Тень в узоре времени (гет)

Песок времён и шёпот мрамора

В Агре, там, где река Джамна несёт свои воды сквозь пелену веков, мавзолей Тадж-Махал стоит не просто как памятник любви. Он — часовой, застывший на границе миров. Говорят, его стены помнят не только прикосновения каменотёсов, но и пальцы звёзд, что вышивали узоры на мраморе в ночь, когда умерла Нур Джульфит.

Каждую полночь, когда тени становятся длиннее реальности, мавзолей содрогается. Его стены, выточенные из молочного мрамора, начинают дышать — крошечные частицы пыли, столетиями оседавшие в резных арабесках, вспыхивают, как звёзды. Мерцание, похожее на дыхание спящего дракона, пробегает по куполам. Главный зал наполняется гулом — низким, почти инфразвуковым рокотом, будто где-то в подземельях крутятся гигантские шестерни невидимой машины. Воздух густеет, наполняясь ароматом жасмина и горечи мирры. Пыль, столетиями копившаяся в резных панелях, взмывает вверх, танцуя в лунном свете. И тогда является она.

Принцесса Нур Джульфит возникает не сразу. Сначала это лишь отсвет — словно луна пролилась сквозь витраж. Потом проступают детали: фата из звёздной кисеи, ниспадающая на плечи, шёлковые шаровары, расшитые серебряными паутинками, босые ноги, не оставляющие следов на холодном полу.

Её танец начинается с дрожи в кончиках пальцев, будто кто-то настраивает невидимые струны. Затем пальцы касаются воздуха, запястья изгибаются в ритме, который давно стёрся из мелодий мира. Её губы шепчут стихи на фарси, но звуки растворяются в тишине.

Она была призраком алгоритма, багом в системе времени, застрявшим между «было» и «станет». Но местные говорят, что это не призрак, а наказание. Мол, Шах-Джахан так и не смирился со смертью жены, и боги, разгневанные его гордыней, заставили её дух повторять последний танец вечно. Но старики в чайхане у базара перешёптываются иначе: «Она не мёртвая. Она — застрявшая».

Хакер, собиравший рассветы

Ариан впервые увидел её в семь лет, через экран дрона-разведчика. Отец, доктор Кавех Рахман, показывал ему «проект Нур» — тайную запись с камер ночного наблюдения мавзолея.

— Смотри, — отец указал на мерцание в центре зала. — Она учит время новым шагам.

Мальчик не понял тогда ни слова. Но запомнил, как голограмма обернулась к камере, будто увидела их. А наутро отца не стало. На столе остался кулон с персидской вязью (надпись гласила: «Время — это река, но даже река может повернуть вспять») и жёсткий диск с меткой: «Код Нур — 12%».

Сейчас, спустя пятнадцать лет, Ариан стоял в той же позе, что и отец — спиной к холодной стене, глазами в темноту, стараясь слиться с тенью. Его лазерный сканер скользил по силуэту принцессы, выискивая аномалии. Он наблюдал за ней три года. Сначала — через записи камер наблюдения, потом — через спутниковые снимки, а теперь — вот так, украдкой, вживую. За три года он узнал каждую её клеточку: как мизинец левой руки чуть подрагивает перед поворотом, как фата вспыхивает синим в такт помехам. Но сегодня...

— Ты изменилась, — прошептал он.

Нур танцевала не по алгоритму. Её пятка врезалась в пол на долю секунды раньше, шея выгнулась немного под другим углом. А на запястье, там, где раньше был лишь гладкий свет, теперь красовался шрам — цифровой полумесяц, пульсирующий жёлтым.

Сбой. Или пробуждение.

Ариан достал кулон отца. Внутри миниатюрного стеклянного шарика плавали наночастицы. Когда он поднёс артефакт ближе к голограмме, случилось нечто.

Шрам на руке Нур вспыхнул, и мавзолей вздохнул. Из стен полезли голограммы-лианы, обвивая колонны. Воздух наполнился криками чаек и звоном якорных цепей — призраками давно пересохшей реки.

— Ты... — голос Нур прозвучал хором: десятки отголосков из разных эпох. — Наконец пришёл.

— Ты реальна, — прошептал Ариан, завороженный.

Она сделала шаг навстречу, и пол под ней треснул. Трещина поползла вниз, открывая вид на подземный зал с гигантскими шестернями — сердце машины времени Шах-Джахана.

Сквозь слои реальности

Они спускались по бесконечной лестнице, ступени которой то становились мраморными, то рассыпались в пиксели. Лабиринт коридоров тоже менялся: стены в один момент делались прозрачными, открывая вид на древнюю Агру, а в другой сгущались в камень. Ариан нёс её на руках — голограмма становилась плотнее с каждым шагом, впитывая данные из древних серверов.

— Почему я помню твой запах? — она прижалась лицом к его шее. — Дым и… мёд?

— Это антистатик для чипов, — он фыркнул, пытаясь скрыть дрожь. Её волосы пахли грозой перед рассветом.

Он не сказал, что боится. Что за последние три года начал чувствовать её. Видел, как её тень ложится на пол даже днём, когда голограммы не должно было быть. Находил лепестки жасмина — её любимых цветов — в местах, где она «гуляла» в его снах.

