Дыхание (гет)

Стук в дверь, пусть даже тихий и осторожный, ночью звучит жутко громко. Настолько, что сразу и не поймёшь — гроза или гость незваный. Варя подскочила, прислушалась: нет, не показалось. И гость самый долгожданный, всегда желанный для неё. Это условие никогда не менялось. Конечно же, она сразу узнала их с Тимом условный стук — два быстрых подряд и три с длинными промежутками. И повторить. Этот тайный сигнал они придумали как раз из-за Тима — тот умудрялся терять и ломать телефоны так часто, что покупка оных, по его словам, уже была вписана в ежемесячный семейный бюджет. Естественно, что осознавание того, кто там, сразу же и разбудило, и заставило улыбнуться. Сердце моментально начало трепыхаться сильнее, отчего и задышалось часто-часто. Всегда у неё так: рядом с Тимом будто бы жить начинает на максимум.

Забыв про тапочки, Варя на цыпочках ринулась к входной двери, по пути осторожно, но торопливо заглянув в комнату родителей: спят, всё отлично. Это странно — обычно от любого шороха просыпаются, судьба, что ли? На всякий случай плотнее прикрыла дверь. Крепко или нет, а проверять не стоило. Даже относись они по-другому, им всё равно не понравилось бы, наверное, что Тим вот так заявился посреди ночи.

— Не стучи, — зашептала в щёлку замка, — разбудишь, всё, опять скандал будет!

Тим явно услышал. Стук прекратился. А Варя, медленно поворачивая ключ, покрывалась просто холодным потом — замок старый, если резко и сильно провернуть — может заскрипеть-застонать, вот тогда уж точно разбудят! Отец, конечно, сразу же станет орать, не слушая никаких разумных доводов и оправданий. Мол, им здесь не надобно всяких сомнительных типчиков, шляющихся по ночам. Мать будет стоять и поддакивать. Она вообще с отцом редко спорила, матриархатом у них и не пахло: как сказал мужик, так и будет. Да, они у неё хорошие, заботливые, может, даже слишком. Только поэтому, быть может, и не запретили решительно их общение. Не хотели давить авторитетом. Однако их с Тимом отношения просто как кость посреди горла, вполне возможно, рано или поздно терпение лопнет, оно и так уже на ниточке какой-то — это Варя хорошо чувствовала. Никак не могут успокоиться — и плохой Тим, и наркоман, и вообще, пропащий человек, сразу видно. Это Тим-то! Который в свои восемнадцать лет выпил всего два раза. А ещё боялись, что сманит он её на кривую дорожку — учиться не станет, образования не получит. «Певичкой», как папа часто пренебрежительно бросал, заделается. Вот ведь тоже... Обидно до слёз было. С одной стороны — пиши, мол, дочка, стихи, у тебя получается. А с другой — поэт и музыкант не профессия. Нужно настоящее дело освоить, чтоб на ноги встать. На врача, например, выучиться. Или хотя бы учителем стать. В общем, чтоб всё как у людей было.

Варя решительно не могла понять ни такой двойственности, ни такого отношения родителей к Тиму, оттого и мучилась постоянно, меж двух огней разрываясь. Впрочем, как и Тим — неизвестно почему, но и его родители были совсем не в восторге. Ветреницей называли, говорили, что разобьёт сыну сердце, поиграется и бросит. Ну, хоть не поматросит и бросит. Такое вроде только про парней и говорят? Всё равно, это в любом случае обижало. И Варя порой вспыхивала, как спичка. Со своими родителями — так точно почти ежедневно. Хотя в последнее время они, как ни странно, подуспокоились. Но провоцировать не стоило лишний раз.

Тим, вообще, не слишком поддавался на лившиеся с обеих сторон уговоры, угрозы и ругань, однако и его время от времени пробивали едкие слова. Да уж, воистину благими намерениями — на все сто прочувствовали эту дурацкую народную мудрость. Вовсе её б не было!

Открыв дверь, Варя, конечно же, увидела именно того, кого и ожидала — Тим стоял в своей старенькой джинсовке и светлых джинсах, выглядевший, как всегда, почти идеально. И как ему это удаётся, а? Даже ночью — Варя обернулась посмотреть на часы и мысленно поправилась: почти уже утром, пусть и ранним. Будто и не человек вовсе. Сама-то она явно с отпечатком подушки на щеке, заспанная, растрёпанная, стоит перед ним в почти детской пижамке. Ладно-ладно, в домашнем приличном костюмчике. Но дела не меняет.

