Ыж (джен)

Валерьян как раз начал проваливаться в сон под мерное тарахтение, когда глухие удары в дверь кабины разорвали дремоту. По правде сказать, Валерьян тех ударов и не услышал, просто почему-то резко очнулся. Наверное, почудилось. Он поудобнее устроился, натянул тёплое одеяло на самый нос. Завывания ветра снаружи подсказывали, что разыгравшаяся метель прекращаться не собирается, поэтому грех было не воспользоваться возможностью выспаться. Но тут в дверь вновь требовательно бухнули.

Чертыхаясь, Валерьян слез с верхней полки, которая в старой Scania с кабиной Topline была шире и удобнее, и дотянулся до ручки, убедившись, что снаружи ломится не йети, а всего лишь Степаныч, не иначе, взявший шефство над Валерьяном.

— Дрыхнешь? — плюнул снегом в кабину Степаныч и без приглашения полез внутрь, придерживая за лямки видавший виды рюкзак.

— Не дрыхну, а соблюдаю РТО!⁽¹⁾ — важно сказал Валерьян, отчаянно зевая.

— Чувствую, насоблюдаемся вдоволь, — проворчал Степаныч, доставая из рюкзака большой металлический термос с розой производства Китая. — До следующего года…

— Да ладно, — безмятежно отмахнулся Валерьян, — ещё два дня до Нового года, по-любому до дома доберёмся.

— Эх, молодёжь… — вздохнул Степаныч и протянул Валерьяну пирожок. — Зелёный ты ещё совсем, Валерьянка. У тебя какой рейс? Пятый? А у меня овердохрена пятый.

— Вкусно! — махнул остатком пирожка Валерьян.

— Люся напекла, — с теплом сказал Степаныч и протянул ему сразу ещё парочку. — Эх, обещал ведь я ей, что Новый год с ними встречу. Как специально! Пять лет подряд тридцать первого попадал в рейс. В этот раз рогом упёрся, но отстоял. Думал, проскочим. Чёрт, надо было думать, не в первый же раз...

— Думаешь, надолго всё же? — вытянул шею Валерьян, пытаясь разглядеть за окном хоть что-то.

— Да ребята по рации передали, минимум на два дня ещё встали. Федеральную трассу перекрыли. Тут у Терсы на подъёме ещё автопоезд раскорячился, вообще неизвестно, когда расчистят. Зависнуть в горку — классика жанра.

— Степаныч, а ты ночевал вот так? Ну, вот чтобы зимой, прямо все дела, по-настоящему? — поинтересовался Валерьян.

Степаныч, заслышав в его голосе скорее азарт, чем озабоченность, усмехнулся.

— Думаешь, романтика, да?

— В принципе, до минус двадцати можно и с заглушенным двигателем простоять, главное, чтобы «автономка» и дизель в порядке были, — небрежно со знанием дела ответил Валерьян. — А так — спи себе как летом. Главное, термобельё иметь на всякий случай.

— Не поможет, — отрезал Степаныч. — Сказки всё это. Так и замерзают. Нет обогрева — всё, трындец.

Валерьян почесал ногой в шерстяном носке другую ногу и принялся обуваться.

— То, что простительно летом, смертельно зимой, — продолжил Степаныч, явно обрадовавшись, что за разговорами можно отвлечься от тоскливого ожидания. — Если ты не провёл заранее ревизию и сама «автономка» выйдет из строя, то придётся ночевать «на двигателе». Тут уж надо вставать в чистом поле, чтобы не мешать остальным. Ну и следить, чтобы выхлоп не тянул в кабину, а то угоришь во сне. Был как-то раз случай…

Валерьян вздрогнул. Ох уж эти дальнобойные байки!

— Может, в деревню сходим? — неуверенно предложил Валерьян, когда Степаныч пересказал все байки, рассказал, как лучше в целом сохранить тепло в кабине, а ещё заодно прошёлся в общем по плачевному состоянию большегрузов.

