Взросление (джен)

— Хватит пялиться на неё, — говорит Харухи. Она бросает на него один из тех своих взглядов, которые предупреждают, что если он не прекратит делать то, что делает, то пожалеет об этом. Наказание обычно колеблется от того, что она странно на него смотрит, до того, что вообще перестаёт с ним разговаривать.

И это ужасно, потому что Харухи — «мамочка», потому, что он очень любит её, и потому, что молчание — это зло.

Однако…

— Я должен на неё посмотреть! — причитает Тамаки, размахивая руками. — Она… она так выросла, и у неё такое красивое платье… — он оборачивается к дочери. Юбка струится вокруг её ног, и она — Золушка, что превращается из маленькой девочки в большую.

Когда она так выросла? Время бежит слишком быстро, и он не может понять, когда произошла перемена и была ли она вообще. Ещё вчера он играл с ней в песочнице, она делала свои первые шаги, а сейчас она собирается…

Он даже не в силах закончить эту мысль.

— Да, она совсем взрослая, — говорит Харухи, склоняя голову ему на плечо. Как и всегда, когда она делает что-то подобное, Тамаки на секунду замирает, прежде чем развернуться, чтобы сжать её в крепких объятиях. Харухи ловко уворачивается и продолжает: — Именно поэтому ты её отпустишь.

* * *

— Папочка.

Шестилетняя дочь смотрит на него сияющими синими глазами. Маленькая ручка тянет его штанину, и Тамаки наклоняется, чтобы выслушать её.

— Что такое, моя дорогая Ханако-химе⁽¹⁾? — спрашивает он с яркой улыбкой.

— Ну… — она выглядит застенчивой, и Тамаки сразу же обнимает её.

— Какая же ты милая! — он прижимает её крепче. — Я люблю тебя!

— Я тоже тебя люблю, папочка, — тихо говорит она, становясь для него ещё прелестнее. На лицо Ханако возвращается смущённая улыбка, а глаза светятся надеждой, когда она спрашивает: — Можем мы поиграть на улице?

— Ну… ты видишь где-нибудь маму?

Внимательно осмотревшись, она качает головой:

— Нет.

— Тогда, — он надевает шляпы на голову ей и себе, и они тут же превращаются в шпионов, — мы должны осторожно выбраться из дома. Сейчас мамы нет, но она может вернуться в любой момент. А если она вернётся, то не разрешит папе с тобой играть.

— Что? — глаза Ханако округляются, а губы дрожат. — Но… я хочу поиграть с тобой! Мама злая!

— Только иногда, — кивает Тамаки, соглашаясь с дочерью. Харухи не позволяет ему неожиданно обнимать её, красиво наряжать или даже готовить для неё. — Но она твоя мама, и я очень её люблю.

— Ну… думаю, я тоже, — неохотно признаёт Ханако, слегка надувая губы. — Особенно когда она со мной играет. Но тебя я люблю больше, папочка!

— Я тоже люблю тебя больше всех! — его глаза наполняются слезами, на лице расцветает новая улыбка, и он снова её обнимает. — А сейчас нам нужно сбежать из дома. Готова?

— Да!

Говоря по правде, этим утром он должен был идти на работу, чтобы заключить важный контракт. Тамаки легко забывает об этом, играя с дочерью. Когда бы она ни попросила, он найдёт для неё время.

Она важнее любого контракта.

* * *

— Папочка, гулять! Я хочу погулять! — Ханако настойчиво толкает отца к двери. — Мама, ты останься здесь! — кричит она через плечо, когда Харухи делает шаг следом.

— Прогулка без мамочки? — ахает Тамаки, поворачиваясь к удивлённой Харухи.

«Она не хочет идти со мной? Она хочет гулять с Тамаки, но не со мной?» — Харухи не совсем понимает, почему её дочь предпочитает Тамаки с его диким и… ах, ну да, именно поэтому. Тамаки идеальный товарищ по играм. — «Ладно, неважно».

