Road Movie (джен)

Они шли по песчаному пляжу: высокий человек, так похожий на гордого эльфа — и ссутуленный эльф, так похожий на согнутого грузом лет человека. Шли — и молчали.

— Ты вернёшься домой, — наконец сказал человек, строго и убеждённо.

Убедительно — как всё, что он говорил.

— Моего дома давно уже нет, — ответил эльф невесело. — Всё, что от него осталось — память да сожаления.

— Что значит — нет? Нет земли по ту сторону моря? Нет на ней лесов и лугов? Реки иссохли, горы сточились в пустоши? — горячо возразил тот.

Он легко загорался. После стольких-то лет — всё ещё легко.

— Что мне эти рощи, реки и горы, если ни одну из них я не помню в своём детстве?

— Эгоизм! — резко ответил, будто хлестнул, человек. — Дом... дом — это не только стены. Дом — это всё, за что ты готов сражаться, понимаешь? Как Берен — за Дортонион, хотя вот где и реки иссохли, и горы сошли на нет, и деревья обернулись камнями.

— Тогда моим домом были мои дети, — ответил эльф.

— Были?

— Они меня предали.

— И что с того? Как это мешает им оставаться детьми? Дурными, предавшими тебя детьми, — уточнил человек.

— Они отказались считать меня отцом.

— И что с того? — повторил человек. — Я знаешь, сколько орал, что Тингол мне не отец?

— Подозреваю, — эльф скупо улыбнулся.

— И ты думаешь, он о моих воплях не знал?

— Думаешь, знал?

— Он меня с шести лет на коленках держал. Знал, конечно. Но всё равно — не отрёкся... — человек улыбнулся воспоминаниям, шмыгнул носом. — Он хороший дядька, Тингол. Второго такого не найдёшь.

— Интересно, что бы он сделал, услышав это «хороший дядька», — эльф не сдержался, фыркнул.

— Отправил бы меня к Даэрону. «Нет-нет, повтори ещё раз, пожалуйста, какая удивительная словоформа, это влияние талиски или арайан»... — человек содрогнулся.

— Эффективно, — эльф снова фыркнул. — Теперь-то вы помирились?

— Теперь-то?

— Ну, он же... где-то здесь?

Человек покачал головой.

— Мне король говорил, он выбрал возродиться у себя дома, в Средиземье. А туда мне дорога заказана, мы с сестрой да кузеном с племянником тут кукуем и будем куковать, пока, как поётся, «не преломится обод и не замолчит неумолчный кузнечик».

— Тяжело?

— Чушь какая! Здесь сестра, здесь кузен с его выводком, здесь мирное небо над головой и даже владыка Ородрет обещает меня простить — чего тут тяжёлого-то? А если руки чешутся — так Астальдо всегда рад желающим почесать их о тварей из пустоты. Тут такое лезет из-за края мира — закачаешься! Так ты передашь Тинголу, что я в общем был малолетний дурак и прошу у него прощенья и всё такое?

— Почему ты считаешь, что я вернусь на тот берег?

— Королева сказала, — ответил человек, и эльф замолчал.

Молча, неспешно они дальше пошли вдоль по пляжу, изредка останавливаясь бросить в воду пару сапфиров или просто — посмотреть на серые волны и попробовать разглядеть там, вдали, хотя бы Менельтарму, раз Средиземья не увидеть и самому зоркому эльфу.