князя, ё-моё, какие бегемотики резвятся? Не идиот же он, в самом деле, не был ж раньше. Так и чё ж тогда херню городит? Это ж сущий ужас, чехольчик для ношения мини-панков, блин, гробик, етит! И вообще — свободу Горшкам!

Но ведь именно это Андрей и предложил. После завтрака, когда пришёл с тарелкой в комнату — у кого другого это бы могло показаться странным, но у этой творческой личности домашние всё списали легко и просто.

Ладно, то, что Миха томился запертым в его рабочем кабинете (будто бы он мог открыть и незапертую дверь... Да просто дойти до неё, ага! На это б, наверное, дня два ушло!), а, кстати... Андрей, точно опасаясь, что он чего натворит, аккуратно, перед уходом, посадил его на середину стола. Ну да, ну да — не успеет до края добежать своими коротенькими ножками, пока этот носится. Так вот посадил — да, но бежать убиваться Миха не стал. Решил же...

Зато он имел возможность рассмотреть, что за работа кипит на этом столе. Вот рисунки — разной степени завершенности. Всякие монстряки — знакомые и совершенно новые. И от тех, и от других тоска брала. Потому что исключил тот его из своей жизни, и не знал Мишка, что вон у него типчики, похожие, на викингов тусуются... там, вообще, дракон, что ли? И текста — тетрадка, небрежно оставленная на столе, была закрыта, только вот, чтоб ту открыть... Тягание обложки оказалось сравнимо с поднятием листа шифера. Но не успел приподнять — со стоном понял — для того, чтоб прочесть, придётся побегать... А там и Князев пришёл.

Мишка еле успел захлопнуть тетрадку и отскочить в сторонку со скучающей мордой... То, что с собой не потащил, ё-моё, — это да, хотя бы было понятно — в конце концов по дому сейчас носился маленький ураганчик Элисон, могла затоптать нечаянно (панка-путешественника), или ещё как-то повредить. Да и Агата… Ей тоже будет всё это нелегко объяснить! Доказательства, конечно, на лицо, на всю тушку, но... Самим бы понять и до конца поверить. Нет, то, что Андрюха прятал его в своём творческом уголке — вполне логично и понятно. Сюда ни дочь, ни жена не полезут. Ну, первая точно.

А вот то, кстати, что принёс ему на завтрак, кроме бутерброда, сделанного на его глазах под лупой — точнее, вновь кое-как отщипанного, ещё и овощи (ножичком кое-как отковырял — кусочек огурца и помидора — больше напоминавший капельку помидорного сока, блин!) — вот это вот уже совсем ни в какие ворота не лезло. Как и то, что ЗОЖник-бегун (из группы, вестимо) ещё и зелёного чая налил в блюдечко! На фига изощряться-то? Насервировал ему какой-то санаторный стол, ё-моё! К тому же им же спешить надо, проклятую цыганскую ведьму отлавливать! А перестанет быть маленьким и уязвимым — может, и поговорят нормально. На равных, бл*дь. Там и помирать можно, итак из графика выбился... Какой смысл пить зелёный чай, когда ловить уже нечего? Хотя тушка — да, на удивление, хорошо себя чувствовала. С неё бы сталось инфаркт от потрясения словить, но нет... Однако сейчас его куда больше волновал вопрос, связанный с самоуправством Андро, что подталкивал к нему овощи. Да и вообще — мясо есть и хорошо, всё остальное уже неважно. Хотя и от пива бы не отказался, но об этом можно было и не заикаться, видимо.

Поэтому как бы сердито ни глядел на овощи, но этот упрямец отчего-то втемяшил в свою башку, что завтрак должен быть хотя бы немного полезен... Вот и пришлось, кривясь, закусывать. Вот же ЗОЖник на его седую голову выискался! Да, сильно меняются люди за какие-то несколько лет. Казалось бы, двух лет даже не прошло, а этот фрукт уже о полезной еде талдычит. Ну, давай, бегать ещё его заставь... Вон как раз свободная часть стола — как стадион... Турник из карандашей сооруди. А лучше сразу виселицу!

Впрочем, он и сам-то… Миша вздохнул — тоже ведь другой стал какой-то. И это он сейчас не о размере, а о начинке. Да и время после отчаливания Андро с корабля Короля и Шута показалось вечностью. Невозможность общаться даже не как раньше, а просто хотя б иногда созваниваться, видеть не через экран и не спину на фестах — убивала и сводила с ума. Так обида и злость вылились в ещё большее количество претензий, которые и на Горшке оставили неизгладимый след... Нет просто такого утюга, которым всё это дерьмо можно разутюжить, будто и не бывало.

В любом случае сожалениями своими Андрюху явно не переупрямишь, пришлось подчиниться и слопать, и выхлебать предложенное, картинно при этом закатывая глаза. Совсем без этого Горшок не мог, ну никак. Андрей, конечно, сделал вид, что не заметил корчанье мелкой рожи, и Миха бы непременно купился, если бы не уловил едва заметно поползшие вверх уголки губ. В том, что ты мелкий, оказывается, тоже есть плюсы — мимика очень хорошо видна, малейшее изменение — как на хорошем большом экране отображается. Слышно и изменение дыхания, и такта — теперь его не обманешь...Ходячий детектор лжи, ага, размером с кошачью отрыжку.

С едой — согласился, да, в конце концов — не редька какая и не сельдерей... Но вот следующее его предложение — совсем уж ни в какие ворота. Видите ли, так безопаснее будет отправиться искать цыганку — в пенале, блин! Ага, конечно! Не дозваться, не докричаться. Помирать будет — Андро и не заметит. Прекрасно просто. Поэтому Мишка яростно фыркал и упрямо доказывал, что ему и в кармане (в идеале — на ладони, но этот мир к мини-панкам пока не готов!) будет неплохо… Вообще, Князь всё чего-то боится, кипишует зря! Вроде, не паникер, а паникует так, как фамилия не обязывает.

— Да? В кармане? — Андрей стоял на своём, сдвинув брови — угрожающе так — странно, раньше он и не замечал — все равно, что две молнии пересеклись. — Потрясающе! Так и вижу, как случайно меня кто заденет, ещё чего… Обнимет, например! Или ещё что случится! Люди запинаются, поскальзываются и падают, бл*дь! Я — ладно, но что будет с тобой? Мих, блин, я ж не просто так, не поиздеваться или отомстить так решил! Просто согласись, что так удобнее! Ты под какой-никакой, но защитой! Очки же носят в чехольчике, гитару! Да, блин, хоть раз в жизни включи логику и мозги в нужный момент! — а вот сейчас уже и брызги изо рта пошли. Заусило его, понимаешь ли.

— О, вот как ты обо мне думаешь? — вспыхнул Горшенёв. — Типа, я кто? Малыш неразумный, так? Дурачок безмозглый? И когда ж ты успел мега-взрослым-то стать? Горшок безумный и Князь разумный — прекрасно, блин! И кто тебя назначил ответственным за мою сохранность?

Сказав это, он снова остро пожалел — в конце концов ведь, реально, сам Андрею навязался, проникнув в рюкзак-то… Без всякого на то спросу, наговорив и тогда, и сейчас с три короба... Приятностей, ага. И теперь у Князя, похоже, сплошная головная боль — вон, как нахмурены брови, аж складка-борозда огнезащитная, глубокая-глубокая, на переносице рвом залегла.

— Ладно, Мишк, — внезапно выдохнул этот чертяка, устав спорить. В Горшке мигом шевельнулся страх, что вот сейчас запихнёт, не спрашивая... Приготовился кусаться, но тот вновь удивил: — Ну, значит, раз не хочешь так, то остаёмся дома. Захочешь вырасти — скажи.

А у самого в глазах (сейчас тёмных-тёмных, почти серых) что-то непонятное мелькает, не улавливается эмоция, даже в таком варианте, когда все подмечаешь, точно в кинотеатре.

— Это шантаж, бл*дь! — возмущается, недовольно суча лапками. Это и правда как-то отвратительно звучит, липко и мерзко — Андро ж понимает, что ему некуда деться. Если бы, не спрашивая, кинул в пенал — это было б грубо, но прямолинейнее. И вообще, раньше он такими хитроумными приёмчиками не пользовался. А делать ведь нечего. Реально, в угол загнал. В варианте самому полезть в пенал сохранялась хотя бы иллюзия достоинства.

— Да, так и есть, — неожиданно соглашается этот кадр, перестав играть в серого кардинала и на миг становясь собой — только очень-очень усталым. — Потому что меня, в отличие от некоторых, волнует твоя жизнь.

На языке ещё масса всего вертится, что можно сказать, как ответить, чтоб уязвить, хотя бы словесно ужалить злой медузой, но... Чувство негодующей горечи немного притупляется. Хоть косвенно, но ведь этот гад подтверждает, что не всё равно? Пусть и такими методами манипуляторскими. Да и прав, может быть, Миха вздыхает. Превращаться в лепёху как-то не хочется, да. Не такой смерти хотел, не в кармане Андро.

---

1) Агния Барто

Вернуться к тексту

Собираясь в Озерки, Андрей откровенно чувствовал себя не в своей тарелке. Как бы Михе и так не сладко (он мини-панк и только что поссал в фикус!), а он ещё такими дешёвыми манипуляциями его добивает, как с дитём, ё-моё. Хотя, с другой стороны, а делать-то ему что, безопасность же важнее?! Да и по большей части этот индивид так и остался ребёнком, что ростом под два метра, что сейчас под десять сантиметров...

И сейчас, к тому же, это был очень и очень обиженный ребёнок. Аж пыхтение было слышно, ну, улавливалось, ага. Мало им всех недоразумений (мягко скажем, угу) в прошлом, эх. Они и теперь продолжают увеличивать их количество. Ведь согласился-то Миха на путешествие в пенальчике (между прочим карандашам где теперь жить? Два пенала — подозрительно!) исключительно под давлением.

Однако и несколько условий всё-таки пробил, дополнительных, так сказать. Не совсем безропотно принял, а то он бы испугался, наверное, что Горшочек-то поломался... Во-первых, дырку-дверку провертеть — та была полукругом выстрижена и могла отогнуться при надавливании со стороны Михи, но вывалиться в неё тоже надо было постараться, ведь размером та была тютелька в тютельку задница этого кадра. Ну а что — это понятно... Предусмотрительность, чтоб в случае чего мог выбраться. Капелька самостоятельности, ага. Андрею оставалось надеяться, что тому не хватит дури выбираться так, пока он спит, и вляпываться в неприятности... Но и не запирать же его в банке стеклянной!

А, во-вторых, пришлось, по его просьбе, вооружить Горшочка крепкой зубочисткой. Надо сказать, Мишка с ней смотрелся как туземец с копьем. Не хватало только соответствующего цвета кожи и прически. К слову, о последней, а где взять расческу такого размера? Скоро волосы начнут в паклю превращаться — вот ведь... Ладно, есть проблемы и побольше. Туземцы же как-то выходят из положения. Правда, Миха всё же... мелковат и миловат — да. Да и фиолетовый комбезик портил воинственный вид.

Но зубочистка и вправду может пригодиться (он предпочитал не думать, что сам Горшочек случайно может на ту напороться — копьё ж целое, но не дурачок же, правда, тот сказал?!) — ткнёт так Андро в бок — сразу поймёт: что-то надо. А так как тот теперь весьма уязвим, то надо может быть много чего, ага. Живого места на боках не станет.

Вообще, они, конечно, договорились, что только по срочному делу будет использоваться сей изуверский метод, да и Миша никогда садистом не был... Но определенная часть Князева подозревала, что этих срочных поводов может внезапно стать очень и очень много. Что ж, часть из них он, наверное, заслужил. Главное, на людях не подпрыгивать, блин. Совсем в буйнопомешанные запишут.

А в-третьих, как ни бился Андрей, что-то там доказывая, что пенал вне сумки — это подозрительно, но Горшок настоял на таскании его в кармане. Рюкзак он дико невзлюбил, оно и понятно — чуть и вовсе там не сгинул, но и на барсетку не согласился — упёрся всеми конечностями.

Благо за прошедшие сутки в Питере ещё больше похолодало, зарядил мелкий дождь — в общем, сама погода оправдывала удобную толстовку (а если б жарень, как бы он смотрелся, а?!), в большом кармане которой помещался пенал. Ещё и не вываливался — он проверил, даже осторожно попрыгал.

Идеально подошёл, хотя Князев порадовался, что, выбирая это хранилище для карандашей, ножичков и ластиков, не только о бегемотиках премилых подумал, но и о компактности. Иначе пришлось бы другую тару для мелкоМишек искать. Ага, что он там найти бы смог? Коробочку из-под телефона?! Или банку какую. А как это объяснить — червей на рыбалку накопал, ага? Самое время.

Правда, Агата и так уже странно посмотрела, когда он аккуратно запихивал пресловутый пенал в карман. Ничего не сказала, но, кажется, вопросы у неё появились давно, начиная с заполошно отнесённой утром тарелки с бутербродом и овощами в комнату — ну не было у него раньше привычки хомячить в своём рабочем пространстве. Скорее, наоборот — опасения были пролить на технику, бумагу... А тут — нате!

А теперь этих вопросов стало больше, судя по взгляду, которым проводили бегемотиков. Что ж, теперь придётся оберегать тот тщательнее... Если Агата рассмотрит дырочки, то точно решит, что у него беды с башкой. А им это сейчас не надо. Самим бы разобраться... Может, повезёт, сегодня цыганку найдут — расколдуют Горшочка — тогда и объяснять ничего не придётся.

Впрочем, ничего пока не сказала — и ладно. Время, значит, есть. Немного, но когда его было достаточно, а?! Редко оно игрок за их команду, а не против. Не сказала — может, думает, что он слишком потрясён и обеспокоен, вот и вцепился в творчество, с головой уйти пытается. Собственно, так и есть — и потрясён (у него Миха в кармане помещается), и обеспокоен (а ну как придавит случайно?! Или выронит?) — поводы, правда, разные, м-да.

Ладно, хоть адекватный повод есть из дома уйти — честно рассказал, что Юрий Михайлович попросил заехать. Жена сочувственно прищурилась, нежно по щеке погладила да попросила не задерживаться. И телефон брать. Ну, это само собой — не изверг же, чтоб и его с собаками искали?!

Да он и не собирался задерживаться, в общем… Знал ведь, что в Озерках ничего не найдут. Так что собирался съездить просто уважить Горшенёва-старшего. Да и подозрительно было б, охладей он вмиг к поискам... Ну и Миха пусть родные голоса послушает, ну а что? Мало ли, что этому чудику сейчас надо. Может, и вовсе остановочки попросит — к отцу в сумку прыгнет... Андрею, конечно, грустно будет, но палки в колёса вставлять не будет. Надо — передаст с рук на руки, но только, если Мишка сам так решит... А тот пока явно не тяготел к раскрытию своей маленьковости. Так что — нет, задерживаться не будет.

Правда, не уточнил, что после собирается наведаться в цыганские общины в Купчино. Рядышком же... Считай, что почти дома, ага. Если что — скажет, что гулял... Имеет право пройтись по родным просторам. Повезло его райончику — аж три штуки тут имелось, да ещё и крупные же! Так что если стеклянной цыганки там и нет, то сородичи её точно знают, где обретается. Приметная ведь ведьма! Не факт, что скажут… Но, если очень-очень попросить — не обвиняя, упаси Ктулху, да и денег не предлагая (цыгане в этом случае подозрительны становятся очень — сами возьмут, чё приглянется — он как раз вставил запасную серьгу и часы надел — надо ж расплатиться, ага)… Может, и получится. В любом случае — это лучше, чем сидеть сложа руки и думать, а не пора ли наведаться в детский магазин, за одеждой для мини-панков. Не стирать ж ему комбез вместе с Мишкой в нём, ха!

Конечно, им бы план какой-никакой, пусть и худенький, чтоб понять, как действовать. Что в первую очередь проверять, ага, а не просто искать шельму. Может, вообще, по тому плану — первый пункт это Мишку как-то обезопасить... Может, доспех ему какой купить, ага. Но в такой ситуации они, вообще-то, впервые оказались, сложно было второпях и по нервяку чего-то дельного удумать.

Да ещё и предстоящий визит к Горшенёву-старшему прям на место волшебного происшествия нервировал… Даже его. Что уж о Мишке говорить — тот совсем скукожился и затих, в комочек свернувшись, будто его и не было (Князь почти хотел, чтоб тот его ткнул зубочисткой, показал, что живой, но нет) — неосознанно, видимо, защищаясь от мыслей ли нехороших, эмоций ли… Короче, плана не было. Был стресс, энтузиазм и русское авось. Прекрасный набор, чтобы накосячить, да.

Сначала пришлось заехать к родителям Мишкиным — договорился же на точное время, не увильнёшь теперь. По счастью, порывшись в памяти, понял Андрей, что не в Озерки смотаться надо, а на Ржевку. Входить снова в тот дом было отчего-то очень тяжело. Зачем вызывал — непонятно. Всё, что мог, уже сказал по телефону. В глаза, что ли, посмотреть хочет, а зачем? Убедиться... что это не он?! Хорошего ж о нём мнения... Хотя оно и понятно — сорвался непонятно с чего, первым затрубил — подозрительно.

А теперь (с Мишкой в кармане) и вовсе стрёмно показываться на глаза — батя Мишкин, как все военные, обладал вполне развитым чутьём на ложь. Расколоть, конечно, не расколет — тоже не лыком шиты, но подозревать в непотребствах каких начать может, увы. Но и открыться, и Миху демонстрировать нельзя — это они оба понимали. Хуже может быть.

В квартире, кроме сумрачного (а хорошо, что Горшочек их не видит, а только слышит! Хотя тут и от звуков было отчего скукожиться) Юрия Михайловича и бледной и напряжённой тети Тани (тихонько что-то причитавшей, растерянно протирая несуществующую пыль на Мишкином фото в рамочке — увидев то, Андрей вздрогнул), обнаружился ещё и вороном нахохлившийся Лёшка. Отдежурил уже, видно, в доме в Озерках… То ли решили не ждать, то ли сменила Ольга, то ли ещё какие соображения привели его домой к предкам, но чувствовать себя уже под двумя прицелами тёмных глаз Андрей стал ещё неуютнее.

Беседа — почти допрос по ощущениям — прошла в ужасно тяжёлой атмосфере, никто ничего не знал, но отчего-то надеялся, что его внезапное срывание в Озерки к Мише хоть что-то объяснит... А как он мог хоть что объяснить? Вот и мешал ложь с правдой, что Миха ему адрес продиктовал неделю назад, но он особо не понял, что это приглашение было. Пока кошмар не приснился, вот и сорвался — проверять, как там лохматый... Это подтверждали его многочисленные звонки, да. Правда, Горшенёв-старший хмыкнул всё равно недоверчиво, зато Лёха вполне серьёзно покивал. Тёть Тань вообще никак не реагировала, она там, кажется, уже с портретом Мишки разговаривала... Страшно это всё очень.

И если ему так, то дружочку его там как? Слышит ведь... Так что Князев неосознанно то и дело сжимал руку в кармане на пенале, стараясь отвечать так, как ответил, если бы реально не знал, где Мишка. Но от взглядов обоих Горшенёвых невольно подшёрсток на загривке дыбом вставал.

Как бы там ни было, допрос он выдержал (до кивка Юрия Михайловича), хоть и с полным чувством, что ему не совсем (мягко скажем) верят. И отпускают с миром только потому, что не могут иное доказать. Вот так-то, эх.

А на выходе же из дома внезапно почувствовал весьма чувствительный укол в ладонь, продолжающую сжимать, словно уберечь пытаясь от всего, пенал. И к тягостному чувству прибавилось настоящее беспокойство: а ну как поплохело Горшочку? И что ты будешь делать, блин! Может, и просто отлить захотелось, но чуяло его сердце — не в этом дело.

Да ещё и пришлось воровато озираться (он надеялся, что из окна за ним Горшенёвы не следят), искать, куда бы забиться, чтобы выяснить, ситуацию прояснить. Не будешь же посреди улицы канцелярские принадлежности раскладывать, то бишь Миху выпускать. Да и разговаривать с пеналом тоже странно было бы. Вот, бл*дь, почему надо иметь план, а не идти, надеясь на слепую дуру удачу. Вот что сейчас делать? Андрей почувствовал, как глаз начинает дергаться.

— Сейчас, сейчас — пробормотал негромко, получив ещё один чувствительный укол в руку. Хотя бы живой... Но наверняка очень злой. Может, просто сказанное отцу не понравилось? Выговориться хочет, м-м?

Выбор был невелик — либо в парк бежать, там с утра народу не так много, да и можно заныкаться где-нибудь на полянке, ближе к деревцу раскидистому, либо зарулить в кафешку какую или общественный туалет. И то, и другое — отвратные варианты.

В кафешке как и в сральнике узнать могут, отвлекать будут, да и не поговоришь ведь. И запахом Миху с его обострившимися чувствами убить можно — ну ещё, так рисковать. А в парке — тут Андрей снова покрылся холодным потом, представив, как он на минутку отвернется, а Мишку тут же утащит белка, например, или птица какая хищная. Или просто ворона, или бурундук. Ну почему всё, блин, через жопу?

Из двух зол выбирают меньшее, потому всё-таки, поколебавшись пару минут, потопал в ближайший парк. Благо здесь был один. И, что хорошо, не слишком популярный у петербуржцев. Вот и устроился подальше на скамеечке в тени, стараясь не думать, что выглядит каким-то пенсионером или просто странноватым типком с рюкзаком на коленях. Но только так он мог переговорить с Михой, предварительно в ухо наушник запихав — пусть думают, по телефону балакает, ага. А прежде всего, нужно было убедиться, что Мишка в порядке, закрыв пенальчик со всех сторон рюкзаком.

Только вот ведь дряньство! Дружочек его не был в порядке! Совсем. Не задыхался, конечно, весь синий, не в бессознанке, свесив лапки, валялся, но выглядел херово. Трясся весь листочком октябрьским и был какой-то заметно побледневший, точно несварение заработал. Ах, если б...

— Мих, чё? — теперь уже и Андрей окончательно перепугался. Громко даже сказал. А ну как прихватило там сердце, или ещё что? Где ему помощь искать? А это ведь дело такое, если не живот, то без специальных знаний и средств не вытянешь. Побежишь, как миленький, наплевав на осторожность, в больничку. Ну не в ветеринарку же Горшочка тащить?!

Но Мишка никак не отвечает — лишь хуже того, дрожит всё сильнее. Это прям какая-то неконтролируемая, совершенно нехорошая дрожь. Ещё немного и в настоящих, а никаких не мини-судорогах забьётся его дружочек, хорошо, если не в предсмертных.

Весь перепуганный, Андрей пробует коснуться легонечко (собственные руки тоже дрожат, но ему сейчас плевать), как-то заземлить, что ли… А может, ему самому необходимо до Мишки дотронуться, чтобы понять, что он тут, рядом. Живой, а не глюк какой чудной. Потому что Князев не понимает, что делать, как помочь, ни в этом моменте, ни вообще — в голове совершенная растерянность.

Но и от его осторожных прикосновений (пробовал по макушке и спине поглаживать), кажется, только хуже становится. Совсем Горшочек его физией привидение без мотора напоминать стал, а судорожное (даже ему слышное) дыхание вот теперь уже точно стало больше напоминать отчаянные попытки воздуха глотнуть. Задыхается! Тут уже не до размышлений, не до последствий, и он решается, пока в голове настойчиво бьётся только одна мысль — спасти.

Видимо поэтому, наплевав на все ранее продуманные доводы (Где Миху нельзя никому показывать!), Андрей трясущейся рукой хватает почему-то не особо сопротивляющегося Горшка (ну, точно вот, совсем бедолаге плохо! Даже выуживанию из пенала не противится — как тряпочка поник, копьё оставив в сумке и зубы не спеша распускать) и осторожно, но быстро запихивает во внутренний карман толстовки (та на молнии — расстегивается — как знал, блин!). Напротив сердца. Понимая отдалённо, что с таким размером-то и биение сердца может оглушить не хуже нахождения в колокольне. Ну да по фиг! Сейчас это кажется меньшим из зол, а ему жизненно необходимо слышать шевеления друже, знать, что ещё не всё проиграно.

И бежит. Знает, помнит, что тут где-то рядом больничка имеется. Должны же там помочь?! И всё равно, что потом будут опыты или дурки. Главное, что это «потом» будет. Ведь Мишка даже в кармашке трясётся так, что ощущается. Как моторчик вибрирует. Это подгоняет.

Впрочем, несмотря на подступающую к горлу панику, уже вбегая в приёмный покой, понимает, что внутренность толстовки-то заметно меньше трясется. Будто телефон с режима звонка на вибро перешёл в редкие СМС. Голову немного остужает — настолько, что решает повременить со сдачей, поэтому разворачивается и отчаянно рыщет по курилкам-мусоркам — должен же представиться укромный уголок. И удача усмехнулась.

Так что, забившись в какой-то закуток рядом с больничкой, бросается Мишку проверить. Аккуратно вытягивает из кармашка, не решаясь, правда, из-под толстовки на белый свет вытащить (это сейчас здесь нет никого. А вот пара минут, да и завернёт кто случайный, полный пздц тогда получится). Может, сейчас Андрей выглядит как дебил, заглядывая себе в недра толстовки, но всё лучше, чем Мишу подставлять — мало ли, может, у него там прыщ лопнул!

Так и оставляет, неудобно руку загнув, на ладошке сидеть, присматриваясь напряженно — нет, больничка покамест отменяется — уже лучше гораздо его дружочек выглядит. Не обмануло чутьё, помирать, вроде как, не собирается… Хотя выражение лица по-прежнему бледное, но уже не такое вгоняющее в ужас. Странное у Горшочка лицо, правда, но и ситуация у них нестандартная. Нет в мире таких алгоритмов, чтоб действовать по плану в этой волшебной какой-то хрени. И нет рецепта, как взаимодействовать с внезапно уменьшившимся другом, с которым ты уже и не в ссоре, но и не примирился по-настоящему. Надо правде в глаза посмотреть.

— Миш, — негромко зовёт, осторожно пробуя снова выйти на контакт. Теперь, когда тот уже не трясется, и самого немного отпустило — ну, ясно теперь, что не боль какая физическая, во всяком случае, Миху скрутила... Может, мысли какие черные одолели, или там паникой от духоты накрыло. Или от всего сразу.

Но выглядело страшно, особенно тогда, когда друже таким хрупким выглядит... Вот Князев и всполошился, самое худшее подозревая. Эх, ладно, хоть остановился вовремя. Всегда нужно думать сначала, а не бежать, сломя голову, куда попало. В любом случае — теперь можно и попытаться уточнить, что произошло, помочь как-то. Если это в его силах. Ну или хотя б понять, можно ли от больнички отгребать.

Друже его, по счастью, отзывается — вон голову поднимает, смотрит вымученно, затем снова роняет, в колени свои утыкаясь. Угу, спрятался — в домике, а сам в его ладошке уменьшается — с ума сойти!

— Мишка, ну давай, делись, что стряслось?! — Андрей упрямо продолжает, чувствуя, что надо сейчас, пока не ушёл в себя и в глухую несознанку Горшок, шанс использовать и докопаться до истины. А то потом эта фигня их не раз ещё накроет. — Я ж помочь хочу, ты знаешь. Но мыслей твоих, — он запнулся. Да, теперь не читает, а раньше... обладал такой сверхспособностью. — Ну, что случилось-то? Плохо стало? Душно? Жарко? Страшно? Что?!

— Да ничё! — огрызнулся тот, наконец подавая голос, но не отрываясь от коленок. — Я — идиот. Вот и все!

Ого, вот это новости. Самобичевание от Горшка — по пальцам можно пересчитать, когда такое услышать можно было. Его это напугало, но подавать было нельзя виду... Совсем нельзя.

— Мишк, ну, не совсем, — поддержать надо было, а то ведь вовсе расклеился. — Все порой бывают идиотами, и чё теперь из-за этого не жить?!

— Ты не знаешь! — ещё больше скукожился его дружочек, — Ты не понимаешь! Они, блин, горюют же! Я отца никогда таким не слышал…

Тут Андрею нечем было его утешить — Мишка же только слышал, а он сам и видел посеревшего от беспокойства (небеспочвенного, увы, сам Князь чётко осознавал, что если б не нашёл это чудо в сумке, то выглядел бы немногим лучше) Юрия Михайловича. Выглядел тот совсем нехорошо — как бы и с ним чего не случилось, м-да... Но эта надежда отыскать — должна ж на плаву поддержать?! Михе, естественно, он свои мысли озвучивать не стал, у него и своих хватает. Понятно теперь, чего его так растрясло... Эмоции вкатили. Так что добавлять не стал. Тем более, что тот совсем приуныл и тихонечко, вымученно выдавил, позыркивая из-за узких коленок:

— Ты, правда, не понимаешь…

— Ну, объясни, я ж стараюсь, — Эх, вот вредина маленькая! Ещё и недотрога! Андрей потянулся к нему второй рукой, по головушке погладить, да Горшок дёрнулся и явственно попытался отползти от руки. Не протестующе, а как-то… горестно, что ли. Будто б не "оставь меня, старуха, я в печали!", а "не трогай, не заслужил!" Вот это новости...

Так что пришлось Князю чудеса гибкости проявлять. Потому что левой рукой, да ещё и пытаясь её изогнуть в толстовке поудобнее, несподручно мыша этого ловить. Потому вскоре Андрей прекращает попытки оказать тактильную поддержку — а то шмякнется в недра кофты его минипут в своих устремлениях от утешения уйти. Лучше уж просто послушать, глядишь, выговорится, да и успокоится его лохматик. А больше-то что? Миша всё же не стал в раковину совсем зажиматься, снова зыркнул из-за коленок да вздохнул тяжело-тяжело. Но вот совсем не готов был Князь к тому, что услышал.

— Это, понимаешь, они ещё надеются… — приятель его вздохнул горше, чем раньше было, хотя куда там, казалось бы, — а если бы получилось, как задумал — выдержали б они? — та-ак, чего-то тут Князь нить потерял, но чуял, что запахло чем-то совсем нехорошим. А Мишка продолжал — вон даже выглянул из укрытия своего зябко:

— Мусик вон, вообще, судя по звукам, с ума сходит. Батя и тот переживает... Лёха даже! Ну вот как, а? Я бы так больно сделал ей, Андрюх, — голова у Михи снова опускается, и Князев хоть и не видит наверняка, но знает — там у него блестят слёзы... Но затем Горшенёв собирается, снова смотрит прямо и убито завершает: — Я ж, когда с ведьмой этой повстречался, домой шёл, не просто так, а поставиться! В последний раз, понимаешь? Чтоб не было вот этого всего больше! Ни боли, ни медленного угасания — и разумом и телом! И мне чёт казалось, что нормально всё, переживут — вы ж все давно уже к моей смерти готовы... Небось лет десять думаете, когда…

Он прервался, а Андрей, горло которого словно ледяная рука перехватила, да сжалась, пытался с собой хоть как-то совладать. И это пздц как нелегко, когда тебе такое вот выдают... Но старался, ведь не ровен час у Михи новый приступ начнётся. Старался, вновь понимая, что вот-вот уже его затрясет не то от страха, не то от злости, не то от жалости. А, быть может, от всего сразу.

Не хотел же верить, хоть и посещали такие догадки, но теперь-то... Голову в песок не засунешь! Слова цыганки той очень быстро нашли своё прямое подтверждение, непосредственно от виновника, к счастью, не свершившихся событий, бл*ть. Да уж — Мишенька, бл*дь, с тобой не расслабишься! Не то чтобы совсем уж не подозревал — мысли разные за прошедшие сутки с небольшим посещали, и эти тоже, да, но он интуитивно старался отогнать куда подальше большой такой метлой. Думать о таком, даже слегка краешком касаться, было тяжело и больно. А уж вот так отчётливо, пусть и тихо-тихо слышать всё это…

Пожалуй, злость сейчас преобладала. Ну вот как, как мог дойти до мысли такой? Сознание меж тем, забегая вперёд, колко шептало: мог, ещё как — вы все этому потворствовали. Своим недеянием и "он же взрослый" — угу, сам с усами. Позаботится о себе. Вот Миха и решил... позаботиться... Ещё и думал, поди, что благо делает — избавляет от... проблемы. В горле уже не просто ком, а комище встал! Вот же, бл*дь!

Хотелось, как прежде, двинуть от души этому индивиду — чтоб раз и навсегда все подобные мысли из башки дурной выбросил! Но тут, пожалуй, хватит и простого стискивания кулака, чтоб... убить. Это отрезвляло. Но ненадолго. Да, маленький, хрупкий, но права злиться на него за бесо*бство у Андрея это не отнимает! Охренел совсем Горшочек — доварился! Не думал, что переживать будут! Нормально, да?! Может, вообще, вообразил в своём воображении, что, как в похоронах панка, все с улыбкой будут на мероприятии этом отплясывать?! И рад, что её не застрелил, угу... Гад! Только о себе и думал — тяжко ему, да, болеет он... Конечно, убиться самому, не дожидаясь болезни (а, кстати, какой?) — это самый лёгкий путь. Ну, сейчас Андрей ему всё и выскажет, вообще, на хрен, всё, что думает! И этот мелкий поганец никуда не денется! Совсем! Свалиться со ска... ладошки он ему ни за что не даст! Вот уж дудки... Всё теперь! Паранойя вверх — "Свободу Горшкам" транспарант вниз.

Но, взглянув снова на лохматика своего бедового, растерял весь запал. Тот, очевидно, и так понял, какую х*йню чуть не сотворил. Вон наслушался, бл*дь! Жалеет теперь небось… Да и… Князев поёжился, хотя и не так уж холодно на улице было — это как же надо душе изболеться, чтоб его Мишка, всегда боявшийся в одиночестве умереть, добровольно на суицид решился в пустом доме? Один, совсем один… Хотя в присутствии кого-то тяжелее такое провернуть, да... Но и решиться-то как?! Вот уж верно, бл*, до края дошёл.

Ведь чувствовал же Андрей на Окнах, что совсем что-то не то с его бешеным, не казался он там таковым... Никогда таким поникшим, выгоревшим, аж пожухшим не видел. И ничего не сделал! Ведь потом-то, сказывали на Нашествие, бодрячком плясал, ага... Видимо, напоследок собрался и выдал шоу — артист...

Нет, но ведь чуяло ж сердце! А они... А Миха, блин, убиться собрался, но при этом, ну никак, блин, не попробовал решить то, что между ними недоговорённым осталось! Боялся, что ли, что подпустив снова близко, тот его расколет?! Или же то недоприглашение и было тихим криком о помощи?! И желанием поговорить?! Вот ведь... Дозасовывал голову в песок, ага. Протупили, реально, промолчали, как дураки какие-то, все то время. Может, это молчание-то и стало последней каплей. И Окна, и неразгаданный сигнал SOS в адресе продиктованном. Вот так, Андрюх, думай теперь, а не подтолкнул ли случаем дружочка за край, а?

Направление этого мысленного разговора ему совсем не понравилось... Потому и ущипнул себя свободной рукой за бок. Так, Андрей! Не время нюни распускать! Надо срочно что-то делать, сказать, блин. И уж точно не отпускать от себя Мишку на все четыре стороны… Даже постараться из поля зрения не выпускать — тот хоть сейчас, вроде, и сидит, понимает, что пздц какой-то в мыслях, что неправильно всё, х*йню чуть не сотворил... но вдруг перемкнет его через пару часов. А? Мелкому убиться гораздо проще, уже ведь думал об этом. А если ещё и целенаправленно, м-да… Князя прошибло холодом.

— Ну, Мишк, — слегка запинающимся голосом начинает, отчаянно молясь всем существующим и несуществующим богам, чтоб хуже ещё не сделать. — Теперь ты знаешь… — а потом его прорывает, причем с каждым словом уверенность звучала всё мощнее: — И, да — я не знаю, как бы родители твои пережили. А Лёха? Ему разве было бы менее больно? А Сашка — она ж малявка совсем ещё, ей отец очень нужен. Живой, а не памятник надгробный, чтоб раз в год цветочки положить. А… — подавился всё-таки слюной, откашлялся, продолжил, благо Миха не перебивал, слушал... Куда он денется, бл*! — А мы? Мы, вроде как, тоже не чужие люди. Я, — он снова запнулся, но продолжил уверенно давить: — Реник, Пор, Яшка, да Балу даже — о нас ты вообще не подумал? — свистяще прошипел он.

Ответа пока не наблюдалось, а вот связки он, похоже, напряг. Вон аж что-то хрипеть начинал. Но... надо было закончить, раз уж молчит друже зловеще:

— Мишк, всё решить можно, всё вернуть, — да сейчас он толкал спич довольно оторванный, обобщённый, но... А кто учит такое вот правильно и красиво говорить? Сказал, как чувствовал, что лучше подходит. — Есть в жизни только одна безвыходная ситуация — когда ты стоишь перед гробом дорогого и любимого человека, — вышло хлестко, ну и пусть, блин. Зато доходчиво — надеялся Князь. — Вот там да, нет решения. Миш, ты это, не подвергай такому всех, кто тебя любит... раньше срока, не надо... — почти задушенно шепчет. Да уже и у самого глаза, судя по ощущениям, заблестели, будто песка положили...

Ох, не психолог, Князь, совсем нет, чего понабрался от жен — тому и рад, ага. Теперь. До этого подтрунивал, бывало. Но Горшочек-то, вроде, прислушивается, во всяком случае, руками уши не закрывает… И чуть ободрённый Андрей повторил попытку — мизинчиком поглаживать по головушке стал (и, о чудо, Мишка не рыпается никуда, даже зажиматься меньше стал), приговаривая:

— Решим, всё решим... Потихонечку — помаленечку... Вот найдём сейчас цыганку, да и что мы — не красноречивые и обаятельные? Конечно же, отыщем способы убедить её размерчик вернуть. Так что, может быть, к вечеру уже дома будешь. Маму с папой успокоишь… Девчонок своих, ну, Мих — жив же, это сейчас главное, а размер... — чуть закашлялся. — Второстепенное!

А у самого сердце сжимается — а ну как не выйдет отыскать ведьму-то? Что тогда делать?! Второстепенное, да, когда тебя может сожрать любая кошь или унести как мышь-полёвку ворона! Это, вообще, опрометчиво очень — обещать практически Мишке что-то подобное. Вот поверит тот, а потом облом… С такими-то намерениями прояснившимися и планами (точнее, их отсутствием) на дальнейшую жизнь это полный пздц! Тогда, вероятно, можно и про сон (и секс! И вообще, частную жизнь) забыть будет, дружочка карауля. Не, цыганку эту надо кровь из носа отыскать! Долго он эдак не выдюжит...

Но Миха неожиданно к его руке, всё также поглаживающей тихонько, так и прижимается податливо, льнёт щенёнком, словно хочет согреться. Так и уверенность чуточку просачивается. Помогают ему, видать, слова эти. Верит, да. Главное, да, чтоб не получилось, как "верь мне, верь — стоит твоя жизнь моих потерь!" Терять бы ничего не хотелось, но... Разве иначе как-то поступить можно? Надо будет — покараулит. А пока Мишка верит — и это очень хорошо. И Андрею тоже очень хочется верить — и в то, что они справятся и найдут гадину (хотя, получается, наоборот, спасительницу просто!), и что потом поговорят да всё починят. Ну, может, не сразу, но всё же… Что как раньше уже не будет — оно в любом случае не будет... Не после того, что Князь узнал и увидел. Не после того, как ощутил, будто кусочек очень важного встаёт на место, когда нынче засыпал, зная, какое-чудо юдо у него в пенальчике. Да, он и сам не думал, что настолько скучал — даже по такому шаткому, словно карточный домик, чувству, что тебе доверяют. Поэтому — да, каждому нужно во что-то верить. В кого-то. Человеку нужен человек... Даже если этот человек сейчас размером соперничает с колибри.

Долго стоять в том закуточке (вообще, чудо, что никто не зашёл! Эй, вселенная, спасибо! И за это, и за... Горшочка, блин, пусть такого) не получается, хотя очень хочется дать и Мишке, и себе чуть больше времени хотя бы на осознание, если не принятие чувств и эмоций. О том, как решать всё это... Ну, потом, когда от самой большой, точнее, маленькой проблемы избавятся и встанет огроменной скалой другая, где Миша жить не хочет (подсознание вставляет было "хотел", но потом запинается. А точно ли знает?!)... Речи пока даже и не идёт. Опять, видимо, всё по ситуации, экспромтом выступать будут в этой арии на двоих. Хотелось бы верить да, что не Тоддовской. И в окно им солнце-то засветит. К тому же все эти шаги уж точно это не сейчас делать и не здесь — могут увидеть, могут не успеть найти цыганку (ага, прыг на поезд — и пока-пока-покачивая шляпами вслед, блин!). А ещё много всего может помешать разобраться потом, когда смогут нормально друг другу в глаза глядеть, без лупы.

Приходится ехать дальше. Друже ему так ни слова и не сказал, но уже не дрожал и смотрел, вроде как, спокойнее. Правда, несмотря на эти подвижки, Миху обратно в пенальчик не решается даже попросить перейти Андрей. Бедовому его явно спокойнее и уютнее ближе к телу, а не в гробике этом развесёлом, так сказать. Да и самому Андрею пока так лучше — даже несмотря на возможные опасности. Будет бдить, да — не витать в облаках, а смотреть в оба. Потому что не чувствовать Мишку сейчас кажется слишком сложным, слишком тяжелым. А так под сердцем, считай лежит — тёплый, мягкий, живой... Задыхаться в кармане и не думает, слава Ктулху. Ну дышат же люди через маски — тут также. Совсем прижмёт — пнёт.

Вот и едут такие, подгруженные и напряженные (Ну, Князь точно — Мишка тоже как-то сгруппировался, видимо, опять себя обхватил руками), обратно в Купчино. Сначала, обговорив (в туалете в метро, ё-моё — Князь старался быть о-очень тихим), решили проверить там поселок Токари. Это в конце концов почти самое крупное цыганское поселение. Шансов там больше. Ну, если удача улыбнётся, то, может, одним этим поселением и ограничатся. И побежит Миха к семье, придумывать, как его удосужило так загулять.

Удача улыбнулась, но как-то слегка. Если б её хуманизировать, то улыбка этой дамочки в данном случае выглядела бы как легкое поднятие уголков губ с одной стороны. Андрей бы и не заметил — Горшочек в нынешнем обличье — да.

Их не прогнали, не обобрали (ну, часы не считаются — Князев их специально повесил, серьгу вот снять не смогли, ха!) — вот в этом и вся удача. Даже позволили поговорить и с главным их (Мишка по выходу в подворотенке фырчал — барон, а в действительности, хрен знает, как у них эта должность называется. Барон Мюнхгаузен, ага! Нет, конечно, стереотипов-то вокруг этой нации, пожалуй, поболее всех остальных будет), и с некоторыми другими обитателями... Даже показали пару гадалочек, но те совсем другими показались. Какая-то особенная им повстречалась. На счастье. Ну, если Князев сможет удержать это чудушко... Снова вспоминились слова её про упустишь — не поймаешь. Вот уж в самом деле, бл*! Только отскребёшь.

И всё же, общаясь с представителями свободолюбивого народа (Миха, а ты точно не цыганёнок? Только тебя не украли, а, наоборот, подкинули?! Ладно, да не пинайся ты — шутка!), Андрей порадовался за своё умение красиво и складно в нужный момент выдавать всяческие истории. Более или менее правдоподобные, да. Вот и сейчас талант не подвёл — наплёл, что гадать ему молодка повстречавшаяся начала, да только главного не сказала, сбежал он от неё — дела отвлекли! А предсказание возьми да начни сбываться. Вот и хочет он, мол, и гадалку отблагодарить, и гадание закончить — очень важно это для него. Вопрос решается... Он прочистил горло, да выдал — жизни и смерти!

Правда, не уточнил, что своей, да. Почти не соврал даже, скажем так. А ежели узнает его кто... Ну, решат, что Князев Горшка ищет так — все шито-крыто, м-да. Просто слегка переиначил действительность. Главное, ему, вроде как, поверили, варианты предлагали разные. И гадание закончить — вон у нас мастериц полно, и ту самую отыскать. В первом случае отбрехались, что надо отблагодарить конкретную! Но послушать согласился. Как и ожидалось, наплели ему там с три короба — всё ж умеют славно считывать людей, но далеко от реальности. Они ж чё, решили, что у него любовь сбежала строптивая, да.

По второму варианту — помогли поискать, да, но цыганки молодой, хоть сколько-нибудь похожей на встреченную ими, не было в посёлке. И, что самое странное и страшное, никто подобную женщину вспомнить не мог. Смотрели с удивлением на описывающего её Андрея, да головой качали. Не было тут любительниц стеклянных украшений, камни — да, стекло — нет. Непрактично, да и мутнеет — отвечали.

Примерно то же самое повторилось и в селении на Чёрной речке, и в посёлке Железнодорожников. И с каждым разом, понимая вообщем-то, что чудесами там и не пахнет, а вот им свезло — ага, только как теперь расколдовать-то? Где искать ту, что, верно, пришла не из этого мира, а откуда-то из-за Зазеркалья, быть может?! От мыслей этих, лишь чётче звучащих, Андрею всё тяжелее становилось на душе — ситуация вырисовывалась безрадостная, быстрое решение не находилось. Никакое, если так сказать, не находилось. Ну не бежать же им к Алёне, не просить с Космосом связаться, а?! Это уже жест отчаяния... Хотя почву прощупать стоит. Сбегать к бывшей, спросить, не видит ли она Горшка "по своим каналам". Но не сегодня... Уже темно, блин! Устали — ладно, он, но Мишка вообще в кармане как узник... Эх, да совсем никакого решения не находилось. Особо-то надеяться, что среди всей требухи пёстрой мелькнёт что-то настоящее не приходилось... Разве что само нежданно нагрянет, как уже сделало в первый раз, а?! Понимал, вероятно, всё это и Миха, опять весь притих и съёжился. Только оживать начал, притопывая на общении с цыганами, как не отплясывая.

— Миш, — устало спросил Князев, когда последнее близлежащее поселение было проверено. Вообще, если не драконить Агату, то домой, но... не мог не спросить — тот весь поникший, что угодно готов был сделать, хоть землю и дальше рыть. — Куда теперь? Давай подумаем…

— Никуда, Андро, — неожиданно перебил его друже. — Бесполезно. Хоть весь Питер обыщи, в каждый табор загляни — вряд ли её там знают. Самые крупные мы обошли, дальше... — он насупился, но продолжил уверено: — не имеет смысла. Девка треклятая словно на один вечер только откуда-то из параллельной вселенной выпала… Да и сгинула, в ночи растворившись, — устало довершил тот, снова отворачиваясь к стенке, то есть к кофте.

Наверное, надо было бы как-то переубедить, настоять, что не всё потеряно, но… Андрей же и сам был согласен с Горшком. А тратить время и силы на проверку версий, в которые и сам-то не веришь… Глупо, наверное. Надо теперь склонять дружочка к другому, что вот, как Гэндальф там сказал?! Волшебники не опаздывают, а являются именно тогда, когда нужно? Ну вот и цыганка тоже явится, когда надо... М-да, вот только цитатами из Властелина Колец убеждать и осталось. Промолчал Князь. Вот и поплёлся пешочком домой, благо не в другом конце Питера находились.

А дома встретила явно обеспокоенная Агата, Алиса-то уже спала, м-да... Поэтому и ругались потом шепотом. Ведь та казалась неслабо так разозленной. Что ж, её можно понять — супруг весь день где-то прошлялся, и опять по делам Мишки Горшка. Однако жена у него умничка, сперва накормить решила, правильно рассудив, вероятно, что голодный мужик — злой мужик, на предъявы, пусть и справедливые, будет явно острее реагировать. Ну или терпение у неё ещё было.

А прорывает её, ожидаемо, когда он с тарелочкой намылился в кабинетик.

— Андрей, я понимаю, — впрочем, начинает она мягко. — Ты беспокоишься за Горшка. Это естественно — потому что раз он до сих пор не объявился, то вряд ли это обычный загул. И это уже серьёзно. Но теперь уже я беспокоюсь за тебя, мне очень не хочется, чтоб ты влез в какую-нибудь непонятную и, возможно, опасную ситуацию, рыща по всяким местам разной степени криминализированности! Вот где ты был целый день?!

— У Горшенёвых, — ну, отчасти правда же, Князь тщетно надеялся отделаться малой кровью, но Нигровская закусила удила:

— Я звонила Ольге, она сказала, что ты ещё до обеда побывал у родителей Мишки и ушел затем в неизвестном направлении, — вот те... Преодолела некоторые свои предубеждения против той и позвонила. Ей, не Алле... Хотя, может, Лёша не поделился с той. М-да... точно переживала. — Я так понимаю, ты сам решил искать? Причём не в Озерках — там профессионалы ищут... А где? В притонах? Андрей, это может быть крайне опасно! Пусть этим полиция занимается, прошу тебя! Ты не поможешь ему, если сам пропадёшь!

Князеву нечего на это сказать. Вот совсем. Агата, будь ситуация попроще, права была бы несомненно. Нечего башкой рисковать, хотя... Он бы наверняка сунулся и искал. Как уже это делал раньше. Но сейчас… Ни объяснить ей,где был, ни пообещать что-то никак не может.

— Агатик, давай, не сейчас, — кое-как выдавливает, почти сбегая в комнату под очень осуждающим взглядом. — Я не… Нет никаких рискованных действий. Правда, я не был в притонах... Так, проверил пару мест...

Вряд ли она ему верит, но по крайней мере не препятствует. Андрею бы немного выдохнуть, Горшку бы бутерброд сообразить (и это, блин, тоже проблема — если тому, а это теперь очевидно, придётся задержаться «в гостях», то надо придумать, как разнообразить меню и всё такое. Потому что хлеб с вариантом мяса и крошки овощей — это именно что одно и тоже, а Миха не Спанч Боб одними бургерами питаться... Может, рисину ему положить?! Ага, ещё ядрышко гречки скажи — а, видимо, придётся, м-да). И поговорить бы с дружочком по-нормальному, а не заглядывая внутрь толстовки, как-то эмоциональное состояние подтянуть до краешка нижнего нормы, чтоб хоть уснуть не страшно было сегодня без задней мысли... Да, вот только, когда этим, то бишь бутербродом (сначала накормить — потом говорить, про сытого мужика же помним?!), и начинает заниматься, раздаётся телефонный звонок.

— Блин! — ну опять двадцать пять! Что ж все лезут-то, отрывают от дел, а? У него на дворе ночер — Мишка с утра не кормленный, самому отдохнуть тоже хочется!

Однако, увидев, что на экране высветилась аватарка Вахтанга, решил, что нужно ответить (вдруг чё случилось — неприятности они ж по одной не ходят — как и девчонки в туалет!) и что может и на громкой поговорить — в конце концов директор его наверняка по рабочим моментам звонит, а бутер сам себя не сделает. Да и громкая, негромкая... Для Горшочка сейчас вся связь

такая!

Поэтому, покосившись на Миху — тот равнодушно сидел, куда его пристроил, на мягонькой губке-промокашке (да чистая, чистая, блин!), уставившись в стену — с тяжелым сердцем звонок принял.

— Андрей, доброго тебе, — Вахтанг был не из тех, кто растягивает, да вокруг да около кружит. Не Ворон, короче. — Что там с Мишей? Неизвестно?

— Нет, никаких сведений, — ну, а что он ещё мог сказать. Вот, рядом сидит, подожди, к динамику поднесу, привет передаст...

— Плохо, — Махарадзе почти ощутимо поморщился. Андрей на минуту аж представил себе лицо своего большого друга. Да уж, плохо. Всем. А этот дурик ещё и убиться планировал — нет, нельзя о таком думать, пока тонкую работу с бутербродом проводишь...

— Надеюсь, что-то выяснится, и Горшок живой-здоровый вернётся, — выдыхает Вахтанг. — А то ещё и с твоей персоной нездоровый ажиотаж возникает.

— В смысле? — Андрей даже перестал вырезать микрокусочек чёрного (полезно, блин! Хрен знает, чё там у этого со здоровьем) хлеба.

— В прямом, — вздохнул директор. — Народ, скажем так, уже просёк о ситуации и вовсю недоумевает, почему именно ты кипиш поднял.

— Да ё-моё! — в сердцах бросил Князь. Точно, не любят гонцов с плохими новостями — совсем. Ну, вот, что-то такое подозревал: найдутся те, кто на него всех собак повесит. Можно даже не заходить в интернет, там небось уже куча теорий, как и где он Горшенёва убил, расчленил, прикопал, где подальше. Ну или в воду рыбкам кормиться бросил. Может, вообще, попомнили Во все тяжкие — ну там, химия, кислота, все дела — и нет следа. М-да. Сначала топором, приговаривая: "Это тебе за Достоевского!", потом версии разнятся. То-то Агата переживает — боится, что наткнётся на фанатов-неадекватов, класс, чё.

— Всё плохо? — спросил, страшась ответ услышать, краем глаза подмечая, что Мишка из меланхоличности своей вышел, да и прислушивается явно к разговору. Вон голову приподнял — как щеночек какой.

— Нет, не особо, — ну, Вахтанг вряд ли б врать стал, чтоб его успокоить, да?! — Но я и не только за тем звоню, чтоб об этом бедовом справиться. Как твой визит к врачу прошёл? Что дальше делаем? На запись садимся? О концертах пока не договариваюсь новых, а со старыми что? Лечение помогает?

— Нет, блин, — Князь тоже вздохнул. — Сказал, связки всё. Резать надо. По концертам и записи — скоро сообщу, — он поморщился, понимая, что да. И это решать надо, но как, когда тут такое сваливается?!

— Когда? — Вахтанг был весьма конкретен. — На этом всём фоне мне звонят, интересуются, почему в афише никаких обновлений, а старая почти отыграна.

— Не знаю, не обговаривали, — а вот здесь и правда, мало того, что не обговаривали, так ещё и со всей этой ситуацией забыл совсем, что надо что-то решать и срочно. Но немного покоробило. Отрицательный пиар — тоже пиар, звонят там, понимаешь ли...

— Не тяни с этим, ладно? — попросил Махарадзе. — Сам понимаешь, как всё серьезно, я надеюсь. С записью почти договорился, ты же помнишь? Но если ты по связкам не вывезешь — лучше сейчас отменить.

— Понимаю, — Андрей чувствовал, что уже голова пухнет. Как всё это сочетать-то? Особенно, как быть с Мишкой... Операция — это больничка. А как он его туда протащит? Ладно, протащить — не проблема. Проблема там его пасти... Особенно под наркозом, ага. Может, на местный удастся сговориться?! Да... Надо топать, узнавать. Завтра, блин, желательно.

Кстати, о Горшочке — Андрей совсем забыл, что у их разговора есть слушатель невольный. И очень зря — потому что, как только распрощался с Вахтангом, заверив, что всё порешает и что он в порядке... да повернулся к Михе, то увидел очень выразительный взгляд, направленный на него:

— И почему ты мне о проблемах со связками не сказал, а? — он ещё и с пуфика своего губчатого встал и ногой притопнул. — Это что за новости?!

Миша совсем не понимал — что за фигня, неужели так влияет размер, реально, а? Уменьшился не только он сам, но и чувство собственного... нет, не достоинства, а веса, что ли... Он словно расплывался, как песчинка, терялся в этом огромном мире. И от этого порой трясло, как и от обилия новых ощущений.

Мир-то остался прежним, а вот с ним что-то произошло однозначно. Иначе как объяснить, что всё, буквально всё ощущается сейчас усиленным в несколько раз? И нет, не о звуках и прочей физике, вроде, табло Андро на половину горизонта он сейчас. Эмоции, чувства — вот что ощущалось огромным и острым.

Когда были дома у родителей, прочувствовал всё сполна. Так, словно вся тяжесть ставшего вдруг огромным мира обрушилась на него — маленького и незаметного. Вы жили как после смерти? Миша живёт — прямо сейчас. Его всё равно что нет в этом мире. Цыганка своим колдовством стёрла почти без остатка... Этот огрызок, что сейчас называется им, да что он мог? Даже отлить без чужой помощи не мог. Чужой... А ведь Андрей прицепился к этому слову. Не понравилось ему. Может, не всё потеряно, а?

Стоили ли все эти приключения, бл*дь, чтоб узнать это? Что не всё равно... И не только Князеву. Что-то довольно сточенное внутри слабо мявкало, что да. Потому что, получись у него задуманное, ничего бы не было. Ни унижений, ни вот этих разговоров и невольных откровений. Причем те приплюскивали с такой силой, что невольно задумаешься, а не тесно ли стало тому, что некоторые называют душой, в его махоньком теле?! Вот эмоции и фонтанировали, чтоб хоть немного пространства освободить.

Только вот легче не становилось, напротив. Нахождение в доме родителей било наотмашь. Да так, что стало почти невыносимо — от голосов родных, в которых чётко читались страх, беспокойство, любовь (да-да, именно она. Не переживают так за тех, на кого наплевать с высокой колокольни, ё-моё) — от всего этого разрывало. Боль ощущалась почти физически, распирало, напирало — какая разница, когда и дышать-то невмоготу становилось. Он и сам уже плохо понимал, как тут очутился, что, где... когда, бл*дь, всё пошло по п*зде… Сил хватило только потыкать Княже чёртовой зубочисткой (изуверство, конечно, но как иначе?!) — ему реально надо было на воздух, последнего ощутимо недоставало. Видимо, сила эмоций всё перешибала, в том числе и кислород. О прорезанной дверце он даже и не вспомнил — и хорошо, потому что в подобном состоянии нестояния страшно подумать, что бы там с ним могло произойти... Выпал бы в недра кофты и сгинул где-то в районе штанцов, м-да...

Но даже когда Андрюха открыл крышечку и воздух ворвался в тесноватое пространство, даже когда увидел обеспокоенное лицо Андро (реально, точно на большом экране, хорошо видно было насколько) — даже тогда ничего не изменилось. Как накрывала и поглощала какая-то удушливая волна, так и продолжала. Ни грамма легче не становилось. Смутно, на грани понимания, осознавал, что Князь что-то говорит, обращаясь к нему… Вон волны воздуха расходятся, волосы треплет. Но слов разобрать не мог — всё сливалось в громадный фоновый шум, который лишь усиливал тяжесть.

Эта давящая прессом тяжесть продолжала обессиливать, хотя, казалось, куда уже больше. И так едва зубочистку дольше пары минут удерживать мог. На вытянутой руке. Какую-то жалкую деревянную фиговину, блин, не палицу, не меч-кладенец. Однако, как выяснилось, можно и больше, и сильнее. Настолько, что уже и сил на сопротивление не оставалось, когда его легко (ну, а чё — он для него сейчас — пушинка) подхватил Андро, да и ловко опустил куда-то в тёмное место, хотя тело при этом прошибала отчаянная дрожь.

Неожиданно, но темнота эта сделала пребывание легче. Не такая уж та и непроглядная, если присмотреться — огромное полотнище, точно портьера, а сквозь неё пробивается свет — совсем по чуть-чуть. А так тепло, темно… И мерный стук. Быстрый, но равномерный и сильный. Будто огромный барабан, только ритм какой-то знакомый, что ли... Но не мелодия, да. И это он непринуждённо вклинивался в фоновый галдящий, нестерпимый шум, заполнивший, казалось бы, голову... Вклинивался и успокаивал.

Неосознанно, но Мишка начал считать эти чёткие удары, начиная понимать, что слышит. Сердце. Так стучит человеческое сердце. И не просто какого-то человека — Андрея. А находится он, должно быть, снова в кармане. Раньше это казалось ужасом кромешным (когда его, распаренного и не понимающего ничего, схватили и посадили туда), сейчас же — самым надёжным местом в этом пугающем бушующем океане эмоций.

Откуда-то взялось чёткое понимание, что Княже (зря волновался — дурачина, Андро) не только сам вреда не причинит, но и от всех других защитит. И продолжает же волноваться, ё-моё — сердце для спокойного состояния бьётся слишком сильно. Теперь Горшочка не обманешь. Никак. Не всё равно... Именно так мерно отбило сердце. И вовсе не чужое. И хоть внутри сохранялась противная горечь, но дрожь постепенно уходила. Было больно — по-прежнему не физически, но эту боль можно было попытаться контролировать и даже пережить. Ведь, как выяснилось, его смерть причинит больше горя, чем жизнь.

Впрочем, не настолько он ещё совладал с собой — ведь когда Княже снова вытащил его на свет, вероятно, чтоб проверить, как он (конечно — это у Горшка теперь суперсилы, ага), не сумел сдержать эмоций. Больно и стыдно. За себя — всё-таки, что ему такому теперь делать... и за то, что о других не подумал со своим решением уйти в вечность. Да и никогда не думал по большому счёту.

В самом деле, представлялось, что так проблему решит — устранит для себя и других, чтоб с ним не мучались, а, на самом деле, выяснилось, что только умножит и создаст нерешаемое.

Вот и выболтал Андрюхе всё, что на языке вертелось, не сдержался. Словно в трансе — не хотел же, чтоб тот знал, чтоб вообще кто-то знал — да сам же и поведал. А Князь же не только ритмом своим заполошным, но и всем поведением подтвердил, что, да, всем им не стало бы легче. Во всяком случае насчёт родителей и этого типка уже убедился... Право, дальше лезть в эту удавку не хотелось. И так эти его слова — ну, про безысходность у гроба любимого человека — проникали, казалось, в душу и резали острейшими осколками. Стекла... Того самого, которым себя цыганка та украсила, м-да. Но в то же время они приносили какое-то совершенно неожиданное, восставшее из недр существа чувство — благодарности, что ли… И к Андрею, что явно, несмотря на свою растерянность и чувствующееся страдание (брови, Князь, тебя выдают с потрохами!), пытался успокоить и поддержать, и даже на чёртову цыганку, что так вовремя обнесла карманы и не дала свершить непоправимое.

Надо же, только вот так, в шаге от роковой черты и доходят очевидные, казалось бы, чувства и мысли. И Мише сейчас стыдно за свои действия, пусть даже и не свершённые. И за укольчик, и за раздумывания — как бы с дивана спрыгнуть или стола.

