Родственные души  (джен)

Прима Центавра,

2257 г. по земному летоисчислению,

центаврианская осень.

 

Он был не один.

В своем отчаянном, пронизывающем до костей одиночестве, в пустом темном зале, где не осталось больше ни души… он был не один.

Чье-то невидимое злое присутствие ощущалось совсем рядом, сковывало ледяной коркой немеющие сердца. Словно сама Тьма склонила голову ему на плечо, и теперь — то ли дремала, то ли просто затаилась, выжидая.

Страшно не было. Было тоскливо.

Откуда-то он знал, что седой, разбитый и, по всей видимости, до смерти пьяный старик, тяжело откинувшийся на спинку императорского трона, — это он сам. Хотя лицо сидящего и скрывалось в густом полумраке.

Что ж… жаль. Очень жаль. Жаль, что его время, казавшееся бесконечным, иссякло так быстро.

Все, что осталось от его искренних стремлений, — привкус горечи. Мелкие осколки. Да эта безымянная Тьма, отражающаяся в них. Тьма, клубящаяся вокруг трона. Тьма, сгущающаяся над головой и за спиной императора. Цепкая, непроглядная… давящая на плечи, подобно каменной плите — какие водружали древние центавриане над могилами павших воинов.

Это было подходящее сравнение, ибо с пугающей ясностью и необъяснимым спокойствием он сознавал, что жизнь его вот-вот оборвется. И с чем-то очень дорогим и важным он уже попрощался навсегда. На всегда… Страшное и немыслимо долгое в галактических масштабах. До самого его конца. До конца Вселенной. До встречи за Пределом.

Его не принуждали к этому. Он сам так решил. Держа в руках последнюю хрупкую надежду, он добровольно разжал пальцы — и выпустил ее, одинокую и трепещущую, в ночное небо, полное звезд. И отныне только Великому Создателю было известно, долетит ли она, выживет ли.

Он же, Лондо Моллари, уже никогда этого не узнает. И ничем ей больше не поможет. Все, что еще способен сделать Лондо Моллари, — это не мешать.

Не мешать. Такова расплата за будущее. Пусть даже это будущее уготовано не ему.

А впрочем, это уже не имело значения. Его чистосердечные порывы, его по-мальчишески наивные битвы за лучший мир — канули в прошлое.

Время — вот все, что еще оставалось значимым и ценным. И его время почти вышло. Почти. Осталось совсем немного. Время подвести печальный итог. Время закончить последнее незавершенное дело.

Дверь тихо скрипнула у него за спиной.

Медленно подняв голову и сморгнув мерцающий белый туман, он встретился взглядом с горящим ярко-алым глазом на перекошенном болью лице — лице смутно знакомого чужака, взирающего на него сверху вниз с неописуемым отвращением и гневом.

Оказывается, тот все время был рядом. И это его присутствие Лондо ощущал с самого начала… Или, может быть…

Он едва успел вдохнуть в последний раз, прежде чем безжалостные и твердые как камень руки пришельца с влажным хрустом сомкнулись у него на горле.

Горячая волна ударила в голову, всколыхнув окутывавший сознание спасительный туман.

Паника? Страх? Протест? Отчаянное желание жить?

«Жить! Жить!» — исступленно завопил голос внутри него.

Последним усилием воли он заставил себя не слушать этот голос, глядя в лицо собственной смерти, не сопротивляться, не защищаться… Лишь бы его враг управился поскорее!

Но, словно вопреки его внутренней мольбе, секунды растянулись в вечность.

Волны кипящей крови грохотали в ушах, как чудовищный колокол.

Сердца бешено колотились, обгоняя друг друга.

Скорее же! Пожалуйста!

Он хотел прокричать это, но не смог издать ни звука. Хлюпающая жгучая боль в раздавленном горле стала нестерпимой.

Он не мог дышать, но все еще был жив. Как такое возможно? Почему?

Казалось, этому кошмару не будет конца.

Нет! Нет, так не должно быть!

Он не заслужил этого! Это нечестно!

От боли и обиды на глазах выступили слезы.

Он попытался вырваться, но обнаружил, что само пространство вокруг него исказилось и загустело, не давая пошевелиться.

Бухающие удары, разрывавшие голову, начали замедляться… стихать…

Свинцовая тяжесть разлилась по телу, придавив его к бархатному креслу.

Мыслей не осталось.

Он опускался на дно моря, как в детстве, когда отец учил его нырять, задержав дыхание… и прохладные молчаливые волны смыкались над ним…

Это хорошо… хорошо.

Пусть будет так.

Что-то ласковое и теплое безмятежно забрезжило вдали. Солнечно-белая тишина… Целая вечность тишины.

Ему показалось, что все наконец закончилось. Боль, страх, сомнения, сожаления — все это осталось позади. Когда внезапно что-то постороннее, чья-то неведомая воля вскинула его руки, наполняя их невероятной силой.

Будто со стороны он наблюдал за тем, как наполовину придушенный старик в императорской одежде, сипло рыча и скаля клыки, вцепляется в горло своего замешкавшегося убийцы. Как скрюченные пальцы в белых перчатках отчаянно когтят чужую глотку, а вражеская хватка на его собственной шее становится сокрушительной.

И вот уже двое яростно душат друг друга, уничтожая, выдавливая друг из друга жизнь…

Всего на миг вернувшись в сознание, он успел удивленно подумать, что умирающий император — это он сам…

А потом все исчезло.

* * *

Лондо дернулся так резко, что чуть не упал с кровати. Не самое приятное пробуждение, но вполне привычное для него, увы.

Сонно моргая и безотчетно ощупывая шею, он огляделся в поисках ужасного кошмара. К счастью, никого, жаждущего его убить, поблизости не обнаружилось.

Ночное видение стремительно отступало, и по мере того, как оно забывалось и таяло, вокруг начинал вырисовываться знакомый интерьер. Успокаиваясь все больше, Лондо с запозданием узнавал собственную спальню в служебных апартаментах.

Сон… Великий Создатель! Это был просто сон!

Облегченно улыбнувшись, он протер глаза рукавами ночной рубашки и скатился обратно в ложбинку, уютно пролежанную в мягкой перине.

Свежий рассветный луч, пробиваясь в щель между шторами, освещал треугольный клочок потолка, скользил по рельефному узору на зеленых обоях, отражался в зеркале. Несколько минут он лежал тихо, восстанавливая дыхание, и задумчиво глядел на этот первый призрачно-белый луч занимающегося утра. Пока узкая полоска неба за окном постепенно светлела, наливаясь бледной синевой.

— Который час? — хрипловато поинтересовался Лондо.

Оживший компьютер послушно озвучил время.