Тим улыбнулся, Варя не удержалась, разулыбалась в ответ. Настроение сразу поползло вверх. Невозможно по-другому рядом с ним. Тёплая энергия окутывала, будто мягкий плед, согревая и оберегая. Своим солнечным светом Тим всегда делился щедро.

— Привет, — прошептала, — а ты рисковый. Опять на скандал нарываешься.

— Я с благой целью. — Тим протянул руку, — хочу ненадолго похитить от пары драконов свою принцессу. Обещаюсь вернуть в целости и невредимости.

Варя помедлила:

— Серьёзно?! Ты вламываешься в ночи только затем, чтобы пригласить меня на ночное свидание? И мои родители не драконы!

— Ладно-ладно, не драконы, — Тим поднял руки в успокоительном жесте и неожиданно стал очень серьёзен. — Так как? Внезапное ночное свидание?

Варя недолго колебалась: в конце концов, она уже совершеннолетняя, может и выйти из дома без разрешения родителей. Авось они и не узнают, кстати. Им же лучше, нервничать не будут… Поэтому, бросив взгляд в зеркало — ну, да, видок прям такой, самый подходящий для романтического рандеву — собрала рыжие волосы в небрежный пучок, влезла в кроссовки, да и аккуратно вышла за дверь, тихонько её прикрыв. Повторили уже вместе с Тимом операцию «Поверни ключ в замке так, чтобы ни один винтик не скрипнул» и отправились в путешествие. Если честно, Варе было дико любопытно: что ещё придумал Тим? А вот чего не было и в помине. Так это страха. Варя была абсолютно уверена, что Тим не только не обидит её, но и не даст это сделать никому другому. Даже на серых рассветных улицах Петербурга.

— Куда мы идём? — опять не сумела сдержать своё любопытство, спросила, едва они вышли из подъезда.

— Увидишь, — Тим засмеялся, затем взъерошил ей волосы, попутно стянув резинку, позволяя шелковистой волне накрыть плечи, опуститься ниже лопаток. — Вот так-то лучше!

— Эй, тебе же всегда нравился мой пучочек, — Варя шутливо за ним погналась, — Я ж теперь как ведьма какая!

— Не сегодня, — Тим отбежав для порядка на пару шагов, резко развернулся и поймал её в объятия. — Будь сегодня свободной, ладно?

Варя замерла — так уютно было вот так стоять, наслаждаться близостью и тёплым дыханием, слушать, как стучит сердце дорогого тебе человека. Стучит. Острое чувство неожиданного трепета и волнения пронзает. Варя уже и не понимает нахлынувших чувств. Почему так отчаянно не хочется отпускать его? Почему сплошным потоком хлынули прохладные мурашки? Не хотелось расцепляться. Так бы и простояли. Казалось, то же самое чувствует и Тим: он слишком крепко прижимал её. Слишком долго. Но он и первым, хоть и с видимой неохотой, отпустил, легонько поцеловав в кончик носа:

— Надо спешить, а то всё пропустим!

И, ухватив её за руку, настойчиво, но очень аккуратно и бережно потащил за собой, всё убыстряя и убыстряя шаг. Так, что вскоре они уже бежали по пустынным улицам. Редкие прохожие мелькали серыми тенями, ветер свистел в ушах, трепал одежду.

Варя совсем не была спортсменкой, поэтому вскоре начала выдыхаться. К счастью, замедлился и Тим: почувствовал её усталость. Да и то секретное место, в которое он так упорно её вёл, как выяснилось, было совсем рядом. Варя сообразила, когда уже почти шагом прошли мимо фонтана-шара. Да, это было их место — как шутили порой, но с чего вдруг именно сейчас ведёт её сюда Тим?

Ожидания её не обманули: свернув в малозаметный переулочек, Тим остановился. Варя задумчиво посмотрела сначала на него, затем подняла голову к сидевшей на уровне второго этажа кошачьей фигурке. Чёрный кот был спокоен, как, впрочем, и положено было. Металлический блеск шкурки словно притягивал прорезающиеся солнечные лучики. Важно смотрел он, слегка свысока, на просыпающийся город. Его подружка-кошка, сделанная из светлого металла, напротив, словно сливалась со стенкой и растворялась в утренней дымке. Может, хотела спрятаться и от взглядов, и от возможной непогоды. Прям как они когда-то.