Андрей же его ещё и жалеет, поглаживая аккуратно по голове. Сейчас не хотелось думать, что словно мыша домашнего какого-то. Совсем. Потому что Миха совсем не Мышь — и Князь хорошо это знает, и сам Горшок это знает. Но они оба в этом моменте. И пусть и приносят эти движения одновременно и облегчение, и большие муки совести (разве заслужил он, а? Чтоб после таких признаний ему не только не устроили выволочку, но и приголубили?), но отказаться от них тоже нет сил. Необходимо вот это вот, чувствовать родного (сейчас всякие там "но" противные куда-то подальше задвигались, уползая: как вампиры от света, так и "но" сваливали от уверенных движений Андрюхи, который, конечно же, не замечал, но и сопел тоже в такт) человека максимально близко. Так что в этот раз даже не противится поездке в том же самом нагрудном внутреннем кармане (а правильно ведь понял, да, изначально) до цыганских поселений. Не кусался. Хватит. И так уже боли ему причинил... Немало.

Андрей вообще… Явно ж у него дел много своих (мечтал о своей группе — получил — так теперь и бегает, как вошь на гребешке — чё он, не справлялся, что ли?! Пахал Князь как конь какой, не то, что... Так, ладно, не надо об этом, ё-моё), чтоб ещё и по Мишкиным таскаться. Точнее, в первую очередь делами и проблемами-нуждами (от самых-самых базовых — остановился ведь, воды в крышечку от бутылки налил и придержал, пока Миха с этой чаши огромной жадно лакал, блин) Горшка заниматься. Но вот тот ведёт себя так, будто ничего важнее сейчас нет. Носится с ним... Возится. И это странно, даже несмотря на все его предыдущие слова и действия.

Собственно, теперь Мишка мрачно думает, что хоть и уменьшился, а проблем меньше приносить не стал. Может, даже больше. Вот и сейчас ведь… Он же почувствовал интуитивно уже после первого посёлка, что бесполезняк. Ну не похожа та ни на одну из обитательниц табора, ни этого, ни вообще... Откуда-то из другого мира вылезла, да и обратно в щёлочку пролезла. Потому и не найдут они ведьмочку. Нельзя найти того, кого в этом мире и вовсе не существует. Гостья... Хотел сказки — получай, Миш, кушай, не обляпайся, прям как теми помидором с огурцом...

Даже те крохи, добытые Князем, огромными показались — с кулак! Но, учитывая, что конституция у них не как у яблока, а мягче, то обляпался — мало того, что костюм сам дурацкий и предусматривает стриптиз при любом санье, так ещё и умазался... М-да. И пропотел весь уже после первого цыганского облома. Хотелось пить, есть и просто чтоб его положили куда-нибудь и так оставили. В покое. Потому что всё бесполезно... Но останавливать Андрея не стал — тому, наверное, важно знать, что сделал всё, что было в его силах. И да — всё это отодвигало возвращение, где Князев точно докопается до его неосторожно оброненного признания. Может, вообще, на ночь куда-нибудь посадит, чтоб не убёг и не убился. Пенальчик-то уже не подойдёт... Дверца есть... Нет, точно после услышанного в покое не оставит.

Миша прищурился... А он хотел бы, ну, чтоб оставил?! Что-то внутри шепчет тихо "нет". Так что... Непонятно, что и как теперь делать. Как-то постараться жить дальше вот таким, даже не половинкой себя, чтобы не причинить Князю большей боли? Жить в надежде, что у заклинания есть срок годности... Или что стеклянная ведьма снова объявится. Угу, жить и стараться не приносить проблем. Хреново у него это получалось даже в самом начале пути... Не стал тыкать Андрея и проситься домой, а что в итоге?!

А вот лучше бы остановил! Потому что, когда очевидная горькая истина становится понятна Княже и они понуро вернулись домой… Ну, в квартиру Князя, вот тут-то ещё и Агатка возмущённая нарисовалась. Сильно так, он аж чувствовал как расходятся колебания от неё в воздухе. Ну вот, не хватало только, чтоб из-за него Андрюха ещё и с женой пособачился. Та решила, что Князев лазит по притонам — м-да... Таборы — это немногим лучше, на самом деле, хотя... Сейчас он не хочет думать, что тот собачился бы в любом случае. Полезь не полезь, а разве бы тот сидел на жопе ровно? Теперь-то Миша не сомневается.

И всё равно не мог не думать, что сперва обмозговать надо, а потом лезть куда-либо. Эх, Горшок, Горшок, ну вот кто тебя просил в рюкзак-то забираться? Правда, теперь уже при этих мыслях возникает новое размышление: а если б не полез, и сейчас Андрей, так же, как и остальные, не знал бы ничего о нём? Нет, учитывая, как волнуется и сейчас, то для него это было бы, возможно, большей мукой. Неизвестность убивает подчас быстрее. А если не убивает, то делает жизнь невыносимой. Вот пропади неизвестно куда Андрюха, что бы на его месте Мишка чувствовал?! Да на стенку бы лез, хотя нет, сердце быстрее бы сказало «до свидания». М-да, вероятно, он бы долго не мучился. И снова внутри всё сжимается, потому что больно обо всём этом думать. Ну какие ж дураки, а? Оба... Оказывается, обоим плохо было, оба, кажется, скучали — потому что порой Андрей так смотрел... Что-то было во взгляде этом.

Так что да... Горшочку быстренько б крышечка пришла, а вот Князь, со здоровьём у которого, вроде бы, всё хорошо (бодрый кабанчик — сегодня через все Купчино проскакал и не запыхался!), так бы и жил с болью и надеждой, так, что ли? Сколько лет прошло бы, прежде чем сумел бы забыть и отпустить? Год? Пять? Десять? Двадцать?! И сумел ли бы?

Миша не знает ответов на эти вопросы. И знать не хочет — от каждого больнее и тяжелее. Ведь получается, что так, что этак — всё равно приносит страдания в жизнь дорогих ему людей. А полудурочный бегун этот... Ну вот, опять на говно переводится, м-да. Княже ведь ему по-прежнему дорог. Только вот показывал это он своеобразно в последние годы... А сейчас и продолжал! Ну вот что хорошего тот от него слышал в эти дни? Ну хоть одно хорошее слово, а? Внезапно очень сильно захотелось снова свернуть калачиком и попытаться не отсвечивать... Хорошо в детстве было — можно было сказать, что, мол, в домике — и всё. Он его даже обнять, блин не может. А его похлопывания тот не ощутит. Только пинок, а это совсем уж не дело...

Андрюха тем временем в комнату ускользает и, несмотря на непростой разговор с женой (с её стороны явно искры посверкивали! Видно даже сквозь кофту!), в первую очередь опять им занимается. Вытаскивает, какую-то фиговину мягонькую находит, на неё аккуратно сажает (а удобно — хм, на что-то та похожа... Только на что?), ужин, блин, готовит. Ну, приготовила его Агата, а вот доводил до соответствия с Горшенёвскими габаритами — Андрей. Не хватало ещё в каком-нибудь пюре, супе или каше утонуть... Эх, поэтому и останавливать не стал. Без заморочки, увы, полопать не выйдет. А сам он даже с зубочисткой долго провозится, отковыривая. Так что Княже весь в делах... в Мишкиных. Даже звонок от Вахтанга — Миша вяло слушает, узнавая голос — принимает, не прекращая этого чудесного действия — приготовления нанобутеров.

И вот лучше бы Мишка вообще не слушал, заткнул б ушки, конфиденциальность обеспечивая... После него чувство вины становится сильнее. Махарадзе новости принёс. Безрадостные, блин, такое ощущение, что жизнь не разносилась как туфля, а превратилась в жопу зебры — то есть не полосатую, а черную... и неизвестно, когда белая полоса по выходу из жопы начнётся. Вот и фанаты х*рню какую-то стали писать, сутки прошли — уже готовы во всех грехах Князева винить, ага. Купчинский маньяк нашёлся, да!

Но когда Махарадзе касается неожиданно темы здоровья (да Андро ж крепкий как кабан!), Горшенёв весь обращается вслух: какие-такие проблемы со связками?! Связками? Это ж их рабочий инструмент... Какой на хер сольник без голоса, вот же, бл*дь... Мечтал — дорвался, и сразу такая подстава от Вселенной?! Вот уж не думал, что он один проклят... Проблемы со связками, бл*! Да ещё и такие, что требуют не просто консервативного лечения какого, а операции, бл… М-да, не только у него здоровье-то пошатнулось… Но какого хрена Андрюха не сказал-то?! Ему ж, наверняка, хреново пришлось — и нервяк, что может остаться без сцены, и так... Может, денег не хватает, а? Связки по ОМС не подтянешь. Его кольнуло.

Капец, ё-моё, а он помирать собрался... Прекрасная, бл*дь, картина — Мишка развеян, Андро без голоса, где-то там перебивается, продавая свои тексты какой-нибудь Нане условной... Ну, а чё он ещё делать умеет? Рисовать. Ага, нужны кому-то рисунки эти... Ералашу заставки есть кому рисовать, а нормальные ниши заняты... А песни их Ренник поёт! С*ка, вот ведь... Всегда думал, что вот его схоронят, а Княже всё также по гастролям разъезжать будет... А тут... Ну может, не всё так хреново? Вроде, проблема эта у вокалистов нередкая — многие сталкивались... И ничего... Угу, но это ошибка выжившего, не факт, что и Андро повезёт! Его аж ведёт от злости... Но, памятуя о решении быть менее проблемным, отчаянно стараясь сдерживать ярость (а это, с*ка, нелегко), почти рыча спрашивает, когда тот, наконец, прощается с Вахтангом и обращает внимание на невольного свидетеля:

— И почему ты мне о проблемах со связками не сказал, а?

Андрей же в ответ лишь на него смотрит пронзительно, бровь свою выгнув, долго-долго смотрит — и молчит, гад! И Мишку почти несёт:

— Почему не пришёл, не сказал?! Что мы, я, блин, не помог бы?! — он и правда не понимает... Под помощью подразумевает и попить — поговорить, душу облегчить, и бабло, и уверения, что уж он-то всегда его текста купит...

— Чем, Мих?! — всё-таки не выдерживает и отмирает этот тип. А ведь у него дыхание сбилось... и голос едва заметно дрожит. От ярости — вот те на... — Врачом давно заделался? Да и когда помогать бы стал? В перерывах между обливанием меня тоннами говна? Попытками закопать, на хрен? Или тебя б это, наоборот, обрадовало? Возможность меня на цепь посадить подвернулась!

От эти слов боль нахлынула снова — ведь во всём прав. Текста писать — на цепь посадить... И то, что побуждения лучшие, чтоб типу этому было чё жрать — никого не волнует. Может, это Горшка теперь на цепь посадить надо? Хватит и нитки, пожалуй. Ну, чтоб людей не обижал... Хотя тут намордник нужен... Тьфу, блин, куда-то не туда мысли свернули. В самобичевание. Вот как оно, м-да... Били, ё-моё, и слова, и поступки. Княже ведь и сейчас, вместо того, чтоб своё здоровье, как выяснилось, не такое уж крепкое, латать да проблемы с группой решать, с Михой возится.

— Миш, — не сразу долетает до него... Поднимает голову, подмечая, что Андрей тоже, кажется, своей вспышкой смущен, — Извини, блин, — ещё и извиняется. Святоша хренов... Горшенёв бы закатил глаза, но ему слишком противен он сам. Поэтому просто слушает. — Ну не те у нас были отношения, чтоб я к тебе побежал бы, да и проблема-то не такая уж прям серьёзная…

— Насколько? — Мише нужны ответы, а не жалость, из-за которой тот сейчас перед ним извиняться удумал... Потому что страшно уже по другой причине — за Княже. Нет, реально, чё он делать-то будет, если всё по п*зде пойдёт?

— Предлагаю компромисс, — Андрей внимательно и обеспокоенно поглядел на него. Всё-таки хитрый он стал... Ну или и был, просто сейчас этими навыками пользоваться приходится чаще — вот и замечает. — Я честно рассказываю о своих проблемах, а ты — о своих. — Приплыли. Миха выдыхает, вспоминая тот букет, который раскинулся у него в карте после последнего неудачного попадания в больничку. — И не говори, что у тебя здоровье конское. Не поверю, не после того, что ты говорил о доживании овощем, — услышав это, Горшок застонал. Так и есть. Хер обманешь.

Придётся, видимо, поговорить. Не расскажет ведь иначе... А самому ждать и подслушивать — как-то нечестно. К тому же, раз уж он теперь попал Андрею в ладони, можно сказать, под ответственность, м-да, Князев имеет право знать, с чем может столкнуться. Пугать, конечно, не хотелось, но так лучше, чем если в один чудесный день Мишу всё-таки доконает это маломерное бытие и сердце объявит остановочку. Хоть знать будет от чего и что он не виноват, ё-моё... Почему-то буйное воображение нарисовало Князя, который разучивает мизинчиковый массаж сердца, тренируясь на кукле какой-то... Ага, и легочную учится делать через трубочку... Капец. Но его отчего-то заставило грустно улыбнуться... Андрей ведь может. Ему по фиг, как это будет выглядеть.

Куда стрёмнее, если у него мозги начнёт клинить... Тогда да — привет, коробочная-дурочка и кошмарное доживание. Горшка передёрнуло. Отличные на хер перспективы... Хотя наверняка с ним, с пальчик факовый, справляться физически легче. А морально? У него аж полчелюсти заныло... Да, рассказать действительно надо. Может, пока не поздно отнесёт его куда-нибудь с глаз подальше. То, что Андро так не сделает, было понятно, поэтому Горшочек насупился, долго-долго решаясь.

Вот такие разговоры — самое нелюбимое у Мишки. Ну, блин, и свои страхи выпускаешь наружу, и как будто оправдаться пытаешься — не я долб*еб, а просто обстоятельства так сложились. Не любит он, когда в его душу заглядывают. И то, что для Андро во всём обычно делал исключение, в том числе и с душой — не меняет дела. Потому что за два года от "обычно" не осталось и фундамента. Этот замок чудесный, где обоим было комфортно и можно было не таить души потёмки, развалился, будто стеклянным оказался. Попутно ещё и изранив обоих, как теперь чётко понимал Миша.

Но тут уж точно придётся — напомнил себе. Как иначе он про здоровье Княжеское распознает? А знать надо было вот прям щас, а не потом выслушивать, вынюхивать как шпион какой... Не к Агате же бежать спрашивать. Этак тоже долго бежать придётся. И не факт, что он марафон этот переживет — у него тут дочка двух с хвостиком лет да ещё два хвостика — затопчут!

— Ну, предположим, — неохотно протянул, решая схитрить... Ну, в самом деле, не будет же Князь пытки применять потом? Маленьких же обижать нельзя... О том, что тот коварно может включить в наушнике какого-нибудь Киркорова и подбросить ему наушник, подперев пенал (дверцу выстриженную) — Горшок предпочитал не думать... — Давай, сперва ты, потом я…

— Нет, так не пойдет, — твёрдо сказал Андрей. — Меня не устраивает, что ты вечно пытаешься увильнуть. А ты попытаешься, как только я расскажу о себе и своих заморочках. На свои темы ты мастерски переключаешь, да и забалтываешь человека так же. Нет, не в этот раз.

— Да чё говорить-то? — Миша поёжился, деваться некуда. Совсем. — Ну, всё, короче, Андрюх, кончилось то ли здоровье, то ли везенье. С сердцем проблема, м-да. Типа, предынфарктное состояние, — он не мог заставить себя поднять взгляд, знал ведь, что опять режет, но сам ведь потребовал. Потому и дорезал уж до конца по-живому. — И мозги тоже поплыли… — а потом его понесло и наружу вырвалось совсем уж горькое: — Так и будет: либо стукнет какой инфаркт-инсульт и буду, в лучшем случае, точнее, это в худшем, лежать овощем. В лучшем-то сразу в вечность, ё-моё. Либо, блин, мозги откажут и привет, тот же овощ, только ещё и подвижный... Вот так, такие дела, блин. Всюду дно, — тяжко сплюнул, наконец решаясь поднять взгляд.

— М-да, — выдавил Андрея, растеряно моргая. Руки его, как, вывернув шею, заметил Миша, судорожно вцепились в стол. Явно не этого услышать ожидал, да. Теперь вот смотрел своими большими, кажется, даже чересчур блестящими глазами-блюдцами беспомощно как-то. А потом всё же нашёлся: — Ну, чё тут скажешь, лечиться надо… — он нервно сглотнул. — Тебе что-то ведь прописали? Ну, таблетки там... Я, наверное, мог бы попытаться от них как-то отковырнуть... Бл*! — осознав, насколько это непростая задача, Андрей поморщился, но потом всё равно быстро затараторил. — Ну, ничего — микроскоп куплю — работают же как-то ювелиры! Справимся! Микровесы куплю — тебя взвесим, как-нибудь высчитаем... Ведь шансы-то есть?

— Есть, наверное, — Горшок тоже поморщился, представив все эти танцы с бубном вокруг его особы, — честно, толком и не узнавал. Страшно. Поэтому ничего особо и не прописывали... Ну, я не пил. Считал, что проку уже не будет. И не помню, чего там они калякали. Совсем. Да и они требовали углубленного обследования, чтоб лёг. А зачем тратить неделю-две из и без того короткой, пока ещё относительно всебешной жизни?! — да, Мишка оправдывался... А как иначе? Хотелось бы, чтоб Андро понял, что не долб*б он, на всё и всех наплевавший. Просто не стоила уже овчинка выделки, а его агония — продления.

— Да и что уж теперь — ты знаешь клинику или врачей для минипутов?! — реально, может и могли помочь офтальмологи или там нейрохирурги (стоматологи, бл*дь) — они работали с очень-очень малыми вещами в организме, но... Быть подопытным мышом — последнее, что он хотел. Поэтому натянул на лицо улыбку (вышел оскал) и попытался успокоить, кажется, очень сильно загрузившегося Андрея. — Да и… На удивление у меня неплохой самочух с момента уменьшения. Побочный эффект, ё-моё. Так-то, наверное, давно уж сердце б не выдержало... Но я будто не заново родился, конечно, но кто-то словно подлатал дыры в организме вместе с уменьшением тушки.

Помолчал немного, давая привыкнуть зависшему Князеву, что чудеса случаются иногда и не со знаком минус, да и добавил требовательно:

— Твоя очередь!

Князь, явно размышляющий о чём-то другом уже (угу, как бы проверить, а не брешет ли он насчёт хорошего самочуха — и надолго ли то) — вот кто бы говорил, а, про увильнуть, словно очухался, да и выдал:

— Да ты, собственно, и так слышал. Связки полетели, давненько уже, но до этого как-то пытались всё наладить: таблеточки там, ингаляции, пятое-десятое. Но не помогло, хрень там какая-то воспалившаяся проходить не желает, нужно через операцию. Что-то там обрезать и выскрести. И гарантий никто не даёт, что голос потом будет таким же, как раньше, — уже тише добавил.

— Так и чего ты сидишь?! — мигом вскинулся Мишка. Вот, реально, чья бы корова... Его упрекает, а сам?! — Андро, это ж, бл*ть, голос! Здоровье! Творчество. И ты, вместо того, чтоб в больничку бежать — а ещё лучше там лежать уже и операции ждать — со мной целый день провозился! Ты дурак? — задал в принципе риторический вопрос. Дураки. Оба.

— Ну, твои проблемы как-то весомее выглядят, — хмыкнул этот тип. — Да и валандался я с этими связками три года — пара дней точно ничего не решит.

— Я уже всё, Андро, — Мишка опустился обратно на мягкую хрень, с которой в порыве вскочил. Правда, "три" его дёрнули. Значит, всё началось ещё при нём, но этот... молчал. Уже тогда не доверял. Прекрасно, бл*! И свалил в закат этот придурочные, зная всё... Точно, дурак. А может, потому и свалил, пока ещё петь мог... Спешил излить всё то, чему в Короле и Шуте выхода не было. Внезапно стало неуютно. Он-то как всегда думал... Помрёт скоро — и делай, Княже, чё хошь... Трудно, что ли, чуток потерпеть. А тут вон как. Он снова взвился, пронзительно на него глядя. Горшок — сбитый лётчик, а этот не понимает... Надо как-то объяснить. — А у тебя вся жизнь впереди ещё!

— Мих, — Князев потянулся к нему рукой, моральных сил да и скорости уйти от касания не было. Снова он его как мыша карманного (кажется, у Шапокляк была крыска Лариска, что ж, у Андрея есть мышь Михаил — прекрасно, бл*дь!) поглаживать легонечко стал — по голове и спине, — ну чего ты раньше времени себя хоронишь, а? — увещевал тихонечко, продолжая свои нежности мышастые, ё-моё. — Не вешать нос, гардемарины! Помнишь же, всё исправить можно. У тебя тоже ещё может быть… Может быть много лет впереди.

Неисправимый оптимист этот Князь, смешно даже. Всё-то ему исправить и починить можно... Хотя в одном это хорошо. Построить бы снова тот замок грёз их, крепость от мира жестокого напоследок... Миша вздохнул:

— Князь, ну какая жизнь? Вот такая вот? — красноречиво похлопал себя по тушке. — С вечным прозябанием в крошечном тельце и полной зависимостью от других? Это не жизнь, это мука, похуже адской, — почти кричит он, снова нотки истеричные в голосе пронзаются. — Это всё равно что превращение в зверюшку какую ручную — попугая, например! Даже хуже... Те самостоятельнее.

— Так эта жизнь не навсегда же. Расколдуем тебя, подлечим… — не унимался Андрей, и как у него, бл*, спина не загнётся вот так над столом склоняться...

— Как? Эта ведьма растворилась, бл*дь, в летнем дождике, — Горшок злился. То, что он маленький не значит, что эмоций поубавилось. Наоборот, увы. Он концентрированный сгусток!

— Блин, Мишк, ну не нашли мы эту цыганку, что теперь, лапки сложить, так, что ли? — рука отнимается, он испытывает почти сожаления — вместо этого Князев бацает по столу кулаком... Горшок аж подпрыгнул на этой мягкой хрени, как на батуте. М-да, не у него одного бомбит, видимо... А нехило стол качнуло — да... Смотрит, задирая морду вверх, чувствуя, что от этого постоянного положения шея скоро отвалится... Лицо у Андрея виноватое, но он не идёт на попятную, продолжает гнуть свою линию:

— Не сдаёмся, слышишь! В конце концов раз уж попали в сказку, так будем сказочными методами действовать. Как там расколдовывали заколдованных принце… принцев? — Андро аж по комнате зашагал (от греха, ага, а то неизвестно, как Михин организм на новый прыжок стола отреагирует), возмущенно сопя. — Да даже если ничего не получится, главное, что живой, — о, вон как запел, блин... Ну да, не ему эту жизнь крошечную влачить же! — Всё остальное можно исправить. Можно приспособиться, слышишь?! Гитару маленькую где-нибудь закажем, домик справим, все прибамбасы, понял? Главное, вместе, и не сдаваться.

— Ладно-ладно, — Миха махнул поскорее рукой: этот дурак, блин, сейчас озаботится уговорами его жить, да и про себя совсем позабудет. Время упустит — по миру пойдёт.. Нет, тут надо тоже хитростью — хотя бы сделать вид, что все ок, он, типа, смиряется, приспосабливается, чтоб Андрей резвым поником поскакал в клинику на операцию. А то ведь так будет волноваться об одном мини-Горшочке, что и отложит, чего доброго, все манипуляции.

Князев не выглядел слишком уж убежденным, ну да, не первый год знакомы (Миша очень постарается бдительность усыпить, меньше проблем чинить и вообще, надо и ему самому тоже отношения восстановить), однако продолжил заниматься обедо-ужином. Бутербродик вышел уже получше, чем вчера — совершенствуется Княже. Этак вообще скоро мастером по миниатюрам станет, ха. Сможет расписывать мини-картины на рисовом зёрнышке — хах!

Честно говоря, аппетита не было — слишком много мыслей бродило в голове, начисто перебивая базовые потребности. Правда не те, что просились наружу, но вот по еде — да. Но под внимательным взглядом Андрея пришлось есть. А тот всё смотрел и смотрел, как Миха ест, губу пожевывал (лучше б свой ужин трескал — голодный ж тоже!), словно собираясь что сп*здануть, да всё никак не решался.

— Ну что? — не выдержал, наконец, Горшок. — Да ем я, ем! Ты тоже садись, ё-моё! А то мне неудобно одному трапезничать, пока ты тут сверкаешь волчьими глазами... Того гляди... — хотел пошутить, что меня слопаешь, но не решился. Обидится ещё. Кто его знает. Тот сейчас всё остро и с подъ*бкой воспринимал.

— Мих, не в этом дело, — вместо этого смущённо произнес Андрей. — Ты, понимаешь ли, весь какой-то... м-м-м испачканный.

Ха, Андрюха что, поделикатничать решил? Напрасно — он и так знает, что с утра уже черт-те в чём вымазанный. Помидоры, пыль, что-то ещё… Катышки там из карманов, ага. Это не считая того, что он взопрел от утренних приключений в пенальчике. Он не испачканный был — посмотрим правде в глаза — грязный, как свинья. Хотя и свиньи-то, наверное, более чистые. Чесаться, увы, порой тянуло... Да уж уменьшился, а вот грязь к нему липла нещадно.

— И чё? — решил всё ж поинтересоваться, — Панки грязи не боятся!

— Понимаю, но, как мне кажется, иногда хочется какие-то там базовые потребности удовлетворить. — Князев поморщился, ну да, он же известный любитель воды. — Да и таким макаром ты завоняешь скоро, то-то удивление будет у Агатки, которая своим кошачьим нюхом найдёт источник аромата…

Миша закатил глаза, хотя и понимал, что вряд ли Андро в полной мере оценит этот жест: вот, реально, чё он хочет? Явно ж что-то хочет предложить, так давай же уже! Не тяни кота за хвост. А то выходило, что тянет-потянет, вытянуть не может. Воз и ныне там.

— Давай уже, излагай, — буркнул сердито, попутно пережёвывая еду. Для этого теперь реально усилия прилагать приходилось. Но не будешь же об этом Андрею говорит... Посадит на бульон и пюре какое-нибудь.

— Ванна, Миш, всего лишь ванна! — Андрей почему-то проговорил это быстро-быстро, так, словно боялся, что это вызовет очередную возмущённую реакцию. Зашугал он своими истериками того, ох, зашугал... Осознавать это, на самом деле, было противненько.

Миша призадумался — вообще-то, если честно, смыть с себя всю эту налипшую грязь хотелось бы, а ну как, в самом деле, унюхает Агата? Что тогда? Со стыда гореть? Не только уменьшился, но и пованивает отнюдь не ромашками! Однако сейчас это всё равно выглядело как лишнее напоминание о его маленькой (ха-ха, если бы! Это Горшок уменьшился, а те увеличились!) проблеме. Хотя для кого как: ему, вообще-то, зависимость от других причиняла весьма большие страдания. Как мечтать об анархии, когда ты самостоятельно даже помыться не можешь. Но проклятый комбинезончик достал (стянул там всё, реально, как бы ещё новых проблем со здоровьем из-за этой тесноты не получить!), ходить грязным не хотелось, поэтому можно вполне закрыть глаза на некоторые моральные неудобства. В конце концов Князь сам вызвался, ё-моё.

— Ну и как ты предполагаешь это провернуть? — спросил задумчиво. По задорно блеснувшим глазам понял, что план имеется… Не думал только, что настолько коварный и с многоходовочкой, м-да.

* * *

Андрей немного выдохнул: так, полёт нормальный, на ванну не пришлось уговаривать долго. Неожиданно, но панки очень даже хотят мыться. Ну или не хотят, но старательно делают вид, что не прочь побыть клиентом Мойдодыра Купчинского. Почему вдруг Миха стал такой покладистый — ясно дело: зубы заговаривает. Внимание отводит и всё такое. Больно резкая перемена. А вот есть ли там, в головушке бедовой, план какой ужасный, что этим самым отводом глаз и прикрывается — вот это уже сложнее. Но бдить надо. Да. Покой нам только снится... Точнее, Князев не знал, как ему спать при таких вводных-то. Но спать придётся — иначе раньше Горшка свалится.

Ладно, проблемы будем решать по мере поступления. Поужинали с горем пополам — дружочек его мордой не дёргал, всё съел — и то хорошо. Сам тоже как-то покормился, почти не чувствуя вкуса пищи, но, не желая давать поводов для подъёбок, опустошил тарелку. Придумать, как бы скараулить Мишу и при этом в хлам с ним не разругаться, успеется. Сейчас главное — подготовить всё для успешного внешнего очищения мини-панков.

Вообще, Андрей мысленно-то уже всё продумал. Вместо ванны — тарелочка глубокая (Агата проводила его новым подозрительным взглядом, пока рылся в поисках пиалы. Чтоб усыпить бдительность, насыпал туда печенек — в кабинете вытряхнет, делов-то!), Михе — как небольшой бассейн, в самый раз. Дачный такой, несерьёзный — потому, если мордой вниз не переворачиваться специально, то не утопнет точно.

Воровато оглядываясь, прошмыгнул в ванную. Поставил тарелку в раковину, наполнил тёплой водой (реально, несколько раз пальцем проверил, боясь или сварить, или заморозить этого кадра), капельку пенки туда добавил — не только за уютностью, а ещё и конфиденциальности ради, ну, вдруг Горшочек его засмущается. Хотя тут он может вызвериться на запах от этой самой пенки — ну уж, извините. Клубника, так клубника. Рядом пипетку положил с заранее набранным шампунем (реально, блин, тонкая работа), немного подумав — отщипнул от губки (чистой! Новой!) махонький кусочек — чем не мочалка, а? Вытащил ещё одну махровенькую тряпочку — вот и полотенце, уже проверенный вариант. Только не останется же он после в таком махровом одеянии ползать... Реально, моль-переростка напоминать будет. Да и не шейх всё-таки. И мокро — неприятно, должно быть.

Вот с одёжкой уже труднее — не оденешь же на чистое тельце грязные вещи. М-да. А у него ж не склад милипутовских вещичек, и что, блин, делать? Порылся в надежде на крайний случай ещё салфетку добыть... А нету! Кончились... Вот и приплыли. Нет, понятно, что эти потом можно простирнуть, что он и сделает, но ведь и мокрые не натянешь! А пока сохнет, в чём щеголять-то? Да и что-то ему подсказывало, что комбезик Мишане тесен.

Так что здесь пришлось мозги понапрягать, почти пыхтеть. Реально, не идти же за листиками, бл*! И донапрягался же! Память, поскрипев, выдала ему небольшой схрон — от Алисы. Подарили ей на прошедший день рождение куколку, ну, вот эту, которая как барби, но мельче. Типа, сеструха её. И додумались же двухлетке… Они с Агаткой сразу и убрали на верхние полочки. От греха. Такую и целиком проглотить при желании можно, про откушенную голову он уж промолчит.

Но что удачно, ведь мелкота эта… По размеру — как Миха, может, чуть только повыше. Но это было не самое главное! Самое главное, у этой Шелли-Мелли был в комплекте целый набор одежды. Может, и сапоги какие подойдут, да! Так что Михе, считай, повезло. Даже выбор есть. Правда, нюанс такой: насколько Княже помнил, то в гардеробе — либо платья, либо крошечные юбочки с топиками. И всё это богатство каких-то совершенно вырвиглазных цветов, преимущественно розовых оттенков.

Вот её-то, куколку, и грабанул, как шпион какой, скрываясь от Агаты... Одновременно очень-очень надеясь, что в ванну та не проникнет и инсталляцию сумасшедшего не заценит... Не должна была вообще — не дурак же, на дело вышел, когда та поутихла в спальне. Но это дело такое — сейчас всё тихо, а через пять минут встанет — либо самой приспичит, либо к дочке... Ванна — место проходное, да. Так что надеялся на удачу, и не только на режим ниндзя от жены. Но и что Мишка там, в кабинете, не успеет добраться до края стола.

Так что да — грабанул, подавив при этом угрызения совести — распаковал, по сути, чужой подарок. Но… Алиска минимум через пару лет до таких дорастёт, наверное, потом купит ей две! Три куклы! А Мишке прям сейчас надо. Правда, теперь у него была ещё одна проблема…

Миха ж удавится, а такое не наденет… Наряд — а-ля радость Киркорова. Хотя даже тот... Ну, ладно, авось пока будет купаться, сумеет Андрей аргументы придумать. Главное же, что иногда? Если ляпаешь, так ляпай уверенно! А этого ему не занимать… Иногда.

Вот взять хотя бы его усыпление бдительности Нигровской. Не всегда удачное — да, мягко скажем. Вообще же, операцию «купание коня-анархиста» решили провернуть, когда Агата, подозрительно долго шуровавшая на кухоньке (реально, он ж пиалу под её взглядом добывал, показалось ж, что уже ушла, а нет — подвёл слух), отправилась-таки спать.

Перед этим, правда, поскреблась в кабинет с вопросом, а не собирается ли муженек её хоть сегодня сопроводить? Невысказанным осталось — у тебя спина загнётся и я за тебя переживаю. Андрей отбрехался как-то, пообещав, что скоро придёт, обратил её взгляд на стол (Горшочек прятался за монитором), мол, кипит работа, но немного осталось. По счастью, далеко копать та не стала. Понимала, что хрен переубедишь. И что он может упрямиться пока не свалится. Вообще, это в планы не входило.

А, проводив жену и щёлкнув замочком, про себя уже подумал, что, во-первых, спать сегодня в кабинетике — не вариант, совсем (тревожить лишний раз не хотелось, да и спина не казённая), а во-вторых, Мишка с пеналом переедет вместе с ним в спальню. И, может, чисто случайно пенал будет положен не той стороной, чтоб дверка могла открыться... Хм, да, у Агаты явно будут вопросы, когда она этот долбанный пенальчик с утречка и обнаружит на тумбочке. Встать бы раньше её, но не угадаешь ведь! Бл*, а ведь и Алиска ж схватить может… Проснётся вот ранёхонько, придёт к родителям в комнату, увидит пенал с забавными бегемотиками, да и цапнет. В этом случае страшно даже представить, что будет. Он поёжился.

Но ещё больше вопросов будет, если к тому моменту, как они с Михой прокрадутся в спальню, Агата спать не будет… В конце концов в одной постели спят не для тепла. Особенно летом. А что делать с внезапно возникшим желанием — а с этим проблем, к счастью, нет — не представляет. Отказать Агатке, сказав что-то типа, голова болит? Как-то это совсем уж... Глупо, да и вряд ли сможет, чё сам, что ли, не хочет? А заниматься сексом зная, что рядом Мишка… Если не видит, то точно слышит... Ну, такое себе, честно говоря…

Ладно, об этом он подумает потом. Возможно, завтра, если жена раньше его "перезагрузить" не попытается. Сейчас есть насущнее проблемы…

Всё это проносилось в голове, пока Мишка, действительно несколько смущенно (вон щеки порозовели, блин, уже не жарко — значит, если не простыл (только этого не хватало!), то стесняться удумал! И кого, бл*, его!), выпутывался из одежонки, которую Князев тут же, стоило другу отвернуться, сунул в карман. Без вариантов, прости, Миш…

В целом же особых проблем им мытье панковское не доставило. Тушку свою Мишка и сам в состоянии помыть, Андрей только на голову шампунь капнул, да потом долго и осторожно из леечки (тоже у Алиски позаимствовал, вот ей-то как раз играла, но он и в негодность ту не приводил же!) поливал чистой водицей. Тот, на удивление, даже на клубничку не ворчал. Ох, знал бы он, какие там ягодки впереди его подстерегают...

Это потом, когда прокрались, ну, точнее, прокрался, озираясь по сторонам аки тать, Князь, со спрятанным в кармане, завернутым в «полотенце», что только лицо (всё ещё смущенно розовенькое) торчало, Мишкой, — вот тогда-то проблем и подвезли. Ровно в тот момент, когда Андрей выложил перед другом треклятые стыренные шмотки. Ещё и выбирал же, блин, что получше! Чтоб не так… шокирующе для панковского сознания оказалось. Но, видимо, розовая маечка с кошачьей мордочкой (с бантиком на ухе! А так бы на Балу походил, ага, вот кто, наверное, маечку б не застремался надеть) да красная в белый горох пышная короткая юбочка — всё-таки были слишком большим потрясением.

Миха на вещи уставился, буквально онемев да в полотенце вцепившись так, будто опасался, что его сейчас оттуда силой вытряхнут и заставят вот в этом великолепии ходить. Ещё и щёлкнут камерой — для потомков! Лишь лицо постепенно становилось всё краснее и краснее, что вскоре уже соперничало с цветом этой самой юбчонки. И это не от распаренности после ванны!

«Сейчас рванёт!» — обречённо подумал Андрей, размышляя, нет ли где у него каски какой. Или броника. И не пора б уже хоть какое-то укрытие от закипевшего Горшка искать. Тот хоть и маленький, но умел быть, как перчик чили, жгучим. Вслух же быстро-быстро затараторил:

— Мишк, это всего на одну ночь! Завтра и твои привычные... — ну а чё, целые сутки отходил! Мордой не сильно дёргал, — шмотки высохнут, и закажем ещё каких! Сам выберешь! Наверняка есть что приличное!

— Не надену! — истерично, без всяких полумер, взвизгнув, Мишка вцепился в полотенце, чуть ли не отползая от вещичек. — Андро, это пздц!

— Ну, Мишка, ты ж на сцену килт одевал? Это то же самое! — мозг Князя лихорадочно искал варианты. — Просто расцветка малость другая.

— Это не килт! — рявкнул друже, недобро косясь и на него, и на шмотки. — Это юбка, бл*дь, девчачья! Пидорский прикид!

— Тебя никто не увидит, Мих! А если увидят, то решат, что у барби новинка — трансгендерная кукла! На тебя в последнюю очередь погрешат. — Андрей почувствовал, что вспотел, нет, серьёзно, проще было Алиску сторговать есть овощи... Куда проще. — Да и… В туалет так удобнее ходить! — выискал он аргумент "за", вспомнив, как тот корячился и что комбез явно тесен был.

— Ты издеваешься? — внезапно очень тихо сказал Горшок, прямо-таки брякаясь на жопу. — Какой, нах, удобнее в туалет? — почти взвыл ведь...

— Да, бл*! Ну, правда, только до того, как высохнет другое! — Андрей уже не знал, что и сказать. — Мишка, ну, пожалуйста. Потерпи. Ночью ты можешь под «одеялом» и так спать, но днём, если мы куда двинем, голяком, что ли, пойдёшь? Да и замерзнуть можешь, заболеть! Где я тебе врача отыщу? Да и вспомни... В истории моды мужики и не такие платья носили! И я тебе не только про ночные рубашки сейчас! Вон, сам же рассказывал, дочка Петрова придумала кросс-дрессинг! Ну, представь, что ты при дворе у шальной императрицы и пошёл на бал, блин!

Повисла гнетущая тишина. Андрей почти слышал, как у друже ворочаются шестерёнки в голове... Ну или то выкипали эмоции.

— Ладно, ё-моё, — наконец обреченно выдохнул Горшенёв. Воистину свершилось чудо, блин. — Но с тебя завтра нормальное чё! Косуха там! Джинсы!

— Найдём! — в этот момент Андрей реально был готов хоть луну с неба пообещать. Должны же быть, во-первых, кены — это он помнил, а во-вторых, должны ж быть те... Ну, хотя б не розовыми, а?!

Недовольно пыхтя, Мишка стал натягивать на себя кукольные одёжки, попутно шипя и матерясь неразборчиво для его слуха. Андрей постарался смех по-максимуму сдержать — выглядело это мило и комично. Но если сейчас конём заржёт, то Миха точно либо в шейхи, либо в нудисты подастся.

Поэтому-то, стремясь избежать случайно вырвавшегося смешка (Миха в этом обличье у него всё равно из головы никуда не пропадёт — и камеры не надо), занимается более насущными делами: налив Михе чай в блюдечко (другое уже! Скоро у него так склад посуды возникнет в кабинете! Да, кстати, надо бы с утра пошариться на сайтах магазинчиков детских, маркетплейсов каких… Найти там посудку, что ли, одежду — её тем более — обещал же, может, мебель какую, а то реально ни кола ни двора у Михи — живёт, как кот в коробке), сам отправился стирать в ванную вещички. Конечно, сердце билось тревожно, что Миха один остаётся, пусть и в запертой комнате, но всё же… А ну как юбочка эта последняя капля? Гордо скинет полотенце и прыгнет голышом с края! Что ж, теперь, похоже, быть тебе, Андрюха, параноиком полным.

Вообще, это тоже то ещё занятие — малипусечную одёжку отстирывать. Руки не привыкли ни к стирке — хоть и случалось, бывало, на гастролях, но всё же предпочитал просто грязное в пакет и до дома, или новое купить, ни к таким размерчикам. За этим увлекательным занятием (удаление овощного пятна с худи), чертыхаясь сквозь зубы, не сразу понимает, что в ванной есть кто-то ещё. Вздрогнув так, что чуть не выпустил кусок мыла из рук, оборачивается, сталкиваясь взглядом со странно (мягко говоря) на него поглядывающей Агатой, что аж в проёме застыла да челюсть приспустила.

— Не спится? — глупо спрашивает, так и застыв сусликом с мылом в одной руке и малюсеньким худи в другой.

— Да, знаешь, водички попить шла, — Агата окидывает его взглядом с головы до ног. — А ты тут…

Она беспомощно замолкает. И Князев не знает, как из этой ситуации выкрутиться — что надо сказать, чтобы жена ещё один пунктик не приписала к будущему вызову скорой психиатрической. Вот уж реально, в дурку за собой Мишу не протащишь — ну, наверное, там у них мышь не проскочит.

— Стираешь… — докончила всё-таки Агата, подцепляя пальчиком крошечный комбинезончик с краешка раковины, задумчиво глядя на испачканную (не добрался ещё до неё Князь, да) вещичку. Интересно, что она там вообще думает? Где можно умудриться мужику 40 лет испачкать одёжку для мини-барби? И при каких обстоятельствах?! Может, думает, что он с Дианой играл — на прошлой неделе ещё, а сейчас ему на глаза попалось и, страдая от необходимости руки занять, он и подписался на это? Хорошо бы так!

— Хочешь, я постираю? — внезапно выдаёт, заставив теперь уже Андрея окидывать её недоверчивым взглядом — шутит, что ли, так?

— Тебе ж, наверное, неудобно… — Агата аккуратно провела пальчиками свободной руки по загрубелым от гитары пальцам мужа, — Может, у меня получится лучше со столь мелкой моторикой…

Князев не знает, на что решиться. С одной стороны, больно уж заманчивое предложение — намучился он с этой постирушкой, с другой — а кто его знает, с какими целями предлагает подобное Агата. Но, вроде бы, врачам звонить не спешит, даже не смеётся, так что…

— Да, если не затруднит, — почти с облегчением выдыхает.

Агата молча забирает у него и худи, и мыльце и приступает к процессу, ловко потеснив Андрея у раковины. Князь понимает, что ему здесь больше нечего делать и решает вернуться к Михе. Так ему спокойнее будет. Перед этим, правда, чуть потоптался да поцеловал её в шею — такое себе извинение за нервотрёпку этих дней и странности плохо объяснимые...

— Я на полотенцесушитель повешу, — доносится ему вслед.

Ну, хорошо, хоть не в комнату, а то вопросы-то копятся… Впрочем, Андрей более чем уверен, что защелкнувшийся снова замок в комнате в тишине квартиры она отлично услышала. А так как Алиса спала, то записала на свой счёт. Но рисковать он не мог. Внутри чуточку выдыхает — посреди стола, развалившись на губке аки фея Курильщика сидит недовольный Горшочек.

Переодетый. Юбка, что смотрелась мини на кукле, по счастью, на него легла как миди — и обеспечила относительно пристойный вид. Мокрая седая головушка придала небрежного шарма. Не хватало сигареты — и точно Фея-крестная, когда узнала все желания современных Золушек. Кстати! Сигареты ж... Миху наверняка тянет. Но раз не попросил прямо, стало быть, ещё терпимо — да? Собственноручно же накуривать такого малыша Андрей не станет. Может, конечно, наверняка Горшку в таком состоянии хватит и его выдыхаемого дыма, но... Во-первых, бросил, во-вторых, после рассказанных проблем со здоровьем — страшно. Очень сильно страшно.

* * *

Утро наступает неожиданно быстро. Миха потягивается — в конце концов не так уж и неудобно в пенальчике. Всё познается в сравнении — в этой пидорской одежонке куда как неудобнее. Морально. Физически — всё куда лучше, чем с комбезиком, ниче не пережимает и ветерок гуляет, ё-моё. Может, даже реально килт заказать... Вон Пор частенько носит — ничего. Ну, если все штанцы на кукол такие вот... Не рассчитанные, кхе, на дополнительный инструмент.

Впрочем, сейчас, кроме, непосредственно, пенала от окружающего мира его ещё отделяют стенки ящика тумбочки. Приоткрытого — да и кислорода ему нужно немного, но всё равно как-то малость не того, блин. Будто в гробик засунули, а тот в склеп, а склеп на засов. Но Андро вчера весь на нервяке объявил, что спать будет в спальне. Ага, казалось бы, спи на здоровье, но ведь и Мишка в своём переносном хранилище, бл*ть, там же. А для надежности в ящик спрятал — пояснив, что Алиска туда, вроде, не должна полезть. Точнее, Князь рассчитывал проснуться от скрипа или чего-то там... Бровь у него дёргалась — перечить Миша не решился... Потерпит. А ну как и правда, заиграет его вместе с пеналом мелкая? Хотя... Ну, не с утра же!

Проще было бы — оставь тот его в кабинете, но, очевидно, боится... После откровений Горшенёвских — немудрено. И тумбочка не от дочки, не от взгляда жены... Это чтоб ему, Мишке, сложнее выбраться было через лаз свой в пенале... Тумбочку, даже слегка приоткрытую, он не отодвинет и не пролезет в щель. Хорошо придумал, ё-моё. Тюрьму обставил, как прикрытие от мелкой. Но ничего не поделаешь. Сил возмущаться нет. Да и обещал же проблем не доставлять... Ну хоть пытаться!

Проснулся, а темно в тумбочке — непонятно, который сейчас час. Потом уже выясняет, что Андрюха-то тоже чего-то раненько вскакивает. И сразу пенал с Мишкой транспортирует до ванны — привычка новая формируется. Так что сегодня риск оконфузиться гораздо меньше. Князь о нём помнит и без всяких тупых вопросов или напоминаний. Эх.

Ко всему можно привыкнуть, м-да? Ну вот, привыкай теперь в интересных местах ссать. То в фикус, то в раковину, блин. Почти туалет нормальный с дыркой, да. Плохо только, что он всё ещё босой — целиться лучше приходится... И, да — в юбке удобнее, но х*р он в этом признается этому типу! И Князь уже без подсказки отворачивается. Правда, переговариваться не прекращает, шёпотом. Ну, оно не так паршиво, да — отвлекает. Например, от того, что скоро ему понадобится и мини-бумага. Рви, Андрюха, рви... Снова вздыхает, чувствуя, как уши алеют. Кукольных унитазов точно не продают. Ну, рабочих — в этом-то уверен. Так что раковина — видимо, лучшее, на что может рассчитывать.

Княже, вообще, деятельный субчик — кроме планов по покупке одежонки (эта мысль хоть и неприятно царапает, словно подтверждая, что с Андро они ещё долго будут так валандаться… Не расцепляясь… Ни в сортире, ни в баиньках, ага. Однако и утешающе звучит — какое-то подобие налаживания быта, бл*ть! Хоть можно будет это страхоёжище снять!), намеревается так же Алёнке звякнуть. Она у него в последнее время всей этой психомагией увлеклась, ну там, даты-фигаты, нумерология, ещё какая-то чертовщина. Андрей, видимо, решил, что все варианты надо использовать.

А Мишка умудряется протолкнуть ещё, на совесть давя — ты, мол, Княже, теперь вдвойне отвечаешь и за себя, и за мир наш (и за меня!), здоровым быть надо — на созвон с врачом, обговорить последующий процесс госпитализации и операции. То ли Андрюха спорить не хочет, то ли проникся словами — по фиг. Главное, соглашается. Одним камнем на душе меньше, ё-моё.

Эх, а всё-таки не надо было ему рассказывать про планы по уходу в вечность. Фрукт этот теперь вообще не расстаётся с пенальчиком, то есть с ним. Карманов сегодня у Княже не наблюдалось — таскал в руках. Даже на кухню, под, вероятно, изумлённый взгляд Агатки, притащил. О, конечно, удивилась женка его, сам слышал весь их разговор:

— Андрей, ты так стресс спускаешь? — Нигровская явно оценила внешний вид этого Мишкохранилища. Да, так уж точно лучше, чем гробик, звучит. — Зачем ты, негодяй этакий, бегемотику-то глаз проткнул?

Невысказанное: «а на хрена вообще это с собой таскаешь?» — так и повисло в воздухе. М-да... Понятно — художник, но блокнот-то он следом не приволок.

— Это так, творчество, — Мишка был почти уверен, что у Андрюхи запылали уши, жаль, не мог свою догадку подтвердить — боялся к дырочкам подходить: мало ли, заметит одна глазастая особа,как маньячно сверкают глаза бегемотика. Выколотые, ага.

— Ну, ладно, — неожиданно спокойно заметила Нигровская. — У каждого есть свои слабости. Особенно у людей творческих. Пока ты с ним не начал разговаривать, я не волнуюсь, — тут самое время было поперхнуться...

И в самом деле, Андрей в этот момент издал какой-то непонятный звук — то ли хмыканье, то ли хрюканье, а Мишка в очередной раз поразился прозорливости Агатки. Хотя, возможно, она уже подобные разговоры с пеналом-то успела засечь? Непонятно… И да — со всех сторон другу подгадил. Скоро его в психи запишут, хорошо, ежели не буйные.

Это, вообще, наводило на определённые мысли: как они с Андро смогут неизвестно сколько держать в секрете пребывание в этой квартире Мишки? Пусть и мини-Мишки — он опустил взбешённый взгляд на волосатые коленки, торчащие из-под юбчонки, но не совсем ж он таракан! И вообще, масштаб личности же не уменьшился... Ну, хотелось в это верить. Что всё ещё человек, ё-моё. А скрыть наличие соседа — это уже невозможно, считай. И так уже прокол на проколе… Проколом погоняет. Вот и проблемка нарисовывается очередная…

У баб, и правда, чуйка какая-то есть. Ведьмы, одним словом. Может, лучше самим всё рассказать? Не дожидаясь, так сказать… Но страшно отчего-то — чем больше людей в курсе будут его маленькой проблемы, тем больше шансов реально под микроскоп на опыты загреметь. Из лучших же побуждений, ага.

Тут же невольно подумалось — а если его, вот такого, люди обнаружат, чё тогда будет? Ну, с ним-то путь ясен — в лабораторию какую. А ведь Андро ж с этим не согласится, защищать там будет, или ещё чего. Да, может, не только он. Родители там… Друзья-знакомые… С ними ничего, случаем, не сделают? Мозг нарисовал толпу с транспарантами "Свободу Горшку!", "Миша вам не мышь!" — ага, слушали б ещё только людей...

А то и вовсе стихушничают, а всех причастных... Запихнут ещё куда — в психушки какие, типа, не было никаких маленьких Горшков… Или ещё хуже, несчастный случай какой устроят… М-да, кажется, паранойя заразна — видимо, подхватил от Андрея, только в другое русло пошла водичка эта… Но всё же лучше молчать и скрываться. Меньше знают — крепче спят. Вон Князь долго ворочался. Очень. Пока его Агата не зажала — так и не угомонился этот волчок.

Ладно, у них, так-то, дел много. В комнате, куда Князев спешно с тарелочкой недоеденной убег, воспользовавшись тем, что жена Алиской занялась, пока Миха, собственно, завтракал — ну, хоть какое-то разнообразие, яичница, блин (отковырял по кусочку и белка, и желтка), бутербродик и даже кофе в блюдечке (за кукольный нарядец, что ли, так Андрюха расщедрился? Типа, извинения?). Андрей же в это время звонил сперва Алёнке, вопрошая, нет ли каких сведений на ментальном плане о Мишке. Сам Горшок, что жевал завтрак, хмыкал — не верил он во всю эту хиромантию... Может, потому сейчас тут и сидит мальчиком-с-пальчик, пока верующий Княже суетится, ага.

Бывшая его, судя по голосу, была не очень довольна ранней побудкой — спала, вестимо, но помочь и посмотреть в высших сферах пообещала. Как и перезвонить, если что там ей духи или ещё кто подскажут. Несмотря на неверие своё, думка у Михи на другое перескочила. Вот оно как важно, оказывается, расходиться со всеми, в дружеских отношениях оставаясь… Друг в беде не бросит, лишнего не спросит… Да, верный друг. Как и сам Андрей. Горшочек из-за кушаний своих глянул на него. В этот раз он меньше рисковал обляпаться — Княже ему сервировал книжку вместо стола и медиатор вместо тарелки. Сидел он всё также на проваливающейся мягкой фигне. Кушал и слушал, как тот разводит дела их.

Потом ведь и папе звякнул. Как сам Князев пояснил на недоуменный Мишкин взгляд — во-первых, чтобы убедиться, что там все держатся, помощь, быть может, какая нужна… Понятно, что всё бестолку, но надо ж на контроле держать — да и морально, может, хоть как-то поможет. А во-вторых, было бы очень странно, если б он не интересовался, как проходят поиски. И так его уже хрен знает в чём подозревают. Не нужно давать лишнего повода.

Закончив с этими формальностями, Андрей предложил… О, это увлекательный был, ё-моё, аттракцион… Выбирать одёжку кукольную (обувку, где ему найти кукольный сорок шестой, а? Может, есть кукольные валенки, м-м? Или лапти? Безразмерные, главное, чтоб...) на сайтах. Теперь Миха точно знает — среди кукол определенно есть дискриминация по половому признаку! Иначе как объяснить, что всё делается, ну... Почти всё, для кукол-девочек! Понятно, что играют ими они же, но должно ж тем хотеться... Ну, не знаю, разнообразия? Личную жизнь барби хотя б устроить, а?

Потому что для мальчиков — да хотя бы унисекс какой — раз-два и обчёлся. С трудом подобрали хоть что-то, причём неизвестно не обманул ли продавец и не будет ли жать... О таком, знаете ли, в отзывах не пишут! Ну, разве он потом может, да, попрыгать по клавиатуре, попотеть, набирая... Ну, костюмчик джинсовый, футболку с шортами какие-то снова вырвиглазные — на ярко-зеленом фоне сердечки аляпистые розовые, да на футболке ещё и сопля какая-то разверзлась! Что ты делать будешь, а? Косуху охота, косуху! Про плащ молчал... Ну кто будет шить такое на пупса, а?

— Мишк, — тем временем веселился этот гад, ну конечно, не ему всю эту радость дизайнерской мысли таскать, — это не сопля, а капля, дождик, типа.

Ну и костюмчик, типа, под рокера всё-таки заказали. Молодец, Андро, держит слово — всё перерыл, кажется, весь инет даже. И нашёл-таки у какой-то мастерицы — ручная работа, ё-моё, по стоимости — реальную косуху купить можно было. М-да уж... Совсем не весело от этого Мишке становится. Перебился бы, но и обижать Андрея не хочется, особенно после всех его выпадов в интервью, что тому жрать нечего. Нет уж — не пошёл на конфликт, промолчал.

Кроме того — вот уж точно понеслась душа в рай — понятно, что кое-кто возомнил себя мастером кукол... Короче, Княже заказал ему и набор какой-то совсем уж мелкой посудки — на самом деле, в самый раз, только раньше Мишка и не подозревал, что такая в природе существует. В чашки (жаль не кубки) точно из пипетки чай капать будут. Испейте-ка напиточка с привкусом резины.

А ещё… И тут Миху чуть не порвало на ещё более мелких Мишек от возмущения — целый кукольный дом! Розовый! С мебелью фиолетовой! Пздц, с*ка, бл*, нах*я козе баян, а? Он же не будет в таком жить! Его же Агата спалит! А-а!

Орать теперь получалось плохо — писк мышиный ведь, то есть его самого-то глушило, а вот кукольнику пох. А жаль. И особенно жаль, что Князев его в таком режиме слышит плохо. Ему было бы полезно массу нового о себе услышать. А может, и нет. В конце концов из-за несдержанности они в каком-то смысле и разбежались. Да и до сих пор, несмотря на всё вчерашнее вываливание тайн, так и не прояснили ничего толком.

Поэтому Миха понемногу угомонился, как мантру про себя читая, что обещал не чинить проблем... И вообще же... Он вспомнил фоточки на сайте. А в домике том кровать была. И стол со стулом, даже ванная. Понятно, что без труб — это всё равно что пиалка, но... Зато его собственная, ё-моё. Не ел никто, не пил из неё. Может, и не плохо, что заказал.

Да, Андрюха вообще все свои обещания сдержал — врачу позвонил, договорились прям сегодня вечером провести ещё один приём, да и всё порешать уже точно. А Мишка невольно подумал, что он бы в этой ситуации бегал бы от врача как от огня — связки потерять для него, пожалуй, было страшнее, чем проблемы с сердцем… Говорит же Князь, пел-выступал недавно... На Нашествии — значит, пока не всё так паршиво. М-да, сам вчера лапками сучил, а ведь наверняка б на его месте пока голоса бы не лишился, не охрип бы в конец — не сдался б... Ага, и там, быть может, поздно было бы.

Сегодня никуда не пошли. Ну, днём то есть. А куда? Всё заказали — привезут — сервис, хрена. Отец сказал каким-то уставшим выцвевшим голосом, что помощь не нужна, репетиций, видимо, не было... Приём сами слышали когда. Позвонил, правда... Нежданно-негаданно кадр один. Мишку аж чуть не подбросило, когда Сашку Леонтьева услышал.

Что тому надо было? А вот, прикиньте, концерт-то, оказывается, не сорвало Мишкино отсутствие. Этот Лось один выступил. И, видимо, не особо доволен народ оказался. Звонил тот Андрею с предложением, как он выразился, и их выручить, пока Мишку не найдут, и самому подзаработать нормально.

Пару ласковых очень хотелось загнуть самому Горшку — он тут пропал безвестно, а этот даже концерты не откладывает, ну ах*еть! Но его опередили — Андрей был ёмче, но мысль выразил доходчиво. Так что отвалил Сашка.

Оставшееся же время до вечера и до приёма грядущего — Мишка понимал, что поедет вместе с Князем, не оставит тот его одного дома, сп*зданул — теперь будет бдить — заполнили неожиданно творчеством.

Может, Андрей его отвлечь хотел от дум, может, ещё что — но стал показывать свои новые песни, наигрывать на гитаре, да напевая тихонько, советуясь. Может, и просто поделиться в радость было — Миха не мог не заметить, как ярко сверкали глаза при этом у друга. Аж просветлели будто. Отступила хмурая серость, снова синева проклюнулась сочная. Да и он сам … Скучал по этому процессу. Очень. И по Андро, и по взглядам этим… Переглядкам, когда реально понимаешь, что он понимает, ё-моё. Эх, не был бы таким дураком, не лишился бы всего этого, не сидели бы они сейчас в глубокой жопе с его размером.

Быстро время прошло. Очень. Пару раз выползал Князь из комнаты ненадолго, оставляя его, самое долгое, минут на десять... Потому и к врачу, как предполагал Горшенёв, поехали вместе. Он всё в том же пенальчике в кармане. Спокойнее так было Андрею, чем просто в кармане. Ладно, худо-бедно притёрся немного к нему уже, паничек вроде больше не ловил. Правда, зубочистку сжимал. Мало ли — накатит клаустрофобия в какой момент...

Впрочем, от стенок этих узких знатно отвлекали другие мрачные мысли. М-да, хотелось бы как-то Княже помочь — клиника ж частная, сейчас кучу денег на операцию потратит… А ведь только сегодня на него сколько отвалил. На все эти кукольные приблуды. Игрушки недешёвые, совсем нет. Дети, и мини-панки нынче дорого обходятся, увы.

Лечь в больницу, кстати, Андрюха должен был уже послезавтра. Плюсы частных клиник — там тебя сразу и положат, и все анализы возьмут, а на следующий день, если всё нормик — и под нож пустят. Мурыжить месяцами не будут. А у них целый день есть, чтоб придумать, как Мишке в этой самой больничке существовать — Андрей его наотрез отказался оставлять дома. Да, собственно, и Мишка понимал, что без помощи не справится… И Агате тоже говорить не хотел, отпирался. Хотя Горшок уже и не против был.

Впрочем, проблемы с проживанием в больничной палате постороннего, пусть и мини-человека, пришлось слегка отложить. Другая нарисовалась: встретила-то их дома Агатка с пакетом ярким, из которого явственно выглядывали красочно оформленные коробки с игрушками. Приплыли, ё-моё! Экспресс-доставка! Ну вот на хрена её Андро оформил, а? Объяснений с Агатой теперь точно не избежать. Ну или Княже — писатель Гудвин хренов — вывернется... Недооценивать его тоже не стоит, ё-моё!

Когда Агата неотвратимым айсбергом возникла на горизонте, Андрей почувствовал, что всё, приплыли. Тешил себя надеждами, что, пока на два часа отлучается в больничку, ничего не доставят. Но закон подлости работал безотказно. И вот край наступил неожиданно быстро.

Конечно, можно попробовать выкрутиться, мол, для Дианы купил, но одна ложь потянет за собой другую — потом могут возникнуть вопросы, почему не отдаёт купленное дочери, а распаковал и чуть ли не сам играется. От последнего, вообще, хрен отмоешься. Ну, право же, не так, что ли?! Ещё и будет до последнего охранять свою "куклу" от девочек — отец-молодец просто!

Хорошо ещё, что костюмчик рокерский только через недельку должен был быть готов. Такие вещи быстро не шьются — точнее, очередь имелась... А то в глазах Агаты это вообще уже какая-то зацикленность получится. Мол, не могу живого отыскать — сделаю своего. Приплыли. Но попытаться вывернуться был обязан. Что Князь сказки, что ли, рассказывать не умеет?!

— Знаешь, я тут понял, что меня это успокаивает, — кивнул на пакет, ну вот не могли, что ли, как для секс-шопа упаковать — тёмная и непроницаемая бумага, а?! Мало ли кому захочется в куклы поиграться? Например, мужику серьёзному, а?! — работа…

— И как же это связано с работой? — Нигровская, фыркнув, вытащила набор керамической микропосуды — Ты записываешь новую версию клипа на Тараканов и купил им чашки и домик?! — Андрей вздохнул... Нет, Миша был покрупнее таракана. Кстати, зря не догадался дом склеить сам, как для тех тараканов... Хотя Мишка заслуживает чего-то получше картона!

А вообще... И он завёл невольно мысленный диалог с Агатой — да, согласен, объяснение странное. Так, Князев, соберись. Надо выдать, да так, чтобы жена поверила или хотя бы странности приняла. Спокойно, без вызова шестой бригады. Всё-таки никогда, как все, быть не умел.

