Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть II (гет)

Я удивляюсь, Герни, что король

Еще не умер, стоя по колено

В воде, куда идут все стоки замка,

Откуда поднимаются все время

Зловонные пары, что отравили б

Любого человека, а не то что

Воспитанного в неге короля.

Кристофер Марло «Эдуард II»

Как может заключённый, который не получает никаких вестей из внешнего мира, понять, что мир за стенами тюрьмы трясёт и лихорадит? По меняющимся условиям содержания.

Пока был жив Лорд, время в Азкабане, казалось, застыло. Не происходило ровным счётом ничего. В отсутствие дементоров тюрьма стала совершенно обычной, с клетками-одиночками (три стены и вместо четвёртой решётка с дверью, запертой заклинаниями). Откидной столик под окошком-бойницей, в которую мог протиснуться разве что голубь, но куда во время дождя лилась вода и стучала по столу. Стол этот использовался только для того, чтобы ставить кружки и миски с тюремной едой. Очень редко на него клали кусок пергамента грубой выделки, если разрешали написать письмо домой.

Койка у стены была узкой. Ладно хоть длинной. Умывальник и нужник, который отличался от магловского тем, что самоочищался и поэтому не вонял. Вот и всё, что находилось в камере. В Азкабане не было насекомых, не было мышей и крыс. Раз в неделю заключённых подвергали санобработке: ставили посреди камеры, связывали, раздевали донага и сыпали на них очищающими и заклинаниями, удаляющими волосы с тела и головы. Всё это сопровождалось ржанием охранников и их комментариями.

Раньше заключённые заболевали от воздействия дементоров. Телесные и душевные страдания привносили в их существование хоть какой-то смысл. Теперь и этого не стало.

Целых два года прошли в абсолютной серости, и ему стало казаться, что он сам зарос пылью и паутиной и почти слился с серыми стенами камеры. Только зимой сердце прожгло известие о смерти жены. После того, как боль немного схлынула, пришло оцепенение.

Потом перемены стали слишком стремительными. Вначале это были новые арестанты. Некоторых он знал, некоторых нет, и не мог даже представить, что Лорд мог как-то использовать подобных типов в своих целях. Его камера находилась в конце блока, у самого входа, и вновь прибывших проводили мимо него.

День победы над Лордом заключённым запомнился особо. Охрана перепилась на радостях и устроила нечто невообразимое. Они не пользовались магией. Они просто заходили в некоторые камеры и били: кулаками, ногами. Кое-кого изнасиловали — вне зависимости от пола. Ему повезло — только побили.

Через день вся охрана была заменена, и перед пострадавшими извинились.

И начались повторные рассмотрения дел.

Он не обрадовался этому обстоятельству. Ему было всё равно.

Однажды утром кто-то из охранников кинул в камеру номер «Пророка» со словами: «Надо же. А ещё говорят про яблоню и яблоко. Отец— мразь, а сын-то — герой».

Он поднял газету и прочёл на первой полосе, что его сын награждён Орденом Мерлина первой степени за «беспримерное мужество и стойкость в борьбе с Тёмным Лордом».

Была ещё хоть маленькая надежда, что сын с истинно фамильным расчётом просто оказался в нужное время в нужном месте и решил поступить так, как было выгодно. Это бы он понял. Но первое же письмо от сына лишило и этой надежды. Он прочитал его, свернул, вложил обратно в конверт и просил отправить назад и больше писем от сына ему не передавать.

По ночам на узкой койке, на которой можно было лежать лишь вытянувшись, он чувствовал во тьме перед собой каменную кладку, холод от которой студил лицо, и думал, думал, думал… И чем больше он думал, тем больше он понимал, что проиграл. Вначале он утешал себя ненавистью к своему сопернику, который всё-таки украл у него сына, занял в его сердце место, которое должно было принадлежать только ему, отцу. Потом ненависть сменилась отчаянием, и он перестал есть. Ему пригрозили, что будут кормить насильно. Неожиданно он испугался угрозы — она стала слишком тяжёлым грузом на весах каждодневного унижения, которому он подвергался здесь.

