Гамбит короля (гет)

Он стоял лицом к необъятному окну, когда она появилась за его спиной в двери. Силуэт его чёрного плаща выступал ярким контрастом на фоне гаснущего света заходящего солнца Бисса.

Бисс не был красивой планетой, но от одного лишь вида заката над ним её дыхание перехватило в горле. Маленькое голубое солнце в золотом ореоле уселось на горизонте и бросало в темнеющее небо бриллиантовые осколки. Ночь стремительно наступала, но в этот крошечный отрезок времени карликовая звезда всё ещё сдерживала её, позволяя последним лучам света пробиться сквозь тьму.

При виде его незащищённой спины, Мара едва не поддалась давней привычке и чуть не выхватила из чехла на сапоге бластер, но резко напомнила себе, что она здесь не для того, чтобы похищать или убивать. И всё же, такие привычки умирают медленно, поэтому она пошла на компромисс с собой, отцепив от пояса незажжённый световой меч, прежде чем шагнуть вперёд.

Уже прошло много времени с тех пор, как Мара в последний раз отправлялась на миссию по эвакуации. Она надеялась, что не растеряла свои навыки: проверила пояс и хлопнула по датападу в кармане рубашки, убеждаясь, что всё на месте.

Она не пыталась специально продлевать тишину и отвлекать от зрелища, захватившего его внимание. Когда она приблизилась, Люк полуобернулся к ней, и она увидела, как на его лице промелькнула маленькая тоскливая улыбка.

— Закат всегда был моим любимым временем суток, — сказал он без всяких объяснений и предисловий. Так, будто они расстались всего пятнадцать минут назад. — Даже в детстве я каждый вечер наблюдал за тем, как садятся солнца-близнецы. Их закат над Татуином всегда был потрясающим.

Едва ли Мара могла не соглашаться с чем-то настолько же яростно, как с этим. Во время её миссии е в качестве танцовщицы Арики у Джаббы она возненавидела Татуин с пылом, способным посоперничать с жаром самих солнц-близнецов. Выбравшись с планеты, она купалась часами, но ей всё равно потом месяцами казалось, что у неё в волосах до сих пор застрял песок.

Но вряд ли сейчас был подходящий момент, чтоб высказать всё это. Поэтому Мара остановилась на старом добром «Понятно».

Люк посмеялся и теперь уже обернулся к ней полностью, его глаза блестели. На секунду золотые лучи заката тёмно полыхнули в его правом глазу, и Мара подавила внезапную дрожь до того, как свет сместился, а оба его глаза снова засияли голубым.

— Врунишка, — поддразнил он, покачивая пальцем в насмешливом осуждении. — Я же джедай, ты знаешь. Я чую, ты ненавидишь закаты как… — он прервался, а потом ухмыльнулся. — Ну, с яростью солнц-близнецов.

Мара слегка фыркнула, неожиданно для себя удивившись. Она выругала свои параноидальные инстинкты убийцы и немного расслабилась, пересмотрев свои ожидания от этой миссии по эвакуации. Она не знала, что и думать, когда до ней дошла весть о том, что Люк якобы занял место своего отца подле клона императора. Но, по крайней мере, она не слышала, чтобы лорд Вейдер когда-либо шутил. Она прицепил световой меч обратно на пояс.

Люк выглядел всё также, как и раньше. Она видела записи камер видеонаблюдения битвы при Корусанте перед его внезапным исчезновением, и казалось, будто он носил почти ту же одежду. Люк, похоже, наслаждался монохромным гардеробом: на нём были лёгкие черные нательные доспехи с потертым пласталевым нагрудником, а под ним — мягкая рубашка и штаны. Чёрные сапоги мрачно поблёскивали в свете голубого солнца.

Мара послала ему досадливую улыбку.

— Ты поймал меня, — призналась она. — Татуин — это грязный, забытый Силой пыльный шарик, и если я никогда больше не увижу его солнца снова, без разницы, восход, закат, или вообще через телескоп, я умру счастливой женщиной.

— Жалкий улей мерзавцев и негодяев, — дружелюбно согласился Люк, и его улыбка стала чуть шире.

Он повернулся обратно к окну, устремил взгляд далеко в исполосанное золотом небо, разумом улетев в и того дальше. Возможно, на Татуин десятью годами ранее, когда он и правда был фермером, а не в шутку.

— С тех пор, как я в последний раз был на Татуине, прошло много времени, — признал он, как будто читая её мысли. — Я когда-то мечтал о том, чтобы вернуться, но в конце концов я осознал, что даже если я вернусь, то не найду больше там дома.

Мара не ответила. У неё никогда не было дома, пока она росла, если не считать Императорский дворец на Корусанте, да и тот был скорее просто местом для хранения экипировки и одежды, чем тем, что могло вызвать такую печаль, какая звучала в голосе Люка. Теперь у нее был «Дикий Каррде», но она не была уверена, что когда-нибудь вспомнит об этом корабле с такой обнажённой тоской, какую Люк испытывал к своему грязному, забытому Силой пыльному шару.

Вместо этого Мара стояла в неловкости, бросала взгляды по комнате, наблюдая за обстановкой, и ждала, пока он закончит своё созерцание заката. Конечно, она осмотрелась, когда вошла, в своей профессионально перфекционисткой манере ассасина, исследующего апартаменты своей цели, но теперь она воспользовалась возможностью изучить комнату более детально.

Та была богато обставлена, как Мара отметила сразу, но сейчас она подумала, что эта роскошь и вовсе граничит с пошлостью. Всюду доминировали рубиновый и чёрный цвета с редкими акцентами серебристого металла, мебель цвела пышными текстурами мягкого бархата и гладкого шёлка, податливой ранкорьей кожей и жёсткой парчой, выступали полированная каменная кладка и блестящее дерево — это всё было бессистемно свалено в кучу, без учёта противоречий в эстетике.

Слева от них весело мерцал обсидиановый камин, с флангов зажатый двумя огромными креслами, устланными красным ковром. И если камин вообще оказывал какое-то влияние на температуру, то в этом ледяном помещении этого было почти не заметно. Справа стоял маленький столик из полированного чёрного дерева, опять с двумя задвинутыми креслами, обмотанными в красный шёлк. На нём сверкали серебром две тарелки и с набором изящных каменных приборов у каждой.

Это было слишком аляповато. Слишком пышно. И это было совсем не то место, где можно встретить привыкшего к утилитарности фермера-влагодобытчика, ставшего джедаем.

В качестве эксперимента Мара потянулась к Силе, деликатно пробуя присутствие Люка. Он не только выглядел как всегда, но и чувствовал себя также, как обычно чувствовал. В нём был это джедайское спокойствие статуи, и, хотя Мара никогда никому в этом не признавалась, она всегда находило его успокаивающим. Его Сила лилась безмятежно и тепло, как тонизирующий напиток после напряжённых дней, которые она провела, бегая по Биссу и пытаясь проникнуть в имперскую крепость.

Но стоило Маре копнуть глубже, как её брови слегка нахмурились. Сложно было описать это ощущение или определить его Силой, однако… будто присутствие Люка стало каким-то образом более жёстким, чем до этого? Её чувство Силы не было похоже на осязание, но стоило ей протянуть свои ментальные щупы дальше…

Здесь. Это оно. Мара надавила и внезапно натолкнулась на плотную стену. По началу та не бросалась в глаза, но теперь, когда она нашла её, она не могла поверить, что не замечала её раньше: слишком уж эта стена контрастировала с обычным присутствием Люка в Силе. Она была твёрдой, холодной… тревожащей. Мара не знала, что с этим делать, то смутно чувствовала, что за этой дверью железной воли Люка было что-то. Смятение и неуверенности пробежались мурашками по её спине.