— Да! Львы и тигры! — заявляет Ханако, и Тамаки вспоминает прошлую прогулку, где за каждым углом их встречал новый цирковой артист. Естественно, не из какой-то богом забытой труппы — это был знаменитый франко-русский (он так часто переходил из рук в руки, что Тамаки не помнил, кому он принадлежал сейчас) цирк. Они выступали в саду, который Тамаки подготовил специально для этого.

— Ах… ну, получается, сегодня день папы и дочки! — Тамаки обнимает свою Ханако. — Хорошо! Сейчас я придумаю, куда ещё можно сходить… — он достаёт телефон и звонит. — Ханако-химе, хочешь посмотреть на пантеру?

— Пан… пан…

— Пантера. Это большая кошка.

— Киса!

— Тогда мы идём в тропический лес! — точнее, тропический лес идёт к ним.

Так начинаются прогулки папы с дочкой.

* * *

— Папочка, я уже в старшей школе! — Ханако стоит перед отцом, одетая в униформу, которую он так редко видел на Харухи, когда она была школьницей. Её каштановые волосы длиной до талии и вьются на кончиках, она кружится. — Как я выгляжу?

— Прекрасно, очаровательно, великолепно… — эпитеты слетают с языка Тамаки, но никаких слов недостаточно, чтобы описать то, что он видит. Вместо этого он делает фотографии, надеясь, что они смогут запечатлеть момент прежде, чем он исчезнет. — Ты похожа на свою маму.

— Правда? Я иду в ту же школу, — она ещё раз поворачивается, ослепительно улыбаясь. — Жду не дождусь! Вам было там так весело, интересно, что меня ожидает!

— Будь осторожна. Там могут быть плохие парни, которые захотят воспользоваться твоей красотой и популярностью ради статуса или чтобы ты дарила им дорогие подарки, или ещё хуже… — он прерывает речь, думая обо всех ужасах, которые могут случиться с его дочерью. — Или там могут быть завистливые девчонки…

— Папочка! — перебивает она со смехом. — Ты снова преувеличиваешь. Со мной ничего не случится. У меня много друзей, которые идут в ту же школу, так что я не останусь одна.

— Но…

— Тамаки, из-за тебя она опоздает, — Харухи входит в фойе. — Не будет ли это ещё хуже? Оставь уже её в покое.

— Опоздает? Нет! Нельзя опаздывать в первый день! Ты всё взяла?

— Ты каждый раз слишком бурно реагируешь. Ведь не было проблем ни в прошлом, ни в позапрошлом году? Хватит волноваться, — Харухи берёт его за руку, одновременно и успокаивая, и удерживая от попытки побежать за дочерью. Её слова грубые и резкие, но в них слышится любовь. «Иногда он слишком сильно её опекает», — думает она. — После школы она вернётся, расскажет тебе, как прошёл день, и ты поймёшь, насколько глупо ты себя сейчас ведёшь. Теперь дай ей уйти, иначе ты всё испортишь.

Ханако целует отца в щёку и выбегает. Прежде чем закрыть за собою дверь и снова исчезнуть, она оглядывается и дарит ему ободряющую улыбку.

— Со мной всё будет хорошо.

* * *

Тамаки любит ранние утра и поздние вечера. Это время они с Харухи проводят вместе, наедине. Иногда они разговаривают, иногда молчат, но им всегда уютно, и он думает, что это, возможно, одно из лучшего, что есть в браке. Пусть такие моменты не наполнены ни волнением, ни драматизмом, но они более настоящие, чем любые другие.

Харухи, даже если никогда не говорит об этом вслух, тоже наслаждается этим временем. Она может расслабиться, не сталкиваясь с более… энергичной стороной своего мужа или подростковыми драмами дочери. Вместо изучения судебных дел она может просто почитать. Ей нравится это: чтение ради самого процесса, ради удовольствия.

Ещё одно преимущество таких моментов — то, что именно тогда Тамаки делится с ней своими проблемами. Лучше узнать о них, когда он спокоен, как сейчас, чем днём, когда он носится как параноик.

