Семейка Аддамс и тени фамильного зеркала (джен)

Венздей Аддамс никогда не верила в совпадения. Для неё мир был тщательно сплетённой паутиной, где каждая нить вела к чему-то зловещему, но неизбежно логичному. Поэтому, когда Пагзли — её брат и некогда соучастник в самых мрачных экспериментах (хотя чаще всё-таки их жертва) — материализовался в её жизни снова, она восприняла это не как случайность, а как зловещий знак судьбы.

Однажды вечером, когда тучи нависли над городом, как похоронный полог, Венздей получила письмо. Оно было написано на пергаменте, который пахнул плесенью и смертью.

«Дорогая Венздей, — гласило послание, — если ты жаждешь узнать, что скрывает тень родового древа Аддамсов, явись в полночь к семейной часовне на кладбище. Возьми брата — его кровь старше твоих вопросов. Без него зеркало молчит, а правда гниёт в склепе лжи. — Тот, кто знает ваши тайны лучше, чем вы сами».

Венздей не любила, когда её заставляли что-то делать, но любопытство было неотъемлемой частью её натуры.

Пагзли теперь работал в морге, где проводил дни, препарируя трупы и разговаривая с ними так, будто они были его лучшими друзьями. Впрочем, для Пагзли это и было нормальным общением.

Поэтому Венздей отправилась в морг, где застала брата за тем, как он рассказывал трупу анекдоты. Пагзли стоял, опершись о стол, на котором лежал труп мужчины, и держал в руках скальпель. Но вместо того, чтобы начать вскрытие, он улыбнулся и наклонился ближе к лицу покойника.

— Слышал анекдот про докторов? — спросил Пагзли, словно ожидал, что ему ответят. — Ладно, слушай. Приходит к врачу пациент и говорит: «Доктор, я чувствую себя так, будто уже покойник!» А доктор ему отвечает: «Ну, значит, вы не вспотеете, когда увидите счёт за лечение!» Ха-ха-ха!

Пагзли засмеялся так громко, что эхо разнеслось по всему моргу. В этот момент за его спиной раздался холодный голос:

— Он умер сам или от твоих шуток?

Пагзли обернулся и увидел Венздей. Чёрное платье и безупречная осанка любимой сестры делали её похожей на призрак, который явился, чтобы забрать его душу.

— Венздей! — воскликнул он радостно, бросив скальпель на стол. — Ты всегда знаешь, как сделать мой день ещё лучше. Что привело тебя в это уютное местечко?

— Ты, — ответила она, помахав письмом. — У нас есть дело.

— О, Венздей! — воскликнул он и, попрощавшись с трупом: «До скорой встречи, Джон, ты был отличным слушателем!», развернулся к сестре. — Что за дело? Мы будем хоронить кого-то? Или, может, выкапывать?

— Хуже, — ответила она, протягивая ему письмо. — Мы будем копаться в прошлом.

Пагзли Аддамс развернул пергамент, и запах тлена перебил запах формалина.

— Что значит «его кровь старше твоих вопросов»? — спросил он удивлённо.

— Пагзли, — холодно бросила Венздей, — готовься быть приманкой.

* * *

Часовня на кладбище была такой же мрачной, как и ожидалось. Её стены покрывал толстый слой пыли, а витражи были разбиты, оставляя на полу узоры из света и тени. Венздей и Пагзли вошли внутрь, и воздух задрожал от сквозняка, когда фигура в чёрном плаще вышла из тени алтаря. Его плащ не шевелился, будто был сшит из самой тьмы. Голос незнакомца звучал как скрип старых дверей:

— Вы пришли… как и предсказывали ваши предки.

Венздей заметила, что свечи не отбрасывали его силуэт на стены. Только её и Пагзли тени колыхались, как живые.

— Они украли у мира тьму, — произнёс Некто. — Но вы можете вернуть долг.

— А можно поподробнее? — деловито поинтересовалась Венздей, складывая руки на груди.

