Стеклянное озеро (джен)

Глядя на ветхий домик, расположенный в малочисленной деревне, в котором из всех благ цивилизации — камин и печь на кухне, остальные же удобства находятся на улице, я с грустью перебирал в памяти пачку купюр. «Стоила ли экономия того? Не лучше ли было потратиться на комнату и дорогу?» «Ежедневные поездки отнюдь не бесплатны, — напоминаю я себе, — работы здесь не найти, а стоимость самой дешёвой комнаты в ближайшем городе «съест» мой бюджет за каких-то пару месяцев. А я не могу даже предположить, как долго продляться мои поиски, прежде чем принесут результаты. Да и будут ли эти результаты? Так я смогу протянуть полгода. Даже дольше, если ужмусь». Душа требует величия, а реальность бьёт наотмашь и выплёвывает в лицо: «Спустись на землю».

Должен признать, что дом выглядел дряхлым только на первый взгляд. Брус широкий и твёрдый как камень. Раньше мне не приходилось жить в деревянных домах, как ни странно. Так что я совершенно не ожидал, что внутри будет так сухо и вполне комфортно. Камин, как мне и сообщили, имелся. Но совсем небольшой. Не уверен, что он способен обогреть весь дом, а между тем уже наступила осень. А вот печь... Такого монстра я просто не ожидал увидеть. Думал, будет что-то вроде плиты на кухне, но никак ни громадина, занимающая почти половину оной. Я даже не представлял, как к ней подступиться со всеми её дверцами, отсеками. «Ладно. Если будет совсем уж невмоготу, поспрашиваю у местных».

Деревенька, хоть почти и вымершая, но людив ней жили. Меня же интересовали не деревня и не дом, и даже не этот непроходимый лес, что казался бесконечным. Всё это, несомненно, было любопытно своей самобытностью, и какого-нибудь культуролога наверняка привело бы в восторг. Но я здесь оказался не для изучения местного быта и фольклора. Озёра. Целая система лесных и подземных озёр, в которых, по мнению моего прадеда, водятся совершенно удивительные существа. Знаю, что обещал не предавать огласке его открытия. Но в том-то и дело. Как такого открытия нет. Ни описания существ, ни намека, что они могут собой представлять. Ничего. Только красочное описание эмоций человека, увидевшего, по меньшей мере, чудо. Следует, конечно, отметить, что эти записи были одними из первых, а значит, на тот момент мой предок мог быть морально не подготовлен к встрече с чем бы то ни было, выбивающимся из привычной жизни. Я даже не знал, представители это флоры или фауны. Но даже так, кто бы устоял? Только не я.

Наладить быт оказалось гораздо проще, чем я полагал. А вот найти общий язык с местным населением получалось из рук вон плохо. Нет, дело вовсе не в их подозрительности к чужаку. Напротив, меня воспринимали как некую диковинку, но в приятном для меня ключе. Мне улыбались, меня постоянно подкармливали, со мной беседовали. В последнем и заключалась проблема. Мало мне было незнания языка аборигенов, так еще их местный диалект сводил на нет все мои жалкие попытки. Как-то я не учёл эту деталь на этапе планирования. Опираться только на пространные описания дивной природы здешних мест прадеда значило бы затянуть мою маленькую экспедицию на долгие годы. Какую-то информацию из этого вороха речевых оборотов выудить можно было, но разве же этого достаточно?

Я пытался достичь некоего подобия результата своими силами: установил камеры по периметру ближайшего озера. Но единственное, чего я этим добился — несколько изнурительных часов, потраченных на чистку оборудования от птичьего помёта. Надо было обнаружить заранее места гнездования «отмороженных» свиристелей. К моей радости, из четырёх камер серьёзно пострадало только полторы. Одна нуждалась всего лишь в сухой чистке, а вот вторая… Возможно ли, что местные птицы ошибочно приняли логотип марки этой камеры за указатель на двери общественной уборной? На мой взгляд, совсем не похоже. Но это же птицы! Да и языковой барьер не стоит списывать со счетов.