Когда его вновь вызвали на заседание суда, он почти всё время молчал. Были вновь выслушаны свидетельства против него. Он даже не помнил, кто именно свидетельствовал. Ему показалось, что среди них был мальчишка Лонгботтом, который рассказывал о стычке в Министерстве.

Он совершенно равнодушно выслушал решение суда, что срок его — десять лет, из которых два года он уже отсидел, решено было оставить без изменений.

Конец июля и начало августа вышли беспокойными. Послабления сменялись ужесточением режима, и наоборот. Появились слухи о дементорах. В середине августа повесилась в своей камере Алекто Кэрроу — аукнулся День победы. Утром Люциус проснулся и увидел её болтающейся на решётке в удавке, сделанной из полосок ткани с её арестантской робы. После этого происшествия на заключённых наложили магические путы, которые ослабляли только на время кормления и ещё три раза в сутки — справить нужду. Экзекуция продолжалась трое суток. Теперь стена холодила его правое ухо, а он просто смотрел на потолок камеры и пересчитывал трещины в нём.

На четвёртые сутки путы сняли. Весь вечер из камеры посередине блока раздавались завывания — это выл Амикус. На следующий день он был отправлен в невменяемом состоянии в Мунго.

Ещё сутки прошли как обычно. Потом вдруг увеличились порции пищи. Потом и сама пища стала более съедобной. Равнодушно черпая ложкой вполне приличный суп, как до того он черпал баланду, он слушал, как по блоку перекатывались шепотки.

— Люциус, эй… — раздался вечером голос из камеры сбоку.

Ещё пару дней назад тут же раздался бы окрик охранника. Теперь же его не последовало.

— Люциус…

Он подошёл к стене и опустился на пол у решётки.

— Что тебе, Ноббс?

— Тебе сын, правда, пишет?

— Не знаю, я от писем отказался.

Оба голоса больше напоминали карканье.

— Почему? Ты рехнулся?

— У меня нет сына.

— Идиот чёртов!

— Уж какой есть, — хрипло рассмеялся Люциус.

— Эх, мне бы от дочки хоть записку получить… Отправят её в этом году в школу или нет?

Судя по шороху, Ноббс привалился спиной к стене.

Люциус поддерживал этот разговор только по одной причине: Ноббс ожидал казни через двое суток. Массовое убийство маглов. Ноббс был среди тех Пожирателей, что участвовали в разрушении моста. Лорд не использовал в этом деле Ближний круг.

— С кем она?

— С тёткой, сестрой моей жены. Она ни в чём замешана не была. Спасибо хоть не отменили закон о передаче семейных денег детям или опекунам детей. А твой-то уже совершеннолетний, значит ваше состояние не пропадёт.

— Да, — буркнул Люциус.

— У меня хорошая девочка, красавица. Вся в мать, — продолжал Ноббс. — Жену через два года выпустят, слава Мерлину.

Люциусу хотелось заорать. Хотелось, чтобы Ноббс заткнулся. «Что ж ты раньше-то Мерлина не поминал?! Что ж ты раньше-то о дочери не думал, полукровка чёртов?!» Но Люциус молчал. А что зря воздух сотрясать? Сам-то лучше?

Потом Ноббс заплакал и отполз к койке. Люциус так и остался сидеть, где сидел.

Два следующих дня он старался не подходить к противоположной стене камеры. Но в соседней клетушке было тихо — так тихо, чтобы Люциус боялся, уж не наложил ли Ноббс на себя руки.

Но потом за соседом пришли и выволокли в коридор под мышки. Ноги его не слушались, он тряс головой, как дряхлый старик, и только бормотал: «Не надо, не надо…»

Камера опустела, никого туда больше не помещали.

Хогвартс. 9 сентября 1998 года

— Что сказал Северус? — Гермиона бросилась к Драко, как только он появился из-за горгульи, которая со скрежетом встала на место.