И Некто начал свой рассказ таким голосом, будто сам был частью этой древней истории:

— В 1666 году ваши предки жили в одной маленькой деревне, где их боялись и даже ненавидели. Они были не такими, как все. Они видели красоту в смерти и находили радость в мраке. Окружающие думали, что они были колдунами, но на самом деле они просто были... другими.

Он сделал паузу, словно предлагая представить эту картину. Венздей стояла неподвижно, её глаза сверкали в полумраке. Пагзли, напротив, ковырял в зубах костью, которую нашёл на полу.

— Однажды, — продолжил Некто, — к вашим предкам явился демон. Он предложил им силу в обмен на души — силу, которая сделала бы их непобедимыми. Но демон обманул их: вместо силы он одарил их проклятием. С тех пор каждый Аддамс, из поколения в поколение, обречён нести на себе печать тьмы.

— Звучит как отличная семейная традиция, — заметил Пагзли. — Я бы даже сказал, что это наше лучшее качество.

— Есть способ снять проклятие, — продолжил Некто, игнорируя его комментарий. — Древний артефакт, зеркало душ, спрятан в катакомбах под этой часовней. Если вы разобьёте его, проклятие исчезнет.

— А если нет? — спросила Венздей.

— Тогда вы останетесь такими, какие вы есть, — ответил он. — Но помните, что проклятие — это не только сила, но и бремя.

— Но зачем это тебе? — спросила Венздей, её глаза сузились.

— Я — последний из рода, кто помнит правду, — ответил Некто. — И я хочу, чтобы мы избавились от проклятия.

Пагзли наконец бросил под ноги обгрызенную кость и заметил в пыли какой-то блеск. Он поднял находку, которая оказалась довольно древней на вид монетой.

— Это... сувенир? — спросил Пагзли, поднимая монету.

Некто вздрогнул.

— Игрушка для тех, кто не боится обжечься, — неопределённо ответил он.

— А если мы не хотим снимать проклятие? — весело спросил Пагзли, пряча монету в карман. — Мне оно нравится. Оно делает жизнь... интересной.

Венздей посмотрела на него с одобрением.

— Я думаю, мы пойдём в это подземелье, — сказала она. — Но просто ради любопытства. И я уверена, там будет весело.

* * *

Катакомбы оказались настоящим лабиринтом. Стены были покрыты мхом, а воздух отдавал тленом и сыростью. Скелеты, висящие в кандалах на стенах, будто следили за каждым их шагом. Венздей шла впереди, её чёрное платье развевалось, как крылья ворона. Пагзли следовал за ней, напевая себе под нос песенку:

— Жил трупик в одном подземелье,

Он любил танцевать в тишине,

Обожал он смерть и веселье,

Но был слишком живым в душе.

Он мечтал о пирах и вальсах,

О костях, что звенят в ночи.

Но скелеты смеялись в плясе:

«Ты слишком живой, молчи!»

Венздей слушала это с каменным лицом, но в её глазах как будто мелькала тень улыбки. Хотя, возможно, это был отблеск размышлений о том, как наконец с помощью этого приключения избавиться от братца.

— Ты когда-нибудь задумывался о карьере в опере? — спросила она.

— Только если они разрешат мне петь с трупами, — ответил Пагзли.

— Надеюсь, ты наконец умрёшь здесь, — заметила Венздей, когда они проходили мимо очередного скелета. — Это было бы достойное место для твоего последнего пристанища.

— Спасибо за заботу, — улыбнулся Пагзли, на ходу успев погладить чей-то череп. — Но я планирую умереть в более стильном месте.

Они повернули за угол, и Венздей резко остановилась, так что Пагзли, в которого не был встроен стоп-кран, чуть не врезался в сестру. Коридор дышал древностью: стены были испещрены рунами, а потолок — усыпан острыми камнями и напоминал челюсти гиганта, готовые сомкнуться. Венздей провела пальцем по трещине в стене, остановившись на черепе с выбитым зубом, вставленном в каменную кладку словно жуткая розетка.