— Харухи… — Тамаки поворачивается к жене. — Я беспокоюсь о Ханако-химе.

— Что ты имеешь в виду? — Харухи поднимает глаза над страницей. Увидев его расстроенное лицо, она вздыхает и откладывает книгу в сторону.

— Ханако-химе всю неделю странно себя ведёт. Она всё время улыбается и не возражает, когда я ловлю её в коридорах, и… — Тамаки сжимает её ладонь со слезами на глазах. — Она заболела?

В ответ Харухи осторожно похлопывает его по руке. Разговор будет непростым, потому она позволяет ему держаться за неё в утешение.

— Тамаки… тебе тяжело будет услышать это.

— Что?! Она больна? На неё напали хулиганы или похитители, или… — Харухи накрывает его рот ладонью.

— И как такое тебе в голову приходит? Похитители? Серьёзно? Тамаки, Ханако влюблена.

— Ах, так она просто…

Проходит несколько минут, в течение которых Харухи выжидательно на него смотрит.

— ЧТО?!

* * *

Ханако играет со своими одноклассниками в странную игру, правил которой он не понимает. Там задействованы мячи, собаки и, кажется, даже молоток.

— Ханако-химе! — зовёт Тамаки, приближаясь к группе детей.

— Что, папочка? — Ханако оглядывается с улыбкой.

— Хочешь погулять? — произносит он волшебные слова и с надеждой ждёт ответа.

— Ну… — она бросает взгляд на друзей, разрываясь между игрой с ними и прогулкой. — Я… я… — тщательно поразмыслив, она машет им на прощание. — Поиграем ещё завтра, ладно?

После чего оборачивается к отцу:

— Пойдём, папочка!

* * *

Свадьба с Харухи — это лучший день в жизни Тамаки. Это неоспоримо, и что бы ни случилось, он всегда будет вспоминать этот день с теплотой. Он особенный, потому что Тамаки смог выдержать всю церемонию, не плача и не заставляя Харухи сердиться или раздражаться на него.

Ещё он особенный потому, что Харухи стала его женой, а не «дочерью». Друзья немного дразнили его на эту тему, особенно близнецы.

— А как же Кёя? — спросили они. — Разве не он первым был «мамочкой»?

— Кёя, прости! Я не собирался тебя заменять… Если хочешь, можешь быть мамой №1? — воскликнул Тамаки, сжимая руку своего друга.

— Не хочу, — его тон был ледяным, и Тамаки воспринял это как верный признак гнева.

— Кёя злится на меня! О нет! — Тамаки убежал вдаль, водопад слёз стекал по его щекам.

Вернувшись, он вручил Кёе костюм, на котором было написано «Мамочка».

— Это лучшее, что я могу сделать сейчас… Статуя с тобой в фартуке всё ещё в процессе изготовления…

Тамаки так и не понял, почему Кёя приказал своим людям сжечь костюм и уничтожить статую.

— Господин?

Тамаки мотает головой, возвращаясь к реальности, и видит рядом медсестру.

— Да? — он, конечно, не растерял своего обаяния и дарит ей яркую улыбку, заставляя покраснеть.

— Ну… вы… хотите войти? — взволнованно говорит она.

— Мне можно? — Харухи заставила его ждать снаружи, пока она рожает, сказав, что он слишком нервничает и будет её отвлекать.

— Да.

— Секунду… — он достаёт камеру. — Теперь я готов. Кто-нибудь может передать моим друзьям, что я внутри, когда они вернутся?

— Ко… конечно, — сбивчиво говорит медсестра, провожая его по коридору. — Я сама им скажу.

Следуя за ней, Тамаки входит в палату и видит усталую и вспотевшую Харухи. Для него она всё так же прекрасна и восхитительна, несмотря на растрёпанные волосы и мокрое лицо. В её руках свёрток, и она улыбается ему.

— Это наша дочь.