Варя снова перевела взгляд — кот, как и всегда, притягивал взгляд. Тогда она тоже заметила его первым. С Тимом они только начали встречаться, второе свидание, когда никто ещё не понимал, стоит ли дальше продолжать. Возвращались домой одновременно счастливые и озадаченные: страшно хотелось, чтобы этот вечер не кончался, но и продолжить было тоже непросто. И вот тогда-то их и застиг внезапный дождик. И конечно, как полагается в любой приличной ванильной мелодраме, у них не оказалось ни зонтиков, ни дождевиков. Ладно, она, в конце концов, переехала совсем недавно и ещё не привыкла к внезапным вывертам Питерской погоды. Но Тим-то! Тим — коренной петербуржец. И вот так опростоволоситься. А дождь хлёсткий разыгрался, струи били, казалось, с каждой секундой всё больнее и сильнее. Вот они и ринулись бежать, забежав в переулочек, где и наткнулись на памятник Коту и Кошке. Конечно же, Варю заинтересовала любопытная композиция. Укрывшись под каким-то навесом, прижимаясь к Тиму в попытках переждать дождь и не промокнуть окончательно, она и поинтересовалась кошачьей историей.

И конечно же, Тим сразу же поведал. О мягколапых Ромео и Джульетте, что жили в этом переулочке много-много лет назад. И как они все смотрели из окон своих домов друг на друга, да не могли встретиться. Однажды кошечка заболела и перестала появляться для перемуркивания со своим кавалером. Увы, жизнь оказалась несправедливой: кот остался один. Но каждый день до самой своей смерти он выходил на окошечко и ждал свою возлюбленную. История распространилась среди людей, потому, собрав деньги, добровольцы впоследствии установили два памятника — коту Елисею и кошке Василисе. Пусть хотя бы в посмертии они снова будут рядом.

— А почему же тогда на разных сторонах улицы? — удивилась Варя. — Это как-то нелогично.

— Жизнь логике не поддаётся, — Тим вздохнул, — а ещё она обычно бывает до боли прозаична. Просто не хватило места — приступочки очень узкие. А знаешь…

Он помедлил, а затем резко выскочил из-за навеса, замерев под льющейся с неба водой, протягивая ей руку. «Доверься! Будь со мной!» — казалось, молили его глаза. И Варя, решившись, как в омут бросилась навстречу Тиму.

Они танцевали под дождём, мокрые и счастливые, и, казалось, даже хмурые скучные стены улыбались, глядя на эту парочку. Варе отчего-то казалось, что они вдвоём как бы соединили наконец несчастных котов на стенах. Соединило их зарождающееся, но уже несомненное чувство. Раньше Варя и сама бы посмеялась, как потом смеялись и недоумевали все её знакомые: разве можно вот так, за пару часов понять, что это твой человек? Что ты хочешь быть с ним, как говорят в слезливых американских мелодрамах, «в богатстве и бедности, в болезни и здравии»? А у них, по сути, даже нескольких часов не прошло. Всё решил этот переулочек и эти коты за какие-то минуты. Может, поэтому и родители не принимали — скорее всего, им тоже казалось всё это слишком странным, слишком поспешным.

Совсем по-другому смотрела теперь Варя на кошачью парочку. И хоть потом и узнала, что Тим всё это выдумал (а котофеи — памятник кошкам времён блокады, спасшим город), но всё-таки ей хотелось верить в его историю. Захотелось поверить именно ему. Настолько, что, даже когда он обмолвился о местной легенде — мол, если монетку закинет парочка, то всё у них хорошо будет, нисколько не сомневалась: так и есть. И даже расстроилась, когда у них не получилось закинуть монетки. Что ж, судя по немного обшарпанной, со слезшей штукатуркой стене у кота, не только они пытали счастье своё и удачу.

Впрочем, первый блин комом, а монетка мимо кассы не помешали им сюда вернуться. И потом ещё раз, и ещё. Уже и не каждый раз пытались сыграть с удачей, иногда просто гуляли, смеялись, пели. Как магнитом тянуло в этот переулок. Потому, может, что здесь, видимо, началась их история? Их долго и счастливо, как хотелось бы верить Варе.

— Сегодня чувствую, получится, — вернул её в реальность Тим, — сегодня монетка займёт своё законное место.

— Как обычно? — Варя улыбнулась. Тим всегда говорил именно эту фразу. — Ты кидаешь коту, я — кошке?