— Люди всегда говорят, что солнце всегда встаёт, — внезапно Люк озвучил свои мысли, будто почуял её касание и её дискомфорт. Вероятно, так и было. — Но оптимисты забывают, или, может, выбирают игнорировать, что солнце и всегда садится. Что не имеет значения, каким долгим и ярким день мог казаться, ведь с его концом солнце садится, и приходит ночь. И пусть есть своя красота в надежде и в обещании нового яркого дня, она есть и в гаснущем свете заката.

Мара нахмурилась сильнее. Вот это едва ли звучало успокаивающе. В этих словах была особая близость к опыту, и это говорило ей о том, что это не пустые философские рассуждения. И она знала, что это именно тот разговор, ради которого она пришла сюда, неважно, что он скрывался за красивыми речами и грандиозными философствованиями. Она хотела поговорить именно об этом, содрав всю словесную роскошь и перейдя сразу к сути: что именно рыцарь-джедай делает в крепости императора.

И всё же, Мара колебалась. Она чувствовала, что ещё не совсем готова. Она сказала себе, что это не имеет никакого отношения к возможному исходу этого разговора, и что она просто чудовищно устала после шестнадцатиэтажного подъёма по отвесной чёрной скале, не имея ничего больше крюка-кошки и верёвки. И она почти поверила в это.

Почти, и всё равно она подумала о том, не рано ли она убрала световой меч.

— Ты знаешь, Фармбой, я не философ, — наконец медленно произнесла Мара. — Но мне кажется, что мы всегда находим путь оттолкнуть тьму назад. С тех самых пор, как первое живое существо в Галактике зажгло огонь. Ночь может быть темна и полна секретов, но никому не нужно одному сидеть во тьме — если только он сам этого не пожелает.

— Да. Конечно, — в его улыбке промелькнул слабый оттенок горечи, прежде чем он снова вернул взгляд садящемуся солнцу Бисса. — Если только он сам этого не захочет, — повторил он задумчиво. Рассеянно поразминал пальцы правой руки, пока они смотрели, как последние лучи тонут за горизонтом. Внизу по планете брызнули миллионы огоньков — невероятное скопление, не уступающее в яркости звёздам в ночных небесах диких миров.

Люк заметно вздрогнул, затем приглашающе махнул рукой в сторону деревянного столика, и его длинный чёрный плащ слегка колыхнулся от его движения.

— Прости за это. Я знаю, ты пришла сюда не за философией. Ты, должно быть, проголодалась. Я попросил кухонных работников приготовить ужин на двоих. Если мои агенты не ошиблись, ты не видела нормальной еды уже около недели.

Мара моргнула, застигнутая врасплох. Он что, ожидал своего спасения? И его… агенты? Обычно у пленников не бывает агентов. Хотя Лея и рассказала Маре о его мнимом статусе ученика ситха, та не ожидала, что он уже так хорошо освоился в этой должности.

— Пищевые батончики могут быть довольно вкусными, когда к ним привыкнешь, — ответила она, присев у столика. Её мысли мчались. В этом приглашении к ужину было около дюжины неправильных вещей, и у неё едва ли было время рассортировать их, чтоб выяснить, какая из них худшая.

Люк оскалился, сверкнув белыми зубами.

— Опять врёшь, — упрекнул он и сел напротив неё.

Он знал, что она была здесь, уже неделю. Сколько ещё он знал, и сколько знал император-клон? Имперские агенты, видимо, следили за ней достаточно внимательно, чтобы знать, что она наслаждается не самыми питательными обедами в Галактике, значит, они знали и то, что она потихоньку пробирается в крепость. Люк даже смог так точно рассчитать время её прибытия, что, когда он поднял крышку над блюдом, оттуда повеяло жаром свежести и паром. Как долго он готовился к её приходу?

Это была не та лёгкая миссия по эвакуации, на которую Мара рассчитывала.

* * *

— Я скорее ожидал, что ты войдёшь через окно, когда они сообщили мне, что ты решила покорять стены, — сказал Люк, как будто в ответ на её не озвученные мысли. — Это была одна из многих причин, по которой я наблюдал за закатом, когда ты вошла через дверь, — Он взял серебряный половник и налил в обе миски по щедрой порции какого-то кремового супа. — Почти уверен, что он не отравлен.

— Это обнадёживает, — сухо сказала Мара, прежде чем отбросить осторожность. В конце концов, если он отравлен, она не умрёт голодной.

Суп был хорош — очень хорош. Определённо лучшая вещь, что она ела с тех пор, как высадилась на Бисс и ушла под землю, и, вероятно, лучшая вещь, что она ела… ну, может быть с тех пор, как ей в последний раз подавали с имперских кухонь. Суп был наваристый: белая кремовая похлёбка с кусочками овощей и нежного мяса.

— И я бы могла войти через окно, если бы знала, какое из них твоё. В следующий раз буду знать.

Люк поднял золотистую бровь.

— Ты всегда можешь пользоваться дверью на здоровье.

Она не ответила на это, вместо этого озвучив один из миллиардов вопросов, вспыхивающих в её мыслях, тот, который казался наиболее насущным:

— Ты сказал, что твои агенты следили за мной неделю. Значит ли это, что и клон-император знает, что я здесь?

Он покачал головой.

— Нет, я заплатил им достаточно, чтоб они хранили молчание. И я очень сомневаюсь, что император захочет услышать историю о том, как они вообще выяснили, что ты на планете.

Теперь была очередь Мары поднимать бровь.

— О. Правда, что ли?

— Ты связала ботинки охранника, пока он спал на посту, и украла его форму, — ухмыльнулся Люк.

Он покраснела, сердитая на себя.

— Он что, реально доложил сам на себя?

На Маре всё ещё была униформа этого незадачливого человека, за исключением ботинок, потому что в них было недостаточно места для её оружия. Оливковая куртка была тесной в груди, а ремень был затянут на последнее отверстие, но почему-то было удивительно сложно найти другую одежду, прячась на вражеской планете.

Хотя ее осторожность, очевидно, была излишней, если имперская разведка знала, что она здесь с самого начала.

Люк пожал плечами, продолжая ухмыляться. Она с раздражённой уверенностью подумала, что он ухмылялся от самодовольства, потому что застал её врасплох.

— Я легко наказал его и хорошо вознаградил, как тот и ожидал. Есть свои преимущества в том, чтобы править с помощью уважения, а не страха.

Мара решила игнорировать это заявление, вместо этого отдав предпочтение ужину. Главное блюдом оказался берберзианский лобстер с балкаской зеленью, и с лобстера был предусмотрительно счищен панцирь. Кухни предоставили горшочек с насыщенным сливочным маслом для обмакивания, которое поддерживалось тёплым и жидким на маленьком огне. Десерт представлял собой нечто зловеще шоколадное в соусе из свежих ягод.

— Мне очень не хватало имперской кухни, — призналась она, доедая лобстера и беря чистую вилку, чтобы приступить к десерту. — Я сама не очень люблю готовить, а большинство контрабандистов не могут отличить хороший стейк от южного конца банты, повёрнутой к северу.

— Без сомнения, — сказал Люк с безупречным спокойствием. — Если бы я знал, что Император кормит своих слуг так хорошо, я бы и не подумал падать с Облачного города на Беспине. Сэкономил бы всем кучу времени.