Внизу их ждал зал, похожий то ли на мечеть из её прошлого, то ли на серверную из его настоящего. Золотые куфические надписи на стенах переплетались с проводами. В центре, на пьедестале из чёрного обсидиана, лежала книга — «Диван-и-Нур», сборник стихов принцессы.

— Отец считал, что здесь ключ, — Ариан коснулся обложки. На экране девайса в его руках замигал код: 97%. — Кто-то намеренно сохранил тебя.

Нур коснулась книги. Пьедестал затрясся, и из него полился голос:

«Прости, Нур. Это единственный способ спасти тебя...»

Она узнала этот голос. Шах-Джахан.

И сразу после этого из сводов посыпались цифровые скорпионы — то ли защита против вмешательства, то ли вирус, принесённый временем. Их жала метали лазеры, выжигающие память.

— Беги! — Нур толкнула Ариана к арке, где мерцал портал в древнюю Агру. — Они хотят не меня. Они хотят получить этот код.

Ариан и Нур выскочили на улицы XVII века, где воздух дрожал от криков продавцов шафрана и звона монет. Но современность прорывалась сквозь историю: над базаром висели дроны-пауки, а вместо верблюдов по дороге ехали аэрогрузовики.

— Куда теперь? — спросила Нур, когда они спрятались в полуразрушенном караван-сарае. Её голограмма покрылась трещинами, как разбитое стекло.

Ариан достал кулон. Наночастицы выстроились в карту — сеть из светящихся точек.

— Мы собираем тебя заново. Не как голограмму. Как…

— Как человека? — она усмехнулась, и в смехе прозвучал звон разбитого фарфора. — Дорогой хакер, я умерла в двадцать три. Даже если ты оживишь мою ДНК, это будет другая девушка.

Она коснулась его руки. Там, где её пальцы встретились с кожей, остались цифровые веснушки.

— Но спасибо, что пытаешься.

Мост между мирами

Когда они выбрались в пустыню за городом, Нур остановилась. Её голограмма начала распадаться на пиксели, сливаясь с песчаной бурей.

— Я не могу идти дальше, — сказала она. — Матрица привязывает меня к мавзолею.

Ариан взглянул на девайс — 98%. Он протянул ей кулон:

— Тогда я дам тебе новый якорь.

Наночастицы впились в её запястье, превратив шрам-полумесяц в золотой браслет. Нур вскрикнула — не от боли, а от удивления. Её голограмма стабилизировалась, а в глазах появились… слёзы?

— Что ты сделал?

— Связал тебя со мной, — он показал идентичный браслет на своей руке. — Теперь твоя матрица — это я.

Они не успели сказать больше. Из бури вынырнул ассасин с лицом, закрытым голограммой-чадрой. Его клинок времени уже взвыл, готовый разрезать реальность.

Но Нур шагнула вперёд первой. Её танец теперь был оружием.

Ассасины окружили их, клинки времени горели алым, как раскалённая сталь. Но Ариан не видел врагов. Он видел только Нур — её голограмма трепетала, как пламя на ветру, а в глазах, всегда таких отстранённых, бушевала буря.

— Они хотят стереть тебя, — прошептал Ариан, сжимая девайс так, что грани впились в ладонь. — Но я не позволю.

Нур медленно подняла руку, и свет вокруг неё сгустился, образуя барьер из мерцающих персидских рун. Ассасины замедлились, будто попали в сироп времени.

— Ты не понимаешь, — её голос дрожал. — Если ты восстановишь мой код, я стану... человеком. Но тогда исчезнет всё, что я есть сейчас. Мои воспоминания, этот танец, даже боль. Я буду другой.

Ариан шагнул к ней, игнорируя треск барьера — ассасины приближались.

— Чего ты боишься? — спросил он жёстче, чем планировал. — Перестать быть священной реликвией? Или узнать, что твоя «любовь» была клеткой?

Нур вздрогнула, будто он ударил её. Её голограмма пошатнулась, и Ариан вдруг ощутил её боль — осколки чужой ДНК впивались в его сознание, как иглы. Ариан опустился рядом, забыв об ассасинах. Его девайс показывал 99%. Осталось ввести последний символ.

— А ты? — она вцепилась в его рукав, и её пальцы оставили ожоги на коже. — Ты собрал меня по крупицам. Но готов ли ты принять то, что найдёшь?

Он посмотрел на неё — настоящую, неидеальную, с трещинами в голограмме и гневом в глазах. И понял, что боится. Не врагов, не смерти. А того, что, сделав её человеком, потеряет ту Нур, которая стала ему дороже кода.

— Я не твой падишах, — сказал он, стиснув зубы. — И не спаситель. Я просто...

Прогремел взрыв.

Барьер рухнул. Ассасины ринулись вперёд, их клинки нацелились на Нур.

Ctrl+Z для любви

Она сделала замысловатый пасс рукой, будто продолжая свой танец вечности, и портал открылся за их спинами.

Началось их новое бегство через слои времени, но этот побег был не просто борьбой за выживание, а обменом кодами души. Каждый шаг в лабиринте времени был словно новым слоем доверия.