— Нет, — он помедлил. Подошёл ближе, приобнял со спины, договорил чуть слышно, — Давай вместе.

Всё сегодня было не так. Варя не могла понять, что же именно происходит. Но Тим вёл себя сегодня непривычно, не так. Не сказать, конечно, что это вызвало у неё чувство опасности или тревоги. Тим был всё таким же. Спокойным. Уверенным. Понимающим. Просто остро чувствовалась какая-то недоговорённость с его стороны с примешивающейся, поселившейся где-то глубоко-глубоко в самой Варе тоской. Словно бабочка билась, ломая крылышки об острые стеклянные стенки, постепенно разбивая и себя, и сосуд, в котором металась. Может, все эти ощущения — последствия хрупкости их чувства, стараниями окружающих подвергающегося ежедневному сомнению? Может и так, но почему тогда именно сейчас? Ответов на эти вопросы не возникало, да и что-то словно умоляло Варю не копаться, не искать их.

Гораздо ведь приятнее прижаться к Тиму, ощущая удивительное единение. Сосредоточиться на маленькой приступочке на стене, пока твою руку поддерживает, нежно гладя, уверенная мужская рука. Быть единым целым, дышать синхронно и смотреть в одном направлении.

— Готова? — шепнули его губы в самое ухо, отчего мурашки пробежали по шее вниз, скрывшись где-то в животе, успокоив раненую бабочку.

Варя молча кивнула. Неожиданно и на неё сошла уверенность, что всё точно получится. Они смогут. И не только монетку эту докинуть — всё смогут. Преодолеют, добьются. Не останутся навеки по разные стороны пропасти.

Их движение было абсолютно в унисон, будто руки по-настоящему слились. Замах, бросок — мелкая монетка, сверкнув искоркой в небе, опустилась ровнёхонько к правой лапке кота. Покружилась легонько на ребре и с тихим звяканьем улеглась и застыла.

Варя выдохнула — оказывается, она даже дыхание задержала. А сейчас всю её отчего-то наполнило ощущение счастья. Получилось. Пусть эта легенда и выдумана Тимом, но своё счастье они получат. И если ещё и с кошкой все будет как надо, тогда уж точно сбудется.

И ожидания её не обманули. Отзеркалив свой первый бросок, они вместе докинули ещё одну монетку. Та, правда, легла совсем почти на краю, но явно не собиралась падать в пропасть между домами.

И опять всё было странно. Слишком хорошо, чтобы полностью насладиться счастьем. Слишком правильным всё казалось, слишком естественным. Даже пугало немного — может ли долго такое счастье длиться, в самом ли деле это их долго и счастливо? Да, уверена была и в себе, и в Тиме. И монетки у лап кошачьих добавляли уверенности, но ведь разное случается. Нет, стоп! Варя не хочет об этом думать, не хочет — и точка. Просто хочется быть счастливой, пусть и в этом моменте. Верить, что смогут сохранить свои чувства и что родители примут — ведь не могут же не принять, не смириться... Да, может это совсем-совсем по-детски, но ей нужна эта вера.

Отчасти выбросить эти мысли из головы было просто ещё и потому, что сюрпризы у Тима не закончились. Вот уж чего точно не могла Варя представить, так это того, что поведёт её торжественно к Неве, рассвет встречать.

— Последний рассвет весны же, Варь, — Тим насвистывал по дороге какую-то лёгкую мелодию, а Варя окончательно запуталась в своих чувствах. В голову уж совсем какое-то неожиданное полезло: а если он того, решил ей предложить пожениться? Ну, романтика и всё такое... И не то чтобы Варя не хотела — что уж там, представляла же порой себя в белом платье, просто это было бы так неожиданно и странно. Внезапное решение, а она вот такая, в костюмчике домашнем и кроссовках. Да и в целом с родителями бы сперва всё устроить, выучиться, мечты воплотить. Они же и так будут вместе, знает ведь, что истинная эта любовь, а брак... Ну, хочется, конечно, но не так чтобы без этого не прожить. Много же всего в жизни чувствуется. Главное, рядом быть с тем, кого любишь, а остальное — остальное устроится.

Хотя всё может быть сильно проще: романтики захотелось, да и рассветы они вместе не встречали. Даром что одноклассники, заканчивали же вместе. А даже традиционный рассвет на выпускном вечере почему-то не поприветствовали. Варя, если честно, не помнила почему. Да она и выпускного-то не запомнила, странно, но факт. Стёрлось из памяти напрочь. А вспоминать не хотелось.