Мара была почти уверена, что он шутит.

— Тогда ты был бы таким же толстым, как южный конец банты, смотрящей на север. Посрамил бы самого Джаббу.

— О, не знаю. Мой отец, кажется, прекрасно справлялся с имперской кухней. Может, я унаследовал его метаболизм.

— Твой отец был намного выше тебя, — возразила она. Она предпочла опустить тот факт, что не совсем уверена в том, что Дарту Вейдеру вообще нравилась еда, будь то имперская кухня или нет. — Хотя, похоже, ты унаследовал его чувство стиля, если не больше.

— Что ж. Говорят, чёрный стройнит, конце концов.

Мара вздохнула, снова хмурясь в свою тарелку и тыкая эту зловещую шоколадную штуковину вилкой. И потом внезапно заявила:

— Это глупо.

Люк моргнул, не понимая.

— Десерт? Или полностью чёрный гардероб?

Она фыркнула вопреки своему желанию.

— Ну, и это тоже. Подумай, какую катастрофу может устроить отбеливатель. Но нет, я имею в виду эту всю… — она прервалась, кусая губу взмахивая вилкой в жесте, обводящим всю комнату: ужин, стол, камин, окно. — Вот это всю «Я безраздельно контролирую ситуацию, вот, поужинай в качестве моего почётного гостя» ерунду. Я поняла, Люк. Уроки императора мне никогда не давались хорошо, но он ведь и меня обучал.

Мара продолжила:

— «Ты должен предугадывать действия твоих врагов и тех, кто называет себя твоими союзниками. Даже тех, кто называет тебя твоими друзьями. Это единственный путь подготовить себя воспользоваться случаем и наоборот избежать катастрофы», — процитировала она по памяти. — Я никогда не была достаточно изощрённой для всего этого. Но я могу узнать это, когда сталкиваюсь с ним. Так что хорошая работа, я полагаю. Честное слово, я никогда не думала, что ты сможешь быть хоть сколько-то хорош в этом, но, видимо, контроль — это и принцип джедаев. И всё же, это глупо.

Люк уставился на неё на несколько долгих моментов, его вилка комично замерла на пути к его рту. Потом он забросил голову назад и засмеялся, так искренне и беззастенчиво, как она никогда не слышала от него. Он положил вилку и вытер глаза рукавом.

— Ох, Мара. Неужто человек не может просто приятно отужинать в твоей компании, просто поболтать с тобой, чтобы этот разговор не был о применении ситхских искусств?

— Честно? Нет, — ровным тоном ответила она. — Я прямолинейный человек, Люк. Так что давай пропустим этот тонкий вербальный поединок и поговорим о том, для чего я пришла.

Его улыбка ослабла, но ни исчезла.

— Пожалуйста. Откуда бы нам начать? Почему ты здесь?

О, это был хороший вопрос.

Она почувствовала, когда он пал. Галактика почувствовала это, любой человек, обладающий хоть крупицей Силы должен был почувствовать это — этот надрыв, трещину, раскол — когда великий свет его Силы внезапно померк Тьмой. Так что Мара пришла для того, чтобы…

Чтобы что?

И в конце концов, она выбрала самый простой ответ, самый правдивый:

— Я, Скайуокер? — заговорила она, стараясь звучать легкомысленно. — Я пришла спасти тебя.

Ярость была абсолютной и внезапной. Его лицо исказилось в оскале, глаза зажмурились, и тщательно созданная в комнате аура непринужденной беседы рассыпалась как стекло. Вместо этого собралась грозовая туча.

— Это Лея велела тебе так сказать? — потребовал Люк, его голос лился ядом. Он впечатал кулак в стол, не сильно, но достаточно, чтобы каменные приборы и стаканы подпрыгнули. — Пусть Лея хоть раз не лезет в мои дела и доверит мне справится с ними самостоятельно.

Мара нахмурилась, но иначе никак не показала свою реакции... Внутри же её мысли метались, её разум пытался совместить ожидаемого ею Люка Скайуокера, мальчишку фермера, повстанца, джедая с такой вот реакцией.

— Лея ни посылала меня, ни велела мне что-то говорить тебе. Я пришла по своей воле.

Он продолжал кипеть, и Мара снова осмотрела его. Он закрывался от неё, его присутствие в Силе всё ещё казалось спокойным, то противоречило его реакции и явно бушевавшим эмоциям. Его лицо пылало, губы скривились в оскале, пальцы сжались в кулаки.

— Да что с тобой такое, Скайуокер?

Выражение его лица ещё помрачнело.

— Со мной всё в порядке. Я всего лишь открыл глаза впервые за пятнадцать лет, — Он закрыл глаза, борясь со своими эмоциями, провёл руками по волосам и сжал свои виски.

Мара молча дивилась этому зрелищу и подавляла нарастающее чувство тревоги. Люк Скайуокер, пытается успокоить себя.

— Ты хоть представляешь, каково это, когда тебя водят за нос всю жизнь? Каково это, когда твой путь диктуют тебе коварные старые мастера джедаи и потоки Силы? — требовательно произнёс он. Его голос повышался, быстро приближаясь к неистовому крещендо. — Впервые в жизни, я контролирую ситуацию, и я точно знаю, что я делаю. Я не нуждаюсь в твоих переживаниях, и я точно не нуждаюсь в спасении. Я выбрал прийти сюда, и я выбираю момент, когда я уйду. И этот момент настанет не раньше того, как я получу коды от Разрушителей миров.

— Так случилась, что я прекрасно знаю, каково это, когда тебя всю жизнь водят за нос, — хмуро сказала Мара.

Люк поднял глаза, быстро встретился с её глазами, и ему хватило такта сделать смущенный вид.

— Мара, я…

Она отмахнулась.

— Это уже в прошлом. Но зачем здесь ты? За управляющими кодами Разрушителей миров?

Он осел назад в своём кресле, уронив руки на подлокотники. Он сомневался.

— Это то, из-за чего всё началось. Но я также многому научился. Нет никого в Галактике, кто бы знал о Силе так много — с обеих сторон. Йода мёртв, Бен Кеноби тоже, а у императора есть джедайский голокрон. Это единственное самое большое хранилище учений джедаев. Оно мне необходимо, если я буду восстанавливать Орден.

Мара фыркнула.

— Значит, он заманил тебя обещаниями власти и знаний? Мне кажется, я слышала эту историю раньше.

Ни один нетренированный глаз не заметил бы, как слегка напряглась линия его челюсти. И мало кто уловил бы, как ожесточились его глаза — не вспыхнули золотом, но, казалось, внезапно иссохли любым следом юмора, доброты или сострадания. Когда он заговорил, его голос был ровным и нечеловечески, обманчиво спокойным.

— Всё не так, Мара. Я тут всё полностью держу под контролем. Ему только кажется, что я поддаюсь, но это не так, разве ты не видишь? Я учусь у него, и скоро я узнаю достаточно, чтобы победить его.

Он явно не контролировал ситуацию, и Мара откинулась на спинку кресла, чтобы всё обдумать. Палпатин, поняла она, точно приложил к этому руку. Он всегда был мастером манипуляций, и противоречивое состояние Люка говорило о том, что ему в уши налили отравленного шёпота.

— Это безумие, — сказала она наконец. — Как ты можешь верить, что он не знает, что именно ты делаешь? Как ты можешь превзойти его в обмане, если именно он научил тебя этому?

