Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть II (гет)

Я удивляюсь, Герни, что король

Еще не умер, стоя по колено

В воде, куда идут все стоки замка,

Откуда поднимаются все время

Зловонные пары, что отравили б

Любого человека, а не то что

Воспитанного в неге короля.

Кристофер Марло «Эдуард II»

Как может заключённый, который не получает никаких вестей из внешнего мира, понять, что мир за стенами тюрьмы трясёт и лихорадит? По меняющимся условиям содержания.

Пока был жив Лорд, время в Азкабане, казалось, застыло. Не происходило ровным счётом ничего. В отсутствие дементоров тюрьма стала совершенно обычной, с клетками-одиночками (три стены и вместо четвёртой решётка с дверью, запертой заклинаниями). Откидной столик под окошком-бойницей, в которую мог протиснуться разве что голубь, но куда во время дождя лилась вода и стучала по столу. Стол этот использовался только для того, чтобы ставить кружки и миски с тюремной едой. Очень редко на него клали кусок пергамента грубой выделки, если разрешали написать письмо домой.

Койка у стены была узкой. Ладно хоть длинной. Умывальник и нужник, который отличался от магловского тем, что самоочищался и поэтому не вонял. Вот и всё, что находилось в камере. В Азкабане не было насекомых, не было мышей и крыс. Раз в неделю заключённых подвергали санобработке: ставили посреди камеры, связывали, раздевали донага и сыпали на них очищающими и заклинаниями, удаляющими волосы с тела и головы. Всё это сопровождалось ржанием охранников и их комментариями.

Раньше заключённые заболевали от воздействия дементоров. Телесные и душевные страдания привносили в их существование хоть какой-то смысл. Теперь и этого не стало.

Целых два года прошли в абсолютной серости, и ему стало казаться, что он сам зарос пылью и паутиной и почти слился с серыми стенами камеры. Только зимой сердце прожгло известие о смерти жены. После того, как боль немного схлынула, пришло оцепенение.

Потом перемены стали слишком стремительными. Вначале это были новые арестанты. Некоторых он знал, некоторых нет, и не мог даже представить, что Лорд мог как-то использовать подобных типов в своих целях. Его камера находилась в конце блока, у самого входа, и вновь прибывших проводили мимо него.

День победы над Лордом заключённым запомнился особо. Охрана перепилась на радостях и устроила нечто невообразимое. Они не пользовались магией. Они просто заходили в некоторые камеры и били: кулаками, ногами. Кое-кого изнасиловали — вне зависимости от пола. Ему повезло — только побили.

Через день вся охрана была заменена, и перед пострадавшими извинились.

И начались повторные рассмотрения дел.

Он не обрадовался этому обстоятельству. Ему было всё равно.

Однажды утром кто-то из охранников кинул в камеру номер «Пророка» со словами: «Надо же. А ещё говорят про яблоню и яблоко. Отец— мразь, а сын-то — герой».

Он поднял газету и прочёл на первой полосе, что его сын награждён Орденом Мерлина первой степени за «беспримерное мужество и стойкость в борьбе с Тёмным Лордом».

Была ещё хоть маленькая надежда, что сын с истинно фамильным расчётом просто оказался в нужное время в нужном месте и решил поступить так, как было выгодно. Это бы он понял. Но первое же письмо от сына лишило и этой надежды. Он прочитал его, свернул, вложил обратно в конверт и просил отправить назад и больше писем от сына ему не передавать.

По ночам на узкой койке, на которой можно было лежать лишь вытянувшись, он чувствовал во тьме перед собой каменную кладку, холод от которой студил лицо, и думал, думал, думал… И чем больше он думал, тем больше он понимал, что проиграл. Вначале он утешал себя ненавистью к своему сопернику, который всё-таки украл у него сына, занял в его сердце место, которое должно было принадлежать только ему, отцу. Потом ненависть сменилась отчаянием, и он перестал есть. Ему пригрозили, что будут кормить насильно. Неожиданно он испугался угрозы — она стала слишком тяжёлым грузом на весах каждодневного унижения, которому он подвергался здесь.

Когда его вновь вызвали на заседание суда, он почти всё время молчал. Были вновь выслушаны свидетельства против него. Он даже не помнил, кто именно свидетельствовал. Ему показалось, что среди них был мальчишка Лонгботтом, который рассказывал о стычке в Министерстве.

Он совершенно равнодушно выслушал решение суда, что срок его — десять лет, из которых два года он уже отсидел, решено было оставить без изменений.

Конец июля и начало августа вышли беспокойными. Послабления сменялись ужесточением режима, и наоборот. Появились слухи о дементорах. В середине августа повесилась в своей камере Алекто Кэрроу — аукнулся День победы. Утром Люциус проснулся и увидел её болтающейся на решётке в удавке, сделанной из полосок ткани с её арестантской робы. После этого происшествия на заключённых наложили магические путы, которые ослабляли только на время кормления и ещё три раза в сутки — справить нужду. Экзекуция продолжалась трое суток. Теперь стена холодила его правое ухо, а он просто смотрел на потолок камеры и пересчитывал трещины в нём.

На четвёртые сутки путы сняли. Весь вечер из камеры посередине блока раздавались завывания — это выл Амикус. На следующий день он был отправлен в невменяемом состоянии в Мунго.

Ещё сутки прошли как обычно. Потом вдруг увеличились порции пищи. Потом и сама пища стала более съедобной. Равнодушно черпая ложкой вполне приличный суп, как до того он черпал баланду, он слушал, как по блоку перекатывались шепотки.

— Люциус, эй… — раздался вечером голос из камеры сбоку.

Ещё пару дней назад тут же раздался бы окрик охранника. Теперь же его не последовало.

— Люциус…

Он подошёл к стене и опустился на пол у решётки.

— Что тебе, Ноббс?

— Тебе сын, правда, пишет?

— Не знаю, я от писем отказался.

Оба голоса больше напоминали карканье.

— Почему? Ты рехнулся?

— У меня нет сына.

— Идиот чёртов!

— Уж какой есть, — хрипло рассмеялся Люциус.

— Эх, мне бы от дочки хоть записку получить… Отправят её в этом году в школу или нет?

Судя по шороху, Ноббс привалился спиной к стене.

Люциус поддерживал этот разговор только по одной причине: Ноббс ожидал казни через двое суток. Массовое убийство маглов. Ноббс был среди тех Пожирателей, что участвовали в разрушении моста. Лорд не использовал в этом деле Ближний круг.

— С кем она?

— С тёткой, сестрой моей жены. Она ни в чём замешана не была. Спасибо хоть не отменили закон о передаче семейных денег детям или опекунам детей. А твой-то уже совершеннолетний, значит ваше состояние не пропадёт.

— Да, — буркнул Люциус.

— У меня хорошая девочка, красавица. Вся в мать, — продолжал Ноббс. — Жену через два года выпустят, слава Мерлину.

Люциусу хотелось заорать. Хотелось, чтобы Ноббс заткнулся. «Что ж ты раньше-то Мерлина не поминал?! Что ж ты раньше-то о дочери не думал, полукровка чёртов?!» Но Люциус молчал. А что зря воздух сотрясать? Сам-то лучше?

Потом Ноббс заплакал и отполз к койке. Люциус так и остался сидеть, где сидел.

Два следующих дня он старался не подходить к противоположной стене камеры. Но в соседней клетушке было тихо — так тихо, чтобы Люциус боялся, уж не наложил ли Ноббс на себя руки.

Но потом за соседом пришли и выволокли в коридор под мышки. Ноги его не слушались, он тряс головой, как дряхлый старик, и только бормотал: «Не надо, не надо…»

Камера опустела, никого туда больше не помещали.

Хогвартс. 9 сентября 1998 года

— Что сказал Северус? — Гермиона бросилась к Драко, как только он появился из-за горгульи, которая со скрежетом встала на место.

— Он сказал, что заключённым в Азкабане разрешили иметь книги. Вот…

Драко достал из кармана два листа пергамента.

— Это разрешение мне на ближайшие выходные, чтобы аппарировать домой и взять книги из замковой библиотеки.

— А почему два?

— Я подумал, что ты… со мной…

— Конечно, — Гермиона обхватила Драко за шею и поцеловала.

Они отошли к узкому оконцу.

— Ты отцу всё пишешь? — Гермиона прильнула к груди Драко и стала поглаживать гриффиндорскую эмблему у него на мантии.

— Пишу, но письма так и возвращаются через неделю, нераспечатанными.

— Ничего, — тёплая ладонь погладила его щёку. — Когда-нибудь он ответит. Драко?

— Что, дорогая?

— Ты ему про нас не писал?

— Когда он ответит мне, тогда напишу, — произнёс Драко твёрдо.

— Нет, я хотела попросить: пока не надо. Пусть у вас сначала всё наладится.

Драко нахмурился.

— Ты напишешь, но чуть позже, когда отец будет с тобой хотя бы нормально общаться.

— Хорошо, как скажешь…

Прошло больше недели после их возвращения в школу. Понемногу всё входило в прежнюю колею. Гарри чувствовал себя хорошо, его ничего не беспокоило. Он говорил даже, что и снов-то не видит. Да какие сны-то? Пришлось опять привыкать к школьному распорядку, заставлять себя выполнять домашние задания — всё это казалось таким… ненастоящим поначалу. Забини пытался провоцировать Драко на конфликт, делая всякие грязные намёки насчёт чистоты крови. Тот без всякой магии пару раз съездил Блезу по носу, в последний раз присовокупив: «Иссякни, малыш!» То ли Забини носа стало жалко, то ли что-то в тоне Драко не понравилось, но он и правда иссяк. Во всяком случае — пока.

Рон, помимо учёбы, с новыми силами накинулся на квиддич. Он был назначен капитаном команды. Джинни уже второй год становилась старостой — теперь уже школы.

Гарри познакомился с Шелом. В общем и целом, парень ему понравился, хотя поначалу он чувствовал себя немного не в своей тарелке: слизеринец да ещё с такими предпочтениями. Но предпочтения явно не распространялись на него, а с Джинни Шелмердин исключительно дружил — это было видно. Гарри успокоился и даже согласился в первую вылазку в Хогсмит пригласить Шела в их компанию.

Одним словом, неделя получилась самой обыкновенной. В этой «обыкновенности» было что-то странно скребущее по нервам. Гарри казалось, будто что-то обязательно должно произойти, что это спокойное течение жизни неестественно. Он поговорил об этом с Драко. Оказалось, тот иногда чувствует то же самое. Правда, Драко большую часть времени пребывал в эйфории. Удивительно, как он ещё умудрялся учиться. Наверное, потому, что Гермиона не давала ему расслабиться и садилась вместе с ним готовить домашние задания. Драко слушал о законах трансфигурации с таким видом, как будто ему читали любовные стихи, но в голове что-то укладывалось, тем не менее.

Впрочем, в плане учёбы первые дни показались нашим друзьям слишком лёгкими. За прошедший год Северус так их поднатаскал по основным дисциплинам, что и дальше особых проблем не предвиделось. Гарри, конечно, не рассчитывал блистать, как на шестом курсе, у Слизнорта, но и в аутсайдерах ходить был не намерен.

Перед выходными все получили расписание консультаций у Шицзуки-сан. Она собиралась прошерстить все курсы, чтобы выявить учеников, которые имеют способности к прорицанию. Отобранные при желании могли изучать прорицания по расширенному курсу, а у всех прочих это становилось факультативом. «Конёк-скакунок» теперь был в фаворе, никто с ним делить детей с боями не собирался. То, что прорицание выходит на качественно новый уровень, как объяснил Гарри Снейп, было вызвано тем, что в Отделе Тайн стал ощущаться кадровый голод.

11 сентября, суббота. Малфой-холл

День был чудесным, солнечным, тёплым, с чуть заметной осенней дымкой в воздухе. От границы аппарации Драко и Гермиона переместились в парк фамильного поместья Малфоев. Эльфы понемногу приводили его в порядок, готовясь к листопаду. Дом больше не был запечатан, и двери открылись сами, как только домовики почуяли появление хозяина.

И сам дом казался светлым и радостным. Холл был залит разноцветными лучами, бьющими через цветные стёкла витражей.

— Мы только книгу заберём или побудем тут немного? — спросил Драко подругу.

— Побудем, конечно. Если ты хочешь.

— Северус сказал, что он сам передаст книгу мракоборцам для отправки в Азкабан. Это будет в понедельник.

Гермиона огляделась:

— А сколько в доме эльфов?

— Четверо, — чуть усмехнулся Драко.

— И они справляются?

— Почему же нет? Им сейчас нужно-то всего лишь убирать раз в пару дней пыль в комнатах. Пыль они сметают магией. За хозяевами прибирать не надо, готовят они только для себя. Ты же видела: они за уборку парка уже взялись.

Странно, но тирад по поводу эксплуатации не последовало.

— Мы куда теперь? — Гермиона выглядела несколько растеряно.

— Сначала я к маме. Спустишься со мной?

Гермиона кивнула и пошла вслед за Драко к нише в дальнем конце холла. Драко выполнил уже известный ей ритуал с кровью, и в стене на месте ниши возник вход. Они спустились в склеп, который тут же осветился факелами.

Драко тронул палочкой останки розы на маленькой приступке перед местом упокоения Нарциссы, и цветок ожил. Постояв молча, Драко погладил выбитые в мраморе буквы с именем и датами. Гермиона положила ладони ему на плечи и прислонилась щекой к его лопатке. Она невольно подумала о том, как бы отнеслась Нарцисса к выбору сына, будь она жива.

— Мама бы поняла меня, — произнёс Драко тихо, словно подслушав её мысли.

Гермиона лишь кивнула.

Потом они покинули склеп. Вход был запечатан. Взяв подругу за руку, Драко сказал:

— Пойдём, я покажу тебе дом.

Они поднялись на второй этаж.

Пройдя в конец коридора, Драко открыл дверь.

— Это моя старая детская, — пояснил он, чуть смутившись.

Как только они переступили порог, как шторы на окнах раздвинулись, а потолок ожил: планеты и созвездия засверкали и пришли в движение.

— Ох, как красиво! — не удержалась Гермиона.

Драко осмотрелся и погладил её руку.

— Когда-нибудь…

Он перевёл дух и взглянул на Гермиону.

— Когда-нибудь она перестанет пустовать, да?

Он притянул подругу к себе, обхватывая за талию.

— Скажи…

Гермиона кивнула. Вряд ли она смогла бы что-либо сказать, тут же стиснутая в объятиях и ошеломлённая внезапным поцелуем. В такие моменты она переставала узнавать себя. Очень быстро у них с Драко складывалась пара, со своими внутренними устоями. Драко всегда прислушивался к ней и советовался, и в каких-то ситуациях даже перепоручал лидерство, но в том, что касалось чувств, планов на будущее, которые возникали вдруг сами собой, Гермиона становилась странно послушной и податливой, и её это ничуть не пугало, а казалось правильным. С Роном было не так. С ним всё время хотелось спорить, что-то доказывать. А когда он целовал, Гермиона чувствовала себя зажатой неумехой.

— Я хочу кое-что забрать с собой, — сказал Драко, когда они, наконец, нацеловались и сделали передышку. — Сейчас покажу.

Он отошёл к комоду, выдвинул ящик и достал маленькую коробку, которая стала тут же подрагивать у него в руках. Драко присел на край ложа (иначе нельзя было назвать эту кроватку), Гермиона рядом. Крышка была открыта, и из коробки выбралось маленькой синее котообразное существо.

Гермиона совершенно по-девчоночьи запищала, что случалось с ней крайне редко:

— Какая лапочка! Это же хазарская котица? Какая прелесть!

— Это мне Северус подарил на один из дней рожденья. Она может насылать хорошие сны, как живая.

Животинка бродила по постели и «мяукала», то есть издавала звуки, похожие на те, которые издают тигрята.

— Ты её, правда, с собой возьмёшь?

— Угу…

Драко поймал игрушку и посадил в коробку.

Потом опёрся локтями о колени и закрыл лицо ладонями.

Гермиона обняла его за плечи. Она не была бы самой собой, если бы не анализировала ситуацию. Конечно, её отношение к родителям Драко, как к людям, изменилось мало. Но это были родители Драко, и он их любил, и Гермиона убедилась, что это была семья — настоящая. Может быть, поэтому Драко так стремился обрести свою. Никакие тревожные мысли по этому поводу Гермиону не посещали. Трудно было придумать менее подходящую партию для наследника Малфоев, чем маглорождённая, ежели им двигал бы просто трезвый расчёт.

Плечи Драко чуть подрагивали.

— Не плачь, — Гермиона уложила его боком к себе на колени, убирая пряди с лица и вытирая со щёк слёзы. — Всё будет хорошо.

— Будет, — прошептал Драко, ловя её руку и целуя.

— Правильно, — Гермиона гладила Драко по волосам, как маленького. Он не протестовал и затих, и Гермионе показалось даже, что он задремал у неё на коленях.

— Пойдём, выберем книгу, — проговорил он, наконец, выпрямляясь.

Встав, он подал Гермионе руку.

Библиотека помещалась в восточном крыле, в круглой башне. В проёмах между узкими окнами высились многоярусные шкафы, заполненные книгами. Ровно посередине помещение было разделено опоясывающим балконом, который поддерживали витые колонны. Лестницы и подъёмники позволяли добраться до самых верхних полок.

— Ох! — больше Гермиона ничего не могла сказать.

Она запрокинула голову, вглядываясь в разноцветный узор из корешков. В глазах уже начинало рябить.

— Жалко, нельзя тут покопаться, — вздохнула она.

Драко довольно улыбался.

— Потерпи до каникул.

Гермиона поняла намёк и вспыхнула до корней волос.

Достав палочку, Драко направил её на выбранный шкаф и призвал книгу:

— Акцио трагедии Марло.

С полки сорвался том и влетел ему в руки.

— Это тот Марло, который был современником Шекспира? — уточнила Гермиона.

Ей было странно, что у Малфоев в библиотеке оказалась магловская художественная литература.

— Это любимая книга отца. Одна из любимых.

— И ты не читал Шекспира? — немного ехидно спросила Гермиона.

Драко понял её ехидство.

— Радость моя, Шекспир у нас есть, конечно. Но я и правда не читал его до нынешнего лета, пока ты мне не принесла сборник трагедий.

— Извини, — Гермиона улыбнулась и чмокнула Драко в щёку.

— Давай сложим вещи внизу и прогуляемся по парку, — предложил Драко, — а немного погодя отправимся в Хогвартс.

Идея была замечательная.

13 сентября, понедельник, Азкабан

— Заключённый Малфой!

Люциус приподнялся на койке, глядя на охранника.

— Посылка.

— Я не жду посылок.

— Да мне, блядь, плевать, ждёшь или нет. Забирай давай!

Люциус развернулся на своём прокрустовом ложе, спустил ноги на пол, ныряя в тюремные раздолбанные башмаки. Он пошаркал к решётке и посмотрел на книгу в руках охранника.

— Заключённым разрешили читать, ты в курсе, я думаю. Это тебе прислали. Она проверенна на предмет возможных чар. Держи. Ну!

Люциус взял в руки старый том в кожаном переплёте. Он чуть слышно потрескивал, как наэлектризованный.

Аврор посмотрел на Люциуса, который так и застыл у решётки с книгой в руках, покрутил пальцем у виска и ушёл на пост.

Люциус медленно отошёл к койке и сел, положив том на колени. Он ждал, когда в коридоре затихнет эхо шагов охранника, словно тот мог вернуться и отобрать книгу. Когда не осталось никаких иных звуков, кроме шебаршения и бормотания в камерах, он посмотрел на том. Погладил корешок и переплёт, открыл обложку. Внизу фронтисписа стояла печать с гербом и надписью «ex libris Malfoys». Люциус испуганно захлопнул обложку, лёг на койку, повернувшись лицом к стене. Минуты две его колотило в ознобе, прежде чем он решился вновь открыть книгу и начать листать. Тусклого света шара Lumos под потолком камеры едва хватало. Но Люциус этот том знал наизусть. Он нашёл трагедию «Эдуард II», и на одной странице ему попались подчёркнутые строки:

Королева Изабелла

Супруг любезный, я с вестями к вам.

Король Эдуард

О чем вы с Мортимером толковали?

Королева Изабелла

О том, что Гевестон обратно вызван.

Король Эдуард

Что? Как? Обратно вызван Гевестон? —

Весть слишком сладкая, чтоб правдой быть!

Королева Изабелла

А если правда — мне любовь вернете?

Король Эдуард

Чего б не сделал я, чтоб было так!

Королева Изабелла

Для Гевестона — не для Изабеллы...

Король Эдуард

Нет, для тебя, прекрасной королевы!..

Когда любить ты стала Гевестона,

Тебе на шею золотую цепь

Надену я, ценя твою защиту.

(Заключает ее в свои объятия.)

Королева Изабелла

Мне драгоценностей иных не надо,

Супруг мой милый. Только те, что шею

Сейчас мне обхватили, я ценю.

Я этим лишь сокровищем богата.

О, бедной Изабелле поцелуй

Жизнь возвратит.

Король Эдуард

Пожмем друг другу руки —

То будет нашим новым обрученьем.

А внизу страницы была приписка почерком Нарциссы: «Да, мой дорогой, я не могу не радоваться, что Северус не похож на Гевестона, а ты — на Эдуарда, хотя оба вы достаточно вздыхали друг по другу. И согласись, что я умнее королевы, мой дражайший супруг».

Когда-то Люциуса разозлила эта приписка, и он даже пытался выяснить с женой отношения, но та холодно и вежливо разбила его по всем фронтам. Впрочем, тогда у Люциуса был железный аргумент, что чувства его исключительно платонические, и то же самое он мог повторить даже под сывороткой правды. Правда, после шестого Дня рождения Драко и последующей ссорой с Северусом, а затем примирения, пить сыворотку ему стало небезопасно. В тот день была гроза и ливень был страшный, но примета, что дождь приносит счастье в любви, не оправдалась.

Мне драгоценностей иных не надо,

Супруг мой милый. Только те, что шею

Сейчас мне обхватили, я ценю, —

прочитал ещё раз Люциус, закрыл книгу, прижал её к груди и заплакал.

Нельзя сказать, что он оплакивал Нарциссу. Он уже смирился с её смертью. Нельзя сказать, что воспоминания о Северусе как-то уж особенно растревожили его душу. Он давно осознал, что Снейп вынужден был слишком долго ему лгать. Малфой не был удивлён, когда узнал, что его друг всё это время был человеком Дамблдора, он просто перестал верить в искренность чувств Северуса к себе. Как-то слишком спокойно перестал верить. И не о сыне он плакал. А к чему? Драко всего лишь повторил его самого. Отрезал себя от отца и нашёл место, которое было наиболее выгодно. Но что-то не получалось себя так утешать, и саднило сердце. И хотя, эгоист до мозга костей, Люциус плакал сейчас скорее о себе самом, о потраченной впустую жизни, он всё крепче прижимал к груди книгу, как будто она была последним якорем, что связывал его с живыми за стенами его камеры. И пришло понимание, что не сможет он разорвать эти связи, что не получится у него спрятаться за холодное равнодушие, а впереди были долгие восемь лет, бесконечные восемь лет.

Волшебные палочки вырезают только из растущего дерева. Палочки советуют вырезать магическим ножом, которым пользуются травники-колдуны. Далее, подойдя ночью к заранее выбранному дереву, надо обойти его 3 раза вокруг ствола по часовой стрелке, направить нож на дерево и произнести следующее (или близкие по смыслу слова:

О, большое дерево, о, могучее дерево, дай мне часть себя и помоги мне постичь магию.

Отдай мне свою ветвь, и ты станешь выше и сильнее, о, могучее дерево!

После этого выберите подходящую прямую ветвь с несколькими побегами и листвой, аккуратно срезать, нашептывая при этом слова благодарности дереву. После этого обвязать ствол красной лентой или подарить дереву что-то. Вылить у дерева немного воды (или вина) и закопать кусочек хлеба или драгоценный камень.

 

Прошел месяц, и надежда друзей на учебный год в виде легкой прогулки улетучилась. Они успели отвыкнуть от жизни от звонка до звонка, только Джинни чувствовала себя в своей тарелке. Суматохи прибавляли и некоторые перемены в школьной жизни: преподаватели чувствовали, что в декабре от студентов мало что смогут добиться, и заставлять «пахать», по выражению Рона, уже в сентябре.

Шизцуки за месяц провела на курсах консультации и отобрала себе тех студентов, у кого есть способности к прорицанию. Прочим предложили стандартную программу, и даже слегка облегчённую. Шицзуки назвала ее — для домашнего пользования. В число же «избранных» попали Гарри и Драко.

Шицзуки попросила, чтобы кабинет прорицаний перенесли на первый этаж. Это и понятно — не дело, когда декан отделён от дома своего факультета бесконечными лестничными пролётами. В Подземельях прорицаниям, конечно, было не место, зато теперь оба кабинета, мисс Амано и Флоренца, располагались рядом. Нужную комнату нашли без труда, и лиса удивилась, как много в Хогвартсе пустых помещений: это наводило на невесёлые размышления о том, сколько же тут было учеников в прежние времена, и сколько теперь. Новый кабинет прорицаний казался студентам почти пустым, по сравнению с кабинетом Трелони. Но там стояли обычные парты, а от легких благовоний уже не кружилась голова. И еще появились живые цветы в нише под странной надписью.

Драко с каждым днём всё больше оживал, всё больше осваивался на Гриффиндоре, но у Гарри дела шли не так гладко: учеба поначалу шла тяжело, потом он втянулся, заработал в полную силу, но после уроков порой впадал в странную задумчивость, даже рассеянность. Рон же был в своём репертуаре, хотя старался поначалу, но теперь ему совершенно не у кого стало списывать, потому что Гермиона была занята с Драко, и если уж и помогала кому, то только ему. Ну а мне естественно не до олуха-брата. Рон, кажется, решил, что после школы посвятит себя квиддичу, и больше ходил по школе гоголем и клеил девчонок.

Нельзя сказать, что в школе всё шло гладко. Слизерин бурлил, как варево под крышкой котла, которое вот-вот вырвется наружу и обожжёт всех вокруг. Остальные же факультеты смотрели на студентов в зелёных мантиях косо. Все они получали письма из дома, почти все. Чьим-то родителям не нравится, что Министерство слишком либерально, чьи-то родители считали, что Скримджер, наоборот, перебарщивает. А если они это ещё и детям писали, а если это ещё и семей касалось напрямую, да если дети ещё и «Пророк» читали, который так и не поймёшь, кем финансировался и на кого работал, то понятно, что все увещевания профессоров для некоторых студентов казались не важнее свиста ветерка за окошком.

 

15 сентября 1998 года

 

— Шицзуки-сан, вы точно не хотите, чтобы я вмешивался? — Снейп смотрел на декана Слизерина (а сейчас он беседовал с мисс Амано именно в этом её качестве).

Та стояла у открытого балкона, вертела в руках перо, которое на нервах стащила со стола директора. Перо уже было наполовину "лысым". Шицзуки отщипывала от него по "волосинке", отщипывала и тут же понимала, что делает что-то не то, и прятала обрывки в карман мантии. При этом она больше напоминала девочку-школьницу, и Снейп готов был схватиться за голову: не потому что он сделал глупость, поручив Шицу эту должность, а от понимания, во что её втравил.

— Не нужно. Я сама справлюсь.

— В моём предложении нет ничего обидного для вас...

— Я знаю, — лиса улыбнулась. — Но ведь и вы понимаете, что я сама должна разобраться в ситуации. Вы, конечно, можете надавить на Забини, но авторитета мне это не прибавит. Сенсей, — добавила она уже другим тоном, — я понимаю, что вы переживаете за меня. У меня тоже есть глаза и уши, и я знаю, каково мнение профессора Слизнорта обо мне, как о декане.

Снейп нахмурился.

— Но не всё так страшно, — продолжала Шицу. — Младшие курсы целиком за меня, да и Шелмердин со своей партией меня поддерживает.

Это было правдой. Но у Снейпа по старой памяти в голове не укладывалось, чтобы его слизеринцы осмеливались прилюдно вступать в спор со своим деканом, возражать ему и вести себя так вызывающе, что декан снимала баллы со своих же.

Если бы не Шелмердин, то этот срыв Шицзуки мог бы сильно ей повредить в глазах её же студентов.

Но Морган, присутствовавший при той неприятной сцене, декана поддержал, а значит — и его сторонники тоже. Малышей же с первого и второго курсов внутрифакультетская политика волновала мало. Шицзуки с ними нянчилась, в обиду никому не давала и понемногу вкладывала в их головы типично восточное отношение к труду и учёбе.

Средние курсы приглядывались к старшим, раздумывали, какую линию избрать, но хотя бы слушались.

Конечно, Шицзуки стоило как-то продержаться этот год, но просто продержаться и достойно его прожить — это вещи разные.

— Я поговорю с Забини, — сказала мисс Амано, — думаю, что повод себя ждать не заставит.

— Хорошо, — вздохнул Снейп. — Да... пришёл пергамент из Министерства. Вам разрешили пользоваться волшебной палочкой. Поздравляю.

Настроение Шицзуки сразу переменилось, и она радостно хлопнула в ладоши.

— И когда же мне можно будет съездить в Лондон?

— Хотя бы в эту субботу, но зачем же терять на поездку целый день? Можно сделать портал.

— Туда! А обратно поедем на поезде! — Шицу вдруг замолчала. — Я думала... я надеялась, что вы...

Снейп рассмеялся:

— Ну, конечно же! Конечно.

Он встал из-за стола и подошёл к мисс Амано. У него заметно отлегло от сердца.

— Конечно вместе, — произнёс он уже тише, беря Шицу за руку. Заглянул в чуть желтоватые от волнения глаза лисы, поднёс её руку к своим губам и погладил ими тонкие пальцы. Мягко отняв руку, Шицу обняла Снейпа за шею и поцеловала. Он крепко прижал её к себе, перехватывая губы. Шицу хотела застонать, но у неё невольно вырвался слабый писк. Оба не выдержали и рассмеялись. И так же смеясь, Снейп покрыл поцелуями её лицо. И Шицу понравился этот любовный пыл вкупе с весёлостью.

— Нам ещё работать нужно, — вздохнула она. — Я приду попозже?

— И вы ещё спрашиваете, женщина, — проворчал Снейп.

Когда Шицзуки говорила директору, что ей быстро представится возможность выяснить вопрос с Забини, она не подозревала, что это случится так скоро, хотя иные заподозрили бы предвидение. Обычно после уроков коридор возле учительской был свободен от студентов, потому что любой разумный студент, если только у него нет какого-то конкретного дела, не станет там крутиться. Ещё не успев завернуть за угол, Шицзуки услышала голоса.

— А я вам говорю, мистер Забини, что доложу вашему декану! — раздался писклявый голосок завхоза.

— Ну и докладывай! — басовито заржал слизеринец. — Напугал!

Что он там делал, Шицзуки не успела увидеть. Раздался возмущённый писк, потом хлопок, потом вопль Забини: «Ах, ты, дракл почесотошный!» Добавить он не успел, потому что раздался ещё хлопок. Происхождение их уже не вызывало сомнений — Добби пару раз приложил студента эльфийским аналогом Экспеллиармуса.

— Что тут происходит? — Шицзуки фурией налетела на обоих.

— Позвольте заметить, госпожа декан, что ваш студент запускал в учительскую «жучков», — доложил Добби.

— Что?! — пожелтевшими от гнева глазами лиса уставилась на почёсывающего спину и кряхтящего Забини, который поднимался на ноги.

«Жучки» — так называлось новейшее изобретение братьев Уизли. По сути тот же удлинитель ушей, но не в пример более совершенный. Маленькие жучки запускались под дверь помещения, а один вставлялся в ухо. И это стало первым звонком для Фреда и Джорджа, когда к ним явились мракоборцы и предъявили приказ Министерства, согласно которому жучков было запрещено выставлять на продажу. Зато сам аврорат заказал партию и заключил с братьями контракт. Но часть жучков уже успели раскупить.

Конечно, если возникало подозрение, что они в помещении есть, то против них применялось уже изобретённое заклинание. Но в Хогвартс до сего дня жучков не проносили.

Судя по тому, что на вопли в коридоре никто из учительской не вышел, она пустовала. Шицзуки распахнула дверь.

— Господин завхоз, — она пропустила Добби вперёд, — думаю, вы справитесь.

Она развернулась к Забини.

— А вы — марш ко мне в кабинет!

Тот открыл, было, рот…

— Или вы вылетите из школы в двадцать четыре часа!

И тут Блез по-настоящему испугался, потому что он услышал два голоса: обычный голос своего декана и звучащий одновременно с ним другой — низкий и хриплый. Он побрёл за лисой, трясясь, но ворча про себя: «Кто вылетит, это мы ещё посмотрим!»

Не оглядываясь на Блеза, Шицзуки вошла в кабинет декана Слизерина.

— Закройте за собой дверь, мистер Забини, — произнесла она холодно, но своим обычным голосом.

Она не села, а осталась стоять, развернувшись лицом к парню. Высокий, красивый мулат. Умный, в чём-то талантливый. Никогда не отличался в худшую сторону, а в прошлом году начал отбиваться от рук.

— Что ж, мистер Забини, — продолжила мисс Амано, держа руки в широких рукавах своей мантии, — у меня к вам только один вопрос: если Хогвартс стал для вас так плох, почему вы ещё до нового учебного года не перевелись в какую-то другую школу? В Дурмстранг, например. Если вы считаете, что я позволю вам позорить свой факультет, то вы глубоко ошибаетесь. А вы позорите Слизерин своим вопиющим поведением. Ваше поведение — это даже не Гриффиндор… Это даже не Хаффлпафф…

Увы, ни побледнеть от страха, что его просто выгонят из школы, как обещала лиса, ни покраснеть от гнева Забини не мог, но губы его пару раз дрогнули.

— Меня устраивает Хогвартс, — выдавил он из себя.

— В таком случае, вас, видимо, не устраивает ваш декан, — это не было вопросом.

— Да, не устраивает! — выпалил Блез, который ощущал себя человеком, которому уже терять нечего.

Мисс Амано осталась так же спокойна, лицо не дрогнуло, на губах запечатлелась улыбка, как у красивой маски.

— Чем же, позвольте узнать? — произнесла она ласково. — Что вас смущает, мистер Забини? Пол, возраст, кровь?

Странно, но когда он остался с деканом наедине, наглости у Блеза поубавилось. А лиса ещё, как нарочно в каждой фразе называла его по фамилии, она подчёркивала это «мистер Забини». И Блез холодел от мысли, что скажет его мать, если его правда исключат.

— Вы даже не волшебница! — он не выдержал. — У вас, как у домовиков, палочки нет! Вам нельзя её иметь!

На лице мисс Амано отразилось почти детское удивление. Сейчас она стала похожа на школьницу, услыхавшую интересную сплетню от подруги.

— Да кто же вам такое сказал, мистер Забини?

Шицзуки подошла к столу, на котором уже лежал приказ из Министерства, переправленный сюда Снейпом.

— Обратите внимание на дату: август месяц. Обычная бюрократическая волокита — то, что бумага только пришла. Будь у меня чуть больше времени, я бы уже давно приобрела себе палочку. Хотя бы ради статуса, хотя у меня достаточно своей магии.

Забини открыл, было, рот, но Шицзуки продолжила экзекуцию:

— Вы меня неприятно поразили, мистер Забини. Не своими выходками и глупыми… хм… проделками, — опять тот же участливый взгляд, — а тем, что я вас считала взрослым молодым человеком, а вы несколько задержались в подростковом возрасте? Да, чуть не забыла. Пятьдесят очков со Слизерина.

— Нет! — почти простонал Блез. — Вы не можете!

— Почему? Это ещё мало. Вы представьте себе, сколько бы сняли другие деканы, если бы застали вас за сегодняшним занятием. И представьте, что бы они ещё сделали.

На такое справедливое замечание и возразить было нечего.

Да, и содрали бы больше, и ещё к директору отвели, и матери сообщили. Из этих трёх зол наихудшим был бы, пожалуй, вызов к директору. Первый и второй курсы Слизерина не могли понять, отчего старшие так горюют по Снейпу. Тех, чьи семьи придерживались, как бы сказали маглы, ультраправых взглядов, потрясло даже не столько поражение Лорда, сколько тот факт, что их декан оказался верным последователем Дамблдора.

— Так что же, мистер Забини, вы и дальше продолжите изображать из себя обиженного на весь свет подростка или всё же станете вести себя, как взрослый человек, для которого честь дома, клана, корпорации, семьи — назовите, как хотите, как у вас душа лежит — стоит далеко не на последнем месте?

— Вот только не говорите, что вам небезразлична судьба Слизерина, — пробормотал Блез с горечью и махнул рукой.

— Я не знаю, что для вас Слизерин, мистер Забини, но для меня это точно не серпентарий, не рассадник тёмной магии, не закрывшийся питомник Пожирателей для покойного Лорда, — ответила Шицзуки, уже не играя голосом, а как она обычно разговаривала. — Это факультет, где учатся, несомненно, одаренные, честолюбивые студенты, которые в состоянии показать всей школе, чего они стоят на самом деле. Должна заметить, что у нас в Японии змей почитают. Змея не только богиня мрака, но это ещё и символ мудрости. Мудрости, мистер Забини, а не коварства и хитрости, как в Европе. И кроме того, вы знаете, что яд змеи может нести не только смерть, но являться и источником исцеления. Вот по этому поводу вы в качестве отработки лично мне напишете эссе о том, символом чего является змея в различных мировых культурах.

Блез воспрял духом. Отработка определённо ему нравилась. Наверняка разрешат покопаться и в Запретной секции.

— Понял, профессор Амано, — он с трудом сдержал ухмылку. А новая деканша оказалась куда мягче профессора Снейпа.

— Это ещё не всё, мистер Забини. Вы пойдёте к мистеру Джонсу, извинитесь перед ним и скажете, что я прошу его назначить вам отработку. Хотя я ему напишу…

— Пойду к кому?

— К мистеру Джонсу, завхозу, — Шицзуки мило улыбнулась.

— Чтобы я отрабатывал у домовика? Да вы издеваетесь!

— Ничуть. Ведь я же прикрываю вашу… ваш тыл, — глаза мисс Амано полыхнули жёлтым.

В принципе, она была права. Несмотря на своё, мягко скажем, незавидное положение, Блез ловил себя на мысли, что деканша начинает ему нравиться. Правда одна вещь по-настоящему удручала молодого человека: что он скажет своим по поводу снятых баллов?

Он покачал головой.

— Что? Переживаете по поводу своей репутации? — поинтересовалась Шицзуки, и Блезу пришлось озвучить свои мысли. — На вашем месте, мистер Забини, я бы повинилась перед друзьями, если это, конечно, ваши друзья, а не средство что-то кому-то доказать или получить определённое влияние.

— Можно спросить?

Помирать — так с музыкой.

— Конечно, — ответила лиса.

— Что вы думаете о Лорде?

Шицзуки указала ему на кресло.

— Сядьте, Блез.

Ого! Куда делся мистер Забини? Молодой человек сел, мисс Амано — в кресло напротив.

— Если бы Томас Реддл был другим, — промолвила она, — не настолько мучимым различными фобиями и комплексами, из него вышел бы достойный политик. Но, к сожалению, он отличался редкой невоздержанностью в выборе средств, порой маниакальной жестокостью. Но несомненно одно: его действия указали магам на слабые места в их обществе, в их мире.

— Чистота крови, что ли? — усмехнулся Забини.

В последнее время в прессе просто замучили всех пропагандой широты взглядов.

— А против природы не пойдёшь, Блез. Любой генофонд должен пополняться за счёт свежей крови, иначе неминуемо вырождение. Следует заботиться не о чистоте крови, а о чистоте магии. Важна сила магического мира, его монолитность. Конечно, Лорду были безразличны, как таковые, и оборотни, и великаны, и другие существа, но он видел, что эти существа магами презираемы, вызывают у них отвращение или страх. И он воспользовался этим. Почему он не трогал гоблинов?

— Так у гоблинов равные права с магами… Ну, профессор, оборотни, особенно если они по крови маги, это я ещё понимаю… И понимаю, к чему вы клоните. И закон о них, разумеется, вышел не просто так, и профессор Люпин в школу вернулся не просто так.

Блез уже забыл о наказании, и с удовольствием углубился в спор.

— Но великаны. Они же дикари!

— Дикари, но никто не мешает магам создать им более защищённые условия для проживания. А кентавры, которые до сих пор озлоблены на людей? Их вы тоже отнесёте к дикарям? И ведь они настолько людей не принимают, что отвергли и посулы Лорда.

— Покойный Дамблдор общался и с кентаврами, и с озёрниками…

Блез закашлялся — у него пересохло в горле.

Рядом с креслом на столике появился стакан воды, молодой человек благодарно кивнул и отпил немного.

— Только ведь Дамблдор — это же не Министерство… — он продолжал логическую цепочку. — А теперь и там почувствовали, что нужно что-то делать.

Тут ему в голову пришла забавная мысль, и он рассмеялся:

— Вы же не думаете, что Лорд бы домовиков попытался переманить на свою сторону? Спору нет — армия была бы о-го-го! Только как же древний магический контракт с магами, как же их принципы, которым они подчиняются? Эльф не пойдёт против хозяина.

— Ну почему же? — возразила Шицзуки. — Бывало, что эльфы противостояли хозяевам, когда что-то в их действиях или убеждениях противоречило убеждениям самих эльфов. Тот же мистер Джонс пытался помочь Гарри Поттеру, хотя был ещё связан клятвой служить Малфоям. А покойный эльф Блэков Кикимер воспользовался ошибкой Сириуса, своего хозяина, и предал его. И он действовал по велению своих личных симпатий. Так что эльфы не бессловесные твари, как думают иные маги.

— И теперь у нас есть мистер Джонс…

— Правильно.

— Кто ему дал такую фамилию? — рассмеялся Забини.

— Думаю: он придумал её сам. Добби Джонс — это звучит, — Шицзуки улыбнулась. — А за что он вас так сегодня, кроме жучков?

— Да я с него пытался шляпу содрать.

Краснеть-то Забини не краснел, а сам чувствовал, что щёки горят. И правда — не идиот ли? Пытаться обидеть свободного эльфа, у которого ещё и полномочия есть. Шицзуки сокрушённо покачала головой.

— Слов нет, Блез. Просто слов нет…

— Да у меня и самого кончились, — хмыкнул тот.

У Шицу появилось подозрение, что Забини пытается самым беззастенчивым образом её обаять. Он прямо так и сверкал глазами и белозубой улыбкой. Разумеется, собственные чары лисы никак не были связаны с поведением Забини. Но мальчику всё же семнадцать, и он довольно-таки хорошо развит физически для своих лет, не говоря уже о том, что он был высоким, и нос Шицу, когда они стояли друг против друга, смотрел аккурат в район третьей пуговицы на рубашке слизеринца. Подумав, мисс Амано слегка тронула Забини своей магией, чуть охладив его пыл. И за напускным поведением она почувствовала его настоящее беспокойство, связанное с семьёй.

— Профессор, вы сообщите мне домой? — спросил Блез. — Пожалуйста, прошу вас, не сообщайте. Я что угодно сделаю — даже с Шелмердином помирюсь.

Он пытался шутить, но Шицзуки чувствовала, что даже перспектива отрабатывать с Добби до каникул, а Шелу стать названным братом не пугает Забини так, как материнский гнев.

— Неплохая цена, — улыбнулась мисс Амано. — Вот и по рукам.

— О, нет, — Блез, продолжая кокетничать, театрально закрыл лицо ладонью, — вы меня убиваете!

Он посмотрел на Шицзуки через расставленные пальцы.

— Какой вы наглый молодой человек всё-таки, — рассмеялась та. — Лучше объясните мне, Монтекки, когда началась ваша вражда и по какому поводу?

— Кто?

Шицу пояснила.

— Занятно… А про вражду даже не могу сказать точно, по какому поводу мы стали грызться. В прошлом году кто только с кем не грызся, вы же понимаете.

Забини умильно посмотрел на своего декана.

— Скажите мне, что я прощён, — и добавил поспешно, — конечно, с учётом всех отработок и баллов. Клянусь, я вас не подведу.

— Идите уже, Блез, — фыркнула лиса, — и не клянитесь. Я с вас глаз не спущу.

— И не спускайте! — выпалил Забини, но тут он совершенно по-детски вылетел из кабинета, сообразив, что сморозил лишнего.

Оставшись одна, Шицу рассмеялась. Вот, собственно, и вечер уже на носу. Осталось ещё завершить пару незначительных дел, и можно было подниматься наверх, к директору.

 

18 сентября, суббота

 

Утром в Косом переулке было ещё свежо. Осеннее солнце только-только стало лизать крыши домов, но ещё не заглядывало в окна верхних этажей, выходивших на юг. Магазины, кафе открылись, и поскольку была суббота, то народ уже подтягивался.

И Снейп, и мисс Амано оделись на магловский манер, но поверх обычной одежды они накинули мантии. Шицу по такому случаю изменила своему экзотическому наряду и облачилась в одну из мантий худенькой Тонкс, которую та ей одолжила. Не спеша Снейп и лисица дошли до лавки Олливандера. Звякнул дверной колокольчик, и они оказались в полутёмном торговом зале. Позади прилавка тянулись стеллажи, заполненные коробочками с волшебными палочками.

— Господин директор, — раздался скрипучий голос.

Снейп уже успел привыкнуть к такому обращению.

— Доброе утро, мистер Олливандер. Нужна палочка для леди.

— Доброе утро, — произнесла Шицзуки слегка нараспев и поклонилась.

— Госпожа кицунэ,— покивал старик. — Слышал, слышал о вас. В Хогвартсе кого только нет нынче: кентавр, оборотни, полувеликан. Старина Бинс перестаёт быть единственной достопримечательностью.

Олливандер хрипло рассмеялся и закашлялся.

Шицу удивлённо заморгала, но Снейп наклонился к её уху и прошептал:

— Не обращайте внимания, у него плохо с чувством юмора.

В лавке было чисто, опрятно, но всё равно появлялось ощущение, что все предметы покрыты слоем вековой пыли.

— Что же с вами делать, госпожа лисица? — Олливандер задумчиво скрёб щетинистый подбородок. — Начнём с самого элементарного.

И он выложил на прилавок с десяток коробочек.

Следующие полчаса в лавке что-то падало, летало, грохотало, лопалось. Иногда палочки просто вели себя, как обычные куски дерева. Когда вконец измученная Шицзуки присела на краешек стула, чуть не плача, предчувствуя бесславный финал их поездки, старик кликнул свою помощницу, нестарую ещё волшебницу, которая напоминала полупрозрачный осенний листок, и попросил подать кофе. Во время перерыва Олливандер разговорился. Он расспрашивал Шицу о её семье, о школе, о её вкусах и увлечениях, о чайной церемонии; услышав о любви женщины к Запретному лесу, старик переключился на него. Когда со стола убрали, мастер поднял вверх узловатый палец:

— А чем чёрт не шутит? Есть у меня одна палочка, очень и очень старая, ещё времён моей молодости. Я тогда любил экспериментировать с сердцевинами. Попробуем её.

Мастер сам, лично пошёл за ней. Вынырнув через несколько минут из-за стеллажей с пыльной коробкой, он открыл её и поставил перед Шицзуки.

— Ольха, десять дюймов, о сердцевине пока не скажу.