Рассвет был прекрасен. Нежные краски неба уверенно разливались всё шире и шире пламенеющими полосами. Тим, обнимающий и целующий за ушком, конечно, значительно перетягивал на себя внимание, а может, и дополнял — Варя так и не разобралась. Прохладный ветерок резко контрастировал с горячими губами и руками, сердца опять бились в едином ритме... Сияние неба и блеск воды дополняли картину.

И снова не хотелось расставаться, выпускать уже из своих рук Тима. Но реальность вмешивалась всё сильнее, заставляя подумать и о том, чтобы никто и ничто не смазало, не испортило им воспоминаний этого предрассвета. Долгий путь домой — несмотря на какое-то почти эйфорическое счастье, Варя чувствовала, что жутко устала. Поэтому, наверное, а не только потому, что каждому хотелось провести как можно больше времени со своим чудом, шли медленно и мягко.

— Ты давно ничего не писала, — внезапно сказал Тим, пнув ногой мелкий камушек.

— Нет настроения, — Варя отмахнулась. Ну, право, какие глупости. Вся жизнь впереди, ещё успеет написать. Хотя Тима прав — давно она бумагу не марала. Вслух, правда, этого не сказала — Тим всегда ругался, если она пренебрежительно отзывалась о своих стихах.

— Варь, — укоризненно покачал головой Тим, — ты же сама говорила, что это жизнь твоя, твоё дыхание и кислород.

— Вот сейчас моя жизнь, — Варя покрепче прижалась к Тиму. — Наши коты, наш первый рассвет. Мы. Это моё дыхание.

— Может, стоит и запечатлеть это? — Тим улыбался, но его всё-таки явно что-то продолжало беспокоить.

— Может, — Варе не хотелось портить столь чудесные моменты, но промолчать уже не могла, захотелось вдруг высказать наболевшее. — Я пробовала. Не получается. Выходит так безжизненно, серо. Будто красок нет, жизни нет в написанных строчках.

— Дарю тебе солнышко с неба! — патетически действительно простёр руки к небу Тим. — Солнце! Наполни эту прекрасную девушку жизнью и счастьем!

Варя улыбнулась, а Тим продолжил, снова становясь серьёзным:

— Всё-таки попробуй, ладно? Вон Димка звонил, говорил, что помочь может...

Димка был их с Тимом одноклассником. Увлекался музыкой и уже не раз предлагал подобрать мелодию на стихи Вари. Варя смущалась и отнекивалась, ей казалось, что рано, да и вообще... Не готова она ещё к такому. А теперь и вовсе строчки не шли. Куда уж теперь музыку подбирать... Но она всё же кивнула — не хотелось, чтоб Тим переживал.

Впрочем, Тим не стал крутить эту тему дальше, перевёл разговор, и до самого дома они разговаривали о каких-то малозначимых, но таких важных для них пустяках. Уже у двери в квартиру, тихонько открывая дверь, Варя обернулась: Тим, все время до этого прижимавший её к себе, отступил на два шага, зависнув на самом краешке лестничной площадки. Вся фигура его словно излучала напряжение: засунутые в карманы руки, сведённые к переносице брови, боль какая-то в глазах.

— Тим? — Варя тут же забыла и про ключи, и о родителях, которые могут проснуться от её звонкого голосочка. — Что случилось?

Она моментально преодолела разделяющее их расстояние, схватила за плечи.

— Ничего, — Тим как-то странно передёрнул плечами, — Просто мне жаль с тобой расставаться.

— Ты можешь остаться, — Варя долго не думала. В конце концов, уже утро, можно сказать, что он только что пришёл. Да и ей не привыкать к упрёкам и ссорам. При нём не будут, наверное, устраивать скандал. Ну а к тому времени, как Тим уйдёт, вполне возможно, потухнет немного раздражение. Сейчас же важно было, чтоб Тим в порядке был.

Она даже потянула его в сторону двери, молчаливо, но настойчиво показывая, что нужен, дорог, любим. Но Тим привлёк её к себе резким движением, зарылся носом в волосы, слегка дрожа. А затем резко поцеловал. Так, как никогда ещё. Почти больно и очень приятно одновременно, его губы сминали, очаровывали, властвовали, лишали и воздуха, и сил и одновременно словно наполняли энергией. И Варя внезапно вспомнила. То, что пряталось глубоко-глубоко, знание, которое она каким-то чудом вытеснила на эту ночь. Та самая раненая бабочка, что билась внутри... Осознание нахлынуло волной, она вцепилась с силой в Тима, притягивая, надеясь удержать.

