Инжекция (джен)

— Сто пятьдесят… сто сорок, превышение ноль ноль шесть… сто тридцать, плюс ноль шестнадцать… сто двадцать, плюс ноль тридцать один…

Игнаас диктовал цифры, как будто я сам не видел их на экране. Таков порядок. Наверное, в этом имелся смысл…

Пусть в его словах не было укора, он говорил о превышении скорости над расчётной кривой торможения просто как о свершившемся факте, но всё равно это действовало на нервы.

И даже о столкновении он сказал бы просто как о свершившемся факте. Глупые мысли…

Вообще Игнаас был хорошим напарником. Лучшим из тех, что у меня были. Он обладал двумя несомненно наиважнейшими качествами: делал то, что ему положено было делать, и не лез туда, чего не должен был касаться. И прикажи я ему заткнуться, он непременно бы замолчал. Однако приходилось терпеть, поскольку оснований для такого приказа у меня не имелось.

Так мы и жили: выполняя многотомные руководства до последней точки и нарушая запреты, написанные огромными красными буквами — когда на то имелись причины.

К тому же его имя приводило меня в восторг, напоминая о зажигании. Зажигание — самое важное в нашем деле. Если не внутри корабля, как у тех идиотов…

Опять. Сотни часов, заполненные полубессмысленной рутиной, расслабляли мозг, и даже сейчас, в самый важный момент, фоном плыла какая-то чепуха.

Немного не доходя до пятидесяти метров предпоследнего отрезка, я включил маневровый двигатель со стороны шлюза. Торможение одним рывком давало экономию в несколько грамм топлива и немного более — окислителя. А всё, что мы не истратили сегодня, может пригодиться завтра. Главный закон космоса в моём понимании.

— …пятьдесят, плюс два двадцать восемь… тридцать, плюс один двадцать пять… — длинные цифры он теперь проговаривал скороговоркой, — двадцать, плюс ноль пятьдесят девять, десять плюс… стоим. Девять девяносто шесть, скорость сближения — ноль.

— Вижу, стоим. — Я помедлил секунду. — Скорректирую немного.

Короткое нажатие рычажка подачи азота и почти сразу же — обратно. Перекрестие визира застыло ровно на горизонтальной отметке. По другой оси положение уже было более чем приличным.

— Замок в перекрестии. Стыкуемся.

Последний пуск маневрового двигателя. Обычно так старались не говорить, но мне не было дела до предрассудков. Скорость до стыковочной.

— Три, два, один…

Штырь заскрежетал по стыковочному узлу и щёлкнул замок.

— Есть касание, замок сработал.

— Вижу, замок сработал.

— «Зефирки», с удачной стыковкой! — раздалось в динамике.

Я крутанул в воздухе пальцем и постучал по уху, а сам, отстегнувшись, оттолкнулся от кресла.

— Спасибо, «Сухарики»! Ждите в гости! — ответил Игнаас. Ему действительно нравилась эта чепуха.

Закрепившись за скобу, я отвернул маховичок замка шлюза… Они всë ещё болтали. Открыв люк, выразительно обернулся.

— Секундочка, «Сухарики»! — Напарник уставился на меня.

— Игнаас, до моего возвращения остаёшься за главного.

Моё возвращение и не планировалось, но таков порядок.

— Понял, командир. Действуем согласно установленного плана.

ЦУП не хотел утверждать план, но в любом случае я здесь главный.

— Всё верно.

Титановый чемоданчик вперёд, и я следом. Коричневый вентиль, белые буквы. Шипение в трубке. Давление до десяти килопаскаль. Три минуты для термодинамической стабилизации. Красная секундная точка бежала по окружности часов на левой руке. Вся наша жизнь — сплошное ожидание…

— Пётр, что там, без утечек? — раздался голос возле подошв.

— Не обзавёлся пока спектрометрическим зрением, — буркнул я.

— Без крупных?

— Крупных не наблюдаю.

Внешних повреждений у них не ожидалось, но неприятности не появляются по одиночке. Или одиночные неприятности за неприятности и не считаются.

Время истекло, я нажал кнопку дифференциального режима на манометре. Ноль. Ещё пять минут ожидания.

Секундная точка бежала по часам. В моей голове — схема ионного двигателя. Инжекция, фокусировка, разгон. Кожух с магнитной системой. Шесть болтов, конические упоры. Высоковольтный трансформатор, выпрямительные столбы. Подача рабочего тела. Гермопереход силовых цепей, гермопереход цепей управления. Бегущие внутри корпуса кабели. Ячейки управления. Выходные цепи и процессоры. Инструменты для каждого этапа. Последний шанс что-то дополнить.

Время истекло. На манометре светилась единица в последнем разряде.

Секунда пробирающего до костей страха. Если бы нас не выдернули возвращающихся с Ганимеда. Если бы мы имели полные запасы. Если бы я сам собирал комплект запчастей! Мысли метались внутри чемодана. Чего там может не хватить? Да всего! Нового космического корабля!

Неужели нельзя было послать кого-то с Земли? Для Земли Марс почти как подмосковная дача… Но я понимал, что нет. Всё рассчитано на годы вперёд. Марс в своём движении отставал от Земли и при этом лежал вблизи нашего маршрута. Мы должны были сманеврировать в его гравитационном поле, но пришлось полностью тормозить.

Единичка на манометре: утечек нет и давление слегка выросло благодаря продолжающемуся нагреву. Надо идти… Пришлось бы в любом случае. Пусть затыкать щели тряпками и идти. Если только удалось бы открыть люк. Иначе — перетаскивать неудачников по одному, стравливая каждый раз воздух из шлюза. Это было бы совсем кисло.

— Утечки отсутствуют, выравниваю давление.

Полоборота маховичка уравнителя. Шипение — самый мерзкий в космосе звук. Снова дифференциальный режим. Нули.

— Всё в порядке, закрывай.

Свет слегка померк, щёлкнул замок под ногами.

— Шлюзовой люк закрыт и заблокирован.

— Междверное пространство заполнено, утечки отсутствуют. — Я проговорил формулу в интерком и попробовал удержать общий тон: — Открывайте, сухарики!

Мир наполнен жизнерадостными идиотами. Когда ты израсходуешь последний грамм кислорода, компьютер наверняка нарисует тебе грустный смайлик.

Мысль пробежала, пока я разблокировал и открывал выходной люк. Шипение с той стороны. Я сглотнул, чтобы разгрузить барабанные перепонки. Через секунду открылся следующий люк, и улыбающаяся бородатая рожа радостно замахала мне рукой. Историческая встреча. Руки в замок, похлопывание по плечу. Затем его за ноги вытащили из шлюза. Толкая перед собой чемодан, я проплыл последние метры.

Густой запах горелого пластика на той стороне. Им два раза пришлось менять атмосферу, чтобы не отравиться.

Обязательные обнимашки.

Они наверняка понимали, что мы не вытащим всех троих, но их улыбки погаснут, когда я объявлю, кто останется.

— Дитер, — представился открывший люк бородач. Самый тяжёлый здесь, семьдесят два килограмма. Доктор наук, астрофизик.

— Алён, — с непривычным акцентом сказал второй, щуплый кудрявый мужичок. Преподавал в Сорбонне, затем окончил курсы в Звёздном городке. На килограмм легче меня. Но тоже не имел шансов остаться.

— Кэсси! — Она как-то по-особенному, демонстративно подала руку и крепко пожала мою ладонь. Пилот, врач и прочая и прочая.

— Пëтр, — представился я. — Можете называть меня Питером, если это сложно произнести.

— Мы уважаем ваше право на личное имя, Пьëтр, — ответила женщина.

Я улыбнулся. Они наверняка примут это за доброжелательность. И я не буду выглядеть слишком букой.

— Итак, план такой, — сказал я как можно бодрее. — Двое из вас переходят на «Зефир» и отчаливают. Мы с оставшимся запускаем двигатель и летим следом.

Тишина. Это они ещё не услышали самого худшего.

— По-моему, вы недооцениваете размер проблемы, — через несколько секунд ответила Кэсси. Она здесь была главной. До моего прибытия.

И не таких запускали. Но бахвалиться я не стал.

— Это единственный вариант. Четверых мы не вывезем.

— Но на двоих здесь не хватит кислорода.

— Я знаю. Поэтому не ждём помощи, а ремонтируемся и улетаем.

Ещё секунда тишины.

— Я могу остаться, — поспешил вклиниться бородач. — У меня есть навыки…

Наивный идиот. Никогда не хватал отравление углекислым газом. Когда хочется разбить к чёрту иллюминатор, расцарапать себе горло, лишь бы вдохнуть чистого воздуха.

Я остановил его движением руки.

— Если заработает только один двигатель… — Я замолчал на секунду, обводя их взглядом. — Останется самый лëгкий.

— На одном мы не сможем затормозить, — поспешно ответила Кэсси.

— Ничего, что это предусмотрено проектом?

— Не в нашем случае!

— Всë рассчитано. Перейдём на сильно вытянутую эллиптическую орбиту…

— Настолько вытянутую, что почти параболу? Эксцентриситет за десятку?

Очень сильно за десятку, дорогуша.

— Если нормально сработаем, то сможем зацепиться.

Она, не отрываясь, смотрела на меня.

— Но если заработают оба, — принялся рассуждать француз, — тогда не нужно будет экономить вес…

— Тогда вообще без проблем. Неважно, кто останется.

О варианте, когда не заработает ни один, вслух никто не сказал.

— Собирайте всë по максимуму и вперëд.

Двое мужчин разлетелись по разным углам кабины, а Кэсси всë ещё смотрела на меня.

— Расстыковка… когда… оценишь состояние?

— Нет смысла держать их здесь. Даже пробный запуск мы не сможем сделать в паре. — Я собрался закончить на этом, но всë же добавил: — У меня хорошая подготовка. И большой опыт.