Как он и предполагал, было еще очень рано. Он всего пару дней назад вернулся с Догура, и организму требовалось время, чтобы заново приноровиться к суточному ритму родной планеты.

С возрастом перестраиваться становилось все сложней. В прежние годы межзвездные перелеты давались ему без особых проблем — привычный к ним, Лондо сравнительно легко переносил перегрузки, различия во времени и гравитации. Теперь же усталость неизбежно преследовала его после каждого космического путешествия. Он ее игнорировал, не желая самому себе признаваться в ее существовании. Пытался больше спать в дороге, чтобы лучше чувствовать себя по прибытии. Иногда это помогало. Но чаще оборачивалось последующей бессонницей, которая вкупе с его старыми военными привычками только еще больше все усугубляла. Как сейчас, например, когда безо всякого зазрения совести стоило бы поспать еще часа два, восстанавливая силы.

Увы, он совершенно к этому не привык. Со времен отрочества и юности в Академии… да нет, даже раньше! — с тех пор как он был совсем маленьким ребенком, — ему никогда не позволяли понежиться в постели. И он просто не умел предаваться этой простой радости. Даже в те редкие дни, когда оказывался предоставленным самому себе.

Обязанности! Его многочисленные обязанности всегда были на первом месте. Впрочем, сейчас он все равно не смог бы заснуть.

Грустно вздохнув, Лондо сел на постели, обеими руками поглаживая грудь под рубашкой: после тяжелого сна сердца бились все еще беспокойно. А потом устало поплелся в ванную, на ходу пытаясь вспомнить, что именно ему снилось.

Поначалу, как нередко случалось, это была какая-то тревожная бессмыслица, связанная с работой. Он так разнервничался из-за вчерашних переговоров с дрази по поводу догурианской колонии, что, должно быть, выпил лишнего перед сном — в тщетной попытке хоть немного успокоиться. Тот факт, что он не помнил, сколько именно выпил, красноречиво свидетельствовал: норма была превышена. Только это не помогло. Ситуация с Догуром настолько возмущала его своей нелепостью, а представители дрази — своим тупым упрямством и нелогичностью притязаний, местами доходившей до полного абсурда, что даже во сне он продолжал яростно доказывать им их неправоту.

За ночь эти сны совершенно его вымотали.

А перед рассветом неожиданно вернулся тот проклятый кошмар, в котором он видел свою смерть.

На протяжении многих лет этот сон возвращался к нему снова и снова. Пугал, нервировал, сбивал с толку, нагонял тоску, обрастал новыми, едва уловимыми подробностями… и вообще-то говоря, порядком его утомил. Это был не обычный сон, Лондо с самого начала осознавал это. Некоторые его сны имели свойство сбываться, и это был один из них. Он не касался его прошлого и никак не был связан с уже пережитым когда-то. Это был сон о будущем. Воспоминание о будущем. То, что обязательно случится, рано или поздно. Лондо не смог бы объяснить, откуда это знает. Он просто знал это и все.

Собственная смерть — не совсем та тема, над которой ему хотелось думать слишком долго. Будь его воля, он бы вообще предпочел не знать, когда и как именно умрет. Возможность знать это наперед, или даже подготовиться, представлялась ему весьма сомнительным преимуществом. Но и отмахнуться от навязчивого видения он не мог.

К сожалению или к счастью, хотя Лондо и видел этот сон десятки раз, он никогда не мог, проснувшись, вспомнить его целиком. И даже сама суть происходящего оставалась для него загадкой. Единственное (и самое главное, по его мнению), что он помнил отчетливо, — это смертоносную хватку чужих рук у себя на горле и свою собственную яростную попытку задушить врага. В том, что ужасающего вида одноглазый тип из сна был его заклятым врагом, у него не было никаких сомнений. При этом Лондо никак не удавалось узнать его. Кажется, он не встречал его прежде, но уверенности не было… Нет, уверенности не было. Он даже не мог сказать, был ли тот центаврианином или же принадлежал к какой-то другой расе. Раз за разом это знание неуловимо ускользало от него, словно песок, уносимый волной. Как и многие другие интересовавшие его подробности, которые он видел во сне, но никак не мог запомнить.

И вот сегодня ему неожиданно открылась одна совершенно поразительная деталь: во сне он был императором.

Закончив умываться теплой водой, Лондо поднял голову и задумчиво уставился в зеркало. Какое-то время изучал свое отражение, размышляя и хмуря темные брови. А затем лицо его вдруг прояснилось. Совершеннейшая бессмыслица, но в своем сне он, Лондо Моллари, определенно был императором Великой Республики Центавр.

Такое будущее казалось невероятным. Не то чтобы у него совсем не было амбиций или он стремился провести всю оставшуюся жизнь в чине простого офицера в комитете по контактам. Но подняться так высоко… Нет, в таких вещах он предпочитал быть реалистом. Что бы ни думали на этот счет его драгоценные жены.

Лондо слабо улыбнулся своему зеркальному двойнику. Получается, этот его страшный сон и впрямь мог оказаться всего лишь… сном? Не предупреждением и не пророчеством? Предчувствия обманули его?

Он тряхнул головой, решительно прогоняя из нее ночных чудовищ. Его улыбка сделалась шире. И в самом деле! Кто сказал, что туманные сны невесть о чем непременно обязаны сбыться? Хватит ему думать об этом! Иначе недолго и с ума сойти.

Покончив с водными процедурами и приведя в порядок волосы, Лондо вернулся в комнату и принялся одеваться. Постепенно к нему возвращалось привычное доброе расположение духа. Спустя минуту он уже напевал себе под нос легкий жизнеутверждающий мотив. Появилось даже странное чувство, что сегодня обязательно случится что-то хорошее. Конечно, запланированную на утро встречу с дрази для продолжения вчерашнего разговора сложно было счесть приятным событием. Но он справится с этим. Великий Создатель, в жизни с ним происходили вещи и похуже! Зато на днях должен был вернуться Урза. Не исключено даже, что он вернется сегодня. И тогда Лондо будет с кем выпить перед сном. А может быть, соберется небольшая компания для игры в карты. Они так давно не собирались вместе, чтобы просто посидеть, не думая ни о каких делах. Это вознаградило бы его за все неприятности и огорчения последних дней.

Подойдя к окну, Лондо раздвинул тяжелые шторы. Пустынный и влажный после ночного ливня дворцовый сад завораживающе мерцал и переливался в красноватых лучах осеннего солнца, медленно поднимающегося над серебристо-зелеными горами. Большая луна все еще бледнела высоко в небе. Малая, стоявшая над самым горизонтом, практически исчезла. Восход солнца между двух лун, навсегда запечатленный в символике его народа, здесь на Приме Центавра являл собой поистине непередаваемое зрелище. Больше ни на одной планете из тех, где ему довелось побывать, — да и нигде в целой Галактике, наверное, — не было таких рассветов, как здесь, у него на родине. На его милой, прекрасной родине. Те, кто никогда не покидал Приму Центавра, не замечали этого, принимали как должное. Они не понимали!..