— Не уходи, — на грани слёз прошептала, едва он слегка отстранился, — давай останемся вместе, не уходи, я не хочу!

— Надо идти. — Он выпустил её из объятий так же резко, как и привлёк. — Тебе. Твои скоро проснутся... Да и мне домой надо, пока мамусик не проснулась. Она спит мало, надо ловить эти краткие моменты.

Варе стало страшно и одиноко. Разделяет их теперь куда больше, чем лестничная клетка. Куда больше, чем даже весь город. Раньше это было невозможно — Тим жил в соседнем доме, только дорогу перейти. При мысли об этом сердце вдруг заколотилось и руки задрожали — нет, она не будет вспоминать. Не будет — и, быть может, так сможет уберечь его? Остановить?

— Не волнуйся. Я рядом, я всегда буду рядом, — сказал самый дорогой её человек, отступая на шаг и замирая, начиная медленно растворяться в воздухе, — Живи, пожалуйста, Варь...

Варя осталась одна. Пустота наваливалась на неё, грозя раздавить. Струйки бежавших по лицу слёз не снимали горечи, мучительной вины и одиночества. Резкий звук, раздавшийся в этой тишине, был как нельзя кстати.

Оторвав голову от подушки, Варя мутным взглядом посмотрела туда, куда, собственно, смотрела весь последний год жизни после выныривания из сна. На маленький столик, притулившийся к самой кровати. Точнее, на небольшое фото с траурной ленточкой, поставленной так близко к краю, как только можно было. Это было не единственное фото Тима, но, пожалуй, самое красивое. Подумать только, что примерно года полтора назад, Варя подловила его, когда он, невыспавшийся из-за очередной подготовки к экзамену, подставил своё лицо солнышку, сам от этого словно лучась искорками света. Молодой, добрый, её светлячок Тим. Кто бы знал, что до рокового дня остались какие-то даже не месяцы — дни. Череда совпадений — ссора с родителями, внезапно вспыливший обычно спокойный Тим, уход в ночь из дома — отняла его навсегда. Варя привычно заморгала глазами. Они как-то сами всегда начинали слезиться при взгляде на это фото. Каждый раз она вспоминала, что Тиму оставалось только дорогу перейти — и он бы был в безопасности. Что случилось на той дороге, так никто и не узнал. Водитель, совершивший наезд, скрылся, найти его так и не смогли. Тим умер сразу. Его мама перестала спать и тёмной тенью изредка скользила по двору. Отец и брат держались лучше, но тоже передвигались будто окутанные плотной вуалью горя. А Варя... Узнав эту новость, она хрипло втянула в себя воздух — и не смогла до конца выдохнуть. И петь больше не смогла. В груди словно незримо что-то хрипело — наверное, тот самый воздух, хотя все врачи, к которым её водили родители, включая психиатра, уверяли, что там ничего нет.

Что ж, Тим так ни разу и не приходил. За весь прошедший год. Сегодня — первый раз. Годовщина же... Первый год без него. Первый и, как внезапно поняла Варя, последний его визит. Пришёл на минутку — от чувства обиды затрясло: как он мог, почему не забрал с собой? Видел же, наверное, как ей тут плохо. Оставил, снова оставил одну, а она бы пошла, доверилась. Куда угодно, лишь бы его чувствовать. Варя отвернулась от фотографии, будто бы этим могла скрыть и свои мысли. Никогда не помогало. За прошедший год она, кажется, прошла все виды эмоций. Первое время долго не верила. Надеялась каждое утро, проснувшись, осознать, что это кошмарный сон. Не более. Однако реальность каждый раз ухмылялась, била наотмашь, каждым мгновением напоминая. Каждая мелочь кричала о потере. На смену полнейшему отрицанию, когда уже больше не смогла пытаться не видеть очевидное, пришёл гнев. Она злилась и на Тима. Обещал не бросать, говорил, что они всегда будут вместе. Это было иррационально, но не злиться не могла. Она ненавидела всем сердцем неизвестного водителя, отчаянно желая узнать, что бумеранг пресловутый всё-таки есть и ему также больно. Варя не могла простить и саму вселенную за вопиющую несправедливость. Эта стадия запомнилась ей меньше всего — тогда больше всего хотелось что-то разбить, с кем-то поругаться. Впервые в жизни Варя стала срываться на родителях, косвенно и их обвиняя. Они же тоже против были. Если бы поддерживали их с Тимом, может, всё совершенно по другому пути пошло... Эти вспышки и сейчас время от времени вспыхивали. Всё реже и реже, словно отголоски далёкой грозы. Вместо этого пришло к ней загадочное «если бы». Если бы Тим тогда не вышел из дома, если бы не переходил дорогу. Постепенно все эти размышления переросли в поиски ответа на вопрос, нельзя ли как-то всё исправить. Душа тянулась ко всему мистическому. Мало ли непознанного на свете? Может, с кем-то можно бы договориться? Впрочем, этот период был гораздо короче всех остальных: понимание, что ничего изменить уже нельзя, окончательно завладело сознанием. Тогда-то и проявились все эти проблемы с дыханием. До этого просто перехватывало, а теперь иногда и вовсе боялась Варя, что не сможет сделать вдох.