— Ты не понимаешь, каковы ставки. Он воскрес — каким-то образом Палпатин вернулся, но я узнал, как. У него есть клоны. У него есть запасные клонированные тела, готовые принять его сознание, если его предыдущая физическая форма умрёт, и кто знает, как много? Мне нужно больше времени, я не могу уйти сейчас.

Где-то должен быть ключ, что-то, что Мара упускала. Что-то, что заставило бы его образумиться. Лея очевидно не была ответом: Палпатин уже отравил их связь, извращая её восприятие Люком, и установил ловушку там, где должен лежать ключ. Мара ухватилась за альтернативу:

— Подумай, сколько людей погибнет, если ты зайдёшь слишком далеко.

— Уже погибло достаточно. Я видел, как много друзей погибло за эти десять лет. А это может быть нашим единственным шансом закончить эту войну раз и навсегда, до того, как умрёт ещё больше.

Она решительно оттолкнулась от стола.

— Ты слишком глубоко погрузился в это, чтоб размышлять здраво. Нам нужно уходить как можно скорее — лучше прямо сейчас.

— Размышлять здраво? — фыркнул он. Его лицо помрачнело. — Это первый раз в моей жизни, когда я вообще размышляю здраво. Я не собираюсь уходить, Мара.

— Нет, ты уходишь, на самом деле. Я планировала, что целью этой миссии будет эвакуация, но фундаментально я не против того, чтобы изменить цель на похищение. Помнишь, как ты передал мне ягодный соус за ужином? В моей перчатке был контактный яд.

Он ухмыльнулся, и Мара поняла, что просчиталась.

— Умно, — признал он. Размял пальцы своей правой руки, глядя на них, перед тем как перевести взгляд обратно на её лицо. — Плохо, что ты коснулась моей механической руки.

Она поморщилась.

— Вау. Должно быть, мои навыки немного заржавели. Мне ужасно стыдно, что я это упустила.

Люк ухмыльнулся.

— Так что нет, я не ухожу, — сказал он, вставая. Его плащ слегка колыхнулся. — И, мне жаль, но я боюсь, что не могу дать уйти и тебе.

Теперь была очередь Мары ухмыляться.

— Потому что за дверью стоит отряд штурмовиков?

— Ну да.

— Умоляю тебя. Может быть я немного заржавела, но я не некомпетентна. Я установила баллоны с усыпляющим газом так, чтобы они сработали через двенадцать минут после того, как я открою эту дверь, — она глянула на свои часы и подняла вверх указательный палец в качестве универсального жеста «подожди секундочку». — А бомбы в лифте и на лестничной клетке должны вот-вот взорваться…

В нужный момент тщательно заложенная взрывчатка потрясла здание, заставив дребезжать стеклянную посуду на столе.

Люк выглядел наполовину позабавленным и наполовину раздражённым.

— Я полагаю, мы в тупике в таком случае.

— Видимо, так и есть, — Мара пожала плечами.

Они оба уставились друг на друга.

* * *

Люк двинулся внезапно, и прекрасно отточенные, чрезмерно жестокие инстинкты Мары среагировали раньше, чем её разум успел их остановить. Она вонзила нож, который держала в руках, прямо в стол.

В мгновение ока механическую руку Люка пришпилило к столу, обеденный нож вошёл в неё по рукоятку, всё ещё подрагивая. Его пальцы судорожно дёргались: нож повредил внутренние цепи.

Они вместе уставились на нож на один долгий момент, Мара была также шокирована, как и Люк. В дальнем уголке её разума что-то взвыло в предупреждении, когда они оба подняли глаза, чтобы встретится взглядами.

Глаза Люка вспыхнули жёлтым, и вокруг него, как по мановению руки, сгустилась чёрная аура с голубыми трескучими искрами. Нестабильная энергия металась хаотично, собиралась в надвигающее цунами ярости. Рука Мары метнулась к её мечу, готовая к атаке.

Если бы это был рукопашный бой, она бы победила. Она была лучше обучена и не стеснялась грязных приёмов.

Если бы они дрались на световых мечах, то, возможно, была бы ничья. Он был лучше, но не без ведущей руки, и джедаи обучались защите.

Но Люк не сделал ничего из этого и…

И он выбросил руку вперёд, и сжал свои пальцы, и…

Она почувствовала, как я внезапно вздёрнули вверх, подняли невидимой рукой — его невидимой рукой — и она пыталась найти воздух, чтобы закричать, но её дыхательные пути были перекрыты, и она бесполезно царапала ногтями шею, где затягивалась неумолимая хватка, и она брыкалась и брыкалась в тщетных попытках, и…

Но его Сила, он был так силён. Слишком силён. Она всегда знала, что он был сильнее её, но он никогда не показывал это вот так, и эта мощь была теперь иной, и Сила внутри него бушевала подобно шторму, неукротимому приливу ярости, направленному на неё, и она знала, даже не видя, знала, что его глаза полыхают жёлтым…

Мара уже видела, как это происходит. Она видела и слышала об этом, и все в Империи знали. Но академически знать что-то — это совсем не то же самое, чем оказаться здесь вместе с ним, и страх будто зажил собственной жизнью, переполнил её разум ужасом и паникой, и она импульсивно, отчаянно, толкнулась к нему…

…не могу дышать не могу Сила нет нет нет не могу дышать только не так пожалуйста нет…

…только не ты только не ты ты не должен быть как Вейдер нет Люк пожалуйста..

И точно также быстро, как это началось, это кончилось. Мара рухнула. Повалилась как камень и подавилась вдохом от боли и шока, когда её бедро ударилось об пол, но была благодарна, что вообще может вдыхать, что может дышать.

Огонь в Силе погас, отвращение утопило пламя ярости. И, когда Мара потянулась, то почувствовала, как сущность Тьмы отступила в тени, будто бы наказанная.

И Люк…

Люк выглядел так, будто это она отпинала его, большие голубые глаза распахнулись в шоке.

— О боги, Мара, мне так жаль…

Он снова протянул ей руку, с выражением, полным боли, но она инстинктивно и ненужно отпрянула прочь.

Он замер, и она почувствовала, как стыд поднимается в нём, выкатываясь из него волной за волной, когда к нему начало приходить осознание того, что он наделал. Что он едва не сделал и кем он едва не стал. Его присутствие горело этим, этим отвращением и презрением к самому себе и собственному отцу.

Люк уронил руку.

Мара огляделась. Горло саднило, ныло бедро, и она вжалась почти в стену, слишком далеко от выхода. Она прокашлялась в качестве эксперимента, осторожно поднесла руку к горлу, чтобы пощупать, нет ли там синяков или ран. Едва уловимая головная боль начала прорастать в мозгу, и Мара могла чувствовать, как её пульс отбивает в висках слабый болезненный марш.

Сила клубилась тёмным вихрем, как гало теней, но не подсказывала верного пути.

Щит Люка, его ледяная стена, рухнул в эти несколько хаотичных секунд, и теперь Мара могла чувствовать его истинные эмоции, бурлящие в его присутствии в Силе. Там была решимость, там был стыд, но под ними текла река ярости. Присутствие Люка всегда чувствовалось гигантским само по себе, но он прикладывал усилия чтобы казаться меньше, спокойнее; сейчас же он позволил эмоциями разбушеваться, и этот скрытый гнев…

Был таким незнакомым, в Люке. Но мучительно знакомым, ведь она уже чувствовала такое присутствие в Силе до этого, запертое в сломанном теле под слоем дюрастали.