Несмотря на столь плачевный результат, я не отказался от идеи использовать камеры, но решил подойти к вопросу с долей креативности. Вначале я соорудил из подручных материалов защитные короба. Стоит ли упоминать, что впоследствии мне вновь пришлось скрупулёзно разбирать-собирать особо пострадавшие детали техники. Птицам мой подход явно пришёлся по душе. Позже я твёрдо решил, что лучше сломаю ноги, пробираясь по бурелому к другому озеру, чем свяжусь ещё хоть раз с этими наглыми пичугами. Вряд ли бинты и гипс выйдут затратнее, чем покупка нового оборудования.

Передвигаться по дремучему лесу в поисках подходящего места оказалось совсем не так опасно, как улепётывать по нему же со всех ног, едва завидев в непосредственной близости от себя вздымающийся огромный валун. Утробно урчащий и чавкающий. Об обитателях местных лесов я в теории знал, но на практике предпочёл бы ни с кем из них не встречаться. Тем более с одной из этих мохнатых машин для убийств. Они бегают, они лазают, они плавают, они разве что не летают. После той, чуть было не состоявшейся судьбоносной встречи я почти неделю не то что в лес не выбирался, но из дома не выходил. И от любого подозрительного звука припадал к полу. Тот, кто сочтёт меня трусом, никогда не бывал в подобной ситуации. А за словом «медведь» видит милого плюшевого друга из далёкого детства. Мне же за этот страх совсем не было стыдно. Инстинкт самосохранения — весьма полезная штука. Негоже от него отказываться в угоду гордыне и высокомерию.

По прошествии нескольких дней у меня кончились почти все запасы, и встал вопрос: вернуться в цивилизованный мир или, поборов страх, продолжить изыскания? Дольше прятаться я не мог по объективным причинам. Стиснув зубы, особо не раздумывая, я выбрал второй вариант. Теперь я был осторожен. И внимателен к каждому шороху. Один местный старик, кое-как разгадав мою шараду, притащил охотничье ружьё. Когда же я, очень бурно жестикулируя, выразил отказ им воспользоваться, он выстрелил... в трухлявый пень. Я тогда здорово напрягся, но гнева на его лице не отразилось. С задумчивым, но дружелюбным лицом, он поднял с земли гильзу и протянул её мне. Настал мой черед разгадывать язык жестов. Почему дикий зверь должен сторониться запаха пороха, я не понял, но гильзу таскал с собой, как талисман и ужасно боялся, что со временем, в самый неподходящий момент, запах ослабнет. Но не лишать же старика его боеприпасов?

Когда в конце октября неожиданно выпал первый снег, я сказал себе: «Я честно пытался». Кутаясь в тяжелое одеяло и шмыгая носом, небритый, помятый, я смотрел на догорающие поленья в маленьком камине, но видел не пёстрые языки пламени. Я видел собственные неудачи. Они калейдоскопом выстраивались в причудливые рисунки, сменяли друг друга, рассыпаясь на отдельные красочные, но такие режущие детали. Да, я бы мог всё бросить. В конце концов, кроме себя я никому ничего не должен. Но смогу ли жить, зная, что вокруг меня скрытый от любопытных глаз целый неизученный мир, а я сам добровольно от него отгородился. И ради чего? Разве комфорт того стоит? Только не для меня.

Несколько дней меня обуревали подобные тоскливые мысли, пока я боролся с простудой, своими страхами и пернатыми мерзавцами. Как-то, возвращаясь с очередной неудачей через деревню, я столкнулся всё с тем же стариком. И он, и его, судя по всему, жена бодро для своих лет перетаскивали объёмные мешки, набитые то ли картофелем, то ли яблоками, в небольшую каменную пристройку. Едва они завидели меня, эмоции на их лицах претерпели колоссальные изменения за считанные секунды. Деловитая сосредоточенность сначала сменилась приветливой доброжелательностью, тут же её место заняло недоумение, а праведное негодование прилипло к старческим лицам, как родное. Поцокав языком и почти синхронно покачав в недовольстве седыми головами, старики обменялись парой фраз, после чего женщина направилась прямиком в мою сторону. Вид у нее был настолько решительный, что я с трудом заставил себя стоять на месте, хотя мысленно уже просчитывал наиболее безопасный и короткий путь до ближайшего укрытия. Когда понял, что меня тащат за руку к дому, я ещё как-то сопротивлялся, пусть и деликатно. На что был окинут поистине орлиным взглядом. Но, оказавшись в тёплой небольшой кухне, воля к сопротивлению меня оставила. Кухня была не просто тёплой. В маленьком помещении было почти жарко и пахло яблоками и какими-то сушёными растениями и травами, коих здесь было немало.