Впрочем, по первости она не боялась, напротив, она этого жаждала. Казалось, что это выход: просто не дышать больше, не существовать. Тогда и боли такой в душе не будет, не будет этого жуткого чувства пустоты, перерастающей в безысходность. Варя резко вскочила с постели, чувствуя, как опять странное состояние накрывает. Иногда оно становилось настолько невыносимо, что оставаться в неподвижности разрывало на части. Обычно Варя тогда либо выхаживала по комнате, если дома никого не было, либо просто уходила и часами вышагивала бесцельно по улицам. К счастью, мать с отцом сумели как-то примириться и с этим, и с тем, что их дочь забила на поступление и уже год сидит дома. Однажды Варя услышала, как мама просила папу быть помягче — мол, девочка в шоке, надо дать ей время. Странно, конечно, что отец согласился, ну да ладно. Хотя бы с ними пока всё спокойно, принимают и не добивают.

Видимо, сегодня как раз такой день. В груди разрастается мучающее чувство обиды, тоски и боли, мама дома — точно не хочется беспокоить. Поэтому Варя, одевшись, заходит на кухню — выпить стакан воды, и, подхватив свой рюкзачок, отправилась бродить. Мама, выглянув из комнаты, видимо, не решается её беспокоить или останавливать. Не в этот день.

Варя задумчиво дошла до кладбища и остановилась в сомнениях. Да, пожалуй, это вполне естественно — навестить в годовщину. Однако там вполне может наткнуться на родных Тима. Столкнуться с ними не хотелось бы. Особенно с матерью — та почему-то посчитала главным виновником трагедии именно Варю. Ведь если бы не пошёл к ней, то и не погиб бы. Варя, наверное, при других обстоятельствах расстроилась бы и огорчилась, обиделась даже. Но нельзя обижаться на женщину, потерявшую сына. Ей нужен был кто-то, кого можно было бы обвинить, пусть так. Да и, если честно, Варя и сама считала себя виноватой. Нет, не стоит идти туда. Только скандала и не хватало. Варя, нахохлившись, постояла ещё чуток, а затем развернулась и ушла не оглядываясь. В любой другой день может прийти. А чувства её не зависят от посещения могилы в строго определённый день — меньше любить не станет.

Варя долго бродила по серым улицам, пока не остановилась перед знакомым поворотом. Сама не заметила, как пришла сюда. А ведь только ночью была здесь... Стоп, нет! Это было во сне, в том самом, что, может, просто порождение её больной фантазии. Захотелось ей утешения, Тима увидеть — вот подсознание и выдало такое сновиденье. Спасибо ему, конечно, но в реальности после смерти Тима Варя ни разу сюда не пришла. Слишком больно, слишком много воспоминаний. Всего слишком много для одной разорванной души.