Повинуясь внезапному порыву, он толкнул оконные створки. Терпкая прохлада поздней осени, хлынувшая в комнату сквозь распахнутое окно, заставила поежиться. Опираясь о подоконник и слегка зажмурившись от мягкого солнечного света, он принялся медленно и с упоением дышать, наслаждаясь тишиной и свежестью осеннего утра.

Невидимые птицы мирно посвистывали в густой листве вечнозеленых кустарников. Но от этих печальных, размеренных звуков тишина вокруг удивительным образом делалась еще более глубокой.

В этом и была главная прелесть ранних подъемов: до того, как просыпались все остальные, можно было побыть в одиночестве, подумать и настроиться на новый день, особенно если он обещал быть трудным, на свежую голову закончить брошенные накануне вечером дела, не рискуя быть потревоженным. Ощущать себя полновластным хозяином своего утра — это было просто замечательно.

Лондо вернулся в комнату, оставив окно приоткрытым, привычно налил себе выпить и уселся возле рабочего стола, намереваясь как следует подготовиться к сегодняшним переговорам. По его запросу компьютер начал загружать исторические файлы, касающиеся центаврианского присутствия на Догуре, его завоевания и освоения Великой Центаврианской Республикой в позапрошлом столетии. Да, это попахивало идиотизмом. Но не меньшим идиотизмом было требование дрази признать колонию их собственностью лишь на том основании, что планета оказалась на их территории после того, как они «пересмотрели границы космоса дрази», иными словами — нарисовали их заново, не советуясь с соседями, а именно с заинтересованным центаврианским правительством. И страшнее всего было то, что Прима Центавра — краса и гордость Галактики — фактически была готова уступить этим дурацким требованиям. Если бы это случилось, у Лондо появился бы серьезный повод отбросить остатки уважения к сборищу унылых дегенератов, именующих себя правительством Великой Республики Центавр… ну, а кроме того — к самому себе, имевшему глупость посвятить жизнь чему-то настолько бесполезному.

 

Увлекшись работой, он не заметил, как пролетело полтора часа.

Тем временем солнце поднялось уже довольно высоко, и в какой-то момент воздух на улице тихо и мягко зашуршал — перед парадным фасадом включили дворцовые фонтаны. Поистине необычное явление для поздней осени. Случалось, что в это время года в столице уже выпадал снег. Но в этом году щедрая на всевозможные осадки центаврианская зима отчего-то не торопилась заявить о своих правах, и осеннее тепло затянулось.

Это не могло не радовать того, кого холод и сырость с детства повергали в тоску и уныние. Однако он понимал, что все может измениться в любой момент.

Его родная планета отличалась крайне переменчивой погодой. Хотя технологии по ее регулированию были разработаны и освоены центаврианским народом давным-давно, на самой Приме Центавра они не использовались. Грубые вмешательства в физико-химические свойства атмосферы серьезно вредили планетарной экологии, и потому применялись лишь на планетах, колонизированных для сельскохозяйственных нужд, да и там — почти исключительно при наступлении засухи.

Здесь же, на Приме Центавра, с ее влажным климатом, последние хрупкие мгновения тепла были по-настоящему ценны.

 

Поставив доклад распечатываться, Лондо встал и прошелся по комнате, потягиваясь и похлопывая ладонями по животу.

До завтрака оставалось еще около получаса. Подумав немного, он решил потратить это время на то, чтобы просмотреть последние новости из мира людей. Отношения с людьми, претерпевшие стремительное охлаждение в период земляно-минбарской войны, наконец-то начинали восстанавливаться. В глубине души Лондо радовался этому и по возможности старался следить за тем, что происходило на Земле.

Снова усевшись к компьютеру, он едва успел сделать соответствующий запрос, когда блаженную тишину нарушила короткая мелодия входящего вызова.

Расправив плечи и одернув жилет, Лондо подошел к мигающему на стене видеофону.

— Да?

На экране появилось смуглое и энергичное лицо премьер-министра Малакаи, как всегда собранного и безупречно одетого, несмотря на утренний час.

— Моллари! — бодро поприветствовал он. — Доброе утро!

— Вполне доброе, премьер-министр, — с улыбкой кивнул Лондо.

— Вижу, я не разбудил тебя? Отлично, отлично. Приятно видеть, что не у меня одного государственные дела вызывают бессонницу. — Малакаи тоже улыбнулся, но быстро посерьезнел. — Я бы хотел видеть тебя в своем кабинете сразу после завтрака.

Лондо насторожился.

— Что-то случилось?

— Ничего, о чем стоит беспокоиться. Но для тебя есть… поручение. Постарайся не затягивать с визитом, это в твоих интересах.

— Дело в том, что после завтрака у меня уже назначена встреча с…

— Отмени ее, — просто сказал Малакаи.

— Министр, это касается…

— Отмени ее и все прочие встречи на сегодня.

— Все? — удивился Лондо. — Но сегодня…

— Это не обсуждается, Лондо. Ты отменишь все дела на сегодня, завтра и последующие дни. Остальное объясню при личной встрече. — С этими словами премьер-министр исчез с экрана, оставив собеседника в полной растерянности.

Лондо беспомощно огляделся, вызывая в голове список тщательно распланированных дел, которые должен теперь внезапно отменить. Нет, неприятную встречу с представителями дрази он, конечно же, отложит с радостью, но… Никогда еще хорошие новости не следовали за подобными распоряжениями. Надо сказать, в последнее время Лондо вообще перестал любить новости.

Походив по комнате, он в конце концов снова опустился в кресло возле компьютера и бросил рассеянный взгляд на монитор, куда за время их короткого разговора с премьер-министром были исправно выведены результаты его последнего запроса по людям. В тот же миг внимание его привлек верхний информационный блок с движущимся изображением земной космической станции.

«Вавилон 5».

Конечно же. Как он мог об этом забыть…

Последние два года правительство Центавра принимало участие в финансировании весьма крупного земного проекта по возведению в нейтральном космосе дипломатической станции. Идея принадлежала людям, разумеется. Вряд ли кто-то еще додумался бы до столь странного и затратного предприятия. Но из-за войны с Минбаром они едва не были уничтожены как вид. Одним словом, их действия можно было понять: диалог с минбарцами без преувеличения был для них жизненно важен.