Она кивнула, отвела взгляд и, толкнувшись об стенку, отлетела. Стала помогать паковать вещи. Два ящика с провизией перекинули через шлюз, две сумки с вещами и кое-что по мелочи, «Зефир» тоже нельзя было перегружать.

Затем все столпились у шлюза. Неловкие обнимашки, пожелания удачи. На нас смотрели с сожалением, но тщательно тянули улыбки на кислых лицах.

— Может быть, всë же я? — предложил маленький француз. — Десять килограммов мы ещë сгрузим.

Причина состояла не только в массе. Они были более ценны по сравнению с обычным пилотом. И не все подходили для его замены.

— Не получится, всë утверждено.

— Что же, увидимся! Пока, пока!

Он помахал рукой, развернулся и залетел в шлюз. Бородач последовал за ним, ногами вперëд, чтобы закрыть за собой люк.

— Скоро встретимся! Я угощаю! — Он коротко махнул рукой и заскользил, удаляясь от нас.

Кэсси висела рядом со мной и махала в ответ, придерживаясь за скобу на стене. Я влетел за бородачом, чтобы закрыть свою створку. Два люка разделило нас. Можно было облегчённо вздохнуть. Самая неприятная часть осталась позади. Мысли занимал предстоящий ремонт. Затянув замок внешнего люка, я вылетел обратно.

— Пьётр, нам нужно поговорить.

— Да?

— Я не могу оставаться. Я жду ребёнка.

Это было неожиданнее, чем взрыв кислородного баллона.

— Сколько у детей взлётный вес? — пробормотал я. — Три или четыре килограмма? Ты всё равно самая лёгкая.

— Я не могу остаться здесь и рисковать с ребёнком!

Мозги заработали до перегрева. Заменить на Алена? Нет, нет, нет! Он ничем не сможет помочь. Он биохимик, он разработал хитрый способ поиска органических микрочастиц.

— Починить можно что угодно. Мы сделаем.

Из-за разбегающихся мыслей это прозвучало не совсем уверенно.

— Оеннен мог бы меня заменить. Мы найдём ещё несколько килограммов.

Это было бы хорошим вариантом. Игнаас был самым лучшим напарником. Но…

— Ты не обкатана на «Зефире».

Такой вариант изначально был отброшен. Даже если наплевать на ЦУП, я не мог так рисковать. Три жизни, на старом корабле, первенце проекта «Южный ветер». На остатках топлива… На крайний случай подошёл бы Дитер, но по сравнению с Кэсси он действительно был слишком тяжёлым.

— Там минимум различий, я справлюсь!

— Значит, справишься и здесь тоже! Это твой корабль, это твои проблемы! Не надо перекладывать их на других! — Звучало это отвратительно, я почти возненавидел себя, но… было правдой.

— Но ребёнок не виноват!

— Так, какой срок? Ты же не собираешься рожать здесь?

— Нет. По крайней мере, регенераторные патроны закончатся раньше.

— Отлично. Тогда будем работать.

— Нет! — Она выглядела готовой кинуться на меня.

Я почти пожалел о своём решении. Но лучшего не было. Я тоже хотел жить. И хотел, чтобы все остальные выжили.

— Дыши спокойно. Экономь кислород.

Я подлетел к пульту и натянул гарнитуру.

— «Зефир», как ваши дела? Готовы к расстыковке?

— Ещё есть время до начала разгона.

— У нас много работы, — сказал я ледяным тоном.

— Выходной люк закрыт и заблокирован. «Зефир» к расстыковке готов.

— Выходной люк закрыт и заблокирован. «Суховей» к расстыковке готов. Отпускаю захват.

Вибрация и лёгкий скрежет. Простое действие стоимостью в миллионы рублей. Таков порядок цен на сожжённое при манёврах топливо.

— Есть, расходимся.

— Вижу, расходимся.

На экране они медленно удалялись.

— Удачи, «Суховеи»!

— Удачи, «Зефирки». Конец связи.

— Конец связи.

Кэсси тяжело дышала, глядя на монитор, но в остальном держалась молодцом. В глубине души я уже опасался истерики.

— А теперь посмотрим на проблему визуально.

Визуально всё выглядело довольно кисло. Обугленные кабели, торчащие жилы. Почти привычный запах стал намного сильнее, когда мы вскрыли обшивку.

— Кабель управления вторым двигателем проложен здесь, — рассказывала Кэсси. — Для первого — идёт по другому кабельному каналу. Тест цепей управления для него проходит, но все равно нет запуска.

— Что конкретно ещё здесь сгорело?

— Вентиляция и кондиционирование. Еë мы включили по резервной схеме. Остальное — к блоку научной аппаратуры.

Я кивнул. Ничего нового, но лучше узнать на месте, а не играть в сломанный телефон.

— Значит, силовой. Он общий.

— Он тоже идёт отдельно. И мы проверили, он целый.

Если бы мне платили по сто рублей за каждую такую проверку… Открыв свой чемоданчик, я стал рассовывать приборы и инструменты по многочисленным кармашкам.

Цепь начиналась с аккумуляторных батарей и первичного преобразователя. Открывая лючки, снимая панели, я прощупывал сантиметр за сантиметром до внешнего гермоперехода. Затем, наполовину торча из шкафа с кабелями, отцепил разъëм гермоперехода и подключил к нему тестер. Длина кабеля по отражëнному сигналу показывалась верная.

Можно было ограничиться этим, не прощупывать кабель по всей длине, но лучше убедиться, что проблемы действительно нет, а не только не было в момент прозвонки.

— Кэсси, подключи разъём с той стороны и подай напряжение.

— Хорошо, — раздался голос у моих ног и через минуту — дальше в кабине: — Подключила. Включаю преобразователь.

— Напряжение в норме, — вздохнул я.

— Мы проверяли.

— Да, я в курсе. Выключай.

Проблема могла быть и снаружи, но точно не по причине пожара.

Взъерошенный, я выполз из шкафа.

— Тогда… Начнëм с явно неисправного. Пока закрой здесь лишнее, ладно?

— Может быть, проверить инжекцию? Мы не нашли проблему, но, видимо, она есть.

— Ну… Оба двигателя лучше одного, верно? И если мы запустим только один, его, возможно, придётся отключать на время ремонта второго. А ты знаешь, какие у них проблемы с перезапусками. Часовая выдержка и всё такое.

— Давай оторвёмся на одном, а по дороге посмотрим этот.

— Время позволяет. Пока ничего критичного. Даже если запустим один, то успеваем с запасом.

— Сколько это займёт?

— Часа три, не больше.

— Всего лишь? Я думала… Там выглядит достаточно плохо…

— Самое очевидное делается проще всего.

«Синий с белым» — гласил справочник. Каждый кабель имел уникальный цвет, и никакой разъём не подходил к любому другому, не являющемуся с ним совместимым.

Бокорезами перекусив жилы в удобном месте, я засунул руку вглубь закопчёного кабельного канала и на ощупь обрезал хомуты. Вытащив обрывок кабеля через соседний лючок, приступил к разделке: снял часть внешней изоляции, обрезал провода там, куда не добрался огонь, каждый на сантиметр короче предыдущего, зачистил концы.

— У тебя есть чем наращивать? — спросила Кэсси.

— Найдём. Нам же не нужен телескоп?

— Эм… Вообще-то нужен. Но он не работает.

— Вот и обойдёмся. По крайней мере до конца этого полёта.

Со священным трепетом она наблюдала, как я срезаю с кабеля фишку.

Затем всё то же самое: лючки, обрезка хомутов, продёргивание хвоста всё дальше и дальше. До того места, где изоляция превратилась в уголь. В итоге изрядный кусок кабеля оказался у меня в руках.

Разделка одного конца аналогичным образом, но в обратном порядке, чтобы места пайки в любом случае не соприкоснулись, кусок термоусадочной трубки на каждый провод, скрутить жилы, нанести каплю раствора канифоли из гофрированной бутылочки с оттянутым носиком и на секунду прикоснуться паяльником. Приходилось сдувать дым, поскольку из-за отсутствия конвекции он оставался на месте. Цвета проводов внутри кабелей совпадали, так что не приходилось придумывать соответствие. Проверив каждую пайку на разрыв, я натянул термоусадку и слегка обдул горячим воздухом из специального фена, входящего в комплект паяльной станции. А закончив с этим, обмотал место ремонта обычной синей изолентой. В космосе она работала ничуть не хуже, чем на Земле.

Затем оставалось прокинуть второй конец по кабельному каналу и проделать ещё раз то же самое.

Я был слегка чумазым от гари и вполне довольным собой.

— Менее трёх часов, — сказал я с усмешкой. — Видишь, уложились!

— Отличная работа! — Она едва заметно улыбнулась.

— Сейчас проверим и возьмëмся за инжекцию.

Я перелетел к пульту и стал нажимать мизинцем, единственным оставшимся чистым пальцем, на экран.

Тесты, цепи управления, второй двигатель… С видом фокусника я нажал «запуск».

«Ошибка». И перечисление отсутствующих сигналов. Несколько секунд они сыпались один за другим.

Так накосячить с кабелем… было невозможно.

Я выбрал первый двигатель и снова нажал запуск теста.

«Ошибка фокусировки, фаза два». Всë.

— Она работала! — В голосе Кэсси явно слышались истеричные нотки.

Если бы мне платили по сто рублей за всë, что «работало».

— С чего начнëм? — спросил я, скорее, у самого себя.

— С первого. Всего одна ошибка.

— Зато «плавающая». А со вторым, надеюсь, «железная».

— Дело должно быть в кабеле.

— Нет, — я помотал головой, — там просто не в чем ошибиться!

— Давай прозвоним!

— Разъём с обратной стороны шкафа. Добираться до него — убьём кучу времени.