— Ольха усиливает пророческие способности, — заметил Снейп. — Берите.

Шицзуки протянула руку и осторожно коснулась палочки, лежащей в шёлковом углублении.

— Тепло, — прошептала она, вынув палочку из гнезда.

Вокруг её фигуры явственно ощутилось дуновение вдруг наполнившегося благоуханием воздуха.

— Ну вот, палочка и нашла вас, — улыбнулся старик. — Она очень долго вас ждала.

— И что же внутри? — поинтересовался Снейп.

— Шерсть тануки, — усмехнулся мастер. — Когда я сделал эту палочку, то был совсем юн. Тогда я ещё помогал своему отцу. Помню: он так меня ругал за неё, говоря, что меня надули и продали собачью шерсть. Оказалось — видите? — ничего подобного. Настоящий был тануки.

— Хорошо ещё, что не шерсть одного из хвостов моей матушки, — пробормотала Шицзуки себе под нос.

Но Олливандер оказался не глух.

— А это было бы даже лучше! — воскликнул он. — Помню, встречал я как-то одну барышню-француженку, у которой в качестве сердцевины в палочке был волос её бабушки-вейлы.

Снейп прошептал на ухо Шицу:

— Это Флёр Уизли, жена Билла Уизли. Олливандер проверял палочки участников Троемудрого турнира.

— А…

Старик меж тем поднёс Шицу коробочку, и лиса положила пока палочку на место.

— Я вам её дарю, — улыбнулся мастер.

— Но Олливандер-онси!

— И не спорьте.

— Нет, я всё же заплачу вам хотя бы галлеон. На удачу, — мисс Амано была непреклонна.

— На удачу давайте, — согласился Олливандер.

Состав с двумя прицепленными вагонами весело катил вперёд, до станции «Хогвартс». Шицзуки сидела на диване в купе и восхищённо разглядывала волшебную палочку, лежащую в футляре на подкладке из серого шёлка.

Снейп, в свою очередь, смотрел на Шицзуки и улыбался. У той на лице была написана радость ребёнка, получившего подарок.

— Что? — почувствовав на себе взгляд, она подняла глаза на Северуса и смутилась.

— Приятно видеть вас в радости, — ответил он тихо.

Шицу поднялась с дивана и, подойдя к Снейпу, уселась к нему на колени лицом к лицу (она была в брюках). Северус улыбнулся почти так же, как и лиса минутой ранее.

— Вы довольны? — спросил он.

— Очень, — лиса обвила его шею руками.

Испустив долгий вздох, Снейп прижался лбом к её плечу.

— Хитрюга, а я видел, между прочим, — сказал он. — За соседними столиками кое-кто пользовался вилками.

— Правда? Ах, а я не заметила, — поглаживая его по голове, лиса сделала удивленные глаза.

— И не стыдно вам издеваться над своим директором? — в голосе Снейпа звучала скорбь.

— Совершенно не стыдно, сенсей, — рассмеялась Шицу. — Ведь вам было весело. Правда?

— Правда, — согласился он.

После Косого переулка наша пара отправилась в магловский Лондон, и Шицу коварно завлекла Снейпа чарами и хитростью в настоящий японский ресторан. Настоящий — потому что и повара, и хозяин там были японцами. Следующие два часа профессору и правда было весело. Ох, как весело! Его познакомили с суши, сашими, роллами. («Суши, познакомьтесь, это профессор Снейп. — Профессор Снейп, это суши!») Северус потрясённо наблюдал, как за одним из столов повар, на чьём лице застыло выражение самурая, готового срубить голову врагу, нарезал прозрачные ломтики мяса и бросал их в кипящий соус, а потом тут же подавал клиентам, вкупе с овощами.

— Вам хочется попробовать сукияки, сенсей? — заботливо осведомилась Шицу.

— Нет! — это вырвалось у Северуса так резко, что лиса захихикала, прикрыв губы ладонью.

Но самое ужасное — это были палочки. Конечно, Снейп смеялся, когда пытался ухватить ими ролл, а тот выскальзывал. Шицу тоже смеялась, сидя совсем близко от него по правую руку, держа его кисть и направляя. Мерлин, как близко! В этом ресторане, конечно, было невозможно встретить кого-то из знакомых, но Северус иногда внутренне обмирал, когда представлял, что бы они подумали, если бы увидели его сейчас. Какой удар по репутации!

— Имбирь — это на любителя! — вспоминал теперь профессор, сидя в купе и не стесняясь поглаживать спину Шицу. — А вот васаби…

— Да, васаби, — проворковала мисс Амано, — а ещё саке.

И она приподняла голову Северуса и поцеловала того в губы, и провела по ним языком. Профессор коротко простонал. Ему редко когда приходилось в жизни терять голову от любви, и терять притом так, что это не заставляло мучиться, не терзало сердце, а больше походило на приятную эйфорию от доброго вина. Оба раза в прошлом любовь принесла ему только боль, и ничего больше. А сейчас было даже слишком хорошо, чтобы Северус не пытался иногда представить себе крушение очередного своего воздушного замка. Он понимал, что когда-то во многом придумал себе Лили, и в большей степени придумал себе Люциуса, а уж идеализировал — дальше некуда. Но вот Шицзуки почему-то идеализировать не получалось: слишком она была спокойной, практичной и обладала той властностью, которую иногда путают с покладистостью и послушанием.

Несмотря на то что Шицу подпускала его к себе медленно, шаг за шагом, это тоже доставляло много удовольствия и даже восторга, словно он был первооткрывателем, нашедшим чудесную страну, о которой никто не знал. Конечно, Северус понимал, что это игра, утончённая игра, но он уже втянулся. И никаких любовных страданий, потому что Шицу была ещё и другом, и Снейпу, несомненно, предана — и как женщина, и как младшая коллега, и как единомышленница, и ещё по-своему, по-особенному. И Северус знал, что он любим.

Поцелуи стали нетерпеливее — впервые он почувствовал в Шицзуки порыв, и он предпочёл, кое-как достав палочку, а после положив её на стол, опустить занавески на окошках, выходящих в коридор, и на стекле двери. И поцелуи запорхали по его лицу, он откинулся головой на спинку купейного дивана, чувствуя то же, что человек, выходящий в цветущий сад. Немного повело голову, руки отяжелели и скользнули по тонкой женской талии вниз, к бёдрам, а потом без сил упали на сиденье. А тонкие пальцы ловко расстёгивали пуговицу за пуговицей на рубашке, а губы уже целовали ключицы — и ни мысли, ни малейшего протеста не родилось в душе: пусть берёт, путь владеет, пусть играет. Охи, стоны, шелест ткани, позвякивание пряжки ремня, тихий вжик молнии.

— Ах, боже мой… не надо, что ты делаешь? — а сам послушно раздвинул ноги, давая женщине полную волю, и пальцы погрузились в прохладные волосы, только смотреть сил не было — он стеснялся. — Ах, маленькая… Шииицу…

* * *

Лежать так было и неудобно, и очень хорошо. Неудобство заключалось в том, что одну руку пришлось положить под голову, и только правой гладить блестящие чёрные волосы и пропускать их между пальцами. Но было хорошо, потому что Шицу прилегла сверху, уютно устроившись на груди профессора, сложив ладони и опираясь на них подбородком, чтобы не буравить им грудь мужчины. Она смотрела Снейпу в лицо сытыми глазами, совершенно пожелтевшими. В её взгляде читался вопрос, причём вопрос такой явный, что у Снейпа стали гореть щёки.

— Нет, ни разу, — прошептал он, ответным взглядом умоляя пощадить в нём хотя бы остатки его прежнего. Правда, справедливости ради добавил, тем более что для Шицу его прошлое тайной не было: — Женщина ни разу.

Когда Шицу так улыбалась, она удивительно становилась похожей на лису. Обняв Северуса, она опустила голову ему на грудь с чувством собственницы. В голове утомлённого Северуса мысли потекли куда-то не в ту сторону, невольно зацепившись на понятии «собственность». Но он подавил в себе тяжёлые воспоминания, чтобы ненароком не обидеть женщину, тем более что сейчас эта демонстрация «ты — мой» была законна. Снейп поймал себя на почти таком же чувстве, и окончательно успокоился.

А вагон тем временем покачивало, колёса постукивали на стыках рельсов, и утомлённый Снейп задремал.

Шицзуки вовсе не думала, что тоже заснёт, но в поезде иногда невозможно не уснуть, тем более, когда так уютно и хорошо. Открыв глаза, она приподняла голову и тихонько зевнула. А пейзажи-то за окном уже говорили о том, что Хогвартс совсем близко. Шицу вновь опустила голову и потёрлась о голую кожу на груди спящего (рубашка так и оставалась расстёгнутой до половины).

— Сенсей, — позвала мисс Амано, — мы почти приехали. Просыпайтесь.

Снейп открыл глаза.

— Мерлин! — он приподнялся, придержав Шицу, бросил взгляд за окно. — В самом деле.

Быстро поцеловал.

— Встаём!

Шицу весело кивнула и сползла со Снейпа.

— А на вас очень уютно спать, — усмехнулась она, поправляя блузку и доставая из бездонной сумочки их мантии, которые они сняли ещё на выходе из Косого переулка. — Сенсей, я не умею их разглаживать…

Она смутилась.

Снейп вынул палочку и привёл мантии в порядок, чётко проговаривая заклинание, словно он был школьником. Если ему случалось колдовать при Шицзуки, он всегда чётко проговаривал каждое слово, надеясь, что у лисы скоро появится своя волшебная палочка. И вот этот день, наконец, настал. Когда оба облачились в мантии, Шицу достала гребень и протянула Снейпу.

— У вас на затылке просто кошмар что творится.

— Так в чём же дело? — усмехнулся Северус. — Я же не вижу, что там творится.

Он иронично поднял бровь и немного развернулся на диване.

— И кто довёл директора до такого состояния? — добавил он, внутренне слегка обмирая от того, что он делает и как себя ведёт.

— Я не решалась предложить свои скромные услуги, сенсей, — Шицу с напускной скромностью потупила глаза, посмеиваясь, но тут же взялась за дело. После трёх-четырёх минут расчёсывания волос, профессор стал клевать носом.

— Что же меня так в сон-то клонит? — проворчал он.

— Потому что вы устали, Северус. Вы очень много работаете. А только лишь сентябрь месяц. Что же будет дальше? Завтра — никаких дел. В воскресенье все должны отдыхать.

— Что я совершенно не умею делать, так это отдыхать, — констатировал Снейп, вставая.

— Сегодня вы не отдыхали?

Ему послышалась в голосе женщины лёгкая обида.

— Отдыхал, конечно, но только потому, что вы меня вытащили из школы.

— Так позвольте мне вас чаще вытаскивать, — улыбнулась хитрая лиса.

Поезд замедлил ход.

Спустя пять минут Снейп уже сошёл на платформу и подал руку Шицзуки.

До ворот они аппарировали. Мисс Амано с любопытством посмотрела на профессора. Он даже не предполагал сейчас, что его собираются оценивать. Хотя коллеги или были прекрасно осведомлены об их отношениях, или же догадывались, но при детях оба вели себя подчёркнуто нейтрально. Конечно, сам факт, что Снейп сопровождал мисс Амано в Лондон, ничего особо не значил, потому что мало ли какие у них там дела — в Министерстве, к примеру? Но многое можно было понять сейчас по тому, как они пойдут до Замка.

Начинался чудесный осенний вечер, тихий и тёплый. Уже близ ворот в воздухе слышался посвист мётел. Вокруг же самого Замка и у Озера, наверняка, сейчас было много учеников.

Снейп согнул руку в локте и, спокойно улыбнувшись, взглянул на Шицзуки.

Та на мгновение просияла, и так, под руку, они пошли по дороге.

Пошли не спеша. Прошло совсем немного времени — им пришлось то и дело прерывать беседу, чтобы отвечать на приветствия студентов. Потом деревья, окаймлявшие подъездную аллею, закончились. И на лужайке, и на берегу Озера, и на внешних галереях Замка яблоку было негде упасть.

— Господин директор, профессор Амано! — послышался девичий голос.

Это Джинни окликнула их. Вся компания расположилась на лужайке неподалёку от берёзы. Ох, эта берёза! Снейп грустно, но больше ностальгически улыбнулся. Он-то ещё успел кивнуть пятерым, а вот Шицзуки — нет: к ней подбежали слизеринцы-первокурсники, которые своим гомоном просто оглушили. Оставляя Шицу с её подопечными, Снейп успел, отходя, пожать ей руку, и ему пожали руку в ответ.

То, что его окликнула Джинни, было вполне логически объяснимо. Ей было легче всего назвать его так официально. У Гарри, Драко и даже Гермионы «директор» неизменно застревал в горле, нередко ему предшествовал лёгкий присвист, при попытке произнести имя.

— Как вы съездили? — первым делом поинтересовался Гарри.

Он смотрел с пониманием, и Северусу показалось, что при этом ещё полностью одобрял его.

— Удачно, — ответил он. — Палочку нашли.

— А посмотреть? — Джинни высунулась из-за плеча Гарри, глядя в сторону Шицзуки.

Снейп тоже обернулся. Мисс Амано о чём-то оживлённо беседовала со своими первокурсниками. Некоторые девочки не стеснялись брать её за руку, и вообще вели себя с ней, как со старшей сестрой. Это неизменно озадачивало Северуса, но он не вмешивался, потому что младшие курсы никогда своего декана не подводили и слушались.

— Приходите попозже, — предложил он. — Может быть, после ужина вместе выпьем чаю?

— Мы придём, — ответил Драко, ища взглядом подтверждения у Гермионы.

Та кивнула.

— Мы — само собой, — добавил Гарри.

— Извините, я не могу, — замялся Рон. — У меня как бы свидание.

— Кто опять? — возопила Джинни. — Хоть прежняя, или что-то новенькое?

— Прежняя, не волнуйся за мой моральный облик, — надулся Рон.

Снейп рассмеялся.

— Тогда жду вас вчетвером. Удачи на свидании, мистер Уизли, — добавил он, усмехнувшись, почти как в добрые старые времена.

— Угу-угу, — покивал Рон и фыркнул вслед, — и кого мы сейчас такой усмешкой напугаем, интересно? Эй! Чуть что — так сразу бить!

Джинни отвесила ему ласковый сестринский подзатыльник.

Что-то заставило Гарри поднять голову и посмотреть на Замок. В одном из окон кабинета трансфигурации он заметил профессора МакГонагалл, и ему показалось, что она неодобрительно покачивает головой, глядя в сторону Шицзуки. «Показалось, наверное», — подумал Гарри. Женщины, кажется, вполне ладили… Ведь ладили? Джинни проследила за его взглядом, и прочитала в глазах Гарри немой вопрос.

— Даже не знаю, — ответила она.

Тут невольно заинтересовались и Драко с Гермионой.

— Думаешь, там что-то не то? — спросил Драко у друга.

Гарри пожал плечами.

— Не могу утверждать наверняка, — промолвила Гермиона, — но мне кажется, что Минерва не то что неравнодушна к Северусу, но он ей нравится.

— Да ладно! — протянул Рон.

— А вы помните, как она отреагировала на известие, что это Северус убил Дамблдора? Она чуть в обморок не упала. Мадам Помфри еле успела наколдовать ей стул. А как она плакала, когда узнала всю правду, когда мы ей рассказали, что случилось на самом деле, как она примчалась на Гриммо, помните?

* * *

Минерва стояла у окна и смотрела на школьный двор. Ей было хорошо видно, как Снейп подходил к Замку под руку с Шицзуки. Ничего такого в этом не было, если учесть, что директором был бывший слизеринец и бывший декан Слизерина. Это даже выглядело дипломатично, как намёк некоторым особо ретивым студентам с факультета мисс Амано: вот, мол, смотрите, и не обижайте молодого преподавателя — эту женщину назначил я. Нельзя сказать, чтобы хогвартские профессора вне занятий отгораживались от студентов непроницаемой стеной, строя из себя небожителей. Нынешние выпускники хорошо помнили Турнир и Рождественский бал, и бочки медовухи, заказанные покойным Альбусом, вкупе с «Ведуньями».

Снейп меж тем отошёл от мисс Амано, направившись к Гарри с друзьями. Минерва смотрела на лису: как она внимательно выслушивает каждого ребёнка, как иногда гладит то одного, то другого по голове. Одну девочку она обняла и поцеловала в пробор на макушке.

Минерва покачала головой. С её точки зрения, это уже была ненужная сентиментальность и баловство. Хотя они ещё такие маленькие, эти первокурсники. Совсем дети. И не у всех всё благополучно дома, далеко не у всех. Это тоже… Минерва запнулась даже мысленно, пытаясь подобрать слово, но всё крутилось совершенно неуместное здесь «тактика». Наконец положение спас «метод воспитания». Это тоже метод — стать для младших своего рода мамочкой. Мамочка… Школьный двор вдруг расплылся перед глазами, и Минерва отошла от окна, доставая платок и промокая слёзы.

В дверь постучали.

— Да, войдите.

Это был Слизнорт.

— Ах, Гораций, — промолвила Минерва, — вы что-то хотели?

— Да так, я просто зашёл проведать. Думал пригласить вас немного пройтись: погода чудесная, — Слизнорт, видя, что МакГонагалл не в духе, замялся.

— Нет, простите. У меня что-то голова побаливает.

Минерва сообразила, что как раз на воздух и надо бы выйти, если голова болит, потому её отговорка выглядело бледно.

— Так что же вы мучаетесь, голубушка? Выпили бы зелья, — продолжал ворковать Слизнорт. — У мадам Помфри совсем свежее есть — я недавно варил для Больничного крыла.

— Спасибо, Гораций, у меня есть своё, — вымученно улыбнулась Минерва.

Ещё год назад, глядя на себя в зеркало, она, брезгливо морщась, выдёргивала одинокие седые волоски, но теперь нужно было или оставлять всё, как есть, или закрашивать виски целиком. Хотя вот и Северус сединой обзавёлся…

Минерва опять подошла к окну, как будто её тянуло магнитом. Но Снейпа во дворе уже не было. Зато мисс Амано утащили играть в плюй-камни. Первый курс Слизерина разбился на команды, кое-кто из старших подошёл посмотреть.

— Ах, какая прелесть, — прозвучал за плечом голос Слизнорта.

— Гораций! — Минерва схватилась за сердце. — Нельзя же так! Вы меня напугали.

— Простите, коллега.

На лице Слизнорта явно читалось: «С чего вы стали такой нервной, Минерва?»

— Что вы о ней думаете? — спросил бывший слизеринский декан, указывая в окно на нынешнего слизеринского декана.

— А я о ней должна думать? — усмехнулась Минерва.

— Вы как-никак замдиректора.

— Что касается её предмета, то хотя я отношусь к предсказаниям с известной долей скептицизма, но эта женщина действительно обладает даром. Мне нравится её подход к преподаванию, и как она взялась за дело, — МакГонагалл пожала плечами. — Что касается деканства, то не мне, будучи деканом Гриффиндора, оценивать мисс Амано. Все люди разные, и подходы к детям у всех разные.

Слизнорт чуть приподнял брови и улыбнулся. В дипломатичности Минерве трудно было отказать.

— Нужно отдать ей должное, — пробурчал он, — младшие курсы от неё без ума. Но вот старшие… Очень уж она молоденькая.

— Вас не было в Хогвартсе, когда Северус брал факультет, — возразила Минерва. — Он был моложе мисс Амано. И пусть ему поначалу пришлось трудно, но он смог завоевать авторитет у своих студентов. Думаю, что и мисс Амано сможет. Она не такая уж мягкотелая, как может показаться на первый взгляд.

— А Забини-то присмирел, — заметил Слизнорт. — Уж не знаю, надолго ли?

И хотя защита Шицзуки далась Минерве нелегко, тут она улыбнулась без всякой натяжки:

— Мистер Забини отрабатывает наказание у нашего Добби.

На лице Слизнорта появилось выражение почти ужаса.

— Мерлин, что за времена настали! Слизеринец отрабатывает наказание у домашнего эльфа!

В голосе не было ни грамма иронии. Тут уж Минерва не удержалась от язвительного взгляда в сторону Слизнорта. Надо же было хоть об какого-то слизеринца поточить коготки. Забыв о своём недавнем приглашении пройтись, Слизнорт быстро распрощался и ушёл восвояси. Несколько минут Минерва думала о мисс Амано вне её связи со Снейпом, и думала довольно хорошо. Пожалуй, даже минут пятнадцать.

Per me non v'è ristoro

Per me non v'è più speme.

E il fier martoro e le mie pene.

 

18 сентября, Азкабан

 

Когда мракоборец Роджер Тэмпли проходил мимо клетушки Люциуса Малфоя, у него уже раза два мелькнула мысль, что если он ещё раз услышит этот тихий смех, то пора будет отправлять Малфоя в Мунго на освидетельствование по поводу возможной невменяемости. И сейчас он стоял и рассматривал стриженый затылок арестанта. Малфой лежал на койке лицом к стене и обнимался со своей книгой, которую ему переслали из дома. Обычная книга, даже более чем обычная. Тэмпли удивляло, что чистокровный маг может до такой степени обожать Марло. Лежит, гладит переплёт и — вот, опять! — посмеивается.

— Заключённый Малфой! — позвал Тэмпли негромко, но твёрдо.

Тот вздрогнул и вскочил с койки. Уронил книгу, наклонился, поднял её и прижал к себе. Потом опять заметался, положил книгу на койку и опустил руки по швам.

— Через два дня нужно отправлять книгу домой, хотел напомнить … вам, мистер Малфой, — произнёс Тэмпли.

Он никак не мог привыкнуть к тому, как они вскакивали и чуть ли не навытяжку. Это странно нервировало.

— Спасибо, страж… — Малфой чуть прищурился, посмотрев на нашивку на мантии Роджера, — Тэмпли. Я помню.

— Можете написать записку с пожеланием, что прислать вам в следующий раз, и вложить в книгу.

Малфой как-то странно усмехнулся.

— Всенепременно, страж Тэмпли.

Роджер ничего не ответил, а молча прошёл мимо камеры, слегка расстроенный непонятно чем.

Оставшись один, Люциус опять улёгся на койку, лицом к стене, привычно обхватив книгу. Появление этого юнца в форменной мантии прервало его размышления, которыми он очень утешался в последнее время. Какое-то время мракоборец не выходил у Люциуса из головы, будучи лицом в Азкабане новым. Совсем молодой, только из академии, видимо. И казался бы совсем мальчишкой, с этими его веснушками, если бы не твёрдый взгляд. Мужской взгляд. Люциус обратил внимание на паузу, которая возникла у Тэмпли. Он мог бы обратиться к нему на «ты», но даже прибавил «мистера». Усилием воли Люциус вытравил из головы конопатого стража и вернулся к своим всегдашним мыслям. Его интересовал один вопрос. Появился он на второй день после того, как сын прислал ему Марло. Пролистывал Драко книгу или нет? Если рассудить здраво, то, скорее всего, нет. Иначе бы он Марло не прислал. Он бы написал письмо, потребовав объяснений. Но Люциусу было приятно думать, что Драко томик с трагедиями пролистал. И что он видел подчёркивания и приписку, сделанную рукой матери. И что кое-кто в Хогвартсе полетел со своего пьедестала. О том, что подумает сын о нём самом, Люциуса мало волновало. Драко был, что называется, отрезанный ломоть. Это уже не прежний, не его Драко. Но мечты о том, что у бывшего соперника за сердце утерянного сына теперь не всё так гладко, приятно согревали.

 

Сентябрь. Полнолуние. Хогвартс

 

Марло переслали в Хогвартс. Драко, улыбаясь, разрезал шпагат, скреплённый сургучной печатью Азкабана, развернул упаковочную бумагу. Он надеялся, что отец чиркнул ему хотя бы пару строк, хотя бы написал, что ему прислать в следующий раз. Сердце заколотилось, когда Драко заметил зазор между страницами и нашёл сложенный вчетверо лист бумаги. Пальцы плохо слушались. Драко развернул лист. Там была всего одна строчка, накарябанная плохим пером и отвратительными чернилами: «На твоё усмотрение».

Драко разочарованно смотрел на записку. «Нельзя впадать в отчаяние, нельзя. Это всё же лучше, чем ничего». Он опустил руку с запиской, и его взгляд упал на страницу раскрытой книги. Кусочек текста был подчёркнут, а рядом рукой матери что-то приписано. Взяв том в руки, Драко быстро окинул взглядом отрывок с диалогом короля и королевы, а потом прочёл аккуратно выведенные строчки: «Да, мой дорогой, я не могу не радоваться, что Северус не похож на Гевестона, а ты — на Эдуарда, хотя оба вы достаточно вздыхали друг по другу. И согласись, что я умнее королевы, мой дражайший супруг». Он прочёл это раз, другой, третий… «На твоё усмотрение». Губы Драко затряслись, и текст в книге стал расплываться перед глазами. «На твоё усмотрение». Отец вложил листок именно сюда: значит, он хотел, чтобы эту приписку в книге заметили. Зачем отец так сделал? Единственное, что приходило в голову: он хотел причинить боль обоим — и сыну, и бывшему другу. Драко не нужно было задаваться вопросом «за что?». Он и так понимал.

Счастье, что сейчас он один в спальне. Схватив злополучную книгу и сунув её под мышку, прикрыв мантией, он поспешил покинуть гриффиндорские покои. Нужно было где-то пересидеть, переждать, пока первая волна жгучей обиды схлынет. Драко впервые ощутил, что такое одиночество. Это когда есть близкие люди, но с ними нельзя поделиться своей болью. Потому что есть вещи, которые нельзя доверить никому. Он постарался держаться так, словно у него всё в порядке. Наблюдай он за собой со стороны, он бы удивился, насколько он сейчас напоминал прежнего надменного спесивца. Фирменная малфоевская маска опять прилипла к его лицу. На первом этаже Драко испуганно застыл, не зная, куда ему идти. Разве что в библиотеку? Она сейчас работает. Но позади него открылась дверь, и Драко показалось, что он почувствовал аромат материнских духов. Что за дверь открылась, он знал. Обернувшись, он поспешил войти в комнаты мисс Амано, захлопнул дверь и привалился к ней спиной, закрыв глаза. Руки без сил опустились вдоль тела. Книга упала на пол, глухо стукнув. Драко не открывал глаз: он боялся, что расплачется. Он только слушал, как тихо скрипнули по полу ножки стула, как зашелестела шёлковая ткань. Он чувствовал движение воздуха перед собой. Пахло совсем не духами Нарциссы, но тоже чем-то очень приятным и успокаивающим. Аромат становился всё явственнее. Драко почувствовал, как всё ближе к нему тепло другого человека. Тепло мягко коснулось его лица, предуведомляя прикосновение ладоней. Словно марионетка, у которой обрезали нити, Драко почти всем весом навалился на хрупкие женские плечи. Обманчивая хрупкость — ответное объятие было крепким. А потом вдруг пол исчез из-под ног, голова закружилась, и Драко очнулся, только почувствовав, что лежит на диване, и ему под голову подсовывают подушку. Его гладили по голове, шептали что-то по-японски ласково. Он приоткрыл глаза. Взгляд скользнул по тёмно-зелёному шёлку, ухватил тяжёлые пряди чёрных волос, лежащие у женщины на груди. Мягкие губы прикоснулись к его виску, и там перестало болеть. Драко вдруг совершенно размяк. Он только успел поймать маленькую руку и поцеловать её, как его накрыл сон.

* * *

Ему показалось, что он проспал долго, и он испуганно открыл глаза и сел на диване.

— Который час? — Шицзуки он не видел, но понимал, что она в комнате.

— Вы проспали всего лишь минут пятьдесят, Драко, — послышался её голос.

Женщина подошла к дивану, держа поднос с чашкой кофе и тарелкой с сэндвичем.

— Съешьте, пожалуйста.

Драко не стал возражать. Он чувствовал, что подкрепиться ему как раз не помешает. Конечно, пришлось запихивать в себя сэндвич через силу, но кофе примирило Драко с действительностью. Хотя бы в той её части, что он, по сути, занимался здесь и сейчас тем, что плакался в жилетку. Или в кимоно.

— Ну вот, — кивнула Шицу, забирая тарелку и чашку, — теперь вы можете поговорить с директором.

— Не могу, — Драко опустил взгляд. — Как я могу говорить с ним о таком?

Он не сомневался, что Шицу в книгу заглянула, или ему в голову заглянула — какая разница?

— А лучше, если вы будете всё это в себе держать? — возразила лиса. — Никакой неприязни я в вас по отношению к крёстному не почувствовала. Но вам хочется задать ему вопросы. Думаю, если ваш отец поставил вас в такую тяжёлую ситуацию, то вы имеете право знать правду. Особенно ту, которая вас больше всего интересует. Впрочем, вы её и так знаете — вам важно услышать подтверждение из первых уст.

Шицзуки улыбнулась.

Драко посмотрел на Шицзуки немного испуганно.

— Но если вы знаете, что я хочу услышать, то вы можете мне сказать — прав я или нет? И не нужно лишний раз расстраивать Северуса.

Лиса погладила Драко по голове.

— Но на два других я не могу ответить. Смелее, Драко. Тяжело только решиться на разговор, а потом станет легче, потому что вы оба обладаете доброй волей. Вы не хотите расстраивать Северуса, но он и так будет переживать, почувствовав в вас какую-то напряжённость и не зная её причины. Давайте-ка, я дам вам немного решимости.

Она провела ладонями по голове и по плечам Драко, и его состояние сразу улучшилось.

Будь он маглом, то сравнил бы это с выпитым энергетиком.

— Вперёд, вперёд, — Шицу вложила ему в руки книгу и похлопала по спине. — И давайте без церемоний. Я знаю, что я умница, и красавица, и вообще ангел.

Драко не выдержал и рассмеялся вслед за женщиной.

— Спасибо вам, — он встал и поклонился. — Всё-всё, я ухожу…

Его решимости хватило на то, чтобы добраться до горгульи, произнести пароль, подойти к двери в кабинет и постучаться.

Но когда он постучал, то стал терять свой настрой со скоростью шарика, из которого выпускают воздух. Он вдруг почувствовал такой страх, что пришёл в себя уже сидящим на диване, а взгляд чёрных глаз, казалось, сверлил его насквозь.

— …Драко?

Тот не слышал начало фразы. Сидел, прижимая к себе книгу.

— Я хотел… поговорить…

Снейп ещё раз внимательно окинул крестника взглядом.

— Это ваш семейный Марло? — спросил он, указывая на том.

— Да…

— Понятно, — это прозвучало очень спокойно. — Решил прочитать сам и обнаружил материнские пометки?

Снейп был так спокоен, что Драко стало жутко.

— Нет… Там была вложена записка от отца. Что, в общем… «На моё усмотрение»… О следующей книге. Как бы…

— Понятно.

Голос тоже звучал спокойно, но Драко успел заметить, как на мгновение правая рука Снейпа сжалась в кулак. Он в ужасе прижал книгу к губам, затыкая себе рот. «Вы достаточно вздыхали друг по другу». Вот, а теперь они друг друга ненавидят. И всё из-за него.

Снейп присел на диван рядом с крестником.

— Не нервничай так, тебе нельзя, — он опустил ладонь на плечо Драко.

Тот, наконец, перестал тискать книгу, отложив её в сторону.

— Конечно, я… — он сделал паузу, — идеалист.

Губы Драко скривились в презрительной усмешке к себе самому.

— Но я думал, что отец маму любил.

— Ах… — интонация человека, который разобрался в проблеме. — Ты можешь не сомневаться. Любил, очень любил. Там-то и была настоящая любовь. Пусть они даже поженились больше по расчёту и желанию семей, но очень быстро привязались друг к другу. Да и до того относились всегда друг к другу с уважением. А потом и любовь пришла. Настоящая любовь, Драко, бывает не за что-то, не почему-то, и уж тем более не вопреки. Но твоя мать ещё до замужества знала, что Люциус питает ко мне определённого рода слабость. Эта слабость несколько меняла свой вектор, но там всегда было и за что-то, и почему-то и вопреки.

Снейп горько усмехнулся.

— Да и с моей стороны, по сути, тоже. Когда человек тонет, он готов ухватиться за что угодно.

Драко вдруг почувствовал облегчение. А, может, там и не было ничего. Ведь «Северус не похож на Гевестона, а ты — на Эдуарда»… Да если и было… Это не его дело, раз мать была в курсе и её это не смущало. Драко тут же устыдился некоторой расчётливости своих мыслей. Он поднял глаза на Снейпа. Столько всего было в ответном взгляде, что Драко не выдержал.

— Ну, зачем он это сделал? — протянул он, мучаясь острой жалостью к крёстному.

— Потому что ему очень плохо, — последовал ответ.

— Не понял… — начал Драко, — хотя понял… Кажется, ещё недавно, я бы мог поступить так же при случае. Логика там простая.

Оставался ещё один вопрос. И его было труднее всего задать.

— Северус, не сочти меня идиотом. Я хотел спросить тебя: ты меня… ты ко мне так относишься из-за своих… потому что любил моего отца?

Выдохнув, Драко обругал себя мысленно. Вот же кретин полный!

— Понимаю, о чём ты, — от одного тона крёстного Драко уже готов был сплясать джигу. — Нет, не поэтому.

— Прости, — пробормотал Драко виновато, но улыбаясь. — Ты же понимаешь, правда? Я люблю папу, но я не могу не считать, что ты из меня сделал человека.

Он прислонился лбом к плечу Снейпа и вздохнул.

— Ты не представляешь, насколько я уважаю тебя и люблю. Не знаю, где бы я сейчас был, если бы не ты.

Слёзы всё-таки выступили на глазах, но Драко было хорошо. Он привык называть Северуса крёстным, хотя это было больше символическое наименование. Но крёстный-то был настоящий. И он сделал то, что должен был сделать крёстный: в то время, как родители заботились о суетном, он заботился о душе.

— Спасибо, мой дорогой, — прошептал Снейп, наглаживая плечо Драко.

Тот нашёл его свободную руку и благодарно пожал. Потом отстранился и сел прямо. Снейп встал, подошёл к балконной двери, чуть приоткрыл её и закурил. Передышка требовалась обоим.

— Полнолуние, — задумчиво промолвил профессор, глядя на небо.

— Да, — отозвался Драко. — Профессор Тонкс уже три дня замещает профессора Люпина, а после занятий открывает библиотеку.

— Тяжело это, — произнёс Снейп. — Надо бы взять старшие курсы на этот период в следующем месяце. Если она согласится, конечно…

Он обернулся и посмотрел на Драко. Тот улыбался. Снейп с недоумением поднял брови.

— Ты же всегда хотел вести ЗОТИ, разве нет? — ответил Драко на его молчаливый вопрос.

— В общем, да…

Снейп хмыкнул и протянул руку в сторону крестника, приглашая его подойти.

Драко подошёл, поднырнул под руку Северуса, привалившись к его боку.

— Обкурю я тебя, — Снейп обнял Драко за плечи, старательно выдыхая дым в сторону.

— Ничего. Я хотел спросить. Вот у маглов, когда у невесты нет родителей или они не могут на свадьбе присутствовать, она просит кого-то их заменить. Это называется «посажённые родители»?

— Кажется, да… Да, — ответил Снейп, уверенно кивнув.

— А жениху они тоже полагаются? — продолжал допытываться Драко. — Отец, например?

— Даже не скажу. Но скорее просто свидетель. Да и потом, у магов-то иначе.

— Ты согласишься быть моим особым свидетелем на свадьбе этим летом?

Северус усмехнулся.

— А вы уже помолвлены с Гермионой?

— Официально нет, — замялся Драко. — Я всё о кольце думаю. Хочется найти что-то достойное, единственное в своём роде. Мамино… Оно с ней ушло.

Снейп легонько сжал плечо крестника.

— Будешь выбирать — аккуратнее со старинными вещами. У них не всегда хорошая память. Поговори с мисс Амано. Наверняка она согласится тебе помочь. Она ведь может почувствовать энергетику вещи.

— Было бы славно, если бы она согласилась.

И он обнял Северуса. Тот прижал к себе Драко правой рукой, отставив левую, с сигаретой, в сторону, и поцеловал мальчика в лоб.

— Драко, ты присмотри за Гарри. Не то что «приглядывай», а просто обращай внимание, как он себя чувствует, хорошо?

— Конечно, ты не волнуйся.

— Уже поздно, мой дорогой. Иди спать. Скоро старосты по коридорам пойдут.

— Угу…

Драко не сразу «отлип» от крёстного. У Снейпа уже столбик пепла норовил упасть с сигареты на пол. Тут Драко пожелал Северусу спокойной ночи и поспешил в комнаты факультета. Он внезапно вспомнил, что не сделал что-то очень важное: он ничего не сказал Гермионе, а просто выскочил с этой чёртовой книгой — молча, без объяснений.

И когда он миновал Полную Даму и вошёл в гостиную, то увидел свою подругу, сидевшую на диване у горящего камина.

Молча сел рядом и нерешительно взял её за руку.

— Прости меня.

— За что? — плечо Гермионы всё же слегка дёрнулось. — Но я волновалась.

— За это и прости, — Драко опустил голову. — Я у Северуса был. Чего-то меня… накрыло…

Гермиона взглянула сочувственно.

— Отец?

— Ну да… В книге листок был и фраза на нём: «На твоё усмотрение». И всё.

Драко почувствовал, что щёки его горят. Но не мог он объяснить Гермионе истинную причину своего состояния. Это было бы неправильно. Родители всё-таки, их личная жизнь.

Но Гермиону, видимо, такое объяснение устроило. И она села поближе, обняла Драко и поцеловала его в щёку. Потом прислонилась к его плечу.

Мысленно кляня себя на чём свет стоит и давая самые страшные клятвы больше никогда Гермиону не обманывать, Драко развернулся, обнял свою милую и поцеловал.

Чуть позже он прокрался в спальню. Все уже спали. Рон храпел, Финикс под этот концерт что-то бормотал во сне. Драко наклонился к Рону и почмокал губами. Тот перевернулся на бок и засопел.

Драко подошёл к своей кровати и стал раздеваться.

Обернувшись, он посмотрел на Гарри. Тот спал совершенно спокойно, расслабленно лёжа на спине и сложив руки на животе. Но лунный свет полз широкой полосой по подушке и скоро должен был упасть на лицо спящего. Драко аккуратно поправил полог соседней кровати. Забравшись в постель, заботливо согретую эльфами, он вскоре уснул. Если бы он не был так взбудоражен отцовским поступком и последующими разговорами, то он, возможно, заметил бы одну странность, когда задёргивал полог кровати друга. Голова Гарри не лежала на подушке, и сам он не лежал на постели. Он левитировал во сне, оторвавшись от кровати на пару дюймов.

Per me non v'è ristoro

Per me non v'è più speme.

E il fier martoro e le mie pene.

18 сентября, Азкабан

Когда мракоборец Роджер Тэмпли проходил мимо клетушки Люциуса Малфоя, у него уже раза два мелькнула мысль, что если он ещё раз услышит этот тихий смех, то пора будет отправлять Малфоя в Мунго на освидетельствование по поводу возможной невменяемости. И сейчас он стоял и рассматривал стриженый затылок арестанта. Малфой лежал на койке лицом к стене и обнимался со своей книгой, которую ему переслали из дома. Обычная книга, даже более чем обычная. Тэмпли удивляло, что чистокровный маг может до такой степени обожать Марло. Лежит, гладит переплёт и — вот, опять! — посмеивается.

— Заключённый Малфой! — позвал Тэмпли негромко, но твёрдо.

Тот вздрогнул и вскочил с койки. Уронил книгу, наклонился, поднял её и прижал к себе. Потом опять заметался, положил книгу на койку и опустил руки по швам.

— Через два дня нужно отправлять книгу домой, хотел напомнить … вам, мистер Малфой, — произнёс Тэмпли.

Он никак не мог привыкнуть к тому, как они вскакивали и чуть ли не навытяжку. Это как-то странно нервировало.

— Спасибо, страж… — Малфой чуть прищурился, посмотрев на нашивку на мантии Роджера, — Тэмпли. Я помню.

— Можете написать записку с пожеланием, что прислать вам в следующий раз, и вложить в книгу.

Малфой как-то странно усмехнулся.

— Всенепременно, страж Тэмпли.

Роджер ничего не ответил, а молча прошёл мимо камеры, слегка расстроенный непонятно чем.

Оставшись один, Люциус опять улёгся на койку, лицом к стене, привычно обхватив книгу. Появление этого юнца в форменной мантии прервало его размышления, которыми он очень утешался в последнее время. Какое-то время мракоборец не выходил у Люциуса из головы, будучи лицом в Азкабане новым. Совсем молодой, только из академии, видимо. И казался бы совсем мальчишкой, с этими его веснушками, если бы не твёрдый взгляд. Мужской взгляд. Люциус обратил внимание на паузу, которая возникла у Тэмпли. Он мог бы обратиться к нему на «ты», а он даже прибавил «мистера». Усилием воли Люциус вытравил из головы конопатого стража и вернулся к своим всегдашним мыслям. Его интересовал один вопрос. Появился он на второй день после того, как сын прислал ему Марло. Пролистывал Драко книгу или нет? Если рассудить здраво, то, скорее всего, нет. Иначе бы он Марло не прислал. Он бы написал письмо, потребовав объяснений. Но Люциусу было приятно думать, что Драко томик с трагедиями пролистал. И что он видел подчёркивания и приписку, сделанную рукой матери. И что кое-кто в Хогвартсе полетел со своего пьедестала. О том, что будет думать сын о нём самом, Люциуса мало волновало. Драко был, что называется, отрезанный ломоть. Это уже был не прежний, не его Драко. Но мечтать о том, что у бывшего соперника за сердце утерянного сына теперь не всё так гладко, было приятно.

Сентябрь. Полнолуние. Хогвартс

Марло переслали в Хогвартс. Драко, улыбаясь, разрезал шпагат, скреплённый сургучной печатью Азкабана, разворачивал упаковочную бумагу. Он надеялся, что отец чиркнул ему хотя бы пару строк, хотя бы написал, что ему прислать в следующий раз. Сердце заколотилось, когда Драко заметил зазор между страницами, где явно что-то было. Сложенный вчетверо лист бумаги. Пальцы плохо слушались. Драко развернул лист. Там была всего одна строчка, накарябанная плохим пером и отвратительными чернилами: «На твоё усмотрение».

Драко разочарованно смотрел на записку. «Нельзя впадать в отчаяние, нельзя. Это всё же лучше, чем ничего». Он опустил руку с запиской, и его взгляд упал на страницу раскрытой книги. Кусочек текста был подчёркнут, а рядом рукой матери что-то приписано. Взяв том в руки, Драко быстро окинул взглядом отрывок с диалогом короля и королевы, а потом прочёл аккуратно выведенные строчки: «Да, мой дорогой, я не могу не радоваться, что Северус не похож на Гевестона, а ты — на Эдуарда, хотя оба вы достаточно вздыхали друг по другу. И согласись, что я умнее королевы, мой дражайший супруг». Он прочёл это раз, другой, третий… «На твоё усмотрение». Губы Драко затряслись, и текст в книге стал расплываться перед глазами. «На твоё усмотрение». Отец вложил листок именно сюда: значит, он хотел, чтобы эта приписка в книге была замечена. Зачем отец так сделал? Единственное, что приходило в голову, это то, что он хотел причинить боль обоим: и сыну, и бывшему другу. Драко не нужно было задаваться вопросов «за что?». Он понимал, за что.

Счастье, что сейчас он был один в спальне. Схватив злополучную книгу и сунув её под мышку, прикрыв мантией, он поспешил покинуть гриффиндорские покои. Нужно было где-то пересидеть, переждать, пока первая волна жгучей обиды схлынет. Драко впервые ощутил, что такое одиночество. Это когда есть близкие люди, но с ними нельзя поделиться своей болью. Потому что есть вещи, которые нельзя доверить никому. Он постарался держаться так, словно у него всё в порядке. Наблюдай он за собой со стороны, он бы удивился, насколько он сейчас напоминал прежнего надменного спесивца. Фирменная малфоевская маска опять прилипла к его лицу. На первом этаже Драко испуганно застыл, не зная, куда ему идти. Разве что в библиотеку? Она сейчас работает. Но позади него открылась дверь, и Драко показалось, что он почувствовал аромат материнских духов. Что за дверь открылась, он знал. Обернувшись, он поспешил войти в комнаты мисс Амано, захлопнул дверь и привалился к ней спиной, закрыв глаза. Руки без сил опустились вдоль тела. Книга упала на пол, глухо стукнув. Драко не открывал глаз: он боялся, что расплачется. Он только слушал, как тихо скрипнули по полу ножки стула, как зашелестела шёлковая ткань. Он чувствовал движение воздуха перед собой. Пахло совсем не духами Нарциссы, но тоже чем-то очень приятным и успокаивающим. Аромат становился всё явственнее. Драко почувствовал, как всё ближе к нему становится тепло другого человека. Тепло мягко коснулось его лица, предуведомляя прикосновение ладоней. Словно марионетка, у которой обрезали нити, Драко почти всем весом навалился на хрупкие женские плечи. Но хрупкость была обманчивой. Ответное объятие было крепким. А потом вдруг пол исчез из-под ног, голова закружилась, и Драко очнулся, только почувствовав, что лежит на диване, и ему под голову подсовывают подушку. Его гладили по голове, шептали что-то по-японски ласково. Он приоткрыл глаза. Взгляд скользнул по тёмно-зелёному шёлку, ухватил тяжёлые пряди чёрных волос, лежащие у женщины на груди. Мягкие губы прикоснулись к его виску, и там перестало болеть. Драко вдруг совершенно размяк. Он только успел поймать маленькую руку и поцеловать её, как его накрыл сон.

* * *

Ему показалось, что он проспал долго, и он испуганно открыл глаза и сел на диване.

— Который час? — Шицзуки он не видел, но понимал, что она в комнате.

— Вы проспали всего лишь минут пятьдесят, Драко, — послышался её голос.

Женщина подошла к дивану, держа поднос с чашкой кофе и тарелкой с сэндвичем.

— Съешьте, пожалуйста.

Драко не стал возражать. Он чувствовал, что подкрепиться ему как раз не помешает. Конечно, пришлось запихивать в себя сэндвич через силу, но кофе примирило Драко с действительностью. Хотя бы в той её части, что он, по сути, занимался здесь и сейчас тем, что плакался в жилетку. Ну, или в кимоно.

— Ну вот, — кивнула Шицу, забирая тарелку и чашку, — теперь вы можете поговорить с директором.

— Не могу, — Драко опустил взгляд. — Как я могу говорить с ним о таком?

Он не сомневался, что Шицу в книгу заглянула, или ему в голову заглянула — какая разница?

— А лучше будет, если вы будете всё это в себе держать? — возразила лиса. — Никакой неприязни я в вас по отношению к крёстному не почувствовала. Но вам хочется задать ему вопросы. Думаю, если ваш отец поставил вас в такую тяжёлую ситуацию, то вы имеете право знать правду. Особенно ту, которая вас больше всего интересует. Впрочем, вы её и так знаете — вам важно услышать подтверждение из первых уст.

Шицзуки улыбнулась.

Драко посмотрел на Шицзуки немного испуганно.

— Но если вы знаете, что я хочу услышать, то вы можете мне сказать — прав я или нет? И не нужно лишний раз расстраивать Северуса.

Лиса погладила Драко по голове.