— Беги, если хочешь жить, — посоветовала она брату, нажимая на череп и одновременно толкая Пагзли в коридор. — Хотя… необязательно.

Череп глухо щёлкнул, и потолок вздрогнул. Камни посыпались вниз, как град из ножей. Ловушка была активирована.

— Ты так заботишься обо мне! — успел крикнуть Пагзли и, не раздумывая, рванул вперёд, уворачиваясь от падающих булыжников.

На очередном манёвре он запутался в ногах и инстинктивно схватился за цепь, ржавыми звеньями вросшую в пол. Он рухнул лицом в пыль, а цепь звякнула и натянулась, пропоров ладонь. Камни замерли, повиснув в воздухе. Венздей бесшумно подошла, разглядывая механизм: цепь тянулась к скрытому в стене валу, который, видимо, столетия назад управлял ловушкой. Теперь он был сломан, заклинив камни в метре от земли.

— Ты разрушил исторический артефакт, — холодно сказала Венздей, спокойно и даже грациозно проходя по коридору мимо Пагзли.

— Зато мы живы! — Пагзли махнул рукой, отпустив цепь, которая оставила на его ладони кровоточащую рану, и последний камень рухнул ему на ботинок. — Почти.

— К сожалению, — произнесла Венздей, не глядя на брата. Она оглянулась: — Я думаю, мы движемся в верном направлении, раз нас пытаются остановить.

* * *

Через несколько минут путь им преградила пропасть. Яма зияла в полумраке, словно пасть древнего чудовища. Её глубина терялась в темноте, но острия шипов на дне поблёскивали тусклым металлом, напоминая зубы. Над пропастью висел мост — несколько досок, перевязанных гнилыми верёвками, которые скрипели на ветру, будто насмехаясь.

Венздей подошла к краю.

— Иди, — она указала на хлипкий мост. — Если упадёшь, обещаю, эпитафия будет лаконичной: «Здесь лежит Пагзли Аддамс. Наконец-то тихо».

Пагзли заглянул в бездну, поправил галстук с пятном от соуса, напоминавшим формой Австралию, и достал из кармана монету, найденную в часовне.

— Держи кусочек меня на память! — он бросил её Венздей и шагнул на мост.

Венздей повертела монету в руках: на одной стороне была выгравирована красивая буква «А», а на другой — какая-то рогатая летучая мышь. Но её отвлёк громкий звук, когда доски моста затрещали, а верёвки под весом далеко не хрупкого Пагзли начали рваться одна за другой.

Пагзли рухнул вниз, размахивая руками, словно пытался улететь. Но вместо шипов внизу его ждала гора костей — груда черепов, рёбер и ключиц, накопленных веками. Кости захрустели, подбросив его, как батут, и Пагзли приземлился на спину, обнимая череп с трещиной во лбу.

— О, привет, дедуля! — он поднял череп к глазам. — Ты тоже умер от коварства своей родственницы?

Венздей тем временем спускалась по стене ямы, цепляясь за выступы, будто кошка. Её пальцы скользили по влажному камню, но ни один мускул на её лице не дрогнул. Спрыгнув рядом с Пагзли, она выпрямилась и холодно оглядела «спасательную подушку» из останков.

— Ты испортил идеальную смерть, — сказала она, счищая пыль с рукава. — Опять.

Пагзли вскочил, сунув череп себе под мышку, как футбольный мяч.

— Не расстраивайся! — он указал на останки своих дальних родственников. — Зато теперь у нас есть компания для покера. Дед, похоже, играл в кости… буквально.

Венздей вздохнула, но краешек её рта дёрнулся — почти невидимая победа Пагзли.

— Что это? — заметила она край бумаги под черепом одного из своих почивших предков.

Среди костей лежал пергамент, надпись на котором гласила: «Кровь Аддамсов — ключ, тень — замок». Рядом был нарисован силуэт, напоминающий того самого Некто с рогами, скрытыми под капюшоном. Пагзли присвистнул:

— Смотри, у него тут меню! «Проклятие с гарниром из предательства».