Валерьян так-то слушал с большим интересом. Подался он в водители по объявлению в поисках романтики, тут Степаныч был прав. Ну разве не классно было крутить баранку, колесить по дорогам, любоваться новыми красотами за окном? На деле, конечно, всё оказалось совсем не так, особенно с приходом зимы. Какие тут красоты, когда вокруг шныряли одинаково грязные легковые и грузовые машины, унылые и депрессивные? Степаныч, кстати, как-то рассказывал, что, например, в Финляндии реагент не термоядерного состава чёрного цвета, а прозрачно-белого. Говорил, можно даже пристроиться за каким-нибудь большегрузом, чтобы реагентом, летящим от него, помыть машину.

— Ты посмотри, на чем ездят наши ребята? — словно не расслышав Валерьяна, нёсся Степаныч дальше. — Крылья на проволоке, лысая резина! Или не лысая, но зато разная на одной оси. Лобовые в трещинах, фары затёртые и прицепы как у краба.

— Почему как у краба? — не понял Валерьян.

— Потому что скособоченные, — снисходительно пояснил Степаныч, допил остатки чая из крышки и нахлобучил её на термос, а потом без всякого перехода добавил: — В деревню, говоришь? Да где она, та деревня?

— Ты же говорил, места знакомые, — неуверенно сказал Валерьян.

— Знакомые, — кивнул Степаныч. — Я тут лет с десяток назад тоже как-то застревал в январе, сломался. Тут колхоз недалеко. Бывший, конечно, хотя стелла «Путь Ильича» так и торчит. И накормили, и спать уложили, и трактор утром пригнали помочь.

— Ну вот, видишь! — жизнерадостно подытожил Валерьян.

Не то чтобы ему хотелось вылезать из тёплой пока ещё кабины, просто хотел немного расшевелить Степаныча. Беда с этими семейными. На каждой остановке бегает вокруг машины в поисках сигнала, пишет сообщения, звонит. И ладно бы молодой был, горячая кровь.

Степаныч хмурился, не удостоив Валерьяна ответа. А что тут скажешь? Он нисколько не боялся ночёвки ни в метель, ни в ливень, ни в самый зной. Стреляный воробей. Но, чёрт, как он посмотрит в глаза Алёнки? Когда он последний раз праздновал Новый год с семьёй, Алёнка маленькая ещё была, не запомнила. А теперь вот уже во второй класс пошла, совсем большая.

— Степаныч, а ты давно женат? — переменил тему Валерьян, поняв, что на прогулку Степаныч не собирается.

— Десять лет в сентябре было, — ответил своему отражению в стекле Степаныч.

— Всего-то? — не поверил Валерьян.

— Всего-то! — передразнил Степаныч. — Молодой ты ещё, Валерьянка. У тебя хоть девушка есть?

— Да мне как-то и одному неплохо, — нарочито грубо отозвался Валерьян.

— Это ты просто не встретил ещё свою, — пояснил Степаныч.

Валерьян полез в бардачок за леденцами, Степаныч открыл телефон, ткнул в галерею фото.

— Я ведь рано женился в первый раз, — принялся рассказывать Степаныч. — Такой вот зелёный как ты был. Ну и не притёрлись. Разбежались через пару лет, Танюшку вот только и успел состряпать.

— Татьяну Сергеевну? — уточнил Валерьян с уважением, представив улыбчивого бухгалтера.

— Сергеевну, — подтвердил Степаныч. — С ней мы все годы общались, она меня жалела всегда. А я что: то в рейс, то в пьянку. Если бы не Люся моя, давно бы попёрли меня.

Валерьян пролистал несколько папок, нашёл нужную.

— Вот, смотри, это в тот раз, когда мы познакомились. Не помню уж, кто нас и заснял.

— Что-то ты тут, Степаныч, не очень-то радостный, — с подозрением протянул Валерьян, глядя на лица: деревянное Степаныча и напряжённое яркой блондинки с огромными умными глазами.

