Осень (джен)

— Отчего вы сегодня столь грустны, брат? — голос Маргариты раздался так внезапно и был таким громким, что Генрих Анжуйский невольно вздрогнул и поморщился. — Разве вы не должны сегодня быть веселым и довольным? Ведь исполнилась ваша мечта.

Генрих посмотрел в окно, вздохнул и, изобразив на лице улыбку, обернулся к младшей сестре, которая медленно обмахивалась веером, словно не замечая, что в Лувре было довольно прохладно. Пусть ноябрь в этом году и выдался необычайно теплым, но в коридорах Лувра тепло было недолговечным гостем. Во всех спальнях топились камины, никто без особой нужды старался не покидать жилых комнат. Но сегодня пришлось: объявление нового генерал-лейтенанта королевской армии прошло торжественно и несколько помпезно. Зато ни у одного посла или дворянина из числа прочих приглашенных не возникло ни малейшего сомнения в том, что Генрих Анжуйский занял этот пост по праву. И пусть — а в этом Генрих был уверен — во всех письмах, что иностранные гости французской короны отпишут своим государям, реальность смешается с измышлениями, это никоим образом не изменит самого факта. Еще вчера Генрих честолюбиво радовался скорому назначению, а сегодня, когда все было объявлено во всеуслышание, радость куда-то исчезла, сменившись беспокойством, которое грызло где-то внутри. Но последнее, чего желал сейчас Генрих, так это показать Маргарите, с которой в последнее время отношения довольно сильно ухудшились, даже каплю своих сомнений.

— Вы не правы, — Генрих улыбнулся и, наклонившись, поцеловал Маргарите руку. — Я просто любовался природой за окном. Осень уже скоро передаст свои права зиме, и от этого мне несколько грустно.

— Вы родились осенью. Возможно, поэтому вы так любите это время года, — Маргарита наконец-то сложила веер. — Не могу не признать, что оно по-своему привлекательно, но я люблю весну больше. Именно тогда природа снова оживает. Я считаю, что именно весной следует начинать все важные дела. Осень же не слишком подходящее время для подобного. Все умирает или засыпает. Так и дела могут остановиться на неопределенный срок, а то и вовсе кануть в небытие, как та листва, которой засыпан сейчас двор.

Маргарита улыбалась, но в который раз Генрих заметил, насколько ее глаза холодны и прозрачны. И мнение, которое было завернуто в обложку ничего не значащих слов, очень ясно намекало на то, что на самом деле Маргарита думает о сегодняшнем событии. Интересно, когда их дружба превратилась в свою полную противоположность? Да, в детстве они тоже не всегда ладили, и для этого у королевских детей имелись тысячи причин. Но все равно они были искренни друг с другом. Генрих доверял Маргарите так, как не доверял ни одному из своих братьев и ни одной из своих сестер. Правда это доверие так и осталось в том страшном мгновении, когда детские связи окончательно разрушились. Все они вошли во взрослую жизнь, где все было по-другому, а искренность и дружба перестали считаться достоинствами и превратились в слабости, которыми можно воспользоваться во вред. И пусть все считали, что именно он первым превратился в человека, которому просто необходимо стать выше всех, даже выше старшего брата, на самом деле, несмотря на свою юность, Маргарита гораздо больше преуспела в деле возвышения себя над другими. Порой Генрих ловил себя на мысли, что сестре удалось подобное так легко потому, что женщинам помогала их слабость, которой они пользовались гораздо изящнее, чем самый известный бретер своим оружием. Но слабость была только внешней, внутри же разрывали бури честолюбия и желания повелевать. Из всех его сестер Маргарита была больше всего подвержена этим своим желаниям, далеко обходя и Елизавету, и особенно Клод.

— Я считаю, что осень все же дает передышку и время на обдумывание важных вещей, особенно когда уступает свою власть зиме. Когда, как не зимой, стоит остановиться и оглядеться вокруг. Чтобы весной вступать в новые события.

— Передышка? — Маргарита несколько удивленно нахмурилась. — Я всегда считала зиму самой странной порой. Ведь все действительно замирает, и нет ничего кроме голых деревьев, снега, который режет своим сиянием глаза, и скуки. Ведь даже невозможно устроить бал. Только и остается сидеть у себя и заниматься скучными делами. Вот к чему приводит в конце концов ваша золотая осень, — Маргарита еще раз обмахнулась веером, а потом, словно противореча самой себе, закуталась в меховую накидку. — Но я рада, что мне только показалось, что вы грустны. Оставляю вас наедине со столь любимым вами временем года. И еще раз поздравляю вас, брат. Теперь вы стали практически недосягаемы для своих врагов. Главное, не становитесь слишком безрассудным. Теперь мы все зависим от вашего искусства быть достойным занимаемого отныне места.

Шаги Маргариты уже давно стихли, но Генрих так и продолжал стоять у окна и смотреть в никуда. Что ж, поддержки от Маргариты он не ожидал, но считал свою сестру достаточно умной, чтобы она была хотя бы сегодня искреннее и сказала то, что думала, прямо, а не прячась за нелепыми темами. Но, видимо, совсем прошло то время, когда королевские дети были хотя бы на одной стороне. Теперь же у каждого своя дорога, а если вдруг эти дороги пересекутся, то ждать после этого хороших вестей глупо.

Генрих развернулся вновь к окну и всмотрелся: вечер неумолимо теснил день, и скоро все вокруг потемнеет, а еще станет холоднее. Но Маргарита все равно ошибалась: осень — это время чудес. И пусть путь к некоторым из них извилист и страшен, но не пройти эти дороги будет еще более страшной ошибкой. Осень пройдет, зима поможет научиться новому, мир вокруг изменится, но вряд ли Генрих Анжуйский изменится вместе с ним. Что до весны… Маргарита зря ждет, что ее брат допустит ошибку и не сможет быть достойным тех высот, на которые закинула его судьба. И весной, которую так любит Маргарита, Генрих станет тем, кем мечтал в далеком детстве, когда они с сестрой вместе смотрели на опадающие золотые листья и не знали, что однажды навсегда станут врагами.