Он нежно, бережно держит ребёнка, и глядя на спящее личико, думает о том, что это — второй лучший день в его жизни.

* * *

— Тамаки, — говорит Харухи. Она тихонько напевает, укачивая дочь на руках, и ждёт, пока Тамаки обратит на неё внимание.

— А? — он скачет по комнате, фотографируя всё подряд. Со следующим прыжком он начинает снимать пространство под кроваткой.

— Что ты делаешь?

Опустив камеру, он в шоке поворачивается к Харухи.

— Ты… ты не знаешь?..

— Нет. Думаю, никто, кроме тебя, не знает.

— Харухи, ты меня ранишь! — рука опускается к нему на грудь, сжимая сердце. — Я делаю фотографии для нашего детского альбома. Сейчас такой важный этап, её кроватка стала больше, а скоро её вообще не будет!

— Почему ты снимаешь кроватку, а не ребёнка?

— Мне нужна высота кроватки, точное расположение! Когда наша дочка подрастёт, она захочет знать об этом!

— Тамаки… — Харухи подходит к нему и кладёт руку на плечо. — Это уже перебор. Это жутко.

— Конечно нет! Когда она перерастёт кроватку, я хочу переставить её в подвал… ах… воспоминания о том, как росла наша дочь… — его лицо расплывается от счастья, пока он представляет, как его дочь будет рассматривать кроватку, улыбаясь и благодаря отца за то, что он её сохранил.

— Не всем нужны кроватки. Не все такие, как ты.

— Харухи, — до него доходит, в чём дело, и на лице появляется понимание. — Неужели никто не сохранил твои детские фотографии, одежду и кроватку?.. Я это исправлю.

Она вздыхает, качая головой.

— Мне это не нужно, так что ничего не делай. Я серьёзно. Остановись, пока не зашёл слишком далеко и…

— Мне совсем не сложно! — Тамаки уже в своём мире, сжимает её ладонь и наклоняется к жене со слезами на глазах. Как же грустно, что у Харухи не осталось памятных детских вещей… Он обязан это исправить. Немедленно. — Я найду мастера, который сможет полностью воссоздать копию твоей кроватки! И я соберу все фотографии, на которых есть ты!

Он смотрит на Ханако и молча клянётся, что она не вырастет без бережно сохранённых воспоминаний о детстве. Они нужны ей.

(Быть может, тот, кому они нужны — это он).

* * *

— Ханако-химе, готова к нашей прогулке? — окликает Тамаки.

— Почти, папочка, только ненадолго! Я обещала встретиться с друзьями через два часа, — отвечает она, спускаясь по лестнице.

— Хорошо; я как раз запланировал короткую прогулку. Мы пойдём посмотреть на тот уникальный английский сад. Я слышал, что он сделан из мусора, и всегда хотел узнать, как простолюдинам это удалось!

Ханако унаследовала это от отца, это любопытство к жизни «бедняков».

— Правда? Как здорово!

Пока она надевает пальто и обувь, Тамаки делает звонок, чтобы отменить поездку на выступление труппы испанского танцевального театра.

* * *

Иногда Харухи беспокоится о Тамаки. Она не признаётся, иначе он начнёт её раздражать, постоянно напоминая об этом. Но, пусть молча и сдержанно, она переживает.

Когда она видит, как он следит за дочерью через окна школы, она хватает его за руку и уводит прочь.

— Что ты делаешь?

— Моя малышка… это её первый день! Я должен быть рядом, присмотреть за ней и… — на его лице выражение абсолютного отчаяния, он хватает Харухи за плечи и говорит: — Она плакала, когда уходила от нас!

— Она маленькая и впервые в новом месте, это нормальная реакция, — Харухи указывает на камеру в его левой руке. — Что это?

— Мне нужно запечатлеть этот день, он особенный и важный!

«Так вот настоящая причина, почему он здесь», — думает она и соглашается:

— Да, это важный день.