— Но нужно что-то делать!

— Сейчас… Сейчас начнём.

Нужно было продумать, начать с начала или с конца, чтобы расправиться с этим быстрее и не делать ничего лишнего. Если на гермопереходе сигналы есть, то проблема снаружи, и это очень плохо. Если нет, то идём обратно. Кабель условно считаем целым, за ним — разъём шкафа, разъём ячейки силовых ключей, сама ячейка и ячейка управления со своим разъёмом.

Сюда было добраться проще. Убедиться, что всё в порядке, и идти дальше.

— Проверим ячейку управления, — сказал я, поворачивая защëлки.

Дверца откинулась на шарнирах в условный верх и зафиксировалась так. Я достал удлинитель. Кэсси недовольно смотрела на меня.

Ячейка на двух болтах, первый — фиксирующий, второй — вытягивающий еë из разъëма. Затем вытащить по полозьям и подключить на удлинительный кабель. Пустую транзитную плату удлинителя — на еë место. Теперь к ячейке имелся доступ.

Тестер на коллектор выходного ключа… Да, надо запустить… Я мотнул отяжелевшей головой.

— Кэсси, включи, пожалуйста, тест.

— Не проходит!

— Да, я в курсе. Импульсов нет.

— В чëм может быть проблема?

— Что-то их садит.

Или… Какой из оставшихся выводов — база? Мысли ползли, как сквозь густой туман.

Я посмотрел на часы. Вечно забываю про время.

— У меня со всеми манëврами почти двадцать часов. Надо поспать. Завтра доделаем.

— Хорошо, я подежурю.

Она отлично держалась. Зря я начал выдумывать что-то.

Жутко хотелось жрать. И совершенно не хотелось разогревать чай.

Пластиковая упаковка хлеба, упаковка нарезанной на кусочки колбасы и бутылочка сока. Оторвать плëнку, щëлкнуть снизу и ловить вылетевший кусок ртом, чтобы не пачкать руки. Затем — порционный кусочек хлеба, осторожно, чтобы не летели крошки. Он плотный, но такое случалось. Приходилось ловить их, как воробей мух, чтобы не попали в трахеи до того, как засосëт в вентиляцию.

И глоток сока. Отвратительно на вкус, но очень не хотелось возиться с чаем.

Поев, я засунул мусор в герметичный пакет и протёр салфеткой руки.

Кэсси смотрела на меня. Наверное, это следовало сделать и перед едой… Да ладно, мелочи… А потом подумает, что так же накосячил и в проводах… Ничего, завтра заработает…

Я разложил полку и вытянулся над ней. Включил будильник на всякий случай и пристегнулся эластичной лямкой.

— Может быть, я пока займусь чем-то?

— Нет, вряд ли. Простое кончилось. Сделаем завтра.

— Успеем?

— У нас ещё сто двадцать часов до отрыва, если будем тащиться на одном двигателе.

— Сто семнадцать. И надо запустить хотя бы один!

— Я не могу разорваться! Сначала — самое простое. Первый — сложнее. Здесь неисправность хотя бы явно видна.

Она промолчала. А с меня слетел сон.

Надо спать. Спать. Я снова представил схему. Теперь я стыковал детали. Лабиринт из деталей. Соединял трубопроводами транзисторы. Что будет, если подать на базу гексахлоран? Нет, гексахлоран на коллектор, на базу — азот. Азот будет управлять инжекцией, он несжимаемый и сверхтекучий…

Запищал будильник. Обычно в нужное время я просыпался сам. Голова была тяжёлой. Долетев до умывальника, побрызгал в лицо водой. Сон. Что за бред… Какая-то мысль об азоте и гексахлоране промелькнула на краю сознания и исчезла.

— Смену принял. Давай поедим, да ложись.

— Если понадобится помощь…

— Пока нет необходимости в переработке.

Загудела миниатюрная микроволновка. Пюре из тюбика, котлеты на один укус. Вкусно и не из хрящей, как в супермаркете.

Убрав за собой мусор, я продолжил. Кэсси справилась с едой быстрее и теперь устраивалась на своëм месте.

Ячейка силовых ключей. Я предполагал, что она не совсем в порядке, если садит сигнал. Но тут… Гарь, копоть, обуглившиеся корпуса транзисторов, прогоревший в одном месте насквозь текстолит. Привыкший к постоянному запаху нос почувствовал новый ядовитый привкус.

— Что там?

— Хм-м… Достаточно плохо.

— Помочь?

— Нет. Сделаю. Просто много пайки.

— Есть чем заменить?

Она висела надо мной.

— Два есть. Остальные сниму с научного блока.

Я взялся откручивать крошечные крепëжные болты. Все снятое — в коробочку. Что оставил в воздухе, то потерял.

Затем отпаивал более мелкие выводы — эмиттеры и базы. Коллектором служил припаянный к плате корпус. На всякий случай прозвонил. Три из двенадцати оказались целыми. Два имелось. Необходимо было достать ещё семь.

Мощности паяльника не хватало, чтобы отковырнуть корпус. Будить Кэсси не хотелось. Я полез в научный блок.

Другие ячейки, другого формата. Транзисторы стояли на отдельном радиаторе, снять их оказалось проще, но… они были другими. На секунду я покрылся холодным потом. Я был абсолютно уверен. Всë, что могло быть взаимозаменяемым, обязано быть таким. Это главный принцип.

Спецификация говорила, что силовые ключи одинаковые в обоих блоках. Но это была спецификация на мой улетевший корабль. А здесь… Здесь разница была видна, не глядя на маркировку.

Лихорадочно я стал думать, где взять замену. Пусть даже с кондиционирования. Спецификация (если ей можно было всë ещё верить) показывала, что ничего похожего там нет.

Где ещё? Я вздохнул, почувствовав себя идиотом. Первый двигатель. Ячейки можно просто поменять местами.

Но включать шкаф наудачу после таких проблем было страшно. Я полез к гермопереходу кабеля управления. Он находился недалеко от силового. Поскольку выходная ячейка была вытащена, прозванивать можно было без проблем.

Попарная прозвонка жил каждой с каждой показывала отсутствие замыканий. Тест отражëнного сигнала…

— Как дела?

Я вздрогнул.

— Три минуты, и всё расскажу.

Тест показывал отсутствие обрывов. Минимальные выплески на месте разъёмов и паек, но для низкочастотного сигнала это не играло роли.

Попросить, чтобы вытянула меня за ноги из пучков кабелей? Взбурамошенный, я выбрался наружу.

— Ты рано. Ну, в общем, кабель в порядке, ячейку просто заменил. Сейчас проверим.

Тест, запуск… Те же ошибки.

Ячейку управления на удлинитель, тестер на базу выходного транзистора, запуск… Другой вывод… В отчаянии — третий. Чистая линия на экране.

Пронзила мысль: что с ключами?

Нервными движениями я открутил и вытащил ячейку. На вид — всë в порядке. Попробовал пальцами, понюхал — не нагрелась и не пахла. Если бы сгорела и вторая ячейка, это стало бы очень большой неприятностью.

— В чëм может быть проблема? — спросила висящая рядом Кэсси.

— Пока… Скоро узнаем.

— Может быть… ячейку управления тоже заменить?

— Та, скорее всего, с «плавающей» неисправностью. При отказе фокусировки мы лишимся двигателя, если защита не успеет сработать. А она видишь, как работает.

— Неисправность может быть в другом месте.

— Может, — сквозь зубы признал я.

— Что будем делать?

— Ремонтировать. Шаг за шагом.

Хотелось забежать вперёд, попробовать другую ячейку… Но это было нерационально.

Я зарылся в схемы. Снова запуск теста… Нули на пяти выводах микросхемы из нужных двенадцати.

— Контроллер дохлый. Выходной порт.

— Это… плохо? — Кэсси явно усилием воли пропустила слово «слишком».

— У меня есть такой. Ещё… чуть больше часа.

— Может быть, заменим ячейку? — В еë голосе всё больше прорезалась истерика.

— В этом нет смысла.

Я нацепил заземляющий браслет.

Восемьдесят ног, планарный монтаж. Всё просто. Касанием жала к каждой ноге сжечь лак. Поддеть иголкой. Нагреть и отогнать вверх. Один за другим, все выводы по кругу. Проверить и собрать «сопли» — протянувшийся за выводом припой.

Теперь микросхема держалась только на клею. Плату на ребро, отвëртку под брюхо, удар ладонью. Отскочив от платы, микросхема ударилась об пол и продолжила полëт по кабине.

— Лови! Лови!

Кэсси поймала микросхему и подала мне. Похоже, ей не понравилось, как я это сделал.

Отмыть место под установку спиртом…

— У нас через полчаса «окно».

— Рассчитывай параметры. Под один двигатель.

Можно было посидеть здесь ещё круг, но перед этой просьбой я сдался. Трудно отказывать раз за разом.

Теперь приложить новую микросхему, подогнуть ножки, проверить касания. Прижать, капли канифоли на угловые выводы, коснуться паяльником. Последняя проверка и припаять все остальные. Снова промывка спиртом.

Выглядело как с завода, разве что не покрыто лаком.

Паяльник в сторону, он будет остывать очень долго, программатор к разъëму из нескольких торчащих из платы штырьков. Выбрать прошивку…

«Введите полупостоянные параметры» — загорелась надпись на программаторе.

Константы для этой модификации. Они были разбросаны по нескольким страницам руководства — очень толстой бумажной книги, хранящейся на каждом корабле.

— Десять минут.

— Успеваем.

Проверка чистоты памяти, запись программы. Успешно.

Ячейку на место. Тест, двигатель два. Долгие несколько секунд. Успешно.

В глубине души загорелась надежда: оторваться на одном двигателе и не спеша разбираться в полёте с первым…

— Разгон и переход на параболическую траекторию. Направление — Земля, упреждение согласно расчётному времени, — чётко проговорил я. — Командуй.