— Он сказал, что заключённым в Азкабане разрешили иметь книги. Вот…

Драко достал из кармана два листа пергамента.

— Это разрешение мне на ближайшие выходные, чтобы аппарировать домой и взять книги из замковой библиотеки.

— А почему два?

— Я подумал, что ты… со мной…

— Конечно, — Гермиона обхватила Драко за шею и поцеловала.

Они отошли к узкому оконцу.

— Ты отцу всё пишешь? — Гермиона прильнула к груди Драко и стала поглаживать гриффиндорскую эмблему у него на мантии.

— Пишу, но письма так и возвращаются через неделю, нераспечатанными.

— Ничего, — тёплая ладонь погладила его щёку. — Когда-нибудь он ответит. Драко?

— Что, дорогая?

— Ты ему про нас не писал?

— Когда он ответит мне, тогда напишу, — произнёс Драко твёрдо.

— Нет, я хотела попросить: пока не надо. Пусть у вас сначала всё наладится.

Драко нахмурился.

— Ты напишешь, но чуть позже, когда отец будет с тобой хотя бы нормально общаться.

— Хорошо, как скажешь…

Прошло больше недели после их возвращения в школу. Понемногу всё входило в прежнюю колею. Гарри чувствовал себя хорошо, его ничего не беспокоило. Он говорил даже, что и снов-то не видит. Да какие сны-то? Пришлось опять привыкать к школьному распорядку, заставлять себя выполнять домашние задания — всё это казалось таким… ненастоящим поначалу. Забини пытался провоцировать Драко на конфликт, делая всякие грязные намёки насчёт чистоты крови. Тот без всякой магии пару раз съездил Блезу по носу, в последний раз присовокупив: «Иссякни, малыш!» То ли Забини носа стало жалко, то ли что-то в тоне Драко не понравилось, но он и правда иссяк. Во всяком случае — пока.

Рон, помимо учёбы, с новыми силами накинулся на квиддич. Он был назначен капитаном команды. Джинни уже второй год становилась старостой — теперь уже школы.

Гарри познакомился с Шелом. В общем и целом, парень ему понравился, хотя поначалу он чувствовал себя немного не в своей тарелке: слизеринец да ещё с такими предпочтениями. Но предпочтения явно не распространялись на него, а с Джинни Шелмердин исключительно дружил — это было видно. Гарри успокоился и даже согласился в первую вылазку в Хогсмит пригласить Шела в их компанию.

Одним словом, неделя получилась самой обыкновенной. В этой «обыкновенности» было что-то странно скребущее по нервам. Гарри казалось, будто что-то обязательно должно произойти, что это спокойное течение жизни неестественно. Он поговорил об этом с Драко. Оказалось, тот иногда чувствует то же самое. Правда, Драко большую часть времени пребывал в эйфории. Удивительно, как он ещё умудрялся учиться. Наверное, потому, что Гермиона не давала ему расслабиться и садилась вместе с ним готовить домашние задания. Драко слушал о законах трансфигурации с таким видом, как будто ему читали любовные стихи, но в голове что-то укладывалось, тем не менее.

Впрочем, в плане учёбы первые дни показались нашим друзьям слишком лёгкими. За прошедший год Северус так их поднатаскал по основным дисциплинам, что и дальше особых проблем не предвиделось. Гарри, конечно, не рассчитывал блистать, как на шестом курсе, у Слизнорта, но и в аутсайдерах ходить был не намерен.

Перед выходными все получили расписание консультаций у Шицзуки-сан. Она собиралась прошерстить все курсы, чтобы выявить учеников, которые имеют способности к прорицанию. Отобранные при желании могли изучать прорицания по расширенному курсу, а у всех прочих это становилось факультативом. «Конёк-скакунок» теперь был в фаворе, никто с ним делить детей с боями не собирался. То, что прорицание выходит на качественно новый уровень, как объяснил Гарри Снейп, было вызвано тем, что в Отделе Тайн стал ощущаться кадровый голод.