— Пишу песню новую, — язык уже ляпал что-то сам, Андрей лишь успел подумать, что это в принципе звучит правдоподобно. Ну а что? Мало, что ли, в культуре образов не просто маленького человека, а крохотного?! Почти кукольного. Хотя, чтоб того напоминать, необязательно уменьшаться — достаточно жить по инерции.

— Да? — в глазах напротив по-прежнему сомнения было больше, чем принятия, но, кажется, ему удалось чуть погасить её пыл. — И о чём же? — она выудила домик. — Как пластмассовый мир победил? Раньше тебя в летовщину не заносило!

Вообще, это странно было — Агата, так-то, не особо лезла в его творчество. За то, как говорится, и ценил, что не лезла в его погремушки. Если сам просил помощи — ну, выслушать там, или ещё что — без вопросов, да, а вот чтоб таким прекрасным маленьким (вообще, не очень, маленький танчик у него сейчас в пенале наверняка с видом футбольного болельщика слушает) танком напирать — такого не бывало. Видимо, его поведение за последние дни переполнило чашу терпения. Раз с видом Гэндальфа стоит. М-да, не думал Князев, что его однажды за балрога примут. Видно, сам себе он враг — надо ж выдумать такое, во дурак, ага?!

— Да, понимаешь, текст пришёл про маленьких живых кукол, — реально, сам ведь пришёл… кукленыш. А теперь и сочинять придётся, чтоб Агата отстала. Хоть куплет, м-да. — Вот, хочу образ построить, чтоб за хвост поймать (гадалку, бл*ть!), а то мысль чёт ускользает. Крутится, вертится — мучает, но не даётся! А вот возня с кукольным миром — она почему-то ещё и успокаивает, понимаешь? — запоздало пришла мысль, что надо было обратиться не к Маттел, а Лего. Из них тоже и дом построить можно, и утварь достать при желании, и посуду... Они ж и для девочек выпускают. Хотя всё равно палевно — да и одежда нужна.

А вообще, на этом моменте очень явственно представил почему-то заходящегося в хохоте Мишку в пенале. Так явно, что аж румянцем начал покрываться. Наверняка смешно гаду мелкому слушать, как он тут пургу гонит. Настоящую.

— Странно, — Агата, наконец, протянула ему пакет — И для этого тебе нужны кукольные одежки, кукольная посудка, меблированный кукольный домик (кое-кто упаковку изучил, м-да), но не нужна сама кукла?

— Так кукла есть уже! — спокойнее, Андрей, спокойнее, пока верит. — Помнишь ту мелочевку, что Лиске подарили? Ей пока рано, зато мне в самый раз. Потом компенсирую, обещаю... — он тормознулся, вспоминая, что одежка не девчачья. — А одёжка унисекс, вообще-то! — прибавил, хоть его и не спрашивали.

— Я так и подумала... — Жена, наконец, моргнула, а то до этого весьма жутковато на него вылупилась недвижным взглядом. — Ну, раз тебя это успокаивает... Ты ей и мужика купи, если ловиться не будет!

Кивнув, он осторожно потянул из рук Нигровской пакет:

— Ну, я пойду?

— Иди… — кажется, жена всё же пребывала в полной растерянности. — Да, — она вдруг встрепенулась, когда он почти уже дошёл до двери кабинета, — Что там у врача?!

— Послезавтра ложусь и вырезаю всю эту хрень на хрен! — бодро отрапортовал Князев. — Всё будет нормально, да!

А сам, резвенько заскочив в комнатку, заперся, да и, едва не выронив пенал из кармана (сегодня обошлось, а что если однажды нет?! И представить страшно было — Миха сейчас хрупче младенца!), подумал, что сбегать от жены уже входит в привычку.

Агата, конечно, сейчас не стала догонять (ага, чтоб предложить вместе поиграть в кукольный, бл*дь, домик!) — наверное, думает, что на него сразу всё навалилось (а так и есть, блин!): и пропажа Михи, и операция — вот мозги и поехали слегка. Чем бы мужик не тешился, лишь бы с пеналами не разговаривал — а ведь может и тут спалить! Но с этим уже надо что-то делать. Долго они так не протанцуют.

— Мих, это караул, — взволнованно зашептал, выпуская своего лохматого — блин! Волосня ж будет расти! Борода! Как Горшка стричь? А брить? А, ладно, не о том пока думает… Совсем не о том! Никто от повышенной лохматости ещё не умирал, ёлки. А вот гнев жены некоторые не переживают.

— Мишка, мы горим, — следом (реально, чтоб было чем руки занять — только высадил мелкого своего на губку, так сразу принялся за работу) распаковывая домик, почти паникующе произнес, посматривая на задумчивого и серьёзного Горшка. Тот реально устроился в позу мыслителя, блин. Если б не его нарядец (кстати, худи и комбез давно высохли, но кое-кто прекратил бунтовать против розового, потому и не предлагал — ну когда он ещё таким зрелищем насладится, а?!), то был бы похож на древнего грека.

Ну, ладно, судя по роже — тот ржать не собирается... Так что пущай тоже думает — авось поможет какую легенду сочинить для Агатки… Чтоб поверила и санитаров не вызвала.

— Может, просто рассказать все Агате? — внезапно выдал этот интересный человек. Поднимая на него лицо.

Андрей задумался. С одной стороны, проще всё будет, а с другой… Наверное, надо по возможности уберечь жену от столь интересных потрясений. К тому же тогда она не даст ему Горшочка утащить за собой в больничку. А после откровений Михиных вчерашних и слов цыганки — нет, не хотелось бы из рук выпускать это чудушко. И ответственность перекладывать.

— Давай лучше попробуем расколдовать тебя до больнички. — Андрей мысленно начал варианты прикидывать. От классических до нестандартных, ну а что — клин клином вышибают, а магию — магией. — Принцесс или принцев знакомых нет? Ну, чтоб там поцелуем заклятье снять… А то, боюсь, скоро у нас тут с тобой персональный дракон нарисуется. Или лучше сказать, драконица. Как думаешь, обязательно титулованная особа нужна или актриса пойдёт какая?

— Я те что, жаба? — кажется, Горшочек решил всерьёз обидится. Аж насупился весь. Так, Андрей, тормози и давай помягче.

— Ну, смотри, в сказках ложь, да в них намёк… Ты рассмотри это под другим углом! Жаба — как символ чего-то маленького…и неприятного. Маленькая неприятность. Во! Так что иносказательно это то, что с тобой приключилось. Вляпался ты, дружок... А поцелуй чё? Это ж легко отстряпать! Другое дело, что в Лондон я не собирался, да и небезопасно для тебя.

— Тебе бы такие маленькие неприятности, — Мишка чуть ли не надулся, реально став напоминать это земноводное. По крайней мере щеками. — И нет, из знакомых у меня только Князья Купчинские, — он как-то странно на него посмотрел, оценивающее, что ли...

— В принципе, попробовать же можно. — следующим этапом Князев стал доставать и распаковывать мебель для, кстати, очень милого домика.

— Что попробовать? — вытаращился Мишка, будто не ожидал, что тот за эту шутку ухватится. — Андрюх, ну, ты ж несерьёзно, так ведь?

— Почему? — сдвигает брови, не отрываясь от дела — а и правда, хорошо нервы успокаивает. Сборка эта. И расстановка по местам. Ну, захочет, перепланировку потом поможет сделать — пока работает дизайнер Князев. Этак можно будет попробовать самому чё потом сделать, мебель там, или одёжку какую шить научиться… И мозги заняты, и финансы целы. Так, стоп. Опять мысли куда-то рвутся… Он же не портной для лилипутов и не кукольных дел мастер.

Да и вообще — представил, как будет пытаться сшить хотя бы носочки для этих крошечных ножек, и глаз задёргался. Вместе с бровью. Это ж меньше копейки издельице! И это ещё у Горшка размер ноги йети, а уменьшился он пропорционально... А ведь где, скажите, пожалуйста, продаются ботинки для мини-кукол, причем не вида стальные (пластмассовые!) кандалы?! Хотя б носки? Шить на заказ, как косуху ту? Это совсем уж какое-то палево... Это немногим лучше подковывания блохи! Это какого размера игла, ну или там крючок должен быть, а?! К хирургам обращаться, к ювелирам если только...

И ладно, сейчас ещё можно босиком… А осенью? А зимой? Там и во внутреннем кармашке может быть холодновато, да и не сидеть же тому вечность у него как кенгуру в сумке, а?! Мише же проветриваться надо... Может, и гулять... Ночью на ладошке, пока никто не видит. Вот, во-от! Значит, и о верхней одежде надо будет подумать… Да уж… Нет, надо срочно искать способы расколдовать Мишку! Использовать все способы! Не доводить ни до осени, ни до зимы — потому что в противном случае первым сойдёт с ума сам Андрей, а вовсе не маленький Горшочек, во!

— Мишк, — с видом чеширского кота (а, кстати, вот про кого песни надо писать. Всё-то он сказки сказывает да песни складывает, надо и про котика записать однажды, да?!) пристально смотрит на друга. — Ну, давай хоть попробуем.

А Горшочек его всё смотрит… Да, теперь Андрей точно может сказать — как на психа, блин. Взгляд уж больно выразительный. Даже от такой маленьковости чувствуется очень хорошо.

— Андрюша, может, тебе отдохнуть, а? — внезапно предлагает этот минипут. Безо всякой там злобы пышущей и негодования. Спокойно так выдаёт. — Совсем, блин, загонялся уже, нервничаешь… Чаёк какой для нервов попей, ё-моё! — и смотрит так... Ну, не жалостливо, а да, точно — с сочувствием. Мол, совсем ты берега попутал — настолько, что и не сечёшь, что попутал.

От таких речей маленькое креслице (даже удалось найти реально с мягкой сидушкой, а не пластиком, напоминавшим для маленькой задницы, наверняка, кусок скалы какой!), которое Князев держал в руках случайно выпадает — от шока, вестимо. Глядите-ка! Горшок-то психологом заделался! Вон чё предлагает! Отдохнуть. Охренеть, не встать. Отдохнёшь тут с ним, пожалуй. Постоянная бдительность нужна. Глаз да глаз за дружочком. Не за Андреем!

— Миш, я серьёзно, давай попробуем? Ну что у тебя и у меня убудет, а? — протягивает к нему руку, но дружочек его мелкий вздрагивает так, словно… боится! Его, блин, боится! Дожили... Внезапно обидой едкой накатило. Он тут всё для него — скачет, развлекает (чуть ли не концерт устроил, лишь бы отвлечь от горьких мыслей), домик вон собирает, а этот... боится! Ну, каков гад?!

— Ну, чего ты? — решил рукой всё ж не трогать, а то мало ли… Зубочистка-то под руками валяется… Не хотелось бы так глупо лишиться на время основного инструмента. Да и зубы (острые, бл*!) на месте… И чего тот так завёлся? Будто Андрей его не чмокнуть легонько предлагает, а голову откусить! Хотя, наверное, с Горшенёвской точки зрения весьма похоже получается. — Боишься, что ли?

— Не бери меня на понт! — мигом вскинулся Мишка, у него аж волосня ощетинилась ежиком... Ну или это у Князя воображение живое. Чересчур. — Ни хрена не боюсь! Просто это бесполезно! Неестественно! — в конце тот отчего-то слегка покраснел.

— Всё это вообще сверхъестественно, куда ни плюнь! Если оказались в сказочной передряге, то и выбираться надо соответственно! Вспомни, сколько бумаги переведено на описание разных версий этого самого чудодейственного поцелуя, а?! Где одного титула достаточно, а где "истинную любовь" им подавай! — Андрей выразительно приподнимает бровь. Не с целью напугать, а, скорее, успокоить — на Миху всегда безотказно действовало… Раньше. Сейчас тот лишь фыркнул, как-то странно на него косясь:

— Ты б завязывал Дисней-то смотреть... Я понимаю, ё-моё, у тебя две дочки, но что-то на тебя это... — он пожевал губу, видимо — Князю толком видно не было. — Плохо влияет! Ересь какую-то сопливую затираешь!

— Будь у меня другие предложения, давно бы высказал, — Князь глубоко-глубоко вздохнул, призывая себе на помощь всё терпение, какое только мог наскрести. — Но их нет. Как и руководства, что делать в случае, когда твой лучший друг внезапно стал размером с палец, — вот это самое "лучший друг" — оно вырвалось непроизвольно, как само собой разумеющееся. Андрей бы и не заметил, да только Миша аж вскинулся — глаза у него подозрительно заблестели. Как-то это комментировать или поправляться — он не стал. Лишь со вздохом продолжил. — Поэтому, хочешь не хочешь, а нам придется действовать методом научного тыка. Или тебя устраивает твой новый размер?! — метнул острый взгляд на это чудушко, чье настроение менялось быстрее, чем у беременной.

— Не устраивает, ё-моё, — признался Горшочек, тоже вздыхая, но потом вновь закусил удила. — Но ты всё равно… — Мишка хоть и ворчит, но как-то уже менее заполошно. Да и мягче, что ли. Он от этого "лучший друг" как присел, так и сидит. Особо лапками не сучит. Чуть-чуть разве что. — Изменился ты, Княже, блин. То юбку на меня напяливаешь, — он снова покраснел, дёргая этот "не килт" и поднимая голову, — то поцеловать предлагаешь… — ну вот реально пунцовый, будто бы не панк и ему не пох*й. — Агатка-то против не будет, коль узнает? — кажется, вцепляется в последнюю соломинку. — Не гоже, Княже целоваться с мужиками, когда за стенкой жена!

— А чё, когда не за стенкой, то можно?! — сделав страшные глаза, осведомился Князев, отмечая, как побледнел Мишаня, а потом и вовсе решил дожать: — Ну, — Андрей сделал вид, что глубоко задумался, — я думаю, она поймет, что это на благое дело, во-первых… А во вторых, — всё же сжалился он, понимая, отчего так дружочка корёжит. — Мы ж не в губы. Так, чмокнуть в макушку… Легонечко!

— А чё не по нормальному? — друже его съехидничал явно: признак, что от жопы отлегло — аж нормальный цвет лица принял. — Западло, так?

— Да нет, Мишк, — теперь уже совершенно искренне вздыхает Князев. Для дела он и в засос готов был, его чувство собственного достоинства бы от этого не пострадало, хрен бы не отвалился, себя педиком считать он бы не стал. — С твоими размерами и так-то вероятность в прямом смысле засосать есть… Не хочу будить лихо и причинять тебе боль.

Да, жаль, что всё-таки не было под рукой ни камеры, ни мобильника — лежал далековато… Да и напугать бы мог. Потому что последовавшее за этими словами неподражаемое выражение Мишкиного лица, как и картинный обморок (на мягкое падал, гад — всё рассчитал!) с придерживанием юбочки (о, да чего он там не видел!), следовало бы снимать для потомков.

Впрочем, польза от таких предложений есть. Как минимум, что Андрей понимает: паника несколько поутихла.У обоих причём. Не так уже его морозит и тревожит. Да и Мишка, когда перестал изображать не то обморок, не то сердечный приступ (вот ведь гад! Глазки закатил, а сам за юбчонку держится — ну капец!), неожиданно соглашается опробовать некоторые методы сказочного расколдовывания. Включающие и, кхе-кхе, самый традиционный! Ну, для сказок, то бишь, а не для их общества.

Решили в долгий ящик не откладывать — и так времени в обрез. Надо уже либо паковаться в больничку, думая, что взять, чтоб облегчить быт Мишке (при условии, что Князь может некоторое время быть скован в движениях — ага, горшок для Горшка — это сильно!), либо скорее расколдовываться и думать, чё сморозить поднятым по тревоге родне и ментам. Так что оба соглашаются, что первый пришедший на ум способ и стоит сразу же применить на практике. В конце концов чем Дисней не шутит, а?! Из Мишки, вообще, та ещё Малефисента вышла бы, ага.

— Мих, а ты не хочешь сперва переодеться? — спрашивает Андрей, когда они уже вышли на центр комнаты (не типа сцена, а чтоб Горшку пространство для превращения предоставить — не стол же тому ломать!) и Мишка послушно уселся и замер на середине ладони, правда, при этом юбку локотком пришпилил. Юбку... Бл*! А что — вот представил живо так Князь стоящего во весь свой немалый истинный рост Мишку да в этой кукольной юбчонке и с маечкой розовой с котиком… М-да, такое зрелище не скоро забудешь. И Миха не забудет, сто процентов. Психотравма на всю оставшуюся жизнь для обоих!

— Андрюх, не тупи. — поморщился Горшочек, смекнувший, что за извращенские мыслишки проносятся у него в башке. — Если я уменьшился, а одежда — нет, то явно же при обратном действии и вся эта кукольная по*бень не увеличится. Буду голый, прямо как Шварценеггер в начале Терминатора. Ну, может, на пальце эта тряпочка и застрянет... Или не на пальце, — он внезапно покраснел, глядя куда-то в недра юбки. — Да не, не должно! Скорее, ту просто разорвёт!

— А, ну да, логично, — пробормотал Князев, подумав, что юбка эта не трусы Халка — не увеличится. М-да, чёт сегодня они оба тупят, то он, то Горшочек. Вот уж точно, две головы лучше, чем одна. И неожиданно от этой мысли на душе потеплело. Причём серьёзно так.

— Ну что, готов? — цепляясь за это мелькнувшее чувство и стараясь его не растрясти, немного неловко спросил у замолкшего и сверлившего его напряженным взглядом Михи. В теории всё казалось чудесным, прекрасным и лёгким, а как дошло до дела, почти что до тела, так всё стало как-то нереально смущать. И ситуация, и её последствия. Вот расколдует он щас его, а Горшочек возьми и убейся. Ну, как планировал. Потому что ни фига ничего толком не прочухал и не понял. Блин.

Или ещё вариант. У Михи головушка мягкая, тёплая — недавно только поглаживал мизинчиком... Ну, дык, то мизинчиком! А сейчас прикоснётся губами к этому одуванчику да не выдюжит — чихнёт, а Миху снесёт на фиг... А, впрочем, глаза боятся, а губы делают? Ведь так же, да?!

— Да, давай уже, ё-моё. — Мишка вздохнул, отчаянно храбрясь. Нет, губы не тянул, но и не зажимался — открылся весь... Отчего в башке мелькнуло: эй, куклы, бегите — ешьте меня! Вот он я. Только в роли куклы Горшочек. Что упрямо заявлял, подбодряя его. — Хуже ж не будет.

Андрей же отстранённо подумал, что, вообще-то, может… И при увеличении, если всё сработает, помещающийся сейчас на ладошке Мишка может его вполне придавить. А то и прибить, смотря что у башки на пути возникнет. Вон люди и от арбузных корок помирают... Где он, зловещий угол стола, там, а? Да и сам Мишаня может хорошенько об пол хряснуться. Или об тот же угол. Кабинетик-то у него небольшой, совсем-совсем клетушечка. При всём желании полностью фактор стола не исключишь. Не обклеивать же тот поролоном?! Совсем уж клиникой попахивает! Но… Решил оставить свои мысли при себе — в конце-то концов и так Горшка чуть ли не на аркане на подобные эксперименты затащил. Чай, не дама худосочная — выдюжит — и он, и Горшочек.

И, не раздумывая дольше, а то, того и гляди, опять волной панической накроет (не Миху, так его самого!), быстро наклонился и прикоснулся губами к мелкой головёнке. И вот уж реально разница текстур — у взрослого человека волосы обычно довольно жесткие, а у Михи сейчас — пух, пушок, блин! Мягонький, как у щеночка какого. Так что от удивления он губы на пару секунд задержал, потом устыдился и, не желая пугать, скорее отпрянул. Я не я, губищи не мои!

Ещё и глаза закрыл, как в детстве — ну, ведь и в самом деле — волшебство не любит лишних зенок. Вообще, ожидал чего угодно — например, резко увеличивающейся тяжести на ладони (зазеваешься — руку придавит, поспешишь — Михе травму нанесёшь!), раската грома и сверкнувшей молнии, чей отсвет даже сквозь плотно сомкнутые веки продерётся, но… На деле лишь простоял с минутку, как дурак, боясь глаза разлепить. А вытянутая рука ныть немножко начала. Это та самая была. Правая. Давненько она его не беспокоила... Слегка поморщился, но не пошевелился.

Когда же стало ясно, что никакого эффекта не наблюдается, пришлось снова взглянуть на проблемный вопрос. Тот сидел хоть и не в позе лотоса, но вокруг себя прямо-таки ощутимо концентрировал надежду и веру... Но, увы!

А Мишка, как выяснилось, тоже с закрытыми глазами сидел. Иногда они удивительно синхронизируются, до сих пор… Андрей невольно вспомнил, как Шурка Балунов трещал об одной голове на два тела. Эх. Вот времечко было. Может, они когда-нибудь смогут его вернуть? Может, вот это всё как раз для этого? Если думать в таком ключе, то всё это будет легче пережить... Позитивное мышление, мать его! Ну, не сработало сейчас, может, что-то другое и потом, а?!

— Не сработало. — уныло пробормотал Мишка (видимо, всё же очень надеялся на силу дружеской любви, блин). А Княже подумал отстраненно, что совсем отметать не стоит. Дождаться, когда всё между собой прояснят по-нормальному — да ещё раз чмокнуть, не спрашивая. Авось сработает, если между ними не будет звенящих острыми осколками "но". Между тем, чудушко это куда-то свой взгляд не туда скосило... Не на лицо Андрея, а на... бороздки шрамов, те сейчас тому наверняка казались пугающе большими и ужасными. Это неприятно мазнуло — вот только старых-новых загонов им не хватало, блин!

— Приступаем к плану «Б», — пытаясь не выдавать собственных обманутых ожиданий, энергично высказался Андрей. Главное, отвлечь дружочка, вселить надежду, что справятся как-нибудь... Ещё б самому верить. И, что самое страшное, по-настоящему хотеть, чтоб тот вырос... Потому что, положа руку на сердце, несмотря на все маячащие впереди сложности — что-то внутри рычит и огрызается, что так покамест дружочка удержать от глупостей и спасти будет проще. Что здесь его жизнь у него в руках, и он, пусть и с нервным тиком, но позаботится, а вот насчёт самого большого Медведя были сомнения, увы, небеспочвенные.

Это эффект возымело — Горшочек его глазищи-то тоже открыл заинтересованно. А на лице так и читалось: а чегой это ты там удумал, затейник эдакий, а?!

В целом же, исключая удовлетворение насущных потребностей, в виде туалета и принятия пищи (греча, Мих, полезно, кушай!), именно этому занятию они и посвятили остаток вечера. Впрочем, почти сразу же столкнулись с определённой проблемой: выяснилось, что способов расколдовывать очарованных цыганскими ведьмами панков, окромя поцелуя, они и не знают.

— Интернет знает всё! — глубокомысленно заметил Андрей и под недоверчивое хмыкание устроившегося рядышком с ним Мишани (тот презрительно отвернулся от передвинутой ближе к экрану губки и решительно вскарабкался к нему на запястье, свесив ноги, благо рука на столе лежала и падать было не высоко) зарылся с головой в изучение прекрасного.

А там было что поизучать! Целый набор разнообразных способов снятия заклятий (и наложений — ох уж эти сетевые ведьмы двадцать первого века... Кстати, об оных — чего-то Алёна никак не перезванивает!) — на любой вкус, разной степени упоротости и сказочности.

И вот над вторым по популярности (не то чтоб кто-то реально пользовался — скорее, по истёртости сюжета судили) после злосчастного поцелуя методом они долго спорили. Потому что… Сомнительным казалось избавление от колдовства через окунание в трёх жидкостях: ледяной воде (бр-р!), молоке (а это даже полезно!) и горячей (а чего не снег-то и не пар, если по агрегатным состояниям воды пошли?!). Казалось бы, вода и вода, молоко и молоко, однако…

— Я, бл*дь, не рак же! — орал Горшочек, суча лапками и почти пиная кисть (левую!). — Я сварюсь на хрен! Или заболею ... Или... — он шумно вздохнул, — из холодного в горячее — это спазм сосудов — меня возьмёт и *бнет! Не, я не против, но ты готовь сразу костерок... От трупика моего избавляться будешь!

— Тут же не сказано — в кипяток! — горячился Андрей, которого от подобных намёков чуть самого не ошпарило. — Горячая! Ну, представь, типа, что ты в бане! Да и не сразу ж в неё — успеют сосуды перестроиться... Молоко — тёплое, считай, спа-процедура, для кожи полезно!

— Извращенные у тебя способы отдыха, Князев! — не унимался Мишаня. — То, блин, юбка, то поцелуй, теперь процедуры красоты вспомнил... Ещё скажи, что ходил на них, да?! — потом чуточку сбавил обороты, просто рассерженно пропищав. — А баню всегда терпеть не мог!

— Да кто бы говорил! — возмутился Андрей, умолчав, что это самое спа весьма и весьма расслабляет... Самое то, что нужно для расхлёстанных нервов. — А не напомнишь, кого мы в Карелии не могли вытащить из такой нелюбимой бани, а?! Может, меня? Или Пора? О, точно Лось это был, да, Миш?

Вообще, Князь чувствовал, что он почти что сам уже колдун. На четверть ставки. На полставки — музыкант-певец-поэт, на другую четверть — художник. А теперь ещё одна роль. Он надеялся — не жуткая. А ведь пока да, удаётся уламывать Горшка на всё! На пенал, на сикание в фикус, на ванную, на юбчонку, на поцелуй... А теперь ещё и на этот способ уломал. Попробовали, ага. Мишка, тихо матерясь, с помощью Андрея перелезал из одной чашки в другую. К сожалению, без ожидаемого результата. Хотя молока он даже, кажется, хлебнул — вот же котяра недоделанный, попросил бы — так налил в блюдце! Чистого... Но нет, легких путей тот не ищет.

— Ну, что там дальше пишут? — спросил слегка распаренный (Князь реально долго температуру вымерял, чтоб и не обварить, и за горячую, ух, сошло) Миха, завернутый в тряпочку-полотенце.

Андрей, который изучал содержимое очередного сайта, без задней мысли зачитал вслух:

— Другие персонажи, чтобы избавиться от колдовства, просят, чтобы их обезглавили. Так бывает, если их превратили в лису, или льва, или другое животное, и чтобы расколдовать, им нужно отрубить голову, — невольно вспоминились собственные шуточки про риск откушивания — вот те ж! Тут реально забоишься, а не зайдёт ли некий Андрей Сергеевич, что, вроде, пока не колдун и тем более в некроманты не записывался (а вот он-то им и понадобится после обезглавливаний-то!), в своих экспериментах слишком далеко...

Посмотрел на сбледнувшего разом Мишку и быстро добавил:

— Это только для животных, наверное! Ты же у нас человек, пусть и крохотный! Не сработает способ, не ссы — проверять не будем, миниатюрную гильотину отменяем! — чем больше он говорил, тем сильнее Михино лицо вытягивалось — вот же, блин! Поэтому не придумал ничего лучше, кроме как закрыть эту тему. — Так, едем дальше! Иногда сказочный герой должен сбросить с себя звериную шкуру, в которую превратилась его кожа — а, это тоже не подходит! — забормотал, отчаянно рыская по тексту, пока обрадованно не тыкнул! — А вот — или наоборот, набросить на себя кожу животного. Вон викинги шкуры животных носили же!

— На кого охотиться пойдём? — кисло спросил Мишка, впрочем, чуть успокоившийся. Охотиться, а не обезглавливать — уже лучше ведь... И на скальп его не покушаются... — На комара? Паука? Мышку? Таракана, а, Андро?!

— Ну, оставим этот способ как трудновыполнимый, — неуверенно протянул Князев, представив как выскребает панцирь тараканий да Михе на башку надевает... Бр-р, какая гадость! — Хотя совсем отметать не стоит, видимо. При случае — опробуем… Шучу, Миша! — заметив, как снова стрункой натянулось это маленькое существо, прибавил. Реально, чего это он сегодня, а?! Только и делает, что Горшочка пугает... Тому ведь реально сейчас нелегко. И принимать шутки за чистую монету — вполне может. Ведь он же сейчас как никогда беззащитен, а Княже... Нет, надо было заканчивать подколы. Потом будет изощряться, когда тот вырастет, пока же это слишком низко... Во всех смыслах.

— О, — дополнил через минуту, пробежав глазами по перечню, — а вот это может подойти: иногда заколдованному герою необходимо съесть какое-то растение… — тут радость всё ж проклюнулась. Безопасный способ нашёлся! Нет, мухомором, как Алису в стране Чудес, кормить он не собирался. — Помнишь же, в нашем детстве была сказка про боб, который вырос до небес?! Имеет смысл!

Миша скептически хмыкнул, но останавливать рванувшего действовать Князя не стал. Только проводил странным взглядом, типа "чем бы дитя не тешилось, лишь бы от больнички увильнуть не думало". А тот и в самом деле развёл бурную деятельность (не думая, что бобы-то нужны волшебные, а не обычные из супермаркета, от тех разве что вспучить может, особенно, Миху, у которого голова с весь этот боб, сушеный причём!), и только когда Агата, к которой он подошёл сначала с престранным вопросом, есть ли в доме бобы, а потом и с просьбой сварить ему одну штучку, вытаращилась на него, явно потеряв дар речи, понял, что идея как-то не очень звучит. Но отступать было поздно, да и жена уже молча полезла в шкаф за кастрюлей и необходимым продуктом. Впрочем, та ещё ворчала, что бобы эти вымачивать в идеале часов 12, а то и сутки, но сварила, предупредив, чтоб жевал лучше...

— Ну как, чувствуешь что? — спросил Андрей многим позже, когда Мишка, весь давясь и кашляя, периодически прикладываясь к блюдцу с водой, доел-таки несчастное бобовое. Если внутри и шевелила лапками жалость и мысль, что он его только мучает, то Князев это отмёл... Потому что для кого, собственно, старается, а?!

— Да, что сейчас лопну на хрен, — голос у Михи звучал почти обречённо, а живот и в самом деле округлился, будто тот арбуз сожрал или выпил трёхлитровку пива. — Давай запишем это в неработающие способы и больше не будем, а? Ничего не будем! — почти взмолился друже. — А то, боюсь, завтра не только тебе больничка потребуется...

— Не боись! — Князев куснул себе губу до крови, отчаянно стараясь звучать бодро и уверенно. — Я тебе ромашки заварю превентивно, так что нормально всё будет! И вообще... Подожди! — Андрей, хоть и испытывал угрызения совести, но заметил, что не дочитал страничку-то. — Тут ещё есть что-то… Вдруг поможёт? Не попробуем — не узнаем, вдруг остановились в шаге от верного способа, а?!

— Или гибели! Помнишь, вот гномы в Мории тоже верили, что сейчас отроют несметные богатства... — Горшенёв, не видя понимания на его лице, лишь глухо застонал да обречённо приготовился к новым экспериментам безумного гения.

— Иногда героя должны о чём-то спросить или что-то ему сказать… — Андрей замолк. Что там надо Горшочку такое ляпнуть, чтоб он расти начал — вообще не представлял. Кажется, тот уже всё, что можно, услыхал... И что нужен, и что важен, что любят тут его! Что, теперь его очередь, что ли? В любви к жизни, например, признаваться? Но тут, наверное, не выйдет просто сп*здануть. Надо верить в то, что говоришь... Тут-то и загвоздка, бл*дь.

— Ну, отлично, — Миша, кажется, немного воспрял духом: конечно, игра в слова — это не эксперименты с тушкой. — Будем и завтра, и в больничке до операции слова подбирать. Вдруг угадаем. Сим-сим откройся, а я вырасти!

Андрей нахмурился — способ-то, возможно, рабочий, однако времени на проверку ничтожно мало: после операции ему придется вынужденно взять минимум месяц тишины, практически не разговаривая, дабы не напрягать связки. Итак уже Вахтангу написал — попросил разрулить всё. И с тем, что от брони студии отказаться придётся. Ну не сможет он тут спокойно записываться, пока карман жжёт... Лучше сразу под нож лечь — пан или пропан, что уж там... Эх. М-да, и тут сплошные проблемы. Но делать-то нечего…

— Может, тебе гормоны роста поколоть, а? Или Растишку поесть? Я куплю в больницу! — попробовал он зайти с другой стороны.

Ответом ему был ещё более мучительный стон (Горшочек и за голову схватился, да — снова кольнула его совесть) и последовавшее затем многозначительное:

— Себе коли, доктор х*ров, — а потом уже совсем тихое. — Растишку можешь и купить! Только и ты её есть будешь, понял, да?

— Вообще без проблем... — Андрей чуть улыбнулся. — Моя репутация, поверь, от поедания детских йогуртов не пострадает, — Горшок хмыкнул, типа, "было б чему страдать", но вслух ничего не сказал, а Князь, вспомнив кое-что прибавил. — Но это если доктора разрешат... Там диета, наверное, особенная... Может, вообще, голодовка! Надо точно прочитать про это. И тебе на всякий случай сухпай взять!

* * *

Конечно, никакие слова они на следующий день уже не подбирали. Времени не было. Отрубились после всех вчерашних треволнений. И особенно быстро Мишка, от которого, наконец, отстали — положили спокойно в пенальчик и отнесли в ящик тумбочки. Даже реши Агата в эту ночь попробовать сексотерапию от забот, то ничего не услышал бы. Но та не лезла, а сам Князь тоже вырубился, едва голова коснулась подушки. До этого момента он и не думал, что так устал. Больше морально, чем физически. Но и это вымотало донельзя.

Утром же чуть отдохнувший Андрей отчаянно ломал голову над бытовым пребыванием в стенах клиники и как там Мишку обезопасить. Наверное, это хорошо — здорово отвлекало от других гнетущих мыслей, вроде, что если петь он больше не сможет. Нет худа без добра.

И вообще, пронести-то было реально не проблемой. А вот дальше… Врачи и медсестры, прочий медперсонал могут спокойно зайти без стука, хотя он и надеялся, что в частной клинике соблюдение личных границ пациента будет гораздо более выражено, чем в государственной. Зато и раскошелился — за палату одноместную.

Но всё равно — на замочек от любопытных глаз не скроешься, как дома, а держать Миху постоянно в пенальчике и в тумбочке — изуверство какое-то, честное слово. И так уже опыты с ним, как с мышом лабораторным, проводил, а теперь в тюрьму сажать — на такое Князев не подписывался! Хотя, на удивление, Мишка был согласен и на подобный вариант. Странно даже — слишком уж быстро смирился с необходимостью отправиться дружной компашкой в больничку. И вообще, проявлял чудеса покладистости и сговорчивости... Будто б... Нет, не подменили его, а тоже сознательно шёл на какую-то военную хитрость. Ага, знать бы ещё на какую!

Поэтому, подумав немного, Мишку решено было объявить… талисманом. Кукла не Вуду, но на счастье, бл*ть. Естественно, никто не собирался специально показывать мини-панка персоналу клиники, это был вариант на случай обнаружения.

И, соответственно, нужно было разработать модель поведения на этот самый крайний случай. Потому что одно дело кукла с человеческим лицом, пусть и маленькая, но Миха-то не трофей Горгоны. Подвижный и прыткий. Не спишешь на заводного Буратино, даже если ключик маленький заготовить...

Во-первых, взяли пару книжек — не глядя вообще на обложки, с полки схватил Князев, главное, чтоб потолще. Если положить их на тумбочку, то они успешно загородят пространство (медвежий угол), и Миху будет сложнее заметить. Мишка эту часть плана одобрил: несмотря на всю свою покорность, ему явно не хотелось провести кучу времени взаперти. Ну или в ящике, пусть и не в темноте — Князев решил взять фонарик, а у Горшочка получалось с большими усилиями тот включать и выключать. Вот и вышла из ящика пусть и душная, но комнатка. Уже проверяли дома. Кислорода хватает.

Во-вторых, и вот здесь уже пришлось постараться, поуговаривать Горшка, но всё ж таки договорились, что при условном сигнале («Стоп-слово, ё-моё», — фыркнул на это Мишка, гогоча — Князю, впрочем, было не до смеха. Реально, отношения их превратились в какие-то БДСМные, иного слова и не подберёшь — один контролировал и подчинял, второй всё это покорно принимал — аж оторопь брала от этой его податливости. Хотя, казалось бы, не этого ли хотел, а? Чтоб нервы не мотал?) Горшенёв должен плюхнуться на жопу или замереть стоя, растопырив ручки-ножки в разные стороны. Ну, типа, статуэтка. Как в игре море волнуется. Только ставки выше.

Вот с этим-то условным сигналом они и промучались полдня, когда Андрей всё же уломал своего лохматого. А реально, чтоб такое придумать, а? Чтобы подозрений не вызвать, а? Перебирали-перебирали, да ничего лучше обычного чихания и не придумали. Ежели Княже простынет реально, то чё другое думать будут. А пока же на том и остановились. Чихать и со связками оперированными — физически, наверное, можно. Андрей же, впрочем, как натура деятельная, не удовлетворился простым составлением плана. Решено было (Миха с очевидным неудовольствием на это согласился, но согласился же, что должно бы радовать Князя, но лишь напрягало) порепетировать.

Собственно, это всё же было хорошее решение: по крайней мере, теперь, по громкому чиханию Андрея, Мишка (наконец-то переодетый из юбчонки в шортики и футболку — с соплей, Андрюха, не с каплей!) весьма правдоподобно замирал. Долго учиться не пришлось (и чихать, и пародировать памятник) — в конце концов Горшочек-то прирожденный артист, да и хоть какие-то новые роли осваивать в этой новой микрожизни ему, очевидно, было в кайф. Князь же весьма правдоподобно симулировал чихание — настолько, что Миша на этот счёт гоготал, мол-де, был бы бабой — талант бы точно пригодился!

Единственное, что они не учли — всю их репетицию отлично слышала Агата. И, видимо, поставила очередной плюсик в длинный списочек странностей мужа. Аллергическое чихание или же какую-то истерию. Но на деле же поинтересовалась, не заболел ли Андрей, или, возможно, это просто нервное чихание, ну, что-то вроде нервного тика. Ага, нервный чих, бл*дь. Хорошо, не понос! А то есть ведь даже название народное — медвежья болезнь... Стресс, вообще-то, на организм плохо влияет.

Ещё одним важным делом стало то, что, предварительно созвонившись с врачом, Андрей прояснил некоторые вопросы по питанию. И даже не стал напрягать Агату, а сам прогулялся до магазина с Мишкой в кармане (тот заявил, что хочет проветриться хоть за эту короткую прогулку и не полез в пенал — учитывая, что скоро тому предстоит обживание больничной тумбочки, Князь согласился, хоть и немного нервно порой дотрагивался легонько рукой до кармана, точно проверяя, всё ли в порядке — ответом ему служило дружеское лягание) за любезно разрешенной растишкой и детскими пюрешками — на послеоперационный период. Типа ничего твёрдого лучше не жрать какое-то время. В принципе, это здорово решало проблемы с питанием Мишки. Накапал тому в тарелочку крохотную и профит... Другое дело — как эту посуду всю мыть, ну да хрен с ним, на край салфетки есть!

Оставалась только самая главная забота — что делать, пока Андрей будет вне зоны доступа сети, то бишь зависать непосредственно в операционной и после отходить от наркоза. И хотя врач заверил, что операция продлится не более полутора часов, отходить будет ещё парочку… всё равно были и сомнения, и нюансы! То есть, в самом лучшем случае, три с половиной-четыре часа Мишке придётся как-то самому обходиться. Целых четыре часа, блин! Не дома, а в палате, которую могли и прибрать и ещё что сделать...

И это если ничего, блин, не случится и всё пойдет по плану. Накладок, однако, никто не мог исключить, да. Ладно, с питанием вполне в этом случае вопрос можно решить — поесть заранее Мишке, да и оставить ему печенюшку какую мягкую. Пусть грызёт тихонько, зубы то есть! Неполезно, но от голода не умрёт. Воды тоже можно оставить, налив предварительно в блюдечко какое или крышечку. А вот если в туалет захочет?

Андрей пытался всё предусмотреть, но с физиологическими потребностями довольно сложно сказать наверняка, когда припрёт и насколько сильно. Да, как и с питанием можно сносить Горшка в раковину заранее, проконтролировать этот момент (несмотря на всё закатывание глаз и сучение лапками!), а если в процессе? Как тогда быть?

Решение неожиданно пришло в магазине. Причем случайно, наткнувшись взглядом на, как Андрею показалось, это самое решение проблемы. Уже дома он выложил перед Михой обычные губки для мытья посуды (тот, кажется, только прочитав название на упаковке понял, на чём, по сути, сидел эти дни — вот ведь далекий от быта человечек, а?!) и прояснил свой план.

— М-да, неплохой горшок для Горшка, — Мишка отчаянно заалел, похоже, всем телом, но, раздраженно выдохнув, согласился, что это хоть какой-то вариант. К тому же, как тот заявил, он не собирался им пользоваться. Не такая уж он и развалина... Это, дескать, на случай, если тебя размажет по кроватке и ты и свою-то тушку сносить в сральник не сможешь — не то что мою. Князь пику проигнорировал — его вообще в последнее время эти лёгкие пикировки не раздражали, скорее, наоборот, подтверждали... Что нет — сам Андрей не колдун, а Миха не кукла.

Дальше продолжили упаковываться. Для сидения в ящике Андрей приготовил Михе не только фонарь, но и плеер с наушником. Для Михи и его нового слуха — почитай колонка, а переключать песни — у того, пусть и с усилиями, но получалось. Какой-никакой, но досуг же!

Кроме того, естественно, все кукольные одежки, часть посудки сразу же полетели в сумку. Домик, к сожалению, как и всю мебель, пришлось оставить. Палевно слишком. Талисман талисманом, но вот кукольное жилище — это вообще другой вопрос. К слову, тут Миха ему подсказал дельную, вообще-то, мысль. Пока его не будет Агата вполне может в кабинет прошмыгнуть... И если внутри домика не найдёт обозначенной Андреем куклы, то это тоже будет палево.

Князь было сыронизировал, достав эту саму Челси, что вот те, Миха, и подружка — баба, как ты любишь блондинка, правда, не больно сисястая... Но замолчал, потому что дружочек его отчего-то со страхом косился на кукленцию, занявшую кресло в домике.

— Чё, Мих? Страшная? — спросил тихо.

— Да не, — отмер Мишаня, дёргая плечами. — Просто представил, что было бы, если б ты вот это платье, — он покивал на розовое пышное и в блёстках, что болталось на Челси, — Мне приволок!

— Так, я выбирал, чё менее... — Князь пожевал губу. — Травмирующее!

— Ну спасибо, — огрызнулся Горшок и, обходя куклу по дуге, точно опасаясь, что одежка с той перекинется на него, потопал подальше от домика.

А вот, кстати, и ещё одна проблемка. Несмотря на то, что Андрей весь этот кукольный рай собрал, обставил, упрямец этот так и не согласился устроиться с комфортом в домике. Упёрся — хоть здесь, но упёрся, да!

А ведь там одна кровать была как премиум вариант. С настоящими постельными, пусть и крошечными, принадлежностями! С матрасиком! Одеялком! Подушкой! И прям идеально под Мишкин рост. Вот чё тот уперся рогом, а? Цвет ему, видишь ли, поросячий не нравится! Ну, да, и кроватка, и все аксессуары к ней реально были выкрашены именно в этот оттенок… Других не было и нет! Розовый рай, ясно, да?! Для принцесс на горошине, ё-моё!

Ну эта же фигня не повод, не сделает Горшка эта милая принцессовская кровать каким-то не таким, правда ведь? Но нет, его бедовый мини-панк сопротивлялся и упирался всеми руками и ногами. С одной стороны — опять же радостно, не кукла покорная, не БДСМ какой извращённый, но... Это ведь его комфорта касалось! Спины больной, которой точно лучше не делалось от лежаний в пенальчике на жесткой собачьей подстилочке! Но насильно же не заставишь! Это хуже БДСМ будет... Ну, ладно, значит, пока поспит в пенальчике. Может, после больнички и постоянных ночевок в пенале посмотрит на всё это дело по-другому. Когда спина заотваливается.

* * *

Мишка сумрачно сидел в — м-да — пенале. И в рюкзаке. Дежавю если и накатывало, то смывалось волнами притуплённого страха. Потому что сидел он, как можно догадаться, в темноте. А хоть Горшочек и вырос давно из веры в существование подкроватных монстров, мрак всё равно нагонял на него тоску и страх... Невольно в голову ползла всякая муть, что при свете не так распоясывалась. А здесь чувствовала себя вольготно и подтачивала всякими "вот помрёшь, а там не пустота, а какой-нибудь ужастик похлеще". Учитывая его недавние планы, страх трудно выселялся из сердца. Поэтому и пытался отвлечься как мог, раззадоривая себя в другом.

Вот он в рюкзаке едет, в пенальчик запакованный, как инструмент какой писчий (как не пищащий-то?!). Ну, круто, аттракцион — почувствуй себя вещью. Вообще, слишком уж привык, что Андрюха его старается ближе к телу держать. В кармашке, то есть. Не подумайте чего, ага. И нет, Князя не достало, но из-за предосторожности пришлось пока — до расположения в «номере люкс», то бишь палаты одноместной — располагаться вот как-то так.

Типа, чтоб никто не увидел. Мало ли — раздеться попросят для осмотра, а там из кармана выпадает пенал... И, вроде бы, на всё это согласился сам, никто насильно никуда не запихивал, но чувство всё равно было стрёмное. Снова один, ещё и под замком... Да дверца была, но выход один — в рюкзак, а тот заперт. От всего этого накрывало по полной какой-то тоской щемящей.

Вот уж и впрямь, понимаешь ли, к хорошему быстро привыкаешь — привык, что постоянно чувствует рядом с собой Андрея (а это очень хорошо — что-то внутри аж млело и довольно улыбалось, несмотря на всю низость ситуации. Точно снова из-за туч солнце выглянуло и теплее стало на душе, ё-моё!), а теперь вот... Тоской какой-то сводит.

Странно: казалось бы, чего хорошего в навалившихся со всех сторон проблемах (и на него самого — вообще-то, вся жизнь под откос, и для Андро сплошная попаболь вышла!) в связи с его нынешним размером?! А вот поди ж ты, разбери на фиг, как и почему, но само присутствие рядом (что аж сердце слышно как стучит!) Княже всё, видно, перекрывало.

Снова рядом, разговаривает не через губу (и без всяких там Михаил Юрьевичей, ё-моё!), беспокоится и так далее. Скучал, да, по этому всему. Уже даже и не пытался себя обманывать Горшочек — ну, нужен ему этот тип вредный, с горящими пятками, что поделаешь?! Какой есть нужен — местами дурак дураком, местами весьма хитрый и ловкий, как колдун этакий... Нужен не просто, чтоб текста писал да хвостиком, со всем соглашаясь, подмахивал, а чтоб, как прежде, рядом был — где-то спорил, не соглашался, где-то с полуслова понимал... Чтоб не выслуживался, а как есть говорил. Чтоб понять его пытался, чтоб заземлял, когда несёт не туда. Да и просто, бл*дь, нужен.

Миха смахнул сердитые капли. Ну вот — юбку, вроде снял, а сырость развёл — так скоро у Андрюхи в рюкзаке не только он из живности заведётся, но и лягухи какие заквакают, ё-моё. Надо было с этим прекращать, но... Просто сидеть в темноте и ждать без дела было невыносимо!

Вот сколько ещё будут все эти процедуры оформления проходить, а? Бесят копаться! Частная же клиника, у них там разве не должно быть всё проще? Видимо, нет, не особо, блин... Всё те же бюрократические промурыживания. От которых не только зубы стонут, но и, по ощущениям, Мишка уже в этом тёмном местечке (реально, скоро у него пригорит — темно, тесно — чем не гроб, а?!) провёл пару лет. Да, конечно, где-то рядом лежал фонарик (Андрей специально поближе положил), который при желании можно и включить, но… Не в рюкзаке же?

Увидят ещё внезапно вспыхнувший свет, вопросы нежелательные появятся. Или не увидят, да и, мало ли, может, там телефон ожил и светит, но рисковать не хочется... Подставлять и себя, и Княже. Место опасное — это не квартира, где в крайнем случае узнает Агата. Поэтому ему сейчас забыть про то, каков он, и быть тише травы, ниже воды. Мышкой, короче. Ну, собственно, мышь и есть.

И вот пока тот рядом (даже если прибешивает — ну реально же, юбка эта, потом эксперименты — Мишка снова отчаянно краснеет — о таком, бл*дь, только Князь додуматься мог! Хотя, и в этом стоит признаться, противно или больно не было — щекотно разве — и для нервов, и так!), пока вместе, не крутятся так в башке все эти мысли о ненужности, одиночестве, о смерти, что где-то рядом бродит.

А тут, вроде, и не один же — рюкзачок-то Княже рядышком держит (слышно по пыхтению), да ещё и носит осторожно так, будто там чё хрустальное, блин — да всё равно, не помогает осознание всего этого в борьбе с этими самыми мыслями. Просачиваются в голову, вот текут и текут (вместе с соплями, ага — размяк, ё-моё!), и не сделать ничего!

Не знал Горшок, сколько бы так ещё выдержал, прежде чем волком (писклёй) завыл бы, да рюкзачок снова пришёл в движение. Это стало сигналом — как мог о мягкий настил салфеточек вытерся и постарался отдышаться. Ну, конечно, это Андрюха начал двигаться, видать, закончили всё с бумажками. Остаётся надеяться, что ещё куда что подписывать, сдавая свою тушку на стол ЛОРу, не отправили, мало ли.

Судя по всему, всё-таки реально закончили, потому что довольно скоро движение прекратилось. И его своеобразную переноску (а что? Переноска и есть, даже не для кошки-собачки, а для мелочёвки какой, птичка там, хомячок… Свинка морская, да, Горшок?!) осторожно куда-то опустили.

А потом, наконец, со свистом молнии открылась дверь темницы, пенал достали, ну, по крайней мере, так по ощущениям было. Их, эти ощущения, как-то сложно различать, когда ты внутри самого предмета и ростом… Ну, хорошо, что не с напёрсток, а то реально б как Дюймовочка какая был, и Княже, чтоб его слышать, пришлось бы стетоскоп покупать...

Но света сквозь дырочки стало больше проникать, как и воздуха, так что из рюкзака точно вытащили. Андрей, естественно, кто ж ещё?! Хотя, признаться, на мгновение, пока крышка не открылась и Миха не узрел перед собой нервно улыбающееся лицо Князева (а это само по себе страшновато и болезненно — из-за него у того одни хлопоты, бл*дь!), стало очень страшно: возникла совершенно иррациональная мысль, что это может быть шмон от персонала какой. Типа, проверяют вещи на запрещёнку. Ага, конечно. Видимо, опыт пребывания в дурках в юности остался неизгладимым следом.

— Ну, ты как тут? — спросил Андро, аккуратно помогая ему перебраться на прикроватную тумбочку. Реально делал успехи — не хватал лапищами, а подставлял ладошку-платформу к пеналу, чтоб Горшочек мог туда самостоятельно забраться. А потом, сделав руку горсточкой, чтоб не вывалился, плавно вёз, как на ковре-самолёте (привет, братьям-укурышам, Самойловым!) до пункта назначения, где также позволял самому спрыгнуть.

Мишка вздохнул — не скажешь же правду, что хреново, вообще-то. Хорошо, тому не видно красноты его глаз... Зато наверняка виден цвет лица нездоровый — потому и спрашивает. Впрочем, сейчас уже лучше. Чувство единения вернулось. Вопрос надолго ли... Скоро Андрюху заберут и, несмотря на какие-то там оговоренности, неизвестно сколько протаскают.

Снова вздохнув, осмотрелся — за исключением того, что всё сейчас (уже почти привычно!) кажется слишком огромным, палата как палата. Чистая, светлая, уютная. Телевизор вон висит, холодильник небольшой, дверь ещё одна — явно в личный санузел ведёт, что для одного мини-панка хорошо. Значит, раковиной без опаски и оглядки получится воспользоваться.

Да, это явно не психушечка и не государственное заведение. Больше на хорошую гостишку похоже. Не хватает только... А, вон и кнопка у кровати — да, для обслуживания, но не номера, а поплохевшей тушки. Одноместная — Андрей-то, вроде, за это отдельно доплачивал, разные ж варианты были. Стало снова неуютно — а если бы не Мишка, стал бы заморачиваться? Явно ж лишних денег нет, да и после операции неизвестно, что будет… А ну как голос помашет ручкой? Горшок сцепил зубы — нет, не того душа желала, когда завидовала отнюдь не по-белому тому, как Княже альбомы клепает, пока у него самого неписец.

Мишка прикусил губу:

— Да, нормально всё, — подумав, ответил. Ну и правда, зачем лишний раз волновать. Хотя вряд ли Андрюха поверил, у того, кажется, снова начало просыпаться некое полумистическое знание о нуждах Горшка. Этакий детектор, блин, лжи и прочих миражей, когда тот на себя пытался напустить мину.

А так-то они вполне нормально устроились. Правда, приходилось всё время начеку быть — то и дело заявлялись к ним по больничным делам: то кровушку сдать (и скажите ещё, что врачи чуточку не вампиры!), то ещё что. Так что всё время в основном проводил Мишка в своей маленькой крепости за толстыми книгами — кстати, удачно Андрюха книжки-то выбрал, ничего не скажешь.

Потолще, ага... Собрание сочинений там было некого Толкина и Свифта, включающие, конечно же, Хоббита (Миха зыркнул на свои босые ноги — ну, не нашлось для Золушки с сорок шестым кукольным размером башмачков!) и путешествие Гулливера в стране лилипутов. Если не знал бы, что случайно, первые попавшиеся схватил — видел своими глазами — так и подумал бы, что подъ*бка какая. Вот ведь! Может, иногда надо меньше себе надумывать? Хотя куда уж меньше — и так маленький — вентилятором на хрен сдуть может.

Разочек, правда, казус едва не произошёл. Расслабились малость, когда под ночер от них отстали — всё, что можно было от Андрея уже взяли и нагрозились всласть (не есть, не пить!), так пора бы, наверное, и отпустить на боковую, а? Так что решили они новую серию Игры престолов затестить — ну, а делать-то всё равно особо нечего. Горшочек тоже ведь следил — третий сезон, интересный зараза... Впрочем, он книжки-то прочёл, в отличие от некоторых. Ну, конечно, о планах-то помним, да? Жаль, с Викингами так поступить нельзя было... Да и незакончена серия была у Мартина, м-да. Но мог при желании мелко отомстить, заспойлерив, ага. Но зачем? Что плохого ему сделал Князь, ну окромя того, что бросил... Вот, кстати, две большие разницы. Там-то он ушёл — Миха был вполне сам с усами, а если вот сейчас свалит, то это оставление в опасности.

Короче, лезло от нервяка легкого предмандражного в башку всякое. Андрею наверняка тоже нет-нет, да ползло в голову... Тот виду старался не подавать, но Миха теперь хорошо подмечал — подсыкал тот. Обоим им отвлечься надо было.

Вот и устроились уютно на кровати. Ну, точнее, устроился Княже, а Мишка — с не меньшим, правда, уютом — на его плече. Мягко, тепло… И можно забыться ненадолго, притворившись, что сейчас какой-нибудь 2007, блин. Что у них всё, если не идеально, то, по крайней мере, весьма и весьма неплохо. А ещё и телик-то идеально висел, чтоб даже с такими размерами можно было его нормально смотреть — всё равно что в кинотеатре каком, ага. Только попкорна не хватало. Но Андрею сейчас ничего хомячить нельзя, а Мишку он уже накормил ужином, налив детской пюрешки. Если абстрагироваться от этого факта, то вкусно, чё. Мясная даже, ё-моё.

Увлеклись оба просмотром-то, заговорились, обсуждая (Горшок держался и не спойлерил — забавно было наблюдать, какие предположения на дальнейший сюжет рождает разум Андро — закачаешься!), да так, что чуть входящую медсестричку (температуру, бл*дь, измерить! Как Миша мог забыть об этой чудной традиции, что блюлась вне зависимости частная или не частная шарага?) не проворонили. Да что уж там — почти и проворонили, ещё бы чуть-чуть — и девчонка бы сообразила, что не простая куколка рядом с Андрюхой. А так — чихнул оперативно последний, Мишка и замер тряпочкой, как уговорено было.

— Андрей Сергеевич, температуру надо смерить, — совсем ещё молодая, вон как засмущалась. Ну да, форма сейчас у Князя... Горшок хмыкнул — не в пример лучше его собственной: подтянутый, моложавый — правильно деваха заалела. — Ой, а что это у вас? — заприметила-таки неподвижного Миху. Ну да, не заметить было совсем уж невозможно. Ладно, хоть репетиции "волнующегося моря" сработали.

— Какая натуральная… кукла. Наверное, ручная работа? — то ли девице поболтать хотелось, то ли она от смущения разговорчивой становилась… Или же просто с Князем поболтать хотела, вот и зацепилась. Хотя, может быть, это входило в перечень обязанностей — отвлекать и развлекать пациентов, чтоб поменьше нервяк ловили. Внимание так проявлять, холить и лелеять, короче. Интересно, а массаж какой за отдельную плату заказать можно?! Так, всё, мысли поехали не туда... А всё потому, что спина ныла от лежаний на далеком от ортопедического пенале. И как Дракула в своём гробу жил, а?!

— Да, Катенька. — Андрей, бросив взгляд на бейджик, спокойно отвечал, но Мишке, сидевшему, да теперь уже почти лежавшему на плече, хорошо было слышно, как участилось сердцебиение. — Ручная работа, по спецзаказу. Не просто куколку, а личный талисман принёс на удачу, вот.

— Ой, как интересно, — похоже, совершенно искренне заинтересовалась эта самая Екатерина, приближаясь.

"Блин, Андро, — подумалось Мишке, что даже дыхание затаил, — ты хоть и сказочник редкостный, и вообще, обаяния не занимать, но не то место, и не то время! Спровадь эту «Катеньку», так спалиться можно".

— Это у вас какой-то ритуал, да? — а вот выдумывать ничего и не пришлось, сама всё и додумала, почему взрослый мужик (к тому же рокер!) валяется в постели с махонькой куколкой на плече.

— Естественно! — Андрей решительно кивнул. А Мишка от таких действий едва с плеча не шмякнулся, с трудом удержавшись, чтоб не вцепиться в футболку. Хорошо хоть, друже вовремя его успел ладонью попридержать. — На удачу, чтоб завтра всё прошло отлично. Всегда перед самыми важными делами так делаю, — а ведь врёт и не моргает, даже бровью не шевелит. Эк, образовался... Ещё и продолжает заливать: — Тут, знаете ли, два главных правила — чтоб талисмана моего никто не касался и вот так вот, как попугая какого, на плечо подсадить. Тогда всё будет просто зашибись как хорошо! — сверкнул обезоруживающим взглядом Князь... Вот сдать бы тебя жене, да, для дела ж благого!

Медсестра явно сочла это очень милым (или саму куколку милой, ага! Скорее уж, его владельца — гада голубоглазого) — вон как заулыбалась:

— Что ж, очень приятно, когда у пациентов хороший настрой. А с таким талисманом тем более всё будет хорошо, — промурлыкала эта особа, да и наконец пикнула градусником этому типу по лбу...

Дождавшись, пока Катенька вместе с термометром и журналом удалится, Мишка чётко, чтоб Князев точно услышал (нет, в ухо прямо ему кричать пока не доводилось — обычно и так нормально улавливал!):

— Попугаем? Серьёзно? Ну ты и старый пират! Скажешь, когда надо будет "пиастры" прокричать, ё-моё!

— Для этого тебя понадобится переодеть в кукольную версию Киркорова, иначе перьев недостаточно, — прицокнул языком этот гад. — А что мне надо было говорить? — Андрей, вроде бы, серьёзно всё это говорил, но в глазах озорные чертенята прыгали. — Сказать, что старый друг навестить проник? В рюкзак прыгнул, да так и остался?

От этого снова спокойно употреблённого «друг» вновь и приятно стало, и больно. Интересно, ё-моё, а это только сам Мишка перестал считать Андрея другом? Ну, по крайней мере, на людях так всячески и показывая, выёживаясь и обманывая старательно себя самого… Ведь, если долго что-то упорно утверждать, так и поверит рассудок в произносимое, м-да. Может, Андрюха-то и не переставал его таковым считать? Вон как легко вернул это словечко в их отношения, что аж сердце кровью обливалось и спросить хотелось, какого хрена лысого ты мне не перезвонил... Не приехал в Озерки, когда приглашал.

— А вообще, — а вот теперь уже совершенно точно без всякой смешинки Князев говорил, — договорились же, Миш. Вот и пришлось по ситуации действовать. Зато, я надеюсь, Катерина поделится чудачествами одного бедного больного со своими коллегами и страх обнаружения нас несколько оставит, — почти торжественно заговорил, ага. Стихоплёт, хренов.

— Ишь ты, продуманный какой, — больше для порядка проворчал Миша. — Всё-то предусмотрел. А ежели б она шевеления мои заметила, то ключик бы достал и сделал вид, что заводишь меня, а, кукловод на полставки?

— Приходится, Мишка, приходится, — вздохнул и как-то особенно помрачнел на "кукловода" Андрей. А потом взял его и аккуратно пересадил на ладошку. — Ладно, давай погнали в туалет и спать. Завтра-то будет ранняя побудка, да и режим даже в частных заведениях соблюдают.

На ночь устроились тоже вполне комфортно. Хотя Андро суетился вокруг, просто как наседка какая-то. Тумбочку передвинул вплотную (руку реально протяни), в пенал побольше тряпочек положил, чтоб помягче, хотя Миха ему на спину и не жаловался. В ящик, что странно, убирать не стал — оставил в импровизированной книжной крепости. Но Мишка и не подумал сам в заточение проситься. Насидится, ё-моё, ещё...

* * *

— Мишка, Миш, — раздался сквозь сон знакомый голос. А вообще, давненько он так хорошо не вырубался... Реально, рядом с этим субъектом, пусть и похрапывающим, и сон-то наладился. Ну или то подарочек от стеклянной цыганки, хрен знает. Но спать стал точно лучше, а кошмаров видеть — меньше. Хотя, может, от того, что его жизнь стала напоминать кошмарный сон, ё-моё! — Подъём, нас ждут великие дела! Ну ты и горазд спать, медведище, — он почти слышал улыбку в голосе, это неожиданно согрело, хотя дремлющий мозг и сомневался... доспать бы... Княже, изверг, не буди!

— Угу, — Горшенёв попытался зарыться поглубже в одеяло. Или в то, что выполняло его функции. Плевать, что свет проникал сильно — явно же пенал раскрыл и будил... Настырный какой. И в отличие от обычного будильника вырубить его сейчас точно сил не хватит.