Впервые за эти долгие недели я почувствовал, как моя уже синеватая от постоянного холода кожа согревается. Сидя на устойчивой широкой лавке, прислонившись спиной к стене, разомлев в этой обители деревенского уюта и потому больше ничего не страшась, я безропотно принял из старческих, но сильных рук кружку с каким-то резко пахнущим зельем. Опрокинув её в себя, я тут же схватился за горло. Глаза заслезились, внутренности обожгло. Я попытался резко вскочить, но уже две пары рук усадили меня обратно. Позже, когда я уже был в состоянии самостоятельно добраться до своего жилища, я уяснил для себя две вещи: печь в кухне выполняет не только декоративную функцию, и спирт может быть применен в медицинских целях не только в качестве наружного антисептика. Особенно вкупе со специями.

Отлежавшись пару дней, я почувствовал себя значительно лучше. И с новыми силами отправился в лес. Новые силы, новая волна энтузиазма, новые решения. Я двинулся вглубь леса, минуя привычные места. Прихватил с собой всё, что может понадобиться на пару-тройку дней. Отдаляясь от теперь уже не такого холодного дома, я с удивлением стал замечать, что постоянно меняющийся ландшафт больше не действует на нервы, не изматывает моё тело постоянными спусками и подъемами. «И когда только успел привыкнуть?» Шёл я легко и быстро, впервые подмечая, насколько живописны эти места. Всё же я не привык оседать надолго где бы то ни было. Взбираясь на очередной каменистый холм, плотно поросший вековыми елями, я мысленно корректировал маршрут, когда передо мной открылся чарующий вид на расположившееся в густом зелёном кольце озеро.

Небольшое, зеленовато-голубое и совершенно прозрачное. Оно казалось мелким, но я-то знал, насколько обманчивы тихие воды стеклянных озёр. Аккуратно спустившись, сбросив рюкзак и остальное снаряжение, я, не удержавшись, опустил пальцы в воду. Она оказалась теплее, чем должна быть в это время года. Вероятно, озеро подпитывается подземным источником. Летом вода здесь наверняка ледяная, так что вряд ли оно представляет интерес для отдыхающих, даже местных. Туристы же его попросту не найдут. «Удачное место. Здесь и разобью лагерь». Пока я выбирал подходящий участок земли, расчищал его, устанавливал палатку, начали сгущаться сумерки. Так что, закончив, я уже ощущал усталость во всем теле и справедливо решил заняться установкой оборудования уже утром.

Разбудил меня громкий плеск воды. Вначале я даже не понял, где нахожусь. Когда плеск повторился, я всё же кое-как разлепил веки и, оглядевшись, начал тихо выбираться из спального мешка. Беззвучно приоткрыв дверцу палатки, я в последний момент подумал, что в воде вполне может плескаться тот же медведь. Эту мысль я буквально заставил себя выбросить из головы, как хоть и логичную, но очень уж травмирующую. Сглотнув образовавшийся из-за нервного напряжения ком в горле, я всё-таки высунулся из палатки по пояс, чтобы можно было разглядеть озеро из-под еловой лапы, под которой я устроился. Возможно, с точки зрения заядлого туриста, решение опрометчивое, но для моих целей оказалось единственно верным. Вид открывался на весь водоём и его берега. Меня же самого заметить было почти невозможно. Ночь была ясной, луна почти полной, и при желании я мог разглядеть даже поросль на другом берегу. Но того, кто нарушил мой сон, не видел. Как и не слышал больше плеска воды.