11 сентября, суббота. Малфой-холл

День был чудесным, солнечным, тёплым, с чуть заметной осенней дымкой в воздухе. От границы аппарации Драко и Гермиона переместились в парк фамильного поместья Малфоев. Эльфы понемногу приводили его в порядок, готовясь к листопаду. Дом больше не был запечатан, и двери открылись сами, как только домовики почуяли появление хозяина.

И сам дом казался светлым и радостным. Холл был залит разноцветными лучами, бьющими через цветные стёкла витражей.

— Мы только книгу заберём или побудем тут немного? — спросил Драко подругу.

— Побудем, конечно. Если ты хочешь.

— Северус сказал, что он сам передаст книгу мракоборцам для отправки в Азкабан. Это будет в понедельник.

Гермиона огляделась:

— А сколько в доме эльфов?

— Четверо, — чуть усмехнулся Драко.

— И они справляются?

— Почему же нет? Им сейчас нужно-то всего лишь убирать раз в пару дней пыль в комнатах. Пыль они сметают магией. За хозяевами прибирать не надо, готовят они только для себя. Ты же видела: они за уборку парка уже взялись.

Странно, но тирад по поводу эксплуатации не последовало.

— Мы куда теперь? — Гермиона выглядела несколько растеряно.

— Сначала я к маме. Спустишься со мной?

Гермиона кивнула и пошла вслед за Драко к нише в дальнем конце холла. Драко выполнил уже известный ей ритуал с кровью, и в стене на месте ниши возник вход. Они спустились в склеп, который тут же осветился факелами.

Драко тронул палочкой останки розы на маленькой приступке перед местом упокоения Нарциссы, и цветок ожил. Постояв молча, Драко погладил выбитые в мраморе буквы с именем и датами. Гермиона положила ладони ему на плечи и прислонилась щекой к его лопатке. Она невольно подумала о том, как бы отнеслась Нарцисса к выбору сына, будь она жива.

— Мама бы поняла меня, — произнёс Драко тихо, словно подслушав её мысли.

Гермиона лишь кивнула.

Потом они покинули склеп. Вход был запечатан. Взяв подругу за руку, Драко сказал:

— Пойдём, я покажу тебе дом.

Они поднялись на второй этаж.

Пройдя в конец коридора, Драко открыл дверь.

— Это моя старая детская, — пояснил он, чуть смутившись.

Как только они переступили порог, как шторы на окнах раздвинулись, а потолок ожил: планеты и созвездия засверкали и пришли в движение.

— Ох, как красиво! — не удержалась Гермиона.

Драко осмотрелся и погладил её руку.

— Когда-нибудь…

Он перевёл дух и взглянул на Гермиону.

— Когда-нибудь она перестанет пустовать, да?

Он притянул подругу к себе, обхватывая за талию.

— Скажи…

Гермиона кивнула. Вряд ли она смогла бы что-либо сказать, тут же стиснутая в объятиях и ошеломлённая внезапным поцелуем. В такие моменты она переставала узнавать себя. Очень быстро у них с Драко складывалась пара, со своими внутренними устоями. Драко всегда прислушивался к ней и советовался, и в каких-то ситуациях даже перепоручал лидерство, но в том, что касалось чувств, планов на будущее, которые возникали вдруг сами собой, Гермиона становилась странно послушной и податливой, и её это ничуть не пугало, а казалось правильным. С Роном было не так. С ним всё время хотелось спорить, что-то доказывать. А когда он целовал, Гермиона чувствовала себя зажатой неумехой.

— Я хочу кое-что забрать с собой, — сказал Драко, когда они, наконец, нацеловались и сделали передышку. — Сейчас покажу.

Он отошёл к комоду, выдвинул ящик и достал маленькую коробку, которая стала тут же подрагивать у него в руках. Драко присел на край ложа (иначе нельзя было назвать эту кроватку), Гермиона рядом. Крышка была открыта, и из коробки выбралось маленькой синее котообразное существо.