Кэсси сидела за навигационным пультом, все параметры из-за неработающего научного модуля приходилось собирать и вводить вручную.

— Три минуты пятьдесят секунд до прогрева.

— Понял, три пятьдесят, — продублировал я. — Ожидаю.

— Ориентирую станцию.

Кэсси взялась за рычажки управления форсунками. Несколькими движениями она развернула корабль.

Снова в уме схема. Разъёмы закручены, ячейки закреплены, кабель в порядке, тест пройден. Никаких «красных лампочек» в голове.

— Внимание! — произнесла Кэсси.

— К запуску двигателя готов! — ответил я.

— Накал!

— Есть накал!

Ещё полминуты ожидания.

— Высокое!

— Есть высокое. Фокусировка в норме.

— Инжекция! — выкрикнула она с надрывом.

Я щёлкнул тумблером. Сердце замерло на долю секунды. Казалось, мозг работал быстрее, чем распространялась по кабелю электромагнитная волна.

Ничего… Я успел понять это прежде, чем вспыхнула красная лампочка на пульте.

— Нет зажигания, отключаю инжекцию. — Я отщёлкнул тумблер. — Снимаю высокое. Отключаю накал.

Кэсси посмотрела на меня. Капельки пота выступили на её лице, губы подрагивали.

Мозг всё ещё работал на бешеной скорости, фиксируя все нюансы.

Только что говорят в таких случаях, я не знал.

— Что плохо? — сказала она с акцентом.

Я был благодарен ей за то, что она заговорила первой. Иначе мы так бы и сидели, глядя друг другу в глаза.

— Проблема снаружи. Надо выходить и делать продувку.

— Нет! Давай отработаем всё внутри!

Я понимал её, выкидывать полтора куба воздуха за борт не хотелось, и выход не давал никаких гарантий, но что-то надо было делать.

— Первый двигатель вы пытались запустить трижды, после каждого витка…

— Нам надо было выбираться отсюда! — перебила она.

— Никаких упрёков, просто как факт! Виток здесь длится менее часа…

— Сорок восемь минут! И мы не трогали второй двигатель, тест сразу не проходил!

На двенадцать минут менее времени, указанного в руководстве. С каким запасом оно рассчитывалось? Могло ли это привести к проблеме? В любом случае даже в атмосфере из угарного газа с хлороводородом я не стал бы рисковать последним шансом. А они запаниковали и стали делать всё подряд — сбрасывали отравленный воздух, в то же время пытаясь запустить двигатель, — вместо того, чтобы последовательно и спокойно решать проблемы.

— При проблемах с зажиганием, особенно после нескольких попыток запуска, всегда следует делать продувку. Что до второго двигателя, — я пожал плечами, — от короткого замыкания в кабеле мог открыться клапан…

— Больших утечек гексахлорана не было…

Я, вздохнув, снова пожал плечами. Здесь хватило бы и небольшой утечки, но версия действительно была так себе.

— И это новая модель двигателя, — продолжила Кэсси, — здесь не требуется продувка.

— Там нет существенных отличий в механизме инжекции. И если кто-то исключил продувку из руководства, то с этим идиотом мы будем разбираться на Земле.

Схема двигателя была довольно проста. Микродозы гексахлорана поступали через капилляр, испарялись, ионизировались электронным лучом, разгонялись, фокусировались, разгонялись дальше до субсветовых скоростей… Всё тонкое, прецизионно настроенное, что даже защитный кожух снимать было страшно. Но если где-нибудь оседала нанометровая плёнка, то работа вставала, и никакие ухищрения с диагностикой не могли это распознать.

— Какие идеи кроме? — на этот раз я нарушил установившуюся на несколько секунд тишину.

— Может быть, попытаемся разобраться с первым? Всего одна ошибка.

Я, сжав зубы, мотнул головой.

— Ты же знаешь, что он не запустится! Зачем пытаться создавать видимость работы?

— Фокусировка могла пропадать непосредственно перед запуском, если это «плавающая» проблема! Чем хуже версия замыкания в кабеле?

— Диагностика бы сработала, — ответил я.

— Уверен?

Ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов, этот урок приходилось заучивать многократно. Даже самая маловероятная ситуация могла случиться три раза подряд, через равные промежутки времени, на каждом витке.

— Хорошо, давай займёмся этим, а выход оставим напоследок.

Что-то мелькнуло в её глазах.

Я обозлился на себя. Придурок! Сказать, что эта призрачная продувка — наш последний шанс! Хотя, в сущности, так оно и было.

Я простукивал резиновой рукояткой отвёртки платы, шевелил разъёмы, поддёргивал кабели, Кэсси раз за разом запускала тест. Он проходил, затем проходил снова и снова, а затем не проходил, казалось, безотносительно моих действий. Когда тест не прошёл в очередной раз, я метнулся к вскрытой внутренней обшивке, протиснулся между кабелей и отключил разъём от гермоперехода, проходящего сквозь внешнюю стену корабля. Кэсси прозвонила провод, управляющий фокусировкой на отражённый сигнал. Длина показывалась верной. Я подключил разъём обратно. Тест всё ещё не проходил.

Это совсем сбивало с толку. Или проблема находилась снаружи, и тогда вряд ли имелся шанс её исправить, или… я ещё чего-то не понимал. Сигнал исправно генерировался, усиливался платой ключей, которую я перекинул обратно со второго блока, выходил на внешний разъём блока управления. Кабель тоже был целым.

— Пора обедать, — предложила Кэсси.

Во время обеда она пыталась что-то говорить, я угрюмо качал головой, обдумывая проблему. Оставалось только проверить сигнал на разъёме у гермоперехода — глупо, ведь кабель целый! — затем выйти, проверить его снаружи, затем продуть инжекторы двигателей… И всё. Оставалась лишь надежда, что после продувки заработает хотя бы второй.

— Давай проверим схему инжекции, — предложила Кэсси.

— Давление наддува в норме. Что ты хочешь там увидеть ещё?

— Да что угодно! — нервно выкрикнула она.

— Ладно, вскрывай обшивку.

Я собрал мусор в пакет и полетел в сторону урны.

Бак ядовито-зелёного цвета с чёрной полосой, чёрный баллон с газом-вытеснителем, редуктор, датчик давления (его показания выводились на пульт), резервный механический манометр. Коротким шлангом из кремнийорганической резины выходной патрубок соединялся с проложенной вдоль борта стальной трубкой. В двух метрах от бака трубка входила в штуцер, ведущий наружу.

Я светил, Кэсси осматривала и ощупывала систему. Всё было в порядке: никаких перегибов или замятий. Через несколько проходов она сдалась.

— Завтра продуем и запустим, — попытался успокоить её я.

Она кивнула, с совершенно убитым видом смотря куда-то в сторону бака.

Я висел рядом, держась за скобу, готовый проверить всё ещё раз, если вдруг она посчитает нужным. Конечно, вылетая за пределы околоземной орбиты, следовало обладать более крепкими нервами, но сейчас мы имели то, что имели.

— Твоя смена кончается, я думаю, тебе стоит лечь немного пораньше, — неожиданно сказала Кэсси. — Завтра сразу спланируем выход, подготовимся и сделаем. Сейчас поздно что-то начинать.

В этом имелся смысл.

— Хорошо.

Я вытянулся вдоль полки и пристегнулся. Сон не шёл. Я думал, правильно ли поступил, пойдя у неё на поводу, потратив время на пустые действия. Мог бы заняться выгоревшей ячейкой силовых ключей, это было бы полезнее, если удастся найти причины отказа фокусировки. Оставалось ведь совсем немного мест, которые мы не успели исключить. Дефект находился не в какой-либо плате, я был в этом уверен. Отказы начинались независимо от моих действий и так же независимо прекращались. Как будто подчинённые какому-то большому ритму. Движению по орбите? Это было бы кисло, означая, что проблема снаружи. Провода там привариваются или обживаются…

Что-то изменилось. Я уловил движение воздуха, шелест или на лицо легла тень…

Рука с пистолетом рванулась ко мне, я отбил её в сторону. Из иглы на конце вырвалась струйка масла и пролетела мимо головы к дальней стене. Я стал отстёгиваться правой рукой, удерживая другой пистолет. Кэсси вцепилась в него двумя руками, пытаясь развернуть ко мне.

Следующая струйка ударила в плечо. Инстинктивно я отвернул голову и двумя руками стал отводить иглу. Мы полетели кувырком, кабина крутилась вокруг нас, а затем врезались в стену. Я постарался ногой смягчить удар, чтобы Кэсси не ударилась головой, она попыталась меня пнуть и укусить.

Мы отскочили от стены и врезались в потолок. Вывернув пистолет, я обвил Кэсси ногами и надавил, приближая иглу к ней. Она упиралась. Мы врезались в стену ещё раз, к счастью, это был не какой-нибудь пульт.

— Нет! Не надо! — заверещала она. — Это не снотворное!

Я и не думал, что это снотворное. Я вообще ничего ещё не понимал.

— Что там? Отпусти! Ну!

— Хорошо, хорошо! Только не делай этого!

Её хватка ослабла, я оттолкнулся и зацепился за скобу на потолке. У меня в руках остался медицинский шприц-дозатор.

— Что там?

— Э-з…

— Что? Говори или получишь это!

Внутри меня бушевало какое-то первобытное чувство. Опасность. Что она пыталась мне вколоть?

— Гексахлоран.

Мне показалось, что я ослышался. Тяжёлая маслянистая жидкость, хорошо испаряющаяся в вакууме, молекула легко ионизируется электронным лучом и имеет большую массу — то, что нужно для разгона в магнитном поле. Идеальное рабочее тело для ионного двигателя. Но летальная доза менее миллиграмма на килограмм веса, вызывает отёк лёгких при вдыхании паров, раздражение при контакте с кожей…

— И ты два кубика этого выплеснула в атмосферу? Хочешь ещё раз заменить всё?