— Но на два других я не могу ответить. Смелее, Драко. Тяжело только решиться на разговор, а потом будет легче, потому что вы оба обладаете доброй волей. Никто никого не будет в чём-то уязвлять. Вы не хотите расстраивать Северуса, но он и так будет переживать, почувствовав в вас какую-то напряжённость и не зная её причины. Давайте-ка, я дам вам решимости немного.

Она провела ладонями по голове и по плечам Драко, и его состояние сразу улучшилось.

Если бы он был маглом, то сравнил бы это с выпитым энергетиком.

— Вперёд, вперёд, — Шицу вложила ему в руки книгу и похлопала по спине. — И давайте без церемоний. Я знаю, что я умница, и красавица, и вообще ангел.

Драко не выдержал и рассмеялся вслед за женщиной.

— Спасибо вам, — он встал и поклонился. — Всё-всё, я ухожу…

Его решимости и, правда, хватило на то, чтобы добраться до горгульи, произнести пароль, подойти к двери в кабинет и постучаться.

Но когда он постучал, то стал терять свой настрой со скоростью шарика, из которого выпускают воздух. Он вдруг почувствовал такой страх, что пришёл в себя уже сидящим на диване, а взгляд чёрных глаз, казалось, сверлил его насквозь.

— …Драко?

Тот не слышал начало фразы. Сидел, прижимая к себе книгу.

— Я хотел… поговорить…

Снейп ещё раз внимательно окинул крестника взглядом.

— Это ваш семейный Марло? — спросил он, указывая на том.

— Да…

— Понятно, — это прозвучало очень спокойно. — Решил прочитать сам и обнаружил материнские пометки?

Снейп был так спокоен, что Драко стало жутко.

— Нет… Там была вложена записка от отца. Что, в общем… «На моё усмотрение»… О следующей книге. Как бы…

— Понятно.

Голос был спокоен, но Драко успел заметить, как на мгновение правая рука Снейпа сжалась в кулак. Он в ужасе прижал книгу к губам, затыкая себе рот. «Вы достаточно вздыхали друг по другу». Вот, а теперь они друг друга ненавидят. И всё из-за него.

Снейп присел на диван рядом с крестником.

— Не нервничай так, тебе нельзя, — он опустил ладонь на плечо Драко.

Тот, наконец, перестал тискать книгу, отложив её в сторону.

— Конечно, я… — он сделал паузу, — идеалист.

Губы Драко скривились в презрительной усмешке к себе самому.

— Но я думал, что отец маму любил.

— Ах… — интонация человека, который разобрался в проблеме. — Ты можешь не сомневаться. Любил, очень любил. Там-то и была настоящая любовь. Пусть они даже поженились больше по расчёту и желанию семей, но очень быстро привязались друг к другу. Да и до того относились всегда друг к другу с уважением. А потом и любовь пришла. Настоящая любовь, Драко, бывает не за что-то, не почему-то, и уж тем более не вопреки. Но твоя мать ещё до замужества знала, что Люциус питает ко мне определённого рода слабость. Эта слабость несколько меняла свой вектор, но там всегда было и за что-то, и почему-то и вопреки.

Снейп горько усмехнулся.

— Да и с моей стороны, по сути, — тоже. Когда человек тонет, он готов ухватиться за что угодно.

Драко вдруг почувствовал облегчение. А, может, там и не было ничего. Ведь «Северус не похож на Гевестона, а ты — на Эдуарда»… Да если и было… Это не его дело, раз мать была в курсе и её это не смущало. Драко тут же устыдился некоторой расчётливости своих мыслей. Он поднял глаза на Снейпа. Столько всего было в ответном взгляде, что Драко не выдержал.

— Ну, зачем он это сделал? — протянул он, мучаясь острой жалостью к крёстному.

— Потому что ему очень плохо, — последовал ответ.

— Не понял… — начал Драко, — хотя понял… Кажется, ещё недавно, я бы мог поступить так же при случае. Логика там простая.

Оставался ещё один вопрос. И его было труднее всего задать.

— Северус, не сочти меня идиотом. Я хотел спросить тебя: ты меня… ты ко мне так относишься из-за своих… потому что любил моего отца?

Выдохнув, Драко обругал себя мысленно. Вот же кретин полный!

— Понимаю, о чём ты, — от одного тона крёстного Драко уже готов был сплясать джигу. — Нет, не поэтому.

— Прости, — пробормотал Драко виновато, но улыбаясь. — Ты же понимаешь, правда? Я люблю папу, но я не могу не считать, что ты из меня сделал человека.

Он прислонился лбом к плечу Снейпа и вздохнул.

— Ты не представляешь, насколько я уважаю тебя и люблю. Не знаю, где бы я сейчас был, если бы не ты.

Слёзы всё-таки выступили на глазах, но Драко было хорошо. Он привык называть Северуса крёстным, хотя это было больше символическое наименование. Но крёстный-то был настоящий. И он сделал то, что должен был сделать крёстный: в то время, как родители заботились о суетном, он заботился о душе.

— Спасибо, мой дорогой, — прошептал Снейп, наглаживая плечо Драко.

Драко нашёл его свободную руку и благодарно пожал.

Потом отстранился и сел прямо.

Снейп встал, подошёл к балконной двери, чуть приоткрыл её и закурил. Передышка была нужна обоим.

— Полнолуние, — задумчиво промолвил профессор, глядя на небо.

— Да, — отозвался Драко. — Профессор Тонкс уже три дня замещает профессора Люпина, а после занятий открывает библиотеку.

— Тяжело это, — произнёс Снейп. — Надо бы взять старшие курсы на этот период в следующем месяце. Если она согласится, конечно…

Он обернулся и посмотрел на Драко. Тот улыбался. Снейп с недоумением поднял брови.

— Ты же всегда хотел вести ЗОТИ, разве нет? — ответил Драко на его молчаливый вопрос.

— В общем, да…

Снейп хмыкнул и протянул руку в сторону крестника, приглашая его подойти.

Драко подошёл, поднырнул под руку Северуса, привалившись к его боку.

— Обкурю я тебя, — Снейп обнял Драко за плечи, старательно выдыхая дым в сторону.

— Ничего. Я хотел спросить. Вот у маглов, когда у невесты нет родителей или они не могут на свадьбе присутствовать, она просит кого-то их заменить. Это называется «посажённые родители»?

— Кажется, да… Да, — ответил Снейп, уверенно кивнув.

— А жениху они тоже полагаются? — продолжал допытываться Драко. — Отец, например?

— Даже не скажу. Но скорее просто свидетель. Да и потом, у магов-то иначе.

— Ты согласишься быть моим особым свидетелем на свадьбе этим летом?

Северус усмехнулся.

— А вы уже помолвлены с Гермионой?

— Официально нет, — замялся Драко. — Я всё о кольце думаю. Хочется найти что-то достойное, единственное в своём роде. Мамино… Оно с ней ушло.

Снейп легонько сжал плечо крестника.

— Будешь выбирать — аккуратнее со старинными вещами. У них не всегда хорошая память. Поговори с мисс Амано. Наверняка она согласится тебе помочь. Она ведь может почувствовать энергетику вещи.

— Было бы славно, если бы она согласилась.

И он обнял Северуса. Тот прижал к себе Драко правой рукой, отставив левую, с сигаретой, в сторону, и поцеловал мальчика в лоб.

— Драко, ты присмотри за Гарри. Не то что «приглядывай», а просто обращай внимание, как он себя чувствует, хорошо?

— Конечно, ты не волнуйся.

— Уже поздно, мой дорогой. Иди спать. Скоро старосты по коридорам пойдут.

— Угу…

Драко не сразу «отлип» от крёстного. У Снейпа уже столбик пепла норовил упасть с сигареты на пол. Тут Драко пожелал Северусу спокойной ночи и поспешил в комнаты факультета. Он внезапно вспомнил, что не сделал что-то очень важное: он ничего не сказал Гермионе, а просто выскочил с этой чёртовой книгой — молча, без объяснений.

И когда он миновал Полную Даму и вошёл в гостиную, то увидел свою подругу, сидевшую на диване у горящего камина.

Молча сел рядом и нерешительно взял её за руку.

— Прости меня.

— За что? — плечо Гермионы всё же слегка дёрнулось. — Но я волновалась.

— За это и прости, — Драко опустил голову. — Я у Северуса был. Чего-то меня… накрыло…

Гермиона взглянула сочувственно.

— Отец?

— Ну да… В книге листок был и фраза на нём: «На твоё усмотрение». И всё.

Драко почувствовал, что щёки его горят. Но не мог он объяснить Гермионе истинную причину своего состояния. Это было бы неправильно. Родители всё-таки, их личная жизнь.

Но Гермиону, видимо, такое объяснение устроило. И она села поближе, обняла Драко и поцеловала его в щёку. Потом прислонилась к его плечу.

Мысленно кляня себя на чём свет стоит и давая самые страшные клятвы больше никогда Гермиону не обманывать, Драко развернулся, обнял свою милую и поцеловал.

Чуть позже он прокрался в спальню. Все уже спали. Рон храпел, Финикс под этот концерт что-то бормотал во сне. Драко наклонился к Рону и почмокал губами. Тот перевернулся на бок и засопел.

Драко подошёл к своей кровати и стал раздеваться.

Обернувшись, он посмотрел на Гарри. Тот спал совершенно спокойно, расслабленно лёжа на спине и сложив руки на животе. Но лунный свет полз широкой полосой по подушке и скоро должен был упасть на лицо спящего. Драко аккуратно поправил полог соседней кровати. Забравшись в постель, заботливо согретую эльфами, он вскоре уснул. Если бы он не был так взбудоражен отцовским поступком и последующими разговорами, то он, возможно, заметил бы одну странность, когда задёргивал полог кровати друга. Голова Гарри не лежала на подушке, и сам он не лежал на постели. Он левитировал во сне, оторвавшись от кровати на пару дюймов.

Like a sentence of death,

I got no options left,

I've got nothing to show now.

I'm down on the ground,

I've got seconds to live,

and you can't go now.

…………………………….

'Cause love like a sentence of death, left me stunned,

and I'm reeling, yeah I'm reeling,

and if you go, furious angels will bring you back to me.

Rob Dougan

 

24 сентября. Полнолуние

 

Когда Драко ушёл, Снейп какое-то время стоял у камина, стряхивая пепел с сигареты за решётку. Вслед за окурком туда последовала горсть летучего пороха, и директор переместился на второй этаж. В конце коридора находилась комната, которая теперь в полнолуние запиралась. Неподалёку у окна стояла Тонкс, почти уткнувшись носом в стекло, чтобы что-то разглядеть на улице через отражение.

— Дора? Всё в порядке? — Снейп подошёл поближе.

На «Дору» Тонкс уже давно скрепя сердце согласилась.

— Как обычно, — женщина пожала плечами.

— Он тебя не пускает?

— Ну, как не пускает? Можно, конечно, зайти, но потом Ремус обижается и даже какое-то время не разговаривает со мной. Не могу я этого понять. Он не опасен. Почему я не могу с ним побыть? Чего он стесняется?

Снейп пожал плечами.

— Да кто ж его знает? Ты бы шла спать и не мучилась. Ремус завтра придёт в норму, но тебе ещё день за него работать. Отдохни.

— Не хочу я спать, — упрямилась Тонкс. — Видите ли, у его волка на меня неадекватная реакция! Да нормальная реакция!

Снейп покашлял.

— Загляну я к нему, посмотрю — как он там, — промолвил профессор, стараясь не расхохотаться.

Он достал палочку и отпер дверь в небольшое помещение без окон, освещённое масляными лампами.

Лежанка в углу, на полу две большие миски. В одной вода.

Волк, расположившийся на лежанке, поднял голову и посмотрел на вошедшего.

— Как ты, Ремус? — Снейп подошёл к лежанке и присел на край.

Волк подполз поближе и взгромоздил переднюю часть туловища человеку на колени.

— Ничего, потерпи, — Северус стал наглаживать холку матёрого. — Завтра луна пойдёт на убыль.

Волк шумно вздохнул и положил морду на лапы. Уголки глаз у него слезились.

— Не с кем тебе побегать, — Снейп вздохнул почти в унисон со зверем, утирая влажные следы на шерсти. — Ну а что же ты Дору не пускаешь? А? Не стыдно тебе? Она под дверью простаивает. Совесть у тебя вообще есть?

Услышав знакомое имя, Волк заскулил.

— Она же тебя таким видела? Видела. Так что ж ты? Спустились бы вместе через боковой вход на улицу. Прогулялись бы немного.

Волку гулять явно хотелось. Не зверь же переживал, а человек после полнолуния. Собственно и Дора бы могла сейчас спокойно войти, и волк был бы рад. Зато профессор Люпин потом демонстрировал жене свои комплексы.

— Ну-ка, слезай.

Снейп подтолкнул волка.

— Тяжёлый ты — разъелся на покое, — усмехнулся профессор.

Волк растянул пасть в наглой усмешке и вывалил язык.

— Слезай, говорят тебе! — рассмеялся Снейп.

Как только он подошёл к двери, волк ринулся к ней и заскрёб передними лапами о потемневшее резное дерево.

— Ты слушаться будешь? Ну-ка!

Вёл себя Люпин не по-волчьи, а скорее по-собачьи. Но и собаки, когда им предлагаешь погулять, пока на улицу не выбегут, ведут себе совершенно невменяемо. Проблема была не в том, чтобы оборотень под волчегонным зельем побегал на свежем воздухе. А в том, чтобы его туда вывести и заставить слушаться, и он бы не носился по школе, пусть даже и после отбоя.

— Дора, — позвал Снейп, приоткрыв дверь и оттесняя рвущегося на свободу зверя бедром. — Помоги мне.

— Ты что, его вывести хочешь? — Тонкс была ошарашена.

Вместе они, сотворив крепкую шлейку и вцепившись в неё вдвоём, оттащили рвущегося волка к служебной лестнице. Две минуты переругиваний со зверем, который норовил опрокинуть обоих и протащить их на животах по ступенькам.

Наконец, закрыв за собой дверь в коридор, отпустили Люпина, и тот ринулся вниз на всех парах, волоча за собой кожаный поводок. Правда путь на волю преграждала ещё одна дверь, в которую оборотень чуть не въехал носом. По лестничному пролёту разнеслось недовольное подвывание.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — задыхаясь, спросила Тонкс, опять вцепляясь обеими руками в шлейку, когда они сбежали вниз по ступеням к царапающему дверь волку.

— Пусть бегает, пусть. Потом меньше будет кукситься.

Дверь наконец-то была открыта.

— Ремус! Убежишь в лес — домой не приходи! — не выдержала Тонкс.

Оборотень уже не рвался, бежал рядом рысью. Его отвели подальше за школу на опушку леса и спустили с поводка.

— Если что — за шлею притянешь Акцио, — подсказал Тонкс взмокший Снейп.

Нимфадора и Северус с огромной радостью заприметили неподалёку толстое бревно и поспешили сесть на него.

Волк, обежав участок и пометив кусты, теперь носился по траве, нарезал круги, как будто ему под хвост реактивный двигатель вставили. Набегавшись в одиночестве и навалявшись на траве, взбрыкивая всеми четырьмя лапами, Люпин решил пообщаться. Он подбежал к людям, припал передними лапами и грудью к земле, приглашая поиграть.

— Ничего себе. Представляешь, каждый месяц вот так его тащить! — проворчала Тонкс.

— А ты Хагрида приглашай. Он в такой час никогда не спит. А ему справиться с волком пара пустяков. Главное, чтобы Клык за ним не увязался…

У волка меж тем закончилось терпение. Он залез передними лапами Тонкс на колени и начал лизаться, норовя всё больше в губы — благо, «самку» он воспринимал, как доминанта над собой, и намеревался слушаться.

— Ремус! — Тонкс вытерла губы. — И ты хочешь сказать, что я тут с тобой носиться по полянке буду?

Однако она встала на ноги.

— Кошмар! — подытожила женщина, подобрала полы мантии, чтобы не запутаться, и нерешительно отбежала на несколько метров. Волку только того и надо было. Он совершенно не настаивал на своём темпе бега. Главное, что у него была компания. А когда Тонкс развернулась лицом к зверю, то он опять стал заигрывать. Засмеявшись, женщина сделала вид, что побежит влево. Волк — туда. Ан, нет — его обманули и побежали вправо. Зверь возмущённо протявкал что-то и бросился догонять.

Следя за их манёврами, Снейп посмеивался. Ну, чем не выгул большого пса где-нибудь в городском парке? Определённо, те изменения, которые он попробовал вносить в зелье для Люпина, когда опять стал его варить, пошли на пользу.

А брёвнышко-то чуть заметно стало подрагивать.

— Рубеус, доброй ночи, — Снейп сначала поздоровался, а потом обернулся, задрав голову.

— Батюшки, — пробасил лесничий. — Это как получается? Это тапереча профессор Люпин сможет гулять в полнолуние? Вот хорошо.

Закряхтев, Хагрид кое-как опустился на бревно.

Снейп невольно зажмурился, но бревно выдержало вес — только в почву вдавилось слегка.

— Эх! — лесничий вытянул ножищи.

— Хагрид, привет! — весело крикнула Тонкс и помахала рукой, лихо сдувая упавшую на раскрасневшееся лицо прядь волос. — Как мы гуляем?

Полувеликан покивал, поднял руку и выставил вверх большой палец.

В самом приподнятом настроении Снейп возвращался в замок, оставив на попечении лесника и Люпина, и Тонкс. «Я если чего, господин директор, профессора нашего того… на руках дотащу до комнаты… не извольте волноваться». Ещё сидя на опушке леса, Снейп посматривал на окна комнат Шицзуки — оттуда их было хорошо видно. Но в окнах свет не горел. Видимо, женщина уже легла спать. Но всё же Северус решил на всякий случай заглянуть хотя бы в гостиную мисс Амано.

Он с удивлением обнаружил, что Шицзуки стоит у окна и смотрит на опушку леса. В темноте её фигура была окутана обычным её слабым сиянием, которое отличает кицунэ от прочих женщин.

— Вам не жалко было прерывать такую приятную прогулку, сенсей? — спросила Шицу, и в её голосе зазвенела обида.

«Ревность? — поразился Снейп. — Вот новости!»

— Я всё время смотрел на ваши окна, но там было темно.

Северус подошёл к женщине и обнял её за плечи.

— Прогулка получилась спонтанной, но я оставил профессора на попечении куда более подходящего волчьего пастуха.

Шицзуки пожала плечами — но так, чтобы это не выглядело, словно она хочет сбросить руки профессора.

— Мне казалось, что меня можно уведомить, чем закончился ваш разговор с Драко. Я волновалась за мальчика, — заметила она холодно.

— Он до меня заходил к вам? — Снейп опешил. — Ах… понимаю. Но он мне не сказал. Я даже не думал, что вы в курсе.

Он наклонился и поцеловал Шицу в плечо.

— Не обижайтесь на нас.

— Не буду, — Шицзуки развернулась и обняла Северуса.

— И вы из-за этого?

— Угу.

— А я-то уже обрадовался, что меня ревнуют к Тонкс, — усмехнулся Снейп.

— К Тонкс? — удивилась лиса. — Вы хотите, чтобы я ревновала вас, сенсей? Извольте. Есть одна дама, к которой я вас определённо ревную. Ваша работа.

Снейп рассмеялся.

— И тут вы не одиноки. К этой даме и я вас ревную временами. Только вот кто она мне? Наверное, злая тёща.

Шицзуки рассмеялась в ответ.

Она подумала, что настоящая тёща у Северуса будет не злая, хотя и довольно опасная. Но не для зятя, разумеется. Подумала, и испугалась своих мыслей. И притихла в объятиях сенсея.

А тёплая мужская ладонь скользила по волосам, и это было так приятно. Лиса зажмурилась от удовольствия. Будучи частично животным, она чрезвычайно любила поглаживания. Даже слишком, чтобы не опасаться за своё здравомыслие.

Когда она наблюдала ночные игры на опушке, то завидовала Люпину — по-хорошему завидовала. Его женщина принимала профессора таким, каким он был, — все его ипостаси. Конечно, Шицу не могла упрекнуть Снейпа в том, что он в ней чего-то не принимает по той причине, что она многое скрывала сама. Но никак не могла решиться быть полностью откровенной с ним.

Обласканная, она окончательно размякла в объятиях Снейпа, и когда он приподнял её голову и стал целовать губы, то охотно подставила их, чуть приоткрыв, уступая мужской настойчивости.

 

Азкабан. Той же ночью

 

На столе перед Роджером Тэмпли стояли большие песочные часы. Страж читал книгу и посматривал на верхнюю колбу, где оставалось всё меньше песка. Скоро совершать обход. Ночь в Азкабане — самое беспокойное время суток. Днём обычно тихо. Заключённые сидят по клетушкам, как мыши. Зато ночью начинается: храп, стоны, бормотание, вскрикивание. Сначала Роджер дёргался, слушая этот концерт, но потом привык, и даже стал настораживаться, если в блоке у него по ночам царило молчание. Это означало, что поднадзорные не спят.

У стражей, впрочем, имелись свои уловки. Хотя промежуток между обходами составлял час, но сроки постоянно сдвигались, так что заключенные не могли приноровиться к графику. Так стали делать после того, как повесилась Кэрроу — как раз в промежутки она и сплела свою удавку.

Когда последние песчинки пересыпались в нижнюю колбу, Роджер взял со стола палочку и направился в блок. Пройдя по коридору и заглядывая в каждую клетушку, он добрался и до камеры Малфоя. Тот лежал на койке лицом к стене. Что-то стража Тэмпли в нём насторожило, и он замер у решётки, вглядываясь в неподвижную фигуру, тускло освещённую шаром под потолком. Лежащий отбрасывал на каменную стену тень, и в этой тени и была какая-то неправильность: чернота её в районе лба была слишком густой, словно там было пятно на штукатурке.

— Заключённый Малфой! — позвал Роджер. — Встать!

Малфой пошевелился, повернулся и поднялся на ноги, опустив руки по швам, как предписывали правила.

— Три шага вперёд!

Увидев, что у Малфоя с лицом, Тэмпли завопил:

— Какого чёрта?! Кругом! Руки за спину! Запястья скрестить!

Заключённый подчинился.

Страж связал запястья Малфоя заклинанием, отпер решётку и вошёл внутрь камеры.

Попался.

Люциус опустил голову. Страж обошёл кругом, приподнял его голову за подбородок и посмотрел на окровавленный лоб. Губы мракоборца скривились.

Сейчас ударит. Ну вот. Последовала пощёчина, потом вторая.

Голова бессильно дёргалась в разные стороны. Злость стража была вполне понятна — к чему неприятности с начальством?

Тэмпли схватил Малфоя за плечо и потащил его к койке. Толкнул, заставив сесть.

— Что, не терпится нажраться зелий и превратиться в овощ? — прошипел он. — Думаете, если вас признают сумасшедшим, то в Мунго у вас начнётся райская жизнь?

Люциус издал смешок. Губы так и застыли, растянутыми в ухмылке, хотя глаза были совершенно пусты.

Тэмпли же меж тем со стуком брякнул на стол таз для умывания, взмахнув палочкой, наполнил его водой, а из куска ткани, которая служила полотенцем, сотворил губку. Намочив её и слегка выжав, Тэмпли подошёл к Малфою и стал осторожно стирать кровь с его лба. Он усилил свет, чтобы лучше рассмотреть рану. Судя по содранной коже, Малфой не бился головой о стену, а тёрся лбом о камни.

Оплеухи и грубость совершенно не тронули Люциуса. Мракоборец был совсем мальчишкой. Кто же так бьёт-то? Ничего — его тут научат быстро. Но, увидев странные приготовления, Люциус опешил. А когда губка коснулась его лба, он словно окаменел, не в состоянии пошевелить ни единым мускулом. Бросив взгляд на стража, Малфой едва не зажмурился от испуга. Тэмпли хмурился, конечно, но это было не выражение неприязни или гадливости. Да и сами касания — быстрые и деловитые, но аккуратные. В сущности, это было нормальное человеческое прикосновение. Первое такое прикосновение за три года. И Люциуса начало трясти, так что зубы застучали.

— Что с вами? — Тэмпли взмахнул палочкой, заживляя рану на лбу. — Это что такое? Ну!

Он схватил Люциуса за плечо и крепко сжал его. Люциусу дико захотелось впиться в эту руку зубами, а в следующую секунду — поцеловать её.

— Всё дурью маетесь, — произнёс устало мракоборец. — Лучше бы подумали над тем, чтобы подать апелляцию и скостить себе срок. Как будто там вас никто не ждёт — дома-то.

Дрожь прошла так же внезапно, как и началась.

— А это не ваше дело, страж! — выдавил Люциус сквозь зубы. — Не ваше дело!

Он почти выкрикнул это, и на глазах его выступили злые слёзы.

— Не моё — вы правы. Сын-то ваш — не мой.

Тэмпли разжал пальцы и отошёл от Малфоя. Он убрал таз и развоплотил губку обратно в полотенце.

Упоминание о Драко стало последней каплей. Сидя на койке со связанными за спиной руками, Люциус завыл.

Тэмпли поморщился.

— Я вот одного не могу понять: неужели этот красноглазый вам был дороже собственного сына? Ну, или политика дороже сына?

— Ааа!!!

Люциус завопил и сполз на пол, глухо стукнул о камни коленями.

— Ааа!!!

Тэмпли быстро повесил заглушающий звуки щит, отшатываясь.

— Вы что делаете?

Малфой пополз следом и стал биться мракоборцу куда-то в бок всем телом. Роджер не успел отскочить, как заключённый наклонился и вцепился в полу его мантии зубами.

Убрав палочку, страж кое-как отодрал от себя Малфоя и опять посадил его на койку. И сел рядом. До него дошло. Этот странный смех в прошедшие дни, и это поминутное тисканье книги, присланной из дома.

— Что-то с сыном не так? — спросил Тэмпли.

Что не так — это было понятно. Малфой-младший нынче ходил в героях войны. Вряд ли отцу такое положение нравилось.

— Я его обидел...

Этот шёпот был уже чем-то более членораздельным и самым вменяемым за последние десять минут. Малфой явно выдохся.

— Понятно, — промолвил Тэмпли и убрал связывающие Малфоя невидимые верёвки.

Тот потёр запястья и с трудно определяемым выражением посмотрел на мракоборца.

— Что, пожалели? — усмехнулся он.

— А чего мне вас жалеть, мистер Малфой? Вы и сами себя жалеете неплохо. Дожалеетесь, что умом тронетесь.

— Что вы тут делаете, страж Тэмпли? Разве тут место таким, как вы? Думаете, вы мне оказали услугу, посочувствовав? Лучшее сочувствие для всех нас — это дать нам спокойно сдохнуть. И забыть, что мы вообще существовали. Хотя, по сути, нам всё равно, где вымирать: тут или на свободе. Тут, пожалуй, даже легче. Там уже не наш мир. Там мир таких, как вы: полукровок и маглорождённых.

Роджер пожал плечами.

Про Малфоя говорили всякое. Что он продался Лорду, желая ещё более обогатиться в будущем, что Лорд его просто запугал и принудил служить себе, как потом запугал Драко и заставил мальчишку принять метку. Но, слушая Люциуса, Тэмпли с удивлением убеждался, что Пожирателем тот был идейным.

— Вроде не глупый человек, а такую чушь порете — слушать противно.

Он встал.

— Отбой, мистер Малфой, и живо.

Люциус молча смотрел на странного мракоборца. Хорошо, если его переведут отсюда поскорее. Слишком уж он чистый для Азкабана. «Да и мне спокойнее». Странная мысль…

— Могу я завтра получить бумагу и перо, страж Тэмпли? — спросил Люциус.

— Это ваше право, мистер Малфой, — промолвил страж. — Ложитесь. И без глупостей, если не хотите, чтобы я вас обездвижил.

Люциус молча лёг на тюфяк и натянул до плеч одеяло. Он закрыл глаза, чувствуя, что после такой вспышки эмоций, он легко заснёт.

Роджер выждал минуты две, а потом покинул камеру и запер за сбой решётку.

 

Хогвартс. Спальня Гриффиндора

 

Драко не спалось. Он ворочался на постели, задрёмывал, потом опять просыпался, прислушивался. Наконец ему это надоело, он встал, накинул халат поверх пижамы и спустился в гостиную. Ему не нравилось собственное состояние. Такая смутная тревога ощущалась им накануне ночи, когда его тётка Беллатрикс пыталась убить Северуса. Драко прилёг на диване, глядя на огонь в камине. Постепенно глаза, утомлённые этим зрелищем, стали слипаться.

* * *

Этот мир его не принимал. Определённо. Под ногами колебалось что-то вроде воды, но ноги не касались её поверхности. Идти было и легко, и одновременно очень трудно, потому что Гарри уж точно чувствовал тут себя бесплотным духом. Он даже ощупал руки и плечи, чтобы убедиться, что вполне материален. Он бесцельно передвигался куда-то вперёд, хотя это было совершенно условное направление. Пространство не имело никаких границ, кроме неясной линии, где верх сливался с низом. Внизу расстилалась эта странная колеблющаяся поверхность, которая напоминала воду. Она чуть отличалась оттенком от той грязноватой белизны, которая составляла суть этого места. Возникало ощущение какого-то досадного дефекта, словно вы видите грязное стекло, и его хочется отмыть. Гарри всё шёл и шёл, и почему-то точно знал, куда идёт, и что он достигнет цели. Но цель его сама нашла. Почувствовав внезапно за спиной чьё-то присутствие, Гарри от неожиданности заорал. Это сильно сказано, конечно, — заорал. Звука почти никакого не было. Так, словно издалека принесло тень крика. Обернувшись, Гарри встретился взглядом с другим, полным страха.

Тому по-прежнему было шестнадцать, или чуть больше. Лицо худое, кожа натянута на кости черепа, глаза смотрелись слегка навыкате. На теле висели какие-то странные лохмотья — не одежда, а словно ленты самой плоти, словно вместо одежды на тело натянута чья-то содранная кожа. Да и весь образ был размыт, что ли: то уплотнялся, то опять становился полупрозрачным.

— Ты! Тыыы! — кажется, Том тоже кричал, но голос его звучал где-то очень далеко, хотя он стоял к Гарри вплотную.

Гарри протянул руку и попытался дотронуться до обрубка души Тома. Нет. Рука не прошла сквозь, не увязла в призрачном теле, не наткнулась на невидимый барьер. Невозможно объяснить словами — это нужно почувствовать. Просто нельзя дотронуться, невозможно. Бывало ли у вас такое, чтобы вам казалось, что рядом кто-то есть, что вы краем глаза уловили чьё-то присутствие, вам померещилось, но потом вы оглядываетесь, а рядом — никого? То, что почудилось живым существом, оказывается всего лишь предметом, чью суть ваш мозг не смог определить, обманутый боковым зрением. Гарри смотрел на Тома, который когда-то на втором курсе казался ему таким взрослым, сильным, опасным, а сейчас он был так жалок, напуган. Чем напуган? Тут не было тех зловещих надгробий, которые пугали маленького Тома. Тут вообще царила полная пустота. Видимо, это и пугало.. Одиночество и пустота. Пожалуй, вот такая пустота и будет восприниматься подлинной, а не какой-то вакуум и подвешенность в темноте. Тут есть движение, тут есть две координаты — это внушает иллюзию, заставляет поначалу сопротивляться. На земле прошло шесть лет. А как течёт время тут?

Рот Тома опять изодрало еле слышным воплем:

— Ты убил меня!

Гарри вздрогнул.

— Да, убил, — ответил он тихо, почти шёпотом. — У меня не было другого выхода, Том.

Нового крика не последовало. Том внимательно посмотрел на Гарри. Страх из его глаз стал уходить, на его место пришло раздумье.

Гарри же успел подытожить про себя, что эта часть души Тома вполне понимает, что не является живым человеком и понимает, где именно она находится.

— Скажи ещё что-нибудь, — попросил он тихо.

И — о чудо! — Гарри его прекрасно услышал.

— У меня не было выхода, Том. Но я хочу помочь тебе.

Он подвинулся ещё ближе — они бы уже должны задевать друг друга, а ничего не чувствуется. Нет рядом никого.

— Зачем?

— Не знаю. Может, потому что ты мне так и не даёшь покоя, а может, потому что я не могу всё так оставить.

— Странный ты. Я ведь тогда тебя убить хотел, а ты пришёл сюда и хочешь меня вытащить.

«Да и не только меня, и не только хотел». Но эта часть души Тома, определённо, помнила только то, о чём желала помнить.

— Ты хотел создать крестражи — помнишь, Том? — спросил Гарри, чтобы знать, от чего ему вообще плясать.

— Помню, и создал. Или ты не понял, чем был дневник? — на белых губах Тома промелькнула усмешка.

— Тогда, конечно, не понял, но Альбус мне потом объяснил.

— Альбус, — сказано почти со зверским выражением лица. — Жив, сидит в Хогвартсе, если уже Министром не стал?

— Альбус погиб ближе к концу войны с тобой.

Опять усмешка — снисходительная. Настолько, что у Гарри зачесались кулаки — только что толку, что они зачесались?

— Ах, да, ты говорил, что я пытался убить тебя, когда тебе был год, и что моё заклятие меня уничтожило, и я всего лишь тень. Получается, что я возродился?

Лицо Тома стало вдруг живым — на нём читался такой азарт и восторг, он с такой жадностью ожидал ответа Гарри, что тому стало жутко. А можно ли вообще спасти этого человека?

— Да, ты возродился — одной частью твоей души. Сначала ты сделал гомункулуса, используя яд своей змеи, которая тоже была твоим крестражем. Потом один твой последователь — ты всё равно его имя не вспомнишь — провёл ритуал. Кровь врага, кость отца и плоть слуги. Кровь была моей. Кровью Избранного, кровью твоего последнего крестража.

Губы Тома крепко сжались, он хмурил брови на протяжении всей речи Гарри.

— Ты мне правду говоришь? — спросил он, наконец. — Разве я кретин совсем, чтобы так привязывать себя к своему врагу, такими ритуалами? Или я не знал, что ты стал моим крестражем?

— Трудно сказать, Том. Северус Снейп говорил, что ты не убивать меня хотел, а именно крестражем сделать, когда пришёл в дом моих родителей в самайн 1981 года. Что таков был твой план, чтобы Альбус не смог тебя уничтожить.

— Значит, часть меня на меня же и восстала, — промолвил Том и опустился на влажную поверхность. Гарри присел рядом, а по сути, просто поменял положение тела в пространстве, по прежнему ничего не касаясь тут. Он посмотрел на голые ноги Тома и увидел, что они распухшие, как и были бы распухшими ноги человека, который постоянно находится в холодной воде.

— А кто такой Северус Снейп, о котором ты говоришь?

— Ты таким, как сейчас, его не можешь помнить. Он родился позже. Это сын Эйлин Принс. Ты помнишь Эйлин?

— Помню, — и тут Гарри увидел неожиданно простую и искреннюю улыбку. И даже немного неловкую — так улыбаться Том явно не умел и не привык. — Эйлин — мой друг. Была моим другом… Она жива?

— Нет, уже давно нет, — ответил Гарри.

Он вспомнил, как Альбус показывал ему свой разговор с Томом в семидесятом году.

« — Уверен, мои друзья превосходно проживут без меня.

— Рад слышать, что ты считаешь их друзьями. У меня создалось впечатление, что они, скорее, слуги.

— Вы ошиблись».

Альбус ошибся? Или Том вкладывал в понятие «друг» что-то иное? Что его связывало с матерью Северуса?

— Как ты думаешь, она куда попала? Где она? — задумчиво спросил Том.

Вопрос, в общем-то, закономерный.

— Не знаю, Том. Но я видел и другое место, много разных мест. Видел и страшнее, чем это. Видел и, как бы тебе сказать, райскую прихожую. Я видел ту часть твоей души, которая находилась во мне. Это маленький ребёнок, и ему очень страшно. Но он не может спастись, и помочь другим частям тебя не может. Он за вас, взрослых, мучается.

Гарри вдруг накрыло той самой острой жалостью, которую он испытал, когда говорил с маленьким Томом и слушал, как он говорит «я плохой». И Гарри заплакал.

Немного придя в себя и утерев лицо, он взглянул на Тома. Ответный взгляд был странным: недоумение, досада.

— Не понимаю, — промолвил Том. — Разве мы… я… не получил по делам моим? Почему ты не можешь просто забыть и жить себе дальше? Какая тебе разница, что со мной? Ты всё равно ничего не сможешь изменить.

Он опустил голову.

— Это что же, то, о чём говорил Альбус?

Тут Том обессилено вздохнул и улёгся на мерцающую поверхность, скорчившись в позе эмбриона.

— Может быть, — ответил Гарри. — Я хочу верить, что могу что-то изменить.

Он поймал лукавый взгляд — лукавый в первозданном смысле, в здешнем смысле — и понял, что расслабляться всё ещё не стоит.

— Если мне это позволят, конечно, — добавил он спокойно.

Смешок.

— «Любовь, одна любовь повелевает миром» — очень пошлая песенка, однако. Слышал — и не раз.

Гарри почувствовал, что начинает злиться.

— Знаешь, Том, Творец — всё же не Альбус, а Альбус — далеко не Творец, даже близко не стояло.

— Гарри, ты побывал в этой самой райской прихожей и решил, что всё понял о Творце? — неожиданно миролюбиво возразил Том. — Даже Творец не может противоречить тем законам, что заложил в основу мироздания. И закону воздаяния в первую голову. Оставь всё это, Гарри, научись закрываться — ты маг сильный, даром что Избранным родился. Научись закрываться от нас, а потом само всё пройдёт. Тебе жалко меня — понимаю, и даже принимаю, представь себе. За то время, что я здесь, я слегка поутих. Понятно, что меня переиграли, но были моменты, когда мне казалось, что выигрываю я. Тебе не понять, какие это запредельные ощущения — игры с мирозданием.

— Да мне положить на твои игры с мирозданием! — взвился Гарри после того, как у него слегка мысли встали на место. — Там ребёнок мучается, и не чужой мне ребёнок, между прочим, пусть и твоей милостью, лордство твоё недоделанное! Ему страшно, понимаешь или нет? А ты тут всё своей значимостью упиваешься! Да ты на себя посмотри, на что ты стал похож!

И тут он вдруг с силой ухватил Тома за волосы, развернул его голову и почти ткнул в колеблющуюся поверхность, которая мгновенно застыла и стала зеркалом.

* * *

Драко вскочил с дивана, как ужаленный, когда из спальни донёсся вопль. Он спросонья не понял — чей именно. Пулей взлетел вверх по лестнице.

Кричал Рон, остальные парни уже тоже проснулись и сгрудились у его кровати, но смотрели в сторону. Драко обернулся, и его окатило холодной волной страха. Гарри парил в метре над постелью, раскинув руки. Его тело, словно на дыбе, было растянуто и напряжено. Воздух со свистом вырывался из лёгких. Драко бросился к нему и, навалившись сверху, попытался уложить обратно на постель. Но тут испуганно отшатнулся. В миг, когда он дотронулся до Гарри, у него в голове вспыхнуло видение — что-то страшное, разрушительное, тёмное. Совладав с собой, Драко крикнул остальным:

— Вы чего столбом стоите?! Бегите за директором!

* * *

Крик был страшен. Он напомнил Гарри о том, который звучал, когда разрушались крестражи. Раздался гул, и пространство вокруг стало вдруг сжиматься, скручиваться. Гарри вцепился в Тома, его охватила паника. Показалось, что они куда-то стремительно падают. И ещё одно мешало сосредоточиться и найти выход — боль. Тоже очень знакомая. Том пытался спастись уже знакомым ему способом — он пытался слиться с Гарри, проникнуть в его тело, как это было в Министерстве на пятом курсе. Но это и помогло, и Гарри отчаянным усилием вызвал в памяти то место, где находилась другая часть души Тома. Он страстно пожелал очутиться там — в безопасности. Последовал удар о мёрзлую землю. И наступила тишина.

Если можешь — прибегни к прощению, а не можешь — иди и распни!

Р. Алеев

 

25 сентября. Хогвартс

 

Конечно, Гарри не поместили в Больничное крыло. Снейп велел перенести его к себе в спальню. Сам он только часа на три прикорнул в гостиной на диване. Покойные директора прошлись по инстанциям, связавшись сразу с теми, с кем необходимо, минуя бюрократические препоны.

Снейп сам лично провёл беседу с гриффиндорцами, объяснив им, что бояться не нужно, не нужно плодить по школе слухи. Что у Гарри начали спонтанно проявляться способности сновидца, так что случился такой вот выплеск магии, но что вскоре в школу прибудет специалист и поможет ему. Для всех прочих Гарри просто приболел. Конечно, заставить детей молчать — это почти невозможно, и разговоры по школе пошли, но они отражали реальное положение вещей. Почти, конечно.

Когда слизеринцы стали приставать с расспросами к Шицзуки, то она спокойно и подробно объяснила им, что талантов магических множество, и среди них есть необычные, что Гарри ничего не грозит — его обязательно вернут в ближайшее время.

Занятия продолжились обычным порядком, но друзей Гарри преподаватели старались не тревожить особо, что не помешало Гермионе заработать пару десятков баллов для Гриффиндора у Флитвика и Спраут. Зато Драко не смог работать на занятиях по гербологии — у него тряслись руки, а уход за безвременником осенним требует аккуратности.

— …Из резного ларца Медея достала Зелье, —

Оно, говорят, "Прометеевым цветом" зовется.

Если кто-либо тем зельем тело омоет —

Ни для ударов железа не может он быть уязвимым,

Ни пред пылающим он не отступит огнем ...

Вырос впервые тот цвет, когда проливалась по капле

Там, на Кавказских горах, орлом-кровопийцей на землю

Кровь Прометея-страдальца, бессмертная красная влага, —

нараспев читала профессор Спраут отрывок из «Аргонавтики».

Работали студенты в перчатках.

— Отравляющие свойства растения обусловлены содержанием специфических алкалоидов, самими ядовитыми из которых являются колхамин и колхицин. Первый менее токсичен; в составе нескольких лекарственных препаратов он использовался маглами для лечения разных форм рака. С помощью колхицина маглами были получены новые сорта культурных растений … Замечательно, мистер Финикс. Очень хорошая работа… Мы же используем безвременник для изготовления различных зелий, как наружного применения, как зелье Медеи — широко применяется при работе с драконами, так и для внутреннего применения. Используется он и в изготовлении ядов. Смертельная доза для человека — около двух сотых грамма колхицина. Эту дозу содержат, например, 6 граммов семян безвременника. Отравление приводит к сильному повышению температуры тела, замедлению пульса, острым болям в желудке, бредовым состояниям, потере сознания; нарушается состав крови… Мистер Уизли, вы уже третью луковицу сломали! Идите к мистеру Малфою, посидите в сторонке.

Когда занятия, наконец, закончились, друзья ринулись к директору. Там всё оставалось без изменений. Гарри спокойно лежал на кровати и спал. Дыхание было ровным, но поверхностным.

— Это не этот — как его? — не летаргический сон? — спросил Рон.

— Нет, что ты, — ответил Снейп. — Летаргию называют ещё мнимой смертью. Такого человека легко перепутать с умершим, если не проверить тщательно. А тут обычный сон, но Гарри может впасть в летаргию, если его не разбудить.

— И когда же появится этот невыразимец? Чего они там тянут? — нервно выпалила Джинни, которая сидела рядом с Гарри и держала его за руку.

— Скоро, скоро, Джинни, — ответил Снейп. — Потерпите немного.

Драко сидел рядом с Гермионой по другую сторону кровати, понурив голову.

— Ты брось это, — сказал Рон тихо. — Ни в чём ты не виноват. Там все были, и все в штаны от страха наложили. А ты не обязан ночами дежурить и следить за Гарри — этим ничего не решишь и не исправишь. Сэр, ведь я прав?

Рон посмотрел на Снейпа.

— Конечно, прав, — ответил тот. — Гарри нужно учиться пользоваться своими способностями — в этом единственный выход.

* * *

Гарри открыл глаза, и его взгляд упёрся в надгробие. Приподнявшись, он сел на колени. Да, это было то самое место. Тот же холод, как и в прошлый раз, и небо такое же серое и похожее на колпак.

Но надгробия словно увеличились в размерах. Гарри поспешил встать на ноги. Правда — камни стали выше. Они выросли. Оглядевшись, Гарри никого рядом не увидел.

— Том! Том, ты где?

Он заметался между серых, совершенно одинаковых камней. Раньше они словно расступались, давая дорогу вверх, на холм, а теперь высились вокруг, и за ними ничего не было видно.

— Том! — орал Гарри.

Тут кто-то схватил его за щиколотку, и он закричал уже от ужаса. Но это был всего лишь его пропащий. Он сидел, скорчившись, за одним из камней и трясся.

— Вставай! — сделав пару глубоких вдохов и успокоившись, Гарри схватил Тома за плечи. — Вставай, пошли! Нам нужно наверх, на холм! Вставай!

Его не покидало стойкое ощущение, что надо спешить, бежать, что нужно подняться выше.

— Куда ты меня притащил? — взвизгнул Том. — Мне здесь не нравится!

— Тут никому не понравится! — рявкнул Гарри. — А там, где ты торчал, тебе мёдом намазали? Пошли, говорю!

Он схватил Тома за руку и потащил вперёд. Но камни всё не кончались. Заметавшись, Гарри поволок Тома в обратную сторону. Потом внезапно испугался сам и остановился, привалившись к камню. Почему он носится тут, как заяц? Почему он боится? Разве он умер, или этот мир — плод его сознания? Надо успокоиться. Взять себя в руки. Надо рассуждать логически. Гарри усмехнулся. Да уж… Это не про него, точно.

Том ныл что-то. Тут он растерял всю свою ироничность, выглядел ещё более жалким, чем в том месте, где раньше пережидал свою вечность.

— Давай-ка, помоги мне, — Гарри подвёл Тома к камню. — Я тебя подсажу, а ты влезешь наверх и посмотришь, в какой стороне холм.

Разум Том не растерял, видимо. Он не стал протестовать, а послушно вскарабкался на камень. Гарри так и не успел понять, весил Том хоть что-то или нет.

— Видишь что-нибудь? — спросил он, задрав голову.

— Вижу, — ответил Том, балансируя на верхушке. — Вон холм и дерево.

Он протянул руку в нужном направлении. Потом он обернулся и назад, и тут же лицо его исказилось от ужаса, он спрыгнул с камня, схватил Гарри за руку и сам понёсся вперёд. Что он там увидел, Гарри не решался спросить. Он и так слышал, как за спиной всё нарастает шум, как будто рушится что-то.

Они всё бежали, а камням всё не было конца. А шум всё нарастал. И Том закричал, а потом и Гарри, и они кричали оба, и всё бежали и бежали вперёд.

 

25 сентября. Азкабан. Утро

 

— Вы спали, мистер Малфой?

Роджер критически оглядел заключённого, который стоял перед ним со связанными за спиной руками.

— Да, страж Тэмпли, — ответил Люциус, с жадностью глядя на бумагу, перо и чернила, которые мракоборец положил на стол.

— Хорошо. Я зайду через час. Постарайтесь, чтобы к тому времени письмо было закончено. Я заберу его и отошлю в Хогвартс.

Он направился к решётке.

— Подождите, страж, — остановил его Люциус. — Вы перешлёте его сами? Я правильно понял вас?

— Да, я перешлю его сам, — кивнул Тэмпли.