Гермиона совершенно по-девчоночьи запищала, что случалось с ней крайне редко:

— Какая лапочка! Это же хазарская котица? Какая прелесть!

— Это мне Северус подарил на один из дней рожденья. Она может насылать хорошие сны, как живая.

Животинка бродила по постели и «мяукала», то есть издавала звуки, похожие на те, которые издают тигрята.

— Ты её, правда, с собой возьмёшь?

— Угу…

Драко поймал игрушку и посадил в коробку.

Потом опёрся локтями о колени и закрыл лицо ладонями.

Гермиона обняла его за плечи. Она не была бы самой собой, если бы не анализировала ситуацию. Конечно, её отношение к родителям Драко, как к людям, изменилось мало. Но это были родители Драко, и он их любил, и Гермиона убедилась, что это была семья — настоящая. Может быть, поэтому Драко так стремился обрести свою. Никакие тревожные мысли по этому поводу Гермиону не посещали. Трудно было придумать менее подходящую партию для наследника Малфоев, чем маглорождённая, ежели им двигал бы просто трезвый расчёт.

Плечи Драко чуть подрагивали.

— Не плачь, — Гермиона уложила его боком к себе на колени, убирая пряди с лица и вытирая со щёк слёзы. — Всё будет хорошо.

— Будет, — прошептал Драко, ловя её руку и целуя.

— Правильно, — Гермиона гладила Драко по волосам, как маленького. Он не протестовал и затих, и Гермионе показалось даже, что он задремал у неё на коленях.

— Пойдём, выберем книгу, — проговорил он, наконец, выпрямляясь.

Встав, он подал Гермионе руку.

Библиотека помещалась в восточном крыле, в круглой башне. В проёмах между узкими окнами высились многоярусные шкафы, заполненные книгами. Ровно посередине помещение было разделено опоясывающим балконом, который поддерживали витые колонны. Лестницы и подъёмники позволяли добраться до самых верхних полок.

— Ох! — больше Гермиона ничего не могла сказать.

Она запрокинула голову, вглядываясь в разноцветный узор из корешков. В глазах уже начинало рябить.

— Жалко, нельзя тут покопаться, — вздохнула она.

Драко довольно улыбался.

— Потерпи до каникул.

Гермиона поняла намёк и вспыхнула до корней волос.

Достав палочку, Драко направил её на выбранный шкаф и призвал книгу:

— Акцио трагедии Марло.

С полки сорвался том и влетел ему в руки.

— Это тот Марло, который был современником Шекспира? — уточнила Гермиона.

Ей было странно, что у Малфоев в библиотеке оказалась магловская художественная литература.

— Это любимая книга отца. Одна из любимых.

— И ты не читал Шекспира? — немного ехидно спросила Гермиона.

Драко понял её ехидство.

— Радость моя, Шекспир у нас есть, конечно. Но я и правда не читал его до нынешнего лета, пока ты мне не принесла сборник трагедий.

— Извини, — Гермиона улыбнулась и чмокнула Драко в щёку.

— Давай сложим вещи внизу и прогуляемся по парку, — предложил Драко, — а немного погодя отправимся в Хогвартс.

Идея была замечательная.

13 сентября, понедельник, Азкабан

— Заключённый Малфой!

Люциус приподнялся на койке, глядя на охранника.

— Посылка.

— Я не жду посылок.

— Да мне, блядь, плевать, ждёшь или нет. Забирай давай!

Люциус развернулся на своём прокрустовом ложе, спустил ноги на пол, ныряя в тюремные раздолбанные башмаки. Он пошаркал к решётке и посмотрел на книгу в руках охранника.

— Заключённым разрешили читать, ты в курсе, я думаю. Это тебе прислали. Она проверенна на предмет возможных чар. Держи. Ну!

Люциус взял в руки старый том в кожаном переплёте. Он чуть слышно потрескивал, как наэлектризованный.

Аврор посмотрел на Люциуса, который так и застыл у решётки с книгой в руках, покрутил пальцем у виска и ушёл на пост.

