Кровь моя теперь сильнее, чем сталь (джен)

— Мне оно не нравится.

Джинни стояла перед зеркалом, сжав руки в кулаки, и, кажется, едва сдерживала слезы. Видеть Джинни на грани слез было непривычно, и Гермиона недоуменно подняла брови: на ее вкус, это платье никак не могло послужить причиной для такой реакции. Аккуратное, без ненужных рюшек, нежно обволакивающее фигуру, платье ей определенно шло. В нем Джинни — если бы не злой взгляд и сжатые в кулаки руки — выглядела взрослой женщиной.

— Мы уже померили полсотни платьев. — Спокойно, стараясь не показывать раздражения, сказала Гермиона. — Ни одно тебе не нравится.

Джинни повернулась к ней, и в ее взгляде проскользнула привычная упертость Уизли.

— Это моя свадьба, Гермиона Грейнджер, и я буду выбирать платье столько, сколько захочу.

Она раздраженно взмахнула палочкой, возвращая привычные джинсы и футболку, и решительно, даже не взглянув на явно расстроенную продавщицу и не менее расстроенную Гермиону, направилась к выходу.

Гермиона была права, как и всегда, и Джинни — разумеется, про себя, — соглашалась с ней. Ей действительно не нравилось ни одно платье. Не нравились их длина (слишком длинные или слишком короткие), или их фасон (слишком традиционные или слишком пошлые), или их цвет (слишком темные или слишком светлые). Да, цвет платьев раздражал ее больше всего. Ради Мерлина, белый цвет любого оттенка никогда не подходил ей! Кто вообще придумал носить белые платья на свадьбу?!

Гермиона догнала ее только у входа в «Дырявый котел», куда Джинни направилась с определенной целью: после очередного неудачного похода по магазинам хотелось только одного — выпить чего покрепче.

— Огневиски. — Резко сказала Джинни, подлетая к стойке, залпом выпила предложенный барменом напиток, глубоко вздохнула, успокаиваясь. Потом повернулась к подошедшей Гермионе: — Не смотри так.

Грейнджер ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и усесться за столик в ожидании Джинни, которая заказывала уже вторую рюмку.

Наконец, Уизли вернулась: после огневиски она немного успокоилась и теперь глубоко дышала, игнорируя обеспокоенный взгляд Гермионы. Бармен подал им еду, и Гермиона с удовольствием принялась за куриные ножки, решив не смотреть на Джинни: чем меньше внимания она ей уделяла, тем быстрее Уизли рассказала бы все, что ее волнует.

Так и случилось.

— Думаю, дело не в платье, — заявила Джинни, так и не приступив к еде, что было совсем на нее не похоже. — Я просто не хочу этой свадьбы. Сейчас не хочу, понимаешь?

Гермиона подняла на нее взгляд и кивнула понимающе: что-то такое она и предполагала услышать.

— Меня раздражает все, — продолжала Джинни, — мама слишком много суетится. Платья неудобные, украшения мерзкие, списки гостей слишком длинные. Журналисты бесят невероятно! Почему они просто не отстанут от нас?!

Гермиона вздохнула — все это она слышала от Джинни, да и от Гарри тоже, уже много раз.

— Но самое паршивое в этой свадьбе — это Гарри.

Гермиона едва не подавилась от удивления и уставилась на Джинни — этого она совсем не ожидала.

— Этот дурак вбил себе в голову, что он слишком долго бегал от меня, слишком долго спасал мир и теперь он просто обязан жениться на мне. Нет, ты можешь себе представить?! Как будто я принцесса, которую он спас от дракона, и теперь по закону жанра нас ждет свадьба и долгое и счастливое житье, пока не умрем мы в один день!

Джинни выдохнула. Вновь глотнула огневиски и продолжила:

— И я ведь хочу быть с ним! Хочу жить с ним, хочу быть рядом, хочу звать его своим мужем. Но вовсе не обязательно так спешить, верно? Только все стало налаживаться! Мама стала выходить из дома, Джордж открыл магазин, Рон устроился в Аврорат… и вот, пожалуйста, Гарри решил устроить праздник! А меня он вообще спросил?!