Когда Тамаки окончательно довёл её своими бесполезными съёмками, она установила правило. Оно заключалось в том, что он может делать фото и видео только в важные и особенные события.

Она знала, что Тамаки всё равно фотографирует, пока она не видит.

— Но снимать вот так — это очень, очень по-сталкерски. Тебя арестуют, — Харухи немного дёргается, когда он продолжает снимать, игнорируя её. — Хватит! Прекращай! Знаешь, что будет, если тебя поймают?

Когда результата нет даже после того, как она пытается отобрать камеру, она пробует другую тактику.

— Почему бы тебе не пойти подготовить дом к её возвращению? Она обрадуется.

— Ты права… но… — Тамаки колеблется, разрываясь между желанием присмотреть за Ханако и организовать для неё праздник.

Вздохнув, Харухи хватает его за рубашку и категорично говорит:

— У тебя есть работа. У меня тоже. Нам пора идти.

Пока она тащит его за собой, не обращая внимания на его протесты и то, как он кому-то звонит с просьбой продолжить съёмку, Харухи переживает.

Он не сможет отпустить свою дочь из гнезда. И больше всего её беспокоит, как он отреагирует, когда она всё равно улетит.

* * *

— Я строю замок, — серьёзно говорит Тамаки Ханако, сгребая песок. — Он будет большой и с окнами.

— Папочка… — девочка пристально смотрит на него, снова напоминая Харухи. Именно Харухи обычно смотрит на него так, не Ханако.

— Что такое, Ханако-химе?

— Ничего, если ты без меня его построишь? — она наблюдает, как он роняет совок, изумлённо распахнув глаза.

— Но… это же наша традиция! Мы всегда вместе строим замок на пляже! — бормочет Тамаки, не понимая, почему это происходит с ним.

— Да, но может в другой раз? Сегодня я не хочу.

— Как же так? — Тамаки подавленно съёживается. — Она больше меня не любит, да?

Харухи бросает на него взгляд из-за книги.

— Королева драмы, — ворчит она. — Она любит тебя.

— Правда? — на миг его лицо проясняется, но потом он осознаёт: — Она больше не хочет строить наш замок…

— Папочка! — Ханако трясёт его. — Прости, но я хочу поиграть в воде с друзьями… Можно? Обещаю, в следующий раз мы построим замок вместе!

— Но… — он замолкает, когда она снова взволнованно смотрит на него. Он не может устоять перед этим взглядом, и битва окончена. — Конечно, иди.

Ханако колеблется, не уверенная, действительно ли это разрешение, и он подталкивает её:

— Нехорошо заставлять друзей ждать! Ступай!

— Спасибо, папочка! — и она растворяется в лабиринте зонтиков и людей.

— Ты правильно поступил, «Папочка», — говорит Харухи и целует его в щёку. Он слабо улыбается ей и возвращается к своему замку.

Что-то внутри болит при виде того, как его дочь вот так исчезает, и ему это не нравится.

* * *

— Здорово, правда? — спрашивает Тамаки, когда они вместе с дочерью выходят из дома. — Мы отлично повеселимся…

— Да, — Ханако нервно улыбается, не уверенная, что на этот раз приготовил её отец.

— Раз уж мы не гуляли несколько месяцев…

— Папа, мы гуляли на прошлой неделе.

— Ханако-химе, хоть мне и больно говорить это, но ты неправа. Последний раз ты гуляла со мной три месяца назад.

— Что? Нет, я уверена, что это было в прошлую пятницу.

— В прошлую пятницу я был с Харухи на балу. Мы танцевали, я снова очаровал её своими превосходными навыками и…

— Ах, и правда… Я забыла. Но неужели три месяца?

— Да, и раз уж был такой большой перерыв, то эта прогулка будет особенной. В этот раз у меня для тебя несколько сюрпризов, а не один, как обычно!

Раздаётся звонок, и Ханако лезет в карман за телефоном.