Однако проект вызвал неожиданный резонанс и довольно быстро принял международный характер. На сегодняшний день все ведущие правительства, включая даже правительство Ворлона, были заинтересованы в нем.

Разумеется, Прима Центавра не имела права обойти его своим вниманием. А в свете некоторых недавних событий существование подобной станции казалось особенно актуальным.

Пробежав глазами текст, Лондо со вздохом откинулся в кресле.

В сообщении говорилось о том, что шесть стандартных суток назад официальный представитель Минбарской Федерации прибыл на «Вавилон 5».

Что ж, это все объясняло.

Вероятно, Центарум⁽¹⁾ уже избрал посла. И дело, которое премьер-министр собирается поручить Лондо, почти наверняка связано с назначением центаврианской дипломатической миссии на земную станцию. Как обычно: информационное обеспечение, подготовка необходимых документов… но вдобавок, видимо, еще и сопровождение почетного представителя Центаврианской Республики до станции в составе делегации. Потому и потребовалось отменить все дела.

Лондо потер лоб. Еще пара недель в космосе и несколько ночей нудной бумажной работы — просто чудо.

Интересно знать, кто же на этот раз представит Республику. В том, что это будет кто-то из числа знатных и материально благополучных персон, можно было не сомневаться. Но хорошо бы этот кто-то оказался еще и из числа его добрых знакомых. Работать под руководством какого-нибудь высокомерного выскочки, взирающего на тебя как на грязь, было бы совсем невесело.

Впрочем, разве существовало хоть что-то, чего Лондо Моллари не сделал бы на благо родины?

* * *

— Лондо! — Поднявшись навстречу вошедшему, премьер-министр бросил беглый взгляд на часы. — А ты пунктуален, друг мой. Удивительное качество. Очень немногие из наших соотечественников им обладают, к сожалению.

В приветственном жесте двое мужчин крепко сжали плечи друг друга. После чего Малакаи кивком указал Лондо на кресло около своего стола.

— Благодарю, премьер-министр, — ответил Лондо, чуть отодвигая кресло, чтобы сесть.

Малакаи сделал молчаливый знак замершему на пороге слуге, и тот исчез за дверью.

— Мне передали запись твоего вчерашнего выступления, — с улыбкой продолжал премьер-министр, наблюдая, как Лондо с комфортом устраивается в мягком кресле. — Я был впечатлен. Хотя ожидал, что сенатор Кодиро лично займется этим вопросом.

— Он не очень хорошо понимает язык дрази, — объяснил Лондо. — Эта ситуация с самого начала сбила его с толку.

— Может быть, это и к лучшему. Зная его, сомневаюсь, что он смог бы с таким жаром и заразительностью отстаивать интересы Республики.

Лондо смутился.

По правде говоря, сам он видел ситуацию в несколько ином свете… Он был уверен, что его бурная и страстная речь не оказала никакого эффекта на тупоголовых посланников. Но, возможно, со стороны эти попытки не выглядели настолько бессмысленными…

— Спасибо, министр, — сдержанно ответил Лондо. Больше он не знал, что на это сказать.

— Это ты прими мою благодарность. Думаю, у нас появился шанс урегулировать этот вопрос без применения силы. Ты же понимаешь, что военные конфликты для нас сейчас нежелательны.

Лондо вздохнул.

— Увы, бывают моменты, когда мне кажется, что в диалоге с некоторыми нашими соседями нет лучшего аргумента, чем оружие. Или даже несколько хорошо вооруженных кораблей на их границе. — Лондо посмотрел в глаза Малакаи. — И сейчас как раз такой момент, — уточнил он.

Слуга вернулся с серебряным подносом, на котором возвышались два узких треугольных бокала и бутылка фриоли — столь любимого премьер-министром легкого ягодного вина.

— Увы, мой дорогой Моллари, — грустно улыбнулся Малакаи, наполняя бокалы и вручая один из них Лондо. — Приходится быть терпеливыми. Республике не по карману бессмысленная война.

— Бессмысленная? — возмутился Лондо, принимая угощение. — Уступки такого рода создают вредный прецедент. Вредный и очень опасный для нас, для нашего будущего, для будущего Республики. Понимаете, что я хочу сказать? Это может стать традицией. — Он поднял бокал на уровень глаз и медленно покрутил его в руке. — К тому же, ни о какой войне речи не идет. Даже дрази не станут воевать за клочок космоса с крохотной планеткой.

— В наших интересах поддержание мирных отношений с соседями, — спокойно ответил министр. — Турхан это понимает. И нам всем также следует это уяснить.

Лондо оторвался от созерцания сочно-розовых бликов на гранях бокала.

— Но мы ведь не опустимся до того, чтобы уступать им наши территории по первому требованию? — уточнил он ровным голосом, однако в глазах его появилось почти умоляющее выражение.

— Если это окажется необходимо для поддержания мира, — последовал неторопливый ответ, — тогда, боюсь, придется уступить. Тем более, как ты совершенно верно заметил, эта планета не так уж важна для нашей экономики. Три четверти ее ресурсов уже использованы.

— Это безумие, — прошептал Лондо.

Малакаи посуровел.

— Я бы посоветовал выбирать выражения.

Лондо стиснул зубы, изо всех сил стараясь не высказать вслух того, о чем впоследствии пожалеет.

Премьер-министр откинулся в кресле, задумчиво потирая подбородок.

— В целом, — произнес он, — все это возвращает нас к тому, ради чего я пригласил тебя.

Лондо распрямился, приготовившись внимательно слушать.

— Речь о «Вавилоне 5». Ты, разумеется, знаешь об этом проекте?

Услышав про «Вавилон 5», Лондо слегка расслабился и утвердительно кивнул: разговор принимал именно тот оборот, какой он предвидел.

— Конечно же, я мог бы и не спрашивать, — мягко заметил Малакаи. — Вполне возможно, ты знаешь о нем даже больше меня. Мне показалось, ты неравнодушен к этому народу, — пояснил он.

Лондо попытался скрыть смущение, с хмурым видом попробовав вино.

— Это здесь совершенно ни при чем, — ответил он, облизнув губы. — В список моих обязанностей входит обязанность знать о таких вещах. Только и всего.

Министр благосклонно улыбнулся.

— Только и всего, — примирительно повторил он. — Но так или иначе, станция наконец-то заработала в полную силу. Скоро все основные правительства пошлют туда своих представителей. Возможно, кто-то из них уже прибыл на «Вавилон 5»… Хотя, признаться, я очень надеюсь, что мы будем первыми. Это было бы символично…

— Не выйдет, — сказал Лондо. — Посол Минбара уже насколько дней находится на борту.

— Неужели? Мне не докладывали об этом.