— А. Это, — сказала Мара осторожно, — это был радикально нездоровый способ справиться со своими проблемами. И не только для тебя, но и для всех вокруг тебя. И, может быть, даже для всей, чёрт побери, Галактики.

Люк вздохнул, посмотрев вверх. Он вытащил нож из своей бесполезной руки, встав между Марой и дверью. Искры сыпались из повреждённых схем, и плащ слега колыхался от его движений.

Его глаза были голубыми, но жёсткими. Стыд трансформировался в злость на себя и на отсутствующего отца, но пока он отодвинул её на задний план. Что она чуяла в нём, так это решимость и ледяную волю. Вейдер в нём утих, но Тьма всё ещё была там, только другого оттенка. Его собственная Тьма.

— Мне жаль, — повторил он, — но я не могу уйти сейчас. И я не могу дать тебе уйти тоже.

Его живая рука рассеяно взлетела к рукояти его светового меча.

Мара встала, неуверенно потянув шею, и мысленно переключила цель своей миссии с похищения на побег.

— Какая жалость, — призналась она и переместила ноги в позицию боевой стойки. Но руку она старательно держала подальше от меча. — Я думала, это будет проще.

— Я здесь ещё не закончил. А ты даже не представляешь, каковы ставки.

В комнате потемнело, и все лампы, и камин, и даже сверкающие огни внизу за массивным окном внезапно показались тусклее. Тени закружились как живые существа, пронесли по помещению, чтобы свернуться у его ног, полные возбуждённого предвкушения и готовности.

Мара повернулась, обходя его справа. Люк знал, что она хочет прорваться к двери, и уже присел в ожидании атаки.

— Мне кажется, Скайуокер, что тебе стоит покончить с потерями, пока ты не потерял дом.

— Я готов заплатить эту цену. Отдать свою жизнь или даже свою душу, чтобы предотвратить очередное воскрешение императора, чтобы не позволить ему обрушить мощь Разрушителей миров на Галактику? Это даже не цена, это выгодная сделка.

— А как же те, кому придётся расплачиваться вместе с тобой? Лея и Хан, их дети: когда Императора не станет, если он действительно умрёт в этот раз, кто спасет их от тебя? Ты ведешь себя так, будто позволяешь себе стать мучеником, но это не так. Ты станешь тираном.

Он зарычал, и её рука рефлекторно дёрнулась к её световому мечу. Мара тут же отвела её в сторону: она не хотела эскалировать эту ситуацию до дуэли на световых мечах.

— Я никогда не наврежу им. Никогда.

В её всё ещё саднящем горле появился контраргумент, и она коротко коснулась шеи рукой.

— Честное слово, Фармбой, твоё поведение не внушает особого доверия. Ты должен осознать, что император манипулирует тобой.

Люк слабо улыбнулся.

— Конечно, манипулирует. Предательство — путь ситхов. Но он хотя бы честен в этом. Ничего о высшем благе или «определённой точке зрения», — последнее он выплюнул с плохо скрываемой яростью, будто задел давно гноящуюся рану.

— Путь ситхов? — повторила Мара с сардонической усмешкой. — Так вот к чему ты всё это время клонишь? Он уже дал тебе ситхское имя? Должна ли я обращаться к тебе как к Дарту Вейдеру Второму, или ты унаследовал только его должность, но не титул?

Его глаза сузились от раздражения, которое он не потрудился скрыть, но и прямого ответа на её вопрос он не дал.

— У меня больше нет желания быть пешкой судьбы. Почему выбор собственного пути — это сразу Тёмная сторона? Почему я должен страдать от того, что меня гнетёт воля Силы, вместо того чтобы гнуть её под себя?

— Ты всё ещё пешка. Просто сменил цвет.

— Но зачем мне довольствоваться ролью чёрной пешки, если можно стать черным королем?

В комнате собиралось грозовое облако, в Силе шумели ледяные ветра. Тени надвинулись, тяжёлые от предвкушения. Мара подавила внезапную дрожь.

— Присоединяйся ко мне, — умолял он. Желтизна просочилась в его глаза. — Мы можем свергнуть его. Он слабее, чем был в своём оригинальном теле, а я узнал так много о Силе со времён Эндора. Скоро, я смогу разобраться с ним самостоятельно, но с тобой я смогу сделать это сейчас, сегодня. Мы уничтожим его клонов, так что у него не будет шанса воскреснуть, и мы сможем пра…

Люк оборвал сам себя. Но они оба знали, что он собирался сказать.

Он прикрыл глаза, потряс головой, будто хотел прочистить её, потом взглянул на неё снова, и Мара увидела, что он снова оттолкнул Тьму. Пока что. Его глаза снова были голубыми.

— Мы сможем вернуть Галактику Республике, — закончил он неубедительно. — Демократии.

Мара кружила, приближаясь к двери, и теперь стояла напротив Люка, спиной к окну. Её силуэт темнел на фоне сумеречной планеты.

— Ты очень хорошо все это преподносишь, Скайуокер», — язвительно заметила она. Ты проделал просто отличную работу, доказывая мне тут полное отсутствие дыр в этом плане «мы модем просто притворится, что перешли на Тёмную сторону, и это вообще никак на нас не повлияет».

Люк снова потряс головой, раздражённо сжал пальцами переносицу.

— Это оказалось сложнее, чем я думал, — признал он. — Но у него слишком много клонов, и он просто будет возвращаться и возвращаться, если я не остановлю его. Мне нужна твоя помощь, Мара.

Люк отцепил световой меч от пояса. Расстегнул плащ, и тот театрально взметнулся, падая на землю. Крошечный, дерзкий уголок её сознания подумал: а не призвал ли он Силу для пущего драматичного эффекта?

Он зажёг свой меч со знакомым шипящим щелчком, и тот оказался зелёным. Мара не знала, какого тот цвета до этого момента: как далеко Люк уже зашёл, чтоб удовлетворить Императора?

Она встретилась с ним взглядом, и с нажатием кнопки световой меч его отца запел жизнью.

Первые удары были пробными, небрежными. Люк замахнулся на неё справа, проследив движение до конца и смахнув мечом вниз. Мара блокировала его и отпрыгнула в сторону, за пределы его досягаемости, но она быстро осознала, что сделала серьёзный просчёт: она не привыкла сражаться с леворукими оппонентами.

Она думала, что сломав его правую руку, она лишила его преимущества, но это оказалось не так. Его выпады были точны и проворны, он двигался с грацией и мастерством, которые были явным результатом долгих тренировок.

Маре уже приходилось сражаться с Люком, и она держалась неплохо. Но то были лишь тренировки, а сейчас всё было по-настоящему. Он и раньше не сдерживался, не поддавался ей, но теперь его удары напитались непривычной яростью и агрессией, с которой она не сталкивалась. Он не дрался от защиты, как джедай, но сражался для победы.

Дуэль на световых мечах могла закончиться лишь несколькими способами: сдачей в плен, увечьем или смертью. Маре не нравился ни один из этих вариантов.

— Ты тренировался, — успела сказать она в перерыве между ударами.

— Конечно, я тренировался. Не делать этого было бы безответственно: очевидно, что ты не можешь всегда полагаться на свою ведущую руку.

Лезвия столкнулись, высекая искры, и едкий запах озона повис в воздухе. Люк надавил, Мара отклонилась влево и поймала его удар. Световые мечи сцепились, и его лицо оказалось так близко, это сардоническое, почти насмешливое выражение, неестественно чёткое и неровное в белых вспышках клинча.

— Ты же, в отличие от меня, запустила свои навыки.