— Подожди, папа, — она подносит телефон к уху. — М-м-м… что? Серьёзно?.. Сейчас… ну, сейчас не время… правда? Я не могу это пропустить! Да, точно… ладно, я скоро буду. — Подняв глаза, она неловко улыбается отцу. — Эм… папа?..

— Да, Ханако-химе? — он уже знает, что ему не понравится ответ.

— Можно я пойду к друзьям? Это важно, и я обещаю, что мы с тобой скоро погуляем! Правда!

— Конечно, можно, Ханако-химе. Я не против подождать, — говорит Тамаки. Он не знает, лжёт ли он сейчас ей или себе самому.

* * *

Со мной всё будет хорошо.

Эхо голоса Ханако звучит в его голове, пока он ждёт у школьных ворот. Она может думать, что всё будет в порядке, но как ему быть уверенным, если сам не убедится?

Естественно, Харухи была бы против, если бы застукала его, но он делает то, что сделал бы любой отец.

— Мы собираемся пробраться внутрь? — весело спрашивает Хани, когда он и Мори подходят.

— Как шпионы, чтобы нас никто не заметил, и внимательно проследим за ней, — отвечает Тамаки. Он позвал весь бывший клуб свиданий, чтобы осуществить этот план.

— И как вы предлагаете это сделать, Милорд? — хором спрашивают близнецы по привычке из давно минувших времён.

Тамаки задумывается, не такое ли чувство называют тоской. Он скучал по этому, по играм, в которые они играли, по их приключениям.

— Смотрите, он снова плачет, — говорит Хикару.

— Это ностальгия? — Каору ухмыляется своему двойнику.

— Тамаки по нам скучает! — Хани счастливо скачет вокруг, пока Мори просто молча стоит, наблюдая.

Это театр, с актёрами, примеряющими на себя свои старые роли. Они больше не разделены временем, расстоянием и жизнью, они больше не разные люди, не чужие друг другу.

Сейчас они снова клуб свиданий.

Как ни странно, Кёя тоже здесь, и он невозмутимо наблюдает, как Тамаки пытается перелезть через забор и падает на спину.

— Знаешь, мы могли бы воспользоваться лестницей.

— Но так будет слишком просто и… — голос Тамаки затихает, когда он видит, как Мори вслед за Хани поднимается по лестнице. Надувшись, он следует за ними.

Позже, после того как они заблудились и устроили переполох в школе, они наконец-то находят класс Ханако, и Тамаки немного шокирован.

Он был готов к хулиганам, грусти и даже, возможно, к какому-нибудь благоговеющему перед ней парню.

Чего он не ожидал, так это увидеть, как она смеётся, собирая сумку и догоняя подруг в коридоре. Того, что плачет она только потому, что друзья щекочут её.

С ней действительно всё хорошо, ей больше не нужно прятаться за ногами отца и рассказывать ему, что случилось. Ханако больше не нуждается в том, чтобы он всегда был рядом, присматривал за ней, оберегал от падения.

— Милорд, — говорит Каору, прерывая его мысли, — нам лучше уйти.

— И как можно быстрее и тише, — добавляет Хикару.

— Почему? — Тамаки оборачивается к близнецам.

— Ваша жена только что звонила спросить, не следим ли мы за её дочерью… — начинает Каору.

— …и мы сказали, что просто выполняем ваши приказы, — завершает Хикару.

— Хару-тян в бешенстве! — Хани светится от восторга. — Хотел бы я на это посмотреть…

Тамаки вздрагивает, когда представляет, что произойдёт, если придёт Харухи.

* * *

— Ханако-химе… не хочешь прогуляться?

Тамаки подстерегает свою дочь у выхода, и Ханако отшатывается, когда он спрыгивает с крыши.

— Папа! Ты напугал меня!

— Правда? Прости, Ханако-химе, я не хотел! — но на его лице всё равно появляется улыбка, и он повторяет: — Хочешь пойти со мной на прогулку?

Она смущённо на него смотрит.

