Одна (джен)

Вальбурга никогда не призналась бы в этом даже себе самой, но эти стены давили на нее, пригибали к земле, высасывали изнутри. С каждым прожитым в одиночестве днем она высыхала все больше и напоминала уже не ту статную леди из высшего света, какой была когда-то, а мерзкую, уродливую старуху.

Вальбурга видела, как презрительно морщатся Сигнус и Друэлла во время редких семейных приемов… От ее глаз не укрывалось, с каким испугом пополам с отвращением смотрела Нарцисса, посещая тетушку, и не укрывалось мягкое сожаление во взгляде Альфарда. Именно за него, а вовсе не за помощь сбежавшим от них с Орионом мальчишкам, она ненавидела старшего брата больше всего… Один только Кикимер по-прежнему смотрел на свою госпожу с обожанием, но до какого же отчаяния она должна была дойти, чтобы вообще это заметить?

Год назад умер Орион, и давно тлевшая пустота внутри разрослась адским пламенем. Вальбурга никогда не любила мужа, а он не любил ее, все годы своего брака они едва-едва выносили друг друга, однако остаться одной… остаться одной оказалось гораздо хуже. Потому что тишину в родовом особняке заполнили голоса.

"Мама, мама!" — отчаянный зов, на который она никогда не находила нужным ответить. Сыновья должны были с малых лет учиться справляться со всеми нуждами самостоятельно. "Сириус, помоги!", "Рег, давай ко мне!", "Дорогая, не изволишь ли посмотреть, как там наш младший? — Нет, дорогой, с этим прекрасно справится и Кикимер..." — дом полнился эхом прошедших лет. Топот бегущих ног, смех сыновей, раздающийся то в одном углу, то в другом, стали слишком обыденным явлением.

“Мерзкие неблагодарные отродья, презренные предатели крови…” — она заклеймила их несмываемым позором, выжгла с семейного гобелена и из собственного, давно зачерствевшего сердца. Уже много лет никто не смел при ней произнести их имен. Вальбурга и сама их не произносила. Не единожды гордо заявляла, что у нее нет детей. Но на поверку все это оказалось тщетно.

Где бы она ни находилась, что бы ни делала, они преследовали ее по пятам. В попытке отгородиться от обступавшего ее все плотнее безумия Вальбурга практически забаррикадировалась в своих покоях, но затворничество не могло помешать ей слышать. И вслушиваться...

А потом появились они... тени... Они рождались из сумрачных углов, подбирались все ближе и ближе: грязнокровки, маглы, предатели крови — все те, кого она всю жизнь презирала и ненавидела, заполонили особняк.

Но они не смогли вытеснить ее из него. Из ее собственного, теперь только ее дома.

Да, Вальбурга и сама теперь была лишь тенью, жалкой тенью той, кем была раньше, однако став тенью, она тотчас же обратилась в беспощадный дух мщения, что не знал покоя.

Тени не смогли устоять пред ее натиском. Они вынуждены были отступить и одна за другой исчезли. Однако Вальбурга знала, что успокаиваться рано. Тени были всего лишь гонцами, предвестниками. Главная битва ждала ее впереди.

Хозяин Теней... Тот, кто поглощает души и духов. Тот, чье безжалостное око невозможно обмануть или провести. Никто не поможет ей, печать его чувствовалась на доме. Ни один человек более не сумеет переступить за его порог. Он придет за ней, и лишь поборов его, она сумеет спастись. Но никто ещё не мог победить Хозяина... Ей нужно быть готовой. И ждать. Всегда, в любую минуту или секунду ждать его прихода.

А пока она ждёт, Вальбурга сделает всё, чтобы нарастить свои силы. Ведь она не сдастся. Ни за что на свете не сдастся на волю Хозяина.

Под ее руководством Кикимер укрепил дом к обороне, под ее руководством разогнал всех маглов и грязнокровок, что могли встать под его знамёна, собрал под ее всех предков.

Никто в целом свете теперь не мог бы сказать, что Вальбурга не подготовилась к приходу своего противника. Но все же она чувствовала, что чего-то не хватало.

Ответ пришел сам собой — чтобы воевать с бесплотным духом нужно расстаться с собственной телесной оболочкой.

Промедление было недопустимо. Она известила Кикимера о питаемых намерениях и отдала соответствующие распоряжения, кои тот стеная и стоная, проливая горькие слезы принялся выполнять.

И вот уже последние приготовления завершились: Вальбурга в лучшем своем наряде стояла в парадной гостиной посреди разложенных кругом поленьев, Кикимер с огнивом в дрожжащих сморщенных руках склонился над ними, готовясь выжечь роковую искру сразу, как будет отдан приказ, когда этажом ниже вдруг громко, раскатисто хлопнула дверь.

— Эй, мама, мы дома! — беспечным вихрем разнеслось по дому громогласное приветствие.

Вальбурга величественно и спокойно шагнула прочь из так и не разгоревшегося круга.

Ее так просто не провести. Конечно, это не он. И не они. Но даже если там внизу всего лишь голоса или ещё одна-две жалкие тени, она не уйдет на битву, пока вновь не изгонит их.