— Это было… в их новостях. — Лондо окончательно смутился. — Но в этом и нет ничего удивительного. Сильнее минбарцев в данной ситуации заинтересованы разве что сами люди.

— Ну что ж, это повод и нам поторопиться, — решительно произнес Малакаи. — Центарум, как тебе известно, весьма скептически относится к самой идее мира без границ. Многие не верят в то, что станция просуществует долго. Старшее поколение вообще не воспринимает ее всерьез. Но почти все они признают, что за человечеством будущее, и что тесный союз с прогрессивной молодой расой — на пользу Республике. Люди энергичны и амбициозны. Они показали свое лицо в Дилгарской войне. Они сумели выстоять против Минбара и сделать его своим союзником. У них большой потенциал. Однажды они могут стать ведущей силой в Галактике. Нам стоит держаться поближе к ним.

Лондо опустил взгляд. Ему всегда нравились люди. Но делать Республику Центавр зависимой от них… даже в мыслях… Невероятно. Невыносимо горько.

Малакаи предпочел не заметить его опечаленного выражения. Или действительно не понял его причины?

— «Вавилон 5», — продолжал он, — это отличная возможность для поддержания и укрепления наших добрых отношений. Имея постоянного представителя на станции, мы сможем быть в курсе всего, что происходит в их внешней политике. Мы будем узнавать новости почти мгновенно. Это открывает большой простор для тонкого маневрирования. Мы финансировали этот проект наравне с минбарцами и землянами. Мы не только имеем право, но и обязаны быть там. Тем более что и самые проблемные из наших соседей — я имею в виду нарнов, разумеется, — также намерены там быть и воспользоваться всеми возможностями по дальнейшему налаживанию дружбы с человеческой расой и внесению раздора и хаоса во все прочие отношения. Это нельзя оставить без контроля.

Вынужденный признать правоту собеседника, Лондо понимающе кивнул и снова отпил из своего бокала.

— Признаюсь, у нас возникли некоторые сложности с избранием того, кто представит наш народ и встанет на защиту его интересов. Этот парень один должен стоить целой делегации, что, разумеется, вызвало определенные сомнения и споры… Но в конечном итоге точку поставил сам император Турхан, велев поручить это тебе.

Лондо воззрился на премьер-министра, изумленно приоткрыв рот.

— Император назначил послом тебя, — подтвердил Малакаи.

Моргнув, Лондо отставил бокал на стол.

— Меня? — повторил он. — Но я совершенно не уверен, что…

— А это и не предложение, Моллари, — сурово оборвал его министр. — Это приказ императора, который не подлежит обсуждению. — Затем голос его смягчился. — Не волнуйся. Ты прекрасно справишься. В конце концов, эта работа тебе хорошо знакома. Да, прежде тебе не доводилось возглавлять дипломатические миссии и принимать решения единолично. Но зная тебя, я не сомневаюсь, что ты сделаешь все на благо нашей прекрасной родины. Ты именно тот, кому без опасений можно доверить ее интересы.

Лондо почувствовал, как по лицу его расползается смущенная, но неудержимая улыбка. Неужели? Неужели сам император понял это и оценил?

— Я поддерживаю выбор Его Величества, — добавил Малакаи.

— Я… — Лондо коротко кашлянул, пытаясь вернуть себе серьезное выражение. — Я постараюсь сделать все, что в моих силах, министр.

Малакаи грустно улыбнулся, глядя на его взволнованное лицо, после чего поднялся из-за стола и подошел к окну. Лондо поспешил встать и молча посмотрел на премьер-министра в ожидании дальнейших распоряжений.

— Замечательный день сегодня, — задумчиво произнес Малакаи. — Отличная погода. Идеальная для того, чтобы провести последние деньки дома.

— Деньки? — снова переспросил Лондо. — Я должен лететь так скоро?

Малакаи обернулся. Теперь они с Моллари стояли друг напротив друга.

— Разумеется. Чем скорее, тем лучше. — Он тоже негромко откашлялся и продолжал: — Твой корабль на «Вавилон 5» отбывает через два дня. Времени как раз хватит, чтобы закончить дела и уладить все необходимые формальности. До отлета ты получишь официальное звание посла.

Лондо расправил плечи, чувствуя, как чем-то теплым и радостным переполняется грудь. Происходило то, о чем он не позволял себе даже задумываться, — и он отчаянно пытался запомнить этот момент.

— Мы верим, что ты представишь наш народ с самой лучшей стороны, — с доброй улыбкой добавил премьер-министр. — Иначе и быть не может. — Он вздохнул. — Есть какие-нибудь вопросы?

— Только один, — простодушно признался Лондо. — Мне бы хотелось знать, почему все-таки… почему именно я был удостоен этой чести? — И он слабо улыбнулся, ожидая ответа.

Малакаи помедлил, словно раздумывая, стоит ли говорить правду.

— На самом деле… — сказал он, наконец, и во взгляде его появилось странное виноватое выражение. — На самом деле других желающих не нашлось. Тебе известно, что первые три станции были уничтожены при саботаже, а четвертая бесследно исчезла спустя всего сутки после ввода в эксплуатацию? Так что… это крайне небезопасное место. А безопасность — дорогое удовольствие.

Лондо почувствовал, как с каждым словом Малакаи стремительно улетучивается только что переполнявшее его тепло, оставляя вместо себя гулкую пустоту с острыми ледяными краями.

— То есть… — уточнил он, стараясь изо всех сил, чтобы голос его звучал по-прежнему ровно, — то есть в действительности это назначение… не более чем… шутка?

— Да, — вздохнул министр. — И довольно злая, если честно.

Лондо медленно опустил глаза, не желая, чтобы его горькое разочарование стало очевидным, но он никогда не был особо силен в сокрытии лишних эмоций. Несмотря на то, что профессия дипломата, кажется, должна была бы научить его этому… Но Тимов права насчет него: он просто идиот. Полный идиот. И каждый раз получает по заслугам.

— Мне жаль, Лондо, — искренне произнес Малакаи, который все это время не сводил с собеседника внимательного взгляда, и от которого, конечно же, не укрылись его мысли. — Правда, жаль. Если бы я мог, отправил бы кого-нибудь еще. Но твое имя было первое в списке. Император увидел его — и все решилось. Кто мы, чтобы обсуждать его приказы…

Лондо очень некстати подумал, что в определенных случаях и для определенных лиц эти приказы вполне безболезненно обходились. Вот только он, Лондо Моллари, к таким лицам, естественно, не относился.

— Мы ничего не можем сделать, чтобы повлиять на решение Его Величества, — словно читая его мысли, сказал Малакаи. — Не стоит говорить об этом.