— Извини, папочка, через десять минут я встречаюсь с друзьями. — Увидев его поникший вид, она добавляет: — Давай в другой раз?

Ханако не замечает, что за его обычной улыбкой он совсем не счастлив.

* * *

— ЧТО? — в замешательстве восклицает Тамаки. — Она… она…

— Да, она влюблена, — подтверждает Харухи.

— Кто этот злодей! Кто только посмел… — кричит Тамаки, успевая вскочить с кровати прежде, чем Харухи дёргает и останавливает его.

— Если что, это ты сейчас злодей, — говорит она. — Кроме того, он не первая её любовь и не последняя.

— Ты… имеешь в виду, Ханако-химе уже была влюблена раньше? Это невозможно! Почему она мне не сказала?

— Тамаки… она не говорила, потому что я рассказала ей, как ты отреагируешь, и мы решили, что так будет лучше, — объясняет Харухи, её голос холоден, но рука ласкова.

— Ты мне не доверяешь? — Тамаки хватается за грудь, раненный до глубины души. — Я думал, ты можешь рассказать мне всё.

— Не совсем. Не когда ты такой.

— Я… Мне… мне нужно позвонить Кёе, чтобы он проверил его биографию… — Тамаки не знает, что делать, всё так неожиданно, и Ханако слишком молода для любви.

— Я встречалась с ним, хороший парень, ему семнадцать, всего на год старше. Не волнуйся. — Харухи вздыхает и смотрит на него. — У неё были и другие увлечения, и она уже плакала из-за них. Помнишь все эти случаи, когда она была в депрессии? Но она всегда переживала это и двигалась дальше, как и сейчас. Этот мальчик не будет последним и не отнимет у тебя Ханако. Она всё ещё твоя малышка.

Слова Харухи его успокаивают, но он не может остановить прорастающие внутри семена сомнений.

* * *

Когда Ханако была маленькой, он всегда старался брать её с собой. Он хотел, чтобы их походы в джунгли или цирк были похожи на настоящие волшебные приключения.

Конечно, чаще всего это были просто походы в реальные джунгли и цирк, с настоящими животными и растениями. В этом не было так много фантазии, как ему бы хотелось.

Чем старше становилась Ханако, тем реже она гуляла с ним, предпочитая вместо этого проводить время с кем-то другим. Это было не так уж плохо, потому что иногда они всё же гуляли вместе, но всё чаще она говорила: «Папа, можно в этот раз я пойду с друзьями?» или «Пожалуйста, перестань, мне неловко, мне уже не так нравятся эти приключения».

Наконец, дошло до того, что на все его предложения она отвечала: «Может быть, в следующий раз».

Следующего раза не было.

Листая свой альбом, пepeсматривая видео, обнимая её старого плюшевого мишку, Тамаки гадает, куда делась та улыбчивая маленькая девочка. Ему кажется, что он больше никогда не найдёт её, ту малышку, которая говорила: «Пойдём, папочка!» или «Папочка, я люблю тебя больше всего на свете, даже больше мамы». Танцующая, поющая, прелестная маленькая Ханако теперь существует только в его памяти и на этих фотографиях. Он смотрит на самый недавний её снимок. Она в наряде для своего последнего школьного хэллоуинского бала, она всё та же, но выглядит раздражённой тем, что её фотографируют.

Думая о прошлом, он не понимает, что сделал не так. Может быть, ему стоило чаще гулять с ней, или, наоборот, реже. Так сложно решить сейчас, когда уже слишком поздно, когда дочка его уже покидает.

Он тихо шепчет себе:

— Куда же подевалась моя маленькая Ханако-химе?..

* * *

— Ты отпустишь её, — говорит Харухи.

— Я… я… я… — голос Тамаки замирает, когда дочь дарит ему ослепительную улыбку.

— Как я выгляжу, папочка? — спрашивает она, кружась перед ним, как раньше.