Люциус медленно отошёл к койке и сел, положив том на колени. Он ждал, когда в коридоре затихнет эхо шагов охранника, словно тот мог вернуться и отобрать книгу. Когда не осталось никаких иных звуков, кроме шебаршения и бормотания в камерах, он посмотрел на том. Погладил корешок и переплёт, открыл обложку. Внизу фронтисписа стояла печать с гербом и надписью «ex libris Malfoys». Люциус испуганно захлопнул обложку, лёг на койку, повернувшись лицом к стене. Минуты две его колотило в ознобе, прежде чем он решился вновь открыть книгу и начать листать. Тусклого света шара Lumos под потолком камеры едва хватало. Но Люциус этот том знал наизусть. Он нашёл трагедию «Эдуард II», и на одной странице ему попались подчёркнутые строки:

Королева Изабелла

Супруг любезный, я с вестями к вам.

Король Эдуард

О чем вы с Мортимером толковали?

Королева Изабелла

О том, что Гевестон обратно вызван.

Король Эдуард

Что? Как? Обратно вызван Гевестон? —

Весть слишком сладкая, чтоб правдой быть!

Королева Изабелла

А если правда — мне любовь вернете?

Король Эдуард

Чего б не сделал я, чтоб было так!

Королева Изабелла

Для Гевестона — не для Изабеллы...

Король Эдуард

Нет, для тебя, прекрасной королевы!..

Когда любить ты стала Гевестона,

Тебе на шею золотую цепь

Надену я, ценя твою защиту.

(Заключает ее в свои объятия.)

Королева Изабелла

Мне драгоценностей иных не надо,

Супруг мой милый. Только те, что шею

Сейчас мне обхватили, я ценю.

Я этим лишь сокровищем богата.

О, бедной Изабелле поцелуй

Жизнь возвратит.

Король Эдуард

Пожмем друг другу руки —

То будет нашим новым обрученьем.

А внизу страницы была приписка почерком Нарциссы: «Да, мой дорогой, я не могу не радоваться, что Северус не похож на Гевестона, а ты — на Эдуарда, хотя оба вы достаточно вздыхали друг по другу. И согласись, что я умнее королевы, мой дражайший супруг».

Когда-то Люциуса разозлила эта приписка, и он даже пытался выяснить с женой отношения, но та холодно и вежливо разбила его по всем фронтам. Впрочем, тогда у Люциуса был железный аргумент, что чувства его исключительно платонические, и то же самое он мог повторить даже под сывороткой правды. Правда, после шестого Дня рождения Драко и последующей ссорой с Северусом, а затем примирения, пить сыворотку ему стало небезопасно. В тот день была гроза и ливень был страшный, но примета, что дождь приносит счастье в любви, не оправдалась.

Мне драгоценностей иных не надо,

Супруг мой милый. Только те, что шею

Сейчас мне обхватили, я ценю, —

прочитал ещё раз Люциус, закрыл книгу, прижал её к груди и заплакал.

Нельзя сказать, что он оплакивал Нарциссу. Он уже смирился с её смертью. Нельзя сказать, что воспоминания о Северусе как-то уж особенно растревожили его душу. Он давно осознал, что Снейп вынужден был слишком долго ему лгать. Малфой не был удивлён, когда узнал, что его друг всё это время был человеком Дамблдора, он просто перестал верить в искренность чувств Северуса к себе. Как-то слишком спокойно перестал верить. И не о сыне он плакал. А к чему? Драко всего лишь повторил его самого. Отрезал себя от отца и нашёл место, которое было наиболее выгодно. Но что-то не получалось себя так утешать, и саднило сердце. И хотя, эгоист до мозга костей, Люциус плакал сейчас скорее о себе самом, о потраченной впустую жизни, он всё крепче прижимал к груди книгу, как будто она была последним якорем, что связывал его с живыми за стенами его камеры. И пришло понимание, что не сможет он разорвать эти связи, что не получится у него спрятаться за холодное равнодушие, а впереди были долгие восемь лет, бесконечные восемь лет.