Московский городской отдел чудовищ и призраков (джен)

— Щас я докурю и пойдём.

Тоня спрятала в карман куртки зажигалку и отвернулась, чтобы выдохнуть дым в сторону, а не Косте в лицо. Не получилось. Ветер, как назло, сменил направление и облако едкого сигаретного дыма внеслось прямо в Костю.

Молодой человек невольно поморщился.

— Прости, не хотела.

— Да я знаю, — Костя уткнулся в телефон, в который раз пересматривая страницу официальной жалобы.

С Тоней вместе он работал чуть больше месяца. За эти долгие тридцать девять дней он выяснил три самые главные вещи.

Первое: она — лучший сотрудник МГОЧиПа. Это было неофициальное мнение (иногда Косте казалось, что на самом-то деле так считает только Тоня), но работала она всегда с удивительной чёткостью и беспристрастностью. Словом, в топ пять работников она определённо входила.

Второе: если на лице у Тони не написано «Не лезь! Убьёт!», то это ещё не значит, что лезть можно. Её нельзя было отвлекать во время ритуального перекура перед началом рабочего дня («Я так-то не курю, — в самый же первый вечер сказала Тоня, доставая из кармана пачку сигарет, — это ритуал просто. Не брошу. Смирись»); с личными вопросами тоже лучше не приставать («Да какая тебе разница, кто я там, когда я здесь?!» — возмутилась она, когда Костик спросил, кем она работает в обычности); писать в нерабочее время тоже не нужно («Ты зачем мне на рабочий номер с раннего утра вопросы закидываешь? До шести подождать не можешь?»)... Список постоянно множился и множился, разрастаясь огромным деревом.

Третье, последнее: всему живому, попадающему разъяренной Тоне под руку, приходит конец. И, как правило, конец этот долгий и мучительный.

Снег медленно кружился в ярком свете фонарей. Последние автобусы медленно плелись от остановок. Красная буква «М» светилась ровно над Костиной головой, как значок NPC в компьютерной игре. Время неумолимо ползло к часу и тёмная — насколько это вообще возможно в засвеченной Москве — декабрьская ночь уверенно наступала на город.

— Сколько ж можно с этой Киевской? — буркнула себе под нос Тоня, затягиваясь. — Никаких сил уже. То скачки внеплановые, то эти вот чудят… Ну сказано им: разрешено состав перегонять раз в месяц. Нет ведь, надо без утверждения гнать второй раз. Вот беспокойные… Для кого инструкции придумали?..

— Ну их тоже можно понять, — начал было Костя, но быстро сдулся под Тониным убийственным взглядом и промямлил:

— Им домой хочется… Праздники же скоро…

— У меня тоже скоро праздники, — скривилась девушка и зло выбросила окурок в грязно-красную мусорку, — а я с ними возиться должна, как с детьми малыми. Они все старше меня раз в пятьдесят, а ума не прибавилось, судя по всему! Сколько там времени?

— Без семи час, — Костя продемонстрировал экран телефона с открытой жалобой.

— Ну и душнила ты. Заявки перечитываешь… — Тоня усмехнулась. — Всё, пошли. Время.

Собрав волю в кулак, Костя открыл дверь. В метро работать он до сих пор побаивался — всё-таки закрытое пространство. Кто знает, что может случиться…

Тоня наоборот входила в метро как в дом родной — широким размашистым шагом. Костя еле-еле за ней поспевал, хотя был выше неё на полторы головы; ноги у него точно длиннее Тониных палочек, значит и шаги должны были быть побольше...

— Молодые люди, закрываемся! — крикнул работник станции, подбегая к Тоне. — Не положено! Вызывайте такси!

— Да вы издеваетесь что ли? Я к вам на Киевскую езжу чаще, чем к собственной матери! — Тоня изящным жестом достала из кармана широких грязных джинсов удостоверение работника МГОЧиПа. — Вот, смотрите, чёрным по белому написано: Антонина Власова, сотрудник Московского городского отдела чудовищ и призраков. По вашей же заявке приехали!

Она ткнула работнику станции под нос иссиня-чёрное удостоверение.

— А, так это вы… — мужчина глухо рассмеялся. — Не признал. Этот с вами?

— Со мной. Костик, документы продемонстрируй, пожалуйста.

Оскорбленный Костя протянул своё удостоверение и нерешительно произнёс:

— Константин Шмелёв, сотрудник МГОЧиПа. Можно мы работать пойдем?