— Прекрасно, очаровательно, великолепно, потрясающе, — отвечает он словами из прошлого. В его руке, как обычно, камера, но пальцы такие вялые, что он даже не может ими пошевелить. Харухи берёт его указательный палец и нажимает на кнопку, чтобы сделать снимок — и вот он снова может двигаться.

— Папочка, — смеётся Ханако через несколько минут, — хватит фото. Я опаздываю.

— Глупости, — он подходит к ней и целует в лоб. — Ты не можешь опоздать. Всё начинается, только когда приходишь ты.

Харухи сжимает его руку, понимая, как тяжело ему сейчас.

— Я пойду вперёд, — говорит она и оставляет их наедине.

Это будет их последним общим моментом «папы с дочкой», понимает Тамаки.

— Я волнуюсь, — признаётся Ханако шёпотом, и в комнате больше не двое взрослых, а маленькая девочка, секретничающая с отцом.

— Я тоже, — шепчет он в ответ, подхватывая игру.

— Я… я боюсь. Я не уверена, что готова. Точнее, я думаю, что да, но… готова ли я на самом деле? — она смотрит на него с такой надеждой, словно у него есть ответы на все вопросы.

У него их нет. Не на все. Но на этот вопрос он должен найти верный ответ.

Это было бы так просто, сказать ей: «Ты не готова, поэтому можешь остаться со мной. Просто будь моей маленькой девочкой до конца своей жизни». Если Тамаки скажет это, она, вероятно, согласится, и тогда больше не будет никаких проблем.

Но он выше этого, потому говорит:

— Я тоже не был уверен, но посмотри, где мы сейчас?

Когда дочь следует за ним, её шаги всё ещё нерешительные, и он подаёт ей руку.

— Хочешь прогуляться?

* * *

— Куда же подевалась моя маленькая Ханако-химе?.. — шепчет себе Тамаки, а потом он слышит тихие шаги и ощущает, как к нему прижимается тёплое тело.

— Я здесь, — говорит Ханако, обнимая его сзади. — Я вовсе тебя не оставляла.

Тамаки не может заставить себя в это поверить.

— Прости, что больше не гуляю с тобой, и за то, что иногда на тебя кричала. Я не понимала, что так сильно тебя обидела… — продолжает Ханако с виноватой улыбкой.

— Всё… Всё нормально. Твоя мама предупреждала, что я слишком опекаю и мне будет тяжело принять, что ты изменишься, но… — Тамаки плачет, крепко обнимая Ханако. Это неправильно, что она извиняется перед ним. — Но ты изменилась!

Ханако приподнимает бровь, услышав о словах матери. Именно она послала её сюда, рассказав, что не так. Проигнорировав этот комментарий, она отвечает:

— Конечно, папа. Все меняются. Ты тоже не такой, каким был раньше, верно? И я меняюсь, становлюсь новой версией себя. Это просто означает, что теперь я твоя большая Ханако-химе.

Ханако не уверена, правильные ли слова она выбрала, чтобы утешить своего отца. Она никогда раньше этого не делала, но, вероятно, было множество раз, когда он в этом нуждался. Всякий раз отклоняя его приглашения, она думала, что он, как обычно, легко переживёт это.

Она забыла, что всегда есть предел.

Когда она видит, что лицо её отца немного посветлело, стало немного менее мрачным, она добавляет последние слова, которые могут помочь всё исправить:

— Хочешь, вместе приготовим завтрак? Я нашла новую еду простолюдинов, которую было бы здорово попробовать.

Это не исправит всё, но это начало.

* * *

— Хочешь прогуляться? — спрашивает Тамаки, подавая руку.

Ханако вкладывает свою ладонь в его, и он ведёт её за дверь, на свадьбу.

Он думает, что сможет пережить это, ведь что бы ни случилось, она всегда останется его дочерью, а он — её отцом.

— Спасибо за прогулку, — говорит она, пока они идут по длинному пути к алтарю.

И у отца с дочкой всегда найдётся время друг для друга.

---

1) химе — ласковое обращение, "принцесса"

Вернуться к тексту