— Хорошо подмечено, — хмыкнула Мара. — Знаешь, что? Я могу рассчитаться с тобой за этот должок позже, в вашей джедайской Академии. Я позволю тебе меня тренировать. Нам всего лишь нужно уйти отсюда вдвоём, сейчас. Ты угостил меня ужином, так что я поведу, а ты заплатишь за топливо позже.

Он рассмеялся диссонансным звуком треска льда.

Все, что происходило до этого, было лишь декорациями. Манипулятивные разговоры, философия и обольщение были излюбленными тактиками Палпатина, а не Люка. Коварство никогда не было для него естественным, и его попытки повторить непринуждённые беседы Сидиуса были смехотворно очевидными.

Но со световым мечом в руках Люк был мастером в своей стихии: Мара чувствовала, как он использует Тёмную сторону так же естественно, как дышит, как ярость и гнев подпитывают его удары. С его подготовкой и ловкостью, с силой и яростью Тьмы это не закончится вничью. Ей повезет, если она уйдет невредимой.

Мара уклонилась от удара сверху, слишком стремительного, чтобы блокировать, и отступила в относительно более безопасное место, поставив между ними кушетку.

Сила предупреждающе плеснулась, но энергия была слишком хаотичной: Мара не понимала, с какой стороны ждать угрозы. Она подняла свой меч для защиты и взглянула на своего противника.

Люк выпрямился, всё ещё держа свой меч наготове, но уже не так решительно. Он расслабленно улыбнулся ей, и его глаза сверкнули золотом.

— Ты не понимаешь, какой силой я теперь обладаю. Силой Тёмной стороны, — Он протянул свою повреждённую руку к ней, его пальцы разомкнулись, окружённые цепью искр, волна Тьмы хлынула по его команде — и она была поглощена.

* * *

Ты поглощён.

Почему ты думал, что Тьма — это жаркое, всепожирающее пламя? Жарки те страсти, тот гнев, та ненависть, что нужны тебе, чтоб обратиться к силе Тьмы. Но её сила сама по себе — нет: это море льда, что дарит тебе чистоту виденья и ощущение великой цели, которую ты прежде никогда не испытывал.

Тьма найдёт все трещины, все надломы в твоей душе, проникнет внутрь, затечёт прямиком в твои вены: наполняя, очищая, разрушая. Будто бы плотину прорвало, и ты тонешь, тонешь и тонешь в тёмной воде.

Ты спотыкаешься…

Она споткнулась…

…И всё, что ты можешь делать — это стоять прямо против течения. Океан глубок, огромен и безграничен, и ты не можешь почувствовать ни дна, ни берега.

Тьма бурлит в твоей крови, вихрится в твоей душе, волнующая и ликующая, и — звёздами в небесах, преисподней под ногами, Силой внутри — это ощущается так хорошо. Ты никогда не знал, что что-то вообще может ощущаться так ужасно и ужасающе хорошо.

С любопытством ты смотришь на свои руки, видишь, как меж кончиков твоих пальцев искрит синяя молния, и ты знаешь, что способен сделать всё, что угодно.

Способность уничтожить планету или даже целую систему…

Сила Тьмы бросается вперёд…

Он бросился вперёд…

…Бросается по твоему зову, отвечает с таким нетерпением, что заставляет тебя подавиться вдохом: она жаждет и отчаянно требует полной свободы для раскрытия всего своего потенциала. Всего твоего потенциала.

Почему ты бежал от этого? От той силы что, звала тебя, умоляла тебя, пела тебе, лишь бы ты ухватил её, парящую прямо за пределом досягаемости твоего сознания? Учения Бена, предупреждения Йоды, все кажутся такими далёкими, такими блёклыми, таким неважными, когда сталкиваются с этой новой ясностью.

Ты можешь слышать их, ты внезапно понимаешь. Их голоса воют тревогой, откуда-то далеко за пределами кромки воды. Ты не можешь разобрать их слов, но понимаешь интонацию: ужас Кеноби, разочарование Йоды, печаль отца.

Ничто из этого не имеет значения. Ничто, кроме силы Тьмы — лишь бы направлять её, погружаться в неё, овладевать ещё большей её мощью.

Ты смеёшься от осознания этого, дикий и свободный, не обременённый тяжестью оков, которые ты сам не замечал, как носил на себе: чести, долга и морали. Ничто из этого не имеет значения во Тьме, и…

…и она поймала его световой меч своим, в сантиметрах от своего лица, тяжело дыша — от ярости его атак, от силы его ударов, от мощи его видений, что он выплеснул на неё. Он стоял над ней, давил её вниз всем своим весом; это всё, что ей оставалось — сдерживать его.

— Ты… ты жульничаешь, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Он ухмыльнулся, черты его лица странно вспыхивали то голубым, то зелёным светом по обе стороны.

— Ты вонзила мне в руку столовый нож, — напомнил он ей. — Я думаю, я вправе немного сжульничать.

— Я даже не знала, что ты способен на такое, — её руки дрожали то ли от усталости, то ли от того, что её так внезапно окунули и потом вытащили из его видений: она не могла точно сказать.

— Честно говоря, я тоже. Пока ты не навязала мне свои мысли.

— Отличные мысли, — фыркнула Мара. У неё не было сил, чтобы придумать более подходящую реплику.

Она нажала сильнее, и он попятился — не отступил, а перегруппировался. Почти рассеянно он крутанул своим мечом в ожидании следующей атаки.

Мара воспользовалась возможностью перевести дух и неуверенно потянулась к Силе, чтобы успокоить свой измученный разум. Та ответила ей тонизирующей, ободряющей волной тепла, в которой она так нуждалась.

Всё шло совершенно не так, как Мара надеялась. Она ненавидела Вейдера в Люке, и она чуяла, что он тоже, и что он ненавидел, когда ему напоминали об этом. Но Тьма Вейдера была не единственной, что таилась в нём. В Люке росла его собственная, ещё более могущественная.

Сила Тьмы императора была чёрной дырой в реальности, требующей подчинения, засасывающей и поглощающей весь свет. Сила Вейдера была смолой, грязной, липкой и удушающей. Но сила Люка горела ледяным чёрным пламенем, невозможным, неистовым, охваченным голодом, голодом…

…по ней?

Её разум отшатнулся от этой мысли. Нет, этого не может быть. Люк никогда не думал о ней в таком ключе, и она была уверена, чертовски уверена, что не думала о нём в таком ключе. Ни раньше, ни тем более сейчас.

Мара попыталась найти альтернативное объяснение и остановилась на одном: даже во Тьме Люку было свойственно жаждать компании. Одиночество противоречило его натуре; он притягивал к себе друзей и обретал семью магнетически, почти сверхъестественно. И по пути Тьмы он также не хотел идти в одиночку.

— В своей гордыне ты сожжёшь Галактику, — сказала Мара.

Люк пожал плечами.

— Что в этом такого плохого, в том, чтобы сжечь её и отстроить из пепла? Выжечь всю коррупцию. Выжечь все правила, — его глаза блеснули. — Сжечь всё, пока ты горишь вместе со мной.

Внезапно Мара поняла, что ей страшно. И может быть ей всё это время было страшно, но только сейчас она поняла это, осознала. Эта Тёмная версия Люка была опасной и непредсказуемой, и она не знала, сможет ли она сбежать.

— Страх — это путь на Тёмную сторону, Мара.

— Откриффься, Скайуокер, — прорычала она. — Вот сейчас ты не имеешь права читать лекции о пути на Тёмную сторону.