— Так мы и не понравились друг другу, — хмыкнул Степаныч. — Нас друзья познакомили, на чьём же юбилее мы тогда были? Мне тогда как раз полтинник стукнул, друганы-однокашники один за одним юбилеи справляли. Ну, кто ещё не спился и мог праздновать.

— Полтинник? — недоверчиво уточнил Валерьян. — Да ну…

— А ты думаешь, сколько мне? — рассмеялся Степаныч.

— Ну, лет… сорок пять, сорок семь, — неуверенно предположил Валерьян.

— Сорок семь? — ещё больше развеселился Степаныч. — Да мне в феврале шестьдесят будет!

— Э-э-э… Хм-м-м… — невнятно попытался переварить информацию Валерьян.

— Мы с Люсей пару раз встретились, ну и вроде как ни я, ни она не собирались долго друг возле друга отогреваться. А потом она приходит и плачет. Мол, залетела. Что делать?

— А ты?

— Ну а что я? Сказал, чего ревёшь? Рожать будем. Бери паспорт, пошли в ЗАГС.

— А она?

— А она реветь перестала и обозвала меня дураком. Потом сказала, что стыдно, что у неё внуку уже два года.

— А потом?

— А потом суп с котом! Расписались. Алёнка родилась. Квартиру купили.

Степаныч теперь показывал фотографии солнечной девочки с огромными глазами, как у мамы, и такими же ямочками на щеках, как у папы.

Валерьян прекрасно понял, что за суровым тоном Степаныча скрывается трепетная нежность к своим девчонкам, как он их называл.

— Может, и утихнет метель, — утешающе сказал Валерьян. — Может, и успеешь.

— Эх, Валерьянка, — смахнул вдруг слезу Степаныч. — Знаешь, что самое страшное в этой жизни?

— Что?

— Когда тебя дома никто не ждёт.

— Да и одному неплохо, — неуверенно протянул Валерьян.

Степаныч только головой покачал.

Они замолчали. Валерьян отвернулся и принялся до рези в глазах всматриваться в единственный фонарь, свет от которого периодически возникал потусторонним призраком где-то на самой периферии ночного сознания. Степаныч уткнулся в телефон, растворившись в переписке.

— Слышишь? — внезапно подскочил Валерьян.

— Что? — не отрываясь от кнопок, отозвался Степаныч.

— Вроде как пищит кто… — неуверенно произнёс Валерьян.

— В голове у тебя пищит, — проворчал Степаныч. — Метель такая, двигателя не слышно, какой тут писк?

Валерьян замер, прислушиваясь.

— Вот! Опять! Говорю же, пищит кто-то! — встрепенулся он.

— Глюки у тебя, — примирительно сказал Степаныч. — «Автономка» с метелью дуэтом завывают.

Валерьян ещё пару секунд сидел, вытянувшись в струнку, потом решительно потянулся к двери.

— Куда ты, бестолочь? — крякнул Степаныч. — Куртку хоть надень!

Валерьян почти сразу и пожалел, что выскочил из кабины, да ещё и неизбежно вытянул из машины драгоценное тепло. Колючий ветер моментально выдул слёзы. Валерьян натянул шапку на уши поплотнее, поёжился. Хотел прислушаться, но куда там в такую-то вьюгу! Чтобы хоть как-то оправдать свой порыв, сделал пару шагов, прошёл вдоль борта. Назад, за фуру, даже не пошёл, ветер просто срывал с ног.

Тяжело сделал пару шагов, вытаскивая ноги из по-хозяйски приткнувшемуся к колёсам сугроба.

Поставил ногу на ступень, и вдруг:

— Мя… — раздалось откуда-то снизу жалобное и отчаянное.

Валерьян нырнул под колесо и не поверил своим глазам.

— Ты… Ты как тут? — только и смог прошептать он, осторожно поднимая крохотный рыжий комок.

Когда залез в кабину, зуб на зуб не попадал. Так и тряслись оба: счастливый Валерьян, продемонстрировавший свою находку Степанычу, и спасённый найдёныш, непонятно какими судьбами оказавшийся на дороге.