Она дрожала.

Развернувшись, я бросил дозатор в первый попавшийся шкафчик, стянул футболку и сухим местом стал оттирать плечо.

— Включи вентиляцию на максимум и подготовь новый фильтр!

— Я не буду его менять! Я не могу… Мне нельзя!

— Включить вентиляцию на максимум! Подготовить новый фильтр! Всё, что от тебя требуется! — Казалось, ещё секунда — и я сорвусь. Схвачу её за горло и начну колотить головой о фальш-панели, пока не разнесу здесь всё в куски пластика и кровавые ошмётки. Она сжималась под моим взглядом. — Но если хочешь дышать этим, просто сядь и посиди!

— Я… я… Вентиляция на максимум, пять единиц, включаю.

После привычного, почти незаметного шелеста вентиляторы взвыли. Развернувшись, я стал искать следы на стене. Огромная расплывшаяся клякса. В ход пошла та же испорченная футболка.

«Нужно ли теперь давать слабину и самому лезть менять фильтр из-за её… ошибки?»

Ярость всё ещё клокотала во мне, но в глубине души я понимал, что уже принял решение. Разумное. Она действительно была права. Ей нежелательно менять отравленный фильтр. И это не та ситуация, когда можно пожаловаться в ЦУП. Никто, конечно, напрямую не жаловался в ЦУП, но по результатам отчёта у неё возникли бы проблемы… У неё и так будут проблемы. Так что её цель сейчас только…

— Пакет? — предложила Кэсси.

— Спасибо.

Протянув руку назад, я взял его. Она молодец, она догадалась. А я перенервничал из-за пустяков. Ну же! Всего лишь разлив двух кубиков гексахлорана. Это не отказ двигателя при посадке спускаемого аппарата.

Внутренности потряхивало.

— Как ты его набрала?

— Проколола шланг. Потом загерметизировала. Есть специальный хомут.

— Вытекло много?

— Нет. Совсем нет. Специальная резина. Затягивает мелкие повреждения. Я… всё рассчитала.

— Вентиляцию на двойку, чтобы не раздувало осевшее на фильтре, — сказал я, помедлил секунду и всё же спросил: — А труп?

Она переключила регулятор.

— Ну… придумала бы. Осуществлял выход, и что-то пошло не так… Не знаю!

— Всё, работаем, не хнычь!

Мне стало её почти жалко.

Протерев стену, тщательно осмотрев углы, я засунул футболку в пакет и залепил герметичную застёжку. Затем вскрыл решётку воздухозаборника. Кэсси выключила вентиляторы и кинула мне фильтр. Запищал зуммер, оповещающий об остановке системы.

Заменив фильтр, я засунул его в новый пакет и закинул всё в шлюз. Вымыл руки и место контакта на плече, натянул новую футболку. Можно было работать дальше. Мысли двигались с трудом.

Я же не спал!

— Кэсси, закрой всё-таки панели. А затем… — я задержался, планируя эксперимент, — прогоняй тест каждую минуту в течение двух витков. Записывай время, положение на орбите и… всё, что происходит ещё. Что увидишь или услышишь. Любые проявления…

Расположившись на полке, я небрежно свесил руку, чтобы она закрывала дверку в расположенный внизу шкаф. Я был уверен в себе, что проснусь в том же положении. А если рука затечёт, надо проснуться, размять её и свесить обратно. Проснуться, размять, свесить — таков план.

Проснулся я от потряхтвания за плечо и рывком сел.

— Это я. Всё в порядке. — Кэсси продемонстрировала открытые ладони.

Моя левая рука была ватной.

— Где записи? — спросил я, не успев прийти в себя. Рука начала адски ныть.

Периоды работы походили на гигантский пульс. На солнечной стороне интервалы слегка сокращались.

— Двигатели могут нагреваться на солнце? — Сказав это, я понял, что дело в другом. Если бы они и теряли работоспособность от нагрева, то не делали бы это по дюжине раз за круг.

Кэсси принялась рисовать на листке.

— Нет, корпус их экранирует. Ориентация почти сохранилась.

— Что работает на свету? — принялся я рассуждать вслух. — Солнечные батареи?

— Система ориентации не срабатывала. Мы повёрнуты хорошо.

— Выходной преобразователь? — продолжил я. — Нет, работает постоянно. Что-то включается и выключается. Что?

Кэсси вздрогнула от моего голоса.

— Кондиционер, может быть…

— Кондиционер. Проверяем.

Я сел за пульт. Тест проходил. Через несколько минут запустился кондиционер. Тест не прошёл.

— Мы нашли это! Нашли! — закричала Кэсси, потрясая в воздухе руками.

Но радоваться было рано, хотя мне и самому захотелось изобразить какой-нибудь кульбит.

Тест продолжал выдавать ошибку во время работы кондиционера и прошёл чисто после того, как тот выключился. Вопрос был практически решён. Отключить кондиционер и лететь, задыхаясь в жаре. Наверное, мы не успели бы сдохнуть… Но нельзя было запускать двигатель, не разобравшись в проблеме. Ведь такой же эффект могло вызвать и что-то другое.

— Что это, скачки напряжения? — спросила Кэсси.

— Вряд ли, — я мотнул головой, — освещение ровное, а там нет дополнительного стабилизатора.

— Тогда… звук, вибрация, температура?

— Начнём с вибрации.

Я снова полез в сплетение кабелей. «Шприц в пределах её доступа» — загорелась красная лампочка.

Запустился кондиционер, я приложил руку к стене. Она дрожала. Я взялся за разъём — лёгкая дрожь чувствовалась и там.

— Выключи аппаратуру, разбираю разъём! И посмотри «фазу два» на икс двадцать восемь.

Хомут, стягивающий кабель на входе в фишку, и гайка с левой резьбой. Мне открылся пучок проводов, распаянный на сидящих почти вплотную контактах. Закрепленный на стене фонарик давал неудобный косой свет.

Кэсси молчала. Мне стало немного не по себе.

— Икс двадцать восемь, девятый контакт — фокусировка, фаза два.

— Отлично!

Я начал считать провода. Верхний ряд состоял из двух, следующий — из четырёх и нужный мне — из семи. Дальше было два раза по девять и снова шло на сужение, вписываясь в круглую форму разъёма. Провод, управляющий фокусировкой, находился почти в середине ряда.

Раздвинув в стороны соседние, насколько можно, я стал шилом сдвигать кембрик. И провод выдернулся вместе с ним.

— Нашел, — выдохнул я. — Обрыв. Держался на кембрике и при любых вибрациях выплясывал чечётку.

— Это связано с возгоранием?

— Нет. Когда проблема только одна — это не проблема, понимаешь? Вы бы просто улетели, не случись такого совпадения. И стало бы это мелким инцидентом в истории космонавтики, о котором через год никто бы и не вспомнил.

Я вылез, отряхнулся — тот ещё пылесборник это сплетение кабелей! — и стал собирать инструменты.

Невозможно добраться паяльником в середину разъёма. В тесноте приходилось отпаивать и загибать провода, предварительно продиктовав цветовую маркировку, чтобы добраться до отвалившегося. Зачистив контакт самой тонкой отвёрткой, я нанёс канифоль, прижал провод и аккуратно просунул жало между рядами. Канифоль мгновенно вскипела.

— Кэсси, просунь руку вдоль провода, регулятор температуры чуть выше колена. Нащупай нижнюю кнопку и нажми десять раз.

Её рука проскользнула вдоль моей ноги.

— Десять раз, нажимаю. Хорошо?

— Сейчас попробую. Ещё пять.

— Пять раз, нажала.

— Отлично.

После пайки — протирка тампоном со спиртом. Затем натянуть кембрик, подталкивая его отвёрткой. И следующий провод.

Закончив, я стал собирать разъём.

— Как у тебя дела? — спросила снаружи Кэсси.

— Уже хочу в отпуск!

— Скоро поедем, да? Тебя вытянуть?

— Сейчас, только соберу вещички.

Я рассовал всё, что можно, по нагрудным карманам и зажал остальное в руках.

— Тяни!

Это было лучше, чем лифт на сороковой этаж нашего управления. Мгновение, и ты на свободе.

Кэсси странно смотрела на меня, другим взглядом. Я чувствовал радость от победы, когда всё хорошо и хочется всех расцеловать. Наверное, она чувствовала нечто подобное… Двух секунд мне хватило, чтобы оправиться от эйфории.

— Я займусь второй ячейкой силовых ключей, ты проверь пока тесты.

— Ладно. — Она как будто с сожалением отвела взгляд.

Параметры транзисторов в блоке научной аппаратуры отличались не сильно и в лучшую сторону, так что я почти ничем не рисковал. В любом случае двигатель или не запустить, или сжечь при запуске — не так и велика разница.

Я заменил весь комплект. Кэсси дула паяльным феном, я грел с другой стороны и отколупывал сгоревшие транзисторы с платы. В ячейке научного блока они просто крепились болтами. На новом месте я посадил их на клей и соединил с контактными площадками отрезками проводов. С завода оно в таком виде не ушло бы, но для одного полёта выглядело терпимо. Тест прошёл, хотя это далеко не то же самое, что работа под нагрузкой. Правда, об этом я пока промолчал.

В это время Кэсси тестировала другой комплект. Тест проходил без сбоев в течение витка и более, пока я занимался ремонтом.

— Отличная работа! — Она с улыбкой показала большой палец. — Сейчас… выход?

— Да. Неудачные попытки запуска нам точно не нужны.

— Я вызову ЦУП.