Он усмехнулся, странное озорное выражение лица противоречило серьезности разговора.

— Кто сказал, что я собираюсь читать лекции? Может, это было приглашение.

— Я не боюсь тебя, Фармбой, — сплюнула она. Всё ещё ожидая возможности действовать.

— Врёшь, — обвинил он её насмешливо. — Но, даже если ты не боишься меня, ты боишься за меня, не так ли, Мара? Ты боишься, что совершила ужасную ошибку, придя сюда, что, может быть, я не контролирую Тьму так хорошо, как я думал. Ты боишься, что император так плотно обвёл меня вокруг пальца, так плотно, что я даже не способен увидеть своё падение. Ты боишься, что, может быть, я пал слишком глубоко, чтобы выкарабкаться обратно к Свету.

Он был прав, или достаточно близок к правде, так что это не имело значения, но Мара позволила этому пониманию омыть её, не проявив никакой реакции. У неё не было времени волноваться ни о чём из этого прямо сейчас, так что оно может подождать.

Она рванулась вперёд шквалом ударов, голубой световой меч певуче ожил. Она крутанулась вперёд, уклонилась от горизонтального и призвала Силу для прыжка — вверх и вверх, вращаясь в воздухе в сальто, чтоб нанести свой удар сверху.

Люк встретил её атаку, нанося удар за ударом, ставя блок за блоком, и казался совсем неутомимыми. Он поймал её удар над головой верхним блоком, отклонившись назад и едва не задев её запястье. С его губ не сходила издевательская ухмылка.

— А если ты ещё не боишься меня, — сказал он и дёрнул рукой: её световой меч полетел прямо в его протянутую ладонь, — может, тебе стоит начать.

Мара оскалилась, встала на ноги и подняла кулаки.

— Давай, иди ко мне, Фармбой.

Люк рассмеялся, звуком, лишённым юмора и радости. В том звуке была некая нотка, если не совсем безумная, то близкая к этому: там таилось нечто, что было холодно, тёмно и не совсем вменяемо.

— Присоединяйся ко мне, — вновь сказал он, и его глаза были голубыми, но абсолютно неправильными. — И вместе мы…

Он не закончил предложения словами, но закончил видениями, что обрушил на неё, яркими и ясными. Мара быстро отступила, поднесла руки ко лбу, будто хотела защитить своё разум, но Люк был слишком силён, и она увидела…

Будь моей ученицей.

И она увидела себя, тренирующуюся с ним, узнающую больше о Силе рядом с ним. Он хотел этого до этого, он хотел, чтоб она тренировалась с ним ещё в Академии, но ныне это видение изменилось: теперь Мара была его единственной ученицей, а природа того, что они изучали, стала темнее.

Будь моим партнёром.

И она увидела себя, стоящую с ним спина к спине, с зажжёнными световыми мечами наготове, чтобы отбиваться от полчищ врагов. Враги были скрыты тенью, но она видела, что они самые разные: алые гвардейцы и инквизиторы, штурмовики, но также и солдаты Республики.

Будь моей императрицей.

И она видела себя на имперском троне, и его, преклоняющего колено пред ней, но не как ученик или почитатель. И она почувствовала его руки на её ногах, на бёдрах, и она задохнулась, потому что…

Потому что это не было видением. Он воспользовался тем, что она отвлеклась, чтобы сократить дистанцию между ними, и каким-то образом поймал её ноги даже с учётом того, что его правая рука не работала. А её ноги, вместо того, чтобы пнуть его, обернулись вокруг его талии.

Их световые мечи упали на землю в суматохе, забытые и погасшие.

Его рука прижала её за горло к стене, и она чувствовала чёткий ритм биения своего сердца под его пальцами, скачущий от напряжения и неожиданности.

Она могла оттолкнуть его. Она могла пнуть его.

Но она не сделала ничего из этого, потому что чувствовала, что они висят над пропастью, и драка может толкнуть его за край. «Я не могу уйти сейчас. И я не могу дать тебе уйти тоже» — так он сказал. Ситхи возводят всё в абсолют, так что выбор перед ней лежал лишь такой: присоединиться к нему или быть убитой им. Она же пыталась найти третий путь.

Она наблюдала за тем, как его зрачки расширяются от возбуждения.

Она чувствовала, как его рука на её шее осторожно, бесконечно мало сжалась.

— Ты сжульничал опять, — прошептала Мара, а Люк был так близко — его тело так сильно прижалась к её, что она чувствовала его сердцебиение, его лицо было так близко, что она видела, как её дыхание трепетало его ресницы.

И в течение бесконечно долгого мгновения они ждали, неподвижные, как статуи.

Люк не собирался целовать её, если она того не хотела, поняла она. Он не хотел пересекать эту черту. Даже погребённый во Тьме, он хотел её разрешения, её согласия.

Её руки метнулись в сторону, она схватила его за плечи и впечатала свои губы в его.

И будто бы тогда прорвало плотину, и она тонула в нём.

Как только её губы коснулись его, он перехватил контроль. Отпустив её горло, он провёл рукой по её шее и запустил пальцы в волосы у основания черепа, прижав ее шею к себе, а затем углубил поцелуй и провел кончиками пальцев другой руки по ее коже, обводя ключицы, плечи и впадину горла.

Почему она думала, что он будет ледяным? Возможно, всё дело в его новообретенной силе, но его поцелуй был огнём, а прикосновения — пламенем. Его руки оставляли горящие следы на её коже, пробуждая нервные окончания, о которых она даже не подозревала. Тепло разлилось по телу, пройдя через сердце к рукам и ногам, разжав суставы пальцев рук и ног. Тепло распространялось всё глубже и глубже, топило её изнутри, и внутри неё собиралось жидкое напряжение.

Она тихо застонала, и он отпустил ее губы, переместив сои на её шею, и, удерживая её волосы, повернул её голову, целуя, покусывая и посасывая линию челюсти и чувствительную раковину уха, пока она снова не застонала.

Лесной пожар охватил их, слепящий и всепоглощающий.

Она горела от его прикосновений и чувствовала, как от него волнами исходит сила — Тёмная, хаотичная и опасная. Люк не был таким, он бы не поцеловал её так, будто он в своём уме, но он одновременно был и не был, и неистовство его прикосновений гнало мысли прочь. Мара боролась за то, чтобы удержать их на месте.

Неторопливо, он вернулся к её губам, провёл по ним языком перед тем отступить и куснуть их зубами. Когда она вздохнула, он воспользовался этим, проник внутрь, их языки столкнулись как мечи в дуэли, и он придвигался всё ближе, словно пытался слиться с ней.

Это не был медленный, сладкий поцелуй. Это была страсть, одержимость и покорение.

Он отпустил её волосы и провёл рукой по подолу рубашки, задевая кожу живота, а затем медленно просунул руку ниже и охватил её спину раскрытой ладонью, прижимая её к своему телу так, что ей пришлось выгнуть спину, чтобы продолжать целовать его.

Мара подняла руки с его плеч, прошлась пальцами по его волосам и ушам. Он прильнул к её мягким касаниям.

После долгого мгновения и короткой вечности Люк прервал поцелуй, и Мара с благодарностью вдохнула воздуха. Он смотрел на её лицо, пытаясь запомнить его в этот момент, и она знала, что он увидит: её спутанные волосы, её покрасневшие и опухшие губы, её рубашка, разорванная у воротника и линию краснеющих укусов до её шеи. Её — тщательно изнасилованную.