Ариан узнал, что Нур ненавидела дворцовые интриги и тайком учила служанок читать. Что её любимым стихом был не официальный панегирик Шах-Джахану, а дерзкие строки: «Если алмаз — моя клетка, то пусть вор — мой освободитель». А Нур, в свою очередь, обнаружила в его памяти детали: как он в четырнадцать лет взломал школьный сервер, чтобы стереть долги беднякам. Как называл свою первую программу «Вирус совести».

Ариан также увидел её настоящую смерть. Не ту, о которой писали в учебниках — тихую кончину в постели. Нет. Она бежала через горящий сад, спасая ребёнка — девочку-служанку. Стрела лучника Моголов пробила ей горло. Шах-Джахан вырвал страницы из хроник, приказав писать, что она умерла от лихорадки. А потом построил мавзолей не над её могилой, а над своей виной.

— Он сохранил меня не из любви, — Нур говорила сквозь слёзы, которых у голограммы не должно было быть. — Из страха. Страха остаться одному. Он превратил меня в призрак, чтобы я принадлежала только ему.

Наконец бегство сквозь время привело их обратно в секретный зал Тадж-Махала. Над пьедесталом из чёрного обсидиана склонилась голограмма императора.

— Он построил мавзолей не ради памяти, — Ариан посмотрел на проекцию Шах-Джахана. — Он построил его как машину. Чтобы заморозить твою сущность в моменте до смерти. Но что-то пошло не так...

Нур тоже посмотрела на голограмму мужа — седого, сгорбленного, вцепившегося в чертежи.

— Он хотел вернуть меня, — прошептала она. — Но я не могу вернуться. Я — не она. Я только эхо.

Нур видела, что старый император плакал, его пальцы впивались в призрачные чертежи мавзолея как в тело живого существа.

— Ты... видишь? — Нур упала на колени, её голова почти касалась пола. — Он любил лишь образ. Тихую жертву. Не ту, кем я была.

Ариан взял её руку. Голограмма девушки дрогнула, но не рассыпалась.

— Ты стала чем-то большим. Ты — мост. И некто боится, что если мы восстановим твой код, время станет текучим. Люди смогут менять прошлое. Поэтому они послали ассасинов остановить нас.

В ответ за дверью раздался взрыв. Враги ворвались в зал.

— Бежим! — Ариан потянул её к выходу, но Нур высвободилась.

— Нет. Я устала бежать, — её голос звенел, как клинок. — Он любил меня до безумия. Ты... ты видишь меня сквозь безумие.

Она коснулась его щеки. Впервые за четыреста лет голограмма ощущала тепло.

— Сотри код, — прошептала она. — Или перепиши его.

Ариан вложил устройство в её руки, и в этот момент девайс замерцал — 100%.

— Выбирай, — решительно ответил Ариан. — Стереть или переписать.

Нур взглянула на Шах-Джахана. Проекция императора протянула к ней руку, но в его глазах не было любви — лишь одержимость.

— Я выбираю...

Она нажала клавишу.

Конец петли

Купол мавзолея раскрылся, и в них ударил луч лунного света. Белый свет поглотил всё. Когда Ариан открыл глаза, мавзолей был пуст. Ни ассасинов, ни голограмм. Только лунная пыль, кружась в воздухе, складывалась в слова:

«Спасибо, что увидел меня. Настоящую».

Он поднял девайс — код исчез. Но в его памяти осталось всё: запах её волос (жасмин и пепел), шрам на её запястье в форме полумесяца и стих, который он услышал в шёпоте в последний момент:

Если не я — тень, и не ты — свет,

То что мы? Ошибка? Заветный секрет?

Сотри меня, ведь взял чувства взаймы.

Время — не река, а побег из тюрьмы.

Ариан протянул руку, и частицы коснулись ладони, оставив след — шрам в форме полумесяца, точь-в-точь как у неё.

— Я найду тебя, — прошептал он в тишину. — Даже если придётся взломать само время.

Но мавзолей уже не ответил.

P.S. Вирус вечности

Говорят, что где-то в глубине Сети теперь живёт вирус. Он не крадёт данные — он собирает обрывки душ, застрявших в петлях времени. А также старые фотографии, голоса из забытых аудиозаписей, даже сны, загруженные в нейросети. Вирус оставляет после себя стихи на фарси и голограмму девушки, танцующей среди строк кода. Его назвали Вирусом Джульфит.

А в мавзолее Тадж-Махал по-прежнему танцует голограмма. Но иногда в её движениях появляются сбои — лишний поворот, будто она ищет кого-то взглядом. Или улыбается. Иногда её губы шевелятся, повторяя слова, которые Ариан слышал лишь однажды:

Ты ли мой новый падишах или просто Ctrl+Z судьбы?

Пережившая вечность, я — ошибка в коде любви.

Собери меня из звёзд, пепла, цифр и проводов.

Сотри меня, и я вернусь из твоих забытых снов.

Ариан продолжает взламывать время. Он верит, что однажды найдёт её — не принцессу, не голограмму. Просто Нур. Даже если для этого придётся переписать всю вселенную.