С этими словами он снова сел в кресло.

Лондо остался молча стоять.

— И последнее, — твердо продолжал премьер-министр. — Перед отъездом ты, разумеется, получишь письменные инструкции, которых будешь придерживаться во время своей работы на «Вавилоне 5». Думаю, они будут подготовлены для тебя уже завтра утром. Но помимо этого, я лично хотел бы попросить тебя о мудрости и терпении. — Он пристально посмотрел на Лондо. — Известно, что в совет станции войдут представители некоторых наших бывших колоний и протекторатов… Я понимаю твои чувства. Наш народ пролил немало крови в прошлом. Но прошу, помни о том, что сейчас более всего остального Прима Центавра заинтересована в мире. Оберегать ее от ненужных войн и конфликтов — в этом наша главная общая цель.

— Я это понимаю, министр, — негромко ответил Лондо, все так же глядя куда-то перед собой. — Ваши просьбы излишни.

Бросив взгляд на его лицо, Малакаи вздохнул.

— Друг мой, — произнес он примирительно. — Послушай доброго совета. Не трать время на пустые сожаления. Лучше проведи его с семьей, хотя бы сегодня. Вам предстоит долгая разлука.

Упоминание семьи мгновенно вывело Лондо из оцепенения.

— Лучше уж я закрою дела и сдам отчеты, — уклончиво ответил он, коротко взглянув на собеседника.

Министр покачал головой.

— На это у тебя будет целых два дня. Но ты не сможешь плодотворно работать, если будешь тосковать по родным.

Эту тему Лондо не любил особенно. Ему не нравилось ни с кем обсуждать свои отношения с родственниками. Потому, видимо, что они разительно отличались от отношений в большинстве нормальных центаврианских семей и, нужно признать, не в лучшую сторону. Сейчас же эта тема могла разве что еще больше его расстроить.

Но, кажется, Малакаи искренне беспокоился о нем, и нужно было хоть что-то ответить.

— Вообще-то, если честно… в этом нет совершенно никакой необходимости, — откровенно признался Лондо. — Уверен, мы не будем скучать друг по другу.

— Уверен, что ты ошибаешься, — возразил Малакаи. — Но раз добрые советы не имеют на тебя влияния, то я приказываю тебе провести время с семьей. И я обязательно проверю, как ты исполнишь этот приказ. Надеюсь, ради твоего же блага, что до завтрашнего утра не увижу тебя во дворце.

За что, Великий Создатель? За что ты так ненавидишь меня…

— Мои распоряжения тебе понятны?

— Да, министр, — преисполнившись покорности злой судьбе, кивнул Лондо.

* * *

Покидая кабинет премьер-министра, Лондо чувствовал себя… обманутым. Да, вот подходящее слово.

Великий Создатель! На несколько мгновений он решил, что его наконец-то оценили по достоинству, выделили из всех остальных… Если уж на то пошло, в этом не было бы совершенно ничего сверхъестественного! Лондо всегда казалось, что Турхан благоволит ему. И не без основания. Император был добр и дружелюбен с ним при встречах, часто открыто хвалил его работу, и пару раз даже вставал на его сторону в спорных вопросах. Трудолюбие и ответственность Лондо Моллари, его внушительный опыт работы с чужаками, его верность Республике и страстный патриотизм — не были секретом ни для кого при дворе, в том числе и для Его Величества. И так замечательно было бы осознавать, что сам император — наконец-то! — решил это поощрить…

Но увы. По всей видимости, ничего подобного Лондо просто не заслуживал. И его неуверенная радость, и столь редкое ощущение полета длились всего несколько мгновений. Человеческое выражение «оказаться сброшенным с небес на землю» как нельзя лучше описывало его чувства.

Нет, это назначение не имело ничего общего с желанием поощрить его или повысить. Его назначили послом лишь потому, что император ткнул пальцем в первое попавшееся имя. Потому что никто другой не захотел. Потому что это была слишком опасная работа. Потому что в соответствии с политикой, определенной Центарумом, на земной станции «Вавилон 5» представителя Великой Центаврианской Республики ожидало немало унижений. Потому что только такой дурак, как Лондо Моллари, мог воспринять это как доброе расположение, честь и благо.

Погруженный в эти малоприятные мысли, Лондо шагал вдоль длинной стеклянной галереи, отделявшей парадную часть дворцового комплекса от служебной. С галереи открывался живописный вид на ухоженный императорский сад и возвышающиеся вдали горы, освещенные солнцем.

Но Лондо ничего этого не видел. Он так увлекся жалостью к себе, что, свернув на круглую лестницу, ведущую к служебным апартаментам, не заметил пожилого центаврианина, спускающегося по ней, и чуть не сбил его с ног.

— Моллари! — возмущенно продребезжал лорд Ардо, отшатнувшись от него. — Великие боги, вечно вы витаете в облаках!

Лондо рассеянно поднял глаза.

— Простите, вокатор⁽²⁾, — поспешил извиниться он. — Я вас не заметил.

Не удостоив его ответом, старик принялся отряхивать свой красный сюртук так, словно Лондо мог чем-то его испачкать.

Вздохнув, Лондо уже хотел идти дальше, когда лорд Ардо вдруг подал голос.

— Не заметил… — проворчал он. — А что вы вообще замечаете? Вы и все ваше поколение. Вы смотрите на звезды. На звезды! А не на то, что у вас прямо перед носом. Великий Создатель, куда катится этот мир, если от таких, как вы, зависит будущее Республики? И есть ли у нее вообще будущее, если на смену воинам пришли мечтатели и болтуны?

* * *

Почти все личные вещи Лондо, его записи, документы, рабочие архивы и прочие мелочи, которые могли ему понадобиться, — хранились в его служебных апартаментах при императорском дворце. Он был рад уже тому, что не придется посещать семейный особняк, готовясь к предстоящей поездке.

Несмотря на то, что именно там прошло его детство, никакие приятные воспоминания не связывали Лондо с этим домом, с его многочисленными комнатами и плюшево-кружевными интерьерами. Хотя по документам и праву наследования особняк принадлежал ему, он никогда не чувствовал себя в нем хозяином, никогда не чувствовал себя… дома.

Когда-то, очень давно, там наверняка происходило что-то хорошее. Но Лондо этого не помнил. Ему было шесть лет, когда со смертью матери этот дом в один миг утратил для него всю свою притягательность, тепло и безопасность, и превратился в крайне недружелюбное место, где царила Милисити — старшая жена его отца.

Когда ее собственный взрослый сын погиб на мораго⁽³⁾, эта достойная женщина перенесла свое пристальное внимание на десятилетнего пасынка. Она была бесконечно далека от того, чтобы относиться к Лондо как к родному ребенку. Но это не мешало ей отравлять его жизнь с одной святой целью — воспитать из него приличного центаврианина и повыгоднее его женить.