Простояв ещё некоторое время в ожидании и почувствовав, как коченеют руки, я уже было собрался вползти обратно в тепло, как вдруг заприметил движение почти в центре озера. Что-то поднялось из воды, словно перевернутая лодка. Затем эту «лодку» довольно быстро протащило в сторону берега, после чего оно снова скрылось под толщей воды. Я не смог разглядеть, что это было, но оно было слишком крупным не только для этого водоёма, но для местной фауны в целом. Белых акул ведь здесь не водится? Подождав ещё пару минут и ничего не увидев, я быстро одел ботинки и куртку и, стараясь издавать как можно меньше шума, выбрался из палатки. Пригнувшись, я подкрадывался к берегу озера и старался не выпускать из виду всю его поверхность. Но всё равно упустил момент, когда всего в нескольких метрах от меня из водной глади показалось нечто, бледно мерцающее в свете луны.

Так и замерев в неудобной позе и неотрывно глядя на крупный и явно живой объект, я старательно перебирал в голове всех животных, что когда-либо встречались мне, начиная со школьных учебников, заканчивая художественной литературой. Хотя точно знал, что мои старания тщетны. Даже не имея возможности увидеть существо целиком, я понимал: цвет, размеры, среда обитания... Не нужно быть гением, чтобы прийти к простому выводу: эти три составляющие не могут, вернее, не должны быть частью одного целого. Ну, два из трех ещё куда ни шло. Но передо мной в совсем небольшом пресном озере плескалось нечто, покрытое мелкой, едва различимой, очень светлой чешуёй или кожей, своими габаритами сопоставимое с гусиным яйцом в креманке для мороженного.

«Как Оно вообще сюда попало? Чем питается в столь скупых условиях? Нет. Что важнее, как оно смогло достичь таких размеров? За счёт чего так вымахало?» Стоя на почтительном расстоянии от таинственного создания, ответов я не получу. Внушив себе сомнительную идею: раз оно покрыто подобием чешуи, то на берег выбраться не сможет, я пригнулся и почти на животе выбрался из своего укрытия. Нужно ли напоминать, что любой лес устлан не только мягким мхом и сочной травой, но и опавшими шелестящими листьями, шуршащими друг об друга мелкими камнями, иголками и шишками. И, конечно, множеством подлых, беспринципных сухих веток, которые всегда лежат в ожидании самого неподходящего момента, чтобы выдать тебя с головой. Хруст, всплеск и тишина, нарушаемая лишь привычными звуками ночного леса.

Стоя у кромки воды и без какой-либо надежды вглядываясь в стеклянную гладь, я остро жалел, что не догадался хоть как-то расчистить подходы к водоёму. Значит, будет чем заняться утром. А там, глядишь, и озёрный гигант снова покажется. Уже забиваясь в спальный мешок, как барсук в нору, стараясь впитать остатки тепла, я против воли принялся было расписывать в воображении неприятную картину: крохотное озеро и огромная рыба, с легкостью скрывающаяся в его прозрачных водах. К счастью, разница в температуре снаружи и внутри спальника, усталость и неподъёмные веки не позволили полностью поддаться страху. Он отыгрался в мире грёз, весьма детально иллюстрируя, как из небольшого лесного водоёма выглядывает громадная бледная мокрая спина, стремительно движется к берегу, скрывшись за зеркальной гладью. Словно чудище из детских страшилок выжидает. А звёзды шепчутся и внимательно взирают на сцену, что освещает им яркая луна. Огромная белая акула, ссутулившись, крадётся по лесу на длинных тощих ногах, под которыми при каждом тяжёлом шаге хрустят в агонии умирающие ветки. Но барсук в спальном мешке их не слышит. Не слышит он и хихикающих звёзд, не видит зубастой разинутой пасти над собой. Звук дробящихся костей разносится по ночному лесу. А звёзды все смеются, неотрывно глядя на развернувшееся для них представление.