Крыса, скалы и Синее Пламя (джен)

Сухая каменная пыль скрипела на зубах. Земля, годами не видевшая воды, крошилась под руками, забивалась под ногти, комьями катилась вниз. Тут и там на склоне были видны щербатые выбоины и широкие борозды — следы прошлых подъёмов и спусков.

Воздух казался ничуть не менее, а то и более сухим, чем земля. Но здесь, почти на вершине скалы, всегда дул сильный, вечно воющий ветер, в подоле которого хотя бы можно было отдохнуть от раскалённого воздуха плоскогорья и чёрной угольной пыли, поднимавшейся из шахт.

Подтянувшись ещё раз, Ритше тяжело перевалилась через край скалы и растянулась на плоском камне. Это был большой круглый камень белого цвета, будто принесённый на скалу извне. Во всяком случае смотрелся он тут чужеродно и слишком красиво, чтобы происходить из шахтного города Тхет, где за много-много-много лет не нашли больше ни одного белого камня. Серых, чёрных, коричневых, дымчатых лежало навалом, а белых не было.

Ну, то есть не совсем не было… Но Ритше считала это своей маленькой тайной и, наверное, единственной собственностью.

Если смотреть на Тхетские скалы снизу, то круглый белый камень окажется на вершине, будто снег в далёких краях. Но если влезть на сам камень, то в глубине скального нагромождения откроются ещё несколько. Вот только их нельзя в полной мере назвать камнями или даже скалами. Это — люди.

Высеченные из исполинских глыб, стояли три великолепных изваяния. Иногда Ритше думалось, что это заколдованные великаны, которые когда-то прогневали могущественного чародея Хатле и были обращены в камень. Каждый из них был при оружии: воин с мечом, ещё один с копьём и женщина с чем-то странным. Сколько Ритше ни всматривалась, ей никак не удавалось разглядеть, кинжал это, волшебная палочка или вообще какой-нибудь колос. Чтобы это понять, надо было подобраться поближе, однако изваяния от Ритшиного камня отделяло глубокое ущелье, через которое никак нельзя было перелезть.

Если бы туда сделали мост! Можно было бы подойти поближе и рассмотреть не только очертания, но и детали: предмет в руках третьего изваяния, складки на одежде, выражения лиц… Кто знает, может, эти изваяния таят загадки прошлого, увидеть и разгадать которые можно лишь вблизи?

Увы, мост через эту пропасть строить незачем — там ни ископаемых, ни водных источников — ничего нет. Вот и оставалось Ритше вздыхать, сидя на тёплом белом камне, и глаза выглядывать.

Неотрывно смотреть на изваяния Ритше всё же иногда надоедало. Тогда она принималась вертеться и искать что-нибудь новое. Нового здесь, наверху, было ещё меньше, чем в городке. Туда хоть иногда чужаки забредали, а на скале разве что мелкие камешки с места на место перекатывались.

Столкнув вниз один из них, коричневый и угловатый, Ритше прикрыла глаза и задумалась. Вот исполнилось ей четырнадцать. Через год — пятнадцать, а значит, надо будет учиться. Отец уже сказал, что в Тхете он ей остаться не даст. Будущее здесь, считал отец, только шахтёру и жене шахтёра. А что это за будущее? И Ритше, в общем, была с ним согласна — сил её больше не было глотать летучую пыль, слышать, как сам отец надсадно кашляет по ночам, и смотреть на серое лицо матери. Но уехать значило потерять свои изваяния, свою маленькую тайну, которой Ритше так и не разгадала до конца.

Она уедет, выучится — например, шить — будет работать, работать, работать и, если повезёт, попадёт к кому-нибудь из служителей Хатле, чтобы однажды увезти семью в место получше… и не вернётся. У неё просто не будет на это времени.

Брошенный камень давно затих внизу, но вдруг до ушей Ритше донёсся незнакомый звук. Она отвлеклась от размышлений, однако продолжила лежать неподвижно, прислушиваясь.

Звук повторился. Это были чьи-то лёгкие шаги.

Ритше приоткрыла глаза. На краю скалы, со стороны пропасти, стоял кто-то высокий. Нельзя было сказать наверняка, но, похоже, это всё-таки была женщина. Девушка даже, если посмотреть на руки. Изрядно подранное одеяние непонятного кроя и цвета, странные башмаки с тонкими и твёрдыми на вид лентами, обмотанная пёстрым шарфом голова, встопорщившаяся нитками тряпичная сумка через плечо — она пришла издалека.