Люциус открыл, было, рот.

— Не благодарите, — бросил Роджер холодно, вышел из камеры и запер решётку. — Повернитесь.

Он развязал Малфою руки и ушёл к себе на пост.

Люциус остался один на один со своими мыслями и листом бумаги.

Он сел за стол и придвинул лист к себе. Один лист. Единственный. Писать сразу набело. В груди вдруг тяжело припекло. Люциус отложил лист в сторону, встал из-за стола и перебрался на койку.

Разумеется, он соврал Тэмпли. Он не спал почти всю ночь, только под утро задремал. Он всё обдумывал, что напишет сыну. Он был полон любви к нему, несмотря на все их противоречия. Он думал, что обязательно напишет ему «сынок», напишет «я скучаю по тебе», напишет «я люблю тебя». Это казалось так просто сделать. А сейчас он не мог написать ни строчки, и опять его грызла обида на Драко, и почему-то обида на Тэмпли, который был, в общем-то, незаслуженно добр к нему.

«А чего мне вас жалеть, мистер Малфой? Вы и сами себя жалеете неплохо. Дожалеетесь, что умом тронетесь», — вспомнились Люциусу слова мракоборца.

Он не мог не признать, что мракоборец прав. Он вспомнил Ноббса, который накануне казни думал о дочери. А если завтра ему придётся умереть, неужели он так и уйдёт, не помирившись с сыном?

Люциус опять подумал о Тэмпли. Право же, его мысли цеплялись за образ молодого стража всякий раз, когда Малфою казалось, что он слишком углубляется в мысли о Драко, и слишком быстро готов капитулировать. Что за странный человек, этот Тэмпли. Люциуса раздражала эта явная доброта мракоборца. Он не знал, добр ли он только к нему, или и к остальным заключённым тоже — у него не было возможности проверить. Да и не очень-то и хотелось. Остальные стражи были обычными: кто-то совершенно равнодушно и механически исполнял свои обязанности, кто-то был грубым и стремился хотя бы на словах унизить. Да, ночью Тэмпли Люциуса отчитал, но он это сделал, обращаясь к нему, как к равному. Видимо, таков его характер вообще, и дело не в каком-то особом отношении к отдельно взятому арестанту. Люциус к самоанализу был не склонен, иначе бы он понял, что именно это и раздражает его: что не в нём дело, и что ничего он с этой доброты поиметь не может.

А время-то шло. Листок бумаги так и лежал на столе, и нужно было писать.

Люциус сел на койке и тихо заплакал. Нет, это невозможно. Он так правда с ума сойдёт.

Люциус перебрался к столу, и тут его осенило. Он схватил листок, обмакнул перо в чернила и стал быстро писать. Рука отвыкла, почерк стал ужасен. Люциус торопился, боясь, что в любой момент его решимость испарится.

«Севви, дорогой!

Прости мне мою глупую выходку с книгой. Не знаю, что на меня нашло. В последнее время я стал плохо понимать себя и свои поступки. Я надеюсь, что ты нашёл, что сказать Драко. Мне разрешили написать ему, и страж Тэмпли был так добр, что решил переслать письмо лично.

Не могу заставить себя написать мальчику. Мне стыдно.

Прошу тебя, ради нашей старой дружбы, передай Драко, что я его люблю, что я скучаю по нему. Если бы у меня была возможность хоть что-то изменить, я бы это сделал. Я был ему плохим отцом, о чём глубоко сожалею. Передай Драко, что я умоляю простить меня. Если он захочет написать мне пару строк, я буду счастлив.

И ты прости меня. Ты для Драко был настоящим отцом всё это время. И я могу быть спокоен за него. Ты всегда ему поможешь.

Люциус».

Окончание письма вышло вообще никаким, но у Малфоя кончалось присутствие духа. И он поспешил поставить точку. Потом свернул лист вчетверо.

Когда Тэмпли опять вошёл в камеру, уже в уличной мантии поверх форменной, Люциус сидел на койке, а листок так и лежал на столе.

— Вы написали, мистер Малфой?

— Нет, то есть да…

Странно, но Тэмпли не выполнил обычную процедуру и не связал ему руки.

— Так нет или да? — спросил мракоборец с немалой иронией в голосе.

— Я написал, но мистеру Снейпу. Он передаст Драко всё, что нужно, на словах.

— Мистеру Снейпу… Что ж, всё равно посылать письмо в Хогвартс.

Тэмпли забрал листок и спрятал его в карман.

— Моё следующее дежурство через три дня. Думаю, что у вашего сына найдётся время, чтобы написать и переслать ответ на мой адрес в Лондоне. Я передам вам письмо лично в руки.

— Зачем вы это делаете, страж? — не выдержал Люциус.

Тэмпли пожал плечами.

— Я могу это сделать, так почему бы и нет? Что мне мешает? Вы же пишете другу и сыну, а не антиминистерские воззвания на волю передаёте, — усмехнулся он. — Ведите себя разумно, мистер Малфой. В следующей смене старшим страж Элленбек.

Люциус только проглотил ком в горле.

Кивнув на прощание, Тэмпли вышел и запер решётку.

 

25 сентября. Хогвартс

 

Колин искал Эмму. Вначале он рискнул и спустился в Подземелья, хотя плохо представлял, как он будет спрашивать у слизеринцев, где найти мисс Ноббс. Ему повезло, и он встретил Шелмердина, которого попросил сходить в комнаты факультета и посмотреть, там ли девочка. Её там не оказалось, и Колин пошёл прочёсывать школу снизу вверх, спрашивая у всех, кто попадался по пути, не видели ли они Эмму Ноббс. В зависимости от того, студента какого дома Колин спрашивал, ему или отвечали спокойно, или крутили пальцем у виска. Наконец ему сообщили, что Эмму видели по дороге в библиотеку. Колин побежал туда.

У дверей он притормозил и вошёл в огромное помещение, где было полно народа. Он медленно направился вперёд по проходу между столами, пока не заметил Эмму. Она сидела не одна, а в компании Финикса. Оба склонились над книгой, и Финикс что-то говорил шёпотом, указывая на страницу.

— Привет, — шепнул Колин, садясь на третий стул.

— Привет! — улыбнулась Эмма.

Финикс тоже поздоровался, но без особого энтузиазма.

— Вот, я попробовал поработать с колдографией. Она теперь целая, но почему-то не ожила. Когда нас отпустят в Хогсмит, зайдёшь со мной в колдографическое ателье?

Колин положил карточку на стол.

Эмма взяла бывшую колдографию.

— Это так выглядят магловские снимки? — спросила она. — Ничего, зато она целая, и папа тут улыбается.

Тут она осеклась и покосилась на Финикса. Он с трудом оторвал взгляд от страницы и спросил:

— Можно посмотреть? — голос звучал немного хрипловато.

Финикс покашлял в кулак.

— Можно, — Эмма протянула Клиффорду карточку.

Чуть нахмурившись, гриффиндорец разглядывал портрет покойного Пожирателя.

Вернув снимок хозяйке, он спросил:

— Ты похожа на кого больше? Тут не понять.

— Не знаю, и родители всегда об этом спорили, — ответила Эмма.

Колин всё это время молчал, косясь на Финикса.

— А чем вы тут занимаетесь? — спросил он как бы между прочим.

— Клиффорд помогает мне с трансфигурацией, — ответила Эмма, слегка смутившись.

Колину показалось, что Финикс гордо выпятил грудь.

Так. Срочно нужны были контрмеры.

— А вы слышали новости о Гарри? — спросил Колин наудачу.

— Нет, — Эмма оживилась, — а что там?

Клиффорд помрачнел. Новости прошли мимо него. Последнюю пару часов он был занят Эммой. Но не мог же он разорваться, как герой оперы, чью песенку часто в шутку напевал его отец?

Он покачал головой и опять уставился в книгу.

— Вечером в школу прибудет невыразимец из Министерства, — сообщил Колин таким тоном, словно он изрекал новый закон трансфигурации. — Мне сказал об этом Ник, а он узнал от Пивза, который подслушал разговор в учительской. Ник пригрозил Пивзу Кровавым Бароном, вот тот всё и выложил.

— Так это хорошо! — воскликнула Эмма шёпотом и всплеснула руками. — Невыразимец обязательно поможет!

О Гарри она переживала — тот ведь тоже заступился тогда за неё.

— Ты что-то знаешь о невыразимцах? — поинтересовался Финикс.

— А вот знаю! — горячо зашептала Эмма. — Мой двоюродный дядя работает в Отделе тайн, он занимается ненаносимыми территориями. А ещё там есть те, кто работает со временем, кто собирает пророчества или просчитывает варианты развития событий в будущем. И есть те, кто общается с умершими. Вот такого, наверное, и пришлют.

— Но ведь Гарри-то… зачем это? — запинаясь, спросил Колин.

— Они умеют выходить из тела и путешествовать по мирам, — пояснила Эмма. — Невыразимец будет искать, где там застрял Гарри, и попытается его разбудить и вернуть обратно.

Парни дружно покивали, буравя друг друга взглядами, которые не предвещали ничего хорошего.

— Клиффорд, а ты с кем идёшь в Хогсмит? — спросила тут Эмма.

— Эээм… — но это не было началом имени, — а что?

— А может пойдём втроём? — предложила она.

Увы, Эмма всё ещё была наивной девочкой в свои шестнадцать лет. Трудно поверить, но родители всячески блюли её невинность, особенно отец. Невинность во всех смыслах. Ей было страшно узнать о родителях правду, страшно узнать, что именно сделал её отец, кому он служил, страшно было, когда родителей забрали в Азкабан, страшно было, когда отца казнили. Никто не знал, чего ей стоило не опускать глаза, когда поначалу на неё показывали пальцами. Никто не знал, сколько тётка таскала её летом по целителям, сколько в неё влили зелий. Где-то все личные ужасы Эммы должны были аукнуться. И они аукнулись. Финикс до того, как пришёл Колин, объяснял Эмме совершенно элементарные вещи. Объяснял терпеливо. Теория у Эммы стала неуклонно катиться под гору.

Клиффорд посмотрел на Колина, посмотрел на Эмму.

— Пойдём, — кивнул он.

— Ага, — пробормотал Колин.

Эмма счастливо заулыбалась.

— А Полумну возьмём с собой?

— Да, конечно, если она захочет… Да, без проблем, — одновременно зашептали парни.

— Вы такие хорошие друзья, спасибо.

Колин и Клифф переглянулись и чуть заметно вздохнули. Любой бы сейчас мог биться об заклад на что угодно, что им пришла в голову одна и та же мысль.

Правда, такой момент полного единения длился недолго. Колин, сверкнув глазами, уставился на ладонь Финикса, которая нагло накрыла ладонь Эммы.

— Ты не волнуйся, всё в порядке, — мягко прибавил Клиффорд.

Колин собирался возмутиться, мол, и ничего Эмма не волнуется, и нечего выдумывать повод, чтобы девушку за руку потискать, но тут Эмма вдруг вынула платок и стала потихоньку вытирать нос. И у Колина сразу защипало глаза.

— Я пойду, — пробормотал он. — А то вы занимаетесь. Не хочу вам мешать.

— Ты извини, — Эмма тронула Колина за плечо, и он сразу воспрял. — Мне завтра сдавать профессору МакГонагалл свиток с теорией, а я никак не разберусь, что писать.

Несмотря на то, что Клиффорд вроде бы оставался на поле боя непобеждённым, мистер Криви с удовлетворением отметил, что мистер Финикс убрал всё же свою руку.

— В общем, вы занимайтесь, — ухмыльнулся он, — а я пошёл.

И он бодрым шагом направился восвояси, а когда вышел из библиотеки, то завопил на весь коридор:

Rule Britannia!

Britannia rule the waves

Britons never, never, never shall be slaves!

 

Спальня в апартаментах директора

 

За прошедшие полтора часа ничего не изменилось. Только Снейп перестал ходить из угла в угол и застыл в кресле. Зато его сменил Рон. Джинни всё держала спящего Гарри за руку. Драко и Гермиона сидели рядышком напротив.

Тикали часы. За окном портилась погода: поднимался ветер, собирались тучи.

Снейп медленно поднялся на ноги, обошёл комнату по кругу, зажигая свечи.

Внезапно Джинни вскрикнула. Остальные мгновенно повернулись в её сторону, а потом взгляды разом обратились к Гарри. Тот стиснул руку Джинни и тяжело и быстро задышал, не открывая глаз.

* * *

Они бежали долго. Кажется, что долго. Всё чаще спотыкались и падали на потрескавшуюся землю. Поднимали друг друга.

— Давай, вперёд! — хрипел Гарри, подталкивая Тома, который уже вырвался из круга надгробий, упал на склон холма и почти ползком лез наверх.

Они не оборачивались. Шум всё нарастал, становясь гулом, словно из-под земли, на тех низких частотах, которые человек переносит с трудом. Гарри совершенно забыл о том, что всё это для него не имеет значения, он поддался панике, поверил в реальность происходящего с ним. И хорошо, что он не решался обернуться.

Том без сил распластался на земле, и Гарри уже собирался его тащить дальше, как вдруг руку Тома-старшего схватила маленькая детская рука. Опять незамеченный ими Том-маленький приподнялся на локте, лёжа под деревом, — вот же оно, это дерево, появилось внезапно, и вершина холма тоже. Секунду оба обломка души смотрели друг на друга, а в следующую Гарри упал ничком, закрывая уши ладонями и крича. Гул и грохот усилились ещё больше — кажется, что череп сейчас разлетится на куски. А потом по телу Гарри прокатилась какая-то волна, словно от взрыва, прижимая его к мёрзлой почве, так что он не мог пошевелиться, совершенно раздавленный, и опять наступила тишина.

* * *

— Да что же это такое! — заплакала Джинни, беспомощно глядя на Гарри.

Он дышал глубоко, но так часто. Разве может человек так дышать без вреда для себя? Снейп схватился за свободное запястье Гарри, щупая пульс. Учащённый. Ну, ещё бы!

— Почему мы не пытаемся его разбудить? — не выдержал Рон.

— Потому что его рассудок может пострадать, — ответил Снейп тихо.

Приступ длился, к счастью, недолго. Гарри опят затих, дыхание выровнялось, на лбу выступили капли пота.

— Что он там видит? — задумчиво произнёс Драко, пытаясь вспомнить, что он успел уловить из видений Гарри, когда пытался прекратить его левитацию. — Неужели опять его?

* * *

— Гарри?

Его тронули за плечо, и он поднял голову, и увидел маленького Тома. Но второго не было.

— А где?.. — но фразу Гарри не закончил.

Взгляд мальчика изменился. Стал осмысленным и не по-детски скорбным.

Поднявшись с земли, Гарри перебрался под дерево.

Сев рядом с Томом, осмотрелся. Всё здесь опять выглядело, как в прошлый раз. Взгляд с холма, так сказать.

— А что тут было? Я только слышал шум, но не видел.

— Всё рушилось, — ответил Том, — а внизу была такая страшная глубина…

Мальчик посмотрел на Гарри.

— Я помню какие-то вещи, которые раньше не помнил. Ты ведь всё обо мне знаешь? Я правда убил своего отца?

— Угу, — быстро кивнул Гарри.

Он категорически не мог отождествить этого ребёнка с тем Томом, которого знал по тайной комнате. Да и реагировали они на всё по-разному.

— Я не должен был этого делать, — произнёс Том. — Почему я был таким слабым, что сделал это? Почему?

Он нахмурился.

— И сколько кусков меня ещё осталось?

— Ещё пять где-то… Один вот нашёл сегодня…

Том сидел, обняв колени руками. Услышав слова Гарри, он молча опустил голову, уткнувшись лбом в колени.

— Вниз я не хочу, — прошептал он. — Не хочу.

— Никуда ты… ни в какой низ… не позволю я…

Шмыгнув, Гарри притянул мальчика к себе на колени и обнял.

— Ты не волнуйся. И не бойся. И думай, что ты справишься. Главное не из страха об этом думай, а верь.

Он погладил мальчика по спутанным волосам.

Том промолчал и совсем притих, сидя у Гарри на коленях.

Всё поглаживая мальчика по голове, Гарри беспокойно осматривался, глядя через его плечо. Ничего вроде бы не менялось. В худшую сторону во всяком случае.

— Гарри, а ты тут очень долго уже, — сказал Том, наконец. — Ты почему обратно не идёшь? Ты заблудился?

— Нет, — бодро соврал Гарри. — Отдохну и обратно пойду.

Том погладил его по затылку.

— Врёшь, — произнёс он дрожащими губами. — Ты вспоминай, давай, дорогу. Или как ты сюда приходишь?

— Во сне, — ответил Гарри. — Наверное, ночь там ещё не кончилась. Ты не волнуйся — меня разбудят. Растолкают. Ты же помнишь, как там, в Хогвартсе, в спальнях? Утром такой ор начинается.

— Помню, — улыбнулся Том. — А по ночам некоторые на старших курсах начинают храпеть. Я всегда кидался подушкой в Долохова — его кровать стояла напротив моей. А ты сейчас опять в Хогвартсе?

— Угу…

— А кто там тебя учит? Я же не знаю об этом… Пока…

— Профессор Спраут, профессор Флитвик, профессор МакГонагалл…

— Минерва? — перебил Том. — Хотя чему я удивляюсь? Она всегда была любимицей Альбуса. А первых двух я не знаю, у меня их не было ещё.

— Ты зато знаешь Слизнорта, — заметил Гарри, охотно поддерживая этот разговор. Том оживился и слушал с интересом.

— Он до сих пор преподаёт? — удивился тот. — И до сих пор декан?

— Нет, деканом теперь молодая женщина, преподаватель по прорицаниям. Она хорошо себя поставила на Слизерине.

— А директором кто? Минерва?

— Нет, Северус Снейп.

— О! Директор-слизеринец! — Том даже подскочил от удивления. — Давно такого не было!

— Мистер Поттер, — раздался спокойный голос.

Тут от неожиданности подскочили оба.

Рядом с деревом стоял незнакомый пожилой мужчина, довольно породистый такой, с умным взглядом серых глаз.

— Мистер Поттер, вам не пора домой?

— Вы кто?

— Я Адриан Негус, невыразимец. Меня прислал за вами мистер Снейп. Пойдёмте.

Мужчина протянул Гарри руку.

Том поспешил слезть с колен Гарри.

— Вот хорошо, — заговорил он, — за тобой пришли, и ты не заблудишься.

Он говорил слишком оживлённо, стараясь не встречаться с Гарри взглядом. Опять забился между корней.

— Я вернусь, Том. Обязательно.

Гарри погладил его по голове, встал и посмотрел на мага.

— Идёмте, мистер Негус.

И он крепко взял мужчину за руку.

Eines Freundes Freund zu sein,

Wer ein holdes Weib errungen,

Mische seinen Jubel ein!

Ja, wer auch nur eine Seele

Sein nennt auf dem Erdenrund!

Und wer’s nie gekonnt, der stehle

Weinend sich aus diesem Bund!

Friedrich Schiller

 

26 сентября. Хогвартс

 

Гарри открыл глаза. Взгляд упёрся в потолок, покрытый деревянными панелями. Совсем как в аудиториях. А лежал Гарри не на кровати, а на полу. Но дело даже и не в этом, а в том, что его щека соприкасалась с чьей-то щекой. Судя по ощущениям — мужской.

Гарри отпрянул в сторону и приподнялся на локтях. И никого не увидел.

И ему пришлось обернуться, потому что они с мистером Негусом (а это был он) лежали до того на полу валетом, голова к голове. Невыразимец поднял голову и иронично посмотрел на Гарри. Потом поднялся и подал молодому человеку руку.

— Вставайте, мистер Поттер. Только не резко, иначе закружится голова.

Однако у самого невыразимца с головой было, кажется, всё в порядке. Гарри даже позавидовал, с какой лёгкостью этот немолодой мужчина встал с пола. Опираясь о предложенную руку, Гарри поднялся на ноги. Голова кружилась, это верно.

Да, они находились в аудитории — Гарри не ошибся. В аудитории из числа пустующих. Столы все были убраны к стене, а на полу — начерчен большой круг, окружённый слабо мерцающими магическими символами, которые Гарри раньше не встречал ни в каких книгах. И они с Негусом находились как раз в центре круга.

Невыразимец достал палочку, пробормотал какое-то заклинание, взмахнув ею, и дезактивировал круг. Символы потухли.

— Ну что же, мистер Поттер. Там, за дверями, вас явно ждут, и в ближайшие несколько часов вам будет вообще не до чего. Но я пока остаюсь в Хогвартсе на правах гостя. Нам с вами необходимо переговорить, и очень серьёзно.

Гарри только кивнул.

А про себя он решил, что не отступится от задуманного ни за что.

Мистер Негус подошёл к двери, отворил её.

— Входите, он в порядке, — сказал он кому-то и поспешил отойти в сторону, потому что его чуть не опрокинули.

Друзья кинулись к Гарри, девочки его чуть не задушили, потом и Драко с Роном. Гарри только охал, обнимал и целовал в ответ. Очки он предусмотрительно снял и сунул в карман мантии, да он всё равно мало что видел от слёз. Он чувствовал себя словно вернувшимся с того света. И потом, так же моргая сослепу, он уткнулся лицом в плечо под чёрной мантией, и его крепко обняли в ответ.

— Папа, прости, — прошептал Гарри.

Больше он ничего не говорил. Он размяк от ощущения профессорской ладони, спокойно и неторопливо гладящей его затылок.

— Северус, не надо, — раздался голос Джинни.

«Что не надо?» — подумал Гарри. Снейп убрал ладонь с затылка Гарри. Тот резко вскинулся, почувствовав, что ему кровь бросилась в голову от внезапного гнева. Как может Джинни вмешиваться в это? И как?.. Но тут даже без очков Гарри увидел, что Северус вытирает глаза.

— Не надо, — повторил он сам, обнимая голову Северуса и целуя того в щёку. — Не надо, всё хорошо, я в порядке.

«Ничего ты не в порядке, ты только что чуть не тявкнул на любимую девушку, потому что тебе в голову взбрело чёрт знает что!» Но это никому было знать не обязательно.

* * *

День, когда Гарри пришёл в себя, был для школы знаменательным. Наконец-то Виктор Крам закончил все свои дела в сборной и прибыл на новое место работы. Поскольку директор был занят, то во время обеда в Большом Зале Минерва ещё раз представила ученикам нового преподавателя. Ему устроили пятиминутную овацию, во время которой Крам смущённо хмурился, то садился, то снова вскакивал и неловко кивал головой.

Лично поприветствовать директора Краму удалось только ближе к вечеру. Он осторожно осведомился, здоров ли господин директор, или не случилось ли в школе каких-то неприятностей. Виктор, впервые оказавшись в кабинете Снейпа, оставшись с директором с глазу на глаз, вдруг почувствовал, что испытывает перед ним странную робость, которую не чувствовал, например, когда говорил с покойным Альбусом.

И несмотря на то, что мистер Снейп говорил уже без прежних, язвительных и холодных интонаций, смотрел дружелюбно, Крам ощущал себя мальчишкой и жутко волновался. Услышав, что Гарри приболел, он огорчился и пожелал тому скорейшего выздоровления. Теперь становилось понятно, почему он не видел до сих пор Гермиону. Та наверняка находилась рядом с другом, а так же и мистер Уизли, и его сестра, да и мистер Малфой-младший тоже. Получив напоследок пожелания всяческих успехов, Крам испытал большое облегчение, когда покинул директорский кабинет. Он приосанился, частично чтобы казаться старше, а частично из-за проклятой привычки сутулиться, с которой он постоянно боролся, и направился в свои комнаты, чтобы устроиться там как следует. Идя по коридору, Крам размышлял о своей странной робости перед директором, и пришёл к выводу, что она проистекает из того, что он считает Снейпа героем. Будучи выпускником Дурмстранга, Виктор был взращён на североевропейском пантеоне богов и героев, и в его сознании образ Снейпа, особенно после того, как многое из его участия в войне с Лордом вскрылось и стало достоянием общественности, слился чуть ли не с образом какого-нибудь Зигфрида, сражающегося с Фафниром.

Перед тем, как отправиться в Хогвартс, Крам побывал в альма-матер.

Замок не такой большой, как хогвартский, но территория огромная, природа шикарная, зимы мягкие, но снежные. Есть и озеро, оно же портал, выводящий в Норвежское море. Знаменитый школьный корабль построили ещё в восемнадцатом веке, и ходили слухи, что он породил множество россказней моряков о встрече с кораблём-призраком в северных широтах.

Экспрессы до Дурмстранга не ходят. Учеников доставляют родители — кто как может. Чаще всего через порталы, которые ведут к воротам школы. За воротами ничего нет — только лес, но стоит пройти под ними, как перед гостем открывается длинная аллея, обсаженная вековыми елями. Если, пройдя немного по ней, гость обернётся, то ворот больше не увидит. Только два каменных столба с горгульями наверху. А за ними — школьные владения, всё дальше, дальше, до самых гор. Сама же аллея ведёт к высокой скале, на которой и стоит замок. Никакой лестницы нет — только подъёмник. Платформа мягко плывёт вверх, а там дорога продолжается, упираясь в замковые двери. Чаще всего ученики старше первого курса не пользуются подъёмником, чтобы спуститься вниз, а обходятся своими мётлами. Так что, когда заканчиваются уроки, воздух наполняется лёгким свистом: кто летит к озеру, кто к лесным полянам неподалёку от замка. Конечно, определённые участки леса запрещены для посещения, хотя там не водятся акромантулы, слава Одину, но вот кентавры есть. Не то чтобы они были агрессивны, просто детям на их территории делать нечего, ибо незачем превращать жизнь стойбища в аттракцион для людей. Иногда кентавры выходят на поляны, иногда они общаются с детьми — последним этого вполне хватает. Порой даже завязывается некое подобие дружбы.

Замок, в котором расположена школа, трёхэтажный и вытянутый в глубину скалистого отрога. Когда Виктор учился, замок казался ему очень уютным и замечательно разумно устроенным. Классы на первом и третьем этажах, а все жилые помещения, в том числе и преподавательские, — на втором. Деления по факультетам в Дурмстранге нет. Просто возрастные потоки. Попадая в школу, ученик со вновь набранным курсом занимает место в одной из спален, оставленной выпускниками, и так и обитает в ней все семь лет обучения.

Годы, которые Крам провёл в школе, были для Дурмстранга не самыми лучшими. Разумеется, из-за начальства. Как именно Каркаров пролез в директора, оставалось тайной за семью печатями. Но когда Виктор только поступил в Дурмстранг, ещё жив был старый Улаф Лильенкранс, который руководил школой многие годы. Личностью он был примечательной. В сороковые он был в числе тех магов, кто всеми силами противостоял Гриндевальду, и был схвачен его сторонниками. Пытки подорвали его здоровье на всю оставшуюся жизнь. Мирное время тоже не прибавляло покоя.

Улафа в школе обожали все. И тем не менее, ученики почему-то боялись вызова к директору в качестве наказания. Виктор долго не мог понять — почему? Но ему представился случай испытать всё на собственной шкуре.

Улаф усадил Крама на стул, а сам сел напротив, спокойный, как обычно. Лоб его был изрезан морщинами — и эти морщины не были следствием того, что он часто гневался. Он терпел частые боли.

Он не ругал Виктора, нет. Но тот готов был провалиться сквозь пол директорского кабинета, потому что в течение получаса Лильенкранс рассказывал ему, какой он хороший ученик и человек. Тепло улыбнувшись, директор перечислил Краму все его достижения, он передал положительные отзывы о нём преподавателей и других студентов. И становилось совершенно непонятно, в том числе и самому Краму, как он, такой замечательный во всех отношениях, мог совершить такую немыслимую вещь. И директор очень внимательно следил за мальчиком, потому что, когда тот стал хлюпать носом, он прекратил эту своеобразную экзекуцию и отпустил Виктора с миром.

Когда старый директор умер, это стало для всей школы страшным потрясением. Невозможно описать всеобщие рыдания, которые во время похорон вылились просто в массовую истерику. Казалось, что наступил, по меньшей мере, конец света. Разумеется, школа, как стояла, так и продолжала стоять. Как это было и до Улафа. Просто умер человек, которого все очень любили. Вдова (де-факто) покойного директора, фрау Шульц, или Гретхен, как её иногда называли за глаза ласково, когда не величали дурмстрангской овчаркой совершенно в ином настроении, а у фрау Шульц была такая анимагическая форма — овчарка, так вот фрау Шульц, эта железная женщина, была настолько убита горем, что проворонила закулисные интриги, и в школу явился Каркаров. Ему хватило ума не менять политику школы и стараться ходить при Маргарите по одной половичке. Ученики его не любили, хотя и старались воздержаться от прямых конфликтов ради вдовы Улафа. Ей только беспорядков в школе не хватало. Правда, после смерти Каркарова многие шептались, что если бы не Пожиратели, фрау Шульц сама бы отравила Каркарова. Наверняка.

Опыт обращения с ядами у фрау Шульц имелся. И очень любопытный. Первый муж Маргариты пытался отравить её ради денег, и отравить ядом собственного изобретения. Но в то время Грета принимала противозачаточное зелье, не спеша беременеть от супруга, который не внушал ей доверия. И по необъяснимой случайности яд вступил в реакцию с другим зельем. В результате Маргарита выжила, но перестала стареть внешне. Правда, и детей она иметь тоже не могла. Хотя ей потом хватало учеников, да и второй муж иногда нуждался в заботе не меньше, чем ребёнок, когда болел.

Первый муж фрау Шульц прожил потом недолго, оставив вдове только свою фамилию. От чего он умер, так никто и не понял. Просто взял как-то утром и не проснулся. А Гретхен, будучи ещё молодой и теперь уже вечно красивой, вскоре получила работу в Дурмстранге, в которой она совершенно не нуждалась ради денег, а только ради удовольствия.

Маргарита была чуть старше своей коллеги из Хогвартса, но выглядела неопределённо молодо — где-то между тридцатью и сорока годами. Высокая, худощавая, темноволосая, нос с этакой «орлиностью», и карие пронзительные глаза под бровями вразлёт. Виделось в её облике что-то фанатичное и резкое. Ей бы пошла монашеская ряса — хоть мать-настоятельницу средневековую пиши. Но характером Маргарита обладала спокойным и ровным. Она была, может быть, суховата, но справедлива, а с любимчиков своих драла на занятиях по семь шкур.

Когда Избранный поступил в Хогвартс, Марго, будучи дамой дальновидной, смекнула, куда всё катится, и начала потихоньку готовиться к тому, что вскоре у школы сменится директор. И когда Крам вновь появился в родных стенах, он удивился, сколько там появилось новых молодых педагогов. В основном норвежцы и немцы, но был и славянин, профессор по чарам Влад Петкович. Он был женат на преподавательнице прорицаний Маглалене Госс. Образование ещё одной молодой пары все ожидали с нетерпением: бывший выпускник школы, зельевар Фредерик Хегель положил глаз на молоденькую Сигурни Хельгеланд, которая преподавала Уход за магическими существами. Но на неё кто угодно глаз бы положил.

И старая гвардия оставалась на местах. Хильда Сольнес по гербологии и главное — совершенно незаменимый Георг Брандес, преподаватель по Защите, мракоборец в отставке, который пришёл в школу вскоре после победы над Гриндевальдом. Когда Виктор участвовал в Турнире Трёх волшебников, он краем уха слышал, что профессор Грюм рассказывал ученикам о Непростительных заклятиях. Пусть даже Грюм оказался фальшивым, но ведь рассказ этот был санкционирован директором школы. И эти занятия многих студентов шокировали. Крам, слушая, как хогвартцы обсуждают загнувшегося от Авады паука, только пожимал плечами. И что такого? Это ведь всего лишь одно из показательных занятий на первом курсе школы мракоборцев. И при чём тут Дурмстранг — кузница тёмных волшебников? Тут бывший мракоборец, у них бывший мракоборец. «Яд может быть лекарством, а лекарство может стать ядом, — говорил Брандес, — человеку можно нанести увечья или даже убить самым безобидным заклинанием, если делать это с умыслом. Наши мысли и наши желания делают магию светлой или тёмной. И главная Защита от Тёмных искусств — это ваша работа над собой». Мало кто знал, почему Брандес ушёл в отставку и обосновался в школе, хотя во время войны он очень отличился. Мало кто знал, что у него был старший брат, который сражался на стороне Гриндевальда, и Георг его лично брал под стражу и, при попытке оказать сопротивление, убил. Убил потому, что иначе убили бы его самого.

Виктор был счастлив видеть своего старого учителя, которого он уже перерос на голову. Счастлив его обнять и почувствовать, что старик всё ещё крепок и полон жизни.

А потом и фрау Шульц тепло наставляла его в дорогу, ничуть не обижаясь, что Виктор отправляется работать в Хогвартс.

— Во-первых, у нас чудесный тренер, — сказала Маргарита, — а, во-вторых, это прекрасно, что вы станете представлять Дурмстранг в Хогвартсе и, глядя на вас, общаясь с вами, и дети, и взрослые смогут составить о нас достойное мнение.

Ей речь была прервана появлением роскошного господина, похожего то ли на Одина, то ли на воина-викинга. Светлые волосы до плеч и аккуратная бородка.

— Маргарита, дорогая, почему я узнаю о госте от детей, а не от вас? — прогремело божество, улыбаясь.

Мужчина тряхнул руку Крама.

— Гандальф Строман, директор, — раздалось откуда-то из Вальхаллы.

— Очень… — Крам проглотил ком в горле, — приятно…

Валькирия стояла подле и загадочно улыбалась. До Крама очень быстро дошёл смысл этой улыбки, и он почему-то покраснел.

Одним словом, стояла осень, а суровый Дурмстранг цвёл, как весенний сад.

В дорогу Краму щедро отсыпали напутствий и пожеланий удачи.

Пока что всё шло хорошо. Виктор разместился, потом изучил расписание и наметил план работы на ближайшие дни. Хорошо бы пройтись немного по школе, освежить в памяти расположение кабинетов. Крама немного смущала перспектива находиться постоянно под обстрелом многочисленных глаз, но ведь он сюда работать приехал. В конце концов, к нему все привыкнут и перестанут видеть звезду квиддича.

* * *

Придя в себя после пробуждения, Гарри поел с большим аппетитом, несмотря на то что на него смотрела не одна пара глаз, и даже умилённо. Но его это не раздражало. Сидели все пятеро в Выручай-комнате, а Добби носился туда-сюда, как угорелый, спеша услужить всем, а особенно обожаемому «сэру Гарри Поттеру». Десерт уплетали уже все вместе, запивая кофе, налегая на сладкое ради успокоения нервов, пострадавших за последние сутки.

— А теперь расскажи нам, наконец, что с тобой стряслось? — не выдержал первым Рон. — Или опять тайны?

— Нет, какие тайны, — пробормотал Гарри себе под нос.

Когда он рассказал про свои путешествия в поисках частей души Лорда, воцарилось молчание. Гарри быстро окинул друзей взглядом исподлобья. Джинни сидела рядом, крепко держа его за руку, так что Гарри видел троих, сидящих напротив него в креслах. Гермиона смотрела испуганно, сжав руки у груди. Рон выглядел так, словно сейчас выругается. Драко о чём-то сосредоточенно размышлял. У него было такое же выражение лица, как тогда, когда он подошёл к Гарри после похорон своей матери и сказал, что пойдёт с ним до конца. «Друг», — подумал Гарри с неожиданной нежностью.

— Отговаривать тебя бесполезно? — наконец выдавил Рон.

Гарри взглянул на Джинни.

— Вот-вот, посмотри на мою сестру, — Рон начал злиться. — Если с тобой что-то случится, то она утешится мыслями, что ты опять сыграл в спасателя. Только на кой ты в него играешь сейчас, может, скажешь?

— Рон! — нахмурилась Джинни.

— Что «Рон»?!

— Не истери! Я как-нибудь сама за себя скажу, — ответила Джинни холодно.

Она повернулась к Гарри, обхватывая его руку.

— Это потому что там этот ребёнок, да? — спросила она сочувствующе. — Понимаю, тебе его жалко, но ты уверен, что тобой просто не пытаются воспользоваться? Твоей добротой.

— Не думаю, — ответил Гарри. — Вот Том постарше и лукавил, и пытался лгать, и я это чувствовал. А у ребёнка я чувствую боль и страх, и ещё какую-то безнадёжность. Не верю я, что Том изначально родился воплощённым злом, так просто не бывает. Он ведь не этот, как его… Антихрист.

— Нет, конечно, — кивнула Гермиона, — и, наверное, в твоё тело попало то в душе Тома, что ещё сохраняло какую-то человечность. Мне кажется, что эта часть к тебе привыкла за прошедшие годы и, я бы сказала, отогрелась, что ли. Почувствовала, что бывает как-то иначе, чем знал Том. Но вот ты говоришь, что маленький Том поглотил Тома постарше, и он обрёл его память. Пока только память. Не получился ли, что с каждой новой частью — гипотетически — он будет наполняться ещё и злом?

— Мне вообще непонятно, как именно происходило это разделение, — наконец промолвил Драко. — По какому принципу? Всё более или менее понятно как раз с первым крестражем. С дневником. В него Реддл поместил конкретный слепок с себя, во вполне определённом возрасте. Но он не утратил воспоминаний об этом куске времени — это невозможно. Так что же он делил? Астральное тело?

Гермиона достала палочку и трансфигурировала блюдце в лист бумаги, чашку в чернильницу, а ложку в перо.

— Вот допустим… — она начала чертить что-то, и друзья все сгрудились у стола, — допустим, мы имеем мага (тут она нарисовала лысого человечка — Рон фыркнул) и его крестражи (вокруг человечка Гермиона нарисовала шесть кружков). Вот он привязывает себя к ним, пока не суть важно, как именно.

Гермиона прочертила от фигурки линии к каждому кружку.

— Вот от него в крестражи течёт сила, — и она стрелками показала направление этой силы. — Мага убивают, но материальные носители не дают его душе отправиться в мир иной. Знаете, что мне это напоминает? Когда человек впадает в кому, то жизнь в его теле поддерживается с помощью приборов, и человек вроде бы не умирает, он может теоретически выйти из комы, вернуться в тело. Он даже не переживает тот опыт, который переживают люди в состоянии клинической смерти, когда сердце останавливается, и человек якобы вылетает из тела и даже переселяется ненадолго в мир иной, откуда его возвращают, если врачам удаётся сердце запустить опять. Но маг очень зависим от крестражей, потому что если мы уничтожим их, то мы лишим его и той силы, которая в крестражах аккумулировалась. Когда Лорд вернулся во второй раз, он был подключён к — раз, два, три — к четырём крестражам.

Два кружка Гермиона заштриховала чёрным.

— Мне было бы понятно, если бы он просто потерял часть силы с утратой двух крестражей, но ведь они переместились в ад, получается. Если это результат убийства, означает ли, что все убийцы на том свете оказываются разделены?

— Ну, ты даёшь! — присвистнул Рон. — У меня сейчас мозги расплавятся.

— Не расплавятся, — раздался незнакомый голос, и друзья подскочили от испуга.

Кроме них, в комнате находились Снейп и невыразимец Негус.

— Как вы вошли? — спросила Джинни.

— Главное — правильно сформулировать запрос, — улыбнулся Снейп.

Он вместе с невыразимцем подошёл к юным теоретикам и сел на диван рядом с Гарри, а Негус придвинул себе кресло.

— Решаете проблему крестражей? — спросил он спокойно.

— Пытаемся понять, — ответила Гермиона.

У Рона появилось такое выражение лица, словно у него разболелся зуб.

— Я слышал вашу последнюю фразу, — заметил Негус. — Нет, не всякого убийцу в аду раздирают на части. Но дело в том, что уже здесь Лорд повредил свой шельт.

— А что такое шельт? — спросила Джинни.

— Это материальное воплощение монады. Сама же она пребывает в своём гнезде. Все мы странники в этом мире, и нам суждено обрести опыт, а потом и целостность. Лорд в каком-то смысле и, правда, делил душу, точнее он делил своё казуальное тело. Вот почему, если маг разрушает свои собственные крестражи, то он, как правило, умирает, не выдержав мук раскаяния. Но поскольку в казуальном теле записываются изменения и опыт, которые переживаются ментальным, астральным, эфирным и физическими телами, то становится понятно, почему, после гибели последнего, тонкие тела Лорда оказались раздроблёнными. Конечно, в чём-то он обманул смерть, потому что, будь он цельным человеком, он бы упал так глубоко в нижние миры, что оставался бы там до скончания времён. А так кажется, что по отдельности каждая часть его души расплачивается за своё. Но это только кажется. Человека-то ведь больше нет.

— Совсем? — прошептал Гарри.

— По сути, Лорд должен был попасть в тот круг ада, куда попадают виновники массовых убийств и войн. Наказание получено было бы по принципу поглощение более мелких вин самой главной виной. Это предпоследний круг. Но даже оттуда душа может подняться выше. Если бы не крестражи. Это страшнее, чем войны и массовые убийства. Это полное разрушение души, и ей уже никогда не спастись. Вот почему крестражи считаются самым страшным видом тёмной магии.

Рон посмотрел на потрясённое лицо Гарри и закатил глаза.

— И главное, никто Реддла не заставлял этого делать. Что натворил, за то и отдувается. И за дело отдувается, — буркнул он.

Негус посмотрел на Рона и задумчиво улыбнулся. У него вообще по большей части на лице было какое-то блаженно-отстранённое выражение.

— Правильно, — кивнул он. — И ваш друг отдувается тоже, как вы выразились.

— Чего?! — взвился Рон. — Да вы! Да… Вы что такое говорите? Гарри-то за что должен?

— Рон, не кипятись, — устало промолвил Гарри. — Всё правильно — отдуваюсь. И не только за что-то, но и потому что. «Потому что ни один не сможет жить спокойно, пока жив другой». Мы всё равно остаёмся связанными. Ты забываешь, что я убил Тома Реддла. Не случайно, и не защищаясь, а намеренно. И по частям.

Воцарилось молчание.

— Джинни, прости, у меня голова очень болит. Раскалывается просто. Я к мадам Помфри схожу. И очень спать хочется.

— Пойдём ко мне, — произнёс Северус негромко, — я дам тебе зелье. У меня и приляжешь.

Гарри увидел на лице Снейпа какое-то отсутствующее выражение. Не нужно было быть легилиментом, чтобы понять, о чём он думает сейчас.

— Конечно, Гарри, — кивнула Джинни, сжав его ладонь. — У нас там шумно сейчас. Все Крама обсуждают.

Отвернувшись ото всех, Гарри прижался щекой к щеке Джинни. Потом они тихонько поцеловались.

— Драко, — у пока ещё невидимой двери Снейп обернулся. — Зайди ко мне через полчасика, пожалуйста.

— Хорошо.

— Мистер Негус, — Снейп виновато развёл руками.

— Ничего-ничего, — улыбнулся невыразимец, — время терпит, а мистеру Поттеру нужно отдохнуть.

До директорских комнат Гарри и Снейп дошли молча. Но только дверь кабинета закрылась, Гарри порывисто обнял Северуса.

— Не думай о таких вещах, пожалуйста! — горячо зашептал он. — Я тебя очень прошу, пап. Я тебя умоляю. Всё будет хорошо…

Снейп вцепился в плечи Гарри, а тот наглаживал названного отца по голове.

— Это ведь был мой выбор. С самого начала, как только я узнал правду, — продолжал Гарри. — Это был мой выбор — жить. Я тебя прошу: не вини себя больше ни в чём.

Он поцеловал Снейпа в морщину в уголке глаза.

— Прости, — прошептал тот, обнимая Гарри крепче, — не буду больше.

А потом зелье растворилось в воде. Гарри выпил всё до капли, поморщился, улыбнулся отцу и направился в спальню. Сквозь подступающий сон он чувствовал прикосновение ладони к волосам, чувствовал, как был поправлен плед. После этого он уснул спокойно.

* * *

Через полчаса Драко нерешительно вошёл в кабинет Снейпа и увидел того сидящим у камина на диване.

— Заходи, — промолвил крёстный, — садись. У меня для тебя кое-что есть.

Драко опустился на край дивана.

— Как Гарри? — спросил он.

— В порядке, спит, — ответил Снейп, вставая и делая пару шагов к каминной полке.

Он взял конверт, сел на место и протянул конверт Драко.

— Прочитай.

— А кто такой Роджер Тэмпли? — удивился Драко, разглядывая необычный вытянутый конверт.

— Это страж из Азкабана, — пояснил Северус. — Он лично переслал мне письмо твоего отца, минуя цензуру.

— Отца! — воскликнул Драко, и чуть не порвал конверт, пытаясь достать письмо, но пальцы его тут же застыли, когда он услышал, что письмо не ему.

— Да ты прочитай. Оно фактически тебе адресовано. Люциус меня, право, поражает иногда.

Драко достал лист, развернул, прочёл корявые строчки. Лист задрожал у него в руке.

— А я вот книгу не взял новую… — выдавил он из себя.

Снейп погладил Драко по плечу. Тот наклонился вперёд, уткнувшись лбом в скомкавшие бумагу кисти рук. И тут же испуганно выпрямился и стал расправлять письмо у себя на колене. Бумага была некачественная и никак не разглаживалась.

Драко зажмурился и стиснул зубы.

— Тише, мой золотой, — Снейп мягко взял крестника за запястье.

— Сейчас, да… — пролепетал тот, кивая. — Сейчас.

— Напиши ответ поскорее, — тихо промолвил Снейп, — пошлём его через этого Тэмпли. Думаю, ему можно доверять. А книгу отправишь обычным порядком, когда возьмёшь.

— У меня Шекспир тут. Может Гермиона разрешит его послать… А ей можно показать письмо?

— Конечно, Драко.

— Угу…

— Прости, мой мальчик, ко мне сейчас Минерва должна прийти. Это будет тяжёлый разговор.

— По поводу Гарри? — Драко уже немного взял себя в руки.

— Да, — кивнул Снейп, — она ваш декан и имеет право знать.

— О, — выдохнул Драко, — держись, Северус.

Он даже смог улыбнуться. Он даже смог по-мужски сдержанно обняться с крёстным. Потом он спрятал письмо и конверт в карман мантии и покинул кабинет директора.

Спустившись вниз на один лестничный пролёт, Драко не выдержал и завернул в пустующий коридор. Он забился в угол за светильник, сел на пол и заплакал.

— Когда всё это закончится? — выкрикнул он, давясь рыданиями. — Когда?

* * *

— Когда всё это кончится, Северус? — Минерва, как богиня мщения, влетела в директорский кабинет, освещённый только пламенем и свечами на каминной полке и на столе.

— Садитесь, Минерва, — голос был таким, словно в лицо плеснули холодной водой.

Кипя от негодования, декан Гриффиндора всё же села в кресло и бросила недовольный взгляд на Снейпа. Ничего не осталось от того Северуса, которого она знала прежде, совершенно ничего.

— Хотите чаю? — Снейп чуть улыбнулся.

— Вы мне ещё лимонных долек предложите! — фыркнула Минерва.

Ох, что же она такое говорит? Но раскаяться в своих словах Минерва не успела. Снейп всего лишь небрежно пожал плечами, взяв со стола чашку с чаем. Вторая из появившихся стояла ближе к декану.

— Прошу вас, — произнёс директор. — Вы хотели знать что-то по поводу мистера Негуса?