— Да-да-да, извините. Хорошей работы!

— Спасибо за разрешение, — съязвила Тоня, прикладывая удостоверение к турникету. Стеклянные дверки с готовностью распахнулись, и девушка своим размашистым шагом двинулась в сторону эскалаторов.

Вестибюль Киевской Костя всегда недолюбливал. Слишком уж пафосно и нелепо выглядела станция — эти люстры огромные, золотая лепнина, как из дворца… и советские мозаики с рабочими и крестьянами. Ну дурь же!

Про красноармейца с телефоном и ноутбуком Костя узнал только на первом курсе, когда переехал в Москву. Одногруппник вечером пятницы, после пропущенных двух бутылок пива потащил Костю на Киевскую, где ткнул пальцем в молодого человека в папахе и весомо произнёс.

— Телефон и ноутбук видишь?

— Ну вижу, — сказал тогда Костя. — Только это рация, Андрей…

— Не-е-ет, — протянул Андрей. — Это ноутбук и телефон. Под Киевской есть машина времени.

— А ещё в тоннелях бегают радиоактивные крысы и рептилоиды захватили власть.

— Зря смеёшься, — лицо одногруппника оставалось серьёзным. — У них… у этих всех… своя организация есть, правительственная. Они всё регулируют…

Одногруппник понизил голос:

— Я их один раз видел.

Костя решил тогда, что Андрей знатно перебрал. Какие организации, какие машины времени… Может тогда и Ленин гриб?

Конечно, когда в Костиной жизни появился Мосгоротдел чудовищ и призраков он стал всё чаще и чаще думать, что Андрей, собственно, был прав. Мысли эти его не радовали, но… Если контора и впрямь есть, то почему бы и машине времени не быть?

Сомнения развеялись две недели назад, когда Тоня на Киевской схватила за ухо мальчишку в школьной форме и в ослепительно-красном галстучке:

— Ещё один, — она закатила глаза. — Дай угадаю, из восьмидесятых? Как зовут?

— Из восемьдесят четвертого, — проныл пацаненок. — Толик я.

— Опять «Алиса, миелофон», — резюмировала Тоня, отпуская ухо мальчишки. — Я Булычева прокляну когда-нибудь, честное слово. У меня это нашествие пионеров в печенках уже сидит. Пошли, сдадим его Наде, пусть домой его отправит.

— А это какой год? — мальчик смотрел на Костю самыми жалостливыми глазами на свете. Костя не удержался и ответил:

— Двадцать третий. Декабрь.

— Костя! — Тоня смотрела на напарника с неприкрытой ничем злостью. — По форме не положено!

Вот так собственно, Костя и узнал, что на Киевской порой случаются прыжки во времени. В метро, на самом деле, много чего случается, но познавать всю пугающую сущность метрополитена молодой человек никогда не стремился. Он ограничивался урывками Тониных рассказов и ему этого вполне хватало.

Костя плыл между мозаичными панно, с которых на него бодро взирали рабочие, крестьянки, фронтовики и Пушкин. Знакомый солдат с телефоном и ноутбуком смотрел с насмешкой. Косте это не понравилось.

Наконец Тоня свернула в сторону «против часовой стрелки», встала под арку, достала из большого кожаного портфеля планшетку с листами бумаги и вручила её Косте:

— На. Самое время научиться самому вести протокол.

— Но я же… — Костя посмотрел на бланки закрепленные в планшетке с ужасом.

— Ты же, — Антонина Павловна (когда она так утомлённо вздыхала, то тут же превращалась в Антонину Павловну, не меньше) утомлённо вздохнула. — Полтора месяца здесь работаешь уже. Я не буду вечно за тебя протоколы заполнять. Ты ж заявку читал? Вот и давай, переноси на лист бумаги полученную информацию.

— Знал бы — не читал, — беззлобно проворчал Костя, но достал из зажима ручку и принялся грустно читать написанное на бланке.

Тоня распустила шарф, засунула руки в карманы потрепанной куртки, облокотилась на стенку и принялась ждать.

Ждать пришлось недолго.

В час ноль два что-то внутри тёмного тоннеля отчётливо и громко щёлкнуло. Кисточки на бордовом Тонином шарфе колыхнулись. Листья в планшетке задрожали.

— Сейчас подъедут, — меланхолично заметила Тоня, кинув косой взгляд на побледневшего Костю. — Чего ты? Это ж не первые твои беспокойные.