Сама она считала, что справилась только со второй частью поставленной задачи. Зато как!

Очаровательнейшие и милейшие жены, коими наградили Лондо щедрая на остроумные подарки судьба и предприимчивая мачеха, бесспорно украшали его жизнь, наполняя ее радостью, делая ее… ярче. И дома с их появлением стало намного уютнее. Настолько уютно, что Лондо не мог долго там находиться.

Казалось, из всех обитателей особняка один лишь старый камердинер Дансени, знавший Лондо еще ребенком, был по-настоящему привязан к хозяину и искренне о нем беспокоился. Осознание этого факта уже давно не трогало душу.

К тому же, Лондо почти не приходилось там жить. С тех пор как мальчишкой он был отдан в военную академию и стал возвращаться домой всего раз в году — на каникулы. Затем была служба в космических войсках, когда большую часть времени он проводил вдали от родной планеты. Потом университет и снова многочисленные поездки в чужие миры — теперь уже с дипломатическими миссиями. Поступив на государственную службу, Лондо получил в пользование две небольшие комнаты во дворце — и надобность в ином жилище отпала сама собой. А вместе с ней отпала и необходимость регулярно видеться с родными, что, конечно же, еще сильнее отдалило его от них.

К тому моменту как Лондо в последний раз вернулся с Земли, где проработал несколько лет, отношения с семьей фактически сошли на нет. Вполне возможно, что он не стал бы их возобновлять, наплевав на все традиции, если бы не несчастный случай, произошедший в его отсутствие.

Его старший брат Ромос, страстный и талантливый исследователь дальнего космоса, не вернулся из своей последней экспедиции. Было ли это результатом нападения чужаков, или же загадочные силы природы встали на пути разумных существ — неизвестно. После того как связь с исследовательским судном оборвалась, не было найдено ни тел, ни обломков… Корабль словно растворился в космическом вакууме вместе со всей своей командой.

Вернувшись на Приму Центавра, Лондо пытался выяснить, что произошло, но дело о загадочном исчезновении экспедиции было спешно закрыто, все записи и отчеты с корабля — перенесены в секретный архив или уничтожены. Это было странно, поскольку из официальных документов следовало, что группа ученых не занималась ничем особо секретным или запрещенным.

Тем не менее, даже используя все свои связи, хитрость и настойчивость, Лондо так и не сумел получить доступ к уцелевшей информации. Все, что ему оставалось, — это строить догадки. И постепенно он пришел к выводу, что экспедиция его брата, подобно многим другим, канула в небытие, предприняв тайную вылазку в космическое пространство Ворлона.

В юности Ромос был одержим идеей такого путешествия. Он рассказывал об этом Лондо, когда тот был еще совсем маленьким. Так может быть… может быть, он сумел воплотить свою мечту? Пусть даже это стоило ему жизни?

Такая разгадка прекрасно объяснила бы секретность и упорное желание правительства замять это дело. Но доказательств у Лондо, конечно же, не было и быть не могло.

Он жалел, что находился так далеко, когда Ромос отправился в свое последнее путешествие. Хотя понимал, что вряд ли сумел бы удержать или отговорить своего брата. Скорее всего, тот вообще не рассказал бы Лондо, куда направляется. Как не рассказал этого никому из родных, даже собственной матери, даже Танне — своей жене.

Будучи истинной центаврианкой, Танна не плакала. Долгое время Лондо подозревал, что она все еще верит и надеется на чудо, хотя внешне она этого, конечно, не показывала. Строгая и немногословная, она целиком посвятила себя воспитанию сына. Да и сам Лондо, оставшийся единственным мужчиной в доме, внезапно почувствовал резонную ответственность за этого ребенка.

Он позаботился о том, чтобы Карн ни в чем не нуждался, чтобы он получил приличное образование, и самое главное — чтобы он был в безопасности. Однажды его мать уже потеряла родную душу. Второе такое испытание было ей ни к чему.

По этой причине Лондо решительно воспротивился вступлению племянника в вооруженные силы, настаивая на том, что это опасное и бесперспективное занятие, хотя сам юноша мечтал о карьере военного и даже, следуя традиции рода Моллари, с отличием закончил академию. По совету Лондо Карн продолжил получать образование в университете — на этот раз естественнонаучное. Это был неплохой выбор, учеба давалась ему легко, и минувшим летом Лондо добился его назначения на пост руководителя исследований на одну из центаврианских сельскохозяйственных колоний — Рагеш III. Конечно, это было не совсем то, о чем мечтают молодые люди в его возрасте, но Карн не перечил дяде. Возможно, он понимал, что Лондо хочет ему только добра.

Так или иначе, два месяца назад он послушно отбыл на дальнюю планету. И поскольку с его отъездом дома не осталось никого, кто испытывал бы потребность в обществе Лондо, тот окончательно переселился в служебную квартиру, где никто не давил на него, не мешал работать и проводить время так, как ему заблагорассудится.

При этом Карн оставался одним из немногих Моллари, которых Лондо безоговорочно считал своей семьей. Если с кем-то он и хотел поделиться своими новостями, так это с ним. Он точно знал, что племяннику есть до них дело. В отличие от многих других.

Лондо запросил сеанс связи с Рагеш III сразу же, как только вернулся к себе. Увы, несмотря на то, что исходящий вызов совершался из дворца на Приме Центавра, установление связи с отдаленной сельскохозяйственной колонией требовало много времени. Лондо не имел права использовать для личных переговоров ни экстренный, ни правительственный каналы. Кроме того, запрос был внеплановый. И в результате предполагаемое время ожидания, рассчитанное компьютером, составило почти сутки.

Недолго думая, Лондо полез в верхний ящик стола за ключами от системы. Возможно, это было не совсем по правилам… но он не мог ждать разговора целый день.

Сбросив гражданские настройки тахионного передатчика, он поместил кристалл в разъем для считывания данных и принялся один за другим переносить пароли в появившуюся на экране таблицу, сосредоточенно хмурясь и покусывая губы.

У него ушло меньше пяти минут на то, чтобы подключиться к военному подканалу, используемому офицерами среднего звена. Не потребовалось даже идентификации по имени и званию. Формально это был взлом, поскольку данная частота предназначалась исключительно для передачи приказов во время боевых действий. Но в настоящий момент Республика ни с кем не воевала — даже если разговор отследят, большого скандала возникнуть не должно… наверное.

Время соединения тут же сократилось до двух часов. Вполне довольный результатом, Лондо решил провести их с пользой.