— Мих, я серьёзно! — кажется, Княже, в самом деле, улыбался во всю ширь, котяра чеширский, ё-моё— это он мог почувствовать даже с закрытыми глазами, в полусне. В конце концов было много времени, чтоб изучить все оттенки родного голоса. Да и побудка такая не первая! Сколько их было в гастрольной жизни. Эх... Жаль, что всё так окончилось паршиво, что он сейчас иррационально рад своему положению страдающего мальчика-с-пальчик, бл*дь!

И Мишка понял, что вставать придётся, когда одеяло-таки с него стащили (ладно, хоть спал он не голым — опасался такое в больничке проворачивать, мало ли... Обвинят Андро в извращенстве каком!) и легонько запоглаживали-затеребили. Да уж... Не подзатыльника, любя, прописал, расталкивая, что выходить пора, а вот так... Приятно, да, но всё равно жаль, что вставать гонит. Эх, а такой сон ведь приснился! Просто мечта, от которой отказался, не веря в реальность, да, затарившись укольчиком... Снова вместе, снова рядом, на одной сцене скачут — оба здоровые лбы, никто разваливаться и не думает. И голоса звучат в унисон...

С одной стороны, они и сейчас, вроде бы, рядом (куда уж ближе, ё-моё!), но на одной сцене им не быть никогда, да, пока Миха остаётся в размере куклы-талисмана... Да и если даже расколдуется, сдался он Княже... У того теперь свои погремушки, то бишь сцена, которую делить ни с кем не надо. Выделил закуток музыкантам — и скачи, не хочу!

Ладно, наверное, могло быть и хуже. Например, превратиться в совсем уж муравья, которого не слыхать и не видать. Ага, или смирненько лежать в ящике. Конечно, за последние несколько дней неверие в нечто мистическо-фантастическое ослабло, и он уже не был так уверен, что после жизни его ждет какое-то ничего (в случае которого всё фиолетово-чёрное), а не… новая жизнь, например, в форме гусеницы какой (что хочет стать бабочкой, но её пару воплощений тупо давят в зародыше, говоря, поползай ещё, не давая взлететь!), или мелкого камешка на дороге, который вечно пинать будут и, наступив, чертыхаться… Или деталькой лего, ага — припомнил он прошерстённые ими недавно сайты детских магазинчиков. Приятного мало.

Даже, если человеком переродится, всё равно пообщаться с Андро не выйдет. Тут хотя бы могут. Его снова слушают, прислушиваются и носят на руках... Миха чертыхнулся. Остановимся на том, что они общаются... Пока. И он вспомнил, с какой целью они так рано встают.

Вчера врач ещё раз проговорил все дальнейшие условия по житию-бытию Князеву — этот жук долго не мог успокоиться, всё расспрашивал дока, нельзя ли прям совсем говорить, или немного можно. А если немного — то насколько. В принципе оно и понятно, надо задавать вопросы, пока точно можно...

Мишка сперва обрадовался — совсем уж молчуном тому не придётся с месяц жить: короткими, почти односложными предложениями говорить, оказалось, можно. Спокойным тоном, ага — то есть нервничать нельзя — мотай на ус, Миха, для тебя, похоже, информация... Месяц минимум надо нервы Андрею щадить по-максимуму. Потому как строгие ограничения накладывались только на шёпот и любое повышение голоса. До последнего доводить ну никак нельзя!

Но и в первом всё равно была проблема — если не будет Князь с ним разговаривать шёпотом, то или в больнице спалят, или Агатка точно задумается о визите к психиатру. Так что не имеет смыла и даже опасно в их ситуации общаться — хотя бы этими самыми короткими спокойными, бл*дь, фразочками.

Они, конечно, ещё вчера договорились, что будут общаться записками, точнее, Андрей будет писать, а Мишка читать и отвечать нормально, но... Горшенёв хмыкнул: в его варианте он, скорее, будет заполошно бегать по строчкам — как в мультике про Нильса. Неплохая физкультурка получится, то-то, блин, одним ЗОЖником в доме прибавится... Невольным. Но и это явно лучше, чем ничего. Чем это игнорирование существования друг друга, когда и возможности для общения есть, и желание, но мешают загоны клятые-переклятые... Да и… Мишка намерен был сделать всё, чтоб Андрюха не срывался в шёпот или крик. Пусть выздоравливает и возвращается петь. За них двоих, ё-моё.

Эх, да, вставать приходится, что, собственно, он и делает. Потягивается, силясь оторвать затекшую спину от поверхности, не привлекая лишнего внимания к тому, что сделать это не так просто. Не доставляем лишних проблем, помним же? Тем более не в день операции. И так нервозно, должно быть.

Хотя, глядя на суетящегося вокруг да около Андрея, стремившегося обеспечить все условия, чтобы его «талисманчик» не сгинул, пока сам «владелец» отсутствовать будет, Мишка неожиданно подумал, что, в общем-то, заботы о мини-панке помогают Князеву меньше нервничать. Да и времени на нервы из-за всех забот особо нет. Так что... Может, и правда талисманчик, а?

А вот получись у него задуманное... Когда б решился на операцию, а? Да и с каким чувством, м-м? И думать не хочется... Во-первых, потому что какая-то, несомненно эгоистичная часть его очень хотела, чтоб Андрею не пофиг было, чтоб мучился (ага, тогда поймешь, кого ты потеряла — так, что ли?!), а, во-вторых, потому что была и обратная сторона медали, которая всего этого не хотела и реально так переживала за Князя, чтоб самоедством каким не занялся, ё-моё!

Но он жив, а это значит — всё иначе... Не Скала, а Любовь и пропе... так, вот не надо, а? Всё ещё может наладиться, блин! И Горшок намеревался приложить к этому максимум усилий. Вот. Поэтому послушно выполняет все требуемые от него процедуры... Сегодня Князя вообще непонятная вошь покусала. Он ему пасты отковырял зубной, да и дал кусочек салфеточки — попросив те почистить, а то, Мих, где я тебе наностоматолога найду?! Дичь, конечно, несусветная, но Горшок сопротивляться не стал. Тем более, что во рту словно помер кто...

Так, за хлопотами этими (Андрей ещё и на переодевании настоял — мол-де, пока я тебе в состоянии помочь, достать всё и убрать), Мишка вообще не успел оглянуться — а Андрюху уже увели под белы рученьки. Ладно, хоть не увезли — это вообще жутенько было бы. И всё равно вновь стало ужасно одиноко, хотя тот и не стал запирать его в ящике — всё равно медсестра видела... Оставил за книжками. Доверял, ё-моё, ведь в принципе-то... Несмотря на книжные баррикады, при желании сброситься с тумбочки можно было... Миха потряс головой. Нет, он не может так поступить. Не сейчас.

Сколько бы одиноко ему не казалось. И страшно. Но надо дождаться, надо убедиться, что тот вернулся на сцену, надо... Да и просто не может. Всё-таки, чё ему, плохо, что ли? Нет... Вовсе нет, скорее, наоборот. Оттого и ещё страшнее делалось. А вдруг что не так пойдёт? Это ж всё-таки наркоз общий, там люди, бывает, и не просыпаются! Ну и что, что Княже с ног до головы проверили! От индивидуальных реакций никто не застрахован. Да и анестезиологи, бывает, косячут... Как и хирурги, бл*дь! А это всё-таки связки — горло...

Внутри снова заметно начинает подвывать какой-то зверек. Не волк — слишком уж нежно звучит. Волчонок, или щенок какой. Маленькой собачки. Ну по типу тойчика или чихуашки. Не выдержав, Миха встает и начинает ходить по тумбочке. Что угодно делать, только чтоб вытащить это из головы, не думать о самом страшном! Правда, не решается оставленный плеер врубить — это палево уже. Увы. Да и случайное воспроизведение — штука такая... Бьёт не в бровь порой, а в глаз. Ещё выкатит трек такой, что тревожность только возрастёт.

И нет, за себя он не боится — в случае чего некоторое количество времени проживет самостоятельно, спасибо позаботившемуся Андро, и весьма спокойно. А дальше уж разберётся в таких обстоятельствах, что делать. Прыгать или не прыгать и попробовать стать диким больничным мини-панком.

Вопрос-то в другом, на самом деле — а захочется ли ему жить в таком теле, если рядом не будет Князева, а? Уже ведь какая-то совсем безысходность накроет. И выть в душе всё будет постоянно. И на таких нотах, которых и не перенести.

А хочет ли сейчас? Мишка, пролезая сквозь баррикады, заглядывает за край — башка всё ещё кружится... Отползает на безопасное расстояние и прислушивается к себе — а чёрт его знает. Вроде и хочется, и коле... Или просто не хочет, чтоб родные страдали и переживали… Так, стоп, машина! Эта тема тоже опасная, её тоже надо загнать в самый дальний чулан подсознания. Не думать, что чувствуют родители, например, не зная, где он, что с ним, жив ли ещё… Не пытают ли его там — Мишка ощущает, как тушку парализовало. Так, главное, дышать — вдох, выдох... Может, ещё вернётся и обрадует!

И всё-таки то потом, а жить-то так хочется сейчас... И обнадёжить, и чтоб у тех отлегло... Хм... Может, потом письмецо им какое напечатать? Ведь сможет же он прыгать по клавишам, а потом отправить… Андрей поможет! Главное, только, чтоб его потом не сцапали, как маньячеллу-Горшемучителя...

Нет, Миха вздохнул — печатному варианту просто не поверят, решат ещё, что так кто-то из фанатов или хейтеров издевается, того и гляди, таким образом, больше страданий причинит. А писать... Ну, огрызок карандаша он удержит... В теории, на практике — почерк станет неузнаваемым от таких упражнений. Нет — не вариант, увы... Как и звонок, например. Даже если его не оглушит (звук можно отрегулировать — да), и поговорить, наверное, сможет… В современных аппаратах сенсоры хорошие, но… Во-первых, тот отследить могут — и привет, снова версия — маньяк Андрей. А даже если и уличный какой использовать — всё равно — спалиться можно им.

Да и, опять же, это жестоко — вот так любым способом на мгновение чуть проявиться из Сумрака, дать надежду, но и вместе с тем и никуда не деть невозможность дальнейшего взаимодействия, возвращения… Нет уж, лучше неопределённость в этом случае. Там надежда полноценная — веришь и ждёшь, что вернётся. Что просто вышел покурить, да и увлёкся... Потерял память, но попал в хорошие и добрые руки, наоборот, груз ненужный скинув, оздоровился и зашагал по дороге жизни... М-да, чет латиноамериканскими сериалами запахло, бл*... И всё-таки верить хочется, что так, что со временем немного притупится боль, и близкие его смогут жить дальше, подпитываемые верой в возможное возвращение как в мечту.

Кстати, когда там возвращение Андрея? Мишка нетерпеливо дошёл до телефона Андро на тумбочке — прошёлся по экрану — спасибо, ещё раз, чувствительным сенсорам — включить не включил, зато время высветилось. И Миха недоуменно на то уставился: как прошло только 10 минут? Вроде, давно уже ушёл, ё-моё — эдак, он сейчас тут на стенку полезет, понимаешь ли!

Да уж, совсем забываешь об этом эффекте: когда чего-то сильно ждёшь, время растягивается и тянется очень долго, бесконечной лентой. И ты бежишь-бежишь по ней, а конца-края и не видно. Вот и близких, похоже, на что-то подобное обрекает. На бесконечное пережевывание каменной ириски какой... Что, вроде, и сладкая, и вкусная, но зубы сцепляет намертво — долго-долго потом не отдерёшь!

Миша ещё немного походил. И посидел, тупо пялясь на дверь. И полежал. Даже погрыз печеньку, заботливо оставленную Княже для него. Аппетита, впрочем, не было, и пища эта вставала комом в горле. Просто челюсти занять пытался — лучше печеньку грызть, чем собственные локти... Время, казалось, почти остановилось. Издевательски медленно цифры на табло сменялись — м-да.

Некстати ему вдруг вспомнилось, как Князь руку себе по дурости расхреначил в поезде в Сибири. Тогда ж тоже ситуация была, прям скажем, критичная. Тоже пан или пропал. Скажете, что рука — не связки... Но для Андро — он и сказать не мог, что хуже: правой руки лишиться или же голоса?! С одной стороны, возможность рисовать, писать самому и обслуживать себя, а с другой — ну голос, да! Но ему ли не знать, что тип этот не может не рисовать — что это часть его... Вот петь — да, наверное, сможет... не петь, ё-моё. Хотя, наверное, и на этот наркотик подсел, да и ремесло это уже тоже часть важная... Да уж... Миха кумекал-кумекал, а так решить за Княже и не смог — и то, и другое — пздц.

Тем более, что кровищи там налилось столько — можно было не только руку, жизнь потерять... А они все… Ну, круто, чё уж там, поступили. Протупили — угу, утырки, на фиг, полубухие (Княже тоже — по трезвяку он бы в это дерьмище не влез!). Товарищ после операции в больнице валяется, а друзья-приятели на Байкале развлекаются. Причём настолько, насколько это можно в начале декабря — озеро ещё не встало льдом, так, вокруг непролазные сугробы где-то с полтора метра и на берегу корочками наст, а где-то и ветром тонкие мелкие льдинки набило в высокие кучки... Местные эти первые кристаллики льда, что плавают в воде, салом отчего-то называют.

Короче, не каждый полезет, а они полезли с энтузиазмом — организовали и транспорт, и горе-гида... Побарахтались в сугробах, полазили по корочкам — местами выбродились, подмёрзли, раскраснелись... В снежки, с*ка, поиграли — вымокли — хоть выжимай... Как не заболели — хрен знает! И в это время Андро один в больничке отходняки ловил, всеми брошенный... Хороши. Мишка ещё и сучился, помнил же, злился, что про того написали в газетках, какой панк-рок — драйв, дух, бл... Предъявы кидал за перетягивание одеяла, когда Князь сам цветом с это самое одеяло, ну или снежок. Немногим краше, короче.

Интересно, может, тоже намек от Вселенной был? Тогда ж у них тоже разногласия уже начинались. По творчеству, угу. Бл*дь, да, неужели, чтобы хоть как-то услышать друг друга кто-то неизбежно должен пострадать? Да и тогда непонятно, услышали ли, в самом деле, или просто на время приглушили разногласия... Притворились, что всё за*бись и дальше начали куролесить на пару, творя дичь. Вот как сейчас же. Ведь особо так и не поговорили, ну, высказали проблемы, не все даже, но и всё на этом.

И снова опасная тема. Вот уж и правда, хоть вокруг и светит солнце, но точно не в его сейчас оконце... Потому что бесполезны его лучи в данный момент. Не разгоняют тьму, что сердце опутывала паутиною колких сожалений и прошлого ошибок.

И, как неутешительно, но констатировать нужно... Кажется, этих моментов, которых хочется избегать и в своей голове, и в общении с другими людьми, с каждым прожитым годом, а то и днём, становится всё больше. Этак вообще скоро не останется безопасных тем для общения. Будут с Андро не только вынуждено в восстановительный период молчать, а вообще всегда. Вот уж точно — в зверушку бессловесную превратится...

Хотя вот можно же без всяких там неприятных эксцессов не только на всякие отвлёченные темки общаться, навроде истории или там киношек-книжек, но и по творчеству, по музыке тоже? Ведь недавно так и получилось. Славно посидели... Ну, Горшку понравилось. И он невольно промурлыкал, повторив припев одной из песенок, правда, его это ужаснуло... Строчки в смысле!

Ну, куда годно, а? Чё это, интересно, Андро на такую безнадёгу потянуло, а?

Вновь один, как тень, один, как тень, среди камней надгробных,

Он четвёртый день, четвёртый день, искал себе подобных.

Загнал себя в угол и выхода нет, проигрывать надо уметь.

У Михи от этого всего сопящий ком. Раз услышал, а врезалось. Князь, впрочем, быстро понял, что не ту песню затянул, да и перевёл на менее трагичные сюжеты, а он подзавис конкретно. И вот сейчас всплыло... Ну вот как этот считать сумел, а? На расстоянии, не общаясь... Что загнал себя Горшочек в угол, что решил сам судьбу свою свершить... Может, и остальное предсказал, а? Ну про неприкаянного призрака? Вдруг не встреться цыганка, так и было б...

Грозила нещадно, послав сотни бед, судьбы роковая плеть

И больно смотреть как в ночи воронье стремится в который раз

К проклятому дому, где тело твоё застыло и взор угас.

Вот и ужас неслабо берёт... Поброди-ка — ненужный ни черту, ни Богу... Неприкаянный. Сейчас, конечно, тоже отчасти призрак, но не так томко и тоскливо же! И вообще, Андро его видит, он говорит... Даже делится вон, материалом!

Но надолго ли хватит этой темы, а? Если Миха в результате так и не сможет на сцену вернуться, м-м?! Да никуда в жизнь вернуться, а, ё-моё?! Он, может, потому и от домика этого кукольного поросячьего (розовая пасть, тьфу, пропасть, но если плюнуть на цвет, то уютненько! Вообще, у него художник под боком — мог бы и перекрасить попросить... Мебель и стены — так точно, а постельное — тоже, есть же батик-хренатик какой!) отказывается — ведь это же не настоящее, не жизнь, а игра сплошная. Сам он себя игрушкой в руках великана признавать не собирается... И тихо, дядь Эдик, не пой в башке эту песню — без тебя паршиво... А из напиться и накуриться только вода в крышечке от минералки да прикольно пахнущие книжки. В таком состоянии этот запах разлагающейся краски особенно по ноздрям бил.

И Миха от того тихонечко так дурел... Или не от него. А потому, что в голове его опилки, пыхтелки и вопилки — и те нещадно так его били за каждый промах, давили этим ощущением расплывчатым, где настоящая жизнь, где нет... Пыль ли он на ветру, или же значимость его не умалилась из-за потери в размере и весе.

И вот это-то и страшно особо: ведь сейчас, когда они пусть так неожиданно, но снова общаются, вот именно сейчас понял же, какой необходимой частью его жизни был Князев. Был и есть, ё-моё... Добавил последнее очень поспешно, словно убоявшись, что от этих слов рука со скальпелем дёрнется.

Важная составляющая, без которой сложно и невозможно подчас, да! И им поговорить бы нормально, прояснить обидки. Нет там ничего нерешаемого же, тяжелее той ноши, что уже взвалили и несут... И обоим это надо, не одному Горшочку бедовому же, чтоб спокойно уже уйти... Ну или не уйти — он не определился.

Ведь и Андрей же… Слышно ж, понимаешь ли, нет-нет, да и проскальзывают у него нотки обиженные, вырываются из глубин, куда, очевидно, загнал, потому что сейчас главная проблема в другом. Спрятал, но не избавился до конца. Иногда как зыркнет, ё-моё... Потому, да — как и Мишка тоже — прячет. Как страус голову в песок. Потому что вот начнут они всё это проговаривать, да и окончательно разоср*тся, лишатся и того, что сейчас, спасибо цыганке, имеют. Нет, в то, что Андро от обиды его кинуть может в таком состоянии, Горшок всё равно не верит. Не таков, да и для него это смерти подобно почти что, но... Есть ведь разница как этот своеобразный, блин, крест тащить...

Или вот как сейчас — с шутками-прибаутками — уговаривая и спрашивая, или кинул в коробочку с дырочками и фонариком — и сиди там... Только меняй, ё-моё, воду, блюдо с едой и горшок выноси... Ну, плеер или игруху какую кинь. Разница — бездна просто.

И этот страх душит. Со всех сторон — не дно, а страх. Страх снова остаться одному, страх что с Андреем что случится — а ведь может же, прямо сейчас, судя по времени, уже (наконец-то, бл*, а то так лениво время ползло, что улитка спринтером казалась!) должна начаться операция. Страх, что окончательно всё потеряет… Пока же чувствует, что не всё ещё потеряно. Андро же явно искренне и заботится, и беспокоится, и наслаждается (видно ж, да!) общением.

"Интересно, — внезапно вдруг подумалось, точно оса какая ужалила, — а вот если бы случилось наоборот, ну, цыганочка ниспослала бы всю эту "маленькую проблемку" не мне, а Княже, и что тогда?! Я бы также по отношению к Андрею себя вёл? Или бы заговнился окончательно, посадил бы друга лучшего на цепь (чтоб точно никуда не делся — а то нитку перегрызёт! А вот цепочку шейную поди, раскуси, да!) да заставил текста надиктовывать…"

Нет, Мише хочется верить, что так он бы ни за что не поступил, а то Князю б захотелось страшно, чтоб уже хлопнули его, словно комара, и этот кошмар прекратился, но… Он иногда тем ещё Гоблином бывает. А подсознание шепчет, с*ка, неутешительно: «Иногда?». Да уж — снова приходится поёжиться, признавая, что за последние два года чаще именно им и бывал, чем Мишей Горшенёвым. И наворотил столько, что теперь не знает, как разобраться с этим.

Может, наоборот, следует эту, блин, маленковость теперь как благо воспринимать, а? Ну, а вдруг повезёт и его альтер эго совсем не будет проявляться? Испугается, что не поместится или что засмеют... Или же масштаб бедок или мести не устроит... Главное, чтоб сгинул, ё-моё! Так что просто стоит к этому привыкнуть — пока же, даже несмотря на все планы не высовываться и проблем не приносить, смириться не может. Коробит его всё это... И одежда, где швы явно не были рассчитаны, что её носить будет живой человек, а не кукла (натирают, блин, грубые...), и невозможность попасть в человеческий сортир без чужой помощи. И то, что руками как дикому поросёнку есть приходится... Да посудка куплена, но ложки-вилки туда, увы, не вошли!

Вот ведь, сцуко, время! Всё продолжает тянуться бесконечно долго — издевается попросту! В попытках избавиться от подтачивающего нутро страха, Миша, кажется, уже прошёл по несчастной тумбочке пару километров. Даже посчитал количество шагов — между прочим по 30 больших на одну сторону, а он этих кругов намотал... Не упомнить сколько, реально аж костюмчик от пота прилип. В общем, сделал всё-всё, что мог, хотя это и не помогало. Не отвлекало.

И только спустя очень длительное время — вечность, не меньше — Андрюху возвращают обратно. Мишка, на автомате уже замерший (услышал ведь приближающиеся шаги и как что-то катят — это ж не государственная, где шум, суета, порой и мыслей своих не слышно!), внимательно наблюдает: ну, ничего тут персонал, осторожно перекладывают на кровать. Не сбрасывают мешком картошки, ё-моё, бессознательную тушку.

Княже, да, спит ещё, но ресницы подрагивают слегка. Это немного ослабляет пружину внутри. Один из мотков! Живой же! Вот, здесь, рядом. Но вот не накосячили ли те с дозой и проснётся ли также без проблем... Теперь уже эта заноза зудит, мешая нормально дышать.

С трудом дождавшись, пока медики свалят, осторожно перебрался с тумбочки на кровать. Да уж, ё-моё, пусть и стоит впритык — но щель небольшая имеется, для него даже небольшая — одного широкого шага хватит. Не нужно никаких мостов из книжек или фонарей толкать и прорубать. Но если всё-таки туда свалится, то… вспоминаем снова про лепёшку с глазами. Так что осторожность первым делом. Не хватало ещё, чтоб Андрей такую картинку узрел, как от наркоза отойдёт. На тумбочке никого, зато в расщелине меж горных цепе... ладно-ладно, на полу между тумбочкой и кроватью мокрое пятнышко.

Поэтому хорошо то, что удачно заканчивается. Вот он уже на кровати. Путь неблизкий, он уже порядком обессилел, пока раненым зверем метался по загончику с книжками, но цель — вон она, виднеется. Горшочек не думает, что такая же лёпеха-котлета на выходе может получиться, если Князь сейчас неловко повернётся, да и придавит его всем своим немалым (для мини-панка!) весом... Или руками, отходняк словя, смахнёт на пол... Не думал. Даже и близко не промелькнуло. Он видел цель — вон совсем, кажется, близко Княже дрыхнет, наверняка мягкий и тёплый... И в этом убедиться надо, ё-моё, проверить, всё ли хорошо... Оттого и препятствия размывались.

Так, цепляясь за одежду, забирается на Андрея. Тот сейчас всё равно что дремлющая гора — не та, что требует альпинистского снаряжения, но и одышку он получает... Зато добрался-таки. Сумел. Сам. И его накрывает чувством, похожим на гордость — вот не совсем ж беспомощный, блин!

К тому же... И он проводит рукой по белеющей полоске кожи — специально подальше от шеи расположился, чтоб пусть и крайне малым, но всё равно весом не потоптаться по-больному. Вот, теперь всё ещё больше успокаивает: тёплый, дышит. Всё хорошо. Горшочек обессиленно разваливается прямо там, на плече... И дыханием его каждый раз слегка приподнимает — можно отслеживать, как то меняется. Становится более глубоким, что ли...

Вообще же, как скоро понимает, это решение — перебраться на кровать — было не самым продуманным: в палату регулярно заявляется медсестричка проверить пациента. Мишка, конечно, начеку, ушки на макушке, ё-моё, и только в первый раз едва не спалился — в другие-то резво нырял под одеяло, благо Андрея укрыли по грудь — недалеко прыгать, чай!

Хотя такие вот прыжки и вскарабкивания — тоже развлечение. А что ему ещё остаётся, ё-моё — только ждать. И надеяться, что Андрюха его случайно, в отходняке, не пришибёт. Тот всё-таки двигается, не лежит пластом... Оно, конечно, хорошо, значит силы есть, но ему приходится держаться за одежду и очень сильно надеяться, что тушка не додумается повернуться на бочок. М-да. Безопаснее, конечно, отползти, назад, на тумбочку, ну или хотя бы куда подальше — кровать-то большая, да вот только сил оторваться от Андрея нет. Хочется быть рядом, близко-близко, слушать, как сердце бьётся, чтобы всякие дурацкие и непрошенные мысли не так сильно мучили. И чтобы видеть и слышать, что всё хорошо у Княже. А прижмёт... Он и до тревожной кнопки допрыгнет (не дай Ктлуху, но чем чёрт не шутит) — и вовсе Миха, блин, не бесполезный, во.

* * *

Просыпаться было тяжеловато — словно песка не в глаза, а напрямую в голову насыпали. Вот так, да, открутили, засыпали и захлопнули черепушку, дальше, мол-де, думайте сами, решайте сами. Казалось, будто он в центре песчаной бури, где даже глаза невозможно открыть, а уши заложило от гула. Кожа ничего кроме сухости и дерущих мелких ощущений не чухает. И от всего это ты теряешься, где ты, кто ты… Зачем ты?! И не понять, и не выбраться, короче. Самому.

Вдобавок в горле сильно сушит и слегка словно щекочет изнутри. Наверное, проклятый песок и туда попал. Высосал воду и лишил покоя. А может, и не песок это, а какая-нибудь волшебная пыль. Какая-нибудь нерасторопная Дин-Динь просыпала, а он теперь мучайся...

И тут, совершенно неожиданно сквозь воющую и закручивающую в свой мечущийся водоворот бурю, пробился тоненький, смутно знакомый голосочек... Он-то и помог ухватиться, зацепившись за эти звуки, постепенно звучащие всё чётче и чётче на фоне удаляющегося и выпускающего его из цепки лапок урагана.... Настолько, что вышло прояснить всё ещё слабо ворочающимися мыслями, что источник сей близко и нежно напевает, кажется, что прямо в ухо почти, ещё более знакомое:

Поскольку я к тебе привык -

Хочу забрать с собой

Читаешь ты, а в это миг я за твоей спиной.

Осознание настигло внезапно, и один факт того, что это Мишка (каким-то невероятным образом подкравшийся к нему с тумбочки!) напевает Письмо из Трансильвании, заставило сознание проясниться, а бурю, потупившись, отступить куда-то далеко-далеко.

— Серьёзно? — разлепляя, наконец, сухие и губы, и глаза, спросил Андрей. Обошлось без отсылок на Гоголя и помощи друга... А то тот бы не отказал, конечно, но... Попробуй теперь ещё выговори эту фразу! Горло слегка корябнуло и при одном этом слове, но не больно, вроде бы. Жить можно. Петь пока нельзя, но пел-то Мишка! Мишка пел... То, что он обозвал в одном из вью своих тоже одним ёмким словом. Князь захочет, а не забудет.

Пение тут же прекратилось (он при этом испытал острое сожаление — надо ж, блин. А скучал ведь и по этому тоже!), и Горшочка своего непоседливого пришлось поискать. Не взглядом даже, а по теплоте и обнаружил — голова-то не вполне ещё чётко соображала, как и зрение малость подводило, так и мозги со скрипом проворачивались. Примостился дружочек, оказывается, рядом с рукой (душу обожгло ледяным страхом — а если бы смахнул с кровати?!), сидел, прижавшись, словно воробышек махонький к тёплому чему зимой холодной. Только что не нахохлился. Заслышав, правда, голос, резво вскочил:

— О, Андрюха! С возвращением в реальный мир! — реально, радостно запищал. А потом прибавил то, чего точно Князев услышать не ожидал, аж подумал, правда ли это, или он всё ещё единорогов под наркозом ловит, а?! — И да, да, песня твоя, текст-то зачётный.

После чего, разулыбавшись немного нервно, внезапно лёг рядом с рукой, да крепко ухватился, скорее даже обхватился, за указательный палец. Напоминало это... Андрей моргнул, заставляя зрение проясняться... Ну, будто б Миша крепко принял на душу и пошёл обниматься с берёзками в чистом поле... Ну, а чё — не фиг было самому с Пелагеей петь!

— Миш, ты что? — спокойно и коротко вот уж совершенно не вышло, но ситуация из ряда вон... Так что — потерпите, связочки, а, мозги включайтесь срочно, а то не догоняет хозяин!

— Ну, а как мне ещё тебя обнять? — ответил Миха, уткнувшись, явно покраснев, в палец, но при этом не расцепляясь. — Просто, долго ты спал, вот, волноваться начал, понимаешь ли, — совсем уж швыркнул тот носом, опять лицо пряча.

Внутри у Княже от таких... таких ощущений будто что-то лопнуло. Но знаете — не с треском и болью, а скорее с облегчением. Будто сам себе что-то важное сковал, обмотал цепями да плёнкой, запретил и думать... А Миха взял да простотой своей и обнимашками этими — взял и вскрыл и замки, и засовы...

Вот ведь... Малявочка какая славная — и не пахнет ведь сейчас от него Гоблином, совсем... Оказывается, сидел тут, рядом, беспокоился. И Андрей, поудобнее повернув руку, осторожно обхватил Мишку, словно в кокон заворачивая: ну вот, так-то спокойнее — чувствует своего мини-панка в ладони и знает, что всё в порядке. Сопит немножечко, но живой и светится... Не в прямом смысле, конечно, но отчего-то думается, что та страшная пустота во взгляде, что поселилась и схватывалась даже камерой, отступила.

Так и остались: Андрей доотходить (решив, что Горшочек удачно выбрал момент нашкодить и покинуть безопасное место, когда у него и возможности-то ругаться — нет! Как впрочем, и желания), а Мишка, вообще, кажется, задрёмывать начал. Во всяком случае ничего не говорил и лапками не сучил.

Наверное, это была умилительная картина — даже явившаяся с проверкой медсестра — не Катя, другая уже, Даша, что ли… Бейдж расплывался чуток, как и лица. Ну, ладно, даже она, явно уже предупрежденная своей коллегой выдала:

— А, это ваш знаменитый талисман? Хорошенький какой! — Про "хорошенького" — это точно, а про знаменитый... Главное, чтоб стен больницы это не покинуло... Хотя... Вот так вот, нежась, было на всё плевать. В конце концов — и чё такого?! Так проще будет присутствие Михи у него в кармане и жизни объяснить... Сестричка тем временем уже всё, что надо, сделала и теперь уж просто улыбалась: — Видите же, всё прошло хорошо, всё сработало. Ну, а остальное вам доктор расскажет.

В целом же, как показали последующие дни, напрасно он так сильно переживал о пребывании в стенах больницы — и Мишку никто не срисовал, ну, что живой человек, а не кукла... И не убился тот в его отсутствие (хотя, конечно, да, альпинист он у него, оказывается! Кто б знал, а?), и даже горло почти совсем не болело. Когда спустя часа три разрешили и вставать, и (наконец-то! Сушняк замучил — явно ж из-за него буря пригрезилась в пустыне) пить, жизнь стала совсем хорошей.

Правда, Мишку он первое время не решался таскать с собой, в частности до заветной комнатки — а ну как подведёт его вестибулярка и грохнется? Ему шишка пустяковая, а вот Миха такого падения может не пережить. Благо — губка-то была... Но, расходившись, когда весь застрявший песок окончательно из головы выветрился, расхрабрился. Да и надо уже было потребности удовлетворять своего лохматика. И так уже натерпелся бедный... К счастью, всё прошло без эксцессов. Не шатало Князя.

Да и дальше, без приключений, по накатанной, считай, дни пролетели — правда, спрашивали его сестрички — не заболел ли, а то чихал в их присутствии постоянно. Пришлось сочинять об аллергии на долгое лежание и безделье, и ещё какой-то бред, но поверили, не стали дольше оговоренного держать.

Выписали со строгими рекомендациями спустя три дня, определив и график общения, и каких-то там специальных процедур у врача. Так что вскоре прискакали, ну, он прискакал, да — домой, там тоже всё было нормиком. Не поджидала за углом карета скорой, ага. Не прикупила жена ему модный аксессуар для постельных, но, увы, не утех, под названием смирительная рубашечка. Да и домик в целости стоял — Алиска не добралась.

Агата, вроде, даже подуспокоилась в своих подозрениях. Ходила ласковая, жалела своего вынужденно молчаливого мужа. Главное теперь — повода не давать. В общем, Андрей уже собирался выдохнуть. Но… Пздц всегда подкрадывается незаметно, когда ты меньше всего этого ждешь. Князь на опыте узнал, бл*дь, вот об этом...

Проснувшись на следующий день после возвращения домой раненько утром (ибо хоть и спешить некуда — парни незапланированный отпуск получили, как и он сам, но что-то вот с постели дёрнуло... Да и привычка, ёлки, формироваться начала... Вдруг Горшочек проснулся уже?), потопал сперва в ванную, прихватив пенальчик.

То, что Мишка спал ещё, свернувшись калачиком на салфеточках, ворохом их вокруг себя обернув (точно гнездо свил!) — нормально, привычная картинка. По утрам частенько приходилось будить товарища этого. В больнице режим всё-таки — да и много спать — тоже, так-то, вредно. Иногда даже больше, чем не досыпать.

То, что ситуация далёкая от нормальной, Андрей понял лишь когда, потормошив слегка друга по обыкновению, осознал, что тот не просто был тёплым или горячим — казалось, будто до кипятка дотронулся. И нет, на его потряхивания пальцем Горшочек, по обыкновению немного ворча, не просыпался, а то ли спал, то ли лежал в забытье, лишь что-то невнятно бормотал, суча слабо конечностями.

«Ну, бл*дь, — мысленно подумал Андрей, чувствуя, как на него обрушивается весь масштаб этой ужасной картины, — приплыли».

Сбылся один из худших страхов — Мишка горел в лихорадке, и виноват в этом был именно он сам, Князев. Плохо заботился, с*ка. Зря потащил. Наверняка в больничке что подцепил — много ли такому крохе надо. Частички вируса хватило... А самое страшное — Андрей понятия не имел, что теперь делать и как спасать своего бедового. Но делать что-то срочно надо было, пока тот не сварился в собственном соку.

Кто-то мудрый однажды сказал, что утро добрым не бывает! Наверняка поутру (когда проснулся, тогда и утро!) и после жесточайшего похмелья, но не суть. Вот уж точно: с этим всем не поспоришь. Да и были б они — силы, в смысле, спорить, ё-моё?! Хотя и не так даже, чтоб бухал мощно вчера... Может, это ломка так подкрадывается? Горшочек зябко поёжился — состояние было дрянноватым, но и на неё — нет, не похоже, он бы не перепутал. Не настолько паршиво, да и сил не было уже давненько. Задолго до вчера-сегодня, ну вы поняли, короче.

Пока же Миша знал лишь, что, проснувшись на всё том же диване, на который вчера завалился в порыве отчаяния и раздражения, прочувствовал "злое утро" всей тушкой. И дело не только в том, что некоторые мышцы после сна на этом, вроде бы, удобном, хотя и не особо предназначенном для сна (ну с его длиной ног — так точно!) предмете мебели, чувствовали себя крайне скованно — в остальном-то тушка на удивление себя недурно чухала: не чувствовалась ставшая привычной изматывающая слабость. Нет, та была! Но какая-то другая, не такая, ёлки... Более агрессивная, что ли, но при этом не сдавившая весь организм под прессом, а сконцентрировавшаяся на каких-то отдельных мироощущениях, с которыми мириться в целом можно было.

Не было чувства, что это что-то страшное и конец близок, скорее, будто схватил простуду какую — знаешь, что сейчас будет хреново, но через недельку всё пройдёт, как ни бывало!

Ё-моё, да даже дышалось, несмотря на какие-то неприятные ощущения в области носа (тот словно чесался, будто перед сомнительными приключениями!), как-то не в пример легче, сердце работало ровно и слаженно, ничего внутри не скрипело и не ныло… Ну кроме спины — та деревянной ощущалась, будто б на полу выспался, а не на диване. А ведь реально, ёлки, выспался! Впервые за хрен знает сколько времени.

И даже снилось что-то весьма приятное — правда, сон Мишка, по обыкновению, не запомнил… Но вот ощущение такое, будто вышел на крылечко в детстве после грозы — пахнет приятно, и вокруг природа вся омытая, чистая... Свежая. И сам ты немного да обновился.

Всё бы хорошо, да вот только отчего-то было очень жарко, точно погода в Питере решила побить температурный максимум, и адски хотелось пить, ну как если бы вчера выжрал много. Но ведь это было не так! Поэтому либо сие представление от организма — это какой-то атипичный выверт ломки, либо тот у него вообще вкрай запутался, вот и даёт реакции странные на половинку бутылки коньяка.

Нет, физически, относительно дня вчерашнего да и поза-позавчерашнего всё было более чем хорошо и устраивающее. Подумаешь жар и жажда — сейчас выпьет таблетку болеутоляющую — полегчает, может... А нет, ну так и хер с ним — хлеще бывало! Но вот в душе почти сразу же поднялось вчерашнее раздражение! Мишка резко сел на диване, зло зыркая в потолок.

Проклятая, всякую чухню лопочущая цыганка так и встала перед глазами! У-у-у, стервозина! Как только догадалась о его планах, ё-моё?! Всего обломала, гадина, будто легко так настроиться было — да, с*ка! Нашёл бы, космы седые повыдёргивал за такое отчебучивание.

Впрочем, это явно бесполезно. Мишка скрипит зубами, чувствуя в себе необходимость взвыть, но он держится — что проку воздух сотрясать, а? Бесполезно — не в смысле в скальп вцепляться — хотя и это тоже дело не решит. Насилие в смысле... Давно уже растворилась шельма, смешалась с толпой себе подобных. И герыч скинула. Как и кольцо. Ничего он с неё не выдавит. кроме новой порции бреда. Даже если и найдёт.

А может, и волосня её необыкновенная — паричок для образа, и тонны грима нанесено… В самом-то деле, ну молодая ж — откуда серебру взяться?! И на самом деле она рыжая с голубыми глазами и сейчас, с утра, в настроении явно лучшем, чем у него, пританцовывая и приплясывая под какой-нибудь фолк, готовит себе завтрак… Образ отчего-то получился каким-то слишком уж смахивающим на одну наглую, убежавшую от него морду, м-да. Мишка аж слюной поперхнулся. Ну на хер — сейчас он тут дофантазируется, на хер... Потому переключил мысли, подытожив тем, что найти её нереально, совершенно точно.

Да и злился-то на неё не из-за факта кражи, а больше потому, что планам помешала. Так-то ловкая девица, уважение, бл*ть, профессионалам своего дела. Ударникам разбойничьего дела — привет, ё-моё!

Впрочем, злость ли, уважение — ничего не решат в сложившейся ситуации, когда всё уже решено, но с воплощением пока затык, а время тает, ёлки-иголки! Странно, но в голову залезло именно это сочетание — ну да и шут с ним, понимаешь ли, шевелиться пора, а не размусоливать тут.

Надо чего-то думать: что делать-то, как в вечность и желательно безболезненно запрыгнуть, а думать не хочется. Вот совсем. Но нужен новый план, да побыстрее — скоро Олька заявится. Шаботова, в отличие от него, в разгильдяйстве замечена не была — явится, как договаривались, к обеду... Он глянул на неплотно зашторенное окно — вроде, солнце ещё не так высоко, значит, чуть времени есть!

Миша вздохнул с раздражением: в таком настроении опять поругаются. "Куда кольцо, скотина, дел?!" — шикнуло на него воображение, а Горшок взгрустнул — может, не зря и дел, а?! Ведь не почухал ничего — значит, не особо и держался уже, м-м?! Может, хорош уже? Тянуть всю эту резину в ожидании, пока сама порвётся. Оттягивание ничего не решает, когда конец неизбежен. Только напоследок отскочить, ударив больно, может!

В конце концов выход-то всё равно прост: занять бабла, благо есть к кому на край метнуться с такой просьбой, чтоб не удивились да жене не сдали, наоборот, посочувствовали, ё-моё... На опохмел человеку не хватает! Ну, может, и на продолжение банкета — да... Но Горшок же — заёмщик надежный, вообще-то. Обычно, наоборот, у него — у доброй души — перехватывают. Ага, настолько, с*ка, доброй, что... Миша прикрыл глаза, сбрасывая наваждение. Нет, не стоило про то и думать. Слишком больно. Все они персональные предатели — и Лось, и Балу, и Князь. Только первый возвратился, второй, вроде как, выглянул из Сумрака да мину приемлемую сделал, только третий всё губы дует, гад.

Ну на фиг! А по сейму тактика такая: не думать, просто двинуть занять, потом затариться по новой, на всякий случай избегая любых цыганок и, вообще, людей (никаких прогулок через парк, ё-моё!), да и воплотить прежний план.

Да, хорошо, однако, только надо от препятствия в виде встречи с женой избавиться. И плевать, что в такой ситуации тело может успеть малость завонять! Всё равно долго в покое не пролежит — концерт, с*ка, завтра, так что Реня тревогу подымет, отыщет Лось ретивый... Дверь Миха запирать не будет — чего на съёме замки ломать. И так людям сомнительную прибыль обеспечит — домик у озера, окрашенный в смерть одного уже не молодого панка. М-дя! Но не омрачнять же подобным родные стены, а? Мог бы, конечно, репточку пойти окропить — но там, во-первых, воспоминаний много, портить не хочется, да и парням... Хорошую точку — поди, найди ещё, а в этой играть как-то не очень после такого! Ну а во-вторых, нельзя исключать, что кому-то может прийти мысля — туда прийти, побухать вдали от своих... Хотел бы сказать поиграть, но, скорее, побухать! Сам так иногда делал. Нет, решено.

Придя в согласие с самим собой, хватает брошенный на зеркальный столик телефон: разрубим-ка сразу лишние связи. Но звонить не решается, мало ли, голос, с*ка, подведёт, и просечёт чего, и всё равно приедет, малину ему обломав — пишет лишь смс-ку... Бесчестно, конечно, но пусть лучше злится на него потом, чем страдает, ё-моё. Так, мол, и так, семейная лодка любви разбилась о быт (вот точно — к быту-то Мишка и не приспособлен, блин!) и несовпадение характеров (да, эдак он красиво прикрыл свои про*бы многочисленные — мол, я не я, и хата не моя, потому, подумав, строчит дальше в менее щадящем себя самого духе!), и вообще, он козёл и дурак, а Шаботова достойна большего.

"Так что не приезжай, дорогая, смысла нет. На развод — хочешь, ты подавай, я же неизвестно, когда доползу и доползу ли... Но знай — ты свободна, я..." — тут Миха хмыкнул, с горечью думая, что и не ограничивал себя ни в чём. Поэтому стёр, отредактировав и момент с доползанием. Вместо этого прибавил: "С девчонками видеться буду (на этом моменте в груди болезненно жжёт от откровенной этой лжи и сожаления, что не сможет, с*ка, да, видеться, не увидит, какими вырастут — хоть даже издали, как папа — чудное явление), помогать тоже (а вот это да, надо, завещание, что ли, оставить…А то вчера не подумал, блин! Всё-таки, может, и хорошо, что чуть это дело отложилось... Вон появляются же дельные мысли: как Ольке менее больно сделать, да и как кровинку обезопасить! Чтоб делёжки и грызни не было. Пусть капают Сашке с Настюшкой проценты какие с доходов группы… Она ж, наверное, будет существовать, да? Вон Ренька как рвется фронтменить, флаг ему в руки — главное, чтоб девчонки без него не пропали... Хотя совсем не пропадут — Лёха есть, родители — не оставят наверняка в беде. Князь вон даже. Может, захочет чего попеть из их совместного, м-м? Вот и тоже копеечка — да!)…

И вообще, завернул под конец: дескать, дома сегодня не будет моей персоны, так что не трать время. Абонент не абонент, — хотел было трубу вообще после отключить, чтоб всё совсем оборвать, да рука не поднимается. Какой-то это совсем ссыкливый поступок. Настрочил — отвечай. Да и не будешь отвечать — подумают чего раньше времени, откачают же ещё, чего доброго... И будешь уж точно инвалидом с угробленным здоровьем!

Специально пишет всё так, чтоб не обидеть, лучше на себя стрелки перевести, да. Пусть у них и сложные отношения, но эту женщину он когда-то любил, возможно, ещё краешком души любит, тлеют угольки… Да и мать своего ребенка — двух даже — обижать не следует. Ведь были же когда-то счастливы, а рождение Сашки так вообще — летать заставило. Нет, в благодарность за это даже необходимо сделать так, чтоб поменьше мучилась... Хорош он, конечно, до этого в своём плане оставил Оле роль обнаружителя страшной находки, м-да. Не, пусть уж Реня лично приезжает, пусть Шаботова слишком зла будет... Главное, чтоб не мама, бл*... Но её батя точно не пустит — так что ладно! Кто-то найдёт — уж простите, иначе не мог.

Над плашечкой «отправить» палец ненадолго зависает… Решение это, пусть и правильное абсолютно, отдаёт страшной болью и пустотой в душе. Жар внутренний только усиливается, понимаешь ли, и не помогает, увы, таблетка заглоченная ни шиша. Упрямо мотнув головой — всё равно к вечеру уже не будет ни боли, ни сожаления, ни-че-го — решительно отправляет Ольге. Возможно, будет звонить. А может, нет. В любом случае духа снять трубочку, наверное, не хватит, а вот ещё одно СМС написать — прости, мол, не могу разговаривать — это он может же!

После этого быстро одевается — ну что там, долго, что ли, плеснуть в заспанную рожу водой, не тратя время на зубы (на том свете некого кусать, да и нет его, ё-моё!), заглатывает вместо этого блистер жвачки, чтоб совсем погано не было, да косуху схватить — погода по-прежнему не радует. Значит, точно изнутри жар — м-да. А жаль — в последний день хотелось бы насладиться солнышком. Выглянуло хоть бы, а?! А то ни вчера не показалось, ни сегодня, ё-моё! Впрочем, не всё ли равно. Погода вполне соответствует сумраку в душе, который чуть поколебался с неупомненным, но, кажись, приятным сном. Краем глаза отмечает: Ольга не звонит, не пишет. Хотя сообщение и доставлено, и прочитано. Это одновременно вызывает и облегчение, и грусть. Вот ведь человек — существо какое двоякое, блин. И то ему не то, и сё!

Да и по фиг на погоду — для того, чтобы быстро прошвырнуться до знакомых, занять необходимую сумму денег (мысленно извинившись, что отдать не сможет — но для тех оно не ощутимо будет, а ему очень для дела надо, главное, чтоб те потом не догадались для какого и не корились!), да по знакомому же адресочку. Не тому, что вчера — удивятся, а ему лишнее внимание сейчас не нужно. К счастью, не к цыганам идти приходится, ё-моё. Вчерашняя встреча всё равно отдаётся страхом на подсознании. И обходом парка за тридевять земель.

Пока всё это как по маслу протяпывает, Олька всё не звонит. Да никто не звонит — и хорошо. Хотя странно — могли бы хотя бы парни звякнуть, Ренник тот же. Побеспокоиться, чего босс молчит, понимаешь ли. Или тот не считает его уже боссом, а?! Сам всем рулит и заправляет? Эх... Хоть и неприятно корябает, но пускай привыкает, м-да.

И всё-таки раздражение поднимает голову. Им, вообще-то, в Москву сегодня лететь. А они и не чешутся. Не беспокоятся. Гады! Хотя, наверное, и хорошо, что не беспокоят — меньше чувством вины ещё и за этих гавриков, осиротевших, придавливать будет, решимость ослабляя.

Так что в полной тишине едет домой. Никто и ничто не способно его переубедить... И даже и не пытается, ё-моё! Шум окружающего города и жизни, текущей вокруг, доносится как сквозь вату — он уже почти не здесь, одной ногой за чертой… Лишь только внутренний карман — во избежание всяких седых воровок — жжёт огнём, чем только так и не унявшееся внутри пожарище распаляет. Ну ничего — скоро и этот огонь догорит, и тьма примет его в свои ничтожные объятия. Пусто, скоро всё будет пусто — не грустно и не весело.

И ведь почти доехал до дома, ё-моё! Уже мысленно настроился, проговаривая про себя последовательность — завещание, пусть и без нотариуса, но хочется верить, что и так не станут волю оспаривать, потом душ, потом переодевание (тут внутри что-то завыло, но он этому чему-то на горло наступил — нет, надо малость тем, кто будет его отсюда вывозить, работу облегчить!), потом укол, потом принятие горизонтального положения, потом выпивка, чтоб наверняка... Как вдруг… Назойливое музло телефона (не сам ставил — Ренник что-то понатыкал, когда очередную расфигарил!) едва не заставляет споткнуться.

Вовремя, блин! Ну что за люди, в самом деле?! Так же хорошо всё было... Точнее, плохо, но для его цели — то, что нужно, понимаешь ли! Сначала решительно игнорирует вибрацию в кармане, ткнув не глядя и отрубая звук. Но неведомый абонент не успокаивается, мешая сосредоточиться на прыжке в вечность. Жена, что ли, очнулась?! Высказаться захотела? Не то чтоб права не имеет, но не вовремя ему это всё совсем. Или парни, хотя те — вряд ли, так как до времени вылета ещё очень и очень далеко. Не должны потерять пока что. Разве что Лосю взбрело у него голосом уставшего (просился другой эпитет, но для Ренника он боялся его применять — поймут ещё прямо про затр*ханного, ё-моё!) секретаря интересоваться, не забыл ли он, что у них дело и вылет, взял ли сумку?! Паспорт-то давно у этого директора на доброволках — во избежание проблем частых.

Больше для того, чтоб сбросить звонок и, наконец-то, выключить вибрацию, вытаскивает надоедливую звонилку. Но высвечивающееся имя неожиданно заставляет замереть как вкопанного. Агатка. Нигровская — вот уж точно, последний человек, на которого подумал бы, что стала его б донимать в этот последний, далёкий от погожего денёк. Что снова, что ли, шлея под хвост попала ему на гнилуху подавить?! Так, вроде ж, поговорили недавно нормально — понимание, если не жалость в глазах увидал он... И ушла та гордо, но с каким-то осадочком от него, оборачиваясь со странным взглядом.

Нет, непонятно, чего надо! Ну не было у них столь дружеских отношений, чтоб трезвонить, а не подкарауливать скажем на фестах, небольшим танком двери гримёрок вынося. Хотя и номера, конечно, были, и на Нашествии крепко она ему мозг полоскала — за дело, впрочем. Горшок вздохнул, припоминая. Конечно, он бы предпочёл, чтоб ему так проходу сам Князь не давал... Но тот-то как раз спокойно всё сносил — ну, внешне. А внутри — хрен знает, просто так Нигровская тоже вряд ли б так взъелась. Значит, тоже страдал так или иначе. Только от публики скрытно. И от него тоже — вновь неприятно кольнуло разгоряченные непрекращающимся жаром внутренности.

Неожиданно подумалось на фоне зловещего игнора от Ольки, что повезло Андрюхе — жена у него не только умница-красавица, не только любимая и любящая женщина, но ещё и друг, вон, пойдёт отстаивать интересы, даже если этого совсем не просят и не попросят, гордость-то вперёд кое-кого родилась... Короче, надежная поддержка. Мысль о Князе внезапно заставила нахмуриться и принять звонок — ну не стала бы Нигровская просто так звонить, значит, случилось что, скорее всего, с Андрюхой. А если нет — ну не развалится он, выслушает новую волну претензий... Более того, с облегчением выслушает! Всё-таки не хотелось бы, чтоб с гадом этим что-то приключилось.

Именно поэтому выдыхает резко, без всяких там здорований:

— Чё, Агат, случилось что?

— Андрей не у тебя? — точно так же, сразу к делу, интересуется Агата. В голосе отчётливо слышны тревожные нотки. Миша хмурится, со всей безнадежностью понимая, что Князев выбрал крайне неудачное время, чтобы забухать и напугать не привыкшую к таким вывертам Андрюши жену. Непонятно другое, что он, собственно, и высказывает:

— Нет, с чего бы? — интересно, конечно, черти в её голове пляшут, раз уж первым делом, что ли, ищет мужика своего, бестолкового, у него? Да и вообще, — просыпается вдруг внутри него зверь по кличке Обида. То есть как это ищет тут, понимаешь ли, у него, у Горшка, блин? После всего-то? Что не исправили пока, да ещё и, скорее всего, — он мучительно сглатывает совсем уж вязкий, мешающий дышать ком в горле, — долго ещё не смогут заштопать раны.

«Никогда, ты хотел сказать, но побоялся признать!» — безжалостно поправляя, обжигает спрятанный в кармане билет в вечность.

— Да что... — хотел было ещё раз вопросить чегой приключилось у тех — может, поссорились, ё-моё, да Князев дверкой шандарахнул, но не удалось:

— И не звонил? — перебивает взволнованно, точно допрос учиняющая князевская женка. — Не говорил, куда может пойти? Планы хоть какие-то, мысли, соображения? Хоть что-то вспомни, Миш, звонил же он тебе не так давно!

— Да нет же! — Миша уже понимает, что происходит что-то из ряда вон выходящее, но вот что именно — не ясно. Совсем. И это пугает. — То есть звонил, конечно, но нет, ничем таким не делился. И звучал как обычно. Что случилось-то, бл*дь, ты мне скажи, от этого и плясать будем! — почти требует он, чувствуя, как нехороший пот начинает струиться по спине градом.

— Он пропал, Миша, — выдыхает Нигровская, понимая, наконец, что ничего-то он, увы, не знает. — Будто бы растворился: был человек и нет его, — глухо добила Агата своим монотонным обесцветившимся голосом, точно да — она реально надеялась и думала, что Андрей у него — больше не у кого, блин!

— В смысле? — информация настолько абсурдная, что не укладывается в голове. Ну не дымок же Андро, чтоб растворяться. Да и не мелочёвка какая, чтоб закатиться куда за плинтуса с концами. — Как пропал? Куда? Когда? — последнее особенно важно было знать, насколько дело серьёзно и не показалось ли Нигровской чего — женщины они ж, ё-моё, такие... Склонны драматизировать!

Последний вопрос он очевидно и озвучивает вслух, потому что Нигровская, впрочем, не откладывающая, как он опасался, трубку отвечает:

— Сегодня с утра ушёл в кабинет работать, на нервах весь был… — она прерывается, судорожно глотнув воздух, Мишка делает мысленную пометку расспросить потом, а чего на нервах-то, ну, когда уже приедет в дом и осмотрится, ё-моё. Отчего-то именно такую траекторию проделал маршрутизатор в его голове, — перед обедом поскреблась к нему, ты ж знаешь, он… — голос снова сорвался и в трубку понеслось что-то неразборчивое, но потом Агата собралась, по всей слышимости, с духом и Мишка услышал более чёткое: — он поесть может забыть, если увлечен! А там его нет! Никого нет! Одежда в которой он был — на диване валяется! Телефон там же! А его нет, — Нигровская, кажется, совсем осипла. — И ведь мы с Алиской дома были — нет, Андрей, конечно, мог мимо нас прокрасться... Но не голым же! Он же не псих, да и заметили б его уже!

Миша обалдело слушал. И совсем ничего не понимал. Человек же не может взять и испариться, так ведь? Не то чтоб он накануне не мечтал о таком для себя, но ведь... Мечты — это мечты, а реальность скучна и понятна.

— Звонить ему пробовала? — неловко пробормотал, не зная, что сказать, чем заполнить эту пугающую пустоту в эфире — впрочем, спасибо, не истерику и слёзы — так-то вообще б потерялся!

— Ты дурак, Миш? — вызверилась Агата, кажется, почти клацая зубами. Волчица — ну точно, и забывать про это нельзя! — Говорю же, телефон и все вещи, вплоть до трусов, лежат в кабинете! Абсолютно все, даже серёжка, представляешь! Только Андрея нет!

— Так, — пусть он по-прежнему ничего не понимал, но разобраться с этим было необходимо, и срочно. Вечность подождёт, а вот пожар внутри выл с такой силой, что, кажется, грозил сжечь его дотла, если немедленно с места не сдвинется. Он, а не Агата в таком предыстеричном состоянии. Потому и рубанул в трубку: — Никуда не уходи! Я еду, бл*дь. Князю точно придётся пояснить за свои фокусы — это, с*ка, вообще край, так жену пугать! Я с ним побеседую, — пообещал всякой фигни, пытаясь хоть как-то переключить панику Нигровской в злость на свою персону — да, Мишка сегодня прямо-таки громоотвод ходячий!

И не слушая дальнейших то ли возражений, то ли вопросов каких от ожидаемо вскинувшейся женщины, разворачивается (дом уж виден был!) и бегом несётся к метро: насколько помнит, Озерки — Купчино — ветка одна, но концы противоположные, путь словно подсвечивается тревогой и беспокойством. А вечность… Вечность пока подождёт! Никуда не денется, в отличие от этого поросёнка форменного! Это ж надо было! С*ка, то гадалка клятая попадается, то Андро, точно специально, прочухивает немыслимым каким Горшерадаром, и сам пропадает со всех... Зная прекрасно, что Мишка не сможет умереть, не зная, что с ним. Гад! Натуральный! Вот найдёт — и напоследок морду поправит — и плевать на все соображения, что нельзя так, что память будет фиговая и вообще. Сказал — значит, сделает, ё-моё! Чтоб мозги на место встали, и не думал даже дурить вот как... как сам Мишка.

* * *

Дома у Князева ему без лишних вопросов почти молниеносно открывает дверь сама же Агата. В покрасневших глазах проносится миллиард чувств и эмоций от волнения, ожидания и надежды, до откровенного разочарования и страха. Вот те на — нет, на вероломный сговор семейки Аддамс с целью щекотания его, Горшенёвских, и без того изъеденных прожорливой молью нервов, непохоже. Не стали б они так шутить или проучать!

— Заходи, — бесцветно совершенно произносит, потеснившись, пропуская в квартиру.

Мишка, не раздеваясь, лишь скинув обувь — мелкая ж у Андро имеется, мало ли, не хватало ещё и заразу какую пронести на обуви — быстро проходит в кабинет. Плавали — знаем, пусть и путь ему туда давно отрезан. Нате — возвращение в логово одного поэта-художника-мечтателя... Проходит, не путаясь, благо сотни раз тут бывал, путь известен. Нигровская молчаливой тенью скользит следом.

А в Андрюхином творческом уголке всё выглядит так, будто хозяин только что отлучился куда ненадолго (ну там, отлить или попить-покурить, ага): на экране компьютера мерцает какой-то документ с мигающим курсором на середине оборванного слова (кажись, набирал текст, вон рядом блокнотик вспухший лежит — переносил, так скажем, на цифровой носитель!), тетрадки, разной степени затёртости, разбросаны по столу, рисунки, тоже разной степени прорисованности, тут же валяются, в стороне примостился смешной пенальчик с бегемотиками — ну вот точно совершенно в стиле Андро, только тот такой мог в сорокет прикупить и пользоваться — вон валяется рядом с клавой… Телефон — и да тут Нигровская права — небрежно лежит на диване рядом с одеждой. Будто Андрюха там валялся и крутил в руке звонилку, раздумывая позвонить, не позвонить... Кому интересно?! Кольнуло вдруг что-то внутри. М-да. Странно и непонятно.

— Ты всем звонила? — интересуется у Агаты, — может, выскользнул незаметно из квартиры, пока ты с Алиской возилась? — но запоздало понимает, что именно это та ему по телефону и доносила — выскользнуть тот мог либо голым, либо в чужом манто, как говорится... Да и он — точно не ему первому, бл*дь, позвонили!

— Всем! — почти рявкает Нигровская, глядя на него тяжелым взглядом. Вот же дракошка! Чуть ли не огнем плюется! — Да и если б Князев решил голышом, пусть и летом, прогуляться по Купчино и его окрестностям, мы б об этом уже узнали, — вновь повторяет мысль, тяжко вздыхая. Так что либо его похитили, при этом я не знаю, как прошли мимо нас и не нашумели, а главное, зачем раздели, либо это сделали инопланетяне, либо же он сам резко стал невидимым! Ну, что скажешь, Миш? Можешь хоть как-то это объяснить?! — бровь её нервно дёргалась — видно было, что уже все варианты в башке перекрутила.

Точно Ловетт трупы жертв своего возлюбленного в мясорубке... Кстати. Горшок явственно вздрогнул. А не могло ли быть так: поссорились, баба-то с характером, ссора на кухне произошла — ножик в руке... Пырнула. По пакетикам расфасовала — концы в воду или куда там, а потом и забыла, помешавшись от ужаса.

Миша тут и сам своих мыслей испугался... Ну на фиг, хотя дал себе зарок на всякий случай к полу присмотреться — нет ли где пятен подозрительных, а в холодильнике голов неприкаянный... Так, а ну отставить весь этот ужас — доигрался в Тодда, бл*! Не их это история, совсем!

— Ну, может, он чё другое надел, — не хочет сдаваться Мишка, перебирая всё-таки между делом самые невероятные версии исчезновения этого Гудини недоделанного. А вдруг у того в соседней квартире любовница живёт — Князь внезапно сошёл с ума и усвистал к ней на голую вечеринку.