Вот и сейчас застыла: Тим напомнил ей во сне про это место, если и вправду приходил, то не просто так же повёл её к котам? Может, напомнить хотел, что здесь они были счастливы и оставили здесь изрядные запасы своего настроения и своей атмосферы. Да даже если это и не так — простой сон без сверхъестественного присутствия, чего она боится? Разреветься? Хуже не станет. И Варя смело шагнула навстречу своим воспоминаниям. Переулочек не изменился — такой же узкий, такие же желтовато-сероватые стены уходящих ввысь домов. И Кот с Кошкой на месте, всё так же созерцают окрестности на своих парапетах. Только она другая. И Тимы нет. Варя поёжилась — конец весны, а холодно так. Теперь бы она ни за что не выскочила под дождь, впрочем,проделывать сие тоже больше было не с кем. Лучик солнца, решивший как раз в этот момент выглянуть из-за облаков, проблему с теплом, конечно же, не решил. Зато зацепился и сверкнул в отражении одной-единственной монетки у лапок кота, позволив Варе не только увидеть, но и осознать, что именно она видит. Конечно, докинуть нелегко, но обычно тут больше монет можно заметить. А сейчас одна, и лежит она точнёхонько в том месте, куда упала монетка из её сна. Варя резко обернулась — так и есть — вторая повторяла расположение своей близняшки из сна. Неужели? Варю словно обдало тёплым потоком воздуха, будто человек подошёл сзади и обнял. Ведь таких совпадений не бывает, как не бывает и таких ярких снов, где ощущаешь все эмоции, чувствуешь запахи, сохраняешь тактильные ощущения...Значит, именно сегодня они снова были вместе. Зачем же приходил Тим в её сон? Только ли, чтобы повидать? Или сказать что хотел? Варя прокрутила впечатавшиеся в память события этой ночи — они по-прежнему воспринимались слишком реально, слишком логично. И поняла, что сказал. Всё, что хотел. И косвенно, и прямо: живи, Варя!

И впервые за этот год Варя почувствовала, что ей действительно этого захотелось. Она долго стояла, переводя взгляд с одной неподвижной кошачьей фигурки на другую, чувствуя, как с каждой минутой осознавания чуть меньше становится невидимый, сжимающий грудь обруч. И вместе с тем увеличивается количество доходившего воздуха. Варя принимала и понимала, впитывала в себя атмосферу этого места, не тоскливые эмоции, как боялась, а нечто лёгкое, окрыляющее. Дающего возможность посмотреть и вперёд, и по сторонам. Кажется, только сейчас Варя заметила то самое, полное яркой весенней голубизны небо, так напоминавшего своим цветом очень знакомые глаза. И буйство зеленых красок по пути домой. Нежное облачко обновившейся листвы сменило серый туман, грозивший задушить в своих объятиях.

Строчки в старенькой тетрадке, подаренной когда-то Тимом и оттого бережно спрятанной вместе со всем творчеством в недрах шкафа, ложились удивительно ровно и плавно, но вместе с тем неудержимым потоком рвались изнутри. Выплеснув всё на бумагу, прежде чем бережно закрыть и положить тетрадь на видное место на письменном столе, Варя перечитала получившееся:

Дыханье моё в сером сумраке скрыто,

И лёгкие будто бы пеплом забиты,

Пропала опора, и вера ушла,

Я без тебя почти не жива.

Жёлтые стены, дома-великаны,

В глазах всё двоится, качается пьяно,

Мне бы не петь, а всего лишь вздохнуть,

Может, тогда я продолжу свой путь.

Надежда приходит с ночи покровом,

Эта прогулка до боли знакома,

Наши коты и наши мечтанья

На краткий миг вытесняют страданье.

Я понимаю: пора отпустить,

Нет, то не значит закрыть и забыть,

Болью пронизана дума моя,

Но после встречи вдыхаю сама.

Стало понятно в миг наслажденья:

Ты не хотел бы печали томленья,

Я превращу свою боль в свои силы,

Наша любовь мне даст ориентиры.

Знай, я не сдамся, пойду до конца,

Снова найду в своём сердце слова,

Заново буду себя открывать

И полной грудью стану дышать.

Это было именно то, что надо: кажется, словно сами мысли, самая суть её внутренняя нашли отражение. И не только суть. Будто это было каким-то очередным шагом — шагом к дальнейшей жизни. И сделать его ей помог Тим. Даже оттуда, откуда не возвращаются, сумел дотянуться своим светом. Показал ей правильное направление. Варя знала, что не сможет забыть, однако и в стихотворении не было ни слова лжи: она действительно может превратить свою боль, свою любовь в свою силу. Тим хотел бы, чтобы она жила и дышала, смеялась и плакала, творила и любила. И она будет. Не сразу, вовсе нет. Сегодня был сделано первое робкое движение в нужном направлении. Наверное, Тим где-то там улыбается, глядя на неё. И она будет. Будет жить.