Он ухмыльнулся, его голубые глаза окрасились золотом, а выражение лица стало победным и самодовольным, и она поняла, что получила его.

Мара сцепила руки за его головой и рванула ту вперёд, вмазав свой лоб прямо ему в нос с болезненным хрустом хрящей. Он вскрикнул и отпрянул назад, споткнувшись, а она использовала эту возможность, чтобы распутать ноги и по-кошачьи приземлиться на пол.

Она быстро тряхнула головой, чтоб очистить свой взор от звёзд после удара. А затем вломила ему правым хуком в челюсть. Застала его, беспомощного, врасплох.

Следуя своему движению, Мара крутанулась против часовой стрелки, и теперь уже её пятка прилетела ему по голове. Приземлившись на корточки, она схватила его нерабочую руку за болтающееся запястье, перекинула его через плечо и отпустила, чтоб он грохнулся об пол с солидным всхлипом.

И вот, когда он лежал, переводя дыхание и собираясь с мыслями, она выхватила из ботинка и оглушила его.

— Прости, Фармбой. Я сжульничала в этот раз, — проговорила она, всё ещё часто дыша. Её сердце бешено колотилось от… от звезд, от всего этого. Голова кружилась от прилива адреналина. Их дуэль, его поцелуй, её победа. И всё это закончилось, трудно было осознать это.

Ну, она не была принципиальной противницей жульничества. В конце концов, она не боялась грязных приёмов.

Мара сделала паузу, чтобы оценить ситуацию.

Она находилась на вершине башни с бессознательным ситхом-учеником императора и отрядом спящих штурмовиков за дверью. Штурмовиков, которые скоро должны были начать просыпаться, с массой вопросов и кучей бластеров. Лифт и лестницу она уже взорвала, и вариантов оставалось немного.

Она выбиралась и из худших ситуаций.

Мара резво провела рукой по своей спутанной гриве, пальцами приводя её в подобие порядка и пытаясь быстро заплести небрежную косу.

Но её пальцы слишком дрожали, чтобы справится с задачей. Её мысли отказывались сотрудничать, выскакивая из-под контроля. Она пыталась выстроить их по порядку, разделить их по частям и разобраться с ними позже, но их было слишком много, этого всего было слишком много. Она никогда не сталкивалась со штормом, подобным этому: бурной смесью ужаса и томительного ожидания, подхлёстываемого страхом.

Мара сделала глубокий вдох, задержала его и выдохнула, напитав выдох своими бушующими эмоциями, выпуская их в Силу. Она заставила пальцы оцепенеть, сосредоточившись на рутинной работе по заплетанию косы. Снова и снова она перебирала пряди.

Когда-то Люк научил её использовать Силу так, чтоб успокаивать себя. Она не хотела думать об этом сейчас, но эта мысль решительно пробивалась в её сознание. Она поспешно отмахнулась от неё.

Она должна убить его. Сейчас, когда у неё есть такая возможность, пока он ещё не полностью овладел всей мощью Тьмы. Он уже показал ей достаточную причину, дал ей возможность заглянуть в его сознание, когда он прикоснулся к Тьме, и она содрогнулась при мысли о последствиях.

В своём воображении она видела будущее Люка как ситха, если он добьётся успеха и уничтожит императора вновь. Он будет ужасен, он будет величественен, ему будут поклоняться. С его чистой мощью он сможет гнуть под своей неумолимой железной пятой Галактику, навязывать ей свою извращённую мораль. Силой его отца, его собственного гнева, не связанного ни ограничениями Вейдера, ни манипуляциями Палпатина, он…

Республика падёт. Галактика преклонит колени. Это было написано в его будущем: жёлтыми глазами, расколотой душой, разложением Тьмы, бегущей по его венам.

Мара должна была убить его, потому что была одной из немногих, кто мог это сделать. Его друзья-республиканцы не смогли бы. Не только потому, что им не хватило бы способностей, но и потому, что им не хватило бы воли. Как они могли даже помыслить о том, чтобы убить своего героя, надежду Явина?

В конце концов, Лея увидит неотвратимость этого исхода, Лея сможет пожертвовать своим братом ради Галактики, но сколько времени это займет? А Мара была наёмной убийцей, она умела отделять свои эмоции от того, что необходимо сделать. Она потому она могла отбросить надежду.

Но почему-то… она не могла. Она не хотела.

Мара ухватилась за эту мысль, прокручивая её в голове, прослеживая её до самого корня. «Почему? — спрашивала она себя. — Почему я не хочу?»

«Потому что он Люк Скайуокер, и он спас тебя».

Она поморщилась.

«Будет лучше сделать это сейчас, — убеждала она себя. — Пока он не пал полностью, пока не стал убивать людей. Лучше избавить его от этого, от разложения Тёмной стороны. Он бы предпочёл именно это».

«Но он Люк Скайуокер, и он спас тебя».

Мара нахмурилась.

«Если он окончательно падёт, будет слишком поздно. Я не смогу убить его. Он окружит себя такой защитой, столькими барьерами. Возможно, у меня больше никогда не будет такого шанса».

«Но…»

— Но он Люк Скайуокер, и он спас меня, — вслух произнесла она в наступившей тишине, удивив саму себя. — Да, да, до меня дошло.

Присутствие Люка было подобно солнцу — питательное, тёплое и яркое. Но Тьма стремилась погасить его, выморозить весь свет и надежду, пока он сам не станет таким же: ледяной поверхностью холодной, мёртвой звезды.

Но где-то глубоко внутри себя Люк всё ещё держал свечу в ночи. И хотя свеча не была достаточной защитой от Тьмы, Мара верила, что если кто-то и сможет раздуть это слабое пламя, чтоб дать ей отпор, то только сам Люк Скайуокер.

Мара раздраженно пнула его сапог.

— Наверное, надежда заразительна.

В бессознательном состоянии его лицо разгладилось, он выглядел таким спокойным. Спящим и совершенно невинным, и ничто не выдавало его внутреннего смятения и борьбы за его душу.

Мара вздохнула. Небрежно отвесив ему подзатыльник, она отодвинула непослушные волосы с его лица, испытывая странную нежность.

— Ты неплохо целуешься, Фармбой. Но это было крайне по-сексистски, полагать, что я перейду на Тёмную сторону из-за хорошего поцелуя. И, честно говоря, я разочарована в тебе.

Она уселась на корточки, решительно хлопнула себя ладонями по бёдрам и встала. Ей нужно было торопиться, даже если она не собиралась его убивать. Особенно если она не собиралась его убивать.

Мара подошла к брошенным световым мечам, подобрала свой. Несколько секунд размышляла, не прихватить ли ещё и его меч, прежде чем отбросить эту идею.

Собираясь с мыслями, она повозилась с поясом, пристёгивая меч. Оглянувшись на бессознательного Люка, она прогнала сомнения, которые комком застряли у неё в горле. Ей так много хотелось сказать, но она не знала, как это сделать… да это и не имело значения, ведь он не мог её услышать.

И всё же она должна была это сказать.

Это может быть её последний шанс. Ведь эти слова могут оказаться прощанием.

— Со совей Тьмой я уже смирилась, Люк. Я размышляла о ней и хорошо её знаю, так что ты не сможешь напугать меня ею, или рассказать мне что-нибудь обо мне, что меня удивит, и чего я до сих пор не знаю. Может быть, тебе стоит проделать это с собой. И, может быть, когда закончишь, ты тоже сможешь спасти себя.

Мара оставила его одного, наедине с Тьмой, которую он выбрал.