Заметив внимание Ритше, девушка подалась вперёд, опустилась на корточки и, опершись руками о землю, принялась разглядывать Ритше в ответ. У неё оказалось длинное бледное лицо с острым-острым носом, раскрашенное чёрными узорами. Глаза у неё были вроде бы синие, но почти чёрные. Она казалась какой-то чужестранной: в Тхете и окрестностях люди были темнее, ниже и с более квадратными лицами. А волосы у неё какие? В Тхете бывали разные: угольные, коричневые, светлые, у Ритше, например, были серовато-жёлтые.

— Кто ты? — спросила Ритше, садясь.

— Синее Пламя, — сказала девушка. — А твоё имя как?

Синее Пламя? Неужели дух?! Про них ходили всякие слухи: что уводят, что в шахтах хоронят, что могут посоветовать или направить… и, это повторяли все, кто бы ни говорил о духах, им нельзя лгать.

— Ритше.

Синее Пламя улыбнулась, как будто имя показалось ей смешным, но улыбка тотчас исчезла из её глаз. Кажется, духи тоже считали не очень хорошим именем слово «крыса».

— Укажешь мне путь к порогу этих скал? Я блуждаю.

Заблудившийся дух? Ритше фыркнула: это слишком уж невероятно.

— Я одарю тебя чем-нибудь в благодарность, — поспешно добавила Синее Пламя. — Я не из этих мест, и у меня может найтись пара небезынтересных вещиц.

Она говорила немного странно, а предпоследнее слово Ритше и вовсе не поняла, но, кажется, дух хотел от неё помощи в обмен на что-то. С подарками духов следовало быть осторожнее — вдруг дар обернётся проклятием? Но Ритше всё же попросила:

— Не надо мне подарка, ответь на один вопрос.

— Пусть так. Вопрошай.

— Вон там изваяния. — Ритше чуть не спросила «Видишь те изваяния?», но вовремя прикусила язык: вопрос был всего один. — Что держит в руках женщина?

— Какая из? Их там две.

Ой! Кто-то из воинов — женщина? Как не ошибиться и получить нужный ответ?

— Не с копьём и не с мечом, — выпалила Ритше.

Синее Пламя вздохнула и, плюхнувшись на камень, зарылась в сумку. Ритше с любопытством следила, как дух достаёт оттуда желтоватый шуршащий прямоугольник, тонкую чёрную палочку и начинает водить этой палочкой по прямоугольнику. Духи пишут на таких странных штуках! В Тхете надписи выбивали на плоских каменных табличках — плохах.

Линия, линия — Ритше вдруг поняла, что Синее Пламя не пишет, а выводит на прямоугольнике какие-то узоры. Кружок, новая линия — чёрные полосы на этой странной плохе завораживали, складывались в рисунки… Вот проступила голова, вот показалось копьё, вот взметнулась пола плаща… Женщина, про которую спрашивала Ритше, как назло, появилась последней.

— Вот. — Синее Пламя закончила и протянула Ритше плоху. — Эта вещица в моих краях зовётся лассиль, но она — просто длинный тонкий клинок.

Ритше уставилась на рисунок. Три изваяния на нём вырастали из скал, в точности — до последнего изгиба плаща, до выбившейся из причёски пряди — повторяя облик себя настоящих.

— Разве так… возможно? — выдохнула Ритше.

Синее Пламя поморщилась и криво усмехнулась, отчего чёрные узоры на её лице сложились в страшную маску служителей Хатле. Кажется, Ритше не следовало сомневаться.

— Годы учения… — произнёс дух. — Так где порог?

— Пойдём!

Ритше села на край скалы и осторожно съехала вниз. Ещё ниже, ползком. На тропу, перепрыгнуть узкую расщелину, ещё проползти — Синее Пламя неотступно следовала за ней, легко прыгая с камня на камень.

Наконец они добрались до подножия скалы. Ритше отчаянно не хотелось показываться в Тхете в сопровождении духа, так что она с минуту нерешительно потопталась на месте и указала в сторону шахт.

— Справа от них есть тропа, которая ведёт в обход города. Пойдёшь по ней, свернёшь в ущелье и через него выйдешь на дорогу. Она одна и никуда не двоится, говорят, но дальше я тебе ничего не укажу — не знаю.

Синее Пламя улыбнулась и, на миг сжав в холодных руках ладонь Ритше, прошептала:

— Спасибо!

Она отпустила Ритшину руку, махнула на прощание и быстро зашагала прочь. Пёстрый шарф вился за ней длинной полосой.

Ритше проводила Синее Пламя долгим взглядом и отвернулась. Ей пора было возвращаться в город.