— Да, конечно, — Минерва взяла чашку и сделала пару глотков. — Понимаю, что у вас не было иного выхода, Северус, — добавила она, несколько успокоившись. — Надеюсь, что мистер Негус научит Гарри, как правильно закрываться от этих кошмаров.

Снейп ничего не ответил, и Минерва подняла на него взгляд.

— Этому же можно научить? Невыразимцы, наверняка, умеют?

— Можно, но он не будет, — наконец произнёс Снейп, и лицо его странно потемнело.

— Как не будет? Да что вы говорите такое? Разве мальчик мало пережил, чтобы ещё терпеть из-за теперь уж покойного Реддла? Или что он там должен сделать? Привести его к свету? — Минерва несколько истерично рассмеялась.

В душе Снейп был совершенно согласен с Минервой, но он понимал, что это согласие ничего не изменит.

— Гарри уже не мальчик, — тихо ответил он, — и по-прежнему Избранный. И вы знаете, думаю, что решения, которые принимают в недрах Отдела Тайн, не может отменить даже Министр.

— Избранный. Вы говорите, как Альбус, совсем как он. Ну, нельзя же так — война же закончилась…

— Да, закончилась, — сурово произнёс Снейп. — Везде, кроме души Гарри. Вы думаете: мне не тяжело на всё это смотреть? Думаете: мне не хочется, чтобы для Гарри всё закончилось? Вы же знаете, кто он для меня!

— Я так не думаю, — сказала Минерва и встала. — Надеюсь, что вы будете держать меня в курсе.

— Разумеется, — кивнул Снейп.

Она не понимала этого фанатизма: ни в Альбусе, ни в нынешнем Северусе. Но и осуждать не могла: не ей было осуждать. Казалось бы, она сейчас должна поддержать Северуса, потому что сама когда-то поступила так же, не желая мешать его пути, его выбору. Умом она это понимала, но женщина в ней протестовала.

Сделав несколько шагов к двери, Минерва замерла. Она не могла так уйти. Если для Северуса она больше ничего не значила, то он для неё значил всё ещё многое. Она подошла к Снейпу и взяла его за руку. И ничего не смогла сказать. Но и Снейп промолчал, а только перехватил её руку и поднёс к губам.

— Вы мне так и не простили, что я тогда поверила? — спросила Минерва тихо.

— Да я и не винил вас, — ответил Снейп немного удивлённо. — Мне казалось, что вы решили всё намного раньше, в восемьдесят шестом…

— Но я…

Но она надеялась, что Северус попытается её вернуть, а он, услышав «между нами всё кончено», принял это как данность. Правда, и отношения с Малфоем не продлились долго. Окольными путями Минерва узнала, что Люциус перестал задерживаться в Хогсмите и снимать у Розмерты комнату.

— Полно, — вздохнула Минерва, — что теперь плакать о пролитом молоке. Доброй ночи.

Она отняла руку и твёрдой походкой покинула директорский кабинет.

* * *

Тем временем Виктор, устав купаться в лучах былой славы, наслаждался обществом Гермионы, которую ему наконец-то удалось увидеть. Правда, она немного нервничала из-за Гарри, но сказала, что на это не нужно обращать внимания, и она очень рада, что Виктор наконец-то приехал в школу.

Они немного поговорили о планах Виктора, стоя у большого окна в торцевой части коридора седьмого этажа. Отсюда было хорошо видно всех гриффиндорцев, которые хотели миновать портрет Полной Дамы.

Гермиона ждала Драко, а он всё не появлялся.

Впрочем, её ничуть не тяготил разговор с Крамом, тем более что он неожиданно перескочил на очень любопытный предмет.

Драко поднялся на площадку лестницы и вошёл в коридор. Он тут же заметил Гермиону и Крама. Тот наклонился к девушке и что-то говорил, а она улыбалась с удивленным видом и кивала головой. И вид у обоих был, какой обычно бывает у людей, которые секретничают.

Драко решительно подошёл к ним. Он уже успокоился, и успел зайти в туалет и умыться.

— Ну, наконец-то ты!

Гермиона бросилась к нему навстречу. Она обняла его за талию и прильнула к нему, и Драко подивился, какие только глупости не лезут ему иногда в голову. И он с искренней симпатией пожал Краму руку.

— Рад вас видеть вместе, — произнёс тот с лёгким акцентом. — Я попросил Гермиону о небольшом одолжении. Вы же скоро, я думаю, отправитесь в Лондон.

— Зачем? — удивился Драко.

— Как зачем? — улыбнулась Гермиона. — Так ведь Флёр Уизли вот-вот родит. Наверняка нас всех отпустят её навестить и посмотреть на новорожденного.

— Вот ведь… А я и забыл совсем.

Хотя Драко не чувствовал себя настолько близким семейству Уизли, но он с удовольствием сопроводил бы Гермиону в Лондон и с удовольствием посмотрел бы на малыша. И кроме того, в Лондоне у него бы появилась возможность отлучиться на часок, чтобы присмотреть кольцо.

Драко хотел спросить, что это за небольшое одолжение такое, но решил, что Гермиона расскажет ему сама, если сочтёт нужным. Логичнее было предположить, что это как-то касалось семьи Уизли.

— Мы пойдём, Виктор, — улыбнулась Гермиона, пожимая руку новоиспечённого преподавателя.

Когда они вошли в шумную гриффиндорскую гостиную, то Драко подумал, что и он с Гермионой, и Гарри с Джинни скоро окончательно оккупируют Выручай-комнату. Им катастрофически не хватало уединения, к которому они привыкли в доме на Гриммо. Гермиона взяла Драко за руку и решительно повела его в дальний угол, где ещё оставались пустые кресла. Драко сдвинул кресла вплотную, и они уселись.

— Что с тобой? — встревожено спросила Гермиона, взяв Драко за руку. — Что случилось?

Драко достал из кармана письмо и протянул ей.

— Прочитай, пожалуйста.

Гермиона развернула листок. Прочитав обращение, она удивлённо посмотрела на Драко, но тот кивнул.

— Читай-читай.

Нахмурившись, Гермиона прочитала письмо.

— Милый мой, — она притянула к себе Драко и поцеловала. — Что же… Хоть так написал. Да?

— Да, — прошептал Драко, проглотив ком в горле. — Можно я пошлю пока твоего Шекспира?

— Это твой Шекспир, — улыбнулась Гермиона. — Я ведь его тебе в подарок покупала. Конечно, пошли.

— А ты мне тогда не сказала, что это книга в подарок, — губы Драко скользили по щеке Гермионы.

— Я тогда постеснялась…

— Почему?

— Потому что я не думала, что ты меня любишь…

Губы Драко накрыли её рот, Гермиона вцепилась в мантию на его спине.

— Кхм… Кхм…

Оба подскочили на креслах и обернулись.

«Если это Рон, я его убью», — успела промелькнуть мысль, кажется, у обоих разом.

Но это был не Рон. Это был Финикс.

— Извините, — пробормотал он, стараясь не рассмеяться. — Я не сразу заметил, что вы целуетесь. Я это… по делу, собственно. Вот.

Он протянул Драко лист пергамента.

— Что это? — недовольно спросил он.

— Это сбор подписей. То же самое делают Шелмердин на Слизерине, и Полумна на Равенкло. Вот от Хаффлпаффа мы никого не нашли, кого бы сагитировать. В общем, мы просим у директора, чтобы в школе появилась общая гостиная, где бы встречались друзья с разных факультетов.

— Это отличная идея! — воскликнула Гермиона.

Драко тоже признал, что идея хорошая. И они оба подписали, воспользовавшись пером, которое протянул им Финикс. А маленькая чернильница висела у него на поясе.

Когда Финикс пошёл агитировать дальше, Драко опять склонился к Гермионе.

— Я письмо ночью напишу, когда все заснут, — сказал он.

— Вот и правильно…

Их шёпот, и то, как близко были их губы, совсем не вязались с тем, что они говорили.

— Я так тебя люблю, — прошептал Драко, — радость моя…

Грохот и вопли позади.

Драко застонал и хлопнул себя ладонью по лицу.

— Что там ещё, Мерлин мой! — прорычал он и обернулся.

Гермиона высунулась у него из-за плеча.

Рон скакал и прыгал посреди гостиной, тряся письмом.

— Я дядя! — орал он. — Я дядя! Ура!

Народ спешил к нему — поздравить. Шум нарастал. Вот и Гарри с Джинни вбежали следом за «дядей Роном».

— Идём, поздравим, — усмехнулась Гермиона, вскакивая и хватая Драко за руку. — Чувствуется, народ потребует ещё и пирушку закатить по этому случаю. Мы сможем сбежать.

— Идём, — кивнул Драко.

Перспектива сбежать его очень порадовала.

You're beautiful. You're beautiful.

You're beautiful, it's true.

There must be an angel with a smile on her face,

When she thought up that I should be with you.

 

28 сентября. Суббота. Хогвартс

 

В назначенный час готовые отбыть в Лондон Гарри, Джинни, Гермиона, Рон и Драко собрались в кабинете Снейпа, который собирался переправить их с помощью портала в дом на площади Гриммо. Шицзуки тоже собиралась с ними: помочь Драко в выборе кольца. Снейп отпускал её нехотя.

Дети уже переместились, настала её очередь.

— Сенсей, вы меня провожаете, как на фронт, — усмехнулась Шицзуки, обнимая Снейпа за шею. — Мы всего лишь выберем колечко, и я вернусь. Вы пока последите за нашими-моими.

— Послежу, — недовольно буркнул Снейп.

Он, конечно, никогда бы не признался, но ему тоже хотелось в Лондон вместе со всеми. Однако, желание это он считал нелепым и детским.

— Северус, — Шицу прижалась к мужчине всем телом, так что у того дух перехватило, — я скоро вернусь. А может вы с нами? Пару часов школа не рухнет без директора.

— У меня дела, — вздохнул он.

— Ну, полно, полно, — Шицзуки поцеловала его. — Я скоро.

И через мгновение её уже не было в кабинете.

Дела, конечно, у Снейпа имелись, но не настолько важные, чтобы нельзя было пожертвовать парой часов работы.

«Ладно, не умру я, в конце концов, — подумал он, — зато потом буду умнее».

Он сел за стол и принялся работать с бумагами.

Прошло минут двадцать, и в кабинете возник мистер Джонс собственной персоной.

Снейп улыбнулся: появление бравого домовика было маленькой отдушиной.

— Я вас слушаю.

— Господин директор, мистер Финикс и мистер Шелмердин спрашивают, не могли ли вы их принять сейчас? Они у горгульи.

— Спасибо, Добби, я сейчас их впущу.

Завхоз кивнул и исчез.

Снейп достал палочку и запустил отпирающее заклинание в сторону двери.

Посмотрев на Финикса и Шелмердина, Снейп невольно улыбнулся: слизеринец и гриффиндорец плечом к плечу.

— Господин директор, у нас к вам небольшое дело, — начал Финикс, немного нервничая.

— Прошу рассмотреть нашу просьбу, — перехватил инициативу Шелмердин, подавая Снейпу свёрнутые в один рулон три пергамента.

— Ого! Сколько подписей!

Это первое, что бросалось в глаза.

Текст прошения был одинаков, только подписи собирались на разных факультетах.

— Это хорошая идея, — заметил Снейп, — очень хорошая.

Странно, почему такая мысль никому раньше не приходила в голову? А особенно странно, что Альбус не пытался создать такое место общих встреч в школе.

— Мистер Джонс, вы рано ушли, — сказал Снейп в пространство. — Вы садитесь, молодые люди, садитесь.

Мальчики присели на краешек дивана, переглядываясь и начиная улыбаться. Кажется, дело их выгорело.

А Снейп обрадовался, как ребёнок, этой возможности отвлечься немного в ожидании Шицзуки.

— Мистер Джонс, — обратился Северус к появившемуся вновь домовику. — Тут вот инициативная группа студентов выдвинула предложение устроить в Хогвартсе общую гостиную, где бы можно было бы пообщаться с друзьями с других факультетов. У нас найдётся помещение под неё?

— Найдётся, и не одно, — ответил Добби. — Вы только выберите.

— Тогда давайте посмотрим, — предложил Снейп, выходя из-за стола.

Парни вскочили.

— Мы не вдвоём, нас там много, — пробормотал Финикс, — это нас двоих сюда отправили на переговоры.

— Ну что же вы все не зашли? — упрекнул Снейп. — Идёмте.

В коридоре их ждали Полумна, Колин, Эмма, младший брат Колина, Забини (неожиданность, однако), и ещё несколько человек с разных факультетов.

Та самая Джейн Боуман с Хаффлпаффа, которая как-то подвозила на метле Шицу, вышла вперёд.

— Сэр, мы не успели собрать подписи, потому что, — тут она зыркнула на остальных, — нас никто в известность не поставил. Но я поговорила с некоторыми своими друзьями — у нас тоже найдутся желающие пользоваться такой комнатой.

— Хорошо, — кивнул Снейп.

И следующий час они искали подходящее помещение. Чтобы аудитория располагалась примерно посередине, если учитывать этажи, и чтобы была достаточно большой, и не рядом с классами, но и не совсем уж в заброшенном коридоре.

 

Лондон

 

К часу дня диспозиция участников операции «посюсюкай с младенцем» была следующей: Гарри с Джинни, Роном и Гермионой отправлялись в дом Билла сразу, а Шицзуки и Драко сослались на некое дело. Впрочем, сначала все отправлялись в Косой переулок: У Билла и Флёр там стоял небольшой домик, неподалёку от банка. Очень удобно — работа под боком.

Аппарировав в «Дырявый котёл» и выйдя на просторы магических кварталов, друзья разделились.

— Интересно, какое у них дело нашлось? — бухтел Рон по дороге.

— Рон, не ворчи, — ответила Джинни. — Это даже хорошо, что мы не нагрянем к Биллу такой кучей.

Гермиона тоже была озадачена немного, что у Драко нашлись какие-то секреты от неё, но и не жаловалась: она так и не успела рассказать ему, о чём же просил Крам.

У Билла в доме было очень тихо. Молли и мать Флёр ходили чуть ли не цыпочках, тут же находилась и Габи, которая вообще не знала, куда себя деть.

— Так, дети, — тихо, но очень внятно сказала Молли, — вы у нас все свои. Но! Заходим, тихонько смотрим и быстро выходим. Поняли?

— А vos ordres, mon general!! — бойко щёлкнула каблуками Джинни.

— Я вот тебе! — зашипели Молли и шлёпнула дочь полотенцем пониже спины. — Понахваталась!

— Мама! — выразительно прошептал Гарри с интонациями мадам Помфри. — Как вы можете?

Все беззвучно покатились со смеху.

— Иди уж, сынок! — Гарри тоже досталось полотенцем, но видно было, что Молли растрогана.

— Вы идите, я сейчас, — сказал Гермиона и подошла к Габи. — Как Флёр, хорошо?

— Хог’ошо! — улыбнулась девочка и сразу расцвела.

Вот и тут кровь вейлы начала давать о себе знать. Гермиона помнила, что младшая сестрёнка Флёр не была такой красавицей, а вот поди ж ты.

— У меня для тебя письмо, — Гермиона протянула запечатанный листок, — от Виктора.

— Ах, merci! — Габи вцепилась в письмо. — Так он уже в Хогватсе?

Тут она «эр» вообще проглатывала.

— Да, позавчера приехал, — ответила Гермиона. — А почему такие тайны? Ваши родители против?

— Нет, совсем нет, — ответила Габи. — Пг’осто они считают, что мне ещё г’ано думать о таком, но они не пг’отив, чтобы мы пе’еписывались. Тепей я буду писать в школу.

— А я уже испугалась, что вы как Ромео и Джульетта.

Габи засмеялась.

Когда Гермиона поднялась на второй этаж, в спальню, кажется, все уже забыли о наставлениях Молли. Флёр ещё лежала в постели, немного уставшая, но прелестная, как всегда. Билл стоял у окна и разговаривал с Роном. Гермиона впервые видела на изрезанном шрамами лице Билла такое счастливое и немного глуповатое выражение.

— Посмотри, — прошептала Джинни, подведя Гермиону за руку к колыбельке.

Гермиона никогда не видела такого красивого младенца.

Вслух не сказала, разумеется, но это была не малышка просто, а модель для Рождественской открытки. Нельзя было понять, есть ли у неё волосики под чепчиком. Ребёночек спал, чуть приоткрыв ротик.

— Ты думаешь о том же, о чём и я? — прошептала Джинни, отходя с подругой от колыбельки.

Гарри что-то, улыбаясь, шептал Флёр, взяв её за руку. И выглядел он при этом — Гермиона иначе не могла определить — настоящим мужчиной.

Она взглянула на Джинни.

— Наверняка. Наверняка мы думаем об одном и том же.

— Билл, дог’огой, я посплю немного. До свидания, — добавила она, обращаясь к Гарри.

— Идёмте вниз, — сказал Рон, подходя к девушкам.

Билл немного задержался, но тоже, немного погодя, спустился в гостиную.

Обе бабушки уже накрыли на стол, приготовив для всех лёгкие закуски. Билл открыл бутылку эльфийского вина. Всё так же стараясь не шуметь, все уселись за стол.

— За мою дочь, — поднял бокал новоиспечённый отец.

— Ура! — прокричали все шёпотом и выпили.

— Как вы её назовёте? — спросила Гермиона.

— Гвенэлле, — ответил Билл, — так Флёр хочет.

— Так звали её бабушку, — заметила мадам Делакур. — Не вейлу, а которая была колдуньей.

Гвенэлле Уизли звучало необычно, но приятно.

— Гарри, а где Драко? — спросила Молли.

— А он придёт чуть попозже. У него с мисс Амано небольшое дело в Косом переулке.

— А почему с деканом Слизерина? По старой памяти? — усмехнулся Билл.

— Ну, откуда я знаю, — Гарри напустил на себя невинный вид. — Возможно, хотят что-то купить для индивидуальных занятий прорицаниями.

Джинни чуть слышно фыркнула, а Гермиона нахмурилась. Кажется, некоторые тут знали больше, чем она.

— Где Рождество справите? — спросила Молли. — В Хогвартсе?

— В школе, мам, мы только на бал останемся, а он пройдёт раньше. А потом куда, на Гриммо? — спросила она Гарри.

— Да разберёмся ближе к праздникам, я думаю, — ответил он. — Мы везде успеем побывать: и в Норе, и на Гриммо.

— Может, ты с нами, Габи? — предложила Джинни.

Мадам Делакур погрозила пальцем.

— Знаю я, что у этого ребёнка на уме. Месье Кг’ам, конечно, молодой человек видный, но легкомысленный.

— Почему? — возмутились все наперебой.

— Я знаю, что он долго ухаживал за Гег’мионой.

— Ничего подобного, — возразила та. — Мы просто переписывались, как друзья. И потом я встречаюсь с Драко Малфоем.

— О-ла-ла! — удивилась мадам Делакур. — Весьма необычно. Дг’ако, видимо, очень р’ешительный молодой человек, если хочет наг’ушить семейную тг’адицию.

— Маман, ну что вы, в самом деле! — упрекнул тёщу Билл, видя, как Гермиона, нахмурившись, уставилась себе в тарелку.

— Да что я такого сказала? Если молодой человек сделает пг’едложение, то это будет очень необычно для Малфоев. Он, конечно, может не учитывать мнения отца, если учесть, в каком тот положении, но месье Люциус, конечно, будет очень зол на сына.

Гермиона не выдержала, извинилась и, встав из-за стола, вышла из гостиной.

Она нашла ванную, закрылась на крючок и расплакалась. В дверь постучали.

— Это я, Джинни, — раздался голос, — открой мне, пожалуйста.

Гермиона впустила подругу. Джинни вошла в ванную и тоже закрыла дверь на крючок.

— Ну что ты, — она обняла плачущую Гермиону, — не слушай эту старую клушку. Она, конечно, правильно говорит, но ты же Драко знаешь. И знаешь, как он тебя любит. Он от тебя ни за что не откажется. Ну, не плачь.

— Я знаю, что он меня люююбит, — всхлипывала Гермиона у подруги на плече, сидя рядом с ней на ларе для белья, — мне его просто жааалко. Он и так из-за отца на стену лезет, да я тут ещё!

Джинни подумала, не сказать ли Гермионе, чем сейчас занят Драко, но решила этого не делать. Гермиона сейчас успокоится, а у Драко сюрприз будет испорчен.

— Лезет, потому что Люциус мается дурью, — промолвила она. — Это вообще на него не похоже. Уж он-то выгоды никогда не упустит. Ему на такую сноху, как ты, молиться надо, а не нос воротить. Просто ему-то лично никакой выгоды нет: все права на имущество у Драко, и как Драко дело повернёт, так для семейного имени и получится. А Люциус не у дел сейчас, вот он и ведёт себя, как собака на сене.

Гермиона от неожиданности перестала плакать.

— Ты хочешь сказать, что Драко со мной, потому что это ему поможет восстановить имидж семьи?

— Гермиона! — рявкнула Джинни. — Я тебя сейчас стукну! Ничего более умного ты сказать не могла! Я тебе хочу сказать только, что Люциус ведёт себя, как болван, вот и всё. Будь он умнее, ну или вменяем, уж не знаю, что с ним там, он бы всячески сына поддерживал, стремился помириться с ним, а не наоборот.

— Он Драко письмо прислал, — вяло ответила Гермиона. — Точнее не Драко, а Северусу как бы для Драко. Пишет, что любит сына и скучает по нему.

— Зашевелился, значит, старый лис. Почуял, куда ветер дует, или откуда. Слушай, подруга, воспринимай этого господина философски. Драко его любит, конечно, но Северуса он любит больше и слушает его. Вот и ещё причина, я думаю, чего там Люциус зубами скрежещет. Вообще-то мало кому такой сын достанется в жизни. Не представляю, как Люциус смог Драко внушить к себе такие чувства.

Джинни посмотрела на Гермиону.

— Всё? Тогда давай умываться, и пойдём назад.

Гермиона посмотрела на себя в зеркало и пискнула:

— Ой, мама! На что я похожа!

— Вот именно! В одном я соглашусь с мамочкой Флёр: брюнеткам и шатенкам лучше не реветь, нос краснеет.

Общими усилиями Гермиону привели в божеский вид.

— Может мне пока на Гриммо? — жалобно спросила она.

— Ну, думай, подруга, как лучше, — усмехнулась Джинни. — Раньше ты такой робкой не была и уж перед тёщей Билла бы не спасовала.

Гермиона надулась, но возразить ей было нечего.

Девушки вернулись в гостиную.

— Ах, дог’огая, — мадам Делакур бросилась к Гермионе, — я совсем не хотела вас обидеть!

— Ну что вы, мадам, всё в порядке, — улыбнулась Гермиона.

Кое-как мир в гостиной был восстановлен.

Прошло ещё минут сорок, во время которых был почти съеден десерт. Разговор старательно вёлся на отвлечённые темы, и мадам Делакур вполне сносно поддерживала разговор о жизни магов во Франции, когда, наконец, появился Драко.

— Извините, что задержался, — он протянул Биллу букет роз, — это вашей жене. Добрый день, миссис Уизли. Bonjour, madame.

— Где тебя так долго носило? — спросил Гарри.

— Я аппарировал мисс Амано к воротам Хогвартса, — ответил Драко, — а потом вернулся в Косой переулок, но не сразу нашёл дом.

Он подошёл к Гермионе и сел рядом, с тревогой пытаясь понять, обижена она на его долгое отсутствие или нет.

— Всё в порядке? — спросил он.

— Да, всё хорошо, только я соскучилась, — Гермиона взяла Драко за руку.

Молли захлопотала.

— Ты, наверное, голоден? — она поставила перед Драко тарелку с закусками. — Поешь. Жалко, что малышку не увидишь: Флёр заснула.

— Ничего, — улыбнулся Драко, не выпуская руку Гермионы из своей левой руки и принимаясь за еду. — У меня ещё будет такая возможность.

Гермиона придвинулась поближе, выпустила руку Драко и легко опёрлась о его плечо.

— А я передала записку Виктора для Габи, — прошептала она.

— О! — прошептал Драко в ответ и улыбнулся.

Это был своеобразный вызов.

— Мы вернёмся в школу, и поговорим. У меня для тебя сюрприз. Ты плакала? У тебя глаза покраснели, — это Драко сказал Гермионе на ухо.

— Потом расскажу, — почти неслышно ответила она.

Наконец, дружеский визит, слегка подпорченный ложкой дёгтя, подошёл к концу.

И было решено, что Драко с Гермионой немного задержатся на Гриммо. Гарри попросили предупредить Северуса, чтобы тот не волновался.

Когда они наконец-то остались одни и уселись на диване в гостиной, Драко повторил свой вопрос.

— Просто мадам Делакур слишком много рассуждала о том, о чём её не просят, — ответила Гермиона и вкратце пересказала разговор за столом.

— Если отец станет возражать против тебя, мне будет неприятно и больно. Я не хочу с ним опять ссориться. Но от своих взглядов и своих решений я не отступлю, — промолвил Драко. — Жаль, что этот разговор возник именно сегодня.

— Почему? Сегодня особенный день? — улыбнулась Гермиона.

Драко запаниковал.

Ему и в голову не приходила до сего момента мысль, что Гермиона ведь может ему и отказать, или захочет думать неопределённый срок.

Но он всё же достал из кармана мантии маленькую коробочку.

— Драко? — еле слышно пролепетала Гермиона. — Только не говори мне, что это кольцо.

— Это кольцо.

Со стороны посмотреть на них — так разговор шёл о каких-то ужасах: так оба бледнели и уже едва не тряслись.

— Я прошу тебя, — запинаясь, пробормотал Драко, беря подругу за руку, — когда это станет возможным, стань моей женой.

Он неловко сполз с дивана на пол, становясь на колени, и открыл коробочку.

Гермиона посмотрела на кольцо и издала еле слышное аханье.

Первая мысль была: «Какая красота!»

Вторая: «Боже, сколько оно стоит?!»

Третья и четвёртая спутались, а Гермиона почему-то стала гладить Драко по голове.

— Ты согласна? — спросил он, пытаясь не выронить коробочку из трясущихся пальцев.

Гермиона только покивала молча и протянула ему руку.

Они чуть не упустили кольцо, но оно, в конце концов, оказалось на безымянном пальце.

Драко отбросил коробочку на диван, судорожно выдохнул и обнял Гермиону за талию, уткнувшись ей лицом в колени. Она обняла теперь уже жениха, стараясь не расплакаться.

 

Хогвартс

 

Путём долгих кружений по замку, нужную комнату нашли. И хотя поначалу гостиную хотели разместить подальше от классов, но в результате выбрали пустой класс трансфигурации. Он был большим, не требовал особого ремонта, разве что косметического. Оставалось только левитировать куда-нибудь старые парты и стулья, да завхоз заверил, что эльфы починят камин.

Уроков не было. Оставался в запасе и завтрашний выходной.

«Основатели» гостиной бросили клич, собрали добровольцев, и торжественная процессия из парт и стульев поплыла по коридору в сторону лестниц, чтобы сгинуть в одной из комнат этажом выше.

Попадающиеся по дороге студенты в испуге шарахались в стороны. Некоторые, узнав, в чём дело, присоединялись, сбегав в заброшенный кабинет, выбрав себе парту или стул, и пристроившись в хвосте шествия.

Учительская загудела. Кто-то одобрял инициативу учеников, кто-то иронизировал, говоря, что у них быстро пропадёт запал. Но особых возражений не возникло. А Флитвик даже порадовался, что это ещё один практикум в магии.

После того как аудиторию очистили от мебели, на стены и потолок обрушился шквал заклинания Эванеско. Пыль и паутина были уничтожены. И мистер Джонс отправил всех отдыхать. На завтра назначили сбор и поход по замку в поисках мебели для гостиной.

— Дракл, мы вкалывали, как эльфы! — попытался запоздало возмутиться один из слизеринцев.

— На себя вкалывали, — рыкнул на него Забини.

Такое его рвение объяснялось просто. Он заметил идущую по коридору Шицзуки, при виде которой слизеринцы все подобрались и приосанились.

— Три-четыре! — заговорщески прошептал Блез.

— Здравствуйте, госпожа декан! — дружно проорали его сокурсники.

Шицзуки улыбнулась им, проплывая мимо.

Она спешила к ближайшему камину, чтобы переместиться в директорский кабинет.

— Прикиньте, если мы так Минерве прокричим? — засмеялся Колин.

Только дойдя до лестниц, большинство сообразило, что так и прошли они всю дорогу вместе, не разделяясь на группы.

Тихий вечер опустился на замок и окрестности. Все вернулись, всё было на своих местах. Выдержав натиск сокурсниц, которые чуть не оглушили её визгом и не задушили от восторга, Гермиона решила навестить Шицзуки. Ей сейчас очень не хватало разговора с женщиной, которой бы она доверяла. Окажись рядом мама, и она мало чем могла бы помочь, потому что не представляла себе нравы магического мира.

— Можно к вам, мисс Амано? — Гермиона постучала в дверь и заглянула в комнату.

Шицзуки сидела у камина в гнезде из подушек и пила чай со сладостями.

Сибаритствовала.

— Конечно, дорогая! Входите!

Она похлопала по подушке возле себя.

— Выпейте со мной чаю. Чёрного, — добавила Шицу. — Просто английский чай со сладостями. Хотите?

— Спасибо, — Гермиона уселась рядом.

И откуда у мисс Амано столько подушек? Диван и два кресла образовывали за их спинами полукруг, уютно отгораживая от остальной комнаты.

Призывать предметы у Шицзуки получалось очень хорошо. Она поймала вылетевшую из буфета для Гермионы чашку, налила чаю и приготовилась слушать.

— Завтра вся магическая Британия узнает, что Драко сделал мне предложение, — усмехнулась Гермиона, выпил полчашки и съев пару конфет.

— Ну и что? — улыбнулась Шицзуки. — Появится несколько публикаций в «Ведьмополитене», всего-то. Зато представьте себе, что поднимется, когда Гарри женится на Джинни.

Гермиона рассмеялась:

— Мне не привыкать. На четвёртом курсе нас с Гарри чуть не поженили, а меня потом обвинили в измене герою.

Шицзуки посматривала на кольцо, блестевшее на пальце у девушки. Ей сегодня пришлось много пересмотреть и в руках передержать, прежде чем нашли это.

— Оно очень красивое, — сказала Гермиона, поймав взгляд женщины.

— Да, эльфийское, старинное. Хорошее кольцо, и принадлежало хорошим людям. Драко не хотел, чтобы вещь хранила что-то плохое на себе, поэтому и пригласил меня — проверить.

— А выглядит, как новое, — хмыкнула Гермиона.

— Как всякая вещь такого рода. Это не простое серебро.

Гермиона погладила кольцо и улыбнулась.

Шицзуки поставила чашку на поднос и поправила пару прядок у девушки.

Гермиона удивлённо посмотрела на лису. Обычно она больше внимания уделяла в их дружеском кругу юношам, а на неё и Джинни не особо обращала внимание.

Но, разуютившись немного, Гермиона опять начала говорить: рассказала про малышку Уизли и про тёщу Билла тоже. Шицзуки слушала и не перебивала, только кивала да по голове поглаживала. Допив чай, Гермиона поставила чашку рядом с первой, потом улеглась на подушках, свернувшись калачиком, и положила голову Шицзуки на колени. Иногда в детстве она так сидела с мамой. Редко, правда.

— У нас ведь всё будет хорошо с Драко?

— Да, — ответила Шицу, продолжая перебирать густые каштановые волосы,— если вы оба будете любить и держаться друг друга. Тогда всё у вас будет так, как и предначертано.

Гермионе хотелось спросить, когда Шицзуки и Северус поженятся, но она постеснялась лезть не в своё дело.

— И помните, что вам всегда помогут близкие, что вы не одни, — добавила Шицу, и Гермиона насторожилась.

Значит, не всё так гладко сложится. Да она иного и не ожидала.

— Как вы думаете, чем займётся Драко после школы? — спросила она.

— И кто из нас тут лиса? — улыбнулась Шицзуки. — Драко станет работать в Отделе тайн. Это я могу сказать.

Значит, семья, работа. Это звучало более чем конкретно, и Гермиона успокоилась.

А всё прочее её не пугало. Со свойственной юности горячностью она была уверена, что любовь преодолеет всё, включая сплетни и гипотетического тестя, чьё явление маячило в неясном будущем.

Драко стоял на лестничной площадке и ждал Гермиону. Лестницы уже не двигались внизу — почти все обитатели замка разошлись по комнатам. Потом один пролёт скрипнул и поехал в сторону. Драко перегнулся через перила. Но не Гермиона поднималась по лестнице, а невыразимец Негус направлялся в отведённые ему комнаты. Почему-то при виде этого человека Драко охватывала какая-то непонятная тоска, и он поспешил отпрянуть назад, пока маг его не заметил. Негус имел несколько бесед с Гарри, с тех пор, как появился в школе. О содержании этих бесед Гарри сообщил лишь в общих чертах. Вроде бы речь в них шла о его дальнейшем обучении техникам медитации, охраны сознания и прочем в таком роде. Ничего тревожного, казалось бы. И всё же Негус Драко чем-то пугал.

Опять скрипнула лестница, где-то внизу.

На это раз Драко возрадовался и сбежал вниз на один пролёт, дожидаясь, пока Гермиона поднималась всё выше и выше, и пока она не оказалась у него в объятиях.

Ich bin allein zur Nacht gegangen

Die späten Vögel nicht mehr sangen

Sah Sonnenkinder im Gewimmel und so

rief ich in den gestirnten Himmel

Morgenstern ach scheine

auf die Liebste meine

Wirf ein warmes Licht

auf ihr Ungesicht

Sag ihr sie ist nicht alleine

Хогвартс. 6 октября

За стенами замка зарядили дожди. Вслед за дождями пришла усталость.

Особенно выматывали разговоры с невыразимцем. Они были необходимы, и Северус это понимал, но, разумеется, это понимание совершенно не прибавляло душевных сил.

Негус был человеком полностью закрытым. Он всегда говорил тихим, мягким голосом. Двигался так же почти бесшумно. Был очень внимателен в разговоре, и когда Северусу становилось невмоготу, то вежливо заканчивал беседу и уходил.

— Значит Гарри не нужно собирать все части души Лорда? — спрашивал Снейп таким вот дождливым вечером у невыразимца, сидя у камина и утешаясь стаканчиком виски.

Негус не пил спиртного вообще — он согревался чаем с лимоном.

— Никто не сможет это сделать, — ответил невыразимец. — Достаточно, впрочем, четырёх или пяти, чтобы мы смогли говорить о цельной личности, и чтобы начало формироваться новое эфирное тело.

— А дальше?

— Дальше всё зависит от самого Тома Реддла, — ответил Негус. — Для Гарри же сложность вот в чём: первые две части было легко найти, потому что он с ними лично соприкасался.

Снейп кивнул.

— Правда, он рассказывал о снах, где он видел Лорда в возрасте примерно лет сорока-сорока пяти. Может быть, чуть постарше. Он видел его таким, каким бы и выглядел Том Реддл, не устраивай он на себе таких чудовищных экспериментов. Вы знаете об этих снах, правда?

Снейп знал. Конечно.

— В этих снах Лорд больше рассказывал о себе, — заметил он, — о своём детстве и юности. Можно ли считать, что он хочет быть понятым?

— Несомненно, — ответил Негус. — А когда Лорд понял, что его попытка сделать крестраж из живого человека удалась, как вы думаете?

Декабрь 1995 года

Снейп не привык, чтобы в комнатах так топили. А Лорд ещё и кутался в тёплую мантию, сидя у камина.

— Значит, старик хочет, чтобы ты учил Поттера окклюменции? — в обычно бесстрастном голосе Лорда послышалась ирония.

— Сам он не может, — ответил Снейп, стоя напротив и жарясь у камина. — Вам это известно, милорд. Директор старается меньше общаться с Поттером из-за присутствия в школе Долорес Амбридж.

Красные глаза лениво следили, как по виску Северуса ползёт капля пота.

— Возьми стул и сядь, — взмах руки куда-то в сторону от огня.

— Благодарю, милорд.

— Или старик что-то задумал, или он выжил из ума, — продолжил Вольдеморт, дождавшись, когда Снейп сядет. — Он должен знать, что окклюменции можно научиться или наедине с самим собой, оттачивая потом своё мастерство с сильным противником.

Тут безгубый рот мага тронула усмешка.

— Или же овладеть этим искусством можно с тем, кому ученик доверяет.

И тут он взглянул на Снейпа.

— Доверяет, — повторил он и начал хохотать.

Снейп вежливо осклабился.

— Да, вы правы, милорд. У директора всегда было своеобразное чувство юмора.

— А что Поттер? Уже обрадован таким известием?

— Нет, милорд. Пока нет.

— Что ещё нового у героя? — настроение у Лорда было явно хорошее, и это проявлялось всегда тем, что он начинал язвить.

Снейп поморщился.

— Мальчишка стал совершенно невыносим и всё больше походит на своего отца.

— Да? Красивый, значит, мальчик, — усмехнулся Лорд. — Его отец был привлекательным мужчиной. А тут ещё и материнские глаза…

Снейп стиснул зубы и побледнел.

— Нечего зубами скрежетать, — выражение лица Хозяина стало жёстким. — Думаешь, я не знаю, что ты мне не всё рассказываешь? Так что терпи. И мне всё же любопытно, когда ты успокоишься по поводу этой женщины. Вот ты морщишься…

Лорд подался в сторону Снейпа, опираясь о подлокотник.

— Осуждаешь, — прошипел он.

— Нет, милорд, — спокойно ответил Снейп.

Лорд пристально посмотрел на него.

— А ведь не лжёшь, — глаза его сузились, став двумя красными щёлками. — Простил, видишь ли.

— Милорд, кто я такой, чтобы что-то прощать вам или нет? — устало промолвил Снейп.

Хорошее настроение Лорда всегда было палкой о двух концах.

Правда, на сей раз буря пронеслась мимо.

— Что же, Северус, учи мальчишку, — усмехнулся Хозяин. — Учи, как следует. Учи, как это ты обычно делаешь.

У Снейпа выработалась привычка: всякий раз, когда его осеняла догадка по поводу мыслей и идей Лорда, он тут же мысленно начинал язвить по поводу Поттера, тем более, что идеи Лорда в последнее время касались почти исключительно его.

Вот и сейчас на лице профессора отобразилось недовольство, что очень позабавило Вольдеморта.

— Вероятно, ты сообщишь радостную новость Поттеру, когда тот ещё будет у своего крёстного? — поинтересовался Лорд, выпустив ещё один ядовитый шип. — Всё же Фиделиус — это гениальное заклятие. Просто гениальное. Помнится, бывал я когда-то давно в доме Блэков, тогда Сириус ещё даже не родился. Вот редкий образчик слабоумия. За все двенадцать лет, которые он провёл в Азкабане, он что же, ни разу не задался вопросом, почему Дамблдор не попытался выяснить правду?

По поводу умственных способностей Блэка Снейп был полностью солидарен с Лордом, а вот вопрос был поставлен интересный.

— Кажется, недруг твой школьный торчит в штабе и носа наружу не кажет? — усмехнулся Вольдеморт.

— Воистину, милорд, — ответил в тон Снейп.

Бусинка за бусинкой нанизывались на нитку, а цельная картина никак не складывалась. Что нужно Лорду, почему он вдруг отказался от мысли убить Поттера? Что хочет директор? Зачем такое странное поручение? Эти мысли Снейп от Хозяина не прятал, зная, что они только повеселят его. Когда Лорд был так расположен, как сегодня, Снейп, несмотря на ядовитые уколы, всё же имел до сих пор какие-то привилегии.

— Что ж, выполняй поручение старика, — промолвил Лорд, давая понять, что аудиенция окончена.

Снейп встал со стула и опустился на колени перед креслом, намереваясь поцеловать по традиции край мантии Вольдеморта. Когда он выпрямился, Хозяин приподнял его голову за подбородок и пристально посмотрел в глаза. Пальцы не сильно сжимали подбородок, но Снейпу казалось, что его стиснули клещами. Он запаниковал.

— Тебе тогда было так неприятно? — прошептал Лорд, усмехнувшись.

Снейп покачал головой.

— Мне было страшно, милорд.

Он проглотил ком в горле.

Пальцы медленным движением соскользнули с его подбородка.

— Да? А мне было хорошо, — Лорд тихо рассмеялся и махнул рукой в сторону двери. — Ступай.

Снейп поспешил покинуть дом. На поместье Эйвери было наложено то же заклинание, что и на штаб Ордена. И Лорд, и Альбус словно вели какой-то свой, личный поединок.

Когда Снейп уже удалился от дома так далеко, чтобы его нельзя было видеть из окон, он согнулся в три погибели, почти уткнувшись головой в оледеневшие кусты, и его вывернуло. За прошедшие в отсутствии Лорда годы некоторые душевные раны Снейпа залечились. Некоторые, но не все. И он панически боялся, что Вольдеморту придёт в голову мысль вернуться к старому. Правда, возродившись, Лорд утратил интерес к некоторым своим прежним развлечениям.

Нужно было возвращаться в школу, но Снейп аппарировал в старый дом в Тупике прядильщиков. Оказавшись в тёмной гостиной, он затопил камин, зажёг пару свечей, сел в кресло и стал думать. Директор многое скрывал от него — это было очевидно. И скрывал не только с благой целью. Снейпа всё чаще посещала мысль, что он совсем близко подобрался к разгадке, совсем близко, и ему не хватает всего пары кирпичиков.

В голове крутились обрывки воспоминаний. Регулус, который утверждал, что узнал какую-то тайну Лорда. Лорд, который клятвенно обещал, что не убьёт мальчишку, потому что нет смысла убивать Избранного, о котором ему доподлинно известно. И тот же Лорд, пришедший на самайн в дом Поттеров, убивший обоих супругов и пытавшийся убить ребёнка. И сам же поверженный от заклятия Авада Кедавра. И вот тут был первый непонятный момент: Авада не уничтожает тело. Мёртвых Поттеров извлекли из разрушенного дома, а тело Лорда так и не нашли. И опять же — почему дом был разрушен? Разве Авада даёт такой мощный выброс магии? Может быть, это было какое-то другое заклятие, неизвестное Снейпу? Другими словами, Лорд не собирался убивать Гарри, но что-то пытался с ним сделать, и любовь Лили стала защитой.

Снейп вскочил с места и заходил по комнате. Он не сдерживал себя в такие моменты, и со стороны казался буйным: бормотал себе под нос, размахивал руками, скалился. Нет, тут можно было биться об стену, сколько угодно, но никакого просвета Снейп не видел.

Он попробовал подойти к проблеме с другого конца. Лорд вернулся и попытался сразу же убить Поттера. У него не получилось из-за родства палочек и просто уникального везения мальчишки. Ну, что ж… Никто не мешал ему повторить попытку. Однако теперь Лорд убивать Поттера не хочет, зато ему зачем-то понадобилось пророчество, которое хранилось в Министерстве. Полное пророчество. Лорд не предпринимает никаких решительных действий, ограничиваясь точечными ударами, которые порой ему даже не приписывают. Это понятно. Ему выгодно, что Поттера и Альбуса считают провокаторами.

А вот теперь ещё и окклюменция, которой Альбус почему-то своего любимца обучать не берётся. Зато поручает это Снейпу — человеку, который наименее для этого подходит. Зачем? Поттер учиться не будет — это ясно. Поттер будет по-прежнему дерзить, он будет раздражаться и доводить его своими намёками. И в результате это ни к чему не приведёт. Как была у мальчишки странная эмоциональная связь с Лордом, так она и останется.

Снейп замер на месте и расхохотался. Не иначе, как Альбус таким образом пытается наладить между ними двумя некое подобие общения. Абсурд.

Вернувшись в кресло, Снейп зло потыкал кочергой в камин.

Надо успокоиться. Попытаться опять ухватить нить размышлений. Итак, Альбус. Альбус ничего не делает для того, чтобы выяснить правду о якобы предательстве Блэка, и, по сути, обрекает того на длительное заключение в Азкабане всего лишь за ошибку, когда тот передал своё знание об убежище Поттеров Петтигрю. Это что же было? Такое моральное судилище в надежде, что Сириус поумнеет, научится обдумывать свои поступки, раскается в своём высокомерии? Альбуса можно считать каким угодно человеком, но только не наивным.

Гарри помещают в семью Петуньи, где ему совершенно не место. Альбус объяснял это тем, что Гарри лучше расти вне магического мира, где его испортит чрезмерная известность. Что ж, Снейп не мог не признать, что, попади мальчишка к крёстному, он очень скоро превратился бы в его уменьшенную копию. Так, может быть, в этом и был смысл устранённости Дамблдора от судьбы Блэка?

Снейп задумчиво хмыкнул и улыбнулся.

И всё же? Неужели никого бы не нашлось более подходящего, чем Дурсли? Как эксперимент какой-то: выживет или нет? Выжил. И пришёл в Хогвартс. И занял место своего отца, и почти каждый день Снейп видит перед собой лицо Джеймса и глаза Лили.

Внезапно накатила дурнота, словно его завертело на какой-то чудовищной центрифуге.

Лица мелькали перед внутренним взором: мальчишки. Лорда, Альбуса. И они смотрели, и что-то требовали, и чего-то ждали, а он так устал. Так устал.

Снейп подался в кресле вперёд, стиснув руки, пытаясь справиться с дурнотой. Кусочки воспоминаний, которые он так старательно пытался разложить в цельную картину, опять спутались. Вместо понимания — опять хаос. И какие-то ненужные вроде бы моменты пришли на ум: внезапный гнев Лорда на Люциуса за утрату того старого школьного дневника Тома Реддла, удивление Лорда по поводу того, что Поттер говорит на парселтанге.

— Я устал, — прошептал Снейп в пространство.

Он вслушивался в звуки старого дома, в поскрипывания половиц, в шорохи под плинтусами.

— Я устал…

Но рядом никого не было и некому было пожаловаться.

Он сидел молча и уже не считал минуты, и казалось, что прошло уже много времени, так много, и когда выстрелило полено в камине, ему померещилось, что это хлопок аппарации, и он вскочил с кресла, и закричал кому-то разодранным в гневе ртом:

— Это мой дом!

Кому он кричал? Разве он ждал сейчас хоть кого-то? Хоть одну живую душу?

Снейп протянул руки, словно ощупывая пустоту вокруг себя. Потом достал палочку, затушил свечи, огонь в камине, не оставив ни одного горячего уголька, и аппарировал.

В лесу Снейп выбрался из небольшого сугроба, который образовался тут за время его отсутствия, взял метлу, оставленную в условном месте, и полетел в полутора метрах над землёй, лавируя между стволов. Он летел со скоростью человека, бегущего трусцой. Над головой между ветвями виднелось фосфорически светящееся ночное небо. Опять пойдёт снег.

Когда Снейп уже подлетал к опушке, стали падать первые снежинки. Зависнув над землёй, профессор поднял лицо к небу. Холодное и мягкое касалось кожи и превращалось в капли.

Снейп планировал на метле до задней двери, не желая оставлять следы на свежем полотне. Только сейчас, в каникулы, и можно было насладиться видом девственно белого пространства. А в обычное время только с утра. После занятий из замка выбегали ученики, и снег во дворе и вокруг замка моментально оказывался изрыт цепочками следов. Особенно раздражали Снейпа вмятины от тел. Была такая забава: упасть в сугроб, раскинув руки, а потом кто-то помогал упавшему подняться, чтобы не потревожить образовавшуюся ямку. На снегу оставались даже отпечатки шерстяной вязки на студенческих шапочках.