— Ты не понимаешь. Это другое…

Костя встречался с беспокойными один на один на улицах. Сталкиваться с толпой беспокойных в ограниченных пространствах ему ещё не приходилось.

Из тоннеля послышался скрежет и гул подъезжающего поезда. По мраморным плиткам пополз слабый луч тёплого белого света. Тоня распрямилась. Скрежет усилился.

На станцию вынесся поезд. Он был выкрашен в песочно-коричневые цвета, на носу красовалась цифра «4». Вагоны тряслись из стороны в сторону, прямо-таки ходили ходуном. Костя никогда не слышал такого оглушительного лязга и скрежета.

Тоня подалась вперёд и уверенно двинулась к краю платформы.

— Пусть только попробует проскочить, я ему устрою, — прошипела она.

Костя заворожённо смотрел на сменяющие друг друга вагоны. Болезненно-жёлтый свет заливал осунувшиеся, грязные, синие лица людей, сидящих внутри. Абсолютно пустые глаза пассажиров смотрели прямо перед собой.

Поезд остановился. Двери распахнулись, но никто из пассажиров и с места не двинулся.

Тоня бодрым шагом подошла к головному вагону и постучала костяшкой пальца по стеклу. Костя поспешил к ней.

— Семён Евграфыч, открывайте, — крикнула Тоня в стекло. — Не откроете — вам же хуже будет, сами знаете!

Дверца капитанского мостика с готовностью отворилась. Костя еле-еле заставил своё лицо не перекоситься.

Человек в тёмно-синей фуражке и в тёмно-синем сюртуке с двумя нагрудными карманами выглядел ужасающе. Тонкая белая кожа облепляла его череп, забиралась в скулы и неестественно чётко очерчивала впавший нос. Повсюду виднелись глубокие, неприятные морщины. Запавшие глаза еле-еле открывались, и зрачков в них было уже не разглядеть — такими мутными они были. Серые потрескавшиеся костяные пальцы беспокойный приложил к груди.

— Антонина Павловна, рад вас видеть! — прохрипел Семён Евграфович своим замогильным голосом. — Чем обязан явлению вашему, душенька? И вам…

Он посмотрел на Костю.

— Константин Валерьевич, — вставил Костя, — стажёр МГОЧиП.

— Опять нарушаем, Семён Евграфыч? — Тоня недовольно поджала губы, не отрывая пристального взгляда зелёных глаз от вагоновожатого. — Вы что думаете, если я на Первомай из бесконечного уважения к вам всего лишь докладной обошлась, то всё, теперь каждые праздники нарушать можно?

— Да где ж мы нарушаем?! — встрепенулся мужчина да так сильно, что под костюмом что-то щёлкнуло. — Сегодня ж двадцать третье число, как раз наш день!

— За дуру меня не держите, — взгляд Тони мог загнать бедного Семёна Евграфыча в могилу во второй раз. — У нас с вами какой уговор?

— Что мы раз в месяц… — обреченно начал он, но Тоня безжалостно его перебила:

— Что поезд-призрак на кольцевой проезжать должен один раз в месяц. А вы, судя по отчётам, три дня назад своих перегоняли. Это не нарушение?

Костя обернулся. Синюшние рабочие в рваных советских мастерках начали выглядывать из вагона наружу. Пополз недовольный шепот.

— Нарушение, — вздохнул беспокойный.

— Костя, зафиксируй, — скомандовала девушка. — «Нарушитель Данилов С.Е. факт нарушения признал, поэтому штраф в размере десяти рублей оплатить согласен». И бумажку на оплату штрафа выпиши сразу.

Гул за Костиной спиной усилился, но молодой человек заставил себя вывести на бланках всё, что ему продиктовали.

— Тонечка, — прошелестел Семён Евграфович с грустным видом. — Новый год скоро… Все к семье хотят, к родным… Вы нас поймите, пожалуйста, Тонечка…

— Во-первых, не «Тонечкайте» мне тут, — Антонина Павловна посмотрела на него укоризненно. — Во-вторых, ну заполнили бы заявку на повторный проезд в связи с наступающими праздниками, мы бы вам его обеспечили по всем правилам безопасности. Вы и нас поймите, у нас всё-таки график. Двадцатого «Советскую» чистили, а то местные призраки совсем распоясались. И куда вы нам со своим перегоном?

— Извините, — пробормотал Данилов. Из-за его полусгнившего уха вылетела мошка.