— Не, Миш, — устало выдохнула женщина. — я проверила всё. Не в чем ему было уйти. Я даже грязное белье, блин, посмотрела — мало ли, вытащил из стирки! Более того, я ж и свою одежду проверила — мало ли какая муха покусала и на какой костюмированный перфоманс отправился — всё на месте! И обувь тоже! Уйти он мог разве что в мусорном мешке, — выцеживает она, а потом, натыкаясь на полный ужаса взгляд Миши, взвизгивает: — Ты что это думаешь, что это я его убила и по пакетикам развесила?! Как Раскольников зарубила?!

— Ничё я не думаю, — чересчур нервно отвечает Миша, чувствуя, как внутри всё горит, а потом и вовсе брякает, не подумавши: — Но ты всё равно скажи, а чё он на взводе-то был? Не ссорились случаем?

Глаза Агаты блестят крайне не хорошо... Настолько, что Горшку уже кажется, что сейчас это он отправится по пакетикам. Развесной Горшок — охренеть не встать! Кому сколько в граммах — кому взвешивать найдётся, да!

— Нет, — глухо отвечает. — Но у него проблемы со связками. Вчера ходил к ЛОРу — тот сказал, что не помогли консервативные методы — резать надо. Вот и переживал. Всю ночь крутился, утром ни свет ни заря работать вскочил — отвлекаться... Вот, доотвлекался, — тихо закончила.

— Прости, — Мишка опустил голову. — Я не знал, — что ж, вот и выясняется, что не такой уж и здоровый этот колдун-кабан оказался. И ведь ни словом не обмолвился, как, впрочем, и сам Мишка о своих болячках и планах ужасных. Да уж что ж у них так всё по п*зде-то?!

В любом случае все версии и предположения кончаются удивительно быстро. Разбиваются о звучащую голосом здравомыслия уже все внутри себя до этого перекрутившей Агаты. Объяснения исчезновения прямиком из собственной квартиры и собственной комнаты Андрея нет. Никакого. Кроме совсем уж фантастики или мокрухи со стороны жены — но это тоже из области фантастики с элементами хоррора!

— Да ё-моё! — Горшенёв еле сдерживается, чтоб как следует не ругнуться или, вообще, не перейти сразу с нормированного русского на обычный матерный. Тот подходил, как нельзя круче к ситуевине загадочной... Вот уж и впрямь человек, с*ка-бл*, загадка! Загадочно испарился, будто призрак!

Плюс ко всему — становится почему-то всё жарче. Аж ещё раз вспотел, блин! От нервов, что ли. Миша нервно стягивает косуху и небрежно бросает на диван, рядом с вещами пропавшего поэта. Вряд ли тот против будет.

Затем проходится по всей комнатушечке, заглядывает в шкаф, под стол, зачем-то открывает все ящички в столе (ага, пакетики будто туда она и спрятала — как же!), дёргает ручку окна, проверяя… Заглядывает за стекло с легким страхом... Мало ли — забыл, что люди не птицы — выдыхает, никаких вмятин, темных луж нет. И всё это проделывает под всё более скептическим взглядом Нигровской. Да и сам Миха понимает, как глупо это выглядит. Но удержать себя на месте не может. Даже до кухни мотается. И да — прости, Агата, та впрочем, его не останавливает — открывает холодильник.

— Ну, давай, полицию, что ли, вызывай… — теперь уже он неуверенно предлагает. Страшно неудобно за такой шмон, но иначе ведь не мог, ё-моё! И в самом деле, что делать-то?

— Да, конечно, — фыркнула Агата, снова дёргая лицом так, словно не могла решиться нападать ей или плакать. — Они прям так и займутся этим делом! Со свистом и прытью! Скорее уж дурку нам вызовут — или нас же, то есть меня, как и ты только что, обвинят, что, мол, я Андрея в пылу какой-нибудь там бытовой ссоры прибила, а труп расчленила и по частям от него избавилась. А следы замыла хорошенько, — со злоотчаянным видом прибавляет.

Мишка, потеряв дар речи, смотрит на неё, пытаясь понять, шутит так или от нервов крыша поехала. Потому что только он себя убедил, что Нигровская точно не при делах и сюжет не тот, та ему начинает про хорошо замыла заливать!

— А вы точно не ссорились? — снова невпопад ляпает он и по наступившей звенящей тишине понимает, что лучше бы что другое сп*зданул. Потому что — ну нет — нельзя так. Прирезать мужа и забыть, потом искренне имитировать его поиски переживать, а ещё придумывать ну совершенно неправдоподобную версию, раскладывая одежду на диване... не, Нигровская баба — умная, если б даже и чего — что получше бы придумала, ё-моё!

— Идиот! — закатывает глаза Нигровская. При этом ещё и носом шмыгая. Блин, во дурак-то? Он дурак, конечно же... Ну и Князь, потому что не пойми во что вляпался — идиотина!

— Ладно, Агатик, извини, — засуетился Миша, совершенно искренее ту прибадривая: — Ну, чёт плохо с соображалкой от всего этого. Давай я отцу наберу, попрошу подключить связи? У него есть контакты в этих сферах, знаешь же — бывших сотрудников не бывает… Хоть что-то... А то, что невроятно — это всё, ну так не мы же это придумали — пусть сами проверят. Нет человека — искать, значит, надо. Везде, — он подумал тяжеловато, — и в карьер этот ваш заглянуть, — (Агата глянула на него совершенно больным взглядом, но не оборвала — видимо, и сама думала) — Вдруг моча в голову ослиная ударила — поплавать решил — как-то сумел незаметно при этом прокрасться, немыслимым образом, бл*! — он намеренно заменил "топиться" на "поплавать". Ну вот зачем Князю топиться-то, скажите на милость? Ну не сможет, возможно, петь, да, но от этого же жизнь не заканчивается! Вон он какие песни пишет, а рисует как!

Внутри что-то очень нехорошее заворочалось, напомнив, что Князья — птицы гордые. И на карачках к нему, как б тяжко не было, не привалившие... А это значит, что вот лишись он голоса, и окажись в куда более сложном финансовом положении, то ему пришлось бы идти к нему. Проситься снова. Автором, художником-оформителем — да хоть кем... Дыхание внезапно перехватило от мысли, что Андрюха настолько не хотел к нему униженно возвращаться, что пошёл и утопился... Бл*дь!

Судя по глазам мрачным, Агата думала о том же — не зря тот столько песен про суицид отстряпал... Самый несчастный человек — клоун. В их случае — шут. Внутри все совсем уж заныло, но Миша с огромным трудом взял себя в руки и занялся делом. Самоистязаниями внутренними он Князю не поможет — правда, может, вообще уже ничего не поможет. Но Горшок об этом думать не станет — иначе *бнется вкрай.

Получив разрешение, звонит папе. Юрий Михайлович долго вслушивается в суматошный рассказ, пару раз уточнив, не упился ли сын до белой горячки. Даже Агату пришлось подключить, чтоб, бл*ть, подтвердила. И всё-таки ему везёт, или батя у него всё же восприимчивее, чем кажется, но... Явно не веря до конца, отец всё же соглашается помочь, попросить прислать кого потолковее.

Пока ждут обещанных сотрудников, Мишка, чтоб не сидеть и не думать о лезущем упрямо в голову пздце, обзванивает всех знакомых. Некоторых — по второму кругу, ибо Агата всех, действительно всех обзвонила. Но нет: не видели, не слышали, ничего странного не заметили. Горшок даже сбегал и опросил всех соседей — ну, тех, кто открыл — по подъезду: мало ли, вдруг что заметили. С тем же, правда, результатом. Нулевым... Впрочем, и крадущегося в сторону карьера голого Андро тоже никто не видел, что хорошо, ё-моё, как и Агату, выкидывающую мусор в нескольких пакетах...

Прозванивают и его — Ренник вкрадчиво интересуется, какого лешего его ещё нет в зоне ожидания посадки. Блин! Самолёт же! Миша хватается за голову — она болит всё сильней, с*ка.

— Саш, ну не могу я, — кое-как пытается объяснить. — Проблема тут, понимаешь, да… Пока не решаемая, бл*дь!

А Леонтьев, гад въедливый, не понимает и не хочет понимать, напирая на то, что хоть и понимают все его беспокойство, но у них обязательства же! Князь-де, скорее, забухал где крепко, всех переполошив, а вы все скачете — ты особенно. Тебе он первому в глаз пропишет, что шум поднял на ровном месте.

Короче, не находят они консенсуса, ё-моё. А Горшенёв очень чётко знает, что улететь сейчас в Москву не сможет никак — он от волнения в самолёте с приступом сляжет. Нет, пока не выяснится, что с Андреем — точно никуда он не полетит. Он едва не брякает, что и так не планировал, но вовремя прикусывает язык, потому что понимает, что и план свой не осуществит, пока не выяснится всё, пока в глаза бесстыжие не посмотрит! Пусть и подерутся — ему, с*ка, надо.

С трудом, но они пришли к компромиссу — Миша обязался вылететь завтра утром (или выехать на поезде, это уж как с билетами девочке-менеджеру посчастливится). Концерт-то всё равно завтра вечером. Должен успеть, угу... На концерт или на похороны?! Его реально сшибает напрочь ну очень дрянным предчувствием. Что ж, несмотря на это, Горшок отчаянно надеется, что к этому времени хоть что-то прояснится. И в лучшую сторону, ё-моё, иначе это пздц, товарищи!

За всеми этими делами время проходит быстро и, наконец-то, приезжает полиция. Настроены они крайне скептически, явно нехотя начиная осматривать и комнату, и квартиру. Мишка вяло подумал, что хорошо хоть, по словам Агаты, Алиску она попросила забрать бабушку. Ещё испугалась бы девчушка всей этой движухи. С перетряхиванием холодильников и проверке в ультрафиолете пола на скрытые пятна — м-да, не им одним такая версия с женой-дракайной пришла!

Хотя — он отчаянно пытался вывести мысли с грустной стороны — например, приведённая доблестными сотрудниками полиции служебная овчарка ей бы понравилась, наверное. Весьма смышленая и очаровательная на вид собака крутится по квартире, каждый раз почему-то возвращаясь к дивану и чуть ли не носом в него зарываясь. Причём досталось и Михиной куртке...

На миг его пронзает мысль, что внутри-то билетик в вечность, но потом он успокаивается: собака носом в совсем не тот карман тычет. Наружный и противоположный тому, где пакетик заныкан. А так как крайне сомнительно, что Андрей в этом самом кармане спрятался, то куртку его никто не трогает.

Зато вот одежду и вещи Андрея, после написания Агатой заявления, зачем-то упаковывают в пакеты для улик. Ага, конечно, помогут они найти пропажу, расскажут, блин, куда пропал их сказочник. В какой портал провалился!

После всех этих действий — обыска пополам с расспросами — полицейские же, чуть ли не облегченно выдыхая — а может, ему это просто кажется, нервы же — покидают квартиру. Ну, может, всё ж таки начнут поиски. Водохранилище проверят... Если сильно повезёт, ну или через три дня Княже не объявится, м-да. Хотя это, конечно, всё крайне затруднительно. Нет же никаких зацепок, абсолютно. Человек просто взял и без всякого спросу растворился в воздухе. Тем не менее, это хоть что-то. Да и они ж с Агатой, оставшись в тишине квартиры, не знают, что делать, чем теперь замаяться.

— Ты иди, наверное, Миш, — тихо говорит Нигровская. — У тебя, наверное, дела есть, концерты, может, — отчего-то заговаривает именно об этом она, а после съезжает уже на более приемлемые для взвинченного Горшка аргументы. — Сейчас мама Элисон приведёт, буду заниматься ею…

— Хочешь, я останусь, подожду их? — предлагает Горшенёв. В самом деле, не стоит, наверное, ей сейчас быть одной-то. Не в таком раздрае... Да и ему, по-хорошему, тоже — но это дело десятое. Тут важнее, что женка Андрея решит, напрашиваться он не может, хоть и вдвоём чуточку легче.

— Да нет, Миш, — вздыхает Агата, — мне сейчас лучше с мамой и дочерью побыть. Если что узнаю, позвоню обязательно…

Потому-то ощущая странное стеснение и неуютность, поеживаясь от усиливающейся головной боли, Миша не находит ничего лучше, чем взять свою косуху, так и пролежавшую на диване, да направиться к выходу. Уже у самой двери его провожает тихое:

— Спасибо, что приехал, Миш.

* * *

В Озерки Миша приезжает в самом паршивом расположении духа. Казалось, куда уж хуже после вчерашних перемешанных, взболтанных чувств и липкого страха? А вот есть куда! Мысли мечутся и скачут, от этого голова ещё сильнее болит, а в груди, да и, вообще, везде — печёт... Отвратительное состояние. Не такое как обычно в последние дни, отчего и решился на всю эту хрень, а по-другому отвратительное. Будто бы кто-то уже во всю прожаривал его на дьявольской сковородке. М-м, а может, это всё ему и пригрезилось? А сам Горшочек перестал варить ещё где-то на встрече с гадалкой? Закупился, да от привалившего "счастья" сердце и отказало где-нибудь в парке?!

Нет, такого тоже быть не может. Как и исчезнувшего без следа Андрея. Это ненаучно. И вообще... Всё внутри сжимается от мелькнувшего слабой вспышкой осознания, в каком ещё контексте он недавно, а кажется, вечность назад, упомянул слово "отвратительно"! Прекрасно он прыгать в эту самую вечность собрался, оставляя за собой Князя, который выслушивал всё это, да, точно ж, блин, выслушивал — и не знал, что и думать... Да уж. Теперь какая-то совсем уж нехорошая ситуация вырисовывалась. А ну как и правда его так прищучила вероятность, что придётся возвращаться к Мишке?! Что пошёл и прыгнул, бл*дь!

Нет, Миха потряс башкой. В это он отказывался верить. Ну не поступил бы так Андрюха... Это у него, Горшка, последние дни мысли по орбитам, как бы отправиться в некое такое никуда, крутились, а Князь не мог же. Это не в его стиле. Впрочем, он думал, что и не в его стиле бежать из группы. От него бежать.

Плюсом в крайне поганую карму, которая наверняка, если буддисты правы, отыграется на нём перерождением во что-то весьма отталкивающее, Ольга, наконец, проявилась. Вот и чего тянула-то?! Долго думала, что сказать? Или подсчитывала ходы и решения?

Тьфу, блин. Мишке становится от самого себя противно: жена теперь, после непростого разговора, разом подогревшего градус в котелке, уже точно скоро бывшая, хоть и вынесла мозг, но по его вине, да и не заслуживает таких обвинений, пусть и про себя заявленных, ё-моё.

От всех этих мыслей, а главное, совершенно нерешённого вопроса, какие черти и где носят Князя, хочется выжрать побольше алкашки, чтоб забыться, но, заметьте, не помереть! Последнее, увы, откладывается — и это столь же верно, как и то, что ему дико страшно, что ничего и не выяснится ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-либо. А он, Мишка, останется в дураках — жить, мучаясь не только физически, пока не развалится от собственной немощи и осознания, что крупно про*бался.

Нет, пока план прост: напиться да завалиться хотя бы на тот же диванчик — сил вообще нет в спальню на второй этаж тащиться, да вот проблемки, блин, имеются, понимаешь ли... Даже со столь простым планом-то! Не одна, а целых две — во-первых, ничего горячительного в доме нет — Олька постаралась по большей части запасы утилизировать. А то, что не нашла — уже он допил. И в магаз неохота тащиться, к тому же — время позднее, уже и не факт, что удастся сговорить продать.

А во-вторых, и это самое главное, потому что Горшок в теории способен уболтать кого угодно — морального права не имеет напиться. Потому что вот нажрётся он до визга поросячьего, может, малость и провалится из реального кошмара в нереальный, но вот а дальше что?! Будет валяться в невменозе, а тут вдруг Княже объявится… И что тогда? Не попрёшься же к тому ужратым? Тогда даже все его самые праведные претензии будут разбиты в пух и прах!

По той же причине не может воспользоваться и заветным пакетиком, ну, не полностью, конечно, но хотя б на части разделив… Но хочется, ё-моё, встретить придурка трезвым и злым! Ибо только так сможет и переварить всё, и не сп*здануть лишнего, и взгляд полный презрения не получит... Так что да, блин, по всем фронтам край. Ни туда, ни сюда. И жить тошно, и не жить нельзя. И напиться, и уколоться хочется, но не можется. Не сейчас... Всё не сейчас — хоть на чердак лезь и вой!

Можно, конечно, просто, бл*дь, пойти спать, потому как и этого вымотанному организму тоже хочется — время уже явно недетское, проторчал у Князя, точнее, у Агаты, получается, допоздна! Проторчал, ага... Так ничего не узнал, не помог ничем, только потерял, кажется, миллион нервных клеток. Сплошным потоком выливались через пот — потел Горшок отчего-то слишком уж обильно — косуху хоть выжимай. Странно нынче организм себя ведёт, ё-моё. Впрочем, сейчас уж точно не до разборов его выкрутасов. Привык уже, что всё катится по п*зде, почему сейчас, ещё и в стрессовой ситуации, должно быть иначе?!

Миша невольно представил процессы, происходящие в своей седой голове — с шумом, хуже, чем на лажающем комбике, и вспышками света взрывающиеся нервные клетки, уставшие всё это терпеть и устроившие фейерверк.

И так-то с башкой беда, теперь ещё и эта свистопляска вполне может его добить, бл*дь. Вперёд пакетика, ага. Но судьба-шутница ведь не даст сдохнуть, нет, точно овощем, с*чка, оставит. Будет в потолок смотреть да слюни пускать. И думать, если будет ещё чем думать, отчего ж всё так сикось-накось пошло вразнохлёст? В какой момент, а?! Во время встречи с цыганкой? Или когда трубку взял, а может, ещё раньше, году эдак в 11, а? Или вовсе в 89? Да, бл*дь, эдак додумается сейчас, что лучше б ему и вовсе на этот свет не появляться... Всем бы лучше было, ага?! Ох, дурная башка, дурная!

Но забытым в ящичке овощем тухнуть... Да даже и незабытым, с*ка... Фу, перспективка — пздц. Хорошо, если при этом мозги откажут, и ему будет всё до фени. Хотя остальные мучиться, возможно, сильнее будут... А если нет, то вообще п*зда — будет слышать, видеть и, самое паршивое, понимать, но не иметь возможности двигаться, говорить, хоть как-то действовать. Взаимодействовать с этим миром, этой реальностью и людьми. Это всё равно, что быть запертым в самой страшной тюрьме без права на условно-досрочное. Вообще без права. Там всё за него будут решать другие. Может, Олька как жена, а если откажется, то и мама с папой... А мама... Мусик не отпустит! Будет до конца му... Нет, нельзя так, но, правда же, не жизнь, а мучение, а?!

И все эти перспективы — это совсем… неописуемо. Нет такого слова, чтоб весь кромешный ужас ситуации передать. Патовое положение — и умереть нельзя, и дальше жить страшно.. И не только из-за этих возможных физических скорых вывертов! Просто страшно, что прилетит ему камнем скоро разрешение ситуевины сей... Очень не хорошее, бл*дь, потому что вопреки всей злости и ору внутри, что проспится да вернётся, что-то чухает, что ни фига всё хорошо не будет. Что случилось чего-то. Возможно, очень страшное...

Сверху дно и снизу дно — точнее, пороховые бочки расставлены и непонятно, с какой стороны *бнет. А *бнет обязательно! И виноват во всём будет Андрейка.

Чёртов Князь, по которому так душа стонет и болит. Чёртов мир, в котором они так бездарно всё про*бали. Вот пусть только покажется, гад — начистит ему рожу, будет ходить и лицом в прямом смысле светить! Пусть только покажется... И точно, лицом эту рожу разбитую назвать сложно будет! За такие выкрутасы и этого мало. Напугал всех, бл*дь — Агатку, его, да даже маму, маму же свою!

Слышал Мишка, как перезванивалась Нигровская со свекровью! Ага, первым делом же искали у Надежды Васильевны... Вот и перепугали, потому как Княже там и тени не пробегало... Эх, Андрейка, вот только вернись! Только вернись, пожалуйста! Ну объявись сегодня ночью или, на край, утром завтра, скажи, что забухал, выскользнул хрен знает как из дома и чёрт знает в чём! Будем вместе кодироваться от алкоголизма (о, как мысля-то вильнула, ё-моё! Уже не морду подправить и в вечность, а проконтролировать, чтоб Андро дальше ни-ни! Лично, понимаешь ли!), получать втыки от Агатки, разговаривать будем! Да... разговоров им и не хватило... Настолько, что, пожалуй, и помереть вчера было б тоже невыносимо обидно. Молчанием они и на "Окнах" наелись. Так что вернись, Андрюха, всё обсудим! Только вернись, блин. Живой, здоровый-нездоровый — по х*й, вылечим, если надо, это ж не тот пздц, в который Миша себя вогнал, хотя, конечно, лучше уж здоровый. Да, иначе рожу не набьёшь! И вообще... Горшочек скривился. Можно и не бить. Даже нужно, ё-моё... Главное, объявился бы!

Миша не понимает, в какой момент забывает о гневе и уже начинает торговаться, не зная у кого, но точно зная, о чём именно просит. Кто очень нужен прямо здесь и сейчас... Впрочем, тот никогда не переставал быть нужным, как бы старательно не вытравливал из головы и сердца.

Оттого втройне обидно, что это не было зеркально. Ну не выглядел Князь, как тот, кто страдает! Совсем не выглядел... Но теперь уже не уверен был Миша. Слепота она, знаете ли, бывает и при полном зрительном здоровье. Избирательная. Так что и рубить сгоряча не стоило. Вообще, много что не стоило! Но дельная мысля приходит опосля!

Да уж, после в такую степь вильнувших размышлизмов спать уже совсем-совсем не хочется, точнее, просто не получится. Ляжешь — все бока ототрёшь, а мозг не угомонится без допинга-то! У него, так-то, как сейчас запоздало понимает, какое-то предпаническое состояние, ещё немного и истерично забегает по дому. Хорошо, если не по потолку, ё-моё! У Агатки как-то держался, по дороге тоже, а теперь вот в одиночестве, где слышно только свои мысли, и накрыло по полной.

Спать не хочется, но в дом заходит и на диван, согласно спятившему плану, плюхается. Прям так, в одежде и обуви, медведем заваливается. Олька явно уже сюда не приедет, после последнего-то разговора, так что мозги ему выкручивать не будет из-за чистоты и порядка. Вообще-то, от домика отказываться надо — одному слишком жирно для бюджета! Но думать и строить планы страшно. Ведь это означает отказаться от первоначального плана, а не просто отложить.

Надо срочно успокоиться — решает Миша, хлопает себя по карманам брюк — пусто. Теперь мозг отвлекается и судорожно пытается вспомнить, где сиги. Это не хмурый, не алкашка, но может сделать существование чуть менее гадостным.

"В кармане куртки, конечно, где ещё?!" — вот и ещё один признак, что мозги отказывают, забывать всё стал. Сам положил, сам же и забыл. Дурость-то какая, ё-моё. Эдак, он и штаны надеть забудет скоро, не только слова в пьесе, ё-моё.

Лезет в карман — хотя в таком состоянии, наверное, и этого делать не стоит — одной-двумя дело не ограничится, сейчас разом всю пачку скурнет. А это чревато для его отказывающего тела... Кашлять будет, а то и вовсе сердце опять заболит! К тому же, у Нигровской не курил — не вспомнил даже, разум другим, естественно, был занят, подвинув привычное с ранних лет желание. Вообще всё подвинув... Наконец, решается: ладно, хрен с ним, не помрёт небось от пары сигарет. Да и пачка неполная же, а успокоиться сейчас жизненно необходимо (хотя сомнения, что успокоиться вообще возможно, есть). "В любом случае, — раздражённо думает Миха, — погоды это не сделает. Ничто на самом деле не сделает — они ничегошеньки не могут. Только сидеть и ждать. Ну или лежать".

Нащупав вождёленную пачку и порадовавшись, что хоть тут мозги верно припомнили, тащит, только вот неожиданно встречает сопротивление... Странно, зацепилась, что ли, за что-то? Что за х*рня?! Сегодняшний день, который Мишка не должен был встретить, преподнёс слишком много неприятных сюрпризов.

Поэтому, не желая обламываться в таком плёвом деле, как покурить, резко дёрнув, вытаскивает, но не одну. Потому что прямо на пачке, за край зацепившись, болтается… Нет, не таракан, и не мышь, и не крыса!

Миша видит именно то, что видит. И это его до чёртиков пугает, потому что столь же невозможно, как и то, что Андрей бесследно растворился прямо на диване! Более того, то, что Горшочек видит говорит, скорее всего, о том, что его котелок протекает... прогрессируя семимильными шагами. Что он верен себе и всё делает быстро — с места в карьер! Мишка испуганно отдёргивает руку, и пачка вместе с неожиданным сюрпризом и тихим вскриком (бл*дь, он не ослышался — вскрик был! Это не только зрительная, но и звуковая галлюцинация!) падает на диван, подпрыгивая, но, по счастью, останавливаясь в пяти сантиметрах от края. Сам же Горшенёв шарахается в сторону, чуть ли с сидушки не падая. Точно у него из кармана вывалился сам попсовый дьявол!

Бл*дь, это что получается: до белки в очередной раз допился? Только вот беленькая нынче пришла в форме необычной... У кого про что болит, тот то и видит, да?! Но тогда не вяжется с теми глюками, что у Мишки до этого горшок вываривал! Раньше, как помнится, червяков в себе выковыривал, до крови расчесывая кожу, а иногда и углубляясь пальцами в плоть, ведь казалось, что червяки-то, они, вон... Тут как тут, бл*дь! Едят его живьём, ё-моё — скоро всего под шумок сточат... Так и ковырялся в кровище, пока папа с Лёхой в дурку не сдали принудительно, а теперь вот… вот это! Не, лучше б черви... или проволока какая, а?! Да хоть гоблины зелёные — только не такая вот... беленькая!

Но, блин, как? Он же меньше суток не пил, да и до этого более-менее умеренно потреблял, в привычном режиме! Не выходя из рабоче-восстановительного ритма, так скажем. Восстановительного, чтоб башня относительно трезвая была, когда план воплощать будет, ё-моё!

Миха — алкаш бывалый, знает, что хвостатая приходит, если не просыхал длительно, а потом резко завязал. День на третий-четвёртый... Но не на первый же! И всё равно — никак по-другому объяснить сидящую у него на диване, отчаянно матерящуюся тонким голосочком миниатюрную (реально, блин, у него мобила больше!) голую фигурку Андрея Князева не может.

Тот растрёпан весь, гол как сокол, но всё равно, с*ка, бл*, прекрасно узнаваем. Выпала-таки пропажа... Но не из тумана, а из кармана. За сиги, зацепившись... А взгляд шальной, и глазки, ё-моё, бусины! Больше угадывается, чем видится их оттенок. А ещё — да, выделяется на серой обивке дивана пятнышко это белое... Почему, кстати, белое?! Мозг всячески вертится да догнать не может. Князь ведь обычно румяный пирожок, а этот тощеват и бледноват. Неужто замёрз, что ли?! Странный глюк. Глюки на бледные поганки не похожи, ё-моё.

Белочка белочкой, да не приходит она так быстро. Тем более Князебелочка. Это как-то чересчур. Он, конечно, долгие годы пробыл Горшехранителем, но чтоб вот так заявляться вместо совести... Да ещё и после того, как они так нехорошо разошлись, ё-моё! Не, скорее, не белка. Может, всё, шиза постучалась в черепок вместо косматого геолога, а?!

Ну, типа, на почве стресса, взяла и проклюнулась, дебютировала, ё-моё, или как там все эти мозгоправы любят говорить? Стресс, паника, головушка и так уже напрочь больная — и это он даже не о так и непрошедшей боли, что, казалось, придерживает голову слабо закрученными тисками, — не прям больно, неприятно, скорее, и раздражает сильно, что не вырваться.

Так, ну что там по классике жанра-то? Приходится припоминать и кино, и не кино... Всё ж-таки по молодости в дурке-то лежал. Правда, не в том состоянии, чтоб впитывать и анализировать, что вокруг происходит, но... Зрительные и слуховые галлюцинации имеются, но тактильных у психов нет, вроде? Или есть? С таким Горшочек ещё не сталкивался, ё-моё. Ни лично, ни ещё как-то. Бл*дь, сложно-то как! Но проверить стоит… Хватит дрожать, сусликом застыв. Панк он, или девочка-припевочка?!

И Горшенёв, насмелившись, тянется и дрожащим пальцем тычет в фигурку, которая от такого даже, легонького движения в грудь, с возмущенным писком заваливается на спину.

Вот тут-то Миху и прошибает. Потому что под пальцами определённо живое! Мягонькое и едва-едва тёплое, ё-моё. Да и по тактильности — точно кожа. Нежная, причём, ё-моё.

Так, это не глюк, наверное. Ну не может сразу так со всех со сторон по мозгам *башить! Ещё и так правдоподобно. Горшенёв судорожно переводит дыхание — способы разумно как-то объяснить происходящее закончились... Ну в принципе ещё в Купчино. А тут и подавно — х*йня какая-то происходит. Карманный Андрюха вырисовывается. Ну как так-то?! Чё, типа, в сказку попал? Магия реальна? Бред! Да, он полжизни поёт о сказках и страшилках… пел… Но не верит же в это, вовсе нет! Невозможно, бл*дь! Совершенно! Нет в этом мире сверхъестественного, ничего нет — а кто думает иначе — заблуждающиеся глупцы, которым не достаёт смелости достать голову из песка и признать, что дальше ничего нет. Только тлен... Но что же это тогда, бл*дь, такое?!

— Ох*ел? — тем временем ласково почти интересуется куколка эта… Андрей, блин! Приходится прислушиваться — за эти годы Миша привык, что звук *башит на полную, а сейчас вот писк какой-то, но если ушами пошевелить, то разобрать можно, ё-моё. Чтоб облегчить понимание, пусть глюка даже — сейчас Горшок и такому Князю рад был — наклоняется ближе. — Сначала уронил, будто у тебя руки дырявые! Спасибо, хоть на мягкое — диван, что ли? — Андрей дёргает носом, забавно так, переступая через ворс, будто тот ему мешает, точно высокая трава, ё-моё. — А теперь и вовсе добить решил, да? Распустил тут свои грабли! В следующий раз ткнёшь так, без пальца останешься!

И, фыркнув, Князь стал, болезненно жмурясь, потирать спину. Делал он это странным образом — одной рукой растирать пытался, а второй... прикрывался, что ли, ё-моё?! От него, бл*? И вообще, весь как-то нахохлился.

От всего этого, только разгоняющегося сюрра Мишку продолжило накрывать — теперь уже и ужас примешался: в самом деле, ведь просил же Князя в любом состоянии, вот, получил… Здесь и сейчас, бл*дь — мгновенное исполнение желаний! Ну, детали он не оговаривал, конечно... А те решали, конкретно так!

Потому как друже хоть и был всегда на полголовы ниже его, но не настолько же! Сейчас, вообще, не карлик даже и не домовёнок какой, а совсем Андрюша-с-пальчик, бл*! Размером тот сантиметров... Прикинул на бешено дергающийся глаз ох*евающим разумом — сантиметров 10. Может, и меньше даже... И вот такого кроху Горшок своей несдержанностью чуть не убил сразу же… А если б не на диван, а на пол сронил? Что б тогда, бл*? Там-то хоть и коврик, да под ковриком — плитками отделано, убился бы Андрюха! Точно б убился, ё-моё... И вот как потом и жить, и помирать, а?! С такой-то скалой на сердце?

— Ты живой? Говорящий? — глупо спросил, башка, казалось, как в печке от всего этого пылала. Ещё и дрожь какая-то противная мелкая по всему телу прокатилась, да так утихать и не желала.

Ну что ж, даже в таком миниатюрном размере видно, как бровь уезжает. Князь-то собой оставался — размер уменьшился, а личность вся тут как тут, кажется. М-да, обругал себя Мишка, прекрасный вопрос, но реально уже не соображает, говорит словно по инерции какой, слова сами вылетают. Нет бы спросить, как тот — не отшиб ли чего, так нет язык другое лопочет. А, впрочем, как ему Миха помочь может, если и отшиб?! Сбегать капусты поискать или лопуха какого, чтоб в листик завернуть?! Ну это точно голубец какой-то говорящий получится... Хуже, чем Котлет, ё-моё... А, впрочем, если поможет... Однако вместо предложения метнуться на поиски народного средства он слушает, что там Андрей сказанет, а тот не долго молча обтекает.

— Как видишь, — недовольно буркает Князь, убирая руку от спины и ещё сильнее зажимаясь в этой своей позе раненного точно не воина... Может, лягушонка подмерзшего?! — Проверять только больше не надо, ладно?! — насупленно бормочет, а после уже резче прибавляет: — А то перестараешься ведь, знаю тебя, медведя такого! Затопчешь — не заметишь!

— А что ты такой спокойный-то? — наконец-то из пасти вылетело то, что сам захотел спросить. Потому что, несмотря на эти огрызания, Князев спокойнее его держится. И в самом деле, будто каждый день уменьшаешься в х*р знает сколько раз и путешествуешь в кармане у друга. Внутри что-то колет... А друга ли?! Вряд ли сам Княже-путешественник так считает, ё-моё. Тем более должно быть жутко тому, неуютно и вообще...

— Было время привыкнуть! — Андрюха совсем скукожился. Теперь Миха понял, кого тот ему напоминает... Ежа, ё-моё. Вроде, и огрызается, а по факту лишь потому, что самому страшно очень. А ещё... Мысль не успевает докрутиться, тот сам её в его голову прямо вгоняет: — Мих, холодно, вообще-то. Дай хоть платок какой, блин, прикрыться! У меня тут сейчас уже все конечности отвалятся!

— А, да, да, ща! — Горшок вскочил на дрожащие ноги, попутно с ужасом наблюдая, что от этого движения Княже на диване не слабо так подкинуло... По счастью, тот никуда не свалился, только разразился новой матерной вспышкой. Блин, надо осторожнее быть! Как-то контролировать руки-ноги, ё-моё! Замёрз, значит... Ну хоть в этом помочь он должен — обязан просто не оплошать!

Надо чем-то его укрыть, что ли. Но не платком... Во-первых, Миха не был уверен, что таковой в чистом, да и, вообще, в любом виде найдётся, а, во-вторых... Хотелось чего получше для Княже! Неужели не найдёт, не сообразит?!

Вот и славно — дело нашлось: ведь, когда руки и голова другими проблемами заняты, не так сильно *башит нереальность ситуации. Пометавшись по комнате раненным зверем и прыгая мыслями от реально пойти оторвать лопуха или же смотаться до одежного шкафа, да и порвать на лоскуточки чего чистого, неожиданно остановился взглядом на кукленции, барби, бл*, которую Сашка так на столике у дивана и забыла, видимо.

Та, конечно, больше нынешних габаритов Андро, штаны точно не пойдут — они ж на диспропорционально длиннющие ноги этой попсовой куклы сшиты, утонет, ёлки, блузон такой, что не в сказке сказать! Ядовито розовая шёлковая подолбень — да Князь в такой на бутончик розочки какой похож будет... Ага, это если раньше ему половину пальца не откусит... Угрожал ведь! Хм, а вот сверху эта модница одета в короткую, до пояса, серебристую лохматую шубку. Ну, или что-то вроде, этого — не плащ — коврик какой-то плюшевый! Шуба-буба, конечно, Андрею, видимо, тоже великовата будет, но другого ничего нет. Да и тёплая — вот уж точно — тряпица!

Не фиг раздумывать, там друг мёрзнет... Может, уже коками дрожит, не зря ж именно их прикрывал, ё-моё. Так что одёжку срывает, да немного неуверенно Княже протягивает. Тот бросает на него очень выразительный — даже маленьковость улавливанию этого не мешает, ё-моё — взгляд, но тянется за накидкой. Миша, впрочем, не решается из рук в руки передать — а ну как заденет случайно такого мелкого и хрупкого, ну уж нет... И так-то неизвестно, не повредил ли чего этими встрясками, хотя синяков на тельце, вроде, не видать... Что не означает, впрочем, что их, нет, увы. Андрей сейчас такой мелкий, что для того, чтоб Горшок сумел разглядеть синяк, тот у него должен быть на половину грудины... Так что просто аккуратно рядышком кладёт.

Андрюха, слегка запинаясь — видимо, реально ворс мешает — на ноги встав, напяливает этот выкрик дизайнерского искусства — да, к тому же, великоватого, ё-моё. С ног до головы шуба укутала, м-да. Ну, ладно, тепло зато. Правда, теперь Андро чем-то на Леонтьева смахивает — не Лося их, а вот этого, в сеточке, далёкой от рыболовной, по сцене скачущего, или на Филю, не к ночи будет упомянут, Киркорова, что ли… Ну что-то такое есть. Кроме того, что теперь ещё сильнее крыску напоминает. Те тоже с шёрсткой похожей... Да и размера. Вот ведь угораздило, ё-моё!

Дождавшись, пока Андрей, закутавшись, обратно на жопу плюхнулся (в ногах правды нет — или, может, тяжело тому стоять в таком виде, м-да), Мишка спросить решился:

— А ты как таким, ну, стал? — неизвестно, что он хотел услышать... Что тот провалился в Страну чудес и отведал не того гриба. Ну или ведьму какую разозлил, да та его прокляла — бабы они такие... Да хоть цыганку вчерашнюю — ё-моё! Ну или что попал под луч какой инопланетянский — мало ли, полигон в Купчино надыбали... Эксперимент проводят на поэтах. Вот в инопланетян Миша бы, пожалуй, поверил, да!

— Да не знаю я, — Андрюха досадливо махнул рукой, глядя на него хмуро. — Сидел у себя, телефон крутил в руках, думал набрать не набрать... Как вдруг резко всё вокруг вверх поехало, или сам я вниз, с такой скоростью сумасшедшей, что голова закружилась, и я, кажись, в обморок грохнулся, как барышня какая кисейная, — неохотно признавался Князь. — Но, реально, так меня и в Америке, на горках, не вытряхивало из себя... Как сегодня размотало! Очухался — смотрю, всё вокруг огромное-преогромное... Точнее, даже сперва-то выяснилось, что сам я валяюсь внутри, видимо, футболки собственной. Кое-как вылез, барахтался, реально, как в пруду, тиной поросшем, да и охренел окончательно. Мир-то прежним остался — это я стал крохотным!

— Ну, а у меня в кармане чё забыл? — продолжал недоумевать Мишка. Потому что... Ну в самом деле, кричал бы Агатку на помощь — у той и руки понежнее и движения поаккуратнее, ё-моё. Да и отношения... Тут приходилось совсем уж супиться. Не в пример лучше.

— Чё, нельзя? — запрокинув аж всю покрасневшую голову, Андрей явно начал закипать, того и гляди, засвистит и пар из ушей пойдёт. Те, к слову, и в этом мине-варианте выделялись, ё-моё! — Недоволен, да? Компания не устраивает? — нахрапом пёр тот, как-то ещё и носом дёргая непонятно. — Ну так я б и ушёл, да извини, до двери только входной буду год, наверное, шкандыбать. Придётся уж вашему высочеству поднапрячься, да и вернуть меня обратно в квартиру. Чё-нибудь придумаю с Агатой! — Князь дёрнул плечом, но взгляд не спрятал, наоборот, продолжал его жечь своей синью темнеющей.

— Слышь, не кипиши, вот не надо, да? Сразу наезжать не надо, Андро! — Горшок уже понял, что опять х*йню какую-то сп*зданул, отчего эта зажигалочка вспыхнула, но ведь не имел ввиду ничего такого! Без наездов — просто не понимал, на хрена Князь к нему-то забрался, да и приехал в гости.. Тогда как по-нормальному мог, но нет, неделю, как адрес данный игнорил, а тут — пожалуйста!

Раз уж у них с отношениями пока ещё швах, логичнее было помощи у Нигровской просить — жена же! И вообще... Там же сигареты, ё-моё, а Князев, вроде, бросил... Неужели потянуло тоже нервы успокоить?! Ну это Миха б понял — да... Только как этот мальчик-с-пальчик, размером чуточку киндер-сюрприз обгоняющим, собрался те курить, а?!

— Я просто не догоняю, вот и чушь несу, — вместо этого попытался оправдаться Миша. — Не ожидал просто тебя у себя в кармане найти! Страшно стало, что раздавить мог, понимаешь?! Да и язык мой… — хотел было докончить известным «враг мой», да вовремя чуть этот самый орган и не прикусил — и в самом деле враг же, да только вот сейчас не надо накалять и без того обстановочку адскую. А то как бы Князев не взорвался от злости — а злиться имел же право. Увы... И не только за сегодняшнее.

Впрочем, тот, кажется, пыл поубавил — взявшись за голову, реально ручонки запустил в волосы торчащие ёжиком (видимо, из-за того, что слиплись за время сидения в кармане), совсем глухо пробормотал, да так, что Мишке пришлось волей-неволей аккуратно, чтоб Андрея снова не подкинуло, подсесть поближе, чтоб услышать:

— Да не планировал я, случайно так получилось, блин. Сначала страшно было голос подать — да и не уверен был, что услышат меня. Ещё и думал, может, само пройдёт! — Князь нервно усмехнулся. — Ну как простуда, блин! Вот и заныкался — авось пронесёт... Или проснусь, а это все сон! Ужасный кошмар... — Андрей начал раскачиваться... — Чего зря тогда жену пугать, а, скажи, Мих? Вот и дотянул... — он ненадолго замолчал, точно собираясь с мыслями. Может, Князеву и самому было неудобно, что он тут оказался, а не признался жене раньше.

— До того, когда вы с Агаткой ментов вызвали, я сообразил по разговорам, что одежду запакуют, типа, улики, ага — страшное преступление, бл*! Так вот, запакуют, и хорошо, если меня не увидят при этом, я ж в ворохе и прятался. А хотя и там другой край — запакуют меня в пакет со всем добром, вот и задохнусь там. Прекрасный конец, не правда ли?! Хуже только, если б меня Рина или Катя слопали! — горячо заявил Княже, а Миша ужаснулся. И правда, блин. Князя сейчас не только кошка или собака съесть может — даже крыса или шершень какой! Не говоря уже о порыве ветра или о том, что сам Горшок его может хлопнуть точно комара какого...

— Короче, нужен был срочный план Б, — продолжал Андрей, собравшись с духом, свой рассказ, — а рядом, так уж случилось, никаких других тряпок, накидок, укрытий, только вот пол, высокий, зараза и твоя косуха завалялась. Вот в карман и заполз. Вообще, вылезти хотел, как только свалит полиция, да не учёл, что сиги так воняют и по мозгам дают, когда ты ростом с палец факовый, — а это Княже удачно придумал, м-да, блин. — Вот и подурнело, так и остался там полуоглушенным валяться — сил не было выползти... Да и вообще забыл про это и про всё на свете, ё-моё! Ну а дальше ты меня, не заметив, утащил, — пожал плечами этот... этот... Ладно, на самом деле Князь — это Князь, а вот "этот" можно про Мишку сказать.

Он ведь карманы не проверял весь день. И не почуял даже прибавку в весе... А сколько вообще тот может весить? Горшок нахмурился: у них, так-то, посерьёзнее сейчас хлопоты имелись, но он почему-то думал о такой фигне. Да, загрузившись, как он сегодня, никто б и килограмм лишний не прочухал, не то, что тут... Речь ведь явно только лишь о граммах шла.

Ага, пятьдесят, сто, двести, триста, четыреста грамм счастья. Отнюдь не жидкого. То обманчиво было, когда плескалось на дне стакана. Здесь же Князь был живым, здоровым даже — самое худшее не подтвердилось. Тот просто, блин, уменьшился! Угу, просто... Как ему теперь связки оперировать? Внезапно шевельнулся страх — ведь явно же, чтоб общаться сейчас с ним, тому приходится напрягать связки. А где они сейчас настолько микрохирурга найдут, а?! Вот уж блин... А жить-то как? Со всей это маленьковостью?

Отчего-то буйное воображение Михи нарисовало, как тот на Агату полез... Ну, точно скалолаз. Долг супружеский выполнять. Едва удержался, чтоб не заржать. Нет, Князь ему этого не простит... К тому же, возвращаясь к теме карманных путешественников, что весьма правильно спрятались там от полиции. Не поняли б те такого превращения — совсем не поняли... Сдали б куда на опыты, а разве ж можно Андро да на опыты?!

Вот же, блин, теперь Миха почувствовал себя если не похитителем бодрых кабанчиков (минипигов теперь уж!), так уж точно самым невнимательным человеком на Земле: всё, баста, теперь каждый раз, каждые полчаса будет обшаривать карманы! Чтоб ещё какие сюрпризы там не обнаружить... Вдруг пошутить судьбе угодно, и он там вскоре обнаружит... Да хоть того ж Лося, ё-моё. Или Ягодка какая закатится...

И ведь были же намёки от Вселенной: вон как овчарка полицейская всё к его косухе возвращалась да принюхивалась. Он-то с пересёру думал, наркоту унюхала, а она, видимо, опытная и умная псинка, Княже так чуяла. Нашла ведь, так-то, пропажу. Жаль, говорить не умеет, только вот носом и тыкалась, показать пытаясь. А люди... Что люди — верить в сказки не приучены. Да он и сам такой, если б и не навалилось это... счастье, наверное, да — ни за чтоб не поверил!

И — тут Миша снова похолодел — хорошо, что не полез Князь во внутренний, там же пакетик тот и лежал. И дело не в том, что тот снова б в нём разочаровался, ё-моё, хотя и это тоже. Нет, просто неизвестно, блин, как бы этот микроорганизм Княже на такое соседство отреагировал — может, вообще бы, дуба дал. Вон сиг-то нанюхался, выходит, крепко — до сих пор бледный какой-то. Горшок живо представил, как вытягивает пакетик, чтоб наконец, употребить, скорее всего, разделив на парочку доз, а там следом вываливается хладный маленький трупик. Будь проклято развитое воображение — от таких мысленных картинок блевать внезапно захотелось. Не шло совсем Княже быть тихим, белым и закостенелым. Насчёт маленького — тут он сказать сомневался, по правде говоря, вообще-то, премиленьким выходил — м-да, врать-то Миша не любит. Особенно себе самому! Или любит, ё-моё... Он вздохнул.

Но надо собраться — тут как бы его проблемы с физиологией и мозгами — ничто, по сравнению с катастрофой у Андро. Форменной, с*ка, такой.

— Да знаешь, может, и хорошо, — неуверенно протянул, всё ещё перебарывая позывы к рвоте. Наверное, если его сейчас вывернет прям на него — не убьёт, конечно, но будет фиаско полным. Или убьёт, ё-моё, так что тормозим извержение, смотрим на живых и разгуливающих в модной шубке Славы Зайцева Андреек! — Типа, вместе чё надумаем, и Агатку с Алиской не напугаем… Короче, расколдовываться надо, да! А там и вернёшься нормальным... Тож чё наплетём.

— Как?! — вскинул руки к небу Андрюха, едва ли на бок от этого крика не заваливаясь. — Ты, бл*дь, знаешь? Ты что уже что-то подобное делал, может, а?

— Нет, не делал... И нет, не знаю. Да кто знает-то, Князь? Но раз... разве такие мелочи обычно останавливают? Поэтому учти, мы это, ну, справимся, понимаешь, да?! — Миша и сам понимал, что звучит всё паршиво и тухло, но надо было хотя бы надежду зародить в Андро, а то тот словно смирился и собрался доживать... страдающим мини-осликом с ведьмою своей. Тут Горшок снова устыдился, ну какая из Агаты ведьма, а?

И всё-таки не по себе ему было. Надо было из кожи вывернуться да что-то придумать. Тем более, что это он, Горшок, во всякую сверхъестественную хренебоду не верил никогда особо, а Князь-то вполне! Значит, и сейчас должен верить, что всё у них получится... Именно у них, бл* — сердце забилось гулко-гулко. Может, просто ему не доверяет, а? Это было больно и обидно, но, увы, ожидаемо... Но Миха твёрдо вознамерился помочь, а если Княже не пожелает... То что ж ,отнесёт он его Агатке, ё-моё!

Только б не сидел тут грустным комочком и не наводил одним своим видом печали. Потому что даже представить того опустившим лапки было очень трудно — Андрей из них всех всегда лучше всех во всех жизненных штормах выплывал.

Далеко ходить не надо. Вот даже когда свалил чуть ли не с голой жопой — вот как ещё недавно щеголял, до шубки-то, красавец, блин — из группы и его, Михиной, жизни (что особенно, с*ка, било!), когда с полного попущения самого Мишки (да что там! И активного участия тоже — скрипим правде в глаза, бл*!) началась самая настоящая травля…

Даже тогда ведь выкарабкался, вон уже два альбома тиснул, о третьем активно говорят — всё у него налаживаться стало. Без вот этих качеств вообще бы не Андро был. А так, какая-то размазня бесхребетная... Может, и удобная, но на фиг она такая нужна-то, м-м? Да! Поэтому надо, чтоб в лучшее верил! Мишка, может, на себе уже крест и поставил, но вот этому кадру не позволит... Вытащит, а там можно и в вечность с более спокойной душой. Может, и хорошо даже, что оно так всё получилось... Мелькнула эгоистичная мысль. Может, хоть помирятся нормально, а?

— В общем, будь как дома, путник, — попытался шуткануть, неловко улыбаясь. Зубы сведёнными будто оказались, ё-моё. Да и слушателю не зашло, вестимо. Князев даже не улыбнулся. Всё также хмуро смотрел на него, впрочем, не возражая и не требуя немедленно отвезти в Купчино. Стало быть, может, и не так уж сильно не доверяет ему эта сосиска (Господи, а ведь и правда теперь, по размеру-то!). Понятно дело, он бы на его месте уже по стенам бегал и орал, а этот всё ж сидит на жопе спокойненько да ровненько.

— Давай так, — Мишка решительно выдохнул, пытаясь хоть какой-то план придумать. Правда, те у него в последнее время только и делают, что проваливаются. Но без них мозги вообще упорядывачиваться отказывались. Анархия — это, конечно, хорошо, но, ё-моё, не в башке ж! Там вообще приемлема только монархия, самодержавие, понимаешь ли! — Сейчас пожрём чего и спать, утро вечера мудренее. Найдём решение, не волнуйся... В две головы что-то да придумаем! — и снова болью царапнуло... Две головы... А ведь когда... Нет, не думать. План же есть? Пожрать да поспать! Обоим, ёлки. И раз уж Княже сейчас такой беспомощный, то это Горшка заботы — проследить, чтоб гость нормально поел и в мягкой постельке заснул!

А про себя подумал, ну прям как Андро недавно, что Агатке показываться зассал — может, утром и впрямь проблема эта сама собой рассосётся? Ну, типа, эффект кратковременный, сутки — и обратно в привычные размеры бодрых кабанов?

Андрей же лишь вздохнул тяжко, но, видно, плана получше у него тоже не было.

— Да не хочу я есть, — тоскливо протянул.

— Нет, Андро, так не пойдёт. — Миха понял, что придётся поднажать, потому что не дело этот морить голодом такого кроху. Да и себя тоже — как он вдруг с удивлением понял, — ты целый день не жравши, не пивши, а ну как свалишься так в голодный обморок да прям с дивана на фиг, или заболеешь? Чё делать будем, как искать вариант расколдоваться? С соплями по колено, а? Давай так, — дёргая башкой предлагает. — Пару кусочков, да крышечку чая… Предложил бы пива или коня — да нет. Выпилось само как-то… — угу, выпилось. Так и говори, Мишенька, что выжралось! И не само тебе, как у Гоголя галушки прям в рот, а ты самолично и залил, точно в бензобак... Эх. Но, вообще, он и не уверен был, что этому мини-Андро можно алкашку, а ну как реально цапанёт смертельной дозы этанола, тогда что?! Нет... И хорошо, что нет, а то и не предложить стрёмно.

— Ну, давай, — неохотно кивнул Князь, — в этом чёт есть, — он покосился на край дивана. — Помирать пока не охота, как и скатываться откуда-то с верхотуры, потому что ноги не держат... — Андрей немного помолчал, а потом ещё чего-то начал вдруг: — Только это, — он запнулся и покраснел, — поссать бы.

— Ну, ща, устроим всё! — стараясь звучать бодро и не улыбаться, ответил Горшенёв. Ну, право — мог бы и догадаться, да. Князья ж, они культурные... Вряд ли б рискнули ему в кармане облегчиться, поэтому не только не жрамши весь день! И Мишке пришлось, поторапливаясь да страх свой перебарывая, подставить ладонь и помочь вскарабкаться. Это не так легко оказалось, ведь Андрей то и дело запинался о подол длинной шубы... Но как-то справились. И затем уже, как величайшую драгоценность (а так и есть!), отнести в туалет.

— Ну, ты как, справишься дальше? — застыв перед фаянсовым другом, поинтересовался у ставшего заметно ещё более недовольным Андрея. Тот сидел, а не стоял у него на ладошке... И хорошо — стоя-то можно было переживать — вдруг подведёт вестибулярка и грохнется... С другой стороны, а как сидя ссать-то, ё-моё?!

— Как, ты думаешь, я это сделаю? — вот точно, в голосе опять раздражённые нотки. Ну, ладно. Не апатия — и нормик. А маленький ершистый Князь — это куда как лучше, чем притворяющийся тапочком Андро.

— Ну, как раньше? — предположил Горшенёв, думая, что ссать захочешь — не так раскорячишься, правда, и ему надо постараться ладошкой не трясти... А вот с этим, кстати, проблема, м-да. Тремор порой на конечности нападал. А ну как, может, и не стоит ему сейчас Князя над унитазом держать, а?! С другой стороны, а ещё какие, бл*, варианты? — Типа за х*р берёшься и струю направляешь, так?

— Я не об этом, — Андрюха внезапно багроветь начал, да так, что казалось реально вот-вот лопнет. Аж страшно. — Я тут, блин, всё равно что с Ниагарского водопада отливать буду… Понимаешь? — он отчаянно на него посмотрел. — Это высоко очень! Даже если ты на корточки сядешь — всё равно — это несколько моих росточков! Ща как *бнусь, случайно, вниз, так либо расшибусь об воду, ибо не хайдайвер — м-м-м, красотень, всегда мечтал в толчке убиться, либо поставлю туалетную мини-версию спектакля про маленького мальчика, ну, того, водолаза! Помнишь, ага?! А ты выступишь в роли доброй тёти — нажмёшь педальку, да и спустишь, как рыбку, в недра водопровода! Навстречу приключениям! Кто знает, что там за мир канализация скрывает... Может, выживу да черепашек-ниндзя найду!

— Извиняй, Андрей, — теперь уже краснел Мишка, на себя самого злясь, потому в самом деле — что за дурость, — не подумал… — взгляд заметался. Он уже хотел было предложить организовать Князю толчок вон из того флакончика, точнее колпака от него, как взгляд упёрся в стенку, за которой... Ну точно — во дурак!

Он спешно ринулся исправлять ситуацию — понесся со своим драгоценным в ванную — там, в раковине, точно уж не убьётся и не смоет. И поставить можно, чтоб не кипешевал и не смущался, ё-моё.

Так что, после успешного на сей раз удовлетворения одной насущной потребности, погнали на кухню вторую потребность удовлетворять. Порывшись в холодильнике, Горшок обнаружил, что там почти что мышь повесилась — плесневелого вида хлеб (не помнил он, когда и, главное, кто его покупал, ё-моё!), сыр, половинка помидора и яйца. М-да, негусто. Да и, возможно, даже опасно.

Возиться с яичницей какой не хотелось — усталость почему-то наваливалась — потому прикончили сыр. Точно мыши, реально. Ну, даже Андро похавал, пусть и пришлось ему крошечки отламывать-отрезать. Мишка тому и чай, благо тот-то уж точно нормальным был, как обещал, налил — как коту какому, подсознание шепнуло — в блюдечко кофейное махонькое. Крышечки-то, оказалось, все в такой грязи валяются, что и предложить стыдно, ё-моё — да и несёт от тех алкашкой! А блюдце... Ну, как-то можно же пить, пусть и выглядело это как братец Иванушка, пьющий из копытца… Эх, если б это ещё расколдовать могло!

Ну, неплохо в целом. Спать потопали на второй этаж (у Горшка на этой действо отчего-то вдруг силы прорезались — может, гость прибавил, скорее всего, он, да, как всегда заводил и энергией пополнял — батареечка, даже в таком виде, ё-моё, заряда не терял!) — не на диване же вторую ночь заваливаться — спина, ё-моё, не железная… Да и там, наверху, хоть тумбочка нормальная — близко-близко с кроватью стоявшая!

Из предосторожности Мишка устроил Княже в коробке из-под конфет, каким-то чудом найденной, да и поставил на ту самую тумбочку — а то реально, вырастет за ночь Андрюха. И очухаются они вдвоём в одной постели, причем один конкретно так голый, ну или в шубке этой дурацкой, ё-моё! Или того хуже — придавит его Мишка во сне, ежели в кровати устроит. Соседняя подушка, не соседняя, а спящему организму глубоко пох!

Однако нормально он его в коробке устроил! И ваты-синтепона из подушки внутрь напихал, и тряпочкой это дело накрыл, найденной — вроде, чистой… Ещё и, вспомнив, сбегал, разыскал подушечку-игольницу махонькую — иголки, естественно, из неё повытащил. Нет в его планах из Княже йога какого лепить... А то тот его точно покусает, и будет прав. Да и одеяльце из Сашкиного кукольного дома стащил. Розовое, но пойдет, что — главное, функциональное. Вон Андро вообще не ворчал, спокойно стащил шубку, да и укутался... Так и удрыхлись, повозившись немного да повздыхав каждый о своём. Засыпал Миха под тихий скрип из коробки — ворочался Княже дольше него...

* * *

А пока спал — мозг всё ещё работал, да и выкрутасы разные подбрасывал. Вот сон вообще странный какой-то пришёл. Подсознание, будто издеваясь, подсунуло ему всю эту странную, почти сказочную ситуацию наоборот: плавая словно в тумане, расплывающимся, нечётким зрением видел себя Мишка мелким, вот как Андро сейчас. Ну, может, на сантиметр крупнее, ё-моё!

А вьющиеся вокруг его тушки Князев с Агаткой, кстати, великанами были — ну, наверное, обычного человеческого роста, просто ему так из-за маленьковости казалось. Они что-то взволнованно ему говорили да какой-то пипеткой тыкали сверху, точно пытаясь заставить рот открыть да из неё выпить — он едва слышал и уж точно не понимал ни хрена. Да и голова, с*ка, даже во сне болела, как и противный жар, изнутри идущий, с ознобом чередовались. Вот такая вот срань!

Так что проснулся Мишка в отвратном и настроении, и состоянии. И нет, — проблема никуда не делась и сама собой не разрешилась. Так как тумбочка была целой и вместо громкого храпа из коробки раздавались тихие-тихие трели.

С утра воспринимать всю эту, абсолютно нереалистичную ситуацию, оказалось проще, что ли… Или казалось так, или человек ко всему привыкает. Или человеку просто очень сильно хотелось, чтоб это оказалось правдой. Потому что даже такая, пугающая и уменьшившаяся, она заставляла снова жить и трепетать, казалось бы, то, что своё уже отжило. Шевелиться, строить планы дальше чем "куплю дурь и поставлюсь". Причём рядом с проблемами Андро его собственные пока как-то меркли и это тоже... Прибавляло сил, что ли.

В любом случае, когда Княже проснулся — а Мишка будить его вообще не хотел — разоспался кабанчик миниатюрный, на зависть сладко и игольницу полностью под себя подмяв — и ладно, больше времени в счастливой иллюзии проведёт, что вот настанет утро и заклятие спадёт... и нет — не спорить, ё-моё, когда встал, тогда и утро, блин! Только вот чудо не произошло, но это ладно — Князь, вроде как, не шибко и ожидал, а Мишка... Внутри ворочался целый ком неопознанных чувств, разбираться в которых было слишком страшно.

Единственное, что он ухватил особенно чётко, а, испугавшись, отпустил — мысль, что таким от него Андрей не сбежит при всём желании! Сбежит, не сбежит... Сам точно нет, но Миха ведь не рабовладелец, не похититель Князей всяких там, захочет — значит, вернёт Агате в целости и сохранности. Правда, при мысли о возврате того, что попало к нему вообще-то случайно, Горшок готов был рычать. И вот это чувство он тоже постарался засунуть подальше... Андрей — не его собственность, на всякий случай напоминал себе.

Но утром, когда Князь встал, они оба были более-менее спокойными. Один примирился, что экспресс-чудеса бывают только со знаком минус, а второй... затолкал подальше всю муть из души. Ну попытался, ё-моё.

Завершив все рутинные процедуры — в этот раз Горшок мог собой гордиться: почти не тупил в процессе, не ржал над шубой, не утопил в унитазе — собрались на кухне. Сам Миха с утра есть не хотел, но вот Андрея надо ж было покормить?

Надо! Посему, устроив товарища на кухонном столе (на середине — отчего-то в башке зарядила тревожность, вывернутая на максималку), принялся сооружать то единственное сейчас доступное блюдо из остатков продуктов в холодильнике. Плюсом было и то, что риски его не доготовить или спалить к чертям были минимальные. Горшочек — тот ещё повар (со знаком минус!), но уж яичницу базовую способен приготовить.

Заодно в процессе (из-за шкворчания сковородки Мише за ответными репликами приходилось прибегать к столу да наклоняться поближе) начали обсуждать текущее положение дел — пытаясь представить, что вообще произошло. Нет, ну в самом деле, если б все мечты Горшенёва исполнялись — они б вообще в таком положении не оказались, ё-моё. Так что это какой-то глюк от Вселенной. Может, рассердилась, что Андро слишком много пишет про сверхъестественное, а на своей шкурке так ни разу и не опробовал?!

— Тебя никто не кусал? Паук там, какой, а? Муха? — вопрошал Мишка, щедро наливая масла на сковородку. Да, варианты, скажем прямо, не фонтан, но логика давно вышла из этого помещения по-английски... Так что нормально — надо рассмотреть все варианты от озверевшей Мухи Цокотухи до самого Доблестного Кошмарика, ё-моё. Мало ли, чё там в Купчино у Сказочника водится, понимаешь ли!

— По стенам не лазаю, на самовары не засматриваюсь, — мрачно хмыкал Андрей, — да нет же, Мих! Никто не кусал! Ни собака, ни кошка — всё совершенно как обычно!

— А ничего не ел или пил, ну, незнакомого? — продолжал выдвигать версии Горшок, разбивая все найденные яйца на сковородку. Ну вообще ж — мало ли, наклюкался, до дому не дошёл — попил... Ну не из лужи — не совсем же он Иванушка, а, там, из фонтанчика или карьера какого, а?!