Оказавшись в своих комнатах, Снейп наскоро привёл себя в порядок и переместился через камин в кабинет директора. Дамблдор, сидящий за столом, поднял голову, оторвавшись от чтения увесистого тома.

— Ты сегодня долго, Северус, — промолвил он тихо. — Я уже начал волноваться.

— Всё в порядке, Альбус, — спокойно ответил Снейп.

— Садись, мой мальчик, садись, — директор кивнул в сторону кресла.

Снейп сел и молча посмотрел на Дамблдора. В этой комнате ему было находиться почти так же тяжело, как в поместье. Правда, причина была иная. С тех пор, как Лорд вернулся, они с Альбусом старательно держали дистанцию. Снейп порой испытывал чувства, похожие на чувства провинившегося ребёнка, когда он тоскливо ждёт наказания.

Он наскоро отчитался. Да и рассказывать-то особо было нечего. Правда, Снейп упомянул о словах Лорда, касающихся Сириуса. Дамблдор наклонил голову, глядя на Северуса поверх очков-половинок. Снейп спокойно выдержал этот взгляд.

— Почему вы не можете учить Поттера окклюменции? — спросил он.

— Хорошо, что ты так ставишь вопрос. Не могу. Именно.

— Ты же прекрасно знаешь, что в школе у нас появилась лишняя пара любопытных ушей, — ответил Альбус. — Обучение Окклюменции — процесс сложный, требует регулярных занятий. Незачем Гарри так часто бывать у меня. Это привлечёт слишком пристальное внимание мисс Амбридж.

— И причина только в этом? Понимаю, конечно, что если Поттер будет торчать регулярно у меня в подземельях, то это не вызовет никаких подозрений. Ему давно пора получить пару хороших отработок.

— Северус, надеюсь, ты понимаешь, что Гарри крайне важно научить закрывать своё сознание, — спокойно произнёс Дамблдор, игнорируя профессорскую провокацию. — Особенно после случая с Артуром.

— Держу пари, что мальчишка наверняка задаст мне вопрос: зачем же терять такой источник информации о Лорде, — парировал Снейп. — В последнее время он всё больше лезет на рожон, стал слишком неосторожным и во всём копирует своего крёстного.

Директор промолчал.

— Единственный, кто бы мог оказать на него хоть какое-то положительное влияние, — продолжил Снейп, — это Люпин. Но он отмалчивается в тени своего блестящего друга.

— Северус, — мягко упрекнул директор. — Ты слишком часто поминаешь в разговоре Сириуса.

— Надо же мне на кого-то плеваться ядом, — усмехнулся Снейп.

— Хочешь чаю? — улыбнулся Дамблдор.

— Мне кажется, что вы что-то скрываете от меня, — произнёс Снейп, игнорируя предложение, — что-то очень важное, касающееся Лорда и Поттера.

— Разумеется, — ответил директор, вставая с места и подходя к камину. — Правда, я сам пока что не уверен до конца, что мои предположения верны.

Он сел в кресло напротив.

— Потому и не спешу посвящать тебя. Но ты скоро всё узнаешь, Северус. Я обещаю тебе. Не скажу, что мне доставит радость сообщить тебе правду. Просто не будет иного выхода. Пока что у нас патовая ситуация, как видишь. Мы не можем противопоставить Тому силы одного только Ордена. А Министерство не на нашей стороне. Вот почему сейчас крайне важно, чтобы Том как-то себя выдал. Чем больше мы охраняем пророчество, тем он больше теряет терпение. Том — хороший шахматист, но он лучше играет в нападении, а не в защите.

— Да, он уже теряет терпение, потому и послал свой фамильяр, — пробормотал Снейп себе под нос.

Ему показалось, что директор хотел возразить на его слова, но промолчал.

— Пока каникулы не кончились, пожалуйста, Северус, отправляйся в штаб и передай Сириусу это письмо от меня. Это по поводу уроков окклюменции.

Чтобы письмо прилетело со стола в руку Альбуса, ему не нужна была палочка.

Снейп взял письмо и поморщился.

— Хорошо.

Он знал, что возражать всё равно бесполезно.

Хогвартс

Негус вытаскивал из Снейпа воспоминания, конечно, не вдаваясь в особые подробности. Ему были нужны только факты и больше ничего. Но Северус, погружаясь в прошлое, переживал некоторые вещи вновь и вновь. И некоторые картины, вроде Блэка, сидящего на стуле и балансирующего на двух ножках, вызывали горький смех. Снейп отнёс тогда письмо, и вёл себя, как полный кретин, поддавшись на провокации Сириуса. Ему было неприятно, что мальчишка видел сцену их ссоры. Ему было неприятно наблюдать, как Блэк небрежно отодвигает крестника в сторону, когда тот встал между ними. Потом начались уроки окклюменции, и поначалу Снейп, как мог, сдерживал себя и старался не слишком давить на Поттера. Но тот и так вспыхивал, как порох, при малейшей искре.

Снейп тоже нервничал. Ему, право же, было решительно всё равно, с кем там Поттер целовался под омелой. Но он был возмущён, увидев детские воспоминания мальчишки. И, как обычно, начал язвить, чтобы скрыть настоящие чувства. Перед каждым уроком он сбрасывал в думотвод нежелательные воспоминания, которые Поттер не должен был увидеть, если мальчишке вдруг повезёт хоть как-то проникнуть в его сознание. А тот всё больше раздражался и начал нападать с совершенно недетской яростью. И даже усмотрел в памяти Снейпа несколько эпизодов, про которые тот и сам не вспоминал. А потом Поттер залез в думотвод, и вслед ему полетела приснопамятная банка с сушёными тараканами.

Откровенно говоря, Снейп ждал, что Поттер принесёт хоть формальные извинения. Он был почти уверен, что мальчишка спросит у крёстного и Люпина о том эпизоде, и то, что Поттер упорно молчал, убедило Снейпа, что оба бывших Мародёра никак на воспитанника не повлияли, словно так и надо было. Альбуса в школе тогда уже не было, он был в бегах, и Снейп не возобновил занятия, и всячески Поттера игнорировал. Школа бурлила, все боролись с Амбридж, и до экзаменов было уже недалеко.

На Снейпа нашла какая-то странная апатия. Единственное, что вывело его из себя и как-то всколыхнуло, — это нападение Авроров на Минерву.

Потом до него дошли слухи, что Лорд планирует рейд Пожирателей в Отдел тайн. Собственно, даже донесенная до Альбуса информация эта была бесполезна. Сам Лорд бы не сунулся в Министерство, а взять пророчество никто из его слуг не смог бы. Но по Ордену было объявлено о готовности к ответным действиям. Экзамены уже шли к концу, когда с Поттером случился тот обморок на Истории магии.

Пока Амбридж была занята учениками, Снейп через свой камин связался с площадью Гриммо. Единственное, что он себе позволил, это увидеть недовольную физиономию Сириуса и услышать:

— Чего тебе надо, Снейп?

Блэк был на месте, и Снейп успокоился. Как оказалось, рано. Через тридцать минут к нему в кабинет ввалился Драко, чьё лицо было облеплено мелкими вечерницами. Драко стукался о косяки и стены и тщетно пытался стряхнуть летучих мышей.

Как же Снейп костерил их всех мысленно: всех этих малолетних спасателей, героев магического мира! Отправив орущего Драко к мадам Помфри, Снейп опять полез в камин. На сей раз, он потребовал у Блэка отчёта: кто сейчас в штабе. В штабе был только Ремус, и пришлось ждать, пока соберутся те, кто сейчас оказался наиболее доступен. Объяснив обстановку, Снейп объявил, что директора он уведомит и на всякий случай поищет детей в Запретном лесу — вдруг они ещё там?

— Кикимер! — завопил Сириус.

— При чём тут твой эльф? — рыкнул Снейп. — Оставайся в доме и расскажи всё директору. А он возьмёт тебя с собой, если сочтёт нужным.

— Вот уж в твоих указаниях я не нуждаюсь, Снейп! — процедил Блэк. — Кикимер, твою мать!

— Опомнись! — кажется, они пытались уже переорать друг друга. — Подумай о мальчишке, в конце концов!

Снейп страшно жалел, что он не может сейчас переместиться на Гриммо и набить этому идиоту физиономию. Но упоминание о крестнике, кажется, немного отрезвило Сириуса.

— Жди Дамблдора! — отрезал Снейп и, отпрянув из зелёного пламени, поспешил в совятню. Он мог, конечно, послать Патронуса, но и сова долетела бы до Хогсмита, затратив столько же времени. Отправив записку в «Кабанью голову», Северус поспешил в лес.

* * *

— И вы их там не нашли, — подытожил Негус.

— Нет, не нашёл. Они на фестралах уже летели в Лондон. Если бы в Штабе тогда было достаточно народа, то мы обошлись бы малой кровью. Да и Альбус потратил много времени, допрашивая Кикимера.

— Тем не менее, были арестованы Пожиратели, да и Лорд выдал себя, — заметил невыразимец.

— Да, и он был в ярости. Именно из-за того, что себя выдал, а не из-за разбившегося Пророчества. Люциусу Малфою повезло: он оказался недосягаем для гнева Хозяина.

Снейп помрачнел.

— А вы? — спросил Негус.

— А я получил за двоих…

— Круцио?

— Нет… нет… Кнут Гриндевальда.

— Эх! — только и смог произнести Негус.

Он покачал головой.

— И сколько?

— Три.

— Да, — протянул собеседник Снейпа.

— В ту, давнюю, войну Гриндевальд так допрашивал обычно. Лорд пылал гневом, и почему-то не подумал, что может добиться от меня какой-то информации. Он просто хотел наказать.

— Средство допроса это, конечно, изуверское, но действенное. Хотя можно ведь убить, а ничего не добиться.

Даже сейчас на Снейпа накатила от воспоминаний тошнота.

— Вызвал Лорд меня не сразу, а через день. Думаю ещё, что он был так зол, потому на Беллатрикс сорваться не мог. Всё же он по-своему был привязан к этой женщине.

— Вот как? — Негус поспешил перевести разговор на другую тему. — На самом деле привязан?

— Да. Белла, конечно, была страшной женщиной. Собственно, женского в ней оставалось крайне мало. То, что ещё сохранилось, всё перешло в маниакальную любовь к Лорду. Белла была единственной женщиной, которая вызывала в нём какие-то чувства.

Июнь 1979 года

— Снейп, подожди! — Белла схватила его за рукав, когда они вышли с очередного собрания у Лорда, и потащила по коридору. Нынешнее было без масок, для узкого круга особо приближённых.

Толкнув дверь в какую-то полутёмную комнату, Белла потянула Снейпа за собой, к пыльному окну, которое давало немного света.

— Ты варишь для Нарциссы зелье? — спросила она Северуса в лоб.

— Я не знал, что это какой-то криминал, — промолвил Снейп.

— Варишь, варишь, я знаю. Помоги мне, — она придвинулась почти вплотную, глядя на Северуса снизу вверх своим всегдашним полубезумным взглядом. И всё-таки она была ещё красивой женщиной.

— Чем я тебе могу помочь?

— Я хочу ребёнка.

Снейп бы посмеялся, конечно, над двусмысленностью ситуации, если бы мог.

— Белла, это ведь тот случай, когда отец — предполагаемый отец — не только должен быть в курсе, но и сам должен принимать решение, — ответил он осторожно.

— Северус, ты забываешь, что я замужем, — мурлыкнула Белла, прижимаясь к нему.

— Иногда забываю, — усмехнулся он, чувствуя, что краснеет.

А муж-то сам помнил, что у него жена есть?

— Белла, я тебе, конечно, мог бы помочь. Наверное. Если ты готова потерять то, что имеешь.

— Почему же потерять? — нахмурилась ведьма.

— Ты не сможешь убивать, будешь чувствовать себя как наркоман во время ломки. А если будешь — всё одно: подумай, кого ты родишь.

Белла презрительно скривила губы.

— Даже если тебя это не волнует, подумай вот о чём: Лорд очень ревнив, и он собственник. А любая женщина в определённый период вся отдаётся ребёнку. Если же ты будешь плохой матерью, то это так же отвратит Лорда от тебя. Получается палка о двух концах. И ты понимаешь, что он был бы не в восторге от твоей беременности. Иначе бы ты ко мне не обращалась и не делала из этого тайны, Подумай, Белла. Лорд и так не слишком жалует женщин.

— Да уж, — процедила Беллатрикс, толкнув Снейпа в грудь и отодвинувшись.

Она зло посмотрела на него.

— Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? — с деланным спокойствием спросил Снейп.

— Если бы тебе это доставляло удовольствие, я бы тебя давно убила, — ответила Белла.

— И оказала бы мне этим большую услугу…

— Нет уж, — усмехнувшись, ведьма похлопала Снейпа по щеке, — живи, малыш. Наслаждайся!

Она расхохоталась и вышла из комнаты.

Снейп не сразу направился следом. Он задумчиво смотрел на парк через пыльное окно. Потом достал палочку и зачем-то очистил стекло. Июньская зелень была свежа после прошедшего с утра дождя. Снейп чуть улыбнулся, и тут Метку дёрнуло. Не так, как это бывало при общем сборе. Звали только его.

Пока Северус шёл по коридору обратно в каминную, у него было немного времени, чтобы привести мысли в порядок.

— Милорд? — у порога комнаты он почтительно склонился.

Вольдеморт сидел в кресле, поза была расслаблена.

— Иди сюда, — он поманил Снейпа бледными пальцами, — садись, кузен.

Снейп поспешил сесть, как было велено, в соседнее кресло. Обращение настраивало на неофициальную беседу, но Лорд был всегда непредсказуем.

— Что от тебя было нужно Белле? — спросил Реддл.

— Ничего особенного, милорд.

— Надеюсь, она тебе не угрожала?

— Нет, милорд.

Вольдеморт вдруг рассмеялся.

— Многие считают, что сёстры Блэк друг на друга не похожи. Внешне — да, а вот что касается характера и образа мыслей…

Он встал и прошёлся по комнате. Снейп уже приучил себя не оборачиваться и не следить за его передвижениями. Он обиженно сжал губы и стал смотреть в негорящий камин.

— Ну-ну, — прохладная ладонь Лорда вдруг легла на его голову. — Вот уж уродился ты пессимистом, кузен. Нет чтобы подумать о том, что тебя предпочитают обеим женщинам, и каким женщинам.

— Милорд изволит шутить? — Снейп даже позволил себе нотку сарказма.

Милорд не шутил. Снейп вспомнил давешнее «живи, малыш, наслаждайся» и покорно поднялся на ноги.

— Мне не нравится твоё настроение, — задумчиво протянул Лорд, нахмурившись.

— Я недостаточно послушен, милорд? — Снейпу вдруг начисто отказал инстинкт самосохранения.

— Напротив, слишком послушен, — в голосе Лорда послышалась нотка пресыщения.

Собственно, вот это и выматывало. Эти капризы и невозможность угадать, что в следующую минуту Лорд сделает или подумает, и как реагировать на его настроения, а вовсе не то, что он изредка имел Снейпа. По-своему он был даже внимательным любовником.

— Мне прямо сейчас начать сопротивляться? — спросил Северус и с облегчением получил пощёчину.

Лорд сжал его запястье и трансгрессировал с ним в спальню.

Там, прижатый к стене, Северус несколько успокоился, подставляя шею под крепкие поцелуи. Расслабьтесь и получите удовольствие.

— Раздевайся, — ладонь Лорда была очень настойчива, и он, удовлетворившись результатом, отошёл от Снейпа, расстёгивая и скидывая с себя мантию. Пока Хозяин стоял к нему спиной, Северус торопился, но всё же на нём было больше одежды. И Лорд уже растянулся на кровати, следя из-под опущенных век за путающимся в брюках молодым человеком.

— Иди сюда, — наконец позвал он, совершенно бытовым жестом похлопав ладонью по постели рядом с собой.

Снейп присел на край постели, потом медленно перевалился и полулёжа устроился рядом с Вольдемортом. Тот его никогда не торопил. Северус сейчас старался ни о чём не думать, но, оставаясь наедине с самим собой, он не мог найти логического объяснения, почему он всегда испытывает такой подсознательный страх, когда оказывается в постели с Лордом. С ним не обращались грубо, Реддл в нынешнем своём виде не был ему противен физически. И всё же сердце опять сжалось, а за грудиной разрастался тяжёлый горячий узел. Вольдеморт запустил ему пальцы в волосы и надавил слегка на затылок. Снейп облизнул губы.

* * *

Будь Лорд маглом, он бы сразу отправлял любовника в душ. А так хватался за палочку и применял очищающее. Правда, бывали и у него секунды слабости, когда он лежал, обнимая Снейпа поперёк живота, и тяжело дышал. Иногда он даже нарочито прижимался к нему и в совсем уж исключительных случаях позволял себе разок поцеловать — в плечо или под ухом. Следующее, что предстояло угадать: оставит ли на ночь или отправит восвояси. Впрочем, если собирался отправить, то говорил об этом сразу же, веля одеваться. Если молчал и укладывался на половине постели, то оставалось только лечь рядом. Обычно Лорд любил поговорить.

— И всё же, что хотела Белла? — спросил он вновь.

Сейчас Снейп бы не смог сопротивляться и что-то пытаться скрыть, и он в общих словах передал содержание своего разговора с Беллатрикс.

— Умно, — заметил Лорд. — И ты был совершенно прав. У Беллы это просто блажь, и во многом из-за тебя. Но она всё же здравомыслящая женщина и не станет пытаться удержать меня, забеременев.

Снейп лежал на боку и смотрел на Лорда.

— Почему вам это так нравится? — спросил тот, обернувшись к Снейпу.

— Что, милорд?

— Обниматься. После.

«Вам». Видимо, ещё и Белле.

— Это естественное желание, если не имеешь дело с насильником или со шлюхой, — ответил Снейп.

— Ты не шлюха, — спокойно констатировал Лорд. — И уж тем более не Белла.

«Мы люди, особо приближённые к телу», — подумал Снейп и усмехнулся.

— Ты сегодня решил вывести меня из терпения? — отреагировал Реддл на усмешку. — Или разговор с Беллой так выбил тебя из колеи?

— Не знаю, милорд, наверное.

Лорд качнул головой.

— Двигайся ближе, — разрешил он.

Снейп придвинулся и нерешительно обнял Вольдеморта, не решаясь всё же положить голову ему на плечо. Просто придвинулся вплотную и положил руку поперёк его тела.

— Доволен? — в голосе Лорда послышалась ирония.

— Не совсем.

— Какой капризный, — усмехнулся Реддл и поднял руку, чтобы Снейп поднырнул под неё.

Это было что-то необычное. Увы, страсть к экспериментам была в Снейпе неистребима. Он устроился с максимальным удобством, положил голову на плечо Реддла, невольно погладил его безволосую грудь.

— Вы сильный мужчина, милорд, — промолвил он.

— Тебе тоже грех жаловаться, — Лорд снисходительно потрепал Северуса по затылку. — Тебе всего двадцать два года.

Лорд решил, видимо, что на сегодня вольностей достаточно.

— Спи, — не приказным, но всё же не терпящим возражения тоном сказал он, прижимая к своему плечу голову Снейпа, который, было, поднял её, чтобы посмотреть на выражение лица Хозяина. — Спи.

Хогвартс

— Сэр? — голос Негуса звучал откуда-то издалека. — Профессор.

Снейп взглянул на него недоумевающее и поймал себя на том, что поглаживает левое предплечье.

— Давайте закончим на сегодня, — попросил он.

— Конечно, профессор, — Негус встал, — да и поздно уже.

Они попрощались, и Снейп потом сидел у камина и пил виски. И долго ходил по кабинету. Курил. После таких воспоминаний он не решался идти к Шицзуки.

Негус направлялся в отведённую ему комнату, когда на повороте он столкнулся с Драко Малфоем, спешащим в факультетские апартаменты. Молодой человек поздоровался и попытался ретироваться побыстрее.

— Погодите, мистер Малфой, — остановил его Негус. — Мне кажется, или вы меня избегаете?

Драко покраснел.

— Вам не кажется. Мне как-то очень… очень неуютно, — пробормотал он. — Чувствую что-то странное, как будто случится несчастье.

— Со мной или с кем-то ещё? — спокойно спросил невыразимец.

— Не могу сказать, сэр, — признался Драко.

— А это бывает, когда вы меня видите, или когда меня даже просто упоминают?

— Когда вижу, сэр.

— Что ж, я беседовал с мисс Амано по поводу вашего дара. Он, несомненно, набирает силу. И это понятно: вы были на волосок от смерти. Такие потрясения часто являются катализатором провидческих способностей. Дайте мне руку.

Негус сжал ладонь молодого человека и смотрел, как он на глазах бледнеет и глядит на него с ужасом.

— Не нужно так ужасаться, Драко. Я всё знаю.

— Боже мой…

— Только не говорите мистеру Поттеру, — попросил Негус. — Вообще не говорите никому.

— И ничего нельзя сделать? — прошептал Драко потрясённо.

— Ничего, — Негус безмятежно улыбнулся. — Не переживайте. Бояться не нужно. Тем более что вы всё видели.

Невыразимец похлопал Драко по плечу и пошёл к себе, а Драко так и застыл посреди коридора, глядя вслед мужчине со смесью восхищения и страха в глазах.

Посылаю тебе, Постум, эти книги

Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?

Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?

Все интриги, вероятно, да обжорство.

И. Бродский

Азкабан. 24 октября 1998 года

Когда Малфой говорил стражу Тэмпли, что тот оказывает заключённым плохую услугу, обращаясь с ними более мягко, чем прочие мракоборцы, он был прав. Конечно, если бы график дежурств в Азкабане был устроен несколько иначе и после таких изуверов, как Элленбек, появлялся Тэмпли, то заключённые имели бы возможность отдохнуть от постоянного напряжения. Но было, увы, наоборот, и приходилось себя сразу стреноживать и бояться вздохнуть лишний раз.

У каждого своя метода, вот и у Элленбека была своя. Он мог пропустить явное нарушение режима, но при этом прицепиться к какой-то мелочи, раздуть из этого историю и наказать. Наказывал он тоже по своей методике: заставлял стоять у стенки, например, прислонившись к ней спиной и подняв руки. Руки опускать было нельзя — сигнальные чары тут же срабатывали, и тогда уже пощады ждать не приходилось. Стена была холодная, тело быстро затекало, начинало ломить, особенно ослабленное постоянным вынужденным бездействием. А Элленбек мог не появляться довольно долго. Некоторые в таком положении даже предпочитали побои.

К вечеру напряжение немного спало. Даже Элленбеку иногда надоедало постоянно торчать в блоке. Люциус прислушался к шорохам, вздохам и бормотаниям. Потом улёгся на навесную койку, приподнял тюфяк и вытащил из-под кожаной обивки, которую он раньше немного распорол по шву, письмо Драко.

Люциус выучил его наизусть, поэтому и при тусклом свете безошибочно угадывал слова.

«Дорогой папа!

Спасибо, что ответил мне»

Это было уже второе письмо сына, после предыдущей неуклюжей попытки Люциуса связаться с ним через Снейпа. Драко написал тогда длинное письмо: всё больше о школе, пытаясь обойти острые углы, вроде своего перехода на Гриффиндор. Хотя это обстоятельство Люциуса как раз не задевало. Это было очень практичным решением, оно играло на имидж семьи. Было, правда, обстоятельство, которое Люциуса беспокоило: на Гриффиндоре вместе с Поттером и Уизли училась эта грязнокровка Грейнджер, рядом с которой Драко и так провёл целый год. Что касается юношеских шашней, тут Люциус ничего против не имел, тем более что девица должна быть счастлива, если Драко обратит на неё не только дружеское внимание. Люциус успокаивал себя тем, что жениться Драко рано, ему ещё предстояло как-то определиться в мире, после окончания Хогвартса.

«Всё идёт замечательно. Я делаю успехи у Шицзуки-сан и, наверняка, после Хогвартса пойду в Отдел тайн. Согласись, что это очень интересно, и, кроме того, почётно».

Да, это было неплохо, даже для Малфоя. Это не просто Министерство, где Малфои никогда не служили, это Отдел тайн. Это положение в обществе, пусть даже не совсем то, которого бы Люциус желал для своего сына, но таковы уж времена.

«В школе многое изменилось, взять хотя бы общую гостиную, про которую я тебе уже писал. Она открылась. Не скажу, что там собирается много народа, но зато там есть студенты со всех факультетов».

Новая политика, понятно. Тем более что в этой гостиной Драко может общаться и со слизеринцами, с которыми сохранил связи.

«Если есть хоть какая-то возможность, хотя Эмма, конечно, тоже пишет матери, но всё же — если есть возможность (ты понимаешь, о чём я), передай миссис Ноббс привет от дочери. Она не одинока, у неё есть друзья, которые не дают её в обиду».

Друзья. Ладно, хоть Шелмердин. А так — два гриффиндорца.

Ну что же, он уже просил Тэмпли, и тот передал привет. Со стражем Люциус как раз отправлял свой ответ на это письмо. Значит, в следующие выходные Тэмпли привезёт из дома ответ Драко.

Люциусу удалось уговорить Тэмпли оставить ему это письмо и не забирать, хотя, конечно, страж был недоволен. Письма, как и раньше, шли в обход тюремной цензуры, передавались из рук в руки. Тэмпли предупредил, что не может до бесконечности рисковать своим положением, и в следующий раз пусть Люциус посылает письмо обычным порядком.

Он задумался и очнулся только тогда, когда позади него лязгнула решётка.

Быстро сунув письмо под матрас, Люциус вскочил и привычно завёл руки за спину.

В камеру вошёл Элленбек.

— Что там у тебя за бумага? — рявкнул он.

Люциус только помотал головой и показал пустые руки.

— Ничего, страж Элленбек. Вам показалось.

— Ах, мне показалось? — прошипел мракоборец. — Акцио!

Письмо влетело ему в руку.

— Посмотрим, что там…

Он повертел листок в руках.

— И без печати. Любопытно, как оно сюда попало.

Что нашло в следующую секунду на Люциуса, он и сам понять не мог. Он кинулся на Элленбека, выхватил у него из рук письмо и стал рвать его на клочки, запихивая некоторые в рот и глотая их, давясь и кашляя. Страж даже остолбенел на несколько мгновений от неожиданности, совершенно не ожидав от заключённого такой наглости. Потом, правда, Элленбек пришёл в себя и тут же наградил Малфоя Круцио. Он стоял и смотрел, как арестант корчится от боли на полу и синеет, задыхаясь, так как клочки бумаги попали не в то горло. Усмехнувшись, он применил манящие чары, снимая при этом непростительное, и Малфоя вырвало размокшей бумагой. Дальше Элленбек не стал прибегать к магии, а пустил в ход ноги. Люциус успел закрыть руками голову, но по голове его бить не собирались. Удары наносились в живот и по пояснице. Он столько раз за свою жизнь получал Круцио, что даже в какой-то мере привык к той боли. Но боль от обычных побоев почему-то воспринималась не только телом — она ещё невозможно унижала.

Вскоре Люциус перестал кричать, но прежде чем потерять сознание, он почувствовал, как воздух вдруг завибрировал от пролетевшего мимо заклинания.

Хогсмит. 25 октября 1998 года

— Погода — блеск! — воскликнул Рон, глядя на ясное осеннее небо.

Все дружно его поддержали, радуясь необычно ясному и погожему дню — прямо как на заказ, чтобы посетить Хогсмит. Было прохладно, но почти безветренно. За два дня без дождей дорога подсохла, идти было легко.

Их большая компания была вынуждена то и дело сбиваться в тесную кучу, чтобы пропустить идущих следом за ними.

— Парами бы пошли! — крикнул кто-то из Равенкло, проходя мимо.

— Точно! Как скауты пойдём, и с речёвкой! — парировала Гермиона.

— А кто такие скауты? — поинтересовался Забини.

— Это… Ну такая детская организация у маглов. Они ходят в походы, учатся ставить палатки, разводить костры. Собирают деньги на благотворительные нужды: ходят по домам и что-то чисто символически продают — печенье, например. У нас в школе за достижения начисляют баллы, а у скаутов дают значки и нашивки.

— Занятно, — сказал Рон. — И они ходят строем? А речёвка — это что?

— Под неё маршировать удобно, — рассмеялась Гермиона, прочитав начало самой традиционной.

— Сейчас как построимся парами, да как завалимся так в деревню! — покатился со смеху Шел.

— Парами не получится, — отозвался Колин. — Нас трое.

Эмма шла как раз между парнями, и из них двоих никто не собирался уступать.

— И у Рона тоже пары нет, — заметил Финикс.

— Рональд, — Шел томно похлопал ресницами. — Ты пойдёшь со мной?

— Да иди ты! — заржал Рон в ответ.

Пока все смеялись, на дороге возник затор, и только дружные возмущённые вопли сзади заставили компанию старых и новоиспечённых друзей разбиться пусть и не на пары, но на группы.

— Ты чем-то расстроен? — тихо спросила Гермиона у Драко, который, пусть и улыбался общим шуткам, но был с утра молчалив.

— Я?

— Нет, я.

— Не сердись, — Драко погладил руку Гермионы, продетую ему под локоть. — Просто я волнуюсь о Гарри. Да ещё Негус…

Он не мог никому рассказать, что узнал от Негуса, и опять приходилось врать и изворачиваться.

— Он говорил с мисс Амано, и та сказала ему, что мой дар всё больше развивается, а ты же знаешь, что он у меня несколько специфичный.

— Ничего, — ответила Гермиона таким серьёзным тоном, что Драко поначалу поверил и попался, — зато он очень полезен в семейной жизни. Ты всегда будешь знать, когда наши дети могут упасть и разбить коленки.

Драко наконец-то рассмеялся.

— Дети должны разбивать коленки, иначе они не научатся правильно падать, — изрёк он, поймал удивлённый взгляд Гермионы и добавил, — это не мои слова, а Северуса.

Взгляд стал ещё более удивлённым. Вот уж кого трудно было представить, рассуждающим на темы воспитания маленьких детей.

— Мне было семь лет, и мы с мамой были в Хогсмите, встречались с Северусом. Он в тот период был в короткой ссоре с моим отцом, а я очень хотел встретиться с крёстным и замучил маму просьбами. И вот мы втроём шли по улице, и я носился туда-сюда. Мама стала переживать, что я упаду. Тогда Северус и произнёс историческую фразу, — улыбнулся Драко. — А я почему-то запомнил.

— Очень мудрое замечание, — рассмеялась Гермиона.

Получилось, что они шли первыми. За ними — Гарри с Джинни, к которым пристроились Шел и Рон, правда с разных сторон. Потом шли Колин, Финикс и Эмма. А замыкали шествие Полумна и Забини, совершенно случайно оказавшиеся рядом, но при этом притягивающие к себе любопытные взгляды.

— Ты только не обращай внимания, — наконец робко попросила Полумна.

— Да я и не обращаю, — пробасил Забини, почему-то широко улыбнувшись.

Он был намного выше Полумны, и та задрала голову, с интересом разглядывая Блеза.

— Ты чего? — дружелюбно поинтересовался он.

— А ты красивый, — сказала Полумна таким тоном, что у Забини приоткрылся рот от неожиданности. Его, можно сказать, оценили. С похожим выражением лица Полумна обычно изрекала свои сентенции про кизляков и мозгошмыгов.

— Спасибо, — ответил он, покашляв.

— Нет, правда, — не унималась девушка, посчитав, что ей не поверили и нужны аргументы. — У тебя очень приятный оттенок кожи.

Оттенок кожи Забини стал ещё более приятным — щёки покрылись заметным румянцем.

— И ты такой высокий и сильный, и глаза…

— А… Эмм… Полумна, — Забини был готов провалиться сквозь землю, — спасибо, но не надо мне так… Такие вещи говорить.

Он выдохнул, кое-как сформулировав мысль.

— Ну, извини.

— Да чего извиняться? Просто я смущаюсь, — Блез поднял голову вверх, оценив оттенок осеннего неба.

Они замолчали. Полумна насупилась, а Забини про себя думал, какие они всё же странные, эти женщины. И ещё он думал, а не угостить ли ему чем-нибудь Полумну? А что она любит, интересно?

— Куда пойдём? — спросил Гарри Джинни.

Он чувствовал себя на редкость хорошо сегодня. Ночью прекрасно выспался, ничто не беспокоило уже несколько суток. Джинни была рядом — такая родная, что дух захватывало. И хотелось понежничать.

— Хочешь в «Сладкое королевство»?

Джинни погладила Гарри по щеке и быстро поцеловала в губы.

— Тебе сладкого хочется? — улыбнулась она.

— Ну вот, — Гарри легко подхватил шутку, — ты меня раскусила. Меня на шоколад что-то тянет в последнее время.

— Ещё бы не тянуло. Можно в «Королевство», а можно и горячего шоколада у Розмерты попить.

У троицы, которая шла позади них, разговор не очень-то клеился. Правда, между парнями уже была договорённость, что первым делом они идут с Эммой в ателье колдографа. Ну, а дальше — куда Эмма захочет. Они немного поговорили о трансфигурации, немного о погоде. И Колин, и Финикс мечтали остаться с Эммой наедине, понимая, что это практически невыполнимое желание.

Сама Эмма не была такой уж наивной девочкой, и в душе начинала сожалеть, что ей, видимо, придётся отказаться от дружбы с обоими, потому что она вовсе не думала о них, как о бой-френдах. Впрочем, она пока что ни о ком так не думала и не мечтала. Слизеринская практичность подсказывала ей, что, и в случае с Колином, и в случае с Клиффордом, мечты были бы пустой тратой времени. Всё равно ничего не получится. Один — маглорождённый, а другой — гриффиндорец и сын магла, убитого Пожирателями. В первом случае стала бы возражать тётка Эммы, во втором — мать Финикса. Дружить они ещё могут, а вот что-то большее…

Когда компания добралась до деревни, то Эмма с кавалерами сразу отправилась в ателье, а остальные пошли уже проторённым маршрутом: «Сладкое королевство», «Зонко», «Три метлы». Было приятно просто отдохнуть, пошататься, побездельничать. В «Трёх мётлах» пришлось сдвинуть два стола, чтобы усесться всем вместе, да ещё занять места для Эммы и парней, которые пришли очень быстро.

— Как сходили-то? — поинтересовалась Джинни.

Колин и Клифф заняли места по обе стороны от Эммы. Рон не удержался и фыркнул, и тут же схлопотал от Гермионы по затылку.

— Эй! Вот его воспитывай! — он указал на Драко.

— Не волнуйся, Уизли, — промолвил тот с фирменными интонациями. — Меня тоже воспитывают. Но нежно.

Гарри не удержался и затрясся от смеха, закрыв лицо ладонью.

— Да тихо вы! — цыкнула Джинни. — Что колдограф-то сказал, Эмма?

— Говорит, что восстановить нельзя, — вздохнула девочка.

Финикс мрачно упёр взгляд в стол.

— Это мы ещё посмотрим, — сказал Колин.

— Ладно, чего заказывать будем? — спросил Забини.

Все полезли в карманы, за исключением Джинни и Гермионы — им не давали за себя платить.

— Можно я тебя угощу? — спросил Блез у Полумны.

— Если хочешь, — ответила та безмятежно.

Когда к ним подошла официантка, то все с заказами уже определились. Ну, само собой, сливочное пиво — это всем. И к нему сырные шарики, гренки — без чеснока! — просто солёные. Ещё тройную жареную картошку — просто поклевать, кому захочется. А дальше — как пойдёт.

Когда им задали дежурный вопрос, что они будут заказывать, то Финикс поднял голову, обернувшись на ведьму средних лет, которая подошла к их столу, и замер.

— Привет, ма, — сказал он.

— Привет, — улыбнулась женщина, с интересом разглядывая компанию в разнопёрых мантиях.

— Познакомь нас, что ли, — предложил Шелмердин.

— Ах, да… — Клифф вскочил. — Ма, познакомься, мои друзья…

Он стал называть всех по очереди по именам, опуская фамилии. Конечно, миссис Финикс не могла не знать, кто такой Гарри, или кто такой Драко. Или Рон с Гермионой. Остальных она не стала переспрашивать.

— Сейчас принесу заказ, — улыбнулась она и пошла к стойке.

— Ма! — Клифф кинулся за ней.

— Мне кажется, или у Финикса какие-то проблемы с матерью? — промолвил Шелмердин, провожая гриффиндорца глазами.

Эмма тоже смотрела Клиффорду вослед, и в глазах её читалось беспокойство.

— Ты давно тут, ма? — Клифф подошёл к матери, которая заполняла подносы заказом у стойки.

— Третий день, потому ещё и не написала тебе. Мне сказали, что вас сегодня отпустят в Хогсмит.

Финикс был рад, что мать наконец-то нашла работу у магов. И, кажется, была всем довольна. Он чмокнул её в щёку.

— Давай я тебе помогу.

— Не надо. Какие у тебя друзья интересные. Даже со Слизерина.

— Ну и что такого? — спросил Финикс, чувствуя некоторую тревогу.

— Этот красавчик — он кто? — миссис Финикс посмотрела в сторону столов.

— А? Ты имеешь в виду Шелмердина?

— Шелмердины? Хорошая семья, уважаемая. Блез — это, я полагаю, Забини? Ну, там мать командует. Забини-то парень по отчиму, кажется.

— Не интересовался, — ответил Клифф.

— Девушка с Равенкло — она кто?

— Её отец — редактор «Придиры», — начал раздражаться Финикс, чувствуя, куда ветер дует.

— Лавгуды, значит.

— Колин Криви — он маглорождённый волшебник. Младший брат у него тоже на Гриффиндоре, — решился назвать остальных Клифф. — И рядом с ним Эмма Ноббс. Мы с ней дружим. Все мы.

— Ноббс? — переспросила миссис Финикс, и Клифф увидел, как она вдруг стиснула зубы. — Ты дружишь с дочерью Пожирателя?

— Ма, Эмма — не Пожиратель, и её отец мёртв, ты наверняка читала газеты. Она вообще не знала, что её родители служат Лорду.

— И ты веришь в эту чушь? Её отец вполне мог быть среди тех, кто напал на нас, ты об этом думал? — миссис Финикс возвысила голос.

— Ма, ты не могла бы говорить потише? — попросил Клиффорд. — Я думал об этом, а потом перестал. Эмма — это Эмма.

А разговаривали-то они при мадам Розмерте. Она до поры не вмешивалась в разговор, но когда подносы были уже заполнены, а миссис Финикс продолжала выяснять отношения с сыном, хозяйка вмешалась:

— Вы клиентов обслуживать собираетесь, дорогуша?

— Сейчас, — сказала мать Клиффорда таким тоном и с таким выражением лица, что тот в панике посмотрел на Розмерту и замотал головой.

— Вернитесь за стол, молодой человек, — попросила хозяйка «Трёх мётел».

Клиффорд послушался. Он подошёл к столам и занял своё место.

— Всё нормально, — улыбнулся он, отвечая на обеспокоенные взгляды. — Меня просто послали, потому что я мешаю работать.

Но заказ принесла Розмерта, и это выдало Клиффорда с головой. Правда, сидящие за столом друзья деликатно не стали обращать на это внимание.

— Налетай! — скомандовал Рон, беря сырный шарик и делая глоток сливочного пива. Облизнув пену с губ, он макнул шарик в соус и, довольно жмурясь, положил его в рот. Пока все дружно прикладывались к кружкам и закусывали, это немного развеяло напряжение за столом, но Клиффорд еле усидел на месте, когда заметил, что Колин ободряюще пожал Эмме руку. Ему захотелось его тут же придушить.

После следующего глотка, Полумна оглядела всю компанию и рассмеялась:

— Не облизывайтесь. Вы все такие усатые! Колин, сними нас для истории, а?

— Давайте, — согласился тот. — Перебирайтесь на ту сторону.

Девочек усадили, а парни встали позади них. Только Рон и Шел оказались по обе стороны от позирующих в гордом одиночестве. Теперь Колину захотелось запустить кружкой в Финикса — тот положил ладони Эмме на плечи, и она позволила. Но он мужественно отошёл на некоторое расстояние от стола, наведя объектив на компанию.

— Улыбнитесь! Снимаю!

Но в последний момент выражение лиц друзей вдруг изменилось, как будто они увидели позади Колина что-то очень забавное. В сочетании в пенными усами это делало будущую колдографию просто клоунадой.

— Вы чего?

— Посмотри, какой Патронус, — хихикнула Полумна.

Колин обернулся и увидел серебристого лиса. Патронус вспрыгнул на скамью и произнёс голосом Снейпа:

— Гарри, Драко, девочки, я вас срочно жду у себя. Есть важный разговор. Если Рон хочет, пусть приходит с вами.

И лис растаял серебристым дымком.

— Ну вот, посидели, называется, — проворчал Рон.

— Да оставайся, потом всё расскажем, — и Джинни съела один шарик, запив его пивом, и утащила несколько гренок — себе и Гарри. Пока они собирались, надевая уличные мантии и повязывая шарфы, Драко сходил к стойке и вернулся с двумя бутылочками пива — в дорогу.

— Четыре не потянем, — он отдал бутылочки уже готовому идти Гарри и стал одеваться.

Они не слишком беспокоились. Если бы случилось что-то неприятное, то Северус бы не Патронуса прислал, а явился бы сам и создал бы портал до своего кабинета. Но всё равно надо было поторопиться. И они покинули «Три метлы», оставив друзей развлекаться дальше, хотя кое-кто из них пребывал уже в растрёпанных чувствах.

Азкабан. Тот же день

Люциус очнулся и почувствовал, что лежит на кровати. Когда уже не первый год жмёшься на узкой койке, то даже самая затрапезная кровать покажется королевским ложем. А ещё под головой была подушка, и в помещении было тепло. Значит, он в лазарете. Пальцы нащупали ткань постельного белья. Погладили пусть грубоватый, но свежий лён.

Люциус открыл глаза и зажмурился — он отвык от такого яркого освещения, а от белизны потолка стало больно. Он попробовал пошевелиться, но застонал от боли во всём теле.

— Вам нельзя вставать, мистер Малфой, — услышал он женский голос.

О, кажется, Тэмпли был вовсе не одинок в Азкабане. Вот и тут его величают мистером.

Люциус открыл глаза и посмотрел на целительницу в белом чепце. Обычная женщина, ничем не примечательная. Озабоченное выражение лица, ранние морщины от усталости.

— Дня через два вы будете в порядке. Элленбек очень сильно вас избил и повредил внутренние органы.

— А как я? Тут как? — пробормотал Люциус, сжавшись невольно под одеялом.

— Страж Тэмпли ворвался к вам в камеру и отбил вас у Элленбека. Тот выбрал неудачное время — под самый конец своего дежурства, — ответила целительница.

Люциус не мог не заметить, что Тэмпли она назвала по уставу, а Элленбека просто по фамилии.

— И где сейчас страж Тэмпли? — спросил он.

— Они оба арестованы и переправлены в Лондон, — ответила целительница и села на стол неподалёку от кровати, — оба посажены под домашний арест. В пятницу будет слушание Визенгамота.

— Но за что же Тэмпли? Его за что? — Люциус попытался приподняться на локтях, но тут же отказался от этой попытки.

— Элленбек выдвинул встречное обвинение — в нарушении служебных инструкций. Кажется, письма, которые приносил вам Тэмпли, не были просмотрены цензурой?

Малфой только тихо простонал.

— И что грозит Тэмпли? — спросил он.

— Ну, кто знает? В верхах сейчас такое брожение… Могут вовсе выгнать из ведомства. Обоих. То есть Тэмпли отдадут на съедение радикалам, чтобы как-то их задобрить.

Целительница встала.

— Ладно, мистер Малфой. Давайте займёмся вами, а то мне скоро передавать дежурство.

— Подождите, — остановил её Люциус, — как вас зовут?

— Адамина Блейк. Мисс Блейк.

— Мисс Блейк, вы бы хотели помочь мистеру Тэмпли? — спросил Люциус.

— Конечно, хотела бы, но не вижу способа.

— Возможно, кто-то мог бы повлиять на события, только они не в курсе происшедшего. Вы могли бы доставить письмо в Хогвартс? А ещё лучше рассказать всё на словах?

— Вы имеете в виду директора Хогвартса? — уточнила целительница.

— Да, его.

— Хорошо. Тогда я сегодня доберусь до Хогвартса и встречусь с директором Снейпом.

— Правда? — такое быстрое согласие Люциуса насторожило.

— Правда. Если вы считаете, что это может как-то помочь Тэмпли, то я это сделаю. Мне, надо сказать, надоело латать заключённых после дежурств Элленбека.

Вот это был аргумент вполне понятный, и Люциус успокоился. Он чувствовал себя отвратительно — и не столько из-за физического состояния, сколько от стыда, что он так глупо подвёл Тэмпли. Это было в высшей степени неразумно с его стороны — так подводить полезного человека. Разумеется, дело исключительно в этом. Только у него появился в Азкабане какой-никакой союзник, и он сам же всё испортил.

Следующие несколько минут были для Люциуса очень неприятными: ему пришлось познакомиться с больничной уткой, и его реакция вызвала у мисс Блейк снисходительную усмешку.

— Ничего, завтра сами до туалета доберётесь. Понимаю: вы не любите чувствовать себя беспомощным. А вы просто отдыхайте, пока есть возможность. И ничего не бойтесь — тут вам никто не причинит вреда.

— Странно…

— Что странно? — не поняла мисс Блейк.

— Нет, ничего…

— Да полно вам. Мы тут всё же целители. Наше дело, чтобы вы дожили до освобождения и вернулись домой. Вам ведь есть к кому возвращаться. А Элленбек… Ну что же, в семье не без урода, знаете ли. И дело даже не в нём самом, а в самой системе. Не тюрьма, а какое-то ходячее средневековье.

— Вы магла? — догадался Люциус.

— Полукровка, — ответила целительница.

Она напоила Малфоя зельями, попрощалась и пошла сдавать дежурство, ещё раз пообещав, что незамедлительно отправится в Хогвартс.

Лондон. Министерство магии. 26 октября. Утро

Кабинет Министра поражал своей монументальностью с претензией на величие. Гарри даже посочувствовал Скримджеру: в таком помещении можно только восседать и принимать посетителей, а работать невозможно.

Вчера в Хогвартсе они долго все вместе обсуждали создавшееся положение, когда выслушали рассказ целительницы из Азкабана. И, в конце концов, Гарри заявил, что он сам поговорит со Скримджером. Никто бы, конечно, не посадил Тэмпли в Азкабан, но вполне закономерное чувство благодарности по отношению к человеку, который помог Драко, побуждало попытаться замолвить за него словечко.

Шицзуки отправилась в Лондон с Гарри — создавать благоприятную атмосферу, как она сказала. Это благоприятствование выразилось в том, что Гарри очень легко пропустили к Министру, и при этом его появление не вызвало ненужного любопытства.

Увидев посетителя, Министр даже поднялся со своего места и вышел из-за стола — вряд ли кто-то ещё удостаивался такого почёта. Гарри почувствовал себя немного неловко.

— Добрый день, мистер Поттер. Какой приятный сюрприз.

Министр улыбался, но в его глазах явно читался вопрос: «А что понадобилось от меня герою?»

— Добрый день. Я не отвлекаю вас от работы, надеюсь? — постарался выдержать светский тон Гарри.