— Ты когда-нибудь задумывался, что мы, Аддамсы, возможно, сами себе злейшие враги? — спросила вдруг Венздей.

— Каждый день, — ответил брат. — Но это делает жизнь веселее.

* * *

Следующая комната напоминала гигантский часовой механизм: шестерни скрежетали под потолком, цепи раскачивались, как маятники, а в центре вращался стальной диск с лезвиями — гибрид циркулярной пилы и циферблата. На стене висел рычаг, а рядом — табличка с выцветшими буквами: «Tempus devorat omnia».

Пока Пагзли прошёл вперёд, осматриваясь, Венздей уже что-то рассчитывала в уме.

— Что там написано? — Пагзли приблизился, разглядывая надпись. — «Время пожирает» э-э… «отбросы»? Латынь — не моя сильная сторона.

— Пожирает всё, — поправила Венздей. — И начинать оно будет с тебя.

Она дёрнула рычаг. Цепи сорвались с креплений, и диск рванул вперёд, превратившись в гильотину, которая понеслась прямо к Пагзли, срезая каменные плиты. Венздей отступила к двери, блокируя выход.

— Беги, — сказала она ровно, без тени эмоций. — Если сможешь.

Пагзли, вместо того чтобы бежать, прыгнул на цепь маятника, болтающуюся над диском. Лезвия пронеслись под ним, задевая подошвы ботинок. Он раскачался, как обезьяна, и прыгнул на шестерню, которая под его весом заскрежетала, срываясь с оси, и с грохотом застопорила диск. Механизм взвыл, извергая искры, а Пагзли, спрыгнув, вытащил из кармана банку тушёнки и вогнал её в пазы главной шестерни. Металл взвыл, искры брызнули, как фейерверк, и механизм застыл с последним судорожным скрежетом.

— Время кончилось, — он улыбнулся, показывая на пустую банку. — Обед, кстати, тоже.

Венздей, разглядывая заклинивший механизм, пробормотала:

— Это было очень близко, — она толкнула дверь, которая открылась с грохотом, и шагнула в следующий коридор. — Идём. Там, наверное, есть что-то более смертоносное.

* * *

Зеркало, подвешенное на цепях из сплющенных черепов, парило в центре зала, словно портал в искажённую реальность. Его рама представляла собой изысканное переплетение рёбер и ключиц, а поверхность стекла мерцала, будто покрытая масляной плёнкой. Венздей подошла ближе, её отражение расплылось, а затем сфокусировалось: она стояла в платье из теней, с крыльями ворона за спиной, перья которых сливались с её чёрными локонами, которые заменяли привычные косички-виселицы. В глазах горела искра, которую она всегда подавляла.

— Что ты видишь? — спросил Пагзли.

— Себя. Но с крыльями ворона, — ответила она.

— Эй, а я? — он сунул лицо в поле зрения зеркала. — Торт? Стоп, нет — это пицца с ананасами. Почему?! Хотя, вероятно, это моя лучшая версия!

Венздей не отводила взгляда от своего двойника.

— Ты видишь то, что есть, — сказала она. — Или то, что могло бы быть...

— А я вижу меню! — Пагзли ткнул в стекло.

И, словно ожидая этого жеста, Некто материализовался из воздуха, как пятно чернил на пергаменте. Его плащ сливался с мраком, а голос звучал так, будто скрипели страницы сгоревшей книги:

— Вы должны выбрать: разбить зеркало и обрести свободу от проклятия… или оставить всё как есть, быть в вечном рабстве у своей природы.

Венздей повернулась, заметив, как его рука тянется к зеркалу. Его пальцы не оставили отражения — вместо них в глубине стекла извивалось существо с перепончатыми крыльями как у летучей мыши, прикованное цепями к скале из шипов.