— Да чего перед ней, шельмой, извиняться?! — крикнул рабочий в коричневой мастерке. — Саму небось никто дома не ждёт, вот и бесится.

Тонина голова дёрнулась в сторону вагонов. Пару прядей выбились из и без того лохматого пучка.

— Это вы зря, — обратился Костя к рабочему. — Антонина Павловна в ярости страшна.

Но Тоня ничего не сказала. Только взяла из Костиных рук бумажку со штрафом и вручила Семёну Евграфовичу.

— Ещё раз нарушите — напишу на вас заявление ещё выше, и вас с должности снимут, а может и рассеют вовсе. Вы это имейте ввиду, Семён Евграфович, ладно? Я предупредила.

Вагоновожатый стыдливо кивнул.

— Хорошей вам дороги.

Дверца закрылась. Женский голос внутри вагонов проговорил стандартное: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция Парк культуры» и двери вагонов с грохотом закрылись. Поезд тронулся, медленно набирая ход.

* * *

По эскалатору поднимались молча. Вид у Тони был не то подавленный, не то раздавленный.

Уже после турникетов Тоня остановилась, посмотрела на Костю очень пристально и попросила:

— Дай я протокол твой посмотрю, а то мало ли что ты там понаписал.

Он отдал ей планшетку с бумагами и она принялась за чтение. Перед тем, как спрятать документы в сумку, она нахмурилась, подняла глаза на Костю и ткнула пальцем в текст:

— Про «шельму» писать было необязательно. Но в остальном… для первого раза сносно.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Костя.

— Не за что, — Тоня как-то криво усмехнулась и, не запахнув куртку, вышла на улицу.

С работником станции она даже не подумала попрощаться, поэтому Константин Валерьевич распрощался с ним сразу же за двоих, уверив, что подобного — в смысле поезда-призрака дважды в месяц — больше не повторится.

Когда Костя вышел за дверь, Тоня задумчиво курила под горящей красным буквой «М» и что-то смотрела в телефоне.

— Тонь.

— А?

— Застегни куртку.

Она ничего не ответила и куртку, конечно же, не застегнула. Только зыркнула на него с недовольством.

— Тонь, можно вопрос?

— Нет.

— А куда они едут? Это же кольцевая…

— Кто «они»? — спросила девушка, отворачиваясь и выпуская облако дыма.

— Ну, рабочие…

— В прошлое своё едут. Где у них семья, дети и счастливая жизнь. Потому что кольцевая у нас во времени «закольцованная», понимаешь? Такая вот штука.

— А сюда они зачем возвращаются?

— За деньгами, — Тоня безразлично пожала плечами, бросила окурок в грязно-красную мусорку, на которой уже с трудом можно было различить надпись «за чистый город!», и достала вторую сигарету из пачки. — Знаешь, как удобно, когда тебе тонелли роют беспокойные за — буквально — копейки?

— В смысле роют тоннели? — Костя с непониманием глянул на неё. — В смысле беспокойные?

— Ты почему думаешь в Москве так быстро метро строят, а в Питере шесть станций уже пять лет открыть не могут? Потому что у нас в метро погибшие метростроевцы работают. Платить им можно как в старом добром прошлом — триста рублей в месяц и всё! Конечно, тут и такую ветку построишь и сякую…

Тоня улыбнулась по-настоящему. И Костя тоже улыбнулся по-настоящему.

— И никакая ты не «шельма», — вдруг сказал он.

Тоня вылупилась на него такими огромными глазами, что в них можно было разглядеть красный знак московского метрополитена. На секунду Костя пожалел о том, что сказал, что вообще научился говорить, что нашёл в себе смелость появиться на свет, но…

Она вдруг прыснула и расхохоталась.

— Ну спасибо, Константин Валерьевич, — хихикнула Тоня. — Это греет мою душу.

К метро подъехала белая «Кия» с жёлтой полосой через всю машину. Девушка выкинула бычок в мусорку:

— До завтра.

— Тонь! — вдруг окликнул он её. — А что ты делаешь вечером тридцать первого?

Она обернулась и улыбка сползла с её лица.

— Работаю, — произнесла она серьёзно. — У истинных сотрудников Мосгоротдела чудовищ и призраков выходных нет. И личной жизни тоже, усёк?

— Да я же по-дружески спрашивал…

— До завтра, Костя, — с нажимом произнесла Тоня и села в такси. Машина быстро стартовала с места, а он только смотрел ей вслед.

Внезапно, против своей воли, Костя подумал:

«И вправду шельма».