— Немного отдыха мне не повредит, мистер Поттер.

Рядом с огромными книжными шкафами стояли два мягких кресла и между ними — инкрустированный столик. Скримджер предложил Гарри сесть, справился, не желает ли он чаю. От чая Гарри не отказался — от волнения у него пересохло в горле.

— Не буду злоупотреблять вашим временем, сэр, — промолвил он, сделав пару глотков и поставив чашку на столик. — Я пришёл поговорить по поводу последнего инцидента в Азкабане.

— Понимаю. Но, видимо, мисс Блейк вчера сообщила вам, что с мистером Малфоем всё благополучно и он скоро поправится.

Гарри не нашёл, что ответить — Министр улыбнулся.

— Да, она об этом говорила. Но я пришёл по поводу стража Тэмпли, сэр.

— А что страж Тэмпли? — пожал плечами Министр.

— Но ему тоже выдвинуты какие-то обвинения.

Скримджер хмыкнул себе под нос.

— Мистер Поттер, вы напрасно беспокоитесь о нём. Он не наивный романтик, каким вы его, возможно, вообразили. Роджер Тэмпли себя прекрасно обезопасил: оба письма были проштампованы цензурой и занесены в реестр тюремной почты. А то, которое было порвано во время стычки с Элленбеком, — это всего лишь копия. Оригинал хранится там же, где и письма к остальным заключённым: в кабинете коменданта Азкабана.

— Странно как-то. Разрешать заключённым переписку, прочитывать её, а потом изымать и хранить где-то ещё, — пожал Гарри плечами.

— Это даже не глупость системы, а попытка коменданта перестраховаться. За Тэмпли не переживайте, мистер Поттер. У меня насчёт этого мракоборца есть далеко идущие планы. Где-то три месяца тому назад ко мне попала его служебная записка, где он предлагает некоторые реформы нашей пенитенциарной системы. Довольно интересные предложения. Так что ситуация сыграла нам только на руку.

— И в чём же заключаются эти предложения? — спросил Гарри, вовсе не убежденный, что ему надо радоваться услышанному.

— Она становится более похожа на магловскую. Конечно, с учётом некоторых наших особенностей.

— Насколько я знаю, в современных тюрьмах заключённые работают, имеют возможность поддерживать в хорошем состоянии свою физическую форму, в тюрьмах есть даже библиотеки.

— Совершенно верно, — кивнул Министр.

— И вы хотите, чтобы в Азкабане было так? — Гарри посмотрел на Министра с таким несколько опасливым любопытством, словно перед ним был неизвестное науке магическое существо, прикидывающееся человеком.

— Я думаю, что мне удастся назначить комендантом Азкабана Тэмпли, — кивнул он.

Гарри вспомнил, как в отсутствие дяди и тётки он как-то смотрел у них телевизор, и шёл какой-то американский фильм, где героя сажают в тюрьму. Он представил себе бывших Пожирателей, которые драят свои камеры или играют на прогулке в волейбол, и чуть не прыснул.

— Надеюсь, что Тэмпли будут помогать в его работе? — поинтересовался он.

— Конечно. Никто его на произвол судьбы бросать не собирается.

— Если всё это получится, сэр, то будет здорово, — Гарри опять взял чашку.

— Позвольте, — Скримджер достал палочку и чуть подогрел чай, — он уже остыл.

— Спасибо, сэр.

— Раз уж вы тут, хочу воспользоваться моментом и спросить: как ваши дела, мистер Поттер? — осведомился Министр.

— Спасибо, хорошо.

— Вы нашли общий язык с мистером Негусом?

— Да, — кивнул Гарри, — да.

— Что ж, отлично. Не могу сказать, что до конца всё понимаю, но в Отделе тайн меня уверили, что происходящее с вами крайне важно. Поэтому удачи вам, и постарайтесь, чтобы с вами ничего не случилось.

— Постараюсь, сэр, — Гарри допил чай и поставил чашку на стол.

Пустая, она тут же исчезла. Эльфы.

— Не хочу вас отрывать от работы, да и в Хогвартсе меня уже ждут, — Гарри встал. — И вам тоже удачи в начинаниях, сэр.

Скримджер встал и протянул ему руку.

— Спасибо.

Министр пожал ему руку, и Гарри покинул кабинет с чувством огромного облегчения. И не только из-за вестей о Тэмпли. Общение с власть предержащими всегда давалось ему нелегко.

Он нашёл Шицзуки, рассказал ей новости. Она обещала погадать на Тэмпли, когда они вернутся в школу. Оставалось только ждать пятницы и свежего номера «Пророка».

В чем радость? Отогнать весь рой сомнений прочь.

И в бой не опоздать, и страх свой превозмочь,

Быть храбрым, и любить стремительность порыва,

И молодости слать привет вольнолюбивый.

Э. Верхарн

Хогвартс. 27 октября 1998 года

С одной стороны — кладка из покрытых лишайником камней. С другой — ели, которых вокруг Замка не так много. Этот уютный закуток был расположен выше пристани, куда сейчас никто не заглядывал. Стена закрывала скамью от озёрного холода. От дождей дерево скамьи стало мокрым, но на то и палочка, чтобы подсушить скамью заклинанием.

Финикс скромно сидел на краешке, а Эмма пристроилась перед скамейкой на корточках и раскладывала на крашеном дереве разноцветные листья, которые набрала во время их прогулки по лесу.

Финиксу наконец-то удалось уговорить девочку пойти с ним погулять. После сцены в «Трёх мётлах» Эмма избегала его, проводила всё больше времени с Колином. Финикс злился, нервничал, нарезал вокруг Эммы круги, пока не поймал, наконец, свою добычу и не уволок на прогулку.

— Что ты будешь с ними делать?

— Сначала устрою так, чтобы они не сохли и не сморщивались, — Эмма достала палочку и стала водить по листьям её кончиком, шепча заклинание.

— А почему?.. — Финикс осёкся и замолчал.

Он, болван, чуть было не спросил Эмму, почему она не пользуется невербальными заклинаниями. Он забыл, что никто из преподавателей не требовал от неё, чтобы она пыталась их освоить.

— Хочу сохранить на память, — улыбнулась Эмма, посмотрев на Клиффорда. — Ох! Что с тобой?

— Ничего, — пробормотал он. — Ты так сказала… Мне показалось, что ты из школы хочешь уйти.

— Нет, что ты! Хороший день был, мне понравилось, как мы погуляли. Вот я и хочу сделать такую памятку, — Эмма задумчиво посмотрела на листья. — Вклеить их в альбом или оформить под стекло в рамку?

— А что за альбом?

— Мой альбом. Что-то вроде дневника. Хочешь, покажу?

— Мне? — Клифф даже покраснел, проникшись степенью доверия.

— Да там ничего такого. Просто всякие мелочи на память.

— Покажи, конечно.

— А тебе правда интересно?

— Правда.

Эмма сложила листья аккуратной кучкой и села рядом с Клиффордом.

— Скажи: я тебя чем-то обидел, что ты со мной два дня не разговаривала? — спросил он.

— Понимаешь: я не хочу, чтобы ты из-за меня ссорился со своей мамой, — ответила Эмма. — Что я от тебя бегала — это неправильно, ты извини меня.

— Я с мамой не ссорился. Эмма… Дело не в тебе, и не во мне, и не в том, что я делаю и с кем я дружу. Дело в том, что мама слишком любит наше несчастье. И я не понимаю, почему я должен поступать так же.

— Клифф… А ты со мной дружишь, потому что ты хочешь… потому что ты меня… из-за того, что ты сделал с колдографией, а потом об этом пожалел, и вот так пытаешься…

— Нет, — ответил Финикс, поняв, что имела в виду Эмма. — Потому что я тебя узнал поближе, и ты мне понравилась, а не потому, что я тебя пожалел. И кто же тебе сказал такое?

— Никто. Это я сама думала, — Эмма опустила голову.

Клиффорд взял её за руку.

— Я тебя не жалею. Я хочу о тебе заботиться.

Эмма подняла на него удивлённый и немного восхищённый взгляд. У Клиффа ёкнуло в груди. Он держал её маленькую ладонь в своей и впервые в жизни мучился такими противоречивыми желаниями. Обнять сейчас Эмму и поцеловать ему казалось неправильным, хотя он очень хотел этого. Но и не обнять было нельзя, потому что она была такая маленькая и беззащитная, и потому что он хотел быть для Эммы чем-то вроде каменной стены, что сейчас ограждала их от ветра с озера. Клиффорд ещё не настолько потерял голову, чтобы не относиться к этой своей уверенности с изрядной долей насмешки. Разум ему подсказывал, что Эмма не настолько одинока, не настолько беззащитна, чтобы ей нужен был такой спасатель, как он. Он вполне понимал, что спасательством заниматься тут — последнее дело.

— Ты знаешь, я очень боюсь… тебя потерять, — признался он.

— Что со мной случится? — удивилась Эмма.

— Ну… потерять — в смысле, что тебя не будет рядом, и я не смогу видеться с тобой.

— Да куда я в этом-то году…

Эмма не договорила. Ветер всё-таки добрался до их убежища и одним махом сдул листья со скамейки.

Клиффорд кинулся их спасать. Собрав их заклинанием, он нашёл камень и положил его на жёлто-оранжевую стопку.

— Теперь не улетят, — сказал он. — Давай поменяемся местами, чтобы на тебя не дуло. Ты не замёрзла?

— Нет, — Эмма отрицательно покачала головой, как-то странно глядя на Финикса, и он совершенно не мог определить значение её взгляда. — До ужина ещё далеко, а я пока в замок не хочу.

Как звук боевой трубы, в голове пронеслась мысль: «Она хочет побыть со мной».

— Давай наколдуем плед, — предложил Клиффорд.

— Давай, — улыбнулась Эмма. — И закутаемся?

— Ага, — он достал из кармана платок и превратил его в плед.

Они сели рядом, накрывшись клетчатой ворсистой тканью. В голове Финикса замелькали коварные мысли — как бы половчее обнять Эмму, чтобы это выглядело естественно. Они сидели рядом, плечо к плечу — каждый держал свой конец пледа. Но Клиффорду этого было мало. Он стал нервно покручивать бахрому пледа и завязывать на ней узлы. Он завязывал, а Эмма развязывала, а потом просто взяла Клиффорда за руку и стала держать. Его тут же бросило в жар, и под пледом ему стало, как в пекле. Он скинул его с плеч, набросил на Эмму, закутал её всю (она тихо засмеялась), а потом зажмурился и обхватил девочку за плечи, прижав к себе. Она не дёрнулась и не попыталась вырваться, а просто прислонилась к Финиксу. Несколько мгновений ему казалось, что сердце сейчас пробьёт грудную клетку. Потом оно вообще, кажется, перестало биться.

— Ты такая маленькая, — прошептал Клиффорд.

— Как мама, — ответила Эмма. — Она тоже маленькая.

— За что её?

— Она знала некоторые вещи. Если бы она сообщила в Министерство, то не было бы столько человеческих жертв, — произнесла Эмма так, словно пересказывала чужие слова.

— Это… за недоносительство, что ли?

— Угу… Маме дали сыворотку правды, и она призналась, что знала, чем занимается… её муж.

— Это же… на мужа-то как же… — Клиффорд не выдержал и поцеловал Эмму в пробор на макушке. — А как ты с тётей — ладишь?

— Тётя Марта хорошая. Она меня не обижает… Но она… я её совсем не знаю. Она мне как чужая, — Эмма всхлипнула.

Клиффорд чуть не взвыл от отчаяния, ещё крепче стискивая руки.

— Я тебя люблю, — выдохнул он и поцеловал Эмму в щёку.

Она вздрогнула, но не отстранилась, а подняла голову и посмотрела на Финикса. Тому вначале показалось, что её взгляд напоминает взгляд ребёнка, которому вдруг подарили слишком ценную игрушку, и он сомневается — не отнимут ли? А точно ли это для него? Она выпростала из-под пледа руку и уцепилась за мантию на его плече.

— Ты не говори ничего, если пока не можешь ответить. Ты только скажи — это тебе нужно или нет? — сказал он.

— Нужно, — шепнула Эмма. — Ты мне нужен.

Она мяла и разглаживала складку на его мантии.

— Не переживай, Эмма, — Клиффорду показалось, что он понял её сомнения. — Главное, что ты знаешь. — Он улыбнулся. — И не послала сразу.

— Дурак! — Эмма стукнула его кулачком в грудь, потом уткнулась в то же место носом.

Последние пять минут Клиффорду было страшно неудобно сидеть на скамье.

— Почему это? — пробормотал он, чувствуя себя как после двух-трёх бутылок сливочного пива.

— Потому, — буркнула Эмма.

— А тебя веснушки на носу, — ни к селу ни к городу промолвил Финикс.

— Неправда! — Эмма вскинула голову и возмущённо посмотрела на него

— Правда. Вот тут, — Клифф поцеловал её в нос.

— А у тебя… У тебя усы, — мстительно сощурив глаза ответила та и, приподнявшись вдруг, поцеловала Финикса в эти самые усики. — Ой, ты что? Тебе неприятно?

— Мне… приятно…

Он только радовался, что сидел в пол-оборота, и что на мантии сзади никаких следов не останется — тёплое медленно ползло по его левому бедру.

— Слушай… мы же опоздаем… — он показал Эмме часы на своём запястье.

— Ой, правда! Надо бежать!

Она вскочила, достала палочку и превратила плед обратно в платок.

Вот что Финикс не мог сейчас физически, так это бежать.

— Я сейчас… я догоню.

Как только Эмма скрылась за каменной кладкой, он, чертыхнувшись, быстро привёл себя в порядок, прихватил забытые листья и поспешил вслед за своей мучительницей в Замок.

После ужина Эмма, придя в общую гостиную, долго раздумывала, с кем бы ей поговорить: с Джинни или с Гермионой? Она, конечно, больше дружила с Полумной, но вот с ней-то о таких вещах точно не посекретничаешь.

Наконец она остановила свой выбор на Гермионе и пошла её искать. Только бы та оказалась в общей гостиной. Эмме и повезло, и не очень. Гермиона нашлась там, где надо, но в большой компании. И главное — в обнимку с Драко.

Эмма помялась-помялась неподалёку, вздохнула и уже собиралась уходить, когда её окликнула Джинни.

— Ты чего? Идём к нам!

— Да я просто… Я хотела с Гермионой поговорить, — откликнулась Эмма.

Гермиона поцеловала Драко в уголок рта и что-то ему сказала. Тот улыбнулся, кивнул и разжал руки.

— Чего? — Гермиона, счастливо сверкая глазами, утащила Эмму в уголок. — Что стряслось?

Хотя Эмма была всего на год младше Джинни и на два — Гермионы, но обе казались ей страшно взрослыми и очень красивыми. Наверное, всё дело было в росте Эммы — обе подруги были её выше на голову.

— Мне просто поговорить надо…

— Пошли в Выручай-комнату, — Гермиона потащила Эмму за руку из общей гостиной. — Или нет — пойдём сюда.

— Но там же пустое крыло.

— Ну и что? Добби нас не выдаст — мы свои.

Гермиона закрыла за собой дверь в пыльный и тёмный коридор, зажгла огонёк на конце палочки. Открыв первую же дверь справа, она завела Эмму в пустой бывший класс.

— Сейчас сядем.

Она отстегнула заколку, увеличила её в размерах и превратила в скамейку.

— Садись — на часок нам хватит. — Рассказывай, что у вас случилось с Финиксом?

— Почему ты так…

— Ну, вы же гулять ходили сегодня, да?

Эмма кивнула.

— Он в тебя влюблён, ты знаешь?

— Откуда ты…

— Да у него на лице всё написано!

Гермиона не стала, конечно, говорить, что Финикс сегодня вечером перед ужином напомнил ей пса, пожирающего преданными глазами хозяйку.

— Он мне сказал, да…

— Ну?

— Я не знаю.

— А? — терпения Гермионе было не занимать, и она по словечку выуживала у Эммы факты.

— Понимаешь, я не знаю, как я его люблю — просто как друга, или… не только как друга.

— Вот теперь понимаю, — ответила Гермиона, нащупав конкретную проблему. — Знаешь, у меня такое было. Я ведь раньше встречалась с Роном. Мы с ним и обнимались, и целовались. Но у меня было всегда такое чувство, что он отдельно и я отдельно. А когда я поближе узнала Драко, когда он меня в первый раз обнял — просто как друг ещё, это было совсем по-другому. Я почувствовала, что он… он мой.

Эмма покраснела и улыбнулась.

— Обнимались?

— Угу…

— Ну и?

Эмма кивнула.

— Он такой сильный, — мечтательно пропела она.

Гермиона радостно рассмеялась, обняла Эмму и звонко чмокнула её в щёку.

— Ну, вот видишь? Всё же хорошо!

— Мамы, — пожаловалась Эмма.

— А! У нас с Драко тоже есть проблема — называется «его папа», но мы друг от друга отказываться не собираемся. Ещё чего!

Эмма вздохнула.

— Это всё война, — сказала Гермиона, поглаживая её по спине. — А вообще обе мамы должны за вас только радоваться. Потому что у каждой был такой Финикс. И у тебя будет, если не откажешься от своего. А мамы потом поймут всё.

— Вряд ли мамы поймут друг друга.

— Тебе когда семнадцать?

— В феврале.

— Ну, и слава Мерлину! Давай держись и не вешай нос.

Эмма хихикнула.

— Ты чего?

— Клифф меня в нос поцеловал. Сказал, что у меня веснушки.

Гермиона критично посмотрела на эммин нос.

— Есть такое, но они миленькие. Не своди. Хорошенькие такие конопушки. Ладно, пошли, а то нас начнут искать. Вот увидишь: Финикс, наверняка, уже пару кругов по школе сделал.

* * *

Снейп разбирал почту, когда в дверь постучали, и вошла Минерва. У них установились такие внешне ровные и нарочито доброжелательные отношения, которые или приводят к взрыву, или к спокойствию на грани равнодушия, когда оба привыкают их поддерживать.

— Что-то случилось? — Снейп встал из-за стола и вышел навстречу коллеге и заму.

— Нет, я просто хотела поговорить по поводу сдачи экзаменов у семикурсников.

— Так рано? — удивился директор. — Садитесь, прошу вас. Чаю?

— Да, не откажусь.

Когда на столике появился чай с кексом, Снейп поухаживал за Минервой, добавив в чай по её просьбе молока и сахара, и справился о цели её визита.

— Я хотела поговорить по поводу возможной сдачи некоторых экзаменов экстерном нашей четвёркой, хотя мистер Уизли упорно отказывается. Но вот Гарри, Гермиона и мистер Малфой вполне могли бы в декабре сдать по предмету, а, возможно, по два. Как преподаватель трансфигурации я не совсем понимаю, что они делают у меня на уроках. Думаю, что и ЗОТИ им вполне по силам. Они ведь, в сущности, сейчас повторяют курс седьмого года. Вы с ними прекрасно занимались, — Минерва улыбнулась, — что ещё раз доказывает, что вы замечательный педагог, Северус.

Снейп покачал головой.

— Вернее было бы сказать, «можете быть таким, когда захотите», — рассмеялся он.

— Можно и так, — улыбнулась МакГонагалл.

— Что ж, я ещё раз поговорю с кандидатами и сделаю запрос в Министерство.

— Это ведь поможет Гарри, верно? — поинтересовалась Минерва. — У него будет больше свободного времени.

— Конечно, — кивнул Северус. — Время для отдыха ему совсем не помешает.

Минерва поставила чашку на стол и замолчала.

— Вы хотите о чём-то спросить? — нарушил молчание Северус.

— Да. Гарри стал больше заниматься с мистером Негусом. Что-то готовится?

— Скоро тридцать первое октября.

— И?

— Это несколько облегчит Гарри задачу. Вы не волнуйтесь, Минерва. Гарри просто попытается побывать там, где он уже был, но не во сне, а в состоянии транса. Негус хочет, чтобы Гарри научился контролировать процесс. Он уже бывал у маленького Тома, и тот относится к Гарри с симпатией. Это всего лишь ребёнок.

— Такой ребёнок, о котором вы когда-то говорили? — недобро усмехнулась Минерва.

Снейп отрицательно покачал головой.

— Просто ребёнок.

— И всё же, я хотела бы понять, чем всё это должно закончиться. Допустим, Гарри соберёт пять частей души Тома Реддла. А дальше?

— На этом его миссия заканчивается. Дальше будут решать другие силы, высшего порядка. Дальше всё будет зависеть от самого Тома.

— Хорошо ещё, что не от Гарри.

Это прозвучало желчно, но Снейп опять не поддался на явную и невольную провокацию.

— Да, я ещё кое-что хотела сказать, — резковато продолжила Минерва. — Вчера я виделась с Розмертой. Она очень недовольна матерью Финикса. Та опять напилась. Может быть, стоит намекнуть мальчику, что дружба его с Эммой Ноббс добром не кончится?

— Минерва…

Снейп достал эти свои ужасные магловские сигареты.

— Позвольте, — он закурил. — Минерва, миссис Финикс пила ещё до того, как Клиффорд подружился с Эммой. Ей не нужен формальный повод, чтобы пить, как всяким алкоголикам. Формальный повод всего лишь оправдывает женщину в её же собственных глазах. Она всё ещё в «Трёх мётлах»?

— Да, Розмерта её пока что не уволила.

— Я попытаюсь поговорить с миссис Финикс, — он пожал плечами. — Хотя вряд ли это возымеет какое-то действие.

Вид курящего Снейпа действовал на Минерву странно волнующе, и она засобиралась.

— Спасибо за чай, Северус, но мне пора. У меня ещё гора работ не проверена.

Бросив сигарету в камин, директор поднялся, любезно проводил её до двери.

Где он только манер таких понабрался?

Когда горгулья встала на своё место, Северус вернулся в кресло и тяжело вздохнул. После визитов Минервы ему всегда хотелось забиться в тёмный и тёплый угол или приткнуться к родному и мягкому боку, пахнущему зелёным чаем и холодным шёлком, который даже горячее женское тело не могло согреть, и чтобы его погладили по голове и пожалели.

Да, он был виноват когда-то. Да, и Минерва была в чём-то не права. Но всё это было дело прошлое. А она постоянно напоминала о том, что он был виноват, что она была не права. Напоминала одним своим видом. В директорстве Снейпа чиновники Министерства были светлым пятном, по сравнению с необходимостью видеть каждый день собственного зама.

* * *

Гарри проснулся глубокой ночью. Он уже привык к своим странным снам, и только взмокшая подушка напоминала о ночном кошмаре. Взяв палочку, Гарри высушил наволочку, потом натянул халат и осторожно спустился в гостиную. Негус ему советовал подробно записывать свои сны, чтобы потом можно было проанализировать их и найти какие-то намёки на то, где искать другие части души Лорда.

Гарри сел за стол в углу гостиной, зажёг свечи, взял пергамент и перо и стал писать:

«Это не было просто сном, мистер Негус. Это было как на пятом курсе, когда я был в теле змеи Лорда, ползущей по коридору Министерства. Я не просто как бы ощущал себя внутри её, а чувствовал и думал, как она. Я был ею.

И сегодня мне не просто снился сон. Я видел часть воспоминаний Тома. Я говорю Тома, потому что ему там было двенадцать или тринадцать лет.

Я буду дальше писать от первого лица, потому что мне так легче передать те чувства, которые он, а значит и я, испытывали. Почему-то я знаю дату: 28 декабря 1940 года.

Я находился в своей комнате в приюте, читал какую-то книгу, и вдруг завыли сирены воздушной тревоги. Я вскочил и схватил заплечный мешок, который у меня был уже приготовлен и лежал на стуле у кровати, и выскочил в коридор. Воспитательницы уже строили там детей по парам. Рядом со мной оказался какой-то мальчик помладше. Он схватил меня за руку. Мне было неприятно, но я перетерпел, потому что тоже был напуган.

Нас повели в бомбоубежище, вход в которое находился в подвале соседнего дома. Туда набилось много народа, нас посадили всех вместе. Это была первая такая бомбардировка, снаружи раздавался страшный грохот, многие женщины в бомбоубежище вскрикивали, кто-то из взрослых, как я слышал, молился. Мне было очень страшно, но я старался держать себя в руках, потому что, когда я начинал бояться особенно сильно, то лампочки разом принимались мигать, а оказаться в полной темноте не хотелось. Потом я словно совсем оцепенел, полностью ушёл в себя, и очнулся, когда воспитательница начала бить меня по щекам, думая, что я потерял сознание. Я не знаю, сколько прошло времени.

Нам повезло, вход не был завален. Мы выбрались наружу. В ад. Я не преувеличиваю. Город пылал, пахло дымом, горелым мясом, выли сирены. Я плохо помню, почему я ушёл от своих — откровенно говоря, я не вполне осознавал в тот момент, что происходит со мной. Лондон я знал хорошо, я привык везде ходить в одиночестве. Я шёл по улицам, шарахаясь от обгорелых трупов. Мне казалось, что вокруг меня просто нет целых людей — только какие-то куски. Конечно, это было следствием страха, но мне так казалось. Я шёл и ревел и ненавидел себя за то, что реву, как ребёнок. Как обычный ребёнок. На меня почему-то никто не обращал внимания — словно меня не было. Может быть, это так действовала моя магия, когда я инстинктивно создал вокруг себя щит из охраняющих чар. Но и жар, и вонь проникали сквозь него. Я думал, что или задохнусь или спекусь заживо. Дорогу к "Дырявому котлу" я нашёл, несмотря на то, что улицы напоминали ландшафты Босха (вот спросите меня, мистер Негус, кто такой Босх — я вам не смогу сказать). "Котёл" стоял нетронутым, абсолютно. Я вошёл внутрь, зал был полон людей, но вещей в руках у них не было — видимо, они просто пережидали здесь бомбёжку. Выйдя на задний двор, я открыл проход в Косой переулок. И остолбенел. Ничего. Всё, как обычно. Даже магазины были открыты. Я видел несколько плачущих людей, которых утешали знакомые — наверное, они оплакивали своих друзей или родных маглов, погибших сегодня. Я просто стоял и смотрел на это безумие, потом потерял сознание. Очнулся я в Хогвартсе, в больничном крыле.

Дальше сон был каким-то спутанным. Кажется, я видел Альбуса, который что-то говорил мне. Что-то про статус секретности. Про невмешательство. Но тут я проснулся».

Гарри немного перевёл дух. Сон был такой реальный, что ему потребовалось успокоиться, прежде чем он опять обмакнул перо в чернильницу и продолжил писать.

«Мне кажется, мистер Негус, что я видел самый большой страх, пережитый Томом. Мне почему-то кажется, что следующую часть его души надо искать в месте, которое похоже на то, что я видел во сне. Мне кажется, что там будет много людей, но он будет чувствовать себя полностью отрезанным от них. Я не слишком фантазирую, проводя такие аналогии?»

Записав свои соображения, Гарри поставил точку, свернул пергамент, задул свечи и пошёл в спальню, прихватив записи с собой. Занятия с Негусом дали свои плоды. Он смог внятно изложить видение, и это его успокоило. Гарри постоял немного у своей кровати, прислушался к дыханию спящих однокашников, потом снял халат и нырнул под одеяло. Он, конечно, не сразу уснул, но потом всё же начал задрёмывать. На этот раз в сознании мелькала всякая чепуха, вроде кусочков дневных воспоминаний, прерываемая всхрапыванием Рона, в которого так и хотелось запустить подушкой.

30 октября 1998 года

Вечером Снейп отправился в Хогсмит. Ему очень не нравилось то, что сказала Минерва о миссис Финикс, и он решил взглянуть на женщину сам. Он поджидал её у «Трёх мётел». Жила миссис Финикс не в трактире, а в квартирке, которую она снимала в соседнем доме. Когда она наконец-то вышла из дверей, Снейп окликнул её.

— Кто это? — женщина подошла ближе. — А, это вы, мистер Снейп.

— Мы могли бы поговорить, Джеральдина?

Та молча кивнула. В деревне двери не запирали опять, из общей прихожей они поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Квартирка была маленькая: у двери ютилась вешалка-стойка. Снейп скинул дождевик, повесил его и прошёл к камину, куда его уже приглашала миссис Финикс.

— И о чём вы хотели поговорить, Северус? Садитесь.

Она повесила на крюк в очаге пузатый чайник — кипятить воду.

— У вас тут нет кухни?

— Нет, а зачем она мне? Ем я у Розмерты, а воду вскипятить и так можно. Так чем обязана?

— Я хотел поговорить о вашем сыне.

— Он что-то натворил?

Снейп усмехнулся.

— Напротив, он блестяще учится. И по итогам первого триместра он в числе лучших учеников школы.

Миссис Финикс улыбнулась и покраснела от удовольствия.

— Правда? Отрадно это слышать. Но вы вряд ли общаетесь во всеми родителями лучших учеников лично?

— Разумеется. Мы посылали сов.

— Раньше такой традиции не было.

— А сейчас ввели.

Чайник что-то долго не подавал признаков жизни — видимо, вода была уже кипячённая, и нужно было только ещё раз согреть её.

— Это очень хороший шаг, — заметила женщина.

— Но поскольку мать одного из учеников живёт совсем рядом, то можно ведь и не ограничиваться письмом, а сообщить об успехах сына лично.

— Вы слизеринец, — улыбнулась миссис Финикс.

Это получилось у неё даже кокетливо: она всё ещё была привлекательной женщиной, хотя горе значительно состарило её и наложило на лицо отпечаток постоянного уныния, которое, впрочем, иногда легко было спутать с неудовольствием.

— А я и не скрываю, — улыбнулся Северус в ответ.

— И что ещё вы хотите сказать мне о Клиффорде? Вы ведь пришли агитировать меня за его подружку, верно? Попробуйте, — съязвила Джеральдина.

— Зачем? Я думаю, что душевные качества вашего сына взялись не с потолка, — ответил Снейп. — Наверняка, от родителей. Значит, вы прекрасно со всем разберётесь и оцените девочку не по её происхождению. Клиффорд — удивительный молодой человек. У него есть потребность заботиться о ком-то и опекать, причём довольно последовательно, что нетипично для его возраста.

— Разве не было никого, кто бы пострадал в войне и кого бы можно было опекать? Обязательно было выбирать дочь Пожирателя? — возразила миссис Финикс.

Снейп заметил, что его дифирамбы в адрес Клиффа, однако, не прошли мимо.

— Так получилось. Началось-то всё не слишком красиво. Клиффорд, конечно, просил меня не сообщать вам, так что я по секрету. Эмма попалась ему под горячую руку, и он напал на девочку.

— Как напал? Он никогда на девочку руку не поднимет!

— Не в этом смысле, что вы. Он распотрошил её сумку и порвал колдографию её отца — единственную, что у неё оставалась. Понимаете: Ноббсы скрывали от дочери, чем занимается её отец. Когда их арестовывали, то мракоборцы вели себя в доме крайне нечистоплотно, и не только все бумаги были конфискованы, но и колдографии. Метрики, бумаги на владение имуществом потом вернули опекунше, а вот колдографии сгинули. Так что это был единственный снимок. Клиффорд потом пожалел о том, что сделал, он извинился перед Эммой.

— Значит, он просто чувствует некоторую вину, — промолвила Джеральдина.

Такое объяснение устраивало и казалось логичным выпускнице Равенкло.

— Клифф не такой человек, который станет взращивать в себе это чувство, — парировал Снейп.

Миссис Финикс тут только обратила внимание на грохочущую крышку чайника. Она взяла прихватку и повернула держатель, на котором он висел.

Она занялась приготовлением чая, видимо, обдумывая всё, что ей сказал Снейп.

— Я, конечно, могла бы сказать, что это всё мне назло, но я ещё не совсем дошла до ручки, — промолвила, наконец, миссис Финикс. — Я понимаю, что виновата перед сыном.

— Вы просто запутались, Джеральдина. И вы слишком горды. Но надеюсь, что вы также обладаете некоторым здравомыслием и не откажетесь от делового предложения?

— Делового? — она удивилась. — Вы о чём?

— Я хочу предложить вам работу в Хогварсте.

— В качестве кого? — недоверие смешивалось во взгляде Джеральдины с откровенной насмешкой.

— В качестве младшего преподавателя по травологии. Профессор Спраут жаловалась мне, что стала уставать от такого объёма работы. Министерство хорошо профинансировало школу, попечители тоже расщедрились. Так что мы можем себе позволить вакансию младшего преподавателя на первый и второй курсы. Вы также будете помогать Спраут в теплицах. Конечно, была ещё одна кандидатура: выпускник прошлого года Невилл Лонгботтом, но он решил пойти по научной стезе.

Миссис Финикс нервно рассмеялась.

— Вы в своём уме, Северус?

— Абсолютно.

— Это такая разновидность благотворительности?

— Я не занимаюсь благотворительностью, — ответил Снейп холодно. — Я предлагаю вам работу. Ваше дело — соглашаться или нет. Если согласитесь, но не справитесь с обязанностями, то я вас уволю.

— Странно. Мне кажется, тут что-то не так. Какой-то подвох, — промолвила Джеральдина. — У меня нет опыта преподавания.

— Все начинали без опыта. Думаете: у меня он был, когда я стал преподавать? А мне ещё факультет достался. И был я не намного старше своих учеников с последнего курса. Думаю, что выпускница Равенкло, у которой были такие блестящие результаты по ЖАБА, вполне в состоянии восстановить в памяти несложную программу первых двух курсов.

Снейп вопросительно посмотрел на миссис Финикс и побарабанил по подлокотнику.

— Всё равно не понимаю… Вам было бы лучше, если бы я находилась подальше от вашей протеже.

— Во-первых, Эмма мне не протеже. Во-вторых, там просто дружба, а если подросткам вставлять палки в колёса, они способны на самые безумные поступки, лишь бы доказать свою самостоятельность. В-третьих, вы женщина и вы мать. Несмотря на то, что мои отношения с прекрасным полом складывались не лучшим образом, у меня сохранилось убеждение, что женское сочувствие и милосердие могут очень многое.

Джеральдина рассмеялась, и тут же расплакалась.

— Вы страшный человек!

— Почему? — хотя Северус с трудом выносил женские слёзы, ему хватило выдержки продолжать играть свою роль.

— Наверное, вы правы: я слишком ушла в себя и потеряла три года жизни, когда была так нужна сыну. Вы сварите мне зелье? Вы знаете, какое…

— Сварю, — кивнул Снейп.

Джеральдина заплакала уже всерьёз.

— Вы говорили… Клифф в родителей… Он на своего отца очень похож. Джон был таким чудесным человеком, таким чудесным… А я не смогла спасти его!

— Вы спасли сына, — сказал Снейп очень тихо. — Вы сделали то, чего больше всего хотел бы ваш муж. Уверен, что он благодарен вам за это.

Миссис Финикс зарыдала, потом собрала всю волю, вскочила с кресла и кинулась в глубь комнаты.

Снейп слышал, как она высмаркивается, наливает воду и пьёт. Он не оборачивался.

Наконец, Джеральдина вернулась в кресло.

— Когда я должна быть в Хогвартсе?

— Я пришлю вам все бумаги завтра. И подъёмные.

— Не надо. Не беспокойтесь.

— Вы предпочитаете обратиться к сестре? — спросил Снейп спокойно.

— Да, — кивнула миссис Финикс. — Так будет лучше.

— Хорошо, — Снейп встал. — Через неделю я вас жду.

Джеральдина вышла проводить Снейпа до дверей.

— Спасибо вам, — она протянула руку, Снейп пожал её, попрощался и аппарировал к границе. Когда он уже подходил к воротам, зарядил дождь. Трансфигурировав в зонт подобранную палку, Северус поспешил к Замку.

Центральные двери уже были заперты на ночь, и он вошёл в холл через боковую дверку, назвав пароль для преподавателей. В холле на ступеньках сидела Шицзуки.

— Наконец-то вы вернулись, — она встала и поспешила навстречу. — Вы не замёрзли, сенсей?

Зонт исчез под взмахом палочки.

— Всё в порядке, — Снейп обнял и поцеловал Шицу. — Но горячего чаю я бы выпил.

— Тогда идёмте ко мне.

Потом они сидели на диване. Северус пил чай и рассказывал о беседе с миссис Финикс. Шицзуки слушала, кивала. Она всегда очень внимательно слушала, и всегда начинала свой ответ с одобрения, пусть даже в мелочи. Это заставляло прислушиваться к её мнению, к её советам и возражениям.

Это перед Минервой он должен был бодриться и делать вид, что всё под контролем. Перед Шицзуки пытаться держать лицо было бессмысленно: она всё равно почувствовала бы и волнение, и страхи. Но с ней можно было поделиться этими страхами. Ей можно было рассказать всё. Ей не нужно было, например, объяснять, почему Гарри должен совершать свои путешествия: Шицу была частью культуры, где долг — это одна из первейших добродетелей.

Ей не нужно было объяснять, зачем он пригласил в школу Джеральдину, потому что дети должны почитать своих родителей, но им нужен для этого и повод, а не только установления. Если же повода нет, то надо помочь его создать.

— Это очень хорошо, что вам удалось уговорить миссис Финикс прийти работать в школу, — Шицзуки просияла.

«Очень хорошо» звучало так: «Это очень хорошо, и кто, кроме как вы, мог это сделать? Никто! Хорошо, потому что это сделали вы». Снейп никогда бы не усомнился в искренности Шицу. Отставив чашку на столик, он ласково взял женщину за запястье.

— Что бы я делал без вас? — он улыбнулся.

— Вы бы прекрасно со всем справились, сенсей.

— Конечно, справился бы. Если завязать себя в узел, то можно справиться с чем угодно. — Наклонившись, Снейп поцеловал руку Шицу. — Вы же понимаете, о чём я.

Она как-то очень быстро прижала ладонь к его спине и погладила.

— Что бы вы хотели? — спросила она вдруг. — Пожелайте…

Снейп выпрямился и покачал головой.

— Пожелайте вы, — ответил он. — Для себя.

— Я боюсь…

Как тогда в палате, Северус усадил Шицу к себе на колени и стал укачивать, как ребёнка.

— Вы обещали показать мне фей, но так и не показали, — сказала она.

— Каюсь, дорогая, — ответил Снейп, поглаживая её волосы. — Но вы простите меня, правда?

Шицу тихо фыркнула.

У Снейпа было сегодня такое состояние, про которое обычно говорят «его несло».

— Мне определённо не хватает мягкой руководящей женской руки, — в подтверждение своих слов он поцеловал маленькую ладонь Шицзуки. — А именно этой.

— Это что же? — спросила лиса, с любопытством глядя на Северуса, но, судя по её виду, она в любой момент готова была спрятаться в «норку».

— Предложение, — ответил он, чувствуя себя, как после доброго стакана огневиски.

Кажется, полагается встать на одно колено, но кто-то уже был на коленях — определённо.

— Я ведь могу согласиться.

Боже, она ведь предупреждала совершенно серьёзно!

— Соглашайтесь, — проговорил Снейп глухим голосом. — Где вы ещё найдёте такое сокровище?

— Да, это правда.

Шицзуки обхватила ладонями его голову и поцеловала в губы. Дыхание занялось, закружило, как на карусели. Дальше всё было в странном тумане, будто во сне. Вспышки просветления сменялись моментами полной потери всякой ориентации в пространстве и времени, как у пьяного. Северус совершенно не помнил, как он оказался в постели у Шицу. Он не помнил, когда умудрился раздеться, или его успели раздеть. Он не мог протестовать, когда мягкие губы стали касаться его шрамов. Он охнул, почувствовав это удивительное сочетание жара и прохлады, из которых было соткано женское тело. Распластанный на кровати, он смотрел, как Шицзуки ворожила над ним.

Облик женщины странно дробился, не желая складываться в единую картину. Существо нечеловеческой природы, чьи глаза светились вожделением, уступало место маленькой и хрупкой Шицзуки — тоненькой, как девочка. У Северуса ещё хватало сил обнимать, гладить, целовать — она позволяла. Она позволяла всё, и даже больше, совершенно при этом властвуя над ним. И Северус перестал сопротивляться этому даже в мыслях, перестал вздрагивать от собственных стонов, он подчинился желаниям женщины, которая шептала ему совершенно невообразимые вещи, и от них стыд окрашивал щёки краской, потому что трудно было поверить в то, что он единственный и любимый. Ему вдруг показалось, что ему приоткрыли дверь в тайное и запретное. Оставалось только протянуть руку и взять. Но он небрежным движением захлопнул дверь. Его ведь ждали тут.

Прежде чем тело совершенно перестало контактировать с его разумом, он успел подумать с мягкой иронией, что даже в таком положении он умудрился остаться джентльменом и пропустить даму вперёд.

3 ноября 1998 года

Люциус провалялся в лазарете неделю, и выписали его в субботу. Попасть под выходные опять камеру — хуже и быть не могло. Собственно, разницы особой не было, но у Люциуса ещё сохранились какие-то стереотипы насчёт выходных. Кроме того, чьё дежурство ещё окажется.

Его забирал незнакомый страж и повёл куда-то не туда. Когда Люциуса поставили лицом к стене, пока отпиралась решётка в блок, он решился спросить:

— Простите, страж, меня перевели в другое место?

— Вас всех пока перевели в другое место, мистер Малфой, — ответил мракоборец. — В вашем блоке идёт ремонт. В понедельник вернётесь обратно.

Перед дверью в камеру Люциус вздрогнул: она была глухая, а не в виде решётки.

Оказавшись в камере, он осмотрелся. Внутри клетушка ничем не отличалась от его прежней, только в этом блоке койки были навешены на стену справа, а не слева. Слева, соответственно, был умывальник и отхожее место.

Люциус привычно растянулся на койке, привычно запутавшись в мыслях и воспоминаниях.

Что случилось со стражем Тэмпли, он так и не понял. Неделю он не мог узнать ничего внятного о нём, кроме того, что Роджера не уволили из ведомства, а перевели на другую должность. Та девочка, Адамина Блейк, больше не занималась им, хотя он мельком видел её в лазарете.

Всё, что случилось с Люциусом за последние два месяца, ужасно раздражало его. Это было, несомненно, событие, а значит, оно выбивалось из однообразной череды дней, оно было определённой вехой, оно было словно пограничный столб, отделяя одну часть времени, проведённую Люциусом в тюрьме, от безгранично длинной оставшейся.

Он вскочил с койки и заметался по камере. Глухая дверь с глазком вызывала в нём совершенно необъяснимый страх. Взгляд спасительно зацепился за какие-то царапины на штукатурке — ближе к углу, а вот ещё — сбоку от койки, и у окна. Это были имена, палочки, которые группировались по семь и были перечёркнуты. По всему видать, в этой камере раньше сидели те, у кого был небольшой срок за незначительное преступление. Может быть, незаконное использование магловских изобретений, или шутки на соседями-маглами. «Рубеус Хагрид», — прочёл вдруг Люциус. Изумившись, он придвинулся к процарапанным буквам почти вплотную и тогда убедился, что ему почудилось. «Руперт Хаггит». Конечно же, разве Хагрид смог бы просидеть тут хотя бы пару суток? А куда его помещали? Есть ли тут камеры побольше, или они все одинаковые? Люциус утёр со лба пот. Эта камера меньше, чем его бывшая. И тут совсем нечем дышать. Через решётку хоть воздух проходил. Зачем-то он измерил шагами камеру в длину и в ширину и сел на койку. Взгляд опять упёрся в железную дверь, и Люциус подвинулся в сторону узкой бойницы и почти упёрся в угол стола. Она точно меньше! Перемерив камеру и убедившись, что она не изменилась в размерах, Люциус метнулся к рукомойнику, сухо погремел его стержнем — воды не было. На столе стояли жестяной кувшин и кружка. Воды в кувшине оказалось на донышке, и она была несвежая. Люциус смочил ладонь и протёр лицо. Они его тут уморить решили?! Он лёг на койку лицом к стене, на левый бок. Потом встал, стянул одеяло, закутался в него и опять лёг. На левом боку лежать было неудобно, хотелось поменять положение — подтянуть колени к животу или руку вытянуть, но мешала стена.

Люциусу показалось, что через глазок за ним наблюдают. Наблюдают и потешаются. Это у них тут развлечение такое. Он метнулся к двери, чуть не свалившись с койки и запутавшись в одеяле, подбежал и стукнул по глазку ладонью. Звук показался таким громким, что сразу накрыл страх: ведь сейчас придут и накажут за то, что он шумит. Но в коридоре было тихо. Э, нет! Он точно слышал, как кто-то метнулся от двери прочь и прошуршала мантия. А что если они дождутся, пока он заснёт, а потом придут и убьют его? Люциус взял со стола кувшин и кружку и поставил у двери. Кто бы ни вошёл — обязательно споткнётся.

Планам Люциуса суждено было сбыться, и даже больше.

Пока он сидел в углу, закутавшись в одеяло, наблюдая за дверью, пришло время, когда кувшины заключённых наполнялись водой. И когда страж делал обход и заглянул в глазок, то он не обнаружил на койке арестанта. Выхватив палочку, он распахнул дверь, ринулся в камеру, налетел на уже полный кувшин. Кувшин кувыркнулся прямо ему на ноги, аврор чуть не полетел щучкой носом вперёд, споткнувшись.

— Какого хрена ты тут творишь? — заорал он, прибавляя непечатные выражения.

В ботинках стража чавкала вода. Он посмотрел на съёжившегося в углу Люциуса и заорал куда-то в коридор:

— Фред!

Прибежал второй, рослый и белобрысый.

— Чего это с ним?

— А хрен его знает? Баррикады тут устроил перед дверью. Совсем шизанулся.

Люциусу было ужасно больно так сидеть — болело в левом боку. Он смотрел на нашивки на мантиях стражей. Точно: один из них Фред, а второй — Джордж. Люциус не удержался и тихо и тоненько засмеялся из своего угла.

Переглянувшись, стражи подошли ближе. Люциус попытался вжаться в стенку.

— Думаешь — сбрендил? — спросил Фред.

— Да вроде нормальный был. Симулирует — поди, опять в лазарет захотел.

Тот, который Фред, наклонился и посмотрел на Люциуса.

— Вы чего тут оба делаете? — буркнул он.

— Мы тебе сейчас покажем, что мы тут делаем! — рявкнул тот, который был Джорджем.

— Погоди, — остановил его Фред. — Что значит, что мы тут делаем, заключённый Малфой?

Люциус засмеялся:

— Разорились и в мракоборцы подались?

Две одинаковых физиономии в веснушках уставились на него.

Фред, размахнувшись, отвесил ему пару пощёчин. Такой радикальный метод лечения возымел действие. Люциус вскочил на ноги и отрапортовал:

— Заключённый Малфой!

И тут же привалился к стене. Ноги всё норовили подогнуться.

Страж Фредерик Смитсон схватил Люциуса за грудки, перетащил его на койку, усадил.

— Что с ним делать-то? — спросил он стража по имени Джордж Маллиган.

Тот заржал:

— А давай его к бабам! Они его в чувство приведут.

— Не смешно, Джордж. За такое с нас головы снимут. Потащили в лазарет, а там пусть разбираются.

Люциус вдруг вспомнил, что Тэмпли пугал его Мунго. Когда его подхватили под руки, он попытался сопротивляться, бормоча что-то, умоляя оставить его тут.

— Выруби его, — сказал кто-то из двоих.

И стало темно.

— Это что же вы такое натворили-то, мистер Малфой?

Люциус за неделю привык к белизне этих помещений, и теперь не зажмурился.