Кэсси настроила положение антенны и нажала кнопку вызова. Динамик запищал на секунду — радиостанция передала кодированный сигнал, на который аппаратура на Земле должна автоматически послать ответ и просигнализировать оператору, что с ним желают поговорить. Отсутствие ответа — отсутствие связи, и даже отправлять текстовые сообщения в этом случае бесполезно.

Я стал собирать инструменты. Точнее, загрузил весь набор, всё, что мог утащить, и плевать на инструкции.

— Нет ответа, — сказала Кэсси. — Передаю повторно.

Динамик снова запищал и замолк.

Минута готовности. Даже целых четыре, пока дождёмся или не дождёмся ответа с Земли.

Люки, внешние скобы, кожух двигателя… Снова список инструментов, хотя они и были загружены с большим запасом. Всё на месте. Можно идти.

Но красная лампочка мигала у меня в голове и начал позвякивать зуммер. Что, если не придёт ответ? Даже если придёт… Даже во время прямой телетрансляции она могла бы попытаться меня убить. Пожизненное заключение там максимум, что ей грозило, в обмен на жизнь здесь и сейчас. На мой взгляд, очень выгодный обмен. Насколько она верила в общий успех на фоне локальных достижений?

А насколько я верил? Я верил лишь в то, что любую неисправность можно устранить. Нет места мистике — есть глупость и незнание. А также недостаток запасных частей, приборов и инструментов, к слову.

— Нет ответа. Мы скоро войдём в радиотень, пока вызывать бесполезно.

— Схожу без их ценных указаний. Возможность выхода мы обсуждали. Развернись дюзами к солнцу.

Она взялась за рычажки. Корабль начал вращаться и замер.

— И… — я замялся, — тебя придётся связать.

— Что? Ты не имеешь права!

— У меня есть право на всё. Ты сможешь пожаловаться, когда установишь связь.

— Я не позволю!

— Это не разумно.

— Если с тобой что-то случится, что делать мне?

— А ты не думала, что со мной обязательно что-то случится, если ты останешься на свободе?

— Всё же хорошо! — нервно выкрикнула она. — Мы идём к цели!

— Поэтому давай ты не будешь сопротивляться. Не надо усложнять ситуацию. Мне всё равно придётся сделать это.

Я вытащил складник из набедренного кармана и обрезал лямку с кровати. Затем, подумав, обрезал со второй.

Кэсси ощетинилась.

— Не подходи! Не вздумай! Я разнесу всё тут вдребезги!

— Пожалуйста, отойди от пультов.

Я находился в «спальном» конце кабины, метрах в четырёх от неё.

— У тебя всё равно ничего не выйдет! Мы здесь застряли! Навсегда!

— Кэсси, давай медленно поменяемся местами.

— Нет! Признай уже это и брось свои дурацкие игры!

— Кэсси…

— Получи!

Она топнула ногой по пульту, вспыхнули красные лампочки, запищал сигнал. Ахнув, она энергично взмахнула руками, поджав ноги к животу, чтобы быстрее развернуться.

— Убери руки! Ничего не трогать! — заорал я на лету.

Зацепившись за что-то, явно для этого не предназначенное, чуть не выдрав из своего гнезда, я оттолкнул её руку. Выключать всё следовало в правильном порядке, несмотря ни на что.

Звук замолк и лампочки погасли. Вся аппаратура на корабле имела минимальную защиту от ошибок, человек имел право почти на всё. Я лично добивался исключения многих нововведений, чтобы не стать заложником программного кода. Но сейчас защита сработала, исключая совершенно недопустимую команду. Нельзя, например, включать инжекцию без накала.

Кэсси имела кислый вид.

— Извини, но ты сам…

— Двигайся к кроватям, встань лицом к стене!

— Я не буду! Давай поменяемся, я выйду! Пожалуйста! Не оставляй меня здесь одну, связанную.

— Ты не имеешь опыта. Пойми, здесь решают малые крупицы! Зачем нам так рисковать?

— Но мы будем на связи. Ты всё мне подскажешь!

— Нет! — выдохнул я едва не с воем. — Лишний риск!

Красная лампочка с одной стороны и красная лампочка в другом месте. Что могло пойти не так? Простая операция, но… Может быть, я привык всё слишком сильно контролировать? Завязывать на себя? Быть героем?

— Кэсси, пойми, я не сдвинусь с места, пока у тебя свободны руки. Или будет, как я сказал, или никак.

Распрямившись, я потянул её за собой. Она ухватилась за скобу. Я разжал её пальцы, развернул и толкнул спиною вперёд.

— Тихо! Спокойно… Экономь кислород.

Она затравленно смотрела на меня. Я вспомнил шприц в её руке и отключил предохранители.

Кэсси боролась и была сильна. Я действовал без жалости. Если она ударилась головой об стену, что же, разбираться с травмами будем позже. Может быть, я действовал слишком жёстко. Может быть, где-то специально толкнул её, чтобы выиграть мгновение. Здесь всё решали рефлексы. У меня не было опыта по связыванию, но хоть какой-то опыт в вольной борьбе.

Я хотел выжить и хотел, чтобы выжила она. Передо мной было два человека: безжалостная убийца и член экипажа, которого следовало спасти. Член экипажа со временно помутившимся рассудком, которого следовало спасти, в том числе от самого себя.

Заломив назад руки, я стал стягивать их в районе локтей. Она кричала, извивалась, хрустели суставы, а я продолжал тянуть. Второй лямкой я связал ноги и обрезком привязал к кровати, лицом к стене, подальше от всего, что можно было разбить.

Время пошло. Три минуты. Я забрался в скафандр, застегнулся, надел и пристегнул шлем.

Пять минут. Взял чемоданчик с инструментом, второй, магнитную коробочку пристегнул на пояс, прихватил шприц. Кэсси всё ещё пыталась брыкаться.

Шесть минут. Чемоданы в шлюз, сам за ними. Закрыть люк, закрутить ногами и заблокировать замок. Такой способ был предусмотрен проектом. Пристегнуть ярко-оранжевый фал. Последний шанс… Всё в порядке, выходим.

Маховичок уравнителя. Шипение стравливаемого воздуха.

Десять минут, на манометре ноль. Ожидание хуже всего. А Кэсси сейчас связанная, с передавленными руками. Или пытается развязаться…

— Разблокирую замок выходного люка, — по вбитой годами привычке пробормотал я, хотя слушать меня было некому.

Затем раскрутил маховичок замка и открыл люк.

Марс на полнеба.

Чемоданы вперёд на коротком, пристёгнутом к поясу фале, иначе не выбраться. Выполз наружу и ухватился за скобу. Размахнувшись, выкинул раздувшиеся пакеты с пропитанной гексахлораном тканью. Обезвредил шприц-дозатор. Теперь за дело.

Четырнадцать минут. Я добрался до двигателя, закрепил чемоданчики на обшивке, перецепил их страховочные фалы с пояса на одну из скоб, достал ключ. Внутренняя звёздочка — имелась опасность срезать шлицы. Как, впрочем, и у шестигранника — замять грани. Болты поддавались тяжело. Большое усилие затяжки или условия эксплуатации — металл пусть слабо, но испарялся в вакууме и оседал на другой стороне соединения. Отдельные атомы, но, возможно, это тоже играло некоторую роль.

Рукоять заметно изогнулась, и болт провернулся с рывком. Следующий, через один, поддался с ещё большим усилием. На третьем я встал. Зацепившись ногами за скобы, левой рукой прижимал ключ, чтобы не сдвинулся вверх ни на миллиметр, не замял и не сорвал шлицы, правой рукой толкал — нет.

И не закричишь, и не позовёшь на помощь.

Я облетел вокруг двигателя. Четвёртый отвернулся с привычным рывком. Пятый с трудом, но всё же сдёрнулся с места. Шестой стоял.

Оставался народный способ. Я достал самый большой в нашей номенклатуре ключ, для патрубков пневматических систем, и взвесил его в руке. Лёгкий, но молотка в комплекте не имелось, гвозди в космосе никто не забивал. Жаль. Зубило и молоток творят чудеса.

Несколько энергичных ударов ключом по головке болта. Прибрать ключ — улетит, не найдёшь, — подставить «звёздочку». Прижать, надавить… болт стоял. Ещё несколько ударов…

Я с сумасшедшей силой долбил по корпусу, Кэсси же с ума сойдёт.

Несколько выверенных сильных ударов — теперь по надставленной «звёздочке». Прижать, надавить, сильнее… Я, кажется, услышал щелчок, передавшийся по руке. Болт провернулся.

Оставался последний. Я перелетел к нему и поудобнее закрепился. Удары, усилие… Между тем, чтобы не сделать непоправимое и не застрять возле этого болта навечно. Обычно последний болт можно было расшевелить, двигая кожух, но не в этом случае: здесь он стоял на центрирующих конических упорах. Высверливать? Нечем. Использовать отвёртку в качестве зубила… хуже некуда идея.

Удары настолько сильные, насколько позволял неповоротливый скафандр и маленький вес ключа. Убрать лишнее. Удобнее опереться. Я прицепил себя коротким отрезком фала к скобе. Усилие… сильнее… болт провернулся.

Кровь бешено стучала в висках, перед глазами поплыли пятна. Потому что если я сорвал шлицы, то всё зря, все предыдущие дни. Не высверлишь, не выгрызешь зубами… Несколько вздохов, чтобы успокоиться. Открыл глаза. Провернул ключ. Болт вращался за ним. Один двигатель обязан был теперь запуститься.

Заменив рукоять на трещотку, я стал выкручивать ослабленные болты и складывать в коробочку, убеждаясь, что каждый надёжно прилип к магниту. Что не закрепил, то потерял. Некоторые шли тяжело, явно резалась стружка, но тем не менее вышли.

Слегка пошатывая кожух, я приподнял его, достал баллончик с азотом, засунул до упора трубку… Красная лампочка в голове.