— Может, из деревни? Из этой, как её? Из Терсы? — спросил Степаныч, одним пальцем проведя по мелкой головёнке. Двумя боялся — мог раздавить.

— Ого! — восхитился Валерьян, когда котёнок включил такой моторчик, что мог дать фору его Scania.

— И что теперь с тобой делать, дурашка? — спросил Степаныч с сожалением. — Вот утихнет метель, на заправке оставим, может, кто подберёт.

— Зачем на заправке? — удивился Валерьян.

Он бережно взял котёнка, сделал из края свитера подобие кармашка и аккуратно положил туда беднягу.

— Говоришь, главное, чтобы дома кто-нибудь ждал? Чтобы семья была? — улыбнулся он Степанычу, слушая благодарный моторчик. — Вот и будет у меня семья. Рыжий, будешь жить со мной?

* * *

Валерьян как раз начал проваливаться в сон, когда глухие удары в дверь кабины разорвали дремоту. По правде сказать, Валерьян тех ударов и не услышал, просто почему-то резко очнулся. Наверное, почудилось. Он поудобнее устроился, натянул тёплое одеяло на самый нос. Завывания ветра снаружи подсказывали, что разыгравшаяся метель прекращаться не собирается, поэтому грех было не воспользоваться возможностью выспаться. Но тут в дверь вновь требовательно бухнули.

— Дежавю прямо какое-то, — пробормотал Валерьян, засовывая ноги в унты и поворачивая ручку.

— Валерьян, не спишь? — белобрысый Витюха уже лез в кабину. — Надолго, как думаешь?

— Да ночь простоим, — задумчиво произнёс Валерьян, всматриваясь в темноту с мелькающим в слабых потугах засветиться фонарём. — Надо же, на том же самом месте!

— Ты что, уже тут застревал? — не поверил Витюха, стаскивая с белобрысой башки шапку и высвобождая уши, которые тут же радостно оттопырились.

— Не поверишь, в аккурат в канун Нового года, — хмыкнул Валерьян. — Такая же метель была.

— И что? Не успели? — Витюха аж вперёд подался.

Валерьян не ответил, доставая термос и бутерброды. Протянул один Витюхе, налил чаю.

— Эх, а я так хотел со своими встретить! — с запалом сказал Витюха и откусил сразу пол-бутерброда. — Мамка всяких салатов наготовит, Варя курицу в духовке сделает.

— Жена? — спросил Валерьян.

— Не, ты что! — будто бы даже испугался Витюха. — Сестра!

— Понятно, — усмехнулся Валерьян.

— У меня девушка есть! — гордо выпятил грудь вперёд Витюха. Уши его моментально покраснели.

Валерьян хмыкнул ещё раз.

— Я всегда дома Новый год встречаю, — доверительно поделился Витюха. — Вот только в армии пока был, нет. А так, да. Всегда!

— С семьёй, значит? — риторически спросил Валерьян, не ожидая ответа.

С нижней полки выбрался Рыжий, лениво потянулся, залез к Валерьяну на колени, медитативно замурчал.

Валерьян гладил огромного кота, в рыжей шерсти которого уже попадалось серебро мудрости, смотрел на бьющиеся в стекло с той стороны снежинки и вспоминал, как десять лет назад подобрал Рыжего практически на этом же самом месте. Уже и не помнил подробностей. Кажется, наутро метель неожиданно утихла, и уже к обеду движение восстановилось, трассу открыли. Степаныч успел-таки тогда на встречу Нового года со своими. А потом через пару лет вышел на пенсию, Валерьян его видел как-то пару раз. Жив ли? Встречает ли Новый год со своей семьёй?

Вот семья Валерьяна — он да Рыжий. Или коротко — Ыж. Хотя иногда, особенно по молодости, к короткому имени добавлялось ещё: «Твою ж Ыж!»

Витюха уткнулся в телефон, метель завывала и выла.

А Валерьян чувствовал тепло Рыжего на коленях и улыбался.

1) Режим труда и отдыха.

Вернуться к тексту