Зато он услышал знакомый голос.

— Мисс Блейк…

— Узнали? Вот и хорошо. Сесть можете, голова не кружится?

Люциус сел на койке. Нет, голова не кружилась. Но он привалился боком к стене и закрыл глаза, чтобы не заплакать.

— Что с вами?

— Я не сумасшедший, не отправляйте меня в Мунго, — прошептал он.

— Не волнуйтесь, — Адамина погладила его по голове. — Не всё так страшно, как вам кажется. Вы просто лишены возможности сравнивать. Бывает и хуже. Но очень скоро многое изменится — в Азкабан назначен новый комендант, Министр полностью одобрил его план реформ.

— Новый?

Люциус был вовсе не уверен, что при новом будет лучше.

— Да, — Адамина улыбнулась. — И это Роджер Тэмпли.

Малфой широко распахнул глаза и уставился на целительницу. Видимо, его бред продолжался. Он рассмеялся хриплым каркающим смехом.

— Тэмпли — комендант?

А что если это правда? Каков, а? Вот это воспользовался ситуацией!

— Почему вы смеётесь?

— Министр точно не пытается сделать из него… как это…

— Козла отпущения? — усмехнулась мисс Блейк. — Нет, Министр возлагает на Тэмпли большие надежды. Прилягте пока. Пока есть возможность.

Люциус не совсем понял последнее замечание, но лёг.

— Мне слышались странные вещи в разговорах стражей, — он решил расспросить Адамину, если уж та была склонна поддерживать беседу. — Но я не уверен, что это не было бредом.

— И что вы слышали?

— Например, что в нашем блоке ремонт.

— Это правда, — кивнула женщина. — В камерах будут проведены некоторые улучшения. Поэтому всех ваших перевели на другие этажи.

— Хм…

Что можно переделать в этих клетушках?

— А ещё? Мне точно показалось, наверное, но тот, который Джордж, смеялся и предлагал поместить меня к… кхм… к бабам, как он выразился.

— Урод, — буркнула себе под нос Адамина. — В принципе, вам не послышалось. У вас в блоке было три женщины — их всех поместили в другую камеру. В большую. Общую.

— Всех вместе? — Люциус удивлённо приподнялся.

— Да, всех вместе. Так им будет легче.

Это было уж как-то слишком по-доброму, а потому подозрительно.

— А что ещё? — спросил Люциус.

Явно намечалось что-то уж совсем радикальное. Чтобы немного улучшить условия пребывания заключённых, незачем было менять коменданта — достаточно было просто приказать старому.

— А ещё заключённые теперь будут работать, — улыбнулась Адамина. — Так что, мистер Малфой, готовьтесь: я вас буду сейчас эксплуатировать. Это лучшее лекарство от ненужных мыслей: поработать руками.

Люциус вовсе не возмутился. Наоборот. На сей раз смех его звучал по-другому.

— Чистить утки, как в Хогвартсе?

— Незачем, — улыбнулась мисс Блейк. — А вот камеры и коридоры заключённые теперь будут убирать сами. Это полезно — двигаться и совершать физические усилия.

— Тэмпли хочет заставить чистокровных волшебников уподобиться домашним эльфам? — скептически хмыкнул Люциус, поднимаясь с койки.

— Если не захотят лишиться некоторых привилегий, которые будет давать новый режим, то будут драить. А вы мне поможете нарезать компоненты для зелий. Идёмте.

Зелья. Это было неплохо. Совсем неплохо.

Люциус побрёл за мисс Блейк, которая в нарушение правил шла впереди. Он сокрушённо качал головой, удивляясь доверчивости этой женщины. Он даже начал вздыхать, и почему-то почувствовал себя совсем стариком.

— А что за привилегии? — спросил он, когда ему выдали нож, доску и корзину с кореньями. — Помните, как это делается? — спросила Адамина. — Это ирис.

— Обижаете, мисс Блейк. Профессор Слизнорт меня хвалил. Значит, тоненькими кружочками. А потом насыпать на эти подносы?

— Правильно.

С первыми корешками, правда, пришлось повозиться — пальцы, казалось, были деревянными. Но потом Люциус приноровился, пусть и выполнял работу медленно.

— Ничего, — кивнула Адамина. — Главное, чтобы качественно. Вы спрашивали о привилегиях… Это прогулки, получение почты, пользование библиотекой, передачи и свидания.

— Будут свидания? — Люциус чуть не оттяпал себе палец.

— Осторожнее! Да, за примерное поведение предполагаются свидания раз в месяц.

За свидания с родными — Люциус не сомневался — коридоры и камеры будут драить и два раза в день. Ай да, Тэмпли!

— Вы сказали — библиотека…

— Да, в Азкабане будет библиотека. Каждый раз гонять почтовых сов с книгами не нужно. И книги уже начали поступать. Вы же не читаете газеты — там было помещено объявление о принятии в дар книг. Беллетристика, исторические книги. Беллетристика, разумеется, и магловская тоже.

Люциус хмыкнул.

— Нечего хмыкать, мистер Малфой, — нахмурилась Адамина. — Вы же не читали.

— Кое-что я читал, — признался Люциус. — Но тех авторов, которые были магами, хотя предпочли печататься у маглов и тем самым зарабатывать. Наподобие Марло или Шелли.

Когда Люциус заполнил два подноса нашинкованными корешками, он взмолился.

— Можно я присяду ненадолго?

— Конечно. Вы отвыкли так долго стоять на ногах. Но давайте сделаем иначе.

Она позвонила в колокольчик и сказала в пространство:

— Два чая и что-нибудь перекусить.

— Вы будете пить со мной чай?

Люциус нахмурился. Опять эти послабления. Зачем?

— Нам ещё работать и работать, мистер Малфой. А вы пропустили обед. До ужина же ещё далеко. Так что не упрямьтесь.

Малфой не стал упрямиться. Он выпил чаю и съел почти все сэндвичи и почти весь кекс. Хмурился, смотрел, как мисс Блейк улыбается, глядя на него, — но ел.

— А теперь за работу, — когда чашки и тарелки исчезли, Адамина решительно взяла в руки нож и встала к столу.

Вечером, после ужина, Люциус лежал в палате, успокоенный и даже в чём-то счастливый. Правда, кисти рук с непривычки ломило, но это было даже приятно. Он вспоминал, что рассказывала Адамина о тюремном хозяйстве, и думал о том, что работы здесь найдётся много. «А кто будет следить за порядком?» — «Эльфы». Малфой вспомнил, как приложил его Добби, когда он попытался напасть на Избранного, и усмехнулся. Да, эльфам только дай волю и дай власть.

Он думал о сегодняшнем дне, думал о том, что сегодня сделал. И о том, что сделает завтра. Теперь можно было думать и о завтрашнем дне. Можно было даже мечтать о том, чтобы увидеть сына. Люциус вовсе не был уверен, что он не ударится в панику в последний момент, но мечтать-то было можно.

Он думал о том, что хочет увидеть Роджера Тэмпли. Просто увидеть и попытаться его понять — зачем он всё это на себя взвалил? А ещё он хотел увидеть Тэмпли, потому что ему казалось, что в отношении к нему нового коменданта есть что-то особенное. Он даже был согласен на то, что это просто игра его воображения. Но он уцепился за эту странную возможность поиграть в жизнь.

Что я скажу тебе, что я скажу тебе?

Что я не видел смысла делать плохо,

И я не знаю шансов сделать лучше.

Видимо, что-то прошло мимо,

И я не знаю, как мне сказать об этом.

Недаром в доме все зеркала из глины,

Чтобы с утра не разглядеть в глазах

Снов о чём-то большем...

Б.Г.

2 ноября 1998 года. Хогвартс

Виктор Крам сидел у себя в комнате и писал письмо Габриэль Делакур. После того, как Гермиона передала первое, а мамаша Делакур дала своё благословение на эту переписку, совы регулярно стали летать через весь остров и через Ла-Манш.

Дорогая Габи!

Новая неделя — и твоё письмо, и это большая радость для меня. Я уже привык, что твои письма приходят регулярно, и это такая же обязательная вещь, как восход или как педсоветы. Не обижайся — просто я вернулся с очередного. Надеюсь, что ты не обидишься также на слово «привык». Есть вещи, к которым мы привыкаем, но которые становятся ещё и необходимостью. Я не умею писать романтические послания — извини меня. Я просто получаю твоё письмо, и мне радостно.

Очень позабавил твой рассказ о соперничестве двух бабушек. Но Билл и Флёр молодцы, что настояли на своей самостоятельности в вопросе ухода за малышкой. Надеюсь, что на каникулах ты с maman приедешь в Лондон, и я тоже смогу вырваться туда ненадолго. Заодно и посмотрю на маленькую Гвенэлле.

Ты просила меня написать о первом матче, наверное, поэтому я немного задержался с ответом. Я жутко волновался, но, кажется, всё прошло удачно, и как тренер по полётам я не опозорился. Играли Хаффлпафф и Слизерин — такая получилась жеребьёвка. Слизерин выиграл, но не с таким уж разгромным счётом. Питомцы профессора Спраут значительно выросли, и я горжусь, что в этом есть и моя заслуга. Я стараюсь не делать никаких различий между факультетами и составил наиболее сбалансированное расписание тренировок.

Ты спрашивала меня, правда ли, что между Гриффиндором и Слизерином давняя вражда и она настолько серьёзна, как её описывал Билл. Возможно, в его время и когда учились его братья, кроме Рональда, это было и так. Сейчас я не замечаю между студентами особой неприязни. Наверное, это произошло во многом благодаря одной замечательной кампании, которая у нас сложилась. С Равенкло там только Полумна Лавгуд — очень странная девочка, прекрасно учится, но голова у неё забита какими-то жуткими вещами. Однажды она мне на полном серьёзе говорила о неких паразитах, которые заводятся в мётлах. Жаль, что она так рано потеряла мать.

Виктору хотелось писать подробно — не только о событиях, но и поделиться своими мыслями. Но вот будет ли это всё интересно читать шестнадцатилетней девушке?

Полумну нельзя было не заметить, хотя она и не играла в квиддич. Зато она своеобразно болела на матчах.

Говорят, что покойная миссис Лавгуд тоже была немного не от мира сего, но она всё же, судя по её колдографиям, была женщиной красивой и даже элегантной. Колдографии миссис Лавгуд встречались в научных магических журналах. Кажется, пара её идей нашла своих последователей.

Полумна была довольно мила, но её отец, видимо, порой забывал, что воспитывает дочь, и что его дочь уже взрослая барышня и должна как-то уметь себя подать. Крам удивлялся, почему никто не намекнёт девушке, что серьги-редиски хороши лет в десять, но не в семнадцать.

Так я начал о кампании. Разумеется, это те пятеро, о которых ты прекрасно знаешь и с кем знакома лично ещё со времён Турнира. А двое теперь вообще твои родственники. Как я понял, студент со Слизерина мистер Шелмердин дружит с Джинни, но в последнее время (только не упомяни при бабушках) стал заглядываться на Рональда. Поскольку Рон увлекается квиддичем, он меня при возможности останавливает в коридоре, чтобы немного поболтать. Поначалу я всегда встречал его в обществе какой-нибудь симпатичной старшекурсницы — причём он менял их с совершенно невообразимой скоростью. Но что-то вот уже полторы недели как на нём никто не виснет. Или красотки объявили ему бойкот, или они ему надоели. Зато на его шахматные баталии с Шелмердином в общей гостиной стали собираться зрители.

Крам только вскользь упомянул об остальных. Но эта кампания его очень интересовала.

Был ещё там Блез Забини, и Виктор не совсем понимал, в чём его зацепка. Раньше, говорят, он был с Шелмердином на ножах, теперь они стали приятелями. Не закадычными друзьями, но общались довольно мирно. Мисс Эмма Ноббс дружила с Джинни, Гермионой и Полумной. А Колин Криви и Клиффорд Феникс дружили с Эммой, вернее было бы сказать — пытались ухаживать. И всё в этой кампании было запутано, но они часто появлялись вместе — в гостиной, в библиотеке, или вместе ходили в Хогсмит. Глядя на них, соперники-факультеты перестали вести войну и заключили перемирие. Оно, конечно, было хрупкое, и тут Крам очень надеялся на мудрость мисс Амано. К сожалению, на мудрость Минервы МакГонагалл рассчитывать не приходилось. Она невзлюбила мисс Амано с первого дня её появления в школе. Конечно, она была вежлива с ней и корректна, но тут между коллегами приняты были отношения почти приятельские, поэтому вежливая холодность Минервы выглядела, как открытая неприязнь.

Ты просила меня написать о мисс Амано, что вполне понятно, учитывая твоё родство с вейлами. Почему-то фрау Шульц тоже ею заинтересовалась, особенно тем, что она преподаёт прорицания. Кстати, очень хорошо преподаёт. Мне говорили, что этот предмет в Хогватсе не пользовался у студентов популярностью, да и профессора к нему относились с большой долей скепсиса. Но Шицзуки-сан, как её называют, подошла к вопросу очень серьёзно и профессионально, и теперь её предмет у многих — один из любимых. На третьем курсе очень большой наплыв на прорицания. Мисс Амано нашла общий язык с преподавателями нумерологии и рун, и в чём-то они стали идти в одной связке, подогнав друг под друга программы. Надеюсь, тебе не скучно читать такие подробности.

Мисс Амано, как заметил Виктор, дружила с Хагридом и с профессором Флоренсом. Он постоянно себе о нём напоминал, что в школе вообще есть такой профессор. Виктор не относился предвзято к кентаврам, просто он видел Флоренса крайне редко. Тот даже не всегда бывал на обедах в Большом зале. В последнее время Шицзуки-сан всё больше общалась с профессором Спраут. Кажется, они подружились.

Но ты знаешь, что мне очень нравится Помона Спраут — она совершенно замечательный человек. Скоро у неё появится помощница. Директор Снейп пригласил на работу в Хогвартс миссис Финикс — да, это мать Клиффорда Финикса. Она будет помогать профессору Спраут с теплицами и вести занятия на первом и втором курсах. Это большое подспорье для Помоны. Непонятно, правда, почему сегодня, когда на педсовете директор сообщил об этом всем, Минерва сидела с таким видом, словно проглотила жабу.

Не хотелось верить женским сплетням, что всё дело в отношениях между директором и мисс Амано. Что Минерва якобы очень ревнует его. Говорили, что когда Снейп только пришёл в школу, в то время, когда Лорд находился в изгнании, у него и МакГонагалл был недолгий роман. Минерва до сих пор женщина привлекательная, а тогда, наверняка, она была красавицей. Поверить можно, но прошло уже достаточно времени. Если она до сих пор любит Снейпа, почему не пыталась его вернуть? Наверное, верила, что он может оказаться предателем. Это немного не укладывалось в голове у Виктора.

То, что ты сказала о статье в «Ведьмином досуге», куда просочились слухи о помолвке Драко и Гермионы, меня встревожило. Конечно, такой журнал в Азкабан не попадёт, но слухи-то пойдут всё равно. Надеюсь, что у Драко хватит мужества выдержать недовольство отца. Я с ним мало общался, но я хорошо знаю Гермиону. Она не из тех девушек, что могли бы влюбиться в человека пустого.

Какое замечательное стихотворение ты мне послала. Очень хорошо, с чувством, но без сиропа. И это маг писал. Мне всегда нравится, когда авторы-маги не слишком делают упор на нашу реальность, а больше говорят о том, что волнует всех людей. Я не слишком хорошо знаю французский, хотя старательно учу. Но вот стихи — это как раз то, что нужно. Пришли мне книгу этого поэта, пожалуйста, если есть такая возможность. Если он, конечно, не издаётся в жутко дорогом виде.

Говорю я, конечно, ужасно, зато у меня получается читать и писать. А над моим произношением мы ведь поработаем вместе, когда будет возможность?

Очень жду каникул, когда мы сможем увидеться.

Хочу поскорее отправить тебе письмо и получить ответ. Если вдруг будут какие-то новости, я напишу ещё. Посылаю тебе колдографию бравого тренера, как ты просила. Пришли мне свою нынешнюю. У меня уже есть три, я знаю, но я хочу ещё одну — осеннюю.

До нового письма, моя дорогая.

Твой Виктор.

* * *

Гарри на контрольной по трансфигурации не было — он отлёживался в Больничном крыле. Сдвоенная пара Гриффиндор-Слизерин проходила на редкость мирно. Было так тихо, что скрипение перьев почти резало слух.

Минерва сидела за кафедрой и следила за студентами. Перед каждым лежал лист с вопросами по теории, который она написала в одном экземпляре и размножила. Контрольная была не самая трудная, по двум последним темам. Минерва скользила взглядом по рядам, мечтая, чтобы урок скорее закончился. На сегодня он был последним, а значит можно будет закрыться у себя в комнатах. На ужин она идти не собиралась. Захочется есть — попросит эльфов принести.

Она заметила перемену в Северусе уже тридцать первого. Уж кто-кто, а она хорошо помнила, каким бывает выражение его лица, когда он бывает удовлетворён физически. Но ранило даже не то, что он наконец-то переспал со своей лисой. Вчера на педсовете Северус являл собой образец спокойствия и деловитости. Даже когда она фыркнула по поводу Джеральдины, он пропустил это мимо ушей. Он и эта Амано не сказать, чтобы особо смотрели друг на друга. Но они не смотрели особенным образом, как это бывает, когда ты чувствуешь всей кожей присутствие рядом любимого человека. Минерва еле досидела до конца совещания. Разумеется, она не имела права выражать недовольство и протестовать, поэтому цеплялась за аргументы, касающиеся Гарри. У него болен сын (Северус же считает Гарри сыном) а он нашёл время на любовные утехи. То, что Гарри был не болен, а просто отдыхал, а в целом чувствовал себя очень даже прилично, было неважно сейчас.

— Мистер Забини! — Минерва сама вздрогнула от своего окрика. — Что это у вас за посторонний лист на парте? Вы списываете?

— Нет, профессор! — смущённый Забини быстро свернул лист и попытался спрятать его в сумку.

Минерва взмахнула палочкой.

— Пожалуйста, отдайте! — Блез вскочил на ноги и уронил на пол сумку.

Отчаянный возглас слизеринца лучше всего свидетельствовал о том, что бумага была личного свойства, но это был любимчик мисс Амано.

— И что тут? — Минерва развернула лист. — О! Как мило!

— Профессор!

— «На окнах капли застывают, и за слезой бежит слеза. Осенний день напоминает твои печальные глаза», — прочитала Минерва вслух.

В наступившей тишине, Забини подбежал к ней, вырвал из рук пергамент и выбежал из класса, забыв сумку.

Посмотрев на класс, Минерва увидела только макушки студентов. Все склонились над пергаментами и продолжили строчить. И всё молчали.

Чувствуя себя словно по дороге на эшафот, Минерва прошлась по классу, прямая, как палка, и вернулась за кафедру.

Гермиона подняла руку.

— Что, мисс Грейнджер?

— Простите, профессор МакГонагалл, но в пятом задании, кажется, ошибка. Описка точнее. Не десятый век, а двенадцатый.

Минерва посмотрела на свой экземпляр.

— Да, вы правы. Я ошиблась. Кто приступил к пятому заданию?

Подняла руку только Гермиона.

— Исправьте все дату у себя, — произнесла Минерва, чувствуя, что у неё начинает болеть затылок. — До конца осталось полчаса.

Больше она не сказала ни слова. Он всё также оглядывала аудиторию, но с ней никто не хотел встречаться взглядом. Когда прозвенел звонок, студенты молча сдали работы и отправились восвояси.

Пока в классе шла молчаливая демонстрация протеста, Забини нёсся по коридору, как ошпаренный. Он сообразил уже, что забыл сумку, и надеялся, что её кто-то прихватит.

Разумеется, он бежал вниз, в Подземелья — трансфигурация была последним на сегодня предметом. Он сам не понимал, злится ли он больше, что его рифмоплётство прочитали при всех, или он больше боится стать посмешищем. Забини, который кропает любовные стишки — это конец репутации крутого парня.

Забини, наверное, плакал бы сейчас злыми слезами, если бы умел. Но мужчины не плачут — это ему вбили с детства. Чего старуха взъелась на него? Она никогда раньше к нему не цеплялась, хотя всегда терпеть не могла Слизерин — ещё когда Снейп был деканом. Но таких вещей она не делала. Могла, конечно, сама прочитать записку, но не вслух же! Забини не боялся за контрольную. Он уже успел выполнить заданий на оценку «выше ожидаемого» — ему оставалось только последнее, и тут в голову сами полезли строчки. Надо было записать их, пока не забылись.

— Блез…

Голос был тихим, но Забини мгновенно затормозил.

— Мисс Амано, — он повесил голову.

— Почему вы не на контрольной, Блез?

— Простите, но я ушёл. Она меня перед всеми опозорила.

— Она — это кто?

Шицзуки открыла дверь в свои комнаты, приглашая Забини войти.

— Профессор МакГонагалл. Прочитала кое-что вслух. Это было личное.

— Блез, надо было предвидеть, что обмен записками на контрольной…

— Я не с кем не переписывался, Шицзуки-сан. Я просто кое-что…на листке… для себя. Но она подумала, что я сдуваю ответ, отняла листок — я даже объяснить не успел ничего. Но она же видела, что там! — Забини уже откровенно жаловался. — Зачем же вслух зачитывать?

— Присядьте, Блез, — Шицзуки указала на диван.

Состояние студента было важнее совершенства чая, поэтому чай доставили эльфы.

— Вы успокойтесь. Не переживайте так. Надеюсь, там не было ничего такого, за что бы вам было стыдно?

— Там… стихи там были…

— Как замечательно. Хорошие стихи не могут опозорить настоящего самурая, — улыбнулась Шицзуки.

Забини не выдержал и фыркнул.

— Какой из меня самурай!

Но ему стало легче. И он достал из кармана листок и протянул его Шицзуки.

— Спасибо за доверие, — сказала она совершенно серьёзно и даже наклонила голову.

Прочитав, помолчала.

— Есть тут, над чем поработать, конечно. Почему капли застывают, а слёзы бегут? Если это, конечно, сравнение капель со слезами. Если это чьи-то ещё слёзы, то не совсем понятно.

— Это её… Она вчера плакала, — буркнул Забини смущённо, поспешив глотнуть чая.

— Поэтому вы наградили мистера Келви замечательными волдырями во всю физиономию? — усмехнулась Шицзуки.

— Угу, — довольно улыбнулся Блез. — У меня никогда раньше не получались сглазы. Я бы ему, конечно, нос расквасил, но не хотел подводить факультет. Хотя Келви с Равенкло, а Флитвик такие дела понимает.

Это было так приятно, что она догадалась, кому посвящены стихи, что она не удивилась, не насмешничает. И главное: получается, что она интересовалась, чем он живёт и что с ним делается в последнее время.

— Ничего страшного не произошло, Блез. Не переживайте. А над стихами поработайте — это достойное занятие для мужчины.

— Шутите?

— Нет, ничуть. Судя по тому, что они довольно ровные, вы читали поэзию? — осведомилась Шицзуки.

— Угу…

— Замечательно.

Забини внимательно посмотрел на своего декана. Он никогда бы не мог определить по этому мягко и чуть заметно улыбающемуся лицу, говорит ли мисс Амано всерьёз, или она просто утешает его и подбадривает. Даже если просто подбадривает — это было приятно. Устраивая целый месяц «засады» на Шицзуки-сан, лишь бы попасться ей на пути и хотя бы поздороваться, он всегда был по возможности вовлекаем в разговоры, даже короткие. Он не привык, что с женщиной можно вот так запросто разговаривать о самых разных вещах. Чаще всего они или не подходили на роль собеседниц, потому что казались существами на порядок глупее. А те, с кем поговорить хотелось, вроде его матери, до него обычно не снисходили.

Блез улыбнулся.

— Спасибо, — он поставил на стол пустую чашку.

— Не за что, Блез.

— А можно я покажу? Когда я ещё… потом…

— Конечно.

Вскочив, Забини выпалил:

— Спасибо! Я вас люблю!

И пулей вылетел из комнаты. Вылететь-то вылетел, а вот куда податься теперь? В голове вдруг замелькали новые строчки. Сидеть и строчить в Подземельях? Ага, прямо сейчас. Прозвенел звонок, сейчас свои начнут спускаться по лестнице. Заметавшись по холлу, Блез ринулся вдруг в кабинет Флоренса. Там было тихо и сумрачно. Откуда-то из-за кустов величественно вышел кентавр.

— Профессор, можно у вас тут немного побыть? — выпалил Блез.

Кентавр удивлённо посмотрел на слизеринца, махнул хвостом.

— Заходите, мистер Забини, устраивайтесь, — он указал на моховые кочки.

— Сэр, а у вас можно попросить пергамент, перо и чернильницу? — замялся Блез, только перешагнув порог и затворив за собой дверь.

— Звёзды склоняют к тому, чтобы творить? — улыбнулся красавец-кентавр, доставая откуда-то из-за искусственного ствола просимое.

Схватив всё это в охапку, Забини ушёл подальше, нашёл светлячка. Положив на пень пергамент, он сел по-турецки на траву и стал грызть перо.

Значит, надо разделить капли и слёзы, чтобы было понятно. Так ведь он дальше всё объяснит. А если сделать так?

Перо заскрипело.

На стёклах капли застывают.

Вот сорвалась одна — слеза.

Осенний день напоминают

Твои печальные глаза…

Теперь дальше. Забини чувствовал, что он не укладывается в четверостишие.

Пускай не совладать с природой…

Это рифмовалось с «непогодой». Забини улёгся на мягкий мох и стал думать.

Друзья искали Блеза долго, пока не догадались зайти к Шицзуки. Потом нашли, долго ругали. Таиться больше было незачем, можно было уходить писать в другое место, но Флоренс разрешил Забини задержаться у него до ужина. Ужин Блез чуть не пропустил. У кентавра в кабинете было очень тепло — не в пример многим помещениям школы. Утомившись от сочинительства, Блез решил немного отдохнуть, свернулся в мягкой ямке в наколдованном мху да так и уснул.

* * *

Настоящая виновница сегодняшнего переполоха сидела в одной из комнаток в Больничном крыле и, высунув от усердия кончик языка, ровным красивым почерком переписывала в общую книгу истории болезней студентов за последний месяц. У мадам Помфри вечно не хватало на это времени, да и почерк у целительницы был корявым и с трудом читаемым. Полумна Поппи симпатизировала — главным образом за то, что целительница втайне верила в существование игольчатого зайца, потому что видела в детстве какое-то странное длинноухое существо, которое передвигалось по полянке прыжками, но при этом было утыкано иголками, как ёж. Об этом она под большим секретом рассказала Полумне.

Тишину комнаты внезапно нарушил стук каблуков за дверью. Этот стук был такой вызывающий, или гневный, что Полумна отвлеклась от переписывания. Она подошла к двери и прижалась к ней ухом.

— Минерва, — различила она голос мадам Помфри. — Ради Мерлина, что с вами такое?

— Эта девчонка! Я не могу её выносить больше!

Такого голоса у обычно сдержанной Минервы Полумна раньше не слышала. А слово «девчонка» заставило насторожиться. Тогда она с невинным видом вернулась к столу и достала из сумки жучков — ей подарил эту штучку Забини, под большим секретом. Одного жучка она сунула себе в ухо, а другого запустила под дверь.

— Тише, Минерва, — раздался в ухе голос Поппи, — в соседней комнате у меня Полумна работает, а вы так кричите.

— А что она здесь делает?

«Ага, тебя не спросила», — подумала Полумна, усаживаясь на своё место.

— Помогает мне иногда. Ей просто нравится. Да вы садитесь. Налить вам чаю?

— С цианидом. И желательно по ритуалу чайной церемонии.

Полумна прыснула. «Девчонка», значит, это Шицзуки-сан. А то чего МакГонагалл вдруг чайную церемонию вдруг вспомнила бы?

— Обойдётесь и без цианида, дорогая. Он вреден для здоровья. Лучше успокаивающий сбор. И не возражайте.

Потом слышалось позвякивание, поскрипывание мебели. Пока накрывался стол, обе дамы молчали.

— Лучше уж бренди.

— Ну, конечно. А потом будете таскать у эльфов с кухни кулинарный херес.

— Почему вы так со мной разговариваете, Поппи?

— Как? Вы сегодня стали притчей во языцех у всей школы, Минерва. Это безобразие!

Звяканье чашки по блюдцу.

— Я что же, и не женщина уже?!

— Если это типично женские проявления характера, то, безусловно, женщина.

Звук разбившейся посуды.

— Ничего, это очень старая чашка. И посуда бьётся к счастью.

— Вы издеваетесь?!

— Да вы сами над собой издеваетесь! Что вы на них взъелись? Ну, где вы были весь прошлый год, скажите на милость? Если уж Северус вам необходим, вы имели возможность его вернуть.

Полумна разрывалась между любопытством и желанием вытащить жучка из уха.

— Разве до того было в прошлом году?

— Минерва, вы настолько прониклись идеями покойного Альбуса? Или вы думаете, что Северус мучился столько лет, только лишь воодушевляясь призывами к борьбе, и ему больше ничего не нужно было в жизни?

Опять звяканье посуды — теперь тихое и успокаивающее.

— Выпейте чайку. Ну-ну, чего уж теперь-то? Не плачьте, дорогая.

— Что он в ней нашёл? — риторический всхлип. — Кроме внешности, конечно.

— Внешность? Это вряд ли главное. А что, вам так интересно, что Северус нашёл в лисе? — видимо последовал кивок, потом тяжёлый вздох Поппи. — Она умная молодая бабёнка, хитрая, но очень Северусу преданная. Всегда посочувствует, посоветует, если надо. Она заботится о нём, вы не замечали?

— Заботится…

Тон был какой-то неопределённый.

— А я не умею, по-вашему?

— Не знаю, Минерва. Это вам виднее. Только Северус не такой человек, который будет просить об этом, а её, видимо, просить не надо. С другой стороны, он от участия и заботы никогда не отмахивался.

Ответа не последовало. Чашки позвенели-позвенели о блюдца да перестали.

Короткий невнятный шепоток не улавливали даже жучки. Скрипнула дверь в кабинете мадам Помфри, послышались шаги — совсем не такие, как в начале, а медленные и неуверенные.

Пока Поппи в коридор не вышла, Полумна быстро призвала жучка, вытащила второго из уха и спрятала их в сумку. Минерву было жалко, но ей притом очень нравилась Шицзуки-сан, и очень нравилась пара, которая, судя по подслушанному разговору, была всамделишной парой, то есть собиралась пожениться. Интересно, а знает ли Гарри? Ну, определённо, Шицзуки-сан подходила директору по всем статьям. Минерва же была уже старая, да и разве в её возрасте люди влюбляются?

Мадам Помфри вышла из кабинета и ушла куда-то в сторону палаты, а Полумна продолжила переписывать истории болезни.

— Ну, хватит на сегодня уже…

— Ой! — Полумна подскочила на стуле от неожиданности и обернулась: Поппи стояла в дверях комнатки. — Ага, ладно!

Собрав все бумаги и убрав их в шкаф, Полумна подхватила сумку.

— Спасибо, дорогая. Что бы я без вас делала. Бегите на ужин.

В Большом зале, усевшись за стол своего факультета, Полумна увидела за гриффиндорским столом Гарри и обрадовано помахала ему рукой. Тот, улыбнувшись, махнул в ответ. Улыбка вышла усталой. Гарри всё больше разговаривал за столом с Драко, а значит, поболтать не получится. Но Полумна утешилась быстро: ей передали записку от Забини. «Пойдёшь гулять до отбоя? Дождя нет». Обернувшись, Полумна нашла взглядом Блеза и кивнула. Кивнула важно, даже не улыбнувшись. Вот этот точно начнёт разговор о директоре и своей деканше. То, что Забини неровно дышит к Шицзуки-сан, все в школе знали.

— Куда пойдём? — спрашивал меж тем Драко друга. — В Выручай-комнату?

— Да, можно и туда.

* * *

Гарри сам захотел поговорить, и Драко, все два дня до крайности встревоженный, немного успокоился. И так было о чём волноваться: возможное свидание с отцом (а знает ли он о нём и Гермионе?), Негус, от которого Драко всякий раз чуть не шарахался при встрече. Если бы Гарри, после очередного «похода» и отдыха в Больничном крыле, вздумал бы молчать, Драко бы на стенку полез.

Выручай-комната предоставила им горящий камин и два кресла, а сама ужалась до размеров маленького помещения.

— Как ты? — задал Драко единственный пришедший ему в голову вопрос.

— Я начинаю запутываться…

— То есть?

— Просто я уже не знаю, как реагировать на некоторые вещи, — Гарри хрустнул пальцами, — там всё так меняется, и Том меняется, и мне его всё больше жалко… и что-то я начинаю бояться — не слишком ли?

Драко не покидало ощущение, что его друг опять вляпался в какую-то историю, на сей раз по доброте душевной.

— Мир там меняется, и это, конечно, естественно, — продолжал Гарри, — но я что-то начинаю опасаться тамошних перемен.

Драко вопросительно посмотрел на него.

— Пространство стало больше, или кажется большим. Небо стало выше — конечно, это только видимость, но всё-таки. Вроде бы это хорошо, но камни, которые окружают холм, теперь зарастают какой-то ползучей гадостью. Что-то вроде лианы, но на наши Силки похоже больше. Если ободрать эти плети с камня, они сначала разлагаются на почве и впитываются ею, а через какое-то время начинают расти снова. И Том ходит там по кругу и очищает камни. А они опять зарастают, и он опять их очищает.

— Сизиф, — пробормотал Драко.

— Ну да, похоже.

— И что тебе не нравится? — Драко пожал плечами. — Вполне естественно, что что когда две части души соединились, то изменились и, так сказать, условия содержания нового Тома "под стражей". Он же отрабатывает. Но сам-то Том как всё это воспринимает? Протестует, жалуется?

— Нет, — Гарри покачал головой, — воcпринимает, как должное. Как работу.

— Так это же хорошо! — воскликнул Драко.

— Наверное.

— Почему наверное-то?

— Если бы просто труд... Так ведь это больно.

— Так, — протянул Драко, приподняв брови, — ты, естественно, тоже поработал — не удержался.

Гарри нахмурился, но взглянул на друга виновато.

— Ну, он хоть немного отдохнул. И мы смогли поговорить.

— Да ладно-ладно, не оправдывайся. На твоём месте я бы тоже не выдержал. Возможно, — прибавил Драко после паузы. — И нечего улыбаться. Я же злобный слизеринский хорёк — забыл?

— Гриффиндорский, — хмыкнул Гарри.

— Полинял, ага.

Они рассмеялись.

— И всё же, что за ощущения? — уточнил Драко.

— Это очень сложно объяснить, потому что тут мы ничего подобного не чувствуем. Это не внешняя боль. Силки не жгут, не колются. Даже не знаю, с чем сравнить. Вот представь себе, что кто-то водит железом по стеклу у тебя над ухом.

— Фу!

— И усиль это ощущение в десятки раз, и сделай его непроходящим.

— Примерно понял. Слушай, я думаю, что это не самое худшее из того, что могло с ним случиться.

Гарри кивнул.

— А о чём говорили?

— О Тайной комнате.

— С чего бы это?

Понятно было — теоретически — с чего она вдруг всплыла в разговоре. Но не без толку же?

— Том рассказал, что там охранял василиск на самом деле. Понимаешь, Слизерин не был уж совсем на голову больным. Он оставил чудовище не только как пугало, но и как сторожа. Там, за статуей, есть тайники, и в них спрятаны древние артефакты, свитки с практически забытыми заклинаниями и рецептами зелий. Слизерин спрятал там ту магию, которой, как он считал, недостойны владеть полукровки и грязнокровки. Конечно, большинство из спрятанных им знаний, никуда не пропали, но Том говорил, что там было и то, что ныне неизвестно.

— А он сам чем-нибудь воспользовался?

— Да, некоторыми вещами. Там он нашёл, например, описание действия яда. Это тот самый Делентор, который Лорд потом заставил заново воссоздать Северуса. Но его интересовала не только Тёмная магия. Вот и летать без метлы он научился, воспользовавшись древним манускриптом.

Драко присвистнул.

— А ты Негусу рассказал?

— А как же! Шестого у нас целая делегация ожидается из Отдела тайн. Будут изучать тайники и проводить опись. Ну, и переправлять всё это в Лондон. Обещали, что кое-что, если вдруг в их хранилищах есть подобное, оставят в Хогвартсе — в качестве реликвий. Это всё-таки ещё и история школы.

— Вот бы посмотреть! — мечтательно промолвил Драко.

— И посмотришь. Нам разрешили спуститься. Мне-то само собой придётся — ведь надо открыть проход. Но невыразимцы не против взять нас с собой.

— А там не опасно?

— Том говорил, что нет. Василиск уже мёртв, и кроме магии, которая просто оберегает свитки и книги от разрушения, там никакой иной магии нет. Слизерин был уверен, что только его наследник может туда попасть, а от него он знания прятать и охранять не собирался.

— Это будет целое приключение, — оживился Драко.

— Точно. Давно у нас не случалось приключений, чтобы они не выходили нам боком, — рассмеялся Гарри. — Скажи, — вдруг спросил он, — а почему ты избегаешь Негуса?

— Ты извини, но я не могу тебе сказать.

— Вот как?

— Ты не обижайся, но Негус мне... меня сам просил тебе не говорить. Пока не говорить.

— А я думал, что у него от меня тайн нет, — насупился Гарри. — И вот как значит...

— Почему же сразу тайны? Точнее — могут у него быть личные тайны, правда? И я вовсе не шарахаюсь от него — неправда. Он тут ради тебя, он с тобой занимается — чего же я буду лезть-то?

— Ты сам-то слышишь, что противоречишь себе? — спросил Гарри. — То у тебя есть причина избегать Негуса, и он тебе велел держать это в секрете, то тебе не надо его избегать. Ты определись уже.

Надо было срочно врать правдоподобнее.

— Я кое-что видел, касающееся его, — попытался выкрутиться Драко. — Кое-что в его прошлом — очень сильное видение, и это было несчастье. Ты же знаешь, что я стал видеть такие вещи. Просто Негус меня пожалел, вот и всё.

Драко поднялся с кресла, но тут его вдруг шатнуло назад, и он еле удержался на ногах, вцепившись в подлокотники.

— Что с тобой? — Гарри подскочил к нему и поддержал. — Эй! Ты меня слышишь? Драко!

Осторожно усадив друга на прежнее место, он заглянул ему в лицо. И даже помахал перед глазами растопыренными пальцами. Веки Драко не дрогнули. Гарри чертыхнулся себе под нос. Дар Драко в действии ему ещё наблюдать не приходилось. "Мне ещё повезло, что я сплю, когда путешествую, — подумалось Поттеру, — и я не выгляжу психом. Наверное".

Драко, впрочем, пришёл в себя очень быстро.

— Ты в порядке? Что ты видел? — обхватив ладонями лицо Малфоя, он внимательно на него посмотрел.

— В порядке, ладно тебе. Испугал? Ты сядь, сядь...

Драко вдруг мягко улыбнулся: ему вспомнилось, как Гарри налетел на него с объятиями, когда Шицзуки впервые во время болезни выкатила его в кресле на пляж у клиники — погулять.

— Я видел странную вещь. Может быть, ты поймёшь, что это было? Улица — прямая и бесконечная, а при этом видно всё до самого горизонта — так кажется. И люди идут вперёд, и только в одном направлении. Они в лохмотьях и как будто пеплом или пылью присыпаны. Что-то тащат за собой, толкают перед собой — какой-то тяжёлый груз. А вокруг всё в огне...

Гарри взъерошил волосы обеими руками.

— Я видел сон — про детство Тома. Как он пережил бомбёжку Лондона по время Второй Мировой войны. Не это ли?

— Может быть. Но город был очень странным. Он не был похож на Лондон, и этот огонь был тоже не такой, как тут. Всё горело, но не сгорало. И дома...

Драко замолчал. Ему не хотелось почему-то говорить, на что был похож материал, из которого были слеплены эти дома. Но Гарри понял это как "нездешние".

— Вот и я подумал, что это мне снилось не случайно. Что это подсказка — где искать следующую часть души Тома. Только вот мне не нравится, что тебя тоже во всё это затягивает. Это вообще очень тяжело — видения эти?

— Да ничего такого страшного, ты не волнуйся. Это такие мгновенные вспышки. Они ошеломляют, словно тебе кто-то внезапно дал под дых. Но в принципе ничего страшного в этом нет. Самое неприятное — это внезапность, и всё.

Драко протянул руку и ободряюще потрепал Гарри по плечу.

— Эх, Драко, Драко, Драко... — сокрушённо вздохнул тот вдруг.

— И я тебя тоже люблю, дружище, — лукаво усмехнулся Малфой.

В ответ его наградили мягким тычком в плечо.

— Эй!

— Сам ты "эй"!

Они вскочили и несколько минут потом в шутку тузили друг друга, пока не свалились на ковёр. Потом хохоча встали и привели себя в порядок. И так же смеясь вывалились из Выручай-комнаты в коридор, напугав до визга девчонок-первокурсниц.

* * *

Негус сидел в пустой учительской с книгой. Ничем особым эта книга не была — старинный роман о жизни путешественника-мага. Старый невыразимец просто пытался отвлечься. А ещё надеялся, что чтение утомит его, и он сможет заснуть.

Тихонько отворилась дверь, послышался шорох мантии.

— Ах, это вы, деточка, — промолвил Негус, даже не оборачиваясь. Кто пришёл, он понял по лёгкому запаху благовоний.

Шицзуки обошла глубокое кресло с высокой спинкой и посмотрела на невыразимца.

— Да, это пришла ваша деточка, и вы успокоитесь и сможете поспать ночью, — улыбнулась она.

С первого дня пребывания в школе, Негус её иначе не называл.

Придвинув стул, Шицу села напротив мужчины и взяла его руки в свои. Негуса в последнее время мучили страхи. Их приступы накатывали внезапно, и Шицу чувствовала их, как свои, когда пыталась как-то облегчить невыразимцу его положение. Он крепился и с Гарри держал себя твёрдым и знающим учителем, но к вечеру расклеивался.

— Вы совсем не должны так делать, — мягко упрекнул он молоденькую женщину, — вы только напрасно тратите на меня свои силы.

— Ничего страшного, онси. Силы у меня всегда найдутся, а всё прочее — неважно.

Всё прочее — было чувствами Негуса. Но Шицу полагала, что женские слёзы, что водица. С неё не убудет: выплачется и успокоится. А мужчины в своей битве должны быть стойкими.

— Всё это наносное, не ваше. Значит, вы идёте с Гарри в правильном направлении.

Полечив старика, Шицу ласково пожала ему руки.

— Надеюсь на мальчика, надеюсь, — кивнул Негус. — А как ваш подопечный. Бедняга от меня просто бегает.

— Надеюсь, вы его извините, онси? Драко пока что трудно справляться с новыми способностями. Тем более такими. Он пугается.

— Разве ж я сержусь? Жалко просто, что поговорить не получается. Мальчик, по всему видно, способный.

— Думаю, что время у вас ещё обязательно будет, и даже до Рождества. А теперь вам бы пойти к себе и прилечь. Да? — улыбнулась Шицзуки.

Негусу заметно полегчало, и верно — надо бы лечь спать. Конечно, не каждый день его так откачивали. Он никогда не жаловался, не подавал вида — Шицзуки приходили сама.

— Да, пойду я, — ответил Негус.

Шицу опередила его и встала первой, Погладив голову старика, она «зачерпнула» ещё.

— Ну, вы уж со мной, как с маленьким, — шутливо заворчал тот.

— Вовсе нет, — лиса взяла Негуса под руку. — Хорош ребёнок: какой вы сегодня анекдот рассказали профессору Вектор? — она погрозила пальцем.

В учительской было совсем темно — горела только лампа на столе. Да и её сейчас потушит бдительный эльф. Повсюду тени, тени, темнота… Под креслами, под шкафами черно.

Двое вышли в коридор, попрощались. Молодая женщина посмотрела вслед невыразимцу, поднимающемуся по лестнице к себе, и медленно пошла по коридору, вытирая на ходу щёки. Она не заметила, как за ней в учительскую шмыгнула полосатая кошка, не заметила, как кошка выскочила обратно в коридор.

6 ноября 1998 года.

Азкабан

Драко не суждено было попасть в Тайную комнату. Пятого, накануне того дня, когда в Хогвартсе ждали невыразимцев, пришло письмо из Азкабана от коменданта: официальное разрешение на свидание Драко с отцом. Драко был ещё студентом, и его должен был сопровождать кто-то из преподавателей. Северус бы сам отправился, посчитал себя даже обязанным, но ему надлежало быть на своём месте и встречать магов из Министерства. Поэтому с Драко вызвалась поехать Шицзуки.

Дорога была длинной: сначала с помощью портала они переместились в пункт переправки заключённых, а потом на пароме их повезли на остров. Было холодно, оба кутались в тёплые мантии, нос Шицзуки слегка посинел, и она потирала его, косясь на Драко. Он бы, может, посмеялся такой забавности, но ему было не до того. Он сидел на скамье парома и дрожал. Но не от холода, а от волнения.

* * *

Роджер Тэмпли появился в Азкабане в понедельник, четвёртого ноября. К тому времени Люциуса уже поместили в его камеру, в которой произошли заметные перемены. Стены и потолок были заново оштукатурены, потолок побелен, а стены покрашены зелёной краской вполне приличного оттенка. Появилась обычная койка, вместо бывшей откидной доски, так что стол и табурет теперь помещались у противоположной стены. Бойница была снабжена опускающейся ставней. Много вопросов вызывала полка на стене: она тут ради одной книги или туда можно будет класть что-то ещё, и чем будет это что-то?

Камера Люциуса из-за её положения в самом конце коридора не позволяла ему понять, заполнен блок, или нет. Стояла такая мёртвая тишина, что было жутко. Но он недолго пробыл в своём обновлённом обиталище. Где-то через час с небольшим в блок вошли стражи. Залязгали замки, и раздалась команда выходить в коридор. Заключённых вывели в большое помещение, которое Люциус раньше никогда не видел. Эта комната помещалась, видимо, между блоками. Их построили — всех отбывающих сроки на четвёртом этаже. Люциус даже не подозревал, что их так много. Ему показалось, что с полсотни, не меньше. Некоторых он видел вообще впервые в жизни: как они оказались в рядах сторонников Лорда? Что там было: добровольное согласие, Империо, шантаж и запугивания? А вот и старая гвардия… Поставленный во второй ряд за каким-то совершенно лысым, ещё не старым мужчиной, которого он видел впервые в жизни, Люциус опять поразился тишине. И даже не ей, а тому, что заключённые не делали ни малейших попыток взгляд в сторону бросить, посмотреть на бывших приятелей, соучастников, сравнить, кто как постарел, кто до чего дошёл. Страх неизвестности сковал серую массу в одинаковых тюремных хламидах. Мракоборцы стояли по периметру с палочками наизготовку.

— Смирно! — раздалась команда. — Комендант Азкабана!

Раздались шаги, и в зал вошёл Тэмпли. Он окинул ряды арестантов спокойным и отстранённым взглядом и сделал знак одному из стражей. Тот вышел вперёд и стал зачитывать новый свод правил. Люциусу всё это уже было знакомо, поэтому он с любопытством ожидал реакции остальных. Реакция была молчаливая, но бурная — по