Ослепляюще-яркое солнце клонилось к Марсу. Я поднял трубку на уровень глаз и нажал на вентиль. Чисто, никаких следов конденсата.

Трубку до упора и на сантиметр назад. Нажал. Отпустил. Немногим более секунды. От одной до одной и трёх десятых, согласно руководству. В таких случаях часто хочется сделать больше, дунуть ещё раз, для надёжности, но руководства ведь пишут не дураки. Ну, по большей части.

Стало темнее. Как большая тучка, Марс набежал на солнце. Я доставал болты и наживлял на места. Затем настала абсолютная темнота и только луч фонарика в ней. Короткая, на одиннадцать с половиной минут, и она мне не мешала.

На сорок второй минуте я затянул последний болт. Простая операция. Справилась бы Кэсси с ней? Под моим руководством — наверное.

А сейчас она связанная, с перетянутыми руками. Я не умел правильно связывать людей. Хотелось всё бросить и бежать к ней. О чём я думал?

Стояла ещё темнота. Я перебрался ко второму двигателю.

Болты открутились с трудом, но хотя бы колотить по ним не пришлось. Что думала сейчас Кэсси — страшно было представить. Надеюсь, она слышала щелчки и скрип — наверняка должна была слышать — и понимала, что всё идёт согласно плану.

Задолго до второго входа в тень я закончил.

Один час одиннадцать минут. Я добрался до шлюза. По нормативам, которыми пользовалась моя бабушка, жгут можно было накладывать на полтора часа. Сейчас — на час. Плевать, что скажет ЦУП, в любом случае я, кажется, отлетался, лишь бы с Кэсси всё было в порядке. На обратном пути составлю список всего, что здесь нарушил. Посмотрим, найдёт ли что-то новое большое начальство…

Закинул чемоданчики в шлюз, я забрался сам ногами вперёд и затянул остатки фала.

— Выходной люк закрыт и заблокирован. Начинаю заполнение.

Время…

Один час шестнадцать минут, давление сравнялось. Разблокировал замок люка под ногами, раскрутил маховичок, толкнул крышку, выполз.

Где мои обнимашки? Сегодня я был бы не против, вместо творящегося кошмара.

— Я не чувствую рук! — истошно взвыла Кэсси.

— Сейчас, сейчас!

Наполовину освободившись от скафандра, я достал нож и стал обрезать лямки. Её руки болтались, как плети. Я стал массировать их, как умел, поднёс кисть к губам — та была холодной.

— Ты понимаешь, что ребёнок не выживет, если у меня будет гангрена?

Я понимал, что не выживет и она тоже, и продолжал массировать её руки.

— М-м-м! Больно! А-а-а!

— Где?

— Везде! Рука! М-м-м!

— Это хорошо. Кровообращение восстанавливается.

Она кричала, стонала, грозилась всеми карами. Пальцы всё ещё оставались холодными, но «иголочки» добрались и до них. Кровообращение в ступнях восстановилось быстрее. Я получил ногой по морде, когда попытался проверить. Ей было больно, я понимал это.

Наконец я полностью вылез из скафандра.

Лечь и умереть на десяток кругов.

По кабине летали чемоданы, один из них направлялся к решётке воздухозаборника с целью заткнуть её и вызвать переполох системы жизнеобеспечения. Скафандр тоже следовало повесить на место.

— Как успехи? — ледяным голосом поинтересовалась Кэсси.

— У тебя уже переработка. Ложись спать. Я всё сделаю.

— Ты не понимаешь? Давай уже покончим с этой дурацкой игрой!

— Хорошо, займусь расчетами в ближайшее время.

— Я в порядке! И способна справиться со своими обязанностями!

— Слушай, для тебя это работа или «дурацкая игра»?

— Я профессионал! Ты не можешь подвергать это сомнению!

Хотелось сказать что-нибудь саркастическое на это, но свои профессиональные обязанности она действительно выполняла чётко. Если не принимать во внимание два срыва, она действовала безупречно.

— Рассчитывай параметры, — твёрдо сказал я, заткнув хор сексистских шуточек в голове. — Под два двигателя и резервный вариант, как обычно.

Она вводила в навигационный комплекс углы, я распихивал по местам чемоданы и натягивал на специальные плечики скафандр.

— Двадцать одна минута до начала «окна».

— Ждём, — отозвался я. — Погоди, надо же пожрать!

Кэсси фыркнула.

— Мужчины несколько стереотайпные, да?

— К тому же я люблю рыбалку!

Она засмеялась в голос.

— Серьёзно? Тогда ты сборище штампов.

Загудела микроволновка. «Только штампа в паспорте нет», — подумалось почему-то.

Правда котлеты, а не стереотипный борщ. Первое, что попалось под руку, так что ещё одно очко в копилку штампов.

— Пять минут!

Я сосредоточенно оттирал пальцы салфеткой.

— Ориентируй станцию.

Кресло потащило меня вниз, а затем на секунду прижалось плотнее. Толчок в бок, затем с другой стороны, и ещё один, совсем слабый.

Я перелетел на рабочее место. Тест первого двигателя — пройден. Тест второго двигателя — пройден.

— Разгон и переход на параболическую траекторию в направлении Земли, упреждение согласно расчётному времени, — пробормотал я, сдерживая зевок. — Командуй.

— Четыре минуты десять секунд до прогрева. Где твоя бодрость духа?

— Понял, четыре десять, — монотонно отрапортовал я. — Рутина. Как рейсы Москва — Нью-Йорк, главное взлететь, а там автопилот вывезет.

— Попытаемся взлететь, да?

— Через четыре минуты узнаем. Запас штучек даже у самого злого рока ограничен.

Кэсси уставилась в монитор. Кажется, я не очень умею поддерживать людей. А вообще, сколько она не спала?

— Кэсси!

— Три ноль пять до запуска, — ответила она, вздрогнув. — Что, кома́ндир?

— Проблемы создаются людьми. Мы профессионалы, а нарушаем регламенты.

— Это экстренный случай.

— Верно, экстренный, — согласился я, держа в уме регистратор над головой. Болтать лишнее было нежелательно.

Хотя меня теперь не выпустят даже на орбитальную станцию. Связать напарника на время выхода — мир такого ещё не видел. Что уж выговаривать за несколько часов переработки?

— Внимание!

Мысли в сторону, взгляд пробежал по пульту.

— К запуску двигателей готов!

— Накал!

— Есть накал первого. Есть накал второго.

Последние секунды и никакого волнения. Всё, что могло случиться плохого — случилось. А если нет, то будем работать дальше.

— Высокое!

— Есть высокое! Фокусировка первого в норме, фокусировка второго в норме, — пробормотал я скороговоркой.

Задержка чуть больше обычного, но Кэсси виднее — нужно попасть в момент.

— Инжекция!

Щелчок тумблера и сразу же толчок под кресло. Щелчок второго, ещё толчок, и сила тяжести установилась примерно на треть от земной.

Кэсси секунду не меняла положение, затем повернулась ко мне. Её глаза расширились, брови поползли вверх…

— Ю-ху-у! — оглушительно заорала она, вскидывая вверх руку. — Это заработало! Представляешь? Заработало!

Кэсси махнула ладонью ко мне, я хлопнул её навстречу. Кажется, перестаравшись, но она как будто не почувствовала боли.

— Знаешь, — пробормотала она, — когда мы пытались улететь… Здесь стоял дым, как в аду, все были напуганы… Появилось сообщение об ошибке, я не разобрала, просто попыталась перезапустить двигатель, пока не закончилось «окно».

— И промолчала.

— Ну, — она мотнула головой, — ты и сам всё понял. Я не верила ни во что, прости!

— Не верила и не хотела… Ладно, всё ясно. Кроме того, что случилось со вторым двигателем.

— Это важно?

— Это важно, — саркастически ответил я, — для будущих поколений. Так что будем разбираться. И никто не покинет земную орбиту, пока не станет ясно абсолютно всё.

Люди делятся на дураков и полудурков. Полудурки принимают половинчатые решения, которые не помогут в конечном итоге. А с дураками всё просто. Дураки лучше.

Кэсси уставилась в монитор.

— Так, положение в норме, — заговорила она, — корректировка не требуется. Перехожу в автоматический режим…

Её пульт запищал, заморгала красная надпись.

— Научный модуль отключен. Будем держать курс вручную. А теперь обедай и иди спать.

— Чёрт, точно! Может быть, я подержу курс до отрыва?

— А я здесь на что? Иди, спи.

На неуверенных ногах, держась за спинку кресла, видимо, отвыкнув и от такой силы тяжести, она поднялась.

— Пьётр, извини, мы натворили всяких разных делов, а ты всех спас. Спасибо!

Смутившись, я пожал плечами.

— Это моя работа. Рад, что всё хорошо.

Кэсси сделала шаг ко мне и перехватилась за спинку моего кресла.

— Насчёт того… инцидента. Прости. Я была не в себе.

— Ну… это можно понять, — сказал я и неожиданно для самого себя добавил: — Как это вообще случилось? Что ты полетела с ребёнком?

— Просто парень из бара. Я предприняла все меры, но вот так вышло. — Кэсси, вздохнув, развела одной свободной рукой. — До вылета оставалось меньше месяца, когда я узнала. Меня бы отстранили после операции.

— Так хотелось?

— Это был не обычный полёт! Мы могли обнаружить жизнь вне Земли! И мне досталось место в экипаже среди этих великих людей!

— Да, конечно, — кивнул я

Кэсси немного помолчала, прежде чем продолжить.

— Пьётр, пожалуйста… Мог бы ты не сообщать пока об этом на Землю?

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу совсем умолчать? Все происшествия должны быть разобраны.

— Зачем? Это был разовый случай, такое больше никогда не повторится.

Я мотнул головой.