Он задумчиво прошелся из угла в угол, припоминая, где лежат кристаллы с информацией по землянам. За время работы на их планете у него скопилось множество полезных материалов. И раз уж ему снова предстоит работать с людьми, стоит сразу отыскать все, что может пригодиться… Даже если это назначение — всего лишь шутка.

Вздохнув, Лондо стащил со шкафа увесистую коробку и перенес ее на стол. Должно быть, здесь… И действительно — под крышкой обнаружилась его «земная» коллекция.

Там было пять или шесть бумажных книг на английском языке с серебристыми ярлыками букинистической лавки Женевы, толстый сборник фразеологизмов, пословиц и поговорок, а также непонятно как сюда затесавшаяся книжка детских стихов.

Последняя была заложена посередине сувенирной открыткой с изображением Марьяны Лепарской — женщины-змеи, выступление которой когда-то произвело на Лондо неизгладимое впечатление. Кажется, это было в один из первых его вечеров на Земле, еще до того как он… освоился. То, что эта девушка, облаченная в полупрозрачную золотисто-зеленую чешую, вытворяла со своим телом, не поддавалось словесному описанию. Единственное, что он мог делать тогда, — это смотреть, приоткрыв рот, на тоненькую спину, как будто совершенно лишенную костей, на немыслимые позы и изгибы… на плавно струящиеся движения, от которых, чуть ослабив защиту, можно было запросто потерять голову. Он, конечно же, и прежде знал, что земные женщины отличаются от центаврианок. Но одно дело — читать о различиях в электронной энциклопедии, пусть даже иллюстрированной. И совсем другое — видеть их собственными глазами. Потрясенный до глубины души, в тот вечер Лондо оставил в баре, где выступала танцовщица, всю наличность, какую успел обменять, до последней бумажки, и даже пару центаврианских дукатов, завалявшихся в карманах.

Воспоминание об этом заставило его улыбнуться. Замечательное было время… Мир людей каждый день преподносил ему что-то новое — удивительное или забавное… или откровенно шокирующее. И все это офицер Моллари увлеченно записывал в свой рабочий дневник, нашедшийся тут же, под книгами.

Дальше были сложены толстые папки с копиями официальных отчетов, которые они с коллегами готовили, работая в составе центаврианской делегации. Отчеты писались для императора и Центарума — вдумчиво, сдержанно и не всегда искренне, — потому едва ли могли представлять большой интерес для убежденных сторонников исторической и политической достоверности. Вынув папки из коробки, Лондо отложил их в сторону.

По обнажившемуся дну перекатывалась горсть разноцветных инфокристаллов. Высыпав их на стол, Лондо принялся искать среди них те, которые могли в скором времени понадобиться в работе.

Первые два кристалла почти сразу были отброшены обратно в коробку как ненужные. Третий содержал языковые файлы. Раскрыв их на компьютере и быстро пролистав, Лондо отложил этот кристалл для дальнейшего изучения.

Еще в университете он довольно хорошо овладел английским, а за время работы на Земле расширил знания фактически до уровня носителя языка. Однако в последние годы ему почти не приходилось его использовать, разве что для чтения новостей и перевода документов. И, конечно же, до прибытия на «Вавилон 5» стоило освежить в памяти некоторые моменты, грамматические конструкции, а также общепринятые формулы вежливости и делового этикета землян. В конце концов, ему придется снова научиться думать и бегло выражать сложные мысли на этом языке, даже отдаленно не напоминающем центаврианский. Он не сомневался, что быстро все вспомнит, но нужно было посвятить этому время — хотя бы один вечер.

Следующий кристалл, с внушительным собранием человеческой музыки, Лондо также отложил для себя как ценный, хотя и не представляющий сиюминутного интереса. Люди создавали прекрасную, глубокую, сложную и гармоничную музыку. Их музыкальная культура была одной из самых богатых в Галактике. Десятки тысяч подлинных шедевров, сотни гениальных композиторов — вот что такое их музыка. Но вместе с тем была у нее одна необъяснимая особенность, абсолютно не характерная для музыки центавриан. Особенность заключалась в том, что на протяжении веков главной темой во всех музыкальных произведениях людей оставалось горе — потеря, болезнь, разлука, предательство, смерть. Эта тема неизменно звучала как в оперных театрах, так и в барах, куда люди приходили с целью отдохнуть и расслабиться, что было в высшей степени непонятно и странно. Как центаврианин Лондо считал, что хорошая музыка должна приносить радость, вдохновлять на подвиги, исцелять душевную боль, а не вызывать ее. И все же, несмотря на то, что зачастую земная музыка лишь усугубляла чувство тоски и одиночества, было в ней что-то, что побуждало слушать снова и снова, а порой и напевать. Удивительный, но далеко не единственный парадокс.

Еще один кристалл, отправленный в горку полезных, содержал справочники по земному юмору. Учитывая, что при международных переговорах любая неудачная или неверно понятая шутка могла послужить поводом для начала войны, в своей дипломатической карьере Лондо уделял этой теме особое внимание.

В большинстве языков юмор давался ему сравнительно легко, тогда как человеческий оставался одной из самых непостижимых вещей во Вселенной. Потратив на изучение этого вопроса не один год, Лондо по-прежнему очень многого не понимал. И это касалось не только юмора, но и логики землян вообще.

Взять, к примеру, название станции, на которую ему суждено отправиться. Еще во времена первых проектов «Вавилон» Лондо разыскал это слово в электронной энциклопедии земной мифологии, ознакомился с библейской легендой о том, как народы раз и навсегда разучились понимать друг друга, после чего долго и задумчиво рассматривал жутковатую картину некоего Питера Брейгеля, жившего на Земле тысячу лет назад… Лондо не мог исключить, что чего-то недопонял во всей этой истории. Но учитывая цели, ради которых строилась станция, подобное название вызывало у него недоумение. Еще большее недоумение вызывало упрямое желание людей сохранить за ней это странное название. Даже после того как четыре предыдущих «Вавилона» оказались уничтожены, почти в точном соответствии с их собственной легендой. Очередной парадокс!

---

1) Центарум — орган верховной власти на Центавре, подконтрольный только Императору. Аналог парламента. Состоит из представителей наиболее могущественных Родов Республики и, в зависимости от отраслей, подразделяется на комитеты, возглавляемые вокаторами.

Вернуться к тексту

2) Вокатор — председатель комитета в Центаруме.

Вернуться к тексту

3) Мораго — ритуальный поединок не на жизнь, а на смерть. Понятие принято среди участников центаврианского дуэльного общества Кору Придо. Традиционно бой проводится на мечах-кутари и заканчивается гибелью одного из дуэлянтов.

Вернуться к тексту