— Зеркала показывают страх, — Некто отвёл взгляд, но Венздей поймала миг слабости в пустоте под капюшоном.

— Или правду, — она подошла ближе. — Ты — пленник, а не спаситель. Ты хочешь нашу свободу… чтобы украсть свою.

Венздей посмотрела на Пагзли. Он пожал плечами:

— Я голосую за пиццу. То есть за то, чтобы оставить всё как есть.

— Мы не будем ничего менять, — сказала Венздей. — Наше проклятие — это часть нас. И мы им гордимся.

— Ваша семья… всегда выбирала тьму. Но моя тьма старше ваших страхов.

Пагзли поднял бровь:

— Вы что, в самом деле наш… дальний родственник?

— Если и так, — Венздей прищурилась, — мы вычеркнем его из завещания.

— Довольно игр! — Некто взмахнул рукой, и цепи зеркала натянулись, готовые сорваться. — Разбейте его, или я…

— Или ты что? — Венздей резким движением присела и хладнокровно вонзила кинжал в пол у ног демона. Тот отпрянул, и лезвие чиркнуло по его плащу, оставив дыру.

— Ты не можешь убить меня! — зашипел Некто, но его голос дрогнул.

— Зато могу запереть, — Венздей толкнула Пагзли к зеркалу. — Покажи ему, где его место.

Пагзли прыгнул в сторону. Некто, потянувшись за ним, оказался в луче света, падавшем с потолка. Его отражение в зеркале ожило — демон в цепях рванулся к стеклу.

— Нет! — Некто попытался отступить, но зеркало, как магнит, тянуло его. — Вы не понимаете…

— Понимаем, — Венздей встала между ним и выходом. — Ты — тюремщик, который сам боится клетки.

И она бросила брату перепачканную его же кровью древнюю монету, символ давней сделки между Аддамсами и тьмой. Пагзли ловким движением поймал её и тут же швырнул в зеркало. Стекло задрожало, пропуская подношение, и демон в отражении схватил монету — якорь, привязывающий его тень к этому миру. Цепи звякнули, и Некто, словно марионетка, дёрнулся к зеркалу.

— Вы… пожалеете… — успел прошипеть он, прежде чем стекло поглотило его, оставив лишь эхо.

Зеркало успокоилось, отражая теперь только Венздей и Пагзли — такими, какими они были.

— Думаешь, он теперь там… с моей пиццей? — Пагзли ткнул в стекло жирным пальцем.

— Надеюсь, у него аллергия на ананасы, — Венздей повернулась к выходу. — Проклятие осталось. И мы тоже.

— Но ты давно догадалась, что он не наш дед? — спросил Пагзли, что-то жуя.

— Знаю наверняка только то, что он ошибался насчёт нас, — Венздей шагнула вперёд. — Семья — единственное проклятие, которое я выбираю.

— Думаешь, он наш… ну, типа, прапрадемон? Тот, кто сделал Аддамсов такими?

— Если и так, — хмыкнула Венздей, — мы только что упростили генеалогическое древо.

* * *

Когда они выбрались из катакомб, рассвет уже начал окрашивать небо в серые тона рассвета.

— Знаешь, — сказал Пагзли, — я думаю, мы сделали правильный выбор.

— Конечно, — ответила сестра. — Потому что в этом мире есть только одна вещь страшнее тьмы — это быть как все.

— Может, закажем пиццу? С горой пепперони и кусочками шампиньонов, похожими на маленькие черепа. В честь нашего проклятия!

— Только если в неё добавят яд, — усмехнулась Венздей, пряча улыбку в воротник платья.

— Может, в следующий раз ты просто привяжешь меня к рельсам? Это было бы честнее.

— Не подавай мне идей, — ответила Венздей, но в её глазах мелькнула искра азарта.

И они ушли с кладбища, оставив за собой только эхо своих шагов и смеха. И где-то в глубине катакомб зеркало, отражающее их души, тихо засмеялось в ответ.

Потому что быть Аддамсом — это не проклятие. Это привилегия.