Гермиона благоразумно решила не уточнять, что Гарри, конечно, спрашивал, и Джинни даже ответила радостное «да».

— И все радуются! — Джинни всплеснула руками. — Все счастливы! Все так нас поздравляют, как будто наши отношения выходят на новый уровень! Но это всего лишь… Всего лишь клятва, всего лишь слова, всего лишь ритуал. Они ничего не изменят в чувстве, которое мы испытываем, понимаешь?

Гермиона пожала плечами: ничего она не понимала — у них с Роном все было совсем не так.

— Может, тебе стоит поговорить с Гарри? — осторожно спросила Грейнджер, не найдя другого ответа. — Он любит тебя, и он поймет, если ты захочешь перенести свадьбу.

— Я знаю, — тихо ответила Джинни и отвела взгляд, — но я не знаю, когда мне станет легче все это выносить, понимаешь? Как вы с Роном поняли, что… что вы готовы жить вместе, но не хотите жениться?

— О. — Гермиона неловко улыбнулась. — У нас был разговор. Рон притащил цветы, устроил романтичный ужин, долго мялся — и я, правда, испугалась, что он сделает предложение. А потом он выдохнул, сказал, что любит меня, и мы можем пожениться в любой момент, когда я этого захочу. Но только не сейчас. И сделал такие грустные глаза и извинился. Сказал, что не готов. В общем, я облегченно рассмеялась, поцеловала его, сказала: слава богу, я так боялась! И все разрешилось.

— Ронни, как всегда, сама галантность. Ты не злишься на него?

— Злюсь? Вовсе нет. Мы правда не готовы к этому. И дело здесь не в том, что женитьба подразумевает ответственность и обязательства, а мы их боимся. Вовсе нет. Но свадьба — это праздник. А праздник — это внимание. Внимание к нашим отношениям и к нашим чувствам. А мы к этому не готовы. Вот и все.

Джинни долго молчала, а потом вдруг кивнула, что-то решив для себя.

* * *

— Кажется, я говорила совсем не об этом…

— Я знаю.

— Джинни, я точно говорила не об этом.

— Да-да, я знаю.

— Джинни, мама тебя убьет.

— Ой, ну не будь такой занудой.

Они стояли в лесу Дин. Шел снег и постепенно темнело. Гермиона со вздохом поправила шапку и окинула взглядом стоявшую рядом Джинни. Та расстегнула пальто, и под ним были видны утепленные джинсы и свитер с буквой «Д» на груди. Она смотрела вперед — оттуда, из глубины леса к ним приближались Рон и Гарри.

Гермиона чуть улыбнулась: в руках Гарри тащил букет, за ним плелся Рон с двумя метлами.

Подойдя к Джинни, Гарри протянул ей букет, который та приняла с нежной улыбкой и потянулась за поцелуем.

— Так! — воскликнул Рон, сбросив метлы в снег. — Никаких поцелуев до свадьбы! Гермиона, давай начнем уже.

Гермиона фыркнула, едва сдерживая смех.

— Дорогие Гарри и Джинни, — начала она и для верности стукнула Рона по спине, чтобы прекратил ржать. — Силой, дарованной нам…

— Мерлином, Морганой и подштанниками Годрика, — продолжил Рон.

— Объявляем вас мужем и женой.

— Ради бога, целуйтесь уже, тут холодно, как в подземельях Слизерина.

Гарри и Джинни не следовало просить дважды — оба уже увлеченно целовались. Рон закатил глаза и отвернулся. Гермиона знала: он улыбался как дурак.

Когда Джинни и Гарри оторвались друг от друга, Гарри поднял метлы и протянул одну Джинни, Джинни вручила букет Гермионе и чмокнула ее в щеку, и оба они взлетели в темное небо.

Рон обнял Гермиону, глубокомысленно посмотрел на звезды и усмехнулся:

— А все-таки Джинни сделала это мне назло.

На немой вопрос Гермионы он объяснил:

— Угадай, от кого теперь мама ни за что не отстанет с громкой и пышной свадьбой?..