Тхет накрыло недоброе оживление. Обычно оно возникало с утра, когда рабочие шли в сторону шахт, или вечером, когда они возвращались. Сейчас же был приблизительно третий час пополудни, когда улицы совсем пустели. Тем не менее город выглядел оживлённым, возбуждённым, но отнюдь не праздничным.

Что-то случилось в шахте или просто прибыли служители Хатле?

Ритше на всякий случай спрятала рисунок под тунику и, стараясь не шуршать чужестранной плохой, поспешила к дому.

Хлипкое жилище её семьи стояло почти на самом верху улицы, круто взбегавшей по скале. В самом низу же находился дом смотрителя шахт, господина Аоно са-Тхета. Сам он, круглый и важный, шёл от дома к шахте в сопровождении человека в чёрных одеяниях, богато расшитой коричнево-бронзовой накидке с капюшоном и разрисованной маске. То есть, наоборот, человек шёл, а господин са-Тхет его сопровождал. И Ритше, пожалуй, ни разу не видела его таким обходительным и подобострастным.

Са-Тхет лучился радушием и почтением, а настроение служителя Хатле оставалось скрыто маской. Это пугало: вот идёшь ты мимо и не знаешь, что он там о тебе думает, что замышляет. Отец говорил, будто они этого и желают, отчего и носят свои маски.

Ритше так засмотрелась на служителя и его накидку, украшенную невероятной вышивкой, что почти прошмыгнула мимо, не поклонившись. Са-Тхет, разумеется, остановил её.

— Чего рот раззявила, бестолочь? — рявкнул он, вмиг потеряв своё радушие. — Прояви почтение к господину!

Служитель Хатле поднёс руку к маске, как будто хотел прижать пальцы к виску. У таких как он может болеть голова? Впрочем, от са-Тхета она у кого угодно заболит.

— Не орите, Аоно. — Голос из-под маски звучал глухо, однако показался Ритше приятно мягким.

Она медленно, словно с достоинством, но на деле из осторожности, поклонилась. Увы, усилия пропали даром. Плоха всё равно предательски зашуршала и, стоило Ритше выпрямиться, выскользнула из-под туники.

Са-Тхет открыл рот, чтобы что-то сказать, но служитель оборвал его одним жестом. Вот бы кто-то в городе так умел!

Служитель Хатле легко нагнулся и поднял плоху, после чего долго и внимательно её рассматривал.

— Откуда это?

Ритше заколебалась. Выдать духа или соврать служителю? Чья кара будет страшнее?

— Я… видела изваяния выше, в горах…

Из-под маски донеслось что-то, похожее на добродушный смешок.

— Покажешь — и я не буду требовать ответа на первый вопрос.

— П-покажу!

Ни то ни другое, а третье. Лишиться своей тайны? Ну и пусть, это ведь всё равно случится! Зато ни дух не прогневан, ни служитель Хатле.

— Аоно, возвращайтесь к работе, — приказал служитель. — Как тебя зовут, дитя?

— Ритше, господин.

— В честь умного и коварного зверя, — сказал он, будто снова усмехнувшись. — Пойдём, покажешь мне изваяния.

И Ритше отвела его на свой камень. Там служитель Хатле рассматривал изваяния ещё дольше, чем рисунок.

Уже через неделю от изваяний не осталось ни следа. Может, то действительно были заколдованные великаны, а Хатле приказал уничтожить их или призвал на службу? Ритше не знала.

У неё остался рисунок, сделанный на очень хрупкой и недолговечной желтоватой плохе. Надолго ли его хватит? Ритше не знала и этого, а потому вместо походов к белому камню теперь часами сидела на мокром песке у мёртвой жёлтой речушки на другом конце города и пыталась вылепить из него хотя бы подобие тех изваяний.

Выходили фигурки с пятью ручками-ножками-головками, но ни одна и близко не походила на изваяния со скал. Ритше бросала свои поделки в реку и, проводив недобрым взглядом оседающий песок, принималась за новые. Если фигурка ей хотя бы немного нравилась, Ритше оставляла её до следующего дня, но потом всё равно топила — наутро фигурка словно бы становилась во много раз уродливее, чем накануне.

О, если бы был мастер, способный создать изваяния, подобные тем трём! Может, Ритше смогла бы у него поучиться?

Никогда в жизни. Не возьмут её, да и вряд ли такое ремесло принесёт ей желаемое. Остаётся только хранить плоху и бережно заглаживать истирающиеся края и горькие разрывы.

Весна 24 года Восьмой эпохи