— Тебе ничто не грозит. Это не выйдет за пределы РКА и НАСА.

— У вас может быть так. А у нас правовое государство! — Она произнесла это, кажется, даже с гордостью, с чувством превосходства.

Как бы то ни было, скрывать я не мог.

На минуту установилась тишина. Я смотрел на её монитор, затем на свой и собирался пересесть на соседнее кресло.

— Но хотя бы не на этом сеансе, — вновь заговорила Кэсси. — Все будут рады, и тут всё это.

— Наверное, действительно, — хмыкнув, сказал я, — стоит отложить. Не хочу слушать их кудахтанье. Но на Земле всё будет зафиксировано в отчёте.

— Ладно, я настрою антенну?

— Иди уже спать!

Ответ с Земли пришёл, когда Кэсси заканчивала обедать. Я буднично сообщил о ситуации, дождался подтверждения, а затем так же буднично доложил о разливе двух кубических сантиметров гексахлорана. Теперь ответ пришлось ждать намного дольше. Затем пришло: «Понял, ожидайте», и ещё минут через десять они выслали длинную инструкцию, состоявшую примерно в том же, что мы уже выполнили. Для середины ночи, которая сейчас стояла в Звёздном городке, это была очень оперативная реакция.

Кэсси наконец легла. И мы оторвались.

Когда её время отдыха вышло и я сдавал смену, пришёл вызов с Земли. Теперь там собрались все, наперебой поздравляли нас, затем стали расспрашивать подробности. Я разобрал голоса генерального конструктора, руководителя полёта и, конечно, директора Центра.

Они ещё не знали всего, и это будет ни для кого не весело. Я уже морщился от предстоящих разборов, как от зубной боли.

Марс — как подмосковная дача. Месяц разгона, около двух недель свободного полёта, затем разворот дюзами вперёд и торможение. Сложности были только при отрыве, чтобы не улететь в Солнце. Но Кэсси отлично всё рассчитала, мы перешли на параболу в нужной точке, и корректировать курс практически не пришлось. Затем вахты проходили в полубезделье. Нас решили побаловать несколькими дополнительными сеансами связи. Мы болтали с друзьями, в основном космонавтами и астронавтами, находящимися сейчас на Земле, затем установили даже связь с идущим впереди «Зефиром». Кэсси с удовольствием принимала в этом участие, а у меня голова уже шла кругом. Только при переходе на околоземную орбиту требовалось потрудиться, так что беспокоить нас стали только по делу.

Последняя вахта оставалась за Кэсси. А дальше лавровые венки победителям и всё такое…

Я проснулся от укола в плечо. Дёрнувшись, я оттолкнул источник боли. В лицо мне полетела струйка воды.

— Ай, хватит! Не плюйся, ты же не кобра!

Я моргнул. Кэсси попыталась уколоть меня снова.

— Да стой ты! Ты же видишь, что я не дохну в корчах!

Она взглянула на меня.

— Что там?

— Физраствор.

— Ты подменил? — спросила она таким тоном, будто это я совершил преступление.

— Предпочёл умереть знакомой смертью, а не выдумывать что-то новое! — прорычал я. — Выпустил всё наружу, продул азотом, просушил в вакууме.

Кэсси молчала. Я отпустил её запястья.

— Сейчас-то зачем?

— Ты не понимаешь?

— Скрыть следы? Вот так разменять жизнь на возможность летать?

— Меня выкинут с позором, а дальше ждёт суд! Неужели тебе так этого хотелось? Почему не согласиться просто замять дело?

— Ладно, что с торможением? Сколько до Земли?

— Сто тысяч километров. Через два с половиной часа прибытие. — Она отступила на шаг. — Ты обещал! Ты пишешь доклад, но не выступаешь прямо сейчас, ладно?

Красная лампочка зажглась в голове. Но что она могла сделать, ударить чем-то тяжёлым сзади? Я нехотя кивнул: скандалы устраивать не хотелось. Затем уже отразить всё в отчёте, и пусть делают с ней что хотят.

Шаттл за нами выслали, как только мы перешли на круговую орбиту.

— Суховей, вас вызывает Эксплорер! Можете развернуться к нам? Высылаю координаты…

— Эксплорер, наблюдаю вас визуально. Разворачиваюсь.

Они светились в виде яркой звёздочки на экране, затем стали проявляться контуры. Шаттл встал в пятидесяти метрах от нас и развернулся стыковочным узлом.

— Замок в перекрестии. Стыкуемся.

Шаттл надвигался. Здесь он казался огромным, не таким, как на земле.

Нас встряхнуло, щёлкнул замок и зажглась лампочка на пульте.

— Есть стыковка, — подтвердил я.

Недолгие сборы вещей, которые следовало отправить на землю.

Через пять минут голова появилась из шлюза. Я пропустил вперёд Кэсси. Рукопожатие, затем обнимашки, когда астронавт полностью выбрался из шлюзовой камеры. После ритуал повторили со мной.

— Давайте вперёд, — предложил я. — Пока выключу всё лишнее и переведу в дистанционный режим.

Свет потух, но солнце косыми лучами достаточно всё освещало. Я вскрыл панель на потолке и засунул туда руку.

— Что там? — спросил вновь высунувшийся астронавт.

— Заначка, — пошутил я. — Понимаешь?

— О да, — рассмеялся он. — Угостишь?

— Прямо сейчас?

— Нет, нет, я на работе!

Голова скрылась, а я вытащил небольшую деталь и положил в нагрудный карман.

На той стороне ждала чернокожая девушка-астронавт, второй член их экипажа. С ней мы тоже обнялись.

Корабли разошлись. Непривычно было чувствовать себя пассажиром — обычно мы пользовались своими опускаемыми аппаратами. При входе в атмосферу сильно трясло, пока мы не перешли к аэродинамическому полёту.

А во Флориде стояла прекрасная погода. Нас выкатили на креслах. Поодаль стояла толпа журналистов. Вспышки камер, беспорядочные вопросы. Кэсси подняла руку и заговорила.

— Мы попробовали множество способов запустить двигатели, но все они оказывались неудачными. Проблемы всё усугублялись, за одной решённой вставала ещё более сложная. В какой-то момент мы отчаялись. Мы не знали, что делать дальше. И тогда Пьётр сказал: «Всё, нам не выбраться»…

«Отчаялась, говори за себя. Что вообще ты несёшь? Я?»

— Он сказал: «Давай сделаем это напоследок», — продолжала Кэсси. — Я отказалось. И тогда… он набросился и изнасиловал меня.

Поднялся гвалт. Все кричали одновременно.

«Как ты мог?! — мысленно укорял я себя. — Изнасиловать такую прекрасную женщину! Мать троих детей, или сколько она там нагуляла по барам? Почему просто не задушил? Не размозжил голову? Тянул за собой!»

Красная пелена застилала глаза. Нужно было успокоиться. Успокоиться. Криком здесь не поможешь.

Я молчал.

Выкрики приобретали осмысленный характер, не более двух или трёх одновременно.

— Вы действительно сделали это? Скажите! Можете объяснить, что произошло?

Я, засунув руку в карман, вытащил небольшой чёрный прямоугольник и поднял его над головой.

— Что это?

— Это была ваша первая жертва?

— Вы не раскаиваетесь в содеянном?

Представитель РКА попытался что-то сказать, но его заткнули новым взрывом чаячьего концерта. Поймав его взгляд, я покачал головой.

— Скажите…

— Вы так и будете молчать?

— Да что это такое?

— Всего лишь модуль памяти с межпланетной станции «Суховей». Всё происходящее записано там.

— Это ложь! — закричала Кэсси. — Регистратор не работал!

— Он ещё полгода будет всё писать во внутреннюю память. А то, что погасла лампочка, так это отсутствие внешнего питания.

Она двумя рывками раскачала кресло и в падении вцепилась мне в руку. Люди бросились нас разнимать. Модуль памяти я зажал в левой руке и прижал к груди, чтобы никто его не прихватил в суматохе.

Третий день я лежал в госпитальной палате. За окном кричали демонстранты — не буду говорить, что они требовали для меня. В новостях смаковали мою жестокость, объявив эпизод со связыванием частью сексуальных домогательств и в то же время говоря, что всё остальное — это фальшивка, по-быстрому сфабрикованная РКА.

Ещё через неделю заявился смутно знакомый тип, кто-то из дипломатического корпуса. Меня откатили в дальнее крыло и пересадили в глухо тонированную машину. Не знаю, что здесь помогло: совместная экспедиция на «Суховей» для ремонта и расследования обстоятельств или соединение экранопланов, пересёкшее линию перемены дат — неофициальную границу раздела сфер влияния в Тихом океане.

Ещё в самолёте я написал заявление об увольнении из отряда космонавтов. На меня наорали, обвинив в трусости, затем наорали, обвинив во всём остальном, а затем наорали ещё раз.

— Это будет равнозначно признанию вины, понимаешь? Так что возглавишь экспедицию на Титан! И слушать больше ничего не хочу!

— То есть придётся ещё и садиться?

Собеседник сменил тон почти на отеческий.

— Все недостатки в спускаемом аппарате устранены. Сядете как следует, а потом даже и взлетите.

Что можно было возразить? К тому же у меня имелась причина остаться. Очень веская причина. О которой пока никто не знал. Так что не оставалось ничего, кроме как соглашаться, только не слишком рьяно.

Я поморщился, думая о том, как бы потянуть время, выторговать что-нибудь для себя лично: отпуск побольше, съездить в экзотическое место куда подальше…

— Кстати, ты же рыбак? — начал наш верховный руководитель всей космической программы. — Так вот, подлёдную рыбалку в Северном Ледовитом океане мы включим в программу подготовки. Ну как? Звучит неплохо?

Я, всё ещё сохраняя скептическое выражение лица, кивнул.