— Конфетку у дяди или тети незнакомой не брал, — Князев, кажется, с каждым вопросом приходил всё в большее раздражение — и как в такое маленькое тельце помещалось, а? Сидел, сейчас, точно хомяк надутый в шубейке этой своей — закутанный по самое не могу — только глазищи и сверкали! — Злые королевы, безобидными старушками переодетые, ко мне тоже не подходили с яблочками отравленными. Грибочков тоже не ел, за кроликами не гонялся! С тараканами или котами чаёв не распивал! Ведьмам не изменял! — на последнем он почти взвизгнул.

— Ну вот чё ты, — сокрушенно пробормотал Мишка, пытаясь не злиться ни на Андро, у которого явно нервяк сказывался, ни на себя с дурацкими расспросами — он же, ё-моё, как лучше хочет. А получается… как всегда, блин. Он тупит — друже ерепенится.

— Ну, а вообще, необычное что было? — Мишка выключил газ и посмотрел на своего боевого минипига, расхаживающего взад-вперед по столешнице. Ага, пытающегося — то и дело падал, запинаясь о шубу. Вообще, у королевишн каких точно подобное одеяние бывало, но у них слуги и пажи были — подол чтоб таскать! А Князьям не положено — вот и ходят, того гляди, до края добредут, запнутся и кубарем... Внутри всё заныло. Нет, Горшок с него глаз не спустит! Ну а пока занят был — точно невзначай преградил траекторию заварником — вот пусть обходит, ё-моё, а пока обходит, сориентируется, что там край — туда, чёрт возьми, нельзя!

— Да не было ничего! — огрызнулся Андрей, — обычный день, обычное утро…

— А вчера? — полез за тарелками Горшенёв. Не может же такого быть, что волшебство свершилось и никаких следов, кроме самого преступления, не оставило, а?!

— Да тоже вроде… Хотя, — Князев внезапно замолчал, прекращая свои хождения по нервам. — Мне вечером под ноги буквально скатилась цыганка…

"Дзинь!" — Тарелка, выпущенная из дрогнувших рук, с жалобным взвизгом разбилась об пол. Хорошо, что стоял Миха далековато от столешницы...Сейчас только не хватало Андрея осколочными задеть. Снаряд... Слишком крупен.

— Цыганка? — Мишка подскочил к столу, начисто забывая про завтрак, вот, оказывается, кто в ответе за его просроченный билет в вечность и Княжеское пребывание в пальчиковом состоянии. — К тебе тоже эта стерва вырвиглазная лезла? — захлебываясь слюнями, наградил яркую внешность гадалки этаким эпитетом.

— В смысле тоже? — уставился на него Андрей. — Ну-ка, ну-ка…

В головах синхронно заработали шестеренки, более того, Князь аж на цыпочки привстал, чтоб повнимательнее к нему приглядываться... Ага, типа брешет или нет?! Оставив несчастные яйца (правда, несчастные — какие-то блёклые, то ли куры — дуры — такие снесли, то ли неизвестно, сколько они в холодильнике пробыли!) остывать, оба возбужденно начали сличать детали встреченных, как оказалось, почти одновременно (друг за другом! — сначала мадама побывала, у Горшка, а потом, не иначе как на метле или через портал какой, добралась до Князя — но факт оставался фактом — ничего, ё-моё, не придумали!) цыганок.

— Так-с, — удовлетворенно сказал Мишка, махнув огрызком листочка, на котором на всякий случай всё записывал — все сходства, потому что накосячить снова не хотелось, как и заставлять Князя сучить лапками. К тому же по времени — всё не точно было — следовало делать поправку, что у Андро спёрли часы, а Горшок мог по безалаберности и не заметить, как время растянулось... А до встречи со стеклянной он лазил в телефон — положенье циферок запомнил. — Основные приметы нашей гадины-ведьмы: седая, но молодая, в кричащей одежде ярких тонов, как уже почти никто даже и из их народца не ходит, глаза тёмные, гипнотизирующие, в ушах висюльки странные, как от советской люстры… голос глубокий зычный... Всё верно?

— Да, — кивнул Андрюха. — А ещё руки загребущие и цепкие! Она ж у меня даже серьгу умудрилась вытащить! Из уха! Талантливая гадина...

— Ну вот, — Мишка едва не вскочил и не запрыгал прям тут, рискуя растрясти стол и мини-друга заодно — распирающая энергия, как вулкан с жаром клокотала и требовала выхода, — всё просто, Андро! Эта ловкая цыганка тебя заколдовала или прокляла, хер знает, есть ли разница, если результат... — он замялся, — на ладони! Значит, надо её найти и заставить тебя обратно вернуть в истинный рост! Думаю, быстро управимся — в конце концов у меня там связи имеются. — хотел было прихвастнуть Горшок, как тут же и напоролся, смутно осознавая, что и тут поторопился и накосячил.

Наткнувшись на очень странный взгляд Андрея, несколько погас. В чём конкретно-то, бл*дь, накосячил, а?! Не желая и дальше нарываться, ждал, когда тот сам ему скажет. Так и случилось.

— И как? — спросил Князь, даже прекращая в шубу свою пытаться спрятаться, что ли, чтоб незаметнее стать. Попёр в атаку, точно пушистый танк. И, правда, Миха чуть не вздрогнул — вон как тучкой надвигается, ё-моё. — Восстановишь эти самые связи или уже восстановил? — требовательно ткнул в его лежащую на столешнице ладонь. И хоть ручонка у него была немногим мощнее спички, вышло ощутимо.

Миха прикусил губу и отвёл взгляд. Признаваться во всех своих "связях" не хотелось. Но, кажется, его поймали за язык.

— Понятно, — как-то очень устало выдохнул Андрей, а затем без предисловий выдохнул: — Где?

— Ну, Андрюх, это просто, — замялся Горшенёв, не зная, что сказать. Врать уже смысла не имело. Но видеть укор тоже невыносимо. Отчего-то он в этом маленьком виде ещё заметнее был. В разы.

— Нет, Миха, не просто, когда с тобой было просто? Особенно, если ты уже прикупил и оно жжёт тебе карман, — Князь будто лимон целиком проглотил. В нынешнем размерчике, м-да, откровенно болезненный стал. Горшка аж резануло. Как догадка эта, оказывается, кое-кого, давно сбежавшего из жизни его, несчастным сделать способна. — Когда ширнуться хочешь — до начала поисков, или после? А подумать, что в таком состоянии ты и меня случайно сгубишь, не дано? — Княже продолжал напирать, так и не отпуская его ладонь. Будто боялся, что сейчас Горшенёв сбежит и немедленно поставится.

— Да не собираюсь я, блин, ставиться, — вскипел Мишка. Что он, дурак, что ли, понимал ответственность! Вчера уже думал об этом всём. Что Андрюхе сейчас любой неосторожный пук может повредить. В конце концов, это обвинение вообще уже несправедливо было. Разве он за вчера да сегодня дал хоть малейший повод его подозревать? Обидно, бл*! Чуть-что сразу "да когда с тобой было просто"! Жжёт карман и прочее... А у Горшенёва и жжёт... Только не карман, блин, а вообще, всего печёт. Но не по этой причине. Признаться, он даже не знает отчего. Состояние странное.

— Докажи! — резко вскинулся Андрей, стремясь заглянуть в глаза, аж получилось у него вскарабкаться на тыльную сторону ладони, да лицо хорошенько запрокинуть... От этих его телодвижений над столом Мишка пошевелиться боялся — слишком уж велика была вероятность случайно зацепить как-то. От ситуации-то уже искрило прямо-таки, как от неисправной проводки, а Князев ещё нагнетал! — Избавься одним махом, при мне, мать твою!

— А если не избавлюсь? — шепчет Горшенёв. Пакетик тот ему тяжко достался... И вообще, скорее, не пакетик, а неудавшийся билет в вечность. Именно что неудавшийся! Решил же уже, но избавиться, когда тобой манипулирует Князевка — это... Пусть лежит, ждёт своего часа! Ну или на переломаться пускай будет. А то станет, пожалуй, ещё хреновее, чем раньше было, тогда он тоже Андрея может случайно прибить! Он, вообще-то, и без всего этого совершенно случайно, не со зла накосячить может...

Просто потому, что витает в облаках до фига больно, вот так, зависнет где, на природе, а у него Князя из рук уже украли сороки-вороны. Этакую драгоценность-то, да! Нет уж, вызверился Миша, более того, и с ладони другой рукой аккуратно того убрал от греха. То, что его в момент перемещения столь своевольного не укусили, счёл всё же добрым знаком... И от этого немного совесть внутри шевельнулась. Но только немного. Тут уже, ё-мое, дело принципа, его ж откровенно прогнуть пытаются!

— Тогда отвезёшь меня в Купчино и забываешь и о поисках, и обо мне! — заполошно твердит Андрей. Мишка аж точно на воздух натыкается. Как забыть? Ну как, блин?! К тому же зря, что ли, цыганка им обоим повстречалась... Хрен Княже один расколдуется, ну или с бабёнкою своею. Хоть и настаивает: — Сами с Агатой справимся, — ну а чё ему ещё говорить. Только и осталось бахвалиться... Да на гнилуху давить. Что, впрочем, Андро и делает, как всегда профессионально. А в этом виде крошечном ещё жалостливее получается:

— Я, бл*дь, глазам своим верить не хотел, твои последние интервью видя, — вот же ж! Мишка почувствовал, как во рту всё становится вязким-вязким, точно перепрелая груша. Раньше он только подозревал, а сейчас знал... Тот видел, не просто ему передавали. Интересно, как много? Точнее — не интересно. Страшно, как и слова дальнейшие:

— Убеждал себя, что не наркота, не снова. Что ты не вляпаешь в один и тот же кошмар, выход из которого тебе так дорого обошёлся. Что ты умнее, что тебе есть ради чего жить. Что ты живёшь своим театром. Что ты просто пьян в соплю. А ты…

Князь не договорил, просто сел там, куда он его поставил, и обхватил себя руками... Это так дико смотрелось. Как и звучало, ё-моё... Дорого обошлось — да, очень дорого. После отказа от герыча испортилось не только здоровье, что уже привыкло жить в слаженном расх*евом ритме, подстроилось под выработку гормонов. Но и их отношения. Да, хейтеры скажут, что ниточка связи из полувменяемых посиделок разорвалась, но это не так. Просто настроение Мишки скакало как мячик, по большей части околачиваясь где-то в подвале. А это неизбежно приводило к ссорам. Как и то, что его существо не знало, куда и зачем себя приткнуть, жаждало действия, а Князь уже себя нашёл... Вот и вышло, как вышло, блин.

А сейчас этот минипиг... Ну, не надо так. Мишка снова устыдился. Сейчас Андрей признаётся, что видел большую часть тех неудачных, мягко скажем, роликов... Думал, алкашка, ага. Много думал. Почему ни разу не позвонил, бл*дь?!

Если смотрел, то вряд ли всё равно... Князю не всё равно. Это подтверждало и то, сколько было неизбывного страдания в этом тонком голосе — по спине у Михи дрожь прошла. Такое нельзя подделать... Точно нельзя! Если Горшок будет думать иначе, то поедет крышей.

— Да не был… Бл*! Реально, отвечаю, бухло только, — хотелось отчаянно оправдаться, чтобы не было в синеющих каким-то болезненным огнём глазах-бусинках этого… Разочарования? Осуждения? Горя? — Бухло и обида! — брякнул он сверху, вновь не думая. Обида — это то, что разъело их дружбу до ржавчины. А ещё ложь. Поэтому... Миша прикусил губу, решаясь:

— Ну да, пару раз было, — нехотя продолжил. Очень нужно было, чтоб Княже поверил, а врать ему теперь в таком вот состоянии, когда тот реально был зависим от него всецело, это было совсем уж… К тому же даже если Миша откажется выполнять этот ультиматум... В любом случае это будет означать одно. Потерю. Если не физическую, то окончательную в ментальном плане. Андрей ему этого не простит. Отношения к себе, как к игрушке. Вранья и трюков.

Поэтому, видимо, придётся на этот раз уступить. В конце концов билет в вечность можно купить потом и новый. Да и угроза лишиться его окончательно прошибала до самого сердца. То заполошно билось, отбивая своим ритмом: "ду-рак!" Нет, упрись сейчас Миша рогом и либо верни Княже, либо прикармань себе против его воли — это в любом случае был бы конец. Крах хоть мизерной, но надежды, что да, он не мог этого отрицать, уже проклюнулась, да и расположила манатки прямо в его душе, будто б никуда и не уходила, м-да.

Вот подумал немного, подышал, фырча, в сторону — а ну как стащит от таких движений ноздрями Княже в сторону, а? — и гнева уже как ни бывало. Принципы, принципы… Стоят ли они окончательной потери Андрея? Нет, точно нет. И так уже из-за них и разоср*лись по большей части. Хватит — будем чинить, а не ломать, и если это означает идти на уступки — пускай.

— Но ты не думай, я не… — слова застревают в горле, тут хрена ли оправдываться, если Княже этого самого в разных вариациях слышал достаточно. И я не нарк, я не псих, я не игнорирую и не задвигаю тебя... Так, последнее точно не надо, ё-моё. Это ведь Мишка хотел бы сказать самому себе "неправда", хоть самому себе, но не мог. Не сумел. Так что лучше ему заткнуться... Княже не дурак, и явно ещё одному не то что не поверит, а, напротив, данная фраза его укрепит в разочаровании. И так уже на Горшка смотрит со смесью жалости и... Ну, будто он щенок, который снова сожрал твои любимые ботинки... И теперь и ботинки новые нужны, и щенка в ветеринарке проверять.

— Да, бл*ть, — выдохнул резко, словно в прорубь бросаясь. А шило не так легко на всеобщее обозрение выпускать, хоть и все о нём знают, но знать и продемонстрировать без всякой гордости — это разные вещи, — не сдержался, было несколько раз. Но не как раньше. Пока нет, — решил быть честным до конца. Потому что, сказать по правде, верни он свой уровень употребления на прежний уровень, то уже здесь бы и не стоял, — поверь хотя бы этому.

Очень, очень важно, чтоб Андрей поверил. Пусть поверит, что Миха хоть и снова периодически разживается наркотой, что он всё же сумеет продержаться без неё, пока его жизнь в — и это совсем не фигурально, ё-моё — в ладонях Горшка.

— Х*евит? — внезапно спрашивает тот, сбавляя обороты, и возвращая лицо озабоченное, но не зло-уязвлённое. — Ты сколько без дозы? — Андрей чуть ближе к нему подгрёб. Снова. Но больше у Миши точно не хватит сил его от себя отсаживать. Значит, надо держать себя в руках. Спокойнее... Надо вести себя спокойнее. И вообще, не ему сейчас психовать. Не у него ж теперь хрен с горшину... Странно, но вот такая шутка позволила чуточку расслабиться.. Надо быть снисходительнее, ё-моё. Маленьких обижать — совсем последнее дело.

— Не слишком, — пожал плечами Миха, если честно, он уже немного отвык от этого. Что до него есть дело, ё-моё. Не какое-то дежурное от пацанов :"Ну ты как? Петь можешь?!", не бурные, но короткие переживательные вспышки от мамы, что быстро успокаивалась и начинала идти с ним на компромиссы, — как простуда, блин, но не прям критично.

А вот здесь хоть и слукавил чуток, да, опять ложь, но на благое дело ж: волновать не хотел, и так уже извёл, наверное, маленького. Вчера вон сколько раз закипать и подсыкать заставил — сегодня тоже схватил без спросу, пересадил... Вот кто Миха после этого такой?

Да и не слишком сильно солгал, ё-моё, бывало и х*евее, вот. Да и, наконец, благодаря разговору этому объяснение нашёл приемлемое своему состоянию с этим недогриппом. Ну да, на лёгкую степень ломки-то похоже. Мозг привык, но не слишком — повезло, чё. Может, и удастся убедить Андро, что в состоянии он за ними обоими присмотреть. Мог бы и раньше сообразить, да. А хреначить вряд ли будет сильно — всё ж он и вправду не часто употреблял, но недельку-другую физически будет сложнее, чем обычно. О чём и радостно почти сообщил Княже, молясь, чтоб поверил и не заговорил опять о возвращении его в палаты княжеские.

— Миш, надо избавиться, — до уха, вроде, едва долетает, но Горшочек понимает, что проигнорировать не то что не сможет, даже и не захочет. Вот как этот тип это делает, а?! Не дано ему понять... Нажимает на какие-то неведомые струны в душе, что заставляют трепыхаться, прислушиваться, и, желательно, исполнять. Возможно, виляя хвостом. Угу, как пёсик. Только вот был бы Горшок собакой, то, что он сделал, считалось бы за откусывание руки... Не больше не меньше. Крокодил Мишка. Никому не позволял командовать собой. Ни отцу, ни матери, ни жене, женам, бл*! Ни директорам — потому и конфликтовали. Никому, кроме Андрея. Тот как-то ухитрялся — и то, конечно, не всегда, далеко нет... Но у остальных и этой власти над ним не было. Порой сам Горшок себе хозяином не был — несло его, а вот Андро что-то говорил, делал, а тушка себя увести позволяла.

— Где? — повторяет вопрос Князев, видимо, ни на секунду не забывая о пакетике, в чьём существовании не сомневался. Точно, блин, собака, унюхал.

— В косухе, в кармане, — вздыхает Миша. — Я вчера как купил до звонка Агаты, так и не вынимал! — по-прежнему, очень важно было достучаться, убедить, что это было до маленького чуда. О, кстати, Миха жмурится — главное Андрею самому так не проговориться. А то ведь подумает ещё чего... лишнего, ё-моё.

— Хорошо... Значит, есть и в моей пропаже из мира большеногих людей какая-то польза, — тихо говорит Княже, а потом снова неотвратимо напоминает. — У тебя есть выбор, — голос у Андрея звучит хоть и спокойно и даже как-то по-доброму, но не оставляет ни малейших сомнений — выбор либо наркота, либо Князев. Ну, выбор без выбора, понимаешь ли.

— Хорошо! — пошатываясь, встаёт со стула, куда упал, потому что ноги не держали, намереваясь направиться в прихожку и сделать дело.

— Миш, — настойчиво зовёт его Андрей, ещё и руки протягивая, — я с тобой.

От этого снова муть в душе какая-то поднимается. Не доверяет ему Андрюха. Хотя, в принципе, ничего удивительного. Не заслужил. Только вот выбора у того сейчас особо нет. Хоть и давит так, будто есть. Но Миша не будет иллюзию эту разбивать. Ни в коем случае не будет. Сейчас Княже настороженный, но в его силах это чувство уменьшить. И, чтоб сделать это, нужно запастись тем, что никогда не было сильной стороной — терпением.

Потому внешне спокойно подставляет ладонь — уже привычное средство передвижения, на сей раз без увёрток, открыто, да вместе с похожим в этой шубке на хомячка заморского Князем и шествуют сначала за пакетиком в вечность (угу, знал б Андро ещё об этом — а так молчал, только щёки надул), потом и в туалет. Там, чтоб уж точно не перепутать, как это бывало с мусором иногда, высадил Андрея для сохранности на верх полочки для всяких хозяйственных приблуд. Уже оттуда тот из первых рядов наблюдал за отплытием порошочка по канализации.

— Доволен? — немного по-детски спрашивает Горшок, глядя, как последние следы порошка смывает водичка. Сам он — нет, но это нормально. Последние месяцы он редко чем бывал доволен.

— Да, — просто и твёрдо отвечает тот, а потом без тени улыбки тянет руки к нему — этакий безмолвный сигнал — забери, хватит нам тут находиться... Ещё надышимся чего из воздуха. Миха вздыхает и подчиняется. Княже тёплый, и с ним не одиноко. Это и заставляет несколько примириться с мыслью, что он только что смыл в унитаз весь свой решительный и чёткий до недавнего времени план.

Горшенёв не может понять, что чувствует. Вроде бы, раз заботится так, ну почти как раньше, значит, не всё равно Андрею? Но вот так, на гнилуху давить… А не скажешь по этой мелюзге, сейчас вольготно усевшейся на ладошке, что это кардинальчик... Серый, ага — или про кого Князев там пел?!

Сам-то нечасто такими приёмчиками пользовался, открытой манипуляцией. Да, собственно, один раз только и было, причём достаточно давно. Тогда тоже сказал, выбирай, мол, я или героин. Такое вот постоянство точек, в которых тот отказывался продавливаться и терпеть. Только ушёл вот вовсе не из-за нарушения "договора", м-м... В отличие от Андрея, Миха свою часть выполнил.

А чё, действенное ведь средство оказалось — и тогда, и сейчас выбрал его, Князя. А чем тот потом отплатил, а? Не прям тогда, конечно, но всё равно — надо было, однако, условия чётче проговаривать. Чтоб, как пёс верен был, по гроб доски, ну или, хотя б, чтоб из группы не бежал. А не-ет... Продешевил Миха. Завязал, в итоге ещё десять лет жизни прибавилось...

Много в ней разного было, может, конечно, всё на спад и пошло, ну в карьере, как бы не хорохорился и не утверждал обратное, но хорошего всё равно было больше. Хоть и Княже не его выбрал, а творчество своё, личное. Вот, что ему было дороже всего. Не общее — индивидуальное. Но ведь волновался, иначе бы не стал всё это вновь проворачивать. Или просто боится, что и в самом деле просто пришибёт его под кайфом. Или и то, и другое одновременно.

Миша с трудом сглатывает — в горле внезапно словно ком ворочается. Но надо… Надо действовать дальше. Сам Андрей не справится, а он не может бросить. Нет у него таких моральных сил, чтоб отказаться. Совсем нет. Даже если всё это не по дружбе Андрюхой сделано, а из соображений личной безопасности.

Вот расколдуют, и, может быть, наберётся решимости, да и поставит в лоб все интересующие вопросы. Всё вытрясет, блин. А пока помочь надо, терпения набраться. И цыганку словить, и Княже не сгубить. Может, тогда тот сможет снова ему доверять.

Внутри горит обида. Хотелось простого и человеческого: чтоб его любили и он был нужен без всяких заковырок в виде шкурных интересов — раздавит или не раздавит. Что ж, и обиду, да даже не её по большому счёту, а горечь сомнений, приходится проглотить и на время забыть. Сейчас главное, чтоб Андрюха в порядке был, даже в таком миниатюрном варианте. Что там у него со связками, ё-моё? Следить надо, чтоб не перенапрягался и не орал...

* * *

После этого охлаждающего разговора-мероприятия Мишка как-то резко вспоминает о завтраке, уже, очевидно, давно остывшем. Ему-то по фиг, скорее, даже подташнивает... Но уж Андрюхе-то есть надо, да? Один тот вряд ли станет, явно же на нервяке весь. Так что за компанию — вперёд, хорошо б с песней, да ком в горле никуда не делся. Не кормить ж ему этого мини-манипулятора силой? Как он вообще это представляет, ё-моё. Да там и случайно-то страшно зубы выбить... Да уж — долой изуверские мысли, оставим их в театре — там да, это нужно для аутентичности.

И Горшок молча идёт на кухню, чтоб продолжить прерванный процесс. Выкладывает себе на тарелку, да отделяет на то же самое блюдечко кофейное небольшой кусочек своей стряпни. Вот здесь прям приходится помучиться — надо ж не только отрезать кусочек, но и порезать его на небольшие кубики. Проще, быть может, было бы вилкой, но раз уж взялся за гуж — не говори, что не дюж, ё-моё! Ножом рубил яичницу в кашицу так, словно Андро был беззубым.

Угу, рубил. А это, блин, не так-то просто, оказывается. Собственные огрубелые пальцы кажутся толстыми и неповоротливыми, совершенно не приспособленными для такой тонкой моторики — ух, раза два едва не обрезался.

Блин, на х*й ему это всё сдалось? Ухищряться с яичным фаршем. Небось Андрюха смог бы и так как-нибудь. Зубки тот хоть пока в ход и не пускал, но активно показывал — те у него были. Типа, откусывал там, угу, как собака из миски брал и откусывал — всё такое… Однако тут же бросил взгляд на сейчас молча и смирно сидевшего Князева, у которого даже на таком маленьком личике хорошо заметны были слишком уж нетипичные эмоции. Совсем он грустный какой-то стал после того, как заставил его под присмотром смыть порошок — точно врал, что доволен, не гордился методом, ага — теперь словно тени блуждают по лицу… Не, ему и так сложно. А Горшок не прирежется, если постарается и покромсает. И Мишка героически продолжает сражаться с микроскопической кухней.

Завтрак проходит в напряженном молчании. Жуют вяло, ни один не решается заговорить, пользуясь едой как прикрытием. Только вот той не так много, да и их животы не барабаны, чтоб заниматься этим вечность, точно Жевуны какие.

— Ну, — неловко начинает всё же Андрей, когда Миха сгружает тарелку и блюдечко в раковину, потом помоет, ё-моё. Или не помоет — тут как повёзет. Или, наоборот, не повезёт... Это зависит от того, насколько вся эта маленькая проблема затянется и какое у Горшочка будет настроение. Может вообще ликвидировать ту забросом в ведро, хрена ему, блин. Или его трупу уже будет всё равно. Ну а Князь... Хорошо, что ничего о мыслях, в башке зудевших, не подозревал. Вон поел и теперь нетерпеливо спрашивал: — Как будем искать?

— Да, знаешь, наверное, просто по адресам проедемся… — Миша, на самом деле, вообще не понимает, как искать. Несмотря на то, что недавно хорохорился. Перейти к реализации как-то посложнее оказалось, понимаешь ли. Ну если только и вправду на удачу ходить-бродить по поселеньям, да каждого спрашивать, не видал ли тот то ли цыганочку седую, то ли виденье какое, из зеркала пришедшее. Недаром же та так странно — стеклом каким-то — отдавала. Вот уж прямь задачка со звёздочкой... Одно радует: дама приметная!

От необходимости напрягать мозги ещё пуще его спасает резко зазвонивший телефон. Князев от неожиданности аж дергается. Вот дерьмо! Миша одним махом вспоминает о тех обязательствах, от которых он собирался отмахнуть одним махом и самой мощной отмазкой... Смертью, но не срослось, ё-моё. И теперь ему звонит их менеджер, Настя:

— Миш, привет, я оформила билет на самолёт, жду тебя с вещами в 13.00. Вылет в 15. Паспорт твой у меня, — бодро рапортует девушка. Ага, довольная собой, что не пришлось фронтмена на поезде сплавлять, рискуя опоздать...

— Да, Настён, конечно, — растеряно бормочет Горшенёв, а, закончив разговор, не может заставить себя посмотреть на Княже. Тот наверняка сейчас разочаруется. В очередной раз.

Совсем забыл про концерт, которого не должно было быть. Билеты бы пропали, но в случае смерти солиста аховых последствий для группы бы не было. И что делать? Надо ж ехать ведьму эту искать… По горячим следам, ё-моё! А тут Москва эта... Не лететь нельзя — организаторы за такое взгреют сильно, денежно, бл*дь. А у всех парней взрослые заботы — семьи, ипотеки-х*итеки, кредиты и прочее-прочее-прочее. Вот так подводить не стоит, подставлять даже (ему почему-то не слишком хочется вспоминать, что какой-то день назад его мало волновало предстоящее выступление, да и другое это дело — про*б по малопонятной причине, ну а что, сам же Князева чморил, а тут бросился искать его у цыган). Но и Андрея же нельзя подвести! Их отношения и так на какой-то шаткой ниточке, мостику над бездной, выстланному из прежнего доверия и, возможно, неугасшей веры в какое-никакое, а будущее всё же, держатся… Ну или Горшку хочется в это верить.

— Андро, — кусая губы, говорит, — Мне…

— Да понял я, Мих, — как-то обречённо выдает его окончательно поникший друг. На Горшка он даже и не смотрит, кажется, занят тем, что дерёт с шубы выбившуюся ворсинку. — Слышал я… В таком теле, знаешь ли, все звуки, кажется, тоже увеличились. Надо ехать, понимаю. У тебя обязательства.

Он замолкает.

— Андрей, бл*ть, ну найдём мы эту цыганку, обещаю, ё-моё, — почему-то голос срывается и сипит. В душе расползается липкое зловонное чувство, вот хуже, чем лента для мух, что он только что Андро предал. Выбрал не его, а творчество, парней, деньги и обязательства. И ведь тот, поди, думает, что это месть! — На один день сгоняем в златоглавую, потом прям сразу с самолёта и по таборам почешем. Завтра уже вырастешь! — пытается он звучать уверено, да никак не получается. Когда сам себе-то не веришь, ёщё б!

— Да, Миш, — болванчиком кивает Андрей, всё так же не глядя на него. Спасибо, не Михаил Юрьевич, бл*дь. А вот нитка поддалась и полетела рассержено на пол — да уж, исправил внешний вид шубки модельер Князев.

Чувство гнилости внутри усиливается в десятки раз.

— Княже… — и замолкает. А что тут скажешь? По-детски спросить, хочешь, мол, пошлю всех нах и не поедем никуда, да? Это даже не глупо, это жалко как-то. Не может не ехать. Тот и сам бы на его месте... А вот тут Горшок сомневается. Не факт, совсем не факт, что не остался бы.

Собирается Горшенёв в тягостном молчании. Обычно это дело нехитрое, но то обычно, а сейчас Мишка не один. Ну, ему-то концертное забросить, джинсы да футболку, ну, может, мелочей пару. Но с ним теперь ещё ж один пассажир-безбилетник едет — нет других вариантов.

Ни одного дома оставить, ни Агатке сдать — дома пропадёт, а у Агаты… Ну, там не пропадёт, но вряд ли его в таком случае отпустят с не самым надёжным товарищем Горшенёвым потом... Да и шанс хоть чёт там проговорить, решить, помочь — его Мишка потеряет окончательно. Останется только купить ещё одну дозу — уж на третий-то раз должно всё получиться, но теперь, когда разум и сердце раздразнены, мысль о таком выходе желаемого покоя не приносит. Совсем.

На всякий случай интересуется, правда, у Андрея — ну а вдруг всё же к жене хочет? Но тот, мотает башкой, мол, нет, категорически не хочет показываться Нигровской вот таким. Или же тоже на что-то надеется и Мишка ему хоть каплю дорог, да. Может, Андро — фаталист, и думает, что всё это не случайно, ну, одна цыганка на двоих, ё-моё!

Так что надо и его как-то собрать. В самый странный тур в их карьере. Совместный, увы, гиперкороткий. И тем не менее коки могут сопреть и отвалиться и за короткий период. Не ходить же ему вечно в шубе-то! Так что совершает набег на Сашкину комнату — что-нибудь уж точно найдётся. Потом вернут, блин. Или другое купит, или дочь вообще не вспомнит... Ага, прям как то, что у неё имеется непутёвый батя, блин! Думать сейчас про это особенно невозможно. Печёт так, будто Миху на сковородке до шкворчания доводят.

И точно — находит забавных каких-то мелких зверушек, типа зайцы там, но такие, очеловеченные слегка. В одежде, с мебелью даже. М-да. Мебель пока ни к чему, это на случай, если не выгорит ни хрена, зверьки будут выселены, а пока...

Только наряды сдирает с заячьего семейства — тут тебе и штанишки, и какие-то кофтёнки. По фиг, что у многих из них видок, как у сбежавших из сказки "Алладин", не стразы и не перья с розовым — уже неплохо ж! И, главное, все нужного размера, по длине так уж точно. Прикинул Мишка на глаз. Эх, жаль, обувка — какой-то пластик голимый. Придётся пока Андрею хоббитом ходить. Ну, ладно. Лето. Да и такого мелкого ж никуда и не отпустишь особо, тем более в поездке — потеряется или раздавит кто. Бр-р. Сгинь, чересчур живое воображение. Блин с голубыми глазюками подмигнул ему, а потом только закатился, плача кровью...

Когда он выкладывает добычу перед Князевым, тот зависает сперва секунд на 10.

— Эт что? — спрашивает озадаченно, а сам заметно почесывается под шубой. Жарко ему — сто пудов. Но не скинул ведь, не оголил брюшко перед ним — у, зараза, какой стеснительный!

— Ваш гардероб, мистер. — Миша отчаянно пытается сделать вид, что всё ок. Отличная одежонка! Ну и… не розовое ж, девчачье притащил! К тому же Князь особо не притязательный — мог и киндер-сюрприза костюм на себя напялить, для него мир бы не остановился, оденься он как Кен какой-то. Иногда Мишка завидовал такой непробиваемости. Но сейчас тот более уязвимый, нежный, вон как в мохнатую шубу-бубу вцепился, хорошо хоть не дрожит. — Тебе в шубе неудобно, вижу же. Запнёшься ещё об полы, да упадёшь неудачно, помрё... сломаешь чё. Нам такого не надо, тебе здоровым надо быть, да!

— Кто бы говорил, — раздражённо фыркает Андрей, однако в одёжки резво переодевается, успевая ещё и подкусывать: — Тоже мне нашёлся, поборник ЗОЖ. По тебе прямо видно, как ты о здоровье печёшься!

Злится, ясное дело. Но Мишка вздыхает с облегчением — лучше пусть злится, чем опять каким-то никаким станет. Эмоции выпустит и авось полегче будет им обоим. И лучше б сейчас это сделать... А то вдруг его на концерте прорвёт?! Не отвлекаться на вибрирующий от дрожи карман Горшок не сможет. Сердце не выдержит... И тогда придётся очень многое парням объяснить, либо все-всех разозлить. А, впрочем, он и так уже всех накалил... Не впервой!

С размером Мишка не совсем угадал — глаз не алмаз, да. Кофты ещё ничего, кстати, по росту нормально, только вот широковаты. Но Княже не привыкать — вспоминался тот расписной сюжет на необъятном свитере! А вот штаны мало того, что широковаты (кролы-то жирные, а вот Князья похудели!), так ещё и длиной чуть ниже колен. Андрюха, придерживающий штанцы, чтоб окончательно вниз не брякнулись, выглядит как какой-то ребёнок, что ли. Злой, правда... Потому что всё понимает.

— Ща, обожди, — заметался Миха. Нашёл какую-то нитку, да и обвязал — привет, мелкая моторика снова, ну, поддайся ж ты мне, с*ченька, струны ж как-то раньше сам себе наматывал — вокруг талии на бантик. Этакий подарочек вышел.

— Нормально? — тревожно переспросил. — Не давит? — не хватало ещё придушить друже какой-то странной ниткой.

— Отлично просто, — язвит Андрей, потом внимательно смотрит на него, видимо, что-то подмечает, отчего и смягчается как-то. — Держатся — и ладно.

* * *

В аэропорт они всё же слегка опаздывают (ну да, поиски такой вещи, как фен, затянулись... Миха в упор не помнил, где видел тот в последний раз, а сидевший у него всё также на ладошке Андрей делу хоть и пытался помогать, высказывая предположения одно другого краше, но большей частью лишь смешил, что только тормозило процесс), прибывая к началу регистрации, когда Анастасия уже просто рвёт и мечет и обрывает телефон Горшенёвский. А тот хоть и накалился, но почти не ощутим оказался в сравнении с другой небольшой тяжестью, к которой он постоянно прислушивается, игнорируя напрочь то, что его вызывают.

Княже был надёжно спрятан во внутренний карман кожанки — Мишка конкретно заморочился: самолично протёр там всё от и до мокрой тряпкой, высушил феном (вот зачем тот так нужен был — собственную башку не высушить, схватить потом простуду, переходящую в пневмонию, это мы могём, а вот устроить мокрое болото Князю — так нельзя!), шилом проткнул небольшую дырочку — чтоб и воздух проникал, и у Андрюхи какой-никакой обзор был изнутри.

Нет — не жалко. Всё равно помирать намылился, да и вещи... Что вещи? Тлен это! Крохотная дырочка-глазок для одного боевого минипига — это ерунда. Потому что задохнувшийся Князев — это ещё один ночной кошмар. А так он реально ощущал его тихие копошения — посолиднее мышки будет. Ещё и велел, если что надо — не щадить... Пинать, ё-моё. Хоть пяткой, хоть носочком. Чай, не гусь хрустальный Миха — не развалится.

Явно перенервничавшая, хоть и выдохнувшая с облегчением, едва завидев Горшенёвскую сумрачную фигуру, подлетевшая к нему почти фурией Настенька рывком передаёт ему паспорт и билет и неотрывно следует чуть ли не до стойки регистрации: приплачивают ей, что ли, дополнительно, чтоб фронтмен не свернул куда в строну? Или подозревают, что он сейчас сорвётся в бега, ибо Князя так и не нашли, кто знает, что выварит сей чудный котелок от стресса?!

У Мишки усиливается паранойя: вот что пристала, а, как репей к жопе — а ну как заметит каким-то образом Андрея? Логически это, наверное, невозможно, всё ж кожанка массивная, да и мало ли что в кармане там содержится, но… Раньше он думал, что человек не может уменьшиться до минипута! Так что всё, бл*дь, видимо, возможно в этом мире. Чем меньше людей рядом трётся, тем лучше. Надо спровадить старательную девицу, не привлекая лишнего внимания, ё-моё!

— Так, Анастасия! — напустив деланно строгий вид, останавливается. — Всё, молодец, привела заблудшего старого панка до места назначения, а дальше я сам, понимаешь, да?

— Но как же, Михаил Юрьевич, — девчонка не сдаётся. — Александр Владимирович велел до самой стойки!

Эх... Вот же Ренегатина! И ты, ретивая исполнительница! Будто бы он вообще несамостоятельный... Ну, а если и так, что Лосяра лично не остался его проконтролировать, а перепоручил это дельце, м-м? А вдруг он в Москве куда ноги дёрнет, а? Ну, прям из аэропорта, и плакал их концерт, да! Бесят! Что ж вы, женщины, такие упрямые-то, что цыганка настырная, что ты, Настя…

— Настенька, — проникновенно, глядя в глаза, говорит. — Мне вот сейчас в туалет надо, поссать, понимаешь? Ну можешь со мной сходить, помочь и там… Или какие тебе там на этот счёт инструкции Александр Владимирович дал, а?

Настя стремительно краснеет, Горшок лишь усилием воли удерживается от матюга, когда понимает, как двусмысленно звучит эта фраза. Бл*дь, хорошо бы девочка не обиделась — она, вообще-то, нормальная, всё четко организовывает… И сейчас пристала не по своей воле, просто беспокоился Леонтьев за срыв. Небезосновательно, надо сказать, ё-моё. Однако эта атака, как выясняется, срабатывает. Хорошо, не стала спорить и доказывать, что туалеты есть и до зоны контроля, и после. А то пришлось бы затирать, какой он старый и больной, что может и не перетерпеть до конца узаконенного шмона! Кстати, что-то внутри дёргает при упоминании досмотра, но пока Мишка не в состоянии переварить эту мысль.

— До свиданья, Михаил Юрьевич, счастливого полёта, там вас встретит кто-то из команды, — единым духом выпаливает девушка, прежде чем поспешно ретироваться.

Проводив её не самым добрым взглядом и вздохнув, Мишка думает. Напряженно так: ему и вправду надо бы в это местечко. И ему, и Андрею — а то в полёте захочется тому… А туалет в самолёте выглядит уж слишком опасным почему-то. А ну как в яму попадут и вылетит у него тот и отправится в заплыв, ё-моё, на короткую дистанцию! А может, дело в той самой тревожности, что зародилась дома и так и не оставила… Никогда ещё настолько от него жизнь другого не зависела. Удивительно, как Горшочек ещё по потолку ходить не начал, ё-моё!

Уже в кабинке, придерживая стоявшего на ладошке и тихонько матерящегося Андро за одежку, чтоб и в самом деле в унитаз не нырнул — в раковину слишком опасно: увидеть могут, в любой момент войдёт кто — внезапно докручивает зарождённую было зоной досмотра мысль и понимает, что у них появляется маленькая проблема.

Ага, размером с хомяка домашнего примерно! Ну это если малость Андрюху раскормить, чтоб щеки посильнее округлились и бока пошире образовались, м-да. Шутки шутками, а скоро станет не до них.

Косуху же придется снять — там заклёпки, все остальное… Её просветят и могут Андро-то и обнаружить. Да что там могут! Обнаружат! А на хомяка на рентгене тот вряд ли будет похож. Как и на куклу барби. Ага, со скелетом, ё-моё! Скажут вывернуть карманы, а там вовсе не супер реалистичный мини-скелетик. Да и хомяков-то, чай, в ручной клади провозить нельзя! А то сбегут из кармана и погрызут провода какие — самолёт и того... Миха сбледнул. Авиафобия всё-таки где-то глубоко сидела, расположившись на соседнем креслице со страхом высоты. Оттого-то никогда и не садился рядом с иллюминатором. Оттого-то и редко летал трезвым, вот как сейчас... Но не с Андро ж в кармане напиваться?! Впрочем, в кармане куртке его точно не оставишь... Нет, надо чёт придумать и быстро. Сейчас регистрация закончится.

— Андрюх, — шепчет он, едва Князь закончил, ворча, что-то о попе на мосту и что у него в резюме можно занести это сомнительное достижение, — надо менять место для твоего схрона.

— В смысле? — а вот Андрей почему-то не догоняет. Только-только примирился с карманом — реально, хоть и ни слова не сказал, но лез внутрь с какой-то тоской... Но оно и понятно — был человеком, а стал точно вещь... Таскают его тоже в кармане, ё-моё, как ключи и зажигалку.

— Да увидят — просветят и увидят, — горько мотнул головой Миха. — Видишь замки, бляшки — всё это добро, как мелочёвку, из косухи не выложишь.

— А, ясно, — озадаченно протягивает явно ещё больше сжавшийся Князев, хоть и понятно, что в багаж его никто не сдаст — знаем, как там с тем обращаются, но всё равно отлипать от тела и совсем уж овещестливаться не хочется никому. — В сумку?

— То же самое, — отмахивается Мишка, напряженно думая. Голова, кажется, от усилий болит ещё сильнее. Сейчас котелок взорвётся, ё-моё, окатив всех кипятком.

Он растерянно оглядывает стенки сортира, будто это помочь может. Потом и себя. Лампочка не лампочка, но идея его внезапно озаряет. Точнее, он их замечает — эти, нечасто используемые, но настойчиво прошиваемые производителями карманы джинсов...

— Есть вариант, — шепчет — тяжело, кстати, к этой тональности привыкнуть, так и тянет погромче чего сп*здануть, жаль, но так можно лишь у себя на хате. — Карманы на штанах. Передние! — чувствуя, как начинает биться венка на лбу, прибавляет.

Андрей от такого предложения аж попятился, чуть и в самом деле не свалившись, Мишка — молодец, вовремя подхватил. А у самого аж дыхание занесло ко всем чертям... Ну вот чё того так убиться тянет? Не его эта роль... Совсем.

— Ну, что не так? — почти взмолился — Я ничего другого, никакого выхода иного не вижу.

— Кроме того, что это неприлично, — зазвенел тонким голосочком его друже, теперь надежно пойманный в другую ладошку, когда, смирившись, прекратил наконец в ней трепыхаться, — меня может тупо раздавить при движении. При шагании, — Андрей морщится. — Не говорю даже при сидении, Мих!

— Да ну, нах, — Горшок отказывается даже вариант такой представлять. Понятно, что карманы узкие и ноги да, переставлять надо, но... Не должно такого ужаса произойти. — Преувеличиваешь. Ничего не будет. Только регистрацию пройти, потом обратно в комфортный кармашек и полетели.

Возможно, будь у них чуть больше времени, можно было бы и другой план придумать. Ну там кофту с карманом нацепить или рубашку какую... Но времени катастрофически не хватает. Посему пришлось вынужденно перебираться ворчавшему Андрею в указанное место.

— Если что, — еле слышно говорит Миха, выходя из кабинки, — план тот же: пинай, или там ещё как-то показывай, что что-то не так. Постараюсь поменьше трясти, держись там, короче!

Подумав, добавляет:

— Только это, по возможности без излишеств показывай, лады? И… — он медлит, понимая, что если Князь воплотит угрозу и цапнет, то может попасть по очень нежным местам, поэтому проглатывает образовавшееся смущение от — опять же — двусмысленности фразы, — без зубов.

— Не бойся, ничего важного не откушу, — невесело хмыкает Андрей из кармана. Хорошо, что рядом никого не было, потому что хоть и на грани слышимости, но Миха-то вздрогнул!

Это не самый удобный способ переноски и для самого Горшка — ощутимо мешается «предмет» в кармане. Там и так-то тесновато, всё ж размерчик не совсем... кхм, стандартный. А тут ещё прибавился грузик.

Хотя, глянув в туалетное зеркало, с облегчением понимает, что, благодаря выпущенной футболке, не слишком сильно заметен его нелегальный пассажир. Единственное, ремень заранее снимает — авось не потеряет, да, всё лучше, чем в той зоне светить бедренными карманами с припухлостью.

Андрею же, тем более, неудобно: штаны слегка тесноваты, так что Княже практически прижимает и распластывает блинчиком. Возможно, его опасения не так уж сильно преувеличены. Поэтому Миша идет медленно и осторожно, передвигается, как инвалид, ё-моё. Слабо утешает его только то, что в таком прижатом состоянии хорошо ощутимо каждое движение — и сразу видно, что не блинчик там — живы будем, ё-моё!

Впрочем, никаких сигналов бедствия Андрей не подает, так что Мишка надеется, что его там не слишком сильно подприжало. Однако, когда этот сомнительный план сработал-таки, и они успешно проползли — с учётом Мишкиного тихоходства — сквозь рамки, и бедный, слегка помятый, но живой и всё также тихо матерящийся Княже был вызволен из заточения (спасибо за туалеты, наставленные, как грибы, с заботой о людях, во как!) и перемещён обратно в комфортный кармашек, оба вздохнули с явным облегчением.

* * *

Сам полёт проходит почти без эксцессов. Разве что Мишка вызвал странный взгляд у бортпроводницы, попросив плед. Летом, блин, да и в неснятой косухе… Наверное, стюардесса подумала, что он больной какой, может, в ознобе колотит. Что, впрочем, тоже с ним бывало, м-да. Впрочем, улыбнулась и выполнила требуемое. Мало ли, ё-моё, не сто грамм же просит по старой памяти.

А плед был необходим — дополнительная гарантия, ё-моё, от взглядов любопытных. Хоть и билеты оставались только в бизнес, а не то точно б сэкономили на растратчике, ага, но всё равно соседей хоть и не густо натыкано было, но были ж! Да и с пледиком, обернувшись, подглядывать, как там Андро — гораздо легче.

И не зря ж обеспокоился, да лишний раз перестраховывался — на взлёте, заглянув в кармашек под пледик, замечает, что Андро болезненно морщится. Странно, ёлки, тот авиафобией не страдал раньше. Это Миху приколачивает обычно. Да вот сегодня не до этого — другие заботы — росточком с пальчик.

— Княже, ты чего? — еле слышно шепчет, оглядываясь вокруг (всё спокойно, не должен никто услышать). Ближайшие соседушки в наушниках сидят, в ноуте окопавшись с важным видом. Ну да, ну да, бизнес ж!

— Уши закладывает, — смущённо пыхтит Андрей в ответ, силясь уши свои то ли зажать, то ли открутить на фиг, отчего и ворочался по кармашку, как жук какой. — Сильно, бл*дь, видимо, у этой мелкой тушки такие вот побочные эффекты.

Горшенёв теряется — а что делать-то? Снова его мучительно колет совесть. Прихватизировал Княже себе, понимаешь ли, и хуже, чем собачонку протащил за собой. А ведь мог бы догадаться, что на того может как-то вся эта перегрузка повлиять! А если у того не только уши, а ещё и давление какое *банёт?!

Но что-то же надо делать! Не должен тот по его глупости страдать... Мелкого Князя беречь надо сильнее даже, чем взрослого. Вот ведь, как теперь ясно-то это пришло, что не кусать побольнее, отплатить, уязвить как-то, чтоб внимание, пусть и злое, обратил, хочется, а вся его сущность рвётся и жаждет помочь.

Наверное то, что он делает, приходит, скорее, инстинктивно, каким-то необъяснимым образом, вопреки попыткам разума найти решение: просовывает руку, отодвигает Князевские лапёнки в сторону и осторожно, но плотно закрывает пальцами ушки — с таким-то размером это совсем не сложно, а третьим пальцем слегка, едва касаясь влажных волос (сопрел у него в кармане, не иначе!), поглаживает по голове.

Хрен его знает, почему, но Андрею явно помогает — и дышит спокойнее, что ощущается легчайшим дуновением на пальцы сложенные замысловатым образом, и даже моську не кривит. Вообще, чуть ли не отключается от способа этого немудреного, полностью, кажется, положившись на Мишку. В прямом смысле, впрочем, тоже. Наполовину облокотившись на ладонь — проделывать всё это проще и удобнее обоим. И Горшочек, выдыхая, чувствует, как тоненькая истрёпанная ниточка доверия становится чуть крепче и толще.

Собственно, после взлёта уже, судя по совершенно выровнявшему лицу этого делового пирожочка, проходят все неприятные симптомы и необходимость в этом методе отпадает. Однако Миха, хоть и выпустив уши, всё равно продолжает поглаживать по головёнке — уже больше для собственного успокоения. Потому что осознание, что он снова в летающем потенциальном гробу, как-то волнами приходит. А Княже оказывается верным средством для снятия стресса.

Ну чего вот Горшку бояться? Андро фартовый, ё-моё. К тому же не он ли сам недавно убиться хотел. Так что страх совсем не логичен... Впрочем, искать эту самую логику в фобиях столь же бесполезно, как пытаться на одном басу сыграть весь рок-концерт. То есть что-то, конечно, получится, но это что-то будет настолько далёким от идеального...

Останавливается со своими поглаживаниями только когда понимает, что Андрей, вообще-то, уснул. Ну, перенервничал, наверное, всё же. А сейчас вот как-то с его, в кои-то веки небесполезной помощью уснул, ё-моё! Расслабился, почувствовав себя в безопасности... Хотелось бы думать, да. Или просто мелким чаще сон нужен? Может, у них, типа, день за неделю идет? Мишка не знает, но очень боится потревожить своего минипута. Теперь уже замирает сам, опасаясь пошевелиться, надеясь, что сегодня самолёт не устроит им трясучку. За этими мыслями, не замечает, как и сам проваливается в сон — не планировал, перелёт-то короткий, но организм решил иначе.

* * *

Чёртово подсознание снова отправляет его в мини-тело. Вот ведь — повторяющийся сон... Да ещё и сюжетный, где каждый раз новый кусочек мозаики. Интересно: раньше с ним подобных вывертов не бывало. Миха осмотрелся — мало ли, вдруг, раз нашлось в его жизни место маленькому чуду, Андреа-сюрпризу, может, и сон чего дельного подскажет. Ну, как дальше им быть, куда бежать, чтоб расколдоваться.

Но пока отмечает только, что лежит снова на чём-то мягком, голым, ё-моё, правда, укрыт — только руки-ноги не закрыты. И уже не так отвратительно горячо во всём слабом теле, да и осознанности пробегает чуть больше.

— Помогло, Агат, — с явным облегчением произносит голос Андрея, а открыть глаза на этот раз совершенно не удаётся, точно те прилипли, ё-моё. — Явно меньше температура, — теперь он вяло понимает, что от лба осторожно отделяется что-то большое, мягкое и, на контрасте с ним, очевидно, прохладное.

"Палец!" — думает Миша, понимая теперь, как его касания отдаются Князю.

— Термометр с тобой согласен, — а вот и голос Агаты, похоже, она сильно чем-то озабочена, а ещё немного раздражена, но держит эту самую злость пока под замком... Точно выжидая момента, когда, и это он понимает чётко, можно будет обрушить лавину гнева на супруга. Интересно, где ж тот так накосячил и почему заработал отсрочку исполнения наказания, а? — Но нам надо придумать что-то ещё. Не можем же мы каждый раз его окунать в холодную воду. Так он точно не выздоровеет, а ещё больше простынет. Может, в ветеринарку позвонить?

— А чем они помогут? — неподдельно удивляется Князь. — Да и чё мы скажем, что у нас крыс или хомяк морской такой необычный? На человека только немного похожий, ага, а так обыкновенный грызун да?!

— Не тупи, Андрей, — нетерпеливо поясняет Агата, — Мишка сейчас размером с крыску, крысы тоже болеют, значит, и температуру им как-то понижают, так ведь? Может и нашему тоже поможет… Укол там или раствор — можно попробовать в пипетку поместить!

Она вздыхает, а у Горшка даже во сне всё поджимается... Не хочет он никаких иголок. чтоб тыкали своей крысиной отравой, ё-моё. Понятно, помочь хотят, но... Не надо, блин! Только вот сказать об этом не может. Совсем-совсем ничего он тут не может, увы. Тушка отказывается подчиняться. А разговоры меж тем нарастают, спор уже и не идёт — кажется, кто-то звонит в ветеринарку, сбивчиво что-то объясняя про загрипповавшую не на шутку крысу весом в грамм триста.

Миша их не видит, но почему-то понимает, что и Агата, и Андрей в этом мире опять огромные по сравнению с ним. Шутки подсознания, целая серия снов, получается, где вся это сверхъестественная хренебода с ног на голову перевернута… Интересно, здесь он тоже из-за цыганки уменьшился, иль другой какой сюжетец превращения, м-м? Только бы, бл*дь, у него в реале Андро не слёг с похожей заразой — это пздц. А ему и ответственность разделить не с кем. Не Ренника ж, недоветеринара, посвящать в перипетии их чудесных отношений?

Впрочем, думать об этом сложно. Вообще о чём-либо думать трудно — голова тяжелая, сильно хочется пить… Он открывает рот, надеясь, что раз зашёл разговор про пипетку, то его как-нибудь напоят... И правда, ё-моё. Голову и грудь слегка приподнимают, подкладывая пальцы, а затем медленно-медленно поят. Но легче от этого не становится. Нос и горло болят и, похоже, отмирают сами по себе. Не очень приятный сон — и в реале же самочух далёк до хорошего, ломка, чтоб её... Впрочем, и там, и тут — была одна деталь, подкрашивающая это бесцветное существование. Князь.

Из сна его вырывает ощутимое движение в районе грудной клетки. Мишка открывает глаза, здесь это получается — так и есть, всё ещё самолёт, и, очевидно, Андрей-таки воспользовался способом, предложенным для связи экстренной, пнул легонечко.

— Андро? — вопросительно интересуется у мелкого, заворачивая морду под плед.

— На посадку идём, пристегнись, стюардессы уже объявляли, — Андрей чуть запинается, а потом внезапно продолжает, озвучивая, наконец, причину, по которой разбудил. — И… можешь сделать, как делал на взлёте?

Эта тихая смущённая просьба неожиданно отдаётся радостью в сердце — всё ж таки хоть что-то Мишка правильно допёр, не накосячил... И Андро страдать не спешит, вон обратился, значит, всё ж таки доверяет хоть немного, показывает, что может положиться на него, на Горшка.

Вот расколдуют, и точно имеет смысл поговорить, попытаться укрепить их ниточку ещё больше. Думать про то, что тогда этому чудушку будет больно, Мишка не хочет. Понимает, что не может отказаться ни от общения с Андро, ни от попытки вернуть утраченное... Пусть и недолго ему осталось жить. А пока он улыбается, ловя момент, и выполняет просьбу Княже — это, блин, даже приятно.

* * *

В Зелёный театр они прибывают вовремя — не летят как сумасшедшие, в этом повезло. Да и сопровождающий — адекватный, с вопросами лишними не вяжется. Прислали, понятно дело, не техника — те сейчас в зале нужны, а турменеджера. Прибывают, ага, в театр, где их очень-очень ждали. Мишка — так вообще окрылённый, после заглаживания в самолете Княжеталисмана и дышаться-то легче стало. Он ощущал в себе настроение отжечь по полной... Кто знает, может вот это выступление — последнее?! Раз уж то свершилось вопреки и планам, то надо выложиться по полной, ё-моё. К тому же, Андрюха, надежно сокрытый в прежнем кармашке, тоже не подаёт никаких признаков недовольства. Перегрузка оказалась полностью нивелирована простым дружеским участием!

Ренник выдыхает с видимым облегчением, когда Горшок заваливается в гримёрку. Видимо, до последнего сомневался, а не придётся ли ему отдуваться перед полным залом, жаждущим Горшка, а ещё... возможно, уже слухи просочились и вопросов у толпы прибавилось.

— Ну что там, неизвестно? — спрашивает Лось после дежурных приветствий. Были б копыта — точно б нетерпеливо их в землю зарывал, пока ожидал ответа от стушевавшегося и махом погасившего своё сияние Горшка. Так-то, ему светиться поменьше надо, ё-моё! Для всех же Княже куда-то испарился на фиг!

— Ни словечка, — Миха стопорится: а что говорить-то и как вести себя? Ну понятно, что надо поумерить радость, вспыхнувшую от осознания, что в кармашке-то у него тот, кто ещё два года назад ноги сделал, пропав из его жизни... по собственному, с*ка, желанию! А то ещё решат, что он маньяк какой, что самолично к заветам Тодда и Ловетт прислушался, да и накрутил из Андро фарша... В голове тут же представилась эта картина. Будь проклято живое, мать его за ногу, воображение! Бр-р... Нет, такого нам не надо... С таким-то ореолом в вечность не уходят... Тем более, что в связи с происшествием его околонулевая вера в сверхъестественное крепко так укрепилась.

Так, и что делать-то, чтоб подозрения отвести?! Надо всячески рассуждать про пропажу Андрея? Всем видом показывая, что хотел бы сейчас носом землю где-то в Питере рыть, а не тут скакать... А не перебор ли? Ну чтоб, типа, не подозревали? Или уйти в себя и игнорировать любые расспросы? Типа — отстаньте, я в печали.

В том числе и от журналюг — наверняка ж уже прознали и вот-вот прикопаются со своими дурацкими вопросиками. Будут спрашивать, что он думает, что сказал бы Андрею… Не жалеет ли о ранее озвученном мнение, не поменял ли то... И другое — то, что похоронил бы без всякого сожаления на дне души. Миша чётко понимает, что это будут самые трудные и болезненные интервью. И более того — от них не сбежишь, это ж, ёлки, сенсация, из-под Земли отроют... Вот Андро не могут, поскольку тот увесистым хомячком сидит у него за пазухой, считай. А Горшка откопают и говорить заставят. И ведь все в группе будут напирать, что говорить надо, что молчание от него ещё больше ужастиков и толков породит. Миха всё это понимает. Не дурак. Но понимать и принимать — разные вещи. И это раздражает неимоверно.

Так с потенциально грядущих расспросов от работников прытко пишущего пера, переключается на вполне реального и стоящего аккурат перед ним работника музыкальной сферы, всё ещё живо напирающего да всевозможные версии строящего. От самых обыденных — напился да куда-то забился — до фантастических, где фигурировал портал в сказку и вообще, такое обилие невероятных подробностей, что Миха невольно прищурился, а не потребляет ли чего товарищ Леонтьев... Ну или просто читает до фига фантастики. И сказок — ну, понятно, у него детей до фига, но... Всё равно, ё-моё, почти серьёзно ведь предполагает. Неужто встречался с чем-то сверхъестественным, а?!

Теперь Горшок не был настроен столь категорично. Куда там зарекаться, когда твой карман греет маленький Андреа-сюрприз! И всё-таки странно, что Сашка так перевозбуждён... Даже предлагает вместе по Купчино порыскать да в других памятных местах, как прилетят. Надо же, ё-моё!

Интересно, это тоже дань формальности? Ну как приветы в начале встречи, а?! Или в самом деле за Андро волнуется? Удивительное рядом, но, похоже, что именно последнее. Да, пожалуй, чем в рисования перед публикой умелые Миша больше склонен верить в искренность по данному вопросу.

Имелись, так сказать, основания, понимаешь ли! Ведь Лось ретивый всегда грабли-копыта к Князю тянул, собственнически, блин! Вот не дай Ктулху перепал б ему Андро-с-пальчик, точно б себе загрёб да ни с кем находкою не поделился, ё-моё! Одну Америку, да «яблочко наливное» стоит вспомнить. Хоть и страшно... И неловко, и злит, с*ка, бл*, сколько б лет не прошло... Как и злит то, что на свадьбу свою Княже, вызверившись, видимо, и за Бунт, и за отношение к нему после разбитого стекла, пригласил свидетелем чрезвычайно гордое парнокопытное! Ну и потом последовала симметричная мера от Мишки. Но как, с*ка, бл*, ему было не пригласить на эту роль Старого? Тот и так обижался за почти вытуривание с группы... А там б его и вовсе порвало. И нет, Миха не был суеверным. И чепуха про одинаковых свидетелей на двух свадьбах его не сильно волновала... Говорила обида.

Ну вот не думал он, что это Бунт и разбитое стекло заденут Андрея до приглашения Леонтьева. Невольно вспомнив, скрипнул зубами — сколько лет прошло, а бесит! До сих пор бесит! Миша чувствует, как необоснованная (что-то внутри рычит, что вполне всё обоснованно и законно, блин!) ярость бежит по венам и артериям, словно поджигая изнутри.

В этот самый момент и получает тревожный условный сигнал. Тот с трудом до разума доходит, потому что тот булькает громко, видимо, закипая... Прилетает ему лёгкий пинок по рёбрам — интересно, он его рукой, или ногой? Впрочем, думать об этом особо некогда — у него аж дыхание перехватывает: наверняка что с Андрюхой, он не стал бы по пустякам тревожить в раазгар оживлённого разговора тем более!

С большим трудом отделавшись от настырного Леонтьева, сославшись на необходимость «прям щас отлить, а то лопну» (Сашка аж покривился от подробностей, но дорогу освободил, не решаясь приставать и в сральнике. А сам Миха едва сдержался, используя эту, грозящую стать универсальной отмазку от назойливых лиц, чтоб не рявкнуть: «Отвали!», и не послать по известному направлению — а вот это неправильно было бы, совсем. В конце концов ничего ж плохо тот не отмочил! Да и подозрительно! Хотя, может, на нервы всё спишут), летит в туалет — ну да, у них теперь какая-то вечно туалетная история получается. Этак вообще там пропишутся, благо сейчас прошли времена, когда туда безопасно было только парами или толпой ходить... Вполне можно теперь отлить в гордом одиночестве, ё-моё!

Ну а на людях (что точно заметят такие вот побеги от них сайгаком в отхожее место) так, видимо, скоро будет объяснять всё проблемами с почками — мол, старость не радость, приходится зайчиком туда-сюда бегать. Ну а как ещё экстренно с Андро пообщаться, без риска выдать? Хоть ему туда наушник просовывай, или мобилу подкладывай, а себе тож наушник — мобилу опасно — засекут знакомый голос. А, да по фиг, на этот раз именно так — Княже важнее репутации! Блин, ладно, невелика потеря. Пусть хоть медвежью болезнь приписывают, неважно!

— Чё? — заполошно спрашивает, едва забившись и закрывшись в кабинке. Попутно аккуратно вынимая — мало ли, взяло и запоздало вкатило от полёта... И куда бежать? Реально, что ли, Леонтьеву сдаваться — всё ж свой и на опыты не сдаст... Ага, помнил б тот ещё, что в его башку пытались двадцать лет назад вбить, ё-моё!

Но Андро… не выглядит ни больным, ни, тем более, умирающим от какого-нибудь внезапного пздца, как уже успело пригрезиться вскипающему по дороге Мише.

— У тебя чего так сердце стучать стало? — вместо этого интересуется этот фрукт — Я прочувствовал, пока ты с Сашкой говорил. Будто барабанную установку прям ко мне подкатили и без всяких буферов врубили!

— Ты чё, ё-моё, за этим меня позвал? — Мишка хочет возмутиться: он чуть инфаркт тут не схватил. Ну, технически, не позвал, конечно, а просто знак подал, что надо чего-то… Это уж Горшок сам в своей башке доварил… Нечего возмущаться, блин, сам виноват. Надо было условиться, что один пинок — пздц, помираю, два — терпимо, три — надо б поговорить! Но... он так не сделал и теперь вот пожинал плоды. А у мелкоты-то слух весьма чувствительным оказался... М-да, и как теперь с ним концерт отыгрывать, а? И речи о том, чтоб оставить это чудушко в гримёрке не было — ещё пороется кто, или уронит сумку случайно или куртку, блин. Ну уж нет... А с ушами... Ну, замотают сейчас те бинтиком или ватой какой — найдут. Должна ж тут аптечка быть.

— Я испугался, — следом за показавшимися весьма долгими мгновениями как-то нехотя говорит Князь. Даже не нехотя, а совсем уж для него несвойственно — то есть, нерешительно. — Перед Окнами всякое говорили, например, что со здоровьем у тебя швах, и что… Ну, что можем не увидеться больше, — у Горшка от этого снова ком посерёд глотки встал. Пазл-то начал складываться... Не по своему разумению этот дивный фрукт к нему подкатился тогда. Увы, какая-то добрая душа шепнула. Правду, в общем-то. А Княже и испугался — заполошно прибежал. Только вот потом как-то успокоился, что ли. Иначе, почему, гад, не воспользовался приглашением, а?

Но спросить всё это Горшенёв не решался. Страшно ответы услышать было. Внутри всё будто кочергой ворочали — все угли разворошили, чтоб, с*ка, горело ясно и не погасло. А ведь тот, гад мелкий, по-прежнему, упрямо не смотрел на поражённого Мишку, но продолжал:

— А тут забилось вот… сердце, словно вот-вот выскочит… — Князь дёрнул плечом. — Вот я и запаниковал. Решил, что надо тебя переключить, чтоб успокоился, а ты ещё больше... Ну, сердце у тебя застучало, когда я сигнал-то подал, — Князь совсем уж в ладонь ему уставился поникше.

М-да, Миша растерянно хлопал глазами. Успокоить он хотел... Угу, да эмоция эта, что случилось чего — посильнее обожгла, так-то! Сдался ему Ренник и обидки прошлые. В результате хороши, ё-моё, друг друга, блин, перепугали. И Князь… точно беспокоится. И беспокоился раньше. Было б по фиг — проигнорировал б совет дружеский, м-да... Ну не мог он поверить, что это всё Андро специально — фотодоказательствами примирения запасался, ага. Так что переживал. Не переживал бы — не отчитывал в открытую за наркоту, понимая, что совершенно не в том сейчас положении. А этот стал. По-прежнему прямо балякал.

Но вот как к этому относиться — не знает Миша. С одной стороны, приятно же, душу греет. А с другой, вот узнает сейчас, своими проницательными мозгами допетрит, что дружочек его бедовый со своим х*евым состоянием здоровья решил окончательно закончить земные мучения и…

Что Андрюха сейчас может сделать? Орать будет, или уйдёт, снова, бл*дь, окончательно разочаровавшись? Решив, что не стоит тратить свои ресурсы и энергию на того, кто уже всё равно обречен? Это прям будет больно, невыносимо больно. Хотя и без того тошно всё... Было, пока не нашёл в кармане это чудушко. Даже забываться стал, что тот там случайно оказался и вообще — это лишь на время. Короткое время...

— Ну есть, — тянет, не решаясь лгать. Потому что у Князя и на это дело чуйка. Нет, лучше недоговаривать, это сложнее будет раскусить. — Сердце пошаливать стало, да. Врачи говорят, что лечиться надо.

— А ты вместо лечения по концертам скачешь? — Андрей наконец-то смотрит на него, со смесью раздражения и страха. И чего-то неопознанного. — Окна, Нашествие, на которых ты, говорят, как в последний раз отрывался… Это как с фейерверками в две тысячи втором? Способ эффектно уйти? Отвечай, Мих, бл*дь, что, решил пятый десяток не разменивать, да?

— Нет! — искренне восклицает Миша, чувствуя, что они опасно близко к правде. И для достоверности мысленно прибавляя, что пока ты такая мелочёвка пузатая — нет, ё-моё. — Не было такой мысли! — а вот тут, увы, лжёт...

— Ты вообще лечиться думаешь? — с напором спрашивает Андрей, ещё и бровь выгибает — ну ё-моё, даже в таком миниатюрном виде... Выглядит... грозно.

— Да! Буду лечиться! — болванчиком кивает. Внезапно эта мысль уже не вызывает такого отторжения… В самом деле, неизвестно, насколько вся эта канитель растянется, а чтоб дожить до счастливого, ну для Андро,финала, может и стоит чуть срок себе продлить.... Возможно, и лекарствами.

— Когда? — не отстаёт Князь, ещё и за палец его хватая, требовательно так. — После дождичка в четверг?

— Когда тебя расколдуем! — уже очень трудно сдержаться. В конце-то концов опять это недоверие! Да и, ёлки, хорошая идея продлить — м-да, но тогда либо положат как следует лечиться — и куда он с Андро? Либо хуже — тот всё про него услышит. И уже не отцепится и после расколдовки.

— Вот не надо мной прикрываться! — вскинулся Князев, сжимая пальчик ещё сильнее, явно жалея, что не может нормального пинка отвесить. — Ты хотел бы лечиться — давно б уже пошёл.

— Правда, Андрей, буду, — устало соглашается, прикидывая, что если быстро найти цыганку не выйдет, то так и придётся сделать. Голова уже просто трещит, да и слабость накатывает — а ещё ж выступление… Надо, чтобы Андрей перестал ёршиться, подозревать вечно…

— Посмотрим! — бросает Князь вместе с его пальцем, угрюмо отворачиваясь и уже оттуда бурча: — Слов мало, Мих, действия нужны конкретные.

Этот разговор опять оставляет мутный осадочек в душе — этак она скоро полностью заполнится всем этим бутором, не проговорённым и не решенным, лишающим лёгкости бытия. Но времени с этим разбираться нет: ещё немного проторчат тут — и парни их, музыканты, организуют поиски своих вокалистов… Ну, то есть его, Мишки, поиски. С глубоким сожалением поправился он, отправляясь готовиться к выступлению, совершенно забыв о планах замотать чем-нибудь Андрею ушки...

* * *

Не поверите, с*ка-бл*, но ни перед одним концертом так не волновался, бл*дь. И причин несколько. Во-вторых, и нет, вы не ослышались — градация составлена по значимости. Так вот, во-вторых, его недолжно было быть. Ну вот совсем. Билеты — либо пропасть, либо перенестись на какой-нибудь... концерт памяти, ё-моё. И слушатель не должен был собраться тут. Не на него во всяком случае, Миша уже смирненько должен был в морге коченеть где-то, да... Невесёлое это во-вторых, вот совсем, с*ка, в раздумьях, что этого всего могло и не быть, тонущее, точно в болотине гиблой.

Ну, а во-первых, да и он нынче, пожалуй, всегда на первой строчки Горшенёвского хит-парада будет, с мыслями о котором он засыпает и просыпается... Ну это Андрейка, ага. Киндер, блин, сюрприз. Только что оберточка недостаточно яркая — как шубейку-то снял. А вот с киндер-сюрпризной из синтепона — может, и спокойнее было б. В ней-то можно как мячик, смешной шарик какой пружинить. А на голову шлем мотоциклетный — снять с какой-нибудь барби-байкерши и по фиг, что розовый... Да только времени нет. Ни на что нет. Совсем вот. Даже чтоб цыганку поискать.

И не оставишь, да, в гримёрке. И даже сам Князев с этим согласился — нельзя, слишком опасно. Значит, ё-моё, снова вместе на одной сцене будут зажигать. Ну, Миха факелом ярким, а Княже — спонсор этого концерта и вообще, продолжающейся жизни — как незаметная зажигалочка в кармане.

Вообще, конечно, понимаешь ли, абсурдная ситуация — вместе, да не вместе. Не то вместе во всяком случае, которого просила душа. Впрочем, та и этим довольна была. Ну, что имела.. Хотя и жаждала больше. Несомненно, человек — существо такое. Ему всего всегда мало, ё-моё. Вот и Мишу подобная близость хоть и примиряла с бытием тягостным, но всё равно заставляла желать подчас, наверное, невозможного. Чтоб снова вместе да на одной сцене — и обоих, что принципиально важно, хорошо видно и слышно!

А так, к счастью, но не всеобщему, вовсе нет, но останется Андрей незамеченным (по крайней мере Миша надеется на это). Благо имеется вариант всё это провернуть — выйдет в косухе на футболку. Можно было ыб и плащ, конечно, но в том совсем-совсем спечёшься... А скидывать после эпичного выхода как раньше не выйдет — нельзя... Там драгоценность хрупкая. А косуха — хоть коротка, и жопа не выпотеет — уже хо-ро-шо, ё-моё! Вот, видишь, Княже, он уже старается видеть позитив... Это ли не часть заняться здоровьем, м-м?И всё равно жарковато, да, но тут уже ничего не попишешь. Пусть остальные

думают, что хотят. Решительно по фигу... Может, морозит его, может, руки исколоты... Какая белая тапочка, а?!

Ладно, решено, что нам зной, что нам дождик проливной, когда Андрюша, блин, со мной — поэтому ни фига, переживут концерт! Оба! Не развалятся, не вспухнут... Жар костей не ломит, а вентиляция у Андрея какая-никакая, а есть.

Эх, ещё б взмолиться, чтоб потом журналисты не слетелись, коршуны подбитые. Да не закаркали своими вопросиками, расклевывая, как Прометею печёнку, его душу! Но кому только, а, ё-моё?

Вера, ещё вчера бывшая полнейшим неверием и даже подтруниванием над всей этой сверхъестественной мутью со всем вытекающим, ныне постепенно крепла и укреплялась. Не в какую-то там божественную сущность, что может вот такое проворачивать, а, скорее, в то, что мистика где-то рядом. Прям как истина, если говорить категориями Икс-файлов... А если точнее, то у него в карманчике!

Кто знает, быть может, всего-то и нужно поверить изо всех сил, да и призвать волшебника какого доброго, чтоб расколдовал. Правда, как его звать... Не Лунная ж призма, дай мне силы, хы-хы — этак, он точно кукухой поедет.

Хм, а это, кстати, на заметочку — нет, не призму, а всяких там хиромантов и прочую шушеру — надо будет, если цыганку не отловят, походить по всяким, а чё терять-то?! Ну, понятно, что большая часть — фиги, ничего из себя не представляющие... Ну а ну как повезёт им, а? Должны ж быть настоящие, а? и без всякого вертолёта голубого, м-м?

Авось есть у них зелья-заклятья какие, чтоб человек мог вырасти… Хоть какой-то способ, чтоб не мучился Княже так вечно в домике-коробке и вате-кровати и в одежке с заячьего плеча, ё-моё. Покопаться знатно придётся — это прямо к гадалке не хо... Вот же стерва — даже одно напоминание бесит!

Но теперь Миха, как собака, запомнил запах и приметы "настоящей", сумеет, поди, отличить от шарлатанов умелых, глазами своими выразительными вращающих... Ведь, вполне возможно, есть среди их братии юродивых настоящие. Может, один-два, но есть. Вот их-то и надо найти любой ценой.

Да ещё как-то при этом — всех этих походах-погружениях по разного рода магическим самоучкам-любителям-мошенникам — Андро не засветить. А то ведь узнают ещё, да и сдадут жареную информацию ради выгоды. Нет, ё-моё, этот план, если придётся его воплощать, нужно будет продумать от и до. И вообще...

А чё это он не верит в успех первоначально намеченного? Не смогут они, что ль, отыскать какую-то там цыганку, а? Да ну... Найдут, конечно же. В это верить надо. А то у Князя что-то вера подскисла, так неровен час возомнит ещё чего, ну что таким навечно останется... Редко, но бывает с ним такое, что клинит на разного рода мнительность и настроение резво скачет в упадническое.

Нет уж, лучше, если они уже завтра девку эту седую-молодую найдут. Главное, чё тогда? А, правильно! Не прибить сразу чертовку. Сначала пусть возвращает как было, если ещё сумеет... А то знаем, как бывает... Не специально, не со зла, а потом на лугу пасла. Пфу, только этого и не хватало... Но к ней в первую очередь. А колдуны подождут. В их случае вообще лучше бы Дагона просить, или Ктулху, что ли. Ближе как-то. Может, съездить на залив да ночью в воду покричать, м-м? Сходить с ума — так сходить с размахом! Вот, кстати, о первом…

— Так, парни, начинаем с Дагона! — решительно заявляет собравшимся уже вываливаться на сцену, прерывая все другие разговоры. И только краешком уха подмечая, что те были о, блин, ну понятно, кто сегодня тема номер один, бл*.

— С Дагона? — переспрашивает Ренник, переглядываясь с Яшкой, типа, ну вот видишь, как х*евит ему, даже сет пошёл тасовать. Не понятно за фигом. Тем более, что раз Горшка уже на этой песне вымораживало. Просто брало и вело. Особенно от того самого куплета, бл*. — Мы ж хотели с …

— Ну, мало ли, чего хотели, ё-моё, считайте, перехотели! — не терпя возражений, перебивает Миша. — Порадуем монстряку, — уже примирительнее заявляет. — Ну чё вам — не сложно ж!

Музыканты переглядываются — ну, с одной стороны, понятно: настроились-то уже на другой порядок. А тут внезапные перемены, потому что Горшка муха покусала. По имени... Да все знали имя, ага. И фамилию. И прозвище. И подпольное прозвище тоже. Хотя, с другой стороны, в сет-листе Дагон всё равно был, так что не велика перемена. Ну для тех, кто репертуар подзабывал... И с подпития по струнам попадал бывало не всегда. Что-то уж грозно Реня посмотрел на Захарыча, кажется, слабо попомнил мозг Миши — тот его очень уж рвался заменить вот прям сейчас. Но вот как вся эта канителина с исчезновением Андро поднялась — отложил, видимо. Не стал сильнее Горшка драконить.

Вот и с Дагошей никто спорить не стал. Покивали. Ну, и ладненько — по фиг, что в очередной раз всех удивил и, наверное, прогнул... Зато, может, так хоть какая-то, пусть и слабенькая возможность там кого задобрить, появится.

М-да, звучит как форменный бред. Только вот им дурки не хватало для полного счастья. Миша, санитары и Андро, насчёт которого его все убеждают, что это глюк, но он-то знает правду... Кх. Ну нах. И вообще, ё-моё, если и вправду что-то такое есть — все средства хороши. Да и парни особо так и не цепляются. Им к чудачествам не привыкать. А внезапная перестановка треков не такое уж и чудачество. Так что полёт нормальный. Арбузная корка — обломись, не сегодня!

И с этими мыслями двигается ближе к выходу на сцену, куда чуть раньше ушли парни и откуда уже начинается проигрыш.

— В хронике моей есть последняя глава… — выходит, почти выпрыгивая из-за кулис, заслышав нужный момент. Что ж, ещё один концерт... Но на сей раз он уже не уверен, что последний. Но филонить права всё равно не имеет. Надо собраться. Тем более кармашек жжёт осознанием, что Князь тут — слушает себе, оценивает... Тоже потом скажет — что-то ты, дружочек, спёкся. Точно болен. Мишке это надо? Конечно же, нет...

В целом, если не думать постоянно, грозя перепутать слова в текстах, что у тебя в кармашке друже-с-пальчик (хорошо, что не пинается на перепутки, понятно, что ему как автору режет, но Миха ж не со зла! Это от волнения, ё-моё!), всё идёт как по маслу, и концерт совершенно обычный.

Зрители прыгают, орут, он и сам, чувствуя в себе силы, отрывается… Отрывался, пока не сообразил, что от его обычных прыг-скоков по сцене Андрюхе может быть хреново. Сильно так хреново. Может, вообще уже башку стряхнул... И та у него набекрень. Пздц. Его точно холодной водой окатили, а может, и в самом деле окатили — потому что градус на пару минут упал.

И ведь не думать не получается. Это ж как его там, вероятно, подкидывает? Он попытался представить — воображение почему-то рисовало несчастного, с искусанными в кровь губами Андрея, в большом тёмном мешке, подкидываемого высоко в воздух на батуте каким-то злобным бегемотом-гоблином. Совсем уж чего-то, ё-моё... Аж чуть микрофон не откусил. И хотя сигналов тревожных тот не подавал (может, просто уже отключился, бл*дь!), но с той минуты перестал почти прыгать Миша. Хватит со зрителей и пого. А вот самого его жгло с каждой минутой всё сильнее — потому что не чуял он шевелений в кармашке... Понятно что вокруг всё ревёт и мечется, свет, дым хреначат, но не мог же тот вообще без движений находиться, когда вокруг такой драйв, а? Это пугает.

И догоняющие неумолимо неотвратимой лавиной мысли в покое не оставляют. А ну как тому уже стало совсем-совсем плохо, в кармашке-то? От диких прыжков и тряски? А Горшок даже не может заглянуть, проверить, ё-моё! От этого всё сбивается ещё сильней. И реальность, и ритм сердечный, и потоотделение уже совершенно неконтролируемое — кажется, сейчас с него струиться, на фиг, начнёт.

И он сам сбивается — про*бывает начало, а где-то середину и конец песен, путает слова, мешает звуки, пару раз едва не натыкается на спокойно себе стоящего Яшу — ещё и слепота какая-то пятноватая временами накатывала, благо тот успел, отскочил…

Слушатели, правда, воспринимают это как некую игру с ними и шоу, благо Лось, как обычно в херовые дни, вытягивает на себе за него строчки, но взгляды своей команды Мишка чувствует спиной. Обжигающие такие. Нехорошие. А где-то и откровенно жалостливые и с ужасом высвечивающимся. Ладно, пох*й. Небось, сейчас-то спишут на нервяк. Не на — пздц, скоро фронтмен рипнется, надо пояса подзатянуть на всякий, а простой такой, понятный по-человечески нервяк.

Он теперь вообще всё почти может объяснять волнением, типа, переживает, старый друг же всё-таки. Хотя слово "друг" тоже не стоит употреблять на публике. Это резонирует сильно с тем, что раньше нёс. Вцепятся. Ну сто процентов, хотя и в противном случае тоже... Другое дело, что, и сам-то не уверен, друг ли или так, с*ка-бл*, и не друг, и не враг… Правильнее, понимаешь ли, говорить: бывший коллега, давний знакомый, или красивое «не чужой человек». Сердце от этой мысли опять щемит. Неправильность всего этого оглушает. Особенно от коллеги и знакомого — аж подташнивает. Ну как до такого докатились-то, а?

Да и жара долбает проклятая. В Москве и так-то жарень шпарит, в отличие от Питера, а он тут… в косухе. Да ещё недоломка не даёт расслабляться — печёт его, скоро будет утомлённый Горшок в мундире из кожанки! Хоть и не прыгает теперь особо, но передвигается очень активно, иначе не может, что он, Оззи, что ль, или братец Лёха, застыть в одной позе, впившись в микрофон, крыльями махать — пот льётся ручьями.

Хочется хотя бы водичкой себя облить, привычненько, не только первые ряды, ё-моё, но сдерживается — а вдруг случайно как Княже повредит, а? Ну та, струя по голове вдарит — такому крохе — привет, сотрясение. Или захлебнётся… Хотя это же, наверное, невозможно. Невозможно же, да? Он же не под водопад встаёт! Хотя, блин, в случае Андрея всё равно что под водопадом тот будет… Ещё и места в кармашке мало — может залить до заполнения пузыря!

Мишку разрывает — и концерт нельзя прервать — всё строго по времени, играют почти без передышек (но и те настолько короткие, что невозможно до туалета добежать, а просто за кулисами доставать свой Андер-сюрприз боится до одури! Народищу весьма любопытного вокруг полно — не скроешься, ё-моё!), и невозможно уже бороться с желанием проверить Андрея. Спасительные мысли вроде «что случилось — пнул бы» — не помогают совсем. Потому что, случилось чего совсем уж нехорошего — у того и сил пинать может не быть.

В полном раздрае, еле-еле, на морально-волевых дотягивает до конца (даже без запланированного биса разворачивается! Тут, блин, человеку, человекам — самому-то Горшку тоже — плохо!) и буквально сбегает от всех: от вездесущих глаз, любопытных ушей и до х*я приставучих с разной фигней товарищей. Подождут. Вообще все подождут. Если не разойдутся и всё с Андро нормально будет, значит, проверит и выползет на бис. А пока ему нужно личное пространство, чтоб успокоить корчившуюся уже почти в судорогах душу.

Вот ведь как — на одной сцене, а концерт ему запомнится личным адом. Наверное, окончательно поседел за эти неполные полтора-два часа. Время он не считал, потому что то растянулось до немыслимых ранее масштабов.

Пулей влетает в гримерку — и запирает на защёлку дверь. Та хлипкая, но он надеется, что зассут товарищи так рьяно портить имущество — все ж взрослые люди, о размерах неустойки знающие и в отличие от него старающиеся держать себя в лапах. Не до туалетов сейчас, а все остальные… подождут.

— Княже... Андрей, — отчаянно шепчет предупреждающе. И не получает ответа. Никакого: ни звукового писка, ни хотя бы лёгкого шевеления — а ведь уже не спишешь на рёв толпы и драйв концерта, за которым и себя без микрофона не услышишь. И это ещё сильнее ужасает, заставляя сожалеть, что не плюнул на всё и между песнями не ломанулся в сортир — пускай думали б, что хотели, плевать, зато... Мозг не докручивает мысль, как и то, а чем собственно, он помочь мог бы? Не доктор же... Ренника б отловил? Скорую б позвали? И неожиданно понимает, что да — всё бы сделал. Пусть потом был пздц с учёными, лабороториями, но это потом хотя бы было.

Сердце глухо и тревожно бьётся, грозя остановиться на хер. Руки трясутся, но он аккуратно лезет в кармашек. Пусть укусит, что вот так врывается — так даже лучше — моментально получит подтверждение, что в порядке его мелкий и успокоится. А пальцы — это ерунда.

Но этого не происходит. И это плохо, очень плохо. Он даже думает, покрываясь холодным потом, что, возможно, от его скачков — Княже давно выпал и лежит где-нибудь, раздавленный, на сцене, ну или забившись в угол от ужаса мельтешащих тяжелых ботинков... Но эта мысль отметается. Он чувствует тяжесть, да и пальцы касаются чего-то недвижимого, но тёплого и мягкого.

Осознание этого прошибает диким ужасом, психику спасает только «тёплый» и «мягкий». Если бы все, тот, наверное, остывать начал бы? Коченеть и твердеть? Сколько там времени у… у тела? Чтоб холодеть начать.

— Мих, ты там? — сквозь вату и собственное, ускакавшее скоростным поездом сердце с трудом слышится из-за двери голос Яшки. — Открой, нам, вообще-то, тоже собираться надо.

— Подождите, бл*дь, полчаса! — полуистерично рявкает Миша первое, что приходит в голову, хотя и сам не понимает, почему именно этот срок, ё-моё, это неважно, меркнет в сравнении с обрушившейся бедой... Рявкает и рявкает — пох*й, главное, что больше уже не отвлекается ни на стуки, ни на словесные призывы и обещание вынести на фиг.

Впрочем, скоро вакханалия эта улеглась, хлипкая дверь прекратила дрожать, грозя развалиться — Мишка смог чуточку выдохнуть: всё-таки Лось, не встал на рога и не выжал ту. Видимо, его всё же оставили в покое, решив, что сейчас угомонится, возможно, всё перебив внутри, и норм, тогда и отопрётся. А если не дать выбеситься, то эта Горшелавина на них свалится... А кому это надо, м-м?

Никому... Целиком же пытаться выковырять его из этой причуды очередной совершеннейшим образом бесполезно. Особенно, когда речь идёт об Андрее. А понятно же, из-за кого его так вжахнуло на концерте сегодня, что едва допел, всё путая на хрен! М-да, хорошо быть немножко чудаком в глазах окружающих.

Другое дело, что никому даже не припёрла в голову мысль, что он тут может чего и с собой сотворить... Видимо, всё ж настолько х*ево о нём не думают. Приятно... было б — не размышляй сейчас Миша, что если с Князем реально что случилось — помрёт прям тут и сам. Без всяких накладываний лапок и лишних усилий. Просто от разрыва сердца, что сейчас точно близко к этому. Тянуть нельзя — можно и раньше выяснения всего окочуриться, а знать правду, какой б ужасной не была — необходимо. Поэтому с диким страхом приступает к самому страшному нырку под воду без знания выдохнет ли или же всё... Видно, скоро пропадать, м-да.

Ну пропадать или не пропадать, а убедиться сначала надо. И Горшенёв старательно и аккуратно вытягивает из кармашка Андро и осторожно укладывает на свернутое в несколько раз полотенце. Благо тех по райдеру вокруг валялось несколько десятков. Если их все использовать, то выйдет, что группа напотела на целую бочку точно! Да, Миха чувствует, что вот-вот *бнется от всех этих треволнений, поэтому отвлекается на всякую фигню... Хотя не следовало. Надо как-то Князя реанимировать, ё-моё.

Тот хоть и бледный весь, как гриб-поганец, но совсем уж тряпочкой безвольной не выглядит. По крайней мере, Миха его не раздавил — внешне цел. Ни синячка... Хотя те надо с лупой высматривать, опять же, а заметные, считай, сразу хана, м-да. Но их нет — и это радует. Правда, всё это перекрывает то, что Андрей весь мокрый как лягух (может, сжарился?!) до нитки, лежит себе расслабленно с закрытыми глазами и на окрики не реагирует. И непонятно даже: живой или уже всё... Только был человек и нет его. Только видимость осталась, что ещё что-то исправить можно, ё-моё?!

Ну и чё теперь делать-то? Паника всё же прорывается, затапливая сознание. Руки опускаются, мысли перебивают одна другую. Дыхание проверить, или что? Миха вздрагивает. Наклоняется близко-близко, но, кроме собственного, рвано колотящегося сердца, ничего не слышит. Так, страх подстёгивает, и мозги со страшным выхлопом включаются. Просовывает мизинчик прямо к груди, когда замечает лёгкое движение — едва не обмирает от счастья.

Ну, вроде, дышит. Так что, слава Дагону, искусственное дыхание не пригодится. Да и возможно ли оно? Горшок вдруг очень чётко представил, как он пытается задуть в Князя немного воздуха, а тот вместо этого начинает напоминать рыбу Фугу. Потом в голову бьёт новая мысля — дыхание есть, и это хорошо! А сердце? Как его проверить... Хотя ежели б что с тем было, то и дыхание бы уже распрощалось... Нет, всё же хорошо... Пока хорошо, а может вот прям сейчас какой криз разовьётся, а?

Миха снова бледнеет, чувствуя, как вновь начинает бешено молотить сердце. Ну правда! А если реанимация какая? Это ж он только Андро переломает, бл*. Там не только рёбра, там и позвоночник крякнет от таких нагрузок. За выжить овощем Князь его не простит. Поэтому надо действовать быстрее. Как-то в чувство привести, да и узнать, что конкретно болит. От того и плясать.

Единственное, что приходит в голову — салфетку намочить, да лицо своему — да не важно кому, Андрею, блин — протереть. Пытается обмахнуть сет-листом, нагоняя хотя бы призрак прохлады, но в голову приходит другая мысль... Что такой вот порыв ветра того только ударить может, больше вреда, чем проку.

Раненным медведем мечется — аптечка, тут же должна быть аптечка, да? Не находит. Кто вообще так райдер составляет, а?!

Взгляд падает на какую-то цветочную хрень — не икебану, но корзину полную всего-всего: аромат от неё так и прёт. Ишь, удумали, такое панкам ставить... Хотя может это от предыдущих артистов осталось. Какой-нибудь Иванушка, бл*дь, оставил! Хотя это сейчас кстати.

Мишка его, запах этот, сладковато-приторный, резкий очень, заметил, как только переступил порог. Да не до выяснений было — а чего это хренебода тут делает... Вот и хорошо, что парни не выкинули, ё-моё. Побудет вместо нашатыря. Не долго думая, подлетает, срывает один из бутончиков да растирает между пальцами. Наверняка запах и под ногти вопьётся — и будут потом ржать, что от Горшков цветочками несёт — плевать. Лишь бы помогло!

Чередуя обтирания салфеточкой (хотя проще было бы всего Княже в неё завернуть, а то и вовсе вывернуть вазу с фруктами и устроить там бассейн, должна ж у них в мини-баре найтись просто холодная вода, а? Бежит к холодильничку — ага, держи карман шире: в том остужались пиво и водка... Вряд ли сейчас Андро будет водка не во вред!), подносит получившуюся остропахнущую массу вплотную к мелкому носу, молясь, чтоб хуже не стало. И к атаке на князевские органы чувств (сейчас понимает, в общем-то, что и жар, и звук, и вестибулярка в хлам из-за прыжков) не прибавилась атака запахом.

Но кто-то, видимо, решил над ним сжалиться — срабатывает: друже резко глаза открывает (в тех сильно-сильно зрачки расширены, так, что в бусинках этих почти не виден синий) и чихает. Громко для такого малявочки, аж всем телом сотрясаясь. И ещё, и ещё. Так что Горшок уже начинает опасаться — чихание-то дело опасное, могут сосуды лопнуть, тромб оторваться, и прочие, увы, реальные страшилки произойти... Но и не чихать, когда хочется, ещё опаснее.

Но Княже, вроде, ничего... Прекращает расчихиваться — может, тому причина, что цветочный мякиш он выкинул от греха подальше. А потом его явственно тянет блевать. Аж зеленеет, бледный. Ну, с этим-то уж Миха может помочь — уже почти не трясущимися руками, ухватив за плечи и бедро, тихонько переворачивает на бок, придерживает, давая возможность выплеснуть всё, подпирающее к горлу.

А подпёрло много. Мишке в очередной раз становится страшно. Они и ели-то дома только... В самолёте рейс короткий, а потом не до того было. А Княже всё рвёт и рвёт... Желчь, что ли? А ведь и не разглядишь. Наконец друже попускает. Горшок, чтобы не провоцировать новый приступ, бегом перекладывает его на другое полотенчико, старое выкидывая от греха подальше. На всякий случай он готов снова перевернуть, но тот едва заметно качает головой, без сил распластавшись по махровой ткани.

— Ну, ты как? — спрашивает после того, как Андрея совершенно точно закончило полоскать. До этого в горле ком стоял и всё обрывалось. Вина пришибала, выхода требуя. — Чё, поплохело? — сболтнул глупость, ещё сильнее себя кляня. — Прости, Андро, надо было вообще на стульчике сидеть и не рыпаться никуда. Дурак, расскакался!

— Нет, Мих, — слабо произносит Андрей, так, что приходится наклоняться. — Не помогло бы... Это всё шум, бл*дь. Звуки оглушили, вот как-то т... — он недоговаривает, снова зеленя. Мишка понятливо переворачивает. Вот те и точно! По крайней мере, на этот раз полоскало его недолго и немножко совсем. Но вину это не притупляет. Миха поджал уши. Вот же, блин!

— Такой звук, кажется, будто колонку проглотил... Думал, что совсем всё, с концами сейчас, — продолжил Князь, даже не делая попыток встать, бессильно откинувшись на придерживающие пальцы.

— Чем помочь? — спросил, сгорая от чувства вины, Миша. Вот же, бл*дство-то какое, ё-моё. Тут и их самих-то порой глушило, что, зря, что ли, в наушниках выступают... А здесь, тьфу, бл*!

В самом деле, своими глазами видел в самолёте, что хреноватенько Ушанчику его — закладывало сильнее, чем у полноростных человеков, знал ведь, что слух, видимо, стал очень чувствительный… И думал же уже в театре, чтоб замотать чем ушки… Ага, думал да не сделал. Забыл, ё-моё. Ну вот что за безответственность, а? Ладно, самому обычно на ура прокатывала рассеянность (хотя далеко и не всегда — сколько раз только с восстановлением паспорта бодался!), но тут!

Вот так вот: вынес мелкого туда, где для него по звуку, должно быть, вообще непереносимо… Хорошо, хоть очнулся и разговаривает, слышит его даже, значит, не угробил он перепонки до конца Князю — Мишку пробирает холодом.

Может ли звук убить? А повредить что-нибудь в голове? Наверняка может. Как теперь узнать, что Андрюха хоть и оживает помаленьку — вон, головёнку приподнимает уже — но в ближайшее время каких последствий для организма не наступит? Ну там, аневризма какая или иная бяка, а?! Вот же дурак… Опять ничего нормально сделать не смог!

— Да не знаю, — тем временем отвечает, морщась, Андрей. Ну да, нашёл кого спрашивать — тот сейчас едва ли лучше него соображает. Ладони Миши поползли к телефончику — гугл, помоги, а потом передумал. Ну вот что он там написать может, а?! Как помочь при атаке звуковой волной человеку? А человек этот что, под реактивный двигатель залез и выжил?!

— Ничего, наверное. Тут, типа, время лечит, — тихонько добавил Князь.

Угу. Время лечит… Не всегда и не всё лечит время. Дружбу их вот не вылечило. Два года, почитай, прошли... Что-то не фига — если б не случай этот, то и хрен б его так близко к телу допустили. Лечит, ага, как же, с*ка! Князя обратно в нормальный размер тоже вряд ли вернёт… Хотя, может у заклятия и есть срок годности — дня три, восемь, сто, сто восемь, год, бл*дь, тринадцать лет... Но, пожалуй, верить надо, что хотя бы с простой физиологией справится. И впредь, если, конечно, Андрей не потребует вернуть его жене, быть осторожнее и нежнее, ё-моё! И наушники ему справить, если не выйдет расколдовать быстро!

Поэтому приходится положиться на время, но и не только на него! Хоть что-то и такой дундук, как Горшок, может... Например, обеспечить Андрюхе покой, спокойную атмосферу, без подскакиваний и подёргиваний, ещё и громкость собственного голоса снизив до шепотка, а ещё напоить, наверное, водой…

С последнего пункта и начинает — откручивает крышку от минералки (пусть тёплая — лучше пива, пусть и холодного, для того, кому только что кишки полоскало), да и использует как большую даже не чашку или тарелку, а плошку какую… Или небольшое ведёрко — тут как посмотреть.

Впрочем, после выворачивания Андрею явно необходима вода-то, ибо кроме оглушения (ну а как ещё это назвать? Херакнуло, как есть херакнуло, но не камнем по голове, а звуком!) ещё и тепловой удар, скорее всего, схватил: было всё же слишком душно и жарко в кожанке.

В процессе, правда, облился слегка, пусть и придерживать Горшок помогал, но того всё ещё сильно вело... Да и заблевать немного умудрился и пропотел весь... Однако тут уже Миша может похвалить себя за предусмотрительность — одёжки заячьи он все с собой забрал. Короче, ладно, что взял, точно пачку платков носовых — по объему занятого в сумке места — тож самое.

Так что к моменту истечения обещанных парням тридцати минут (Не то чтоб он засекал, ё-моё, но Ренегат стукнул кулачищем по двери и объявил, что время истекло и что ежели сейчас Миха не отопрётся, он ту вынесет — ибо это ненормально и пугающе, а ещё они потные и злые и в холодильнике пиво заледенело! Последнее уже не Лось выдал, а, кажется, мечтающие добраться до холодильника парни) они более-менее справляются.

Потому-то Андрей, хоть и бледный ещё, но уже не выглядящий почти умирающим, да и явно чуть живее реагирующий (и, к слову, не сопротивляющийся возвращению в этот, наверняка лично для него отпечатавшийся кожаным мешком адский карман — может, на такое сил всё ещё не было, он еле как садиться только начал), надёжно помещён… обратно в карман. Да, именно так. Горшок и сам не в восторге.

Это решение, пожалуй, было самым непростым: даже опуская воспоминания недавние, всё равно не лучшее место, чтоб отдохнуть — всё ж там пропотело и вообще, баня та ещё. Но не в сумку же его, а? В лавине тряпок задохнётся. Нет, на время, наверное, можно, без перемещений, а так, на столе полежать чисто может и полезнее было б даже — мягко, воздуха больше и не влажно — только вот уже Горшку отделить-то себя от Андрея таким способом страшно.

Чувствует, что в этом случае будет сидеть как на иголках и поминутно заглядывать в сумку, охраняя ту от малейшего приближения парней, точно сторожевой пёс кость. А это уже совсем… Точно вызовет ненужные подозрения. Тех и так, поди, витало немало...

Им меньше всего нужно привлекать внимание — картинка распятого с помощью отчего-то обычного пластыря и обёрнутого проводочками и всего исколотого Андрея в какой-то типичной лаборатории (белые стены, металлические столы, куча приборов и так далее) в качестве подопытного и так постоянно мелькает перед глазами. Ну на фиг. Пусть уж лучше не так комфортно будет, зато безопаснее. Надежнее — Миша сам себе обещает, что больше так не оплошает. И вообще, вернутся — проследит, чтоб тот нормально отдохнул. А пока придётся потерпеть... Князю — парилку, ему — пинки от совести.

Да и сам Андрей почему-то, несмотря на явное фиаско со стороны Михи, по-прежнему, вроде бы, доверяет и полагается. И даже не протестует против очередного размещения в привычном месте. Горшок это все проговаривает, повторяя, что, если у того есть вариант лучше, пусть не молчит... Но тот лишь вяло дёргает плечами, а потом кивает. Мише хочется верить, что это не потому, что тот пока ещё слишком слаб для активных протестов и, вообще, телодвижений.

Так что спрятал и, напустив на себя грозный вид, чтоб поменьше желающих общаться было, наконец запускает парней... В самом-то деле, скоро уже и орги давить начнут, что уборщицы освобождения помещения ждут... Не люди те, что ли? Люди. Нельзя так — да и у них всё по времени. Прошли те времена, когда можно было спокойно разносить, правда, потом платить... Сейчас же чётко: во столько-то прибыли, во столько-то убыли, их, вообще-то, уже в другом месте ждут.

А дальше — изумительное на фиг дело — всё идёт как нельзя лучше: парни ведут себя как ни в чем не бывало, бегом бросились — кто переодеваться, кто к холодильнику, не засыпая его вопросами в духе, а что это сейчас было. Лишь Леонтьев осмотрел гримерку на наличие повреждений и, прежде чем осушить своё охлажденное, странно на него глянул...

А так всё нормально — пили, но даже меньше обычного отчего-то. Ну, все, кроме Захара, успевшего и до концерта, кажется, и вообще, конкретно так сегодня прибухнуть — ну хоть сет отыграл до конца и то хорошо. То, что сбивался — фигня: сегодня Мишка косячил раз в десять больше.

Но, вообще, Серёга конкретно так напрягает: пьяный он себя контролирует слабо — какие тут, блин, князья в сумках, а если б занесло его, да свалился на стол? Ну уж нет... С такими кадрами точно никак нельзя расслабляться. Вон, лезет с расспросами, философскими размышлениями, чуть ли не обниматься ( а вот это страшно и опасно — Михе даже приходится того отталкивать, ё-моё! Андро только под пресс осталось сегодня угодить, потому что через все остальное он уже, бедолага, прошёл!) наячивается. И, естественно, весьма так настойчиво на посошок перед вылетом сегодняшнему трезвеннику предлагает. Ибо: "Ну ты чё, Мих, смурной такой — давай напряжение снимать!" — ага, красавец просто... Горшку тоже, между прочим, хочется! Но нельзя, решительно нельзя — не хватало ещё Андрея пропить. Ну или выболтать спьяну. Про задавить, потерять и прочее молчал — это и лосю ясно.

— С этого дня сухой закон! — резко рявкает Миша, конкретно устав от себя отпихивать Захарова, тот, как знал, лапы именно к бочку, где Княже схоронился, тянул. — Задолбало! С вами точно завяжешь только в могиле! Кто выпьет на работе — получит п*зды и билет на свободу, — такое он тоже уже говорил... Раньше. Не единожды. Даже в те времена, когда Андро ещё с ними был. Продержались эти слова недолго. То одного, то другого подшофе ловил, а то и вовсе, с термоска-фляжки попивающих. А тяжело не пить, когда вокруг все не сдерживаются. В том числе и Князь, бл*дь. Противником-то алкоголя перед выступлениями тот, только от него свалив, стал... Ну, ещё на том Нашествии — последнем их — трезвый и злой был, да. Эх... Но сейчас-то ему долго и не надо. Насколько-то их хватит же! А там и он помрёт — творите, что хотите. Хоть бочку на сцену закатывайте.

Но само построение сорвавшейся с языка фразы и выставившиеся лица заставляют вспомнить и ещё один гадкий момент. М-да, проворачивается жизнь-то: назвать игру в группе работой — эк его протрепало. Ну а что, не правда, что ли?! Правда... Но обжигает не меньше от этого. Прям огорчает: музыка быть должна творчеством, потоком огня, стремлением унестись в космос к звёздам, а не коммерческой бытовухой и рутиной с условностями, на бумажках важных юридическим языком изложенными. Но, кажется, этот момент — превращение из творчества в работу, буйного пламени в запертую лампадку — он уже тоже в один момент безнадёжно прозевал. Может, поэтому и так отвратно теперь бытие.

— Себя тоже, в случае чего, на свободу отправишь? Ну, как снова развяжешь? — внезапно недовольно интересуется Пор, демонстративно пиво допивая. — Или только других касается? — ну да, раньше Миха так жёстко про до свидание не говорил. Другую мерзкую вещь выдумать предлагал Вахтанг ещё, кажется: мол, поймали тебя с крепче кефира чем — на штраф, рублем воспитывать... Но Горшок тогда заартачился, так, разговоры-уговоры водил, бычил и скандалил. А реального рычага не делал. Махарадзе на это головой качал. А сейчас вот тоже... Поверили разве ему мужики... Нет, конечно, ё-моё. А у него самого хватит реально духу угрозу воплотить? И этого Горшок тоже не знал...

— Всех! — Миша с трудом удерживается от желания закатить глаза, досадуя на дурацкие подъ*бные вопросы... Ну, выгонит он сам себя, куда остальные-то денутся? Будет ли Король и Шут без него? Отчего-то нарисовалась ситуевина, где Лось — главный в Короле и Шуте, платит и ему, и Андро авторские, а сам Горшок назвал своё проект Горшенёв, где последняя "в" прям как победа — V латиницей... И катает параллельно — тот же, м-да, материал... И что, пойдет на них, что ли, кто? Он-то других музыкантов найдет — и без лого Шута, и без названия. Он сам себе бренд, ё-моё!

Да, конечно, Миша думал, что парни продолжат выступать после его отъезда на поезде в вечность, но там была бы вынужденная необходимость, превратность судьбы, так сказать. И вообще, там его в конкурентах не было б! С другой стороны, это он сейчас бахвалится, а сам-то, как Андро б не смог. Привык он уже Королём Шутов быть и отказываться не собирался... Не знал бы, наверное, что и делал, коли Князь засучился бы и не дал ему катать под прежним флагом. А ведь мог по судам затаскать, крови попить... Почему-то понимает он это только сейчас. Когда начал фантазию разгонять... Ну не, ёлки!

Да и не смог бы, наверное, Горшок серьёзно выгнать за пьянки... Ну, скажем, того же Пора. Привык он к нему. Со школы вместе. Вот Балу... И то, жалел теперь. А Щиголева — нет, точно б не попросил... И вообще, не мог нормально представить себя отдельно от группы, которой отдал всё, всю жизнь почти… Не получается. Опять же, пару лет назад он и их с Андрюхой отдельно не представлял — а оно вон как получилось. Вот и оставалось досадовать на всех и вся, в том числе и на собственный несдержанный язык: сп*зданул — придётся отвечать, ё-моё.

— Ладно, парни, брейк, — влезает Лось ретивый, реально отложивший пиво и предупредительно на всех посмотревший. — Мих, мы поняли, ок. Здоровье тебе надо подправить. Поддержим — не алкоголики же мы какие.

Правда, то, как Сашка при этих словах поглядывает на Захара, делает последнюю фразу несколько угрожающей. Будто прям сейчас выгнать хочет, пользуясь моментом, м-да. Неизвестно, чем бы всё кончилось — полыхающее раздражение-то у Мишки никуда не исчезает, ведь он резко вспоминает и про козни-интриги, что тоже внесли свою лепту в превращение творчества в ремесло обычное... Однако в этот критичный момент на разгорающийся огонёк заглянула одна из девочек-организаторов:

— Михаил Юрьевич, — с порога затараторила она, явно стремясь поскорее покинуть весьма накалённую обстановочку, — там журналисты интересуются, не ответите ли вы на несколько вопросов.

— Скажи, сейчас буду, — Горшок, вообще-то, предпочёл бы дел с этой братией не иметь, но из двух зол выбирают меньшее — сейчас атмосфера в гримёрке напоминала грозовую тучу: вот-вот шибанет. А нести пургу он умеет профессионально. Как-нибудь отбрехается... Может, и не прознали ещё толком про Андро-то!

* * *

Держи карман шире! Вообще, и впрямь бы следовало... Так бы Княже хоть проветрился — но палевно, ё-моё... Особенно, когда тебя на камеру снимают, пусть и полупрофессиональную. Так что о своём поспешном, на эмоциях принятом решении покинуть теперь уже кажущуюся уютной гримёрку, Миша пожалел уже на третьем вопросе. Да, начали за здравие — бла-бла-бла, отличный концерт (а то, что фронтмен и басист косячили направо и налево опустим, да?), какие у вас творческие планы, собираетесь ли дальше идти по стезе театра или же в шапито завернёте, что там, мол, с Запашными у вас мутится... А кончили реально за упокой... Княжеский:

— Михаил, скажите, как вы можете прокомментировать слухи об исчезновении Андрея Князева? — и так улыбается ещё... у-у, змея юная! Жареного захотела!

А ведь ей вторят. Их там, увы, собралось — несколько изданий... Точно не из-за рядового, пусть и столичного концерта. Кровь почуяли — вот и приплыли. Да ё-моё, что ж вы так сразу-то лезете в душу? Хотя, когда было по-иному?

— А никак, — бросает делано равнодушно, надеясь, что от него отстанут. Если не уцепляться за брошенную кость — должно прокатить. Наверное. — Зачем мне комментировать слухи?

— Говорят, что всё серьёзно и полиция приняла заявление. Если не стали ждать трёх дней, значит, имеются основания! — вмешался уже парень. Горшок же поморщился, глядя на них с видом "и чё?", но отставать те не желали, эстафету подняла уже более старшая дамочка, в отличие от остальной полустажёрной молодежи:

— Вы долгое время вместе творили, неужели вам нечего сказать? — ну, вот что значит, акула, что ни одну звезду схряпала с хрустом... Ё-моё, сразу чувствуется вопрос с подвохом, загоняющий в патовую ситуацию. За все годы прожарки он научился чувствовать такие вопросы, а вот правильно выруливать из них — нет. Как и сдерживаться. Такие вот очень дрянные пироги... Беспомощно оглядывается — нет, спасать его и выруливать Лось ретивый не вышел. Блин, вот когда не надо — тот рад покрасоваться, а тут... Жопа, одним словом. И Андро, хоть и рядом, но его не спасёт, тему переключив грамотно на какие-то неведомые дали.

Миша лихорадочно размышляет, это, ё-моё, хлеще шахмат, которые никогда особо не любил — тут каждое слово может быть использовано как в суде сериальном против него. Это игра на чужом поле, где противник, заманивший в ловушку, чаще всего уже продумал всё на два, а то и три шага вперед. Всё, что не скажешь — вывернут, переврут и выставят на всеобщее обозрение. Ещё и картинку равнодушно-растерянную приложат.

Да к тому же есть и ещё один важный нюанс. Ага, тот самый, что помочь никак не может, скорее, наоборот, сильнее нервирует его наличие. В маленьком кармашке с очень чувствительными, пусть и пострадавшими ушками. Захочет — не сможет не услышать, блин. А ну как загонится опосля чем? Всё ж это только внешне Андро относительно спокоен и держится огурчиком (подвявшим, правда, сегодня!), но Миша-то понимает, что не может тот не переживать в своём состоянии. Да и прорывается это иногда, никуда от этого не деться. Маленьковость и беспомощность сложно игнорировать, как и явные неудобства и косяки самого Горшка. А сейчас выходит, что это стрёмное физическое состояние может дополнительно усилить впечатления от слов, которые Горшок никак не мог нормально подобрать.

— Думаю, это не моё дело, — всё ещё пытается уйти от ответа. В общем-то, уже сказанув, понимает, что дело — швах, вот так, с*ка, да: стараясь не дать повода прикопаться, закопал себя глубже некуда. Бл*дь, в конце концов надо научиться сначала в голове продумывать, что выдаёшь в эфир! Полезно во всех сферах, не только в общении с прессой острозубой и заточенной выуживать. Мишка-то имел в виду, что не его дело как-то додумывать и гадать, раз не фига неизвестно толком, куда там исчез Андрей, а подумают, скорее всего…

— Вы хотите сказать, что вас совсем не волнует это происшествие? Вас не интересует судьба Князя? — да, блин, именно так, как не надо, они и поняли. С*ки! А может быть, поняли всё правильно, но продолжают клевать специально, надеясь вывести на эмоции. Что ж, на эмоции уж точно вывели — злость и раздражение на всех, а главное, на самого себя, снова закипают внутри.

— Всё, на х*й, допрос окончен, — махнув рукой, пока не перелились через край все чувства, уходит, а вслед ему доносятся призывы не бежать и ответить... Вот ведь, гады, как заворачивают: а не собирается ли группа Король и Шут, как-то помочь в поисках, всё-таки Князев — автор большей части их текстового материала. Охренели! Требуют на слухи официального заявления!

Довели, ей-богу, проклятые. И по фиг, что понапишут! И хуже писали. Ну, побудет он чёрствым эгоистом, которому на Княже плевать… Главное, сам Горшок знать будет, что не плевать. И Андрюха знает… Тут Мишка резко останавливается, точно на стену напарывается: а точно ли тот понял, как надо? Или, бл*дь, услышал и захотел услышать то же, что и пишущая братия?

К сожалению, времени проверить мелькнувшую догадку, да и хоть как-то проговорить-объясниться просто не хватает. Его уже сцапали за белы рученьки, держа в руках манатки и толкая в сторону автобуса.

— Мих, ну ты чего? Ехать же пора! — внезапно чуть ли не налетает Ренник.

Миша непонимающе уставился на него: это вообще какое-то бегство практически, никогда они концертную площадку с такой скоростью не покидали. Куда, на фиг? Он и так всех тем перерывом на реанимацию задержал... Всегда ж долго копались, а тут что — как пить запретил, так сразу резко все поспешили? Да ладно уж... Сегодня б допивали, на фиг. Все равно уже подналитые. Куда нестись?! И не то чтобы это не отвечало сейчас его, точнее, их с Андро планам — надо же найти поскорее гадину, но это всё неожиданно слишком.

— Сам же хотел, чтоб мы сразу же вернулись в Питер, — правильно считывает его взгляд Лось. — Настя аж в мыле вся бегала, чтоб билеты поменять. Забыл?

Ну да, ну да — теперь Миша смутно вспоминает, как в тот день, когда Андро уменьшился, он у Агаты препирался-торговался с Леотьевым, что нах ему этот концерт и вылет сдались. И да, они в итоге пришли к компромиссу: концерт состоится, Миша на нём будет, но вылетит позже и… Они должны сразу же вернуться назад.

Это было его, Михино, условие, которое теперь кажется чрезвычайно, бл*, несвоевременным и неуместным. Неудачным — во-первых, Андро сегодня уже испытал две перегрузки, как повлияет третья? Непонятно… И поговорить не успеют с Андреем. Эх, вот уж точно: знать бы где упасть… Но и отменять всё нельзя — парни его тогда просто живьём сожрут и правы будут: с такими-то отменами-заменами пляшущими по нескольку раз на дню... А если Князь не выдержит и помрёт? Мысль обжигает, но ведь и с гостишкой, и с билетами новыми не всё так просто... Сам-то он на нуле почти... Чтоб выкрутасы отмачивать. Вот же, бл*дь!

Так что ничего не попишешь — приходится молча хватать вещички у Лося, который разве что в спину не подбадривал, и нестись в аэропорт. Мишку успокаивает только то, что копошения в кармане он ощущает, значит, по крайней мере, физически с Андро всё более-менее, начал приходить в порядок.

Перед регистрацией, по счастью, не забывают — только засвеченных хомячков им и не хватало — проделывают тот же трюк: перебирается в туалете (а там не поговоришь — и так время вылета почти просрали — Сашка рвёт и мечет: в чистой зоне поссышь, мол, приходится, молча выворачиваться от лапы и бежать!) его мелкий в карман джинсов. Но делает это так… покорно и молчаливо, что у Мишки глаз дёргается — Андрей то ли чувствует себя всё ещё х*ёво.... То ли — и это не менее страшно — всё-таки загнался.

Последнее предположение подтверждает и то, что он никак не реагирует на редкие (в этакой-то суете, шуме, гаме) попытки Горшка хоть как-то коммуницировать. Игнор включил, похоже. Вот же дерьмо! И ведь разобраться прям сейчас с этим не может — нет ни места подходящего, ни времени. Почему всё так происходит, а? Когда есть и время, и возможность — у них — у Миши так точно — не получается нормально поговорить: без оров, споров и упрёков. А когда настроен и может без всего этого пообщаться и решить — тупо других ресурсов не хватает. Закон подлости, не иначе...

Уже в самолёте, потребовав в очередной раз плед под очумелые взгляды уже согруппников, не обращая на тех внимая, пытается хоть как-то прояснить ситуацию с Княже. Да и помочь Андрею надо — перегрузки опять же.

Сделать это сейчас, вообще-то, намного труднее — рядом с ним теперь сидит Сашка-Лосяшка (что за привычка сажать, точнее, заказывать места на членов группы рядом, а? Не, спору нет: раньше весьма неплохо летали, дружно, но сейчас-то... А, впрочем, нормально летали! Просто это у него сейчас брюзжание, как у старого вредного деда, от нервов идёт на всех). Хорошо хоть остальные по всему салону разбросаны — сказывается экстренная смена планов и билетов. Меньше глаз и ушей!

Но не попытаться хоть как-то помочь не может — наощупь осторожно просовывает лапу в карманчик, надеясь хотя бы драгоценные ушки защитить. И не удивляется совсем, когда руку его весьма однозначно отталкивают. Пусть и слабое касание, но посыл-то ясен.

Лезть дальше после столь недвусмысленных заявлений не решается. И так уже Андро как вещь, блин, какая, в сумку сверкать схваченная — не будет он делать что-то насильно. Даже во благо тому. Хотя сейчас, на взлёте хотя бы, может, и стоило бы. Но что-то ему кажется, что такие действия однозначно всё порушат. А Князь вполне и своими руками заткнуть уши способен... Не сильно это будет отличать от его касаний легких. Хотя утешает это и слабо. Точнее, совсем не.

Так и приходится оставить в покое, тревожно впитывая — есть шевеления или нет... Потому что если нет — плевать на Лося — вытащит! Слишком страшно потерять... А самолёт тем временем вовсю набирает высоту, и Мишка очень резко ощущает, как земля в буквальном смысле уходит из-под ног. Перехватывает дыхание. Привычно, в общем-то. Знакомая напасть, и средств от неё не так много... От первого он сам громко отказался, а второе обиделось, увы, крепко.

Чёрт, всё-таки надо было выпить немного перед полётом, всё легче было б. Как-нибудь уж до дома-то донёс бы свою драгоценность, слегка вмазавшись. Но ведь и речь его, громкая эта, и боялся же рядом с Андреем, чтоб чего не сотворить ненароком.

Мишка прикусывает губу — не паниковать, не паниковать, вероятность падения самолёта ниже, чем автомобильной аварии. Блин, вот ни хрена это так не работает! В аварии можно выжить, при авиакатастрофе — ни хрена! Да, он читал про разные счастливые случаи… Единичные, бл*ть! И то, что с его стороны глупо переживать — точно никак делу не помогает. Ну да, он не жилец, а парни? А Князь, которого тут быть не должно и который так и канет пропавшим без вести?!

Вот так, из-за бушующих в голове эмоций, кажется, перекрывающих напрочь все чувства и ощущения, не сразу понимает, что в кармашке призывно «стучат». Бл*дь! Снова суёт туда, практически шалея от паники, руку, даже не заботясь, как это выглядит в глазах окружающих… Но не вынимает наружу — не успевает, потому как что-то очень тёплое и мягкое прижимается к ладони, словно… обнимает.

И от этого объятия — а затем и чего-то вроде поглаживаний махонькими такими лапками (с ума сойти что за ощущения!) — теплота такая мощная (не жар, с*ка, а именно приятное и умиротворяющее чувство) прокатывается от руки по всему телу... Настолько прекративший дуться и пришедший на помощь, видимо, и тут Княже согревает и успокаивает, что понемногу возвращает и привычный ритм сердцу (а он и не заметил, когда оно сильно так, ё-моё, ускорилось). Вот ведь! У него теперь, кажется, завёлся... своеобразный фитнес-браслет!

— Мишк, — вклинивается в наступающий обалденными почти волнами комфорт Ренник... И, судя по обеспокоенной морде, не первый раз уже зовёт. — Ты чего? Плохо, что ли? Сердце? — он оглядывается в поисках стюардессы.

— Нормально всё, — почему-то шепотом отвечает Горшок, осторожно оборачивая ладошку вокруг Княже в ответ. — И с сердцем тоже.

И правда, очень важно, чтобы правильные и нужные люди находились рядом с сердцем, и тогда с тем всё будет хорошо... Теперь бы ещё и разобраться со всеми загонами, чтоб тепло это не уходило. Желательно, никогда... С болью думал Мишка о грядущей разлуке. Ведь не останется же Князь с ним после такого — не захочет! В ответ на, очевидно, снова застучавшее сердце ладошку легонько пнули, а затем загладили пуще прежнего... Мишка снова устыдился — ну не будет он, да, пугать больше. Постарается.

* * *

Вот уж воистину — теперь можно было прочувствовать в полной мере смысл поговорки — дома поговорим. И да, именно в таком строгом стиле. И нет — не от супруги... Хотя Андро он знает дольше Ольги. И влияния тот, даже в таком миниатюрном виде, на него имеет... Как обычно, больше, чем кто-либо.

Признаться, за эти два года он успел отвыкнуть от этого ощущения. Оказывается, не доставало. Нет-нет и ощущалась нехватка чего-то важного, почти фантомная боль, как при ампутации. Только вот Князя от него не отрезали, нет — тот сам катапультировался. Пугающе резко и болезненно. А вот сейчас взял и прирос обратно. Только вот швы болели и грозились в любой момент разойтись. И от этого было страшно. Очень. И так уже накосячил... Ему очень повезёт, если тот немедленно не потребует вернуть его Агате.

Оттого-то Мишка невольно чувствовал, что у него снова трясутся руки (вот только не сейчас — вдруг уронит? Но от мыслей этих тремор усиливался!), когда аккуратно вытаскивал своего минипута и усаживал на кухонный стол. Обошлось — не выронил... Другое дело, что дружочек про него подумал — возможно, что допился Миха до трясучки... Уже и по-трезвяку. Плохо. И так уже подозревает его в проблемах по здоровью.

Выглядел, кстати, Андро вполне уже ожившим. Горшок чуть выдохнул. Видимо, перелёт последний не сильно добавил к уже имеющемуся за этот день урону. Наоборот, даже очухался как будто — и не бледный, и бодрый. Ну, хоть с этим повезло! Но вот поговорить — надо, потому что не просто же так Андрюха загнался... До отталкивания его лапы на взлёте — самому плохо, но, упрямый, от помощи отказался... Правда, мимо его беды не прошёл. Кардиограф на минималках, блин — Андрограф!

Явно, что сп*зданутое журналистам задело. Решил, поди, что Миха продолжает свою линию: Трансильвания отвратительна, Князев ему никто, звать его никак... Вот же ж! А ведь вписывается в предыдущую риторику! Так, ё-моё, надо собраться с коками и объяснить, что, блин, не так всё, совсем не так!

Легко сказать — сложно сделать, бл*дь. Горшку очень страшно было открыть рот... Вдруг опять что-то не то вырвется?! Но если не делать ничего, то будет ещё хуже. Ибо хоть и вытащил он Княже уже несколько минут как, а вот голоса его так и не услышал — это пугало... Единственное, что ещё хоть как-то менталку удерживало — поглаживания эти, в самолете, внушали надежду: несмотря на все загоны Андрей его сможет выслушать и, что самое важное, может и понять, и поверить. И по фиг, что сейчас Князев старается не смотреть даже на него. Повернулся жопой и насупленно делает вид, что изучает узор на скатерти.

— Андрей! — наконец, собирается и произносит, стараясь вложить в голос как можно больше убедительности. Правда, получается, скорее, грозно и злобно. Мелкий его аж сжимается, но морду к нему не поворачивает. Вот же жопа! Нет, так совсем не годится — он не запугивать ведь собрался (реально же, ё-моё, Княже сейчас полностью зависит от него — и вот так окрикивать, тем более, когда сам и накосячил — это жесть!), а объяснять.

— Андрюш, — уже тише произносит, весь стушевавшись. Ну не умел Горшок извиняться. Совсем.

От такого обращения необычного Князев наконец-то на него внимание обращает. Разворачивается, кисло вздыхая.

— Ты ж не обиделся? — и всё-таки, понимаешь ли, топ глупых фраз принадлежит сегодня Мишке Горшку! Интересно, есть ли рекорд мировой по неловким, странным и глупым измышлениям, вырвавшимся на волю из тесной черепной коробки? Если есть, то по количеству уж наверняка побил за последние два дня. Хотя он и по жизни... Но не будем об этом сейчас, ё-моё!

— С чего бы мне обижаться, — усмехается тяжело друг... А друг ли? Разве поступают так с друзьями, а, Миха Горшок? Хватают в карман и тащат по своим делам, оставляя в уязвимом состоянии. И то, что Князь сегодня не пропал — это слепая удача, а не Мишкина заслуга. Да и друзья не бегут от тебя, если всё хорошо. И друг поймёт правильно, а не превратно, как Андро, что выдал: — Я ж тебя не интересую.

Миша мысленно застонал: ну вот, именно то, чего больше всего и опасался, случилось. Надежда, бессердечная с*ка, махнула хвостиком! Всё-таки придётся как-то Князю втолковать, что не прав тот, ё-моё! Хотя что-то внутри било и сучило лапками, что не прав тут лишь он сам, и не наезжать надо, а терпеливо всё объяснить — и что нужен, и что настолько интересует, что и сказать страшно.

Блин, да что с Андреем такое-то?! Ну как можно не понять, что это было исключительно конспирации ради сп*здануто, что не имеет он ничего такого в виду! Раньше как-то сам допетривал, дополнял мысли и выстраивал их в правильном и логичном порядке. Очень часто не только Горшехранителем, но и Горшепереводчиком служил. Неужели это из-за размера поломалась функция? Или их длительный... Миха вздохнул, сжимая кулаки, выбирая менее гадкое слово, а то, с*ка, не находилось... перерыв в общении и дружбе что порушил? Если так — можно ли обратно собрать, склеить? Или все осколки в крошки — только на калейдоскоп и годятся. Калейдоскоп ужасов.

Ладно, потом поймёт. Сейчас надо прояснить ситуацию, чтоб не оседала горьким осадком в душе. Чтоб Андрей снова к нему жопой не повернулся, после того, как всё в душе разбередил.

— Стал бы я всё это делать, способы искать всё исправить, — Мишка говорит, как ему кажется, вполне обоснованно, — если бы мне было всё равно? Было б всё равно, Агате отнёс бы в тот же вечер! Сдал бы, ё-моё, с рук на руки! — а самого в душе трясёт... Для Князя, наверное, так было бы лучше. Возможно, Горшок эгоист. Прихватизировал и... Но ему точно не всё равно!

— А кто тебя знает, — выдаёт уж совсем невероятное Андро, спокойным таким голосочком протягивает. — Может, это всё показуха, а я тебе нужен, только чтоб на привязи сидеть, да текста писать. Не об этом ли ты мечтал, а, друже?

— Чё? — Миша окончательно потерял и дар речи, и ход мыслей мелкого. Мечтал же, чтоб другом снова назвал... Но не в таком контексте и не с тем выражением!

А уж обвинения... Было б смешно, не верь, похоже, Князь в них. Перед глазами внезапно пронесся миниатюрный компактный дуб — да-да, тот самый, из Лукоморья, другого поэта Сергеевича, видимо — по цепи которого туда-сюда шастал не котяра сказочный, а Андрейка. Вот же! Глаз упёрся в пластиковый цветок (кто вообще дома держит таких уродцев? С декоративной целью? Хотя... У него б другой точно сдох... А так, дерево... Оля, помнится, восторгалась, что денежное!) — вот на то цепь намотать и Князя посадить!

— Ты охренел, блин, — вот реально, обидно аж! Будто он и в самом деле такое способен проделать. Да Горшку от одной только привидевшейся картины дурно стало! Но больше досадно, что Князев вообще мог об этом подумать, ёлки! Как у него мозги повернулись? Каким злодеем его вообразил? Или... в глазах того... так и есть? Сердце упало.

— А что мне думать? — возмущенно пищит Андрей. Именно что пищит, да. Только слова от этого менее страшными не становятся. Ударами молотка о гвозди в руки забиваются. — Скажешь, не было этого и в нашу бытность... — Князь запинается, но выдыхает с махонькой грудной клетки натужное безликое, попросту ужасное слово... — коллегами? Не хотел бы, чтоб я только пописывал стишки, какие тебе нужно, да не отсвечивал, скромно отираясь за сценой?

— Нет! — с совершенно рухнувшим куда-то глубоко в пропасть сердцем возражает Мишка. Хорошо, что Андро сейчас не в его кармане — почувствовал бы снова, да и опять масочку натянул... Участия, бл*дь! Не это ему сейчас нужно и не утешение из жалости — прояснить надо. Очень. А пока только и выходит, что лгать во спасение, ё-моё, неизвестно только, есть ли что ещё там спасать, а? Внутри всё болезненно от лжи этой ноет. Кое в чём прав Княже... Случалось ведь, да! Может, не думал прям так, но показывал ясно, кто номер один! В груди раскаленным железом всплывают слова: Король и Шут — это я... Произносил ли он их где-то на интервью? Горшенёв мотает головой... Не помнит. Мысли путаются, предают, башка трещит. А ведь Андрей продолжает забивать гвозди.

— И микрофон не отбирал? — нехорошо прищуривается Князев. — Который и так приглушённый был! В интервью не обс*рал, концерты не срывал?

М-да, вот ведь, крепко же его зацепило. Всё припомнил... Ничего не забыл. И не забывал никогда, похоже. Давно мучился, жил с болью... Как только терпел все эти годы его такого рассякого, а? Внезапно руки опустились. Больно. Очень больно осознавать, что к текущему состоянию они не за два года пришли. Мишка почувствовал, как уши запылали. Вместе с лицом и шеей.

— Андро, — зовёт тихо-тихо, понимая, что сам он, может, и всё — сбитый лётчик, но вот Князю дальше жить как-то надо. И нельзя, чтоб тот такое вот надумал. Жутко не хочется с таким грузом уходить. — Княже… — голос сел, Миха тупо помолчал, а потом, видя, что тот не спешит отворачиваться и притворяться варежкой, а молча смотрит... Тогда чуточку воспрял духом:

— Ну, придурком бываю. Творил всякое, о многом жалею, вот правда! — с жаром добавляет. — Ну, блин, не всегда могу и сдержаться, не всегда могу придумать, что журналистам сказануть. Получается как-то криво. Иногда и вовсе косо, будто облодбанным в писсуар попасть пытался! Ну, ё-моё, Князь... — снова прервался Горшенёв, чувствуя, как срывает напрочь дыхание. А потом рвано продолжил, решая, что исповедываться так исповедываться, что уж. Может, священника тот играть и отказался, но хоть сейчас выслушает! — Я дурак, но не злодей! И ты мне нужен... И сейчас, и всегда был. Но не против твоей воли, понимаешь, да? Хочешь, хоть сейчас тебя жене верну? Мне больно будет, но если тебе так спокойнее... — Миха замолчал, внутренне сгорая от ужаса, что сейчас именно этого Андро и затребует. Поэтому прибавил, понимая, что шанса другого может и не быть: — Я ж только хотел, чтоб не прикапывались, чтоб тебя не выдать. Ну не имел в виду, что по фиг. Правда. Простишь придурка?

Князь долго молчит. Настолько, что Горшку становится невыносимо, но сказать что-то ещё он не может. Тело налилось свинцом, жар пожирал... Плохо ему — а как будет, когда Андрей в очередной раз изгонит его из своей жизни? Но вместо этого тот, очень тихо проговорив что-то похожее на «мой придурок» — Миша не уверен, его слух не столь сейчас чувствителен, как у Княже — слегка улыбается. И Мишку немного отпускает — может, их ниточка не порвалась и даже, скорее всего, не истончилась сейчас, а, напротив, укрепилась. Ведь не воспользовался же предложением. Значит, хоть немного, но доверяет, даёт шанс. И Горшенёв будет совсем уж полным кретином, если и его просрёт.

— Так, ну что, с утра первым делом по таборам?! — почти весело вопрошает. Ну а что откладывать-то? Вдруг цыганка убежит... В другой город, ну или измерение, ё-моё. Князь-то, вроде, очухался.

Заметно просветлевший Андрей теперь уже не слегка усмехается:

— Найдём ведьму, — вторит ему. А Миха в очередной раз душит пугающие его самого мысли, что он сам-то не очень хочет, чтоб та находилась... Вот прям завтра. Нет, Князя ему, конечно, жаль — это ппц, какой-то... И Агатку, и Надежду Васильевну, но какая-то эгоистичная его часть вцепилась лапками и кричит: "Мой, не пущу!"

* * *

Угу, найти ведьму — как два пальца... Тьфу, не при маленьких ушках сказано будет, ё-моё! Короче, свежо предание. А исполнение… Потратив следующие три дня (не один, не два — три! Тут уже и Миха, чувствуя настроение Андрея, занервничал... А ну как сиганёт с дивана, а? Сам-то он что на месте того делал бы? Тело прошило дрожью — то-то же, блин!) на поиски чёртовой цыганки, пришлось с горечью констатировать: проклятая ведьма словно растворилась в серой мостовой Петербурга. Сквозь землю провалилась.

О такой дамочке не только не знает никто из цыган — а они реально обошли все поселения в Питере и под Питером, ну, крупные, ё-моё — но и принимают их розыскные мероприятия за розыгрыш какой-то. И относятся соответственно, блин. С усмешкой. Типа, а снежного человека не теряли?

Так, план А (и это не Анархия, увы) с треском провалился, плана Б (на ум просилось только Бухнуть, бл*!), как выяснилось, и не было толком. При ближайшем рассмотрении все эти давешние размышления — походить по колдунам-гадалкам — оказались слишком непродуманными, ё-моё... И нет, дело не в том, что часть души Горшка противилась скорейшему увеличению Князя, нет, понимаете ли, от них вреда может быть больше, чем пользы. Да и всей этой шушеры слишком много, пока откопают хотя бы один-единственный бриллиант — кучу времени угрохают. Шлака слишком уж до фига — кажется, ударь киркой, тот тебя и завалит. Так что Миша пребывает в растерянности: куда дальше бежать, за что хвататься и как при этом самого себя не испугаться...

Правда, как вскоре выяснилось, другого плана нет только у него — у Андро имеется. И он его очень активно продавливает, пусть и вес физический у того сейчас, хорошо, если с полбанки пива, но вот морально... давлеет! А именно — давит на гнилуху, как только он умеет, заставляя пойти к врачу и заняться здоровьем. И нет — к жене не собирается, отмахивается, что пугать её будет. И вообще, мол, если ничего не выйдет и таким останусь навсегда — той хоть проще будет зажить нормально. А то что он может... Муженёк-с-пальчик... Весь!

— Ты пойми, Мишка! — активно жестикулирует этот субъект за едой, размахивая крошечной вилочкой. Ну, хоть где-то проявил сообразительность Мишка, догадался, что раз у этих зайцев куча предметов обихода есть всяческих, то и посудка тоже должна иметься.

Вот и совершил набег на магазин игрушек, весьма успешно кстати, так, что Андрюха обзавёлся ещё одёжкой (всё тех же яркий расцветок "вырви глаз", но других и не делали, видать! Ну, хоть шорты, там штаны, а не юбка, далёкая от образа горца!), столовыми приборами, и на время прихватизировал домик и мебель этой же кукольно-заячьей семейки, так что в целом почти с удобствами жил — правда, ванну ему Мишка сам делал — тарелку с водой наливал — тот в ней и плавал, ё-моё, и вообще, вылезать порой долго отказывался, так что Горшок вился рядышком беспокойно... Смотрел, чтоб не потонул! Впрочем, кто за кем ещё смотрел — этот карманный кардиограф сейчас вовсю вещал:

— Ну, вот случись что с тобой, как я буду, а? Даже если тебе чувств моих не жаль, пожалей хотя б эту маленькую и беззащитную тушку! — ага, Миха закатил глаза. Не такая уж и беззащитная! Вон зубы точно острые... Хоть угрозу давешнюю и не воплотил, но щёлкал только так. — Она даже в таком микроварианте хочет жить и жизнью наслаждаться. А если с тобой что случиться… — Князев отчего-то медлит, а потом выдаёт: — Жизнью я уж точно наслаждаться не смогу!

Вот ни хрена себе признания... Мишка шумно сглатывает свой кусок яичницы (что умеет готовить, то и делает, бл*! Благо Князь не жалуется, правда, порой Горшку становится стыдно и он делает набеги на полки с детским питанием — и вообще, пох, как это выглядит. Ладно, сам Миха, а вот мелкому, ну, Андро, то бишь, питаться надо нормально! Правда, тому много и не надо, половины ложки за глаза хватает — так что невольно и сам Горшок стал питаться... как малыш, ё-моё! Но под одобрительный, с*ка, взгляд этих синих бусинок!), а ведь звучит болезненно весьма... Уязвленно.

Значит, правду сказал. И это, чёрт побери, приятно очень. Приятно, когда за тебя волнуются. И нет — сейчас он будет в это верить, потому что именно этого и хочет всё его измученное существо — это не манипуляция, не попытки заставить плясать под Княжескую дудку (Фавн, бл*!), не желание прогнуть…

Нет, чует он, что это искреннее беспокойство, неподдельное. К тому же — он ведь так Агате чудушко это и не сдал, значит, если помрёт, Князь вполне может и сгинуть в этом большом и ныне враждебном для него мире. Увы, блин. Оттого-то и сопротивляться такому аргументу Мишка не в силах, потому и послушно идёт на приём к кардиологу, для начала.

Пусть будет так, ё-моё! Если Андро так спокойнее будет, даже если и услышит, насколько отличается действительность от представленного специально для него варианта «с сердцем небольшие проблемки». Может, перестанет упрямиться и надумает жене показаться, ё-моё... Хоть и тогда, наверное, его быстро сердцем даванёт. Эх.

Да, блин, идёт. Естественно, с Андро в кармане. Страшно — капец, но деваться-то особо некуда. Альтернатива ему не нравится ещё больше. С одной стороны — очень страшно, что вот так помрёт, а тот пропадёт, с другой — отказаться от Князя добровольно... сил нет. Вот и потопал. А ещё, пока мелкий у себя в домике дрыхал, отработал падение, так, чтоб ни в коем случае не завалиться на заветный кармашек... А то бывали у него до этого вырубоны, что ещё раз ратовало за то, чтоб отдать уже дружочка его жене... Признаваться самому себе даже в этом погано, но Миха не хотел этого делать. Вот совсем. Потому и делал хоть что-то для безопасности — вот учения эти своей тушке проводил, синяков набил, конечно, но, вроде как, та уяснила как надо группироваться. И не стал особо кочевряжиться, сдался врачикам.

Правда, не до конца: ведь, как и ожидалось, там его загоняют на обследование и анализы, настоятельно рекомендуя ложиться срочно в больничку, учитывая результаты-то прошлых. От чего Миша открещивается наотрез, соглашаясь только на дневной стационар. Во-первых, не хотелось совсем — ему от самого этого места дурно делалось, а во-вторых, ну куда он с малявкой туда, а? Князь хоть и сучил лапами недовольно в кармашке, но и его удалось убедить, что Горшку там будет невыносимо круглые сутки-то.

Помогло, пожалуй, только то, что не сильно анализы ухудшились — ещё поживёт, ё-моё! И это было очень хорошо — не жизнь, в смысле, хотя с Князем и она не таким уж грузом отдавала, а то, что есть время дела в порядок доприводить, и можно обойтись малой кровью в виде вот этого кратковременного пребывания дневного в больничке.

Ну как, вот скажите, как можно в больничку переселяться на постоянку, когда Андро надо помогать, а? И он даже не столько про бытовуху какую — её худо-бедно можно было и в палате наладить, наверное. Но ведь надо думать, как всё вернуть на круги своя, а то и так уже всё затянулось... Настолько, что совсем уж никуда не годится — девчонок князевских жаль, самого Андро тоже... Даже эгоистичные мысли Мишку уже почти на этом фоне не посещают.

Так что да — пора возвращать всё. Точнее, не прям всё, а только рост Князю — Мишка продолжает верить, что они смогут поговорить, блин, нормально (хотя это и сейчас провернуть можно, но ему отчего-то очень страшно, а ведь сейчас-то как раз Андро и некуда деться... Хотя, может, это и останавливает. Он считает честным дать ему возможность "куда-то деться"), и не разойдутся после снятия этого заклятия или порчи. Или хрен знает чего.

Потому что с фоткой Андро он заглянул-таки к парочке «экстрасенсов»: результат, конечно, не впечатлил — некоторые, видимо, узнавшие Князя, долдонили о пропаже, дальней дорогё… И ведь все, желая срубить потом ещё бабла — а с мёртвым особо не забалуешь, в один голос твердили, что жив, а дальше версии расходились, начиная от «памяти нет у него» до «в казённом доме, больнице, без сознания и документов», кто-то расходился в фантазии до уточнения «лицо обезображено, не опознать». М-да, версии, конечно, рабочие... Наверное, не знай он правды — прислушался бы даже, ага.

Андрей же, всё это время находившийся в кармашке, беззвучно трясся от смеха (Миха понимал только по внутренней вибрации — легче, чем телефон, но заметной), а самому Мише отчего-то дико хотелось особо ярко фантазирующим чернокнижникам головы пооткусывать. Ибо наживаться на чужой беде — это прям дно, ё-моё.

Вот так и пролетела ещё неделя — утром, а иногда и вечером, ёлки, забег по врачам и высиживание положенных часов на всяких процедурах, после обеда, в перерывах между больничкой приснопамятной, лихорадочные попытки хоть что-то сделать. Ещё пришлось и таблетки пить, да — навыписывали кучу. Кажется, только ими и питался, ё-моё. Андро настоял — теперь у него, как у деда старого в кармане ещё и таблетница валялась с кучей мелких отсеков — менюшка на сегодня, ага.

Красную таблетку — до еды, не разжевывая, синюю — после, наоборот, разжевывая. А желтую — между, запивая. Белую вообще под язык когда-то там.

И Мишка честно бы их благополучно про*бал, скорее всего, не то что не хотел пить из упрямства какого.

А просто бы забыл, запутался во всей этой радуге медикаментозной. Но теперь у него был персональный надзиратель, зудевший об этих таблетках. Даже уговоривший поставить таймер и строго следивший, чтоб всё было выпито в срок. Захочешь — не забудешь. По рёбрам Княже пинал весьма ощутимо...

Вообще-то, дел была куча и кроме непосредственно главной проблемы: например, выстроить концертный график. Ибо жизнь-то продолжалась, а взять паузу и только лечиться, как предлагал Князь, он позволить себе не мог. Деньги — презренные бумажки, но без них фигово. Да и не полечишься опять же, да. Развод требовал денег, своих девчонок всё равно надо было содержать, парням что-то тоже есть надо... И это он молчал про то, что без выступлений не будет и отчислений князевским девчонкам. Нет, Андро он прямо так не сказал, сослался на то, что помрёт без сцены быстрее...

Так что да, надо было составить, учитывая и интересное состояние Княже, и собственное здоровье. И это оставляло Мишку в раздраконенных чувствах: в конце-то концов он не планировал переживать девятнадцатое… А тут уже не только пришлось жить дальше, но и планировать деятельность на осень-зиму. А надо же проблему Андрея решать! Какие на фиг концерты! Тем более, что на последнем он его чуть не лишился, оглушив звуком так, что удивительно, как тот ему это всё простил, дураку-обормоту... И не потребовал отдать Агате.

В этом смысле очень кстати пришлась категоричная рекомендация врачей о снижении нагрузки.

Так и объявил парням — сам бы хотел, други, да врачи настаивают на время споловинить выступления. Друзья-музыканты поудивлялись его внезапному послушанию и смирению с медицинскими вердиктами, но даже, кажется, обрадовались. Тут-то у Миши и возникло чувство какое-то тёплое: не совсем, видно, им всё равно. К тому же Лось ему долго потом затирал, что доходы сильно не должны упасть. Мол-де — снижение предложение с учетом, наоборот, увеличенного спроса из-за ситуации с Андро, приведёт к тому, что орги предлагают площадки побольше. Из-за упоминания ситуации с Князем Миха едва не вызверился, но потом передумал... А чего хорохориться-то? Если всё так и есть. Деньги лишними никому не будут, увы. К тому же сам Князь по этому поводу молчал... Что, впрочем, тоже напрягало.

А не только будущие концерты волновали — ещё одним фактором стресса стал надвигающийся выезд на очередной фест, запланированный, бл*ть, о котором Горшок совсем позабыл… Напомнил Ренник, позвонив с вопросом, собирается ли он почтить их своим присутствием на репе. Крылья, блин. На который они уже и заявлены были, и отменить — никак совсем. Вот же ж! Учитывая полное фиаско с предыдущим концертом, Мише с Андреем нужно было серьёзно подумать, как обезопасить чуткий слух мелкого. Потому что речи о том, чтоб оставить его в гримёрке не было. Ну не мог Горшок чисто физически.

— Интересно, нет ли наушников каких, типа, как на барби? — умученно спросил Миша в ночь перед вылетом. — Какие-нибудь меховые, а? Может, шапку тебе завтра с утра метнёмся купим? Вдруг есть?

— Даже если они и есть, — вздохнул Князев, — это явно просто пластиковая загогулина, похожая по форме. Миш, никто не будет делать настоящие наушники для куклы. Как и шапка — это просто кусок искусственного меха, в котором я либо утону, либо спекусь, как поросёнок в рукаве! Да и куда метаться — вылет рано, всё закрыто.

— Это да, — Миша нахмурился, почесывая затылок. — Значит, будем сами ваять.

— Из говна и палок? — фирменно выгнул бровь Андро. — Ты это, учти, я жить ещё хочу! Обоняние у меня тоже чуткое!

— Зачем такие сложности… — прищурился Горшок, понимая, что сейчас ему пригодится вся мелкая моторика, какую он только сможет у себя наскрести. — Вата и бинт наше спасение!

— И твои очумелые ручки, — хмыкнул Князь, но спорить не стал, милостиво отдавшись эксперименту.

И работа закипела — требовалось же не с бухты-барахты, а с примеркой, чтоб рассчитать всё! И даже с испытанием звука в колонке... А то обидно было б все намотать и не просто оглушить Андро, но ещё и зажарить-задушить его почём зря! Так что побыли они оба в новых ролях — тестировщика и горе-учёного.

— М-да, — протянул Миша, оглядывая дело рук своих и понимая, что лучше не сделает, хоть тресни, — ну, вообще-то, получилось вполне неплохо… И функционально главное, работает же, да? А красота... Ну, Князь... Ты ж уже женат, ё-моё... — шутка вышла кривая, а Горшок продолжил зарываться, бормоча: — И даже не так дурен!

— Очень! — буркнул Андрей, удручённо пялясь в зеркало, к которому его поднёс Мишка. — Как мальчик-зайчик из "Ну, Погоди!", а ты на Волка похож... Ну что, давай фото на память — приз за лучший косплей наш!

— Да ну, иди ты, — уши у Михи покраснели. — Какие заяц и волк, ё-моё! Ещё скажи, кот и мышь, ты что так, что ли, себя у меня ощущаешь, а? — против воли вырвалось. Ну а правда, обидно как-то... Что он тут со всей душой... А Княже его всё ещё, оказывается, боится и не доверяет. Ну вот как так-то?

— Не кипятись, — Андрей примирительно потрепал его по ладони. — Я лишь о внешнем сходстве говорю, а ты опять загнался. Эх, Мишка, Мишка... — он печально посмотрел на него, а потом снова озорно улыбнулся. — Ладно, невелика проблема — побуду зайчиком...

— Можем по-другому завязать! — с готовность отреагировал Горшок. — Вниз концами — и делов-то... — но, заметив всё понурое лицо Князя, тоже сник.

И в самом деле, методом проб и ошибок выяснили, что бинт надежно фиксирует вату на голове… И звуки глушит, да. Однако вот привязать его можно было лишь концами кверху — и тогда Андрюха становился премилым зайчиком с ушками, либо под подбородком — и привет, не менее милая бабулька. Видимо, обе перспективы его не особо устраивали.

— Главное, функциональность! — радостно возвестил Миша, пытаясь хоть как-то обстановку разрядить. Нет, ну в самом деле, после того, как в Москве чуть не помер от ужаса, доставая тряпочку-Андро, то хочет или не хочет, а этот упрямый покосплеит персонажа какой-то странной сказки. Хотя лучше бы добровольно... В свете мелькнувшего "как мышь в твоих руках", давить даже во благо и спасение будет ужасно. — И потом, всё равно никто, кроме меня, не увидит… Да и не привыкать тебе в платочек-то обряжаться. Этакий сценический образ. Ну чё ты... Вон, при травме головы примерно такой же чепчик соображают!

— Угу, точно, зовите меня баба Аня! — Князь хоть и не выглядел слишком уж довольным таким положением дел, но дальше спорить не спешил. И даже в глазах промелькнула, кажется, легкая улыбка — вот уж в этом не мог быть совсем уверен Горшок: слишком уж мелкие были для считывания правильной эмоции. — Или Бывалый, — решил повспоминать он кино.

— Балбес! — закатил глаза Мишка, довольный тем, что, вроде как, всё в шутку ушло.

— Балбес у нас ты, — серьёзно ответил Князь, а не желавший провоцировать и дальше Горшок спорить не стал. Это ли не взрослый поступок, а?

На самом деле, Мишка мог собой почти гордиться — в этот раз он предусмотрел всё! И футболку с карманами, чтоб спокойно пройти зону досмотра, и наушники-чепчик, и не прыгал-скакал, как привык, помнил о том, как эти скачки наверняка отдаются... К тому же — врачи тоже не рекомендовали. У парней вопросов не было, какая муха его покусала. Знали уже, что больничная. Что исчезновение Князя ещё отозвалось — и решил-де Горшочек набраться ответственности и всех тянуть! Вслух при нём не говорили — и на том спасибо... Бухали или нет — неизвестно. Голова другим была занята, хотя Лось ходил и к Захару принюхивался... Но тот тоже не дурак — пока, вроде, держался и не пил.

В общем, справились — отпрыгали сет, благо тот короче концерта обычного. Хотя, конечно, было жарко и душно, и Андрюха после немного смахивал на варёного рака, но, по счастью, пребывал в сознании и даже вполне бодрый. У Мишки были подозрения, что тот ему подпевал, но шансов услышать и проверить догадку не было... Косвенно та подтверждалась чуть хрипловатым голосом. Горшок помнил про связки... Но спросить прямо не решился. Боялся спугнуть эту, казалось, удачу. Если после всего — пусть и неслышно — подпевает, да и на одной сцене — это ли не знак добрый, а? Вот и был Миха во вполне благостном состоянии духа. Даже журналистам отвечал вполне сдержанно, не попадаясь в ловушки.

А ведь к этому времени слухи об исчезновении Андрея уже перестали быть слухами. Официально подтвердил Махарадзе с разрешения Агаты. Собственно, это была ещё одна проблема — нет, не журналюги, тут Миша решил быть относительно честным и говорил, что волнуется и всё такое, что верит в возвращение… в конце-то концов какая разница, кто и что подумает и соотнесёт? Главное, чтоб его минипут не загнался снова, ё-моё. Забывать о тонкой душевной организации было нельзя. Правда, игнорировать вопросы — а не сами ли вы и пустили Андрея на фарш — было нелегко. Благо сам виновник пинал по рёбрам — и это отрезвляло.

Проблема была в группе Андрея, которая лишилась и основателя, и вокалиста, и текстовика, и композитора. Короче, ядра. А ни одна звезда-планета без ядра сиять не может, да что там — просто жизнь поддерживать.

И если бы хоть примерно знать, сколько продлится эта маленькая проблема у Андрея… Так ведь неизвестно. Миша знал, что и Княже это понимает, пусть ни один из них не говорит об этом. И оба они понимают, что это может быть навсегда. Но эта тема также старательно умалчивается. Хотя и не перестает от этого быть менее острой. Скорее, наоборот, чем дольше откладывают, тем, наверное, паршивее будет потом, но пока сил на этот разговор нет. Может, оттого, что они оба — не Балбес, и Бывалый, а просто Трусы.

Засунули голову в песочек, не замечая подслеповато, как ладно наточенный топор висит над ними на трухлявой верёвке. Потому и чудо, что уже после возвращения с Крыльев, приехав домой, Миша всё ж насмелился поднять-таки этот сложный вопрос. И то, только лишь потому, что мыслишка одна залетела в голову. Удачная, как он наивно полагал.

— Андрей, — осторожно спросил, мысленно прикидывая, как далеко тот находится от края и успокоился, решив, что точно поймает, ежели чего, — ты не думал, что делать с группой?

Князев и не думал куда-то бежать. Лишь задумчиво откинулся на спинку стула — да-да, именно на него. Вот насколько труднее было бы без этой кукольной мебели для зайцев. Так что теперь они весьма комфортно для всех участников ели: игрушечные (но вполне добротные, кстати, для такого рода вещи-то) стол и стул для мини-Андро стояли на обычном обеденном для большого панка, так что можно было спокойно и есть, и разговаривать. Правда, сейчас он дождался, когда тот доест. Ибо не знал, сумеет ли провести прием Геймлиха на таком крохе.

Между делом-то Мишка снова порадовался, что сообразил и набор мелкой посудки прикупил, как раз по размеру — и такое ведь есть, оказывается! Даже крошечные ложки, вилки и ножи имелись. Ну, ножи-то можно было сразу выбрасывать, как и вилки — абсолютно тупая фигня, муляж, естественно. Хотя одна его часть и радовалась слегка... Не убьётся ненароком хоть.

А вот ложки в приеме пищи весьма и весьма помогали. Да и сам Андро как-то приободрился с улучшением условий быта за счёт зайцев и всех этих покупочек. Благо Сашка про семейку и все прилагающееся к ней и не вспоминала. У неё новые кумиры были — в прошлый раз, когда Оля смилостивилась, дочка показывала ему коллекцию пони. Так что на прибамбасы к ним он и собирался негласно обменять обустроенную заячью нору.

Вот игрушкам — по фиг, дочке тоже — интерес утрачен, а Князю и есть можно нормально, и пить. И спать на неплохой такой кроватке, можно даже представить, что настоящей. Ну, Мишка, конечно, наверняка не знал, но это уж точно лучше коробки с ватой. Да и Андрей говорил, что удобно и отлично спится. Может, просто ныть не хотел... Кто знает. В "голову" его по-прежнему до конца не пускали.

— А что делать с группой? — переспросил, наконец, Княже, пытаясь, как ни в чем не бывало, занять руки тем, что Миха называл "микрорисование": на стол лёг самый маленький, какой можно было придумать, блокнот, а роль писчего средства выполнял грифель без карандаша — тот смотрелся в руках у Андрея этакой малярной кистью, но худо-бедно тот что-то старательно вырисовывал на этом огромном для себя полотне. — У меня как будто есть масса вариантов и возможностей, — ну вот, раздражение всё же проникло в голос.

— Ну, Андро, может и мало их, но есть же, — Миша постарался говорить как можно увереннее. Важно было идею свою донести... Чтоб понял как надо, а не опять превратно.

— Да какие? — Андрей отложил грифель с явным раздражением. История умалчивает, как сильно тот марался после такого вот "рисования". И да, у Горшка появилась новая компетенция — он стирать научился... Ибо маме в стирку кукольную одежку не подкинешь незаметно. — Группа развалится в ближайшее время, если не вернусь. И это факт. Так что нечего мне решать, понимаешь?

— Блин, Андрюх, нельзя так. — Горшок аж на ноги вскочил. — Это ж твоё детище, твоё творчество. Надо за него бороться! Надо его сохранить, слышишь?!

Хотел было добавить, что и заработок — ну, чтоб подстегнуть там — ведь о девчонках своих Андрей тоже крепко беспокоился, и то, что Мишка и заезжал к ним — не только к Агатке с Алисой, но и к Аленке с Дианой, и к Надежде Васильевне, и звонил, чем помочь спрашивал — всего этого явно было мало.

Естественно, не мог не думать о своей семье Андрюха. Те, к слову, странно смотрели на суетящегося Горшка, очень аккуратно с ним разговаривали. Но поганой метлой не гнали и помощь принимали. Ну, может, он не совсем уж урод в глазах близких Княже-то? Вроде, и сам тот так не считает... Не считает же, а?

Но не сказал ничего об этом — и так ведь переживает. Да и, если честно, умудрился тайком от Андрея (а это было очень сложно, учитывая, что тот всегда рядом и всё практически слышит — ну кроме случаев, когда в чепчике-звукоглушителе сидит или в домике кукольном обретается), увеличить размер авторских отчислений — деньги им точно понадобятся. Да и Алиска болезненная… Разные там врачи нужны да реабилитации… Раньше как-то ему в голову не приходило, как друже выкручивается… М-да, оставалось только надеяться, что не слишком поздно понимание и осознавание припечатало.

— Кто бы говорил, — Андрей тоже вскочил, да так неосторожно, что с легким грохотом обрушил стол и блокнот. — Не ты ли пытался утопить, а? Что ж сейчас не радуешься? Получил ведь, что хотел! Я у тебя в кармане — сижу, не рыпаюсь... От безделья скоро стухну, потому тебе и заставлять меня писать не надо — так всё сделаю, с радостью, бл*дь!

— То раньше было. — не стал отрицать Миша, как бы ни было больно это всё произносить. — Сейчас всё поменялось, ё-моё! И никогда не хотел заставлять! Просто желал, чтоб рядом был! Но мне надо, чтоб и тебе при этом паршиво не было, понимаешь, бл*?

— Дело только в размере? — Андрей нахмурился, в лице что-то совсем уж болезненное промелькнуло. — Неужели ты поменял своё отношение только из-за какой-то надуманной жалости, что-то типа, маленьких, а ещё сирых и убогих, не обижают. А не произойди всё это, Мих, стал бы ты так же говорить, а? Потому что впечатление другое было... Что ты именно что заставить страдать, а потом вернуться, прижав рублём, пытался!

— Стал бы! — рявкнул Миша. — Может, и пытался в начале! Потому что мне, бл*дь, невыносимо было, только ты этого не понимаешь. Тебе нормально без меня было, ты освободился и радовался! А мне х*ево было. Очень. Но всё равно я тебе зла никогда не хотел. Я хотел, чтоб нам обоим хорошо снова стало. Ну, как раньше. Думал, что ты ошибаешься, сам не ведаешь, чё творишь. Сейчас понял, что ошибся я, вот слышишь, да, ё-моё! Признаю! И да — стал бы, если б страх свой победил, потому что, блин…

Он запнулся — смелости дожать до конца всё же не хватало, но потом как-то сумел и нашёл в себе силы произнести самое страшное:

— Мне, блин, не хватает тебя, понимаешь? — хрипло начал раскручивать этот ужасный узел внутри. — Нашего… — снова запнулся, не понимая, как лучше сказать, но понадеялся, что Андро поймёт. — Всего нашего не хватает. Но тот путь, что я избрал — только хуже делал и от этой цели... отодвигал лишь. В итоге психовал, злился на тебя, на себя... Особенно на тебя. Я идиот, да, два года почти потратил на то, чтоб вот это в голове докрутить. И пока крутил, перевернул, блин, всё, почти что порвал заскоками своими, обидой продиктованными. Тебя, блин, да — топил…

Андрей молчал, весь как-то сжавшись, словно ёжик. И это очень, бл*ха, напрягало. Молчит, а почему? Боится его? Или сказать нечего? Или боится ЗА него? Тоже мог быть такой вариант — решил перестать нагнетать обстановку, чтоб не провоцировать его болезнь. Слышал ведь всё. Потому и сжался, блин, что понял, как опасно наступил.

— Андро, — негромко произнёс, не зная, что тут можно и сказать, но что-то точно надо было. Потому что сам тот молчание прерыватьнамерен не был, а у Горшенёва тоже... идей никаких. Мишка понимал, что с этим надо что-то делать, а то опять ничего не исправит, только хуже сделает. И без того тошно было,от количество косяков и осознания, что на месте топчутся — только вот его Князь, сам того не зная, на этом свете держал. Настала и его очередь, а если слов нет, то был и другой способ.

Потому-то, немного преодолевая себя — неожиданно появившуюся робость, осторожно погладил своего мелкого по головёнке. Тот не отстранился — уже хорошо, может, в самом деле шансы есть у них. Хотя, конечно, хотелось бы Мише услышать, что он тоже нужен Андрею, что о здоровье его тот заботится не по давней привычке и не потому, что жалко, а оттого, что тоже скучал! Но сейчас главное не его хотелки, а вопросы насущные, для Князева важные, поэтому, протянув ладошку, на которую тот перебрался, не заупрямился — что тоже хорошо, продолжил, установив таким образом более плотный контакт и заодно уверившись, что друже ниоткуда пока не спрыгнет:

— Андрей, я ж не просто так интересуюсь, не чтоб ткнуть в больное место, не из любопытства. У меня план есть…

— Какой? — не выдержал всё же Князь, прервав молчанку.

— Ну, помнишь, я как-то за Лёху пел разок? — издалека начал Миша, очень сильно надеясь, то Андро хотя бы просто выслушает. — Вот я и подумал, почему бы мне временно, ну, пока ты не вернёшься, не поработать на две группы. Буду и там, и там: график концертный как-нибудь организуем… Чтоб не пересекались! Программу из твоих песен вместе мне накидаем — чё скажешь, то и выучу... Покошмарю снова Каспера, то-то он удивится.

Горшок договаривал и уже видел, что нет, не прокатило. Андрей уставился на него во все глаза — реально, кажется, бусинки раза в два больше стали, а брови вразлёт пустились. Кажется, это предложение — "поработать за него" — лишило дружочка дара речи. Оно и понятно, вообще-то... Собственный график Миха обрезал, чтоб лечиться. А тут такой ход конём. Тут не только сам Князь в шоке был бы — все... Зарывать-зарывать, а потом самому эти песни и петь, да и с теми, кого обозначил в интервью, как подобранных незнамо где. Молчание затягивалось. Кажется, Горшенёв начал ненавидеть тишину.

— Ну, что скажешь? — нервно спросил Мишка, когда обстановка стала совсем уж невыносимой. Вот Князев сидел на жопе и с приоткрытым ртом смотрел на него, а потом как встрепенулся...

— Чё я скажу?! — внезапно заорал Андрей, вскакивая на ладошке, так что Горшку многого стоило рефлекторно не сжать его. — Ты совсем охренел, так, что ли? Какое попеть за меня?! Ты Лёху разово подменил, и то, он прилетел к концу!

Сердце у Мишки забилось часто-часто: ну вот, опять что-то не так понял. Решил, что ли, что Миха под шумок решил группу отжать? Вот уж, бл*дь, конечно! Мало ему было одной... Две захапал. И репертуар тоже. А вот, может, за него так вгрызся, а? Типа, всё своё пою сам. Горшок задумался. А сам он как бы реагировал? Ну, ежели б в самом деле помер, то и нормально бы, а вот если нет... Даже и не знал Горшенёв.

— Ты убиться решил? — меж тем продолжал пищать на ладони, разоряясь, его... просто его! — Ты как такую нагрузку вытянешь? Две группы! Мих, ты чё?! Тебя врачи положить хотели!

И Андрей резко и нервно заходил по ладони, а Мишка на всякий случай подставил вторую — мало ли, чтобы в запале не слетел. Вообще, надо бы его поставить на более широкую поверхность, чтоб шансов с высоты на стол *бнуться меньше было, но страшно было даже пошевелиться. Вроде, тот не за репертуар переживал... А за него?

— Ну, раньше и почище была нагрузка, — проворчал смущённо. От сердца немного отлегло: не в том дело, что понял Андро всё снова превратно, а просто волнуется и переживает за него. — Справлялся же… Да и тут можно и не так много концертов делать... Ну там, раза три в месяц. Люди, наверное, поддержать захотят, и, может, этого хватит, чтоб музыканты твои с концами не разбежались!

— Не в предынфарктном состоянии! — обрубил Андрей, хватая его за большой палец. — Тебе его никто не снимал, между прочим. И то, что ты концерты сократил да таблетки пить начал, пока лишь оттягивает тебя от края, бл*дь. Но он всё ещё рядом — ты не в порядке — и это видно! А музыканты... Ну пусть бегут, — он махнул рукой, отцепляясь. — Новых найду, если вернусь, — глухо ответил, а Михе совсем не по себе от такого его вида стало. Дело Андро разваливалось на глазах, а тот и сделать не мог ничего.

Что до состояния Горшка... И это правда ведь. Ломка не ломка, а состояние его, по-прежнему, оставалось далёким от нормального. И жар, и больная голова, и мерзкое чувство в носоглотке сохранялись — такое себе удовольствие петь в нос, ага. Может, лишь чуточку стало легче, когда стал пить лекарства, фиг его знает почему. Зато, после начала приёма таблеток, добавились тошнота и периодически неприятнейший горький привкус во рту. Некоторые из них, таблеток, вообще глотать-то тяжело было — огромные, комом в горле вставали.

И ладно, ком! Совершенно непонятно было, какого хрена привкус-то возникает. Ладно бы, после заглатывания таблетки, так нет же! Совершенно рандомно возникал и так же внезапно проходил. Были и другие ощущения, странные и пугающие — будто жар то сползал, то снова наплывал... Без видимой причины. Иногда ещё отчего-то влажно становилось. Порой он какие-то голоса даже слышал. Весьма знакомые. Отчего-то Агаты и Князя, который рядом и с закрытым ртом обретался. Андрею он, правда, про это не говорил — переволнуется ещё мелкий, что зря пугать. Правда, пометку себе Мишка сделал, что мозги всё же начали разлагаться, раз так зло шутят.

— Ну, Андрей, — всё равно пробует уговорить. — Пойми ж, это шанс. Я же искренне помочь хочу. Не буду я упахиваться! Всего три концерта в месяц!

— Не такой ценой, — Князь остановился резко, словно на стенку наткнулся. — Не ценой твоей жизни, понял? Всё, закрыли тему, — и тот спрыгнул с ладошки... у Михи чуть внутри всё не оборвалось, но, оказалось, там до стола было совсем близко — и этот мелкий... всё рассчитал. Приземлился и потопал к столику, поднимать бумагу и грифель.

Ну закрыли, так закрыли — чего пугать-то? Мишка вздохнул. Но попытки уговорить прекратил, а то мало ли, что ещё выкинет. В конце концов может они какой-то другой выход найдут. Желательно, конечно, поскорее, но как уж получится. А для Андрея этот пунктик явно болезненный, не стоит волновать.

* * *

А выход, зараза, не находится. Ну такой, нормальный, а не через окно, ё-моё. И это заставляет нервничать — и весьма сильно. Миша не понимает, что там происходит в голове у Андрея и как он может держаться относительно спокойно. Потому что будь он на его месте — точно бы бегал по стенам. Или кругами, как сумасшедшая белка. Есть же у тех специальные карусельки, понимаешь ли...

Вот и было страшно, что, может, это у Андрюхи так стресс выражается? Ну, в отрешенном спокойствии и, якобы, смирении. Ну, типа, всё копится, копится, а потом — раз, и выльется. Во что-то совершенно нехорошее. Воображение отчего-то подкинуло Княже, пыхтящего с грифелем и намалевывающего предсмертную записку... Сердце куда-то на хрен упало.

Нет, такая реакция — это ненормально. И если помочь ему вырасти Горшок не может, то уж хоть выговориться помочь в состоянии... Наверное. Ну вот надо что-то с этим делать — но Миша не знает что. Да и как помочь, когда у самого в душе всё накапливается, накапливается, а подступиться, памятуя о предыдущем разговоре, очень страшно. К тому же становится ведь только хуже — по большому-то счёту.

С каждым днём, когда всё яснее проявляется знание, что они это — маленьковость Андро — никак исправить не могут. И без того небогатые варианты у них кончились. Осталось, бл*дь, только смириться и прожить так остаток жизни. И это пздц какой-то. Миху оторопь брала. Это у него с двух сторон свеча сгорела, а Князь вполне мог до старости в таком состоянии, блин, протянуть...

Ну вот каково Андрею об этом думать? Боится и представить. У того-то, вообще, дальнейшая жизнь должна представляться сплошным адом: в вечной (ну тут Горшок себе польстил — от силы пару лет, наверное, потом точно надо передавать кому-то, а то сгубит не только себя!) зависимости от Мишки, с невозможностью увидеться с родными…

Хотя, конечно, если дальше так пойдёт, они, наверняка, хотя бы с мамой смогут как-то организовать всё? Да и с Агатой… Не сдадут же его близкие на опыты? Не сдадут, правда, дочки могут проболтаться, но мало ли что дети болтают, да?

Но и для них же это огромный стресс. Тут, наверное, не знаешь, что хуже — не знать, что случилось, или жить с осознанием, что вот какая-то такая магическая хрень произошла и сын, муж и отец теперь мальчик-с-пальчик. Прекрасно просто... Был человек, стал почти букашка. С той же, блин, личностью, прежним характером и стержнем...

Хотя сам Мишка, наверное, предпочёл бы поделиться этим с родными… Ну вот чтоб мама не ревела хотя бы, да. А вот отцу... Поди, и в этом бы случае нахмурился и заявил, что сам виноват, бестолочь. Нет, подумал бы хорошо. Страшно это. Лёхе можно показаться — тот нормально б отнесся, плечами пожал, вероятно, да и дальше своими делами заниматься отправился... Сашке... Ага, гляди, милая, какой папка стал — размером с зайца, пупса ли какого. Ну хоть так поиграть выйдет, м-да. Сложный вопрос, короче.

Но вот тут почти наверняка был уверен, что семья Князя с его, кхм, размером примирилась бы, и им было бы главное знать, что живой и соображает, руки-ноги работают. В любой форме.

Однако сам Андрей так, похоже, не считает. Несколько раз дал понять, что не собирается раскрываться родным. Это-то и пугало. Случись что с Михой — ну вот чё будет-то? С другой стороны, в последнее время уже не столь категоричен был. Допустил оговорку, что ПОКА не собирается.

Видимо, всё же пока на что-то надеется, и попросту жалеет их психику. Горшок уж точно уверен, что это решение — плохое, потому что никаких подвижек не видать, ё-моё, но… Это решение Андрея, он не имеет права настаивать и переубеждать. Тот и так уже чуть ли не вещью себя ощущает, что тоже понятно по некоторым печальным оговоркам, потому-то и нельзя отнимать у него способность решения принимать.

А у самого Горшка всё продолжает в душе нагнетаться. Как нарыв — вот-вот прорвёт и весь гной наружу хлынет. Переживал за Андро, а у самого... Вулканище, не меньше. Такие вот дела.

И прорывает же — аккурат на днюху. Ибо это лишний повод вспомнить, как ты стар, ага. Новый год и днюха — прям самые опасные даты... Много суицидов и прочего дерьма. Вот и у него выкипело, будто молоко убежавшее — только с большим масштабом. Так всё достало.

Он, вообще-то, не планировал доживать до сорокета. А теперь, посмотрите-ка, дожил, и даже, видимо, придётся жить дальше, сцепив зубы, глотать таблеточки, терпеть уколы и слушать врачей. Хотя б пока Андро помогаешь... И его тоже слушать, когда он напоминает — выпить колеса очередные или поесть банально. Кто кому ещё помогает, бл*!

Так что — тут он усмехается мысленно — возможно, что и очень долго жить придётся. Не месяц, не два... Может, выдержит организм и поболе пары лет — никто таких прогнозов не даёт ведь. Есть ведь вариант, что сляжет... Или мозги окончательно у виска ладонью помашут. Но даже если и повезёт, что со всем этим делать — не представляет. Ведь, по сути, Мишка бесполезен и в дружбе (х*евый друг, кто спорить-то будет, а?), и в творчестве неписец наступил (сказать по правде — тот уже второй год мучает, а вот последние недели он и не пробовал, может, и вышло б что — Горшок не знает), и помочь толком Андро не может, наоборот, тот с ним нянчится по сути. Прекрасно. И чему тут радоваться? Жизни такой никчёмной, а? С постоянным риском в овощ превратиться, да и друга, возможно, физически раздавить в момент превращения кареты в горшок тыквенный, бл*.

Вдобавок все, как нарочно, — бесят! Сперва Олька накануне позвонила, так и так, мол, на развод подала, так что жди, почти бывший. Ну он, конечно, сам же ей предлагал, да. Но всё равно неприятно. Хотя и не с руки ему, чтоб в доме, рядом с ним и Андро кто-то ещё тёрся на постоянной основе...

Горшок на минуточку представил, как мирится с женой и она с девчонками возвращается… М-да, либо тогда придётся секретом делиться — что опасно, да и детям не следует вообще этого знать (в какие живые игрушки без Пьер Ришаров батенька играет), либо жить в постоянном напряге, что Андрея увидят (или заиграют, на хрен!) или его самого сумасшедшим выставят — ну а как же: разговаривать постоянно с кем-то невидимым, игрушки таскать у дочек…

Да и потом, лишние люди рядом — больше риск элементарно Андро травмировать, столкнуть, сплюснуть, раздавить и так далее (остановись, воображение, ты ужасно! И так кошмары снятся, бл*!).

Нет, никаких перемирий и триумфальных возвращений блудного муженька! Но это всё равно как-то больно бьёт. Всё ж по девчонкам своим он скучает, теперь ещё реже видеть будет… Если Ольга вообще не запретит с таким неблагонадёжным элементом, как он, общаться. А она ведь может! И поводов более чем достаточно. Эх, ситуевина. С другой стороны — он же, вроде как, наоборот, сейчас для всех за ум вязлся. Лечится. На концертах тихонько у микрофона стоит... В группе сухой закон ввёл — может и не сочтёт столь хреново действующим на детей элементом.

Ладно, Оля — спасибо, что прям к днюхе подгадала, чтоб больнее уколоть подарочком... Так ещё и эти все звонят. Друзья-приятели. Нет, в другой день, наверное, было бы даже приятно. Но не сегодня, когда поздравляют (с чем? Что пока не скопытился? Не пропал, как Андро?), желают, бл*ть, чтоб всё стояло прямо и долго и вообще, творческих успехов.

Невыносимо хочется послать именно на то, что стоит, но вынужденно цедит слова благодарности сквозь зубы. И от них-то можно отмазаться, что, мол, настроения отметить нет, сухой закон, лекарства с алкашкой нельзя и вообще, хочется помедитировать, ё-моё (кажется, последнюю фразу, особенно Реннику, не стоило говорить — тот, похоже, офигел от стоящих рядом «Горшок» и «медитация», аж замолк минут на пять, дышал как-то возбуждённо только в трубку). А вот родителей не пошлёшь — мама настойчиво зазывает если не сегодня, то хотя бы завтра в гости наведаться, посидеть по-семейному. И вообще, они там все за него волнуются, ага. Про развод прознали — не иначе... Бл*! Будут мозги поласкать. Ещё и грозится сама приехать, всех родных захватить, а это ещё хуже. Только так и выбивает обещание наведаться завтра.

Бесит всё, бесят все! Ну, кроме Андрея — тот вполне нормально поздравляет с этим чудесным днём, преподнося ему открыточку — пусть в графике, грифелем намазюканную, зато классную, забавную такую, без какого-то контекста лишнего. Поздравляет, короче, и с подарком и со стишком коротким. Почему-то у него у единственного получается нормально это сделать, так, чтобы не раздражало, а наоборот, улыбка лёгкая пришла.

Года два тот его его не поздравлял, ё-моё... И нынче б не поздравил, если б не цыганка, м-да. Лежал б Миха сейчас пеплом где-то осевшим, а остальные бы поминали его... Неожиданно стало очень грустно. Да уж... И всё-таки сейчас он жив и даже вот с днюхой от Андро поздравление принял, с замиранием легким сердца. Потому что приятно, блин. И открытка эта, и слова и объятие это, снова доставшееся его большому пальцу. Колдун просто этот Князь. А сам ведь смурной какой-то. Грустный и печальный, хоть и пытается лыбу натянуть да бодрячком общаться. И это добавляет в кипящий котел эмоций.

Так что то, что Мишка продержался трезвым и злым почти до вечера — уже говорит о величайшем терпении. Но вечером всё ж срывает крышечку. В жопу колёса! По фиг на печёнку, на сердце, на мозги... Те у него на годы вперёд проспиртованы, как экспонаты в Кунсткамере прям. И этого не изменить, поздно пить Боржоми!

До такой степени становится невыносимым всё — бессилье давящее, какая-то жалость к себе, к Андро, злость на всю эту ситуацию, что не выдерживает, метнувшись до ближайшего магаза, покупает бутылку водки. По х*й на всё. Ему нужно сбросить напряжение, да. Одна ж, а не батарея целая, как раньше.

Князь, естественно активно протестует против таких средств, ЗОЖник х*ев, блин, сперва в магазине неистово пинается, а потом и дома, как его хмуро Горшок на стол высадил, да приготовился разлить себе и ему вон в чашечку кукольную — отметит, так скажем, в компании старого друга:

— Миш, не стоит, — увещевает, вот уж реально, как ангелочек такой сидит, правда не на плече, а на столе, куда Миха его и приземлил. — Ты совсем с ума сошел?! Ты таблетки пьёшь, они с алкашкой не совместимы! Поплохеет!

— По фиг! — У него уже реально всё горит, ему прям необходимо справиться хоть как-то. Потушить пожар... Правда, спиртом огонь тушить идея, прямо скажем... А ну в топку! Пусть горит всё! Главное, чтоб не так больно стало. Может, огонь, наоборот, очистит. — И не несовместимы, а всего лишь не рекомендованы, — приподнял он палец. — Ты, если хочешь, можешь не пить... Мне больше достанется, — кивнул он на накапанную для Андро чашку.

— Нельзя, Мишка, — Андрей уже явно паникует: по столу бегает, пытается взгляд его поймать. И по фиг ему на беленькую... Видно, действительно, может не пить. И нормально ему. Хотя ситуация швах — тому полезно напиться и забыться. Может, вообще, ежели б оба дошли до кондиции — снова понимание б обрели... Ну, старое, а?

— Не переживай, с тобой ничего не случится! Я Агате сообщение наберу, с таймером, если помру, оно отправится — не пропадёшь... — огрызается Горшенёв. Однако глаза отводит — стыдно как-то. Но его несёт. А ещё страшно, что чудушко это свалится случайно, потому рычит неосторожно: — А будешь мельтешить — посажу… в коробку, блин!

— Нет, ты точно дурак, — Андро, кажется, не реагирует никак на угрозу запереть в коробке, всё также на глаза лезет, да за пальцы ухватить пытается. — Я не за себя же! Нет! За тебя, дурака, боюсь. Хочешь, запирай, хочешь, на цепь сажай — не перестану мельтешить и говорить, блин! Ты себя убьёшь! Не пей, Мих, прошу по-человечески! А если хочешь, чтоб заткнулся, то тебе меня привязать и кляп воткнуть придётся, понял, да? — видимо, тот не верил в реальность такого сценария. Зря.

Потому что Миша задумывается — в конце концов может и правда — в коробку? Ту в другую комнату — и слышно не будет. И Княже в безопасности, не свалится ненароком. Там дырки навинтить, воды поставить... Но что-то не даёт. Это немногим лучше кляпа и привязывания, в такую вот темницу сажать. Совсем не может он так с Андро поступить. И так уже всю жизнь задвигал так или иначе. В прямом смысле с глаз убрать — совсем уж паршиво.

— Миш, не надо, пожалуйста, давай поговорим, блин, раз тебе хреново! О чём хочешь! Только не пей, — продолжает пытаться достучаться до него Андрей, ухватывая всё-таки его за мизинчик, отчего Горшок заметил, как минипут его дрожит слегка. — Услышь же меня, блин, не за себя волнуюсь, за тебя. Потому что ты мне нужен, не как средство для поиска выхода из этой ситуации. Как человек! Как друг! Мишк, опомнись, я больше не хочу тебя терять! — тянет и тянет за пальчик, и дрожь не проходит...

Это больно, это режет — столько искреннего отчаяния слышится в голосе Князя. И Мишка верит — верит всему, что он говорит. Может, и правда, не стоит пить… А поговорить уже нормально. Без всего напускного. Без риска, что Гоблин вырвется... И пойдёт ломать хоть немного отстроенное с огромным трудом.

— Ладно, блин, — выливает бутылку в раковину, — твоя взяла.

Он ворчит, конечно, но на душе неожиданно теплеет. И напряжение как-то само спадает от осознания, что да, нужен, блин, он Андро, а не просто жалко дурака ему — почему-то тот сейчас очень чётко считывается.

И ведь тоненькая пока что ниточка доверия укрепляется — теперь Мишка уже почти уверен, что даже когда Андрюха вернётся в полноразмерное своё обличье, они смогут поговорить. Не беспокоятся так за тех, кто тебе безразличен. Да и, если так подумать, все поступки ранее мелкого Андро тоже можно так же трактовать. Как заботу и волнение о друге.

И опять он за слово это зацепился... И в приливе храбрости спрашивает:

— Княже, мы же друзья? Ну это... Мир у нас, да? — голос отчего-то осип.

— Мир, — отвечает тот, с некоторым опозданием прибавляя заветное: — друг.

А затем всё завертелось со скоростью "вертолётов" после хорошей пьянки. Мишка не успевает понять, что случилось — происходит всё в один момент, внезапно и резко увеличивается (да-да, бл*дь, хлеще, чем тесто на дрожжах или молоко из кастрюли убегает!) Андрей, ломая при этом на хрен кухонный стол, на котором стоял, блин, да не удержался — плюхнулся.

Не было ни грома, ни молнии, ни других спецэффектов, как в сказках. Просто — раз, и взлохмаченный, слегка обросший Андрей уже растерянно сидит, потирая бока, посреди кухни. Ага, голый — функции увеличения на одежду, очевидно, не распространяются.

— И что мы, бл*дь, хозяевам скажем, — ошеломленно произносит, протягивая Князю сорванную единым махом штору. Конечно, чего он там не видел, но замотанный в эту, хоть и неслабо просвечивающуюся, но какую-никакую ткань, Андрей выглядит не так беззащитно. Да и вообще, бзик образовался с того самого первого кукольного пришествия — укрыть, защитить... Сейчас вот мог, хоть как-то. — Что на стол упал метеорит, что ли? Или, кхм, большое животное? Кабан забежал, да?

— Тебя только это, нах, волнует?! — Княже почему-то начинает ржать, заражая своим, чуть нервным смехом. — А как мне объяснить родным, друзьям и всем заинтересованным, включая ментов и их собак, где я две недели провёл, совсем не волнует? И как это ты ко всему причастным оказался, а?

— Да всё за*бись будет, — махнул рукой Мишка, уже тоже гогоча в полный голос — Скажем, что инопланетяне выкрали и потом вернули. Вот. Ко мне, блин! Вот так стол и поломался... А чё — бывают же случаи загадочные и наукой необъяснимые! Пусть докажут, что это не так, а?

— Ага, и меня с ног до головы на предмет чипов проверят... А и правда... Пускай, — тоже машет рукой Андрей, счастливо улыбаясь. Вернулся и на том — спасибо, блин. Всего-то пара недель прошла.

Вот самый лучший, блин, подарок! Князь счастливый — сияет, как начищенный пятачок... И Мише хорошо. Пожалуй — мелькает мысль — ради этого ощущения и стоит в этой жизни задержаться. Да и чувствовать себя он стал внезапно гораздо лучше. Жар, с которым он уже сросся, кажется, отступает, голова уже не так болит, и…

Свои ощущения Мишка не успевает понять до конца — он внезапно резко открывает глаза и обнаруживает, что смотрит прямо в лицо Агаты (Когда успела добраться? Он что, в обморок свалился, а? Наоборот же, похорошело ему, блин!), слишком большое лицо. Как и всё вокруг... Охренеть!

Снова лежит — оглядывается, насколько позволяет неожиданно слабое-слабое, неповоротливое тело, и с трудом в полутёмной комнате узнает кабинет Андрея.

Неожиданно прошибает страшная мысль. Сон? Это был сон? Видимо... Почему-то, несмотря на гудящую голову, совершенно точно уверен в реальности происходящего здесь и сейчас.

И рад этому — здесь Андрею не придётся переживать весь этот пздц с уменьшением и возвращением с объяснениями. А ему и так нормально, ё-моё. Сбитый лётчик, помним, да? Впрочем, здесь он тоже не чувствует себя хорошо — слабость распластывает, страшно хочется пить… Вспыхивает воспоминание — они вернулись из больницы и Горшочку как-то неважнецки стало, видимо, схватил вирусняк какой... Стало быть, не его организма срок вышел, а просто не повезло. Простуда иль грипп какой такие глюки подослали красочные с маленькими Князьями... Реалистичные! Но... Андрей, где Андрей?

Кажется, именно это он и произносит пересохшими непослушными губами, потому что Нигровская мягко наклоняется к нему, стараясь дышать в сторонку, доставая какую-то мелкую чашечку — кукольная, вспомнил — покупал же Княже...

— Андрей заснул, Миш, — тихонько говорит, поддерживая головёнку и помогая напиться. Не вода — что-то ягодное, что ли. Морс? Мишка хмыкает... Отпаивали, видать, его... Может и периодическая горечь оттуда ж? Микстуру какую отмеряли капельками, м-м. Как сумели-то, блин!

— Вот он, рядом, — кивает Агата в сторону после того, как он осушает чашечку.

Горшенёв с трудом поворачивает голову и замечает на диванчике прикорнувшего Княже (полноразмер, слава Ктулху, отчего-то в башке мелькает мысль, что Нигровская бы с греха пропала, возясь с двумя спальчиками. Хотя, наверное, тогда они смогли бы организовать первый в мире мини-панк-рок-дуэт, бл*!). Выглядит всё так, будто прилёг на пять минут, но удрыхся, а кто-то (и Миша догадывается, кто) закрыл одеялком. Он переводит взгляд на Агату. Та мягко улыбается ему — ну вот, теперь и она знает про него. Что же такого случилось, что Андрей ей всё рассказал, а? Неужели так сильно заболел он, а тому страшно не справиться стало, а? Думать об этом, как и, впрочем, о чём-то ещё всё же пока тяжеловато — глаза слипаются, голова тяжелая.

— Поспи Миш, — правильно всё понимает Агата, пальчиком подоткнув на нём, видимо, одеяло кукольное, м-да, тихонько приговаривая: — Всё хорошо, всё теперь будет хорошо.

И Миша почему-то ей верит — очень убедительно звучит. И по-доброму, хотя должна злиться бы, наверное. И на него, и на мужа, что притащил не котенка какого или щенка помойного, а маленького, но человека ведь, блин, в дом без спросу... Додумать эту мысль не успевает: голова куда-то отъезжает — проваливается в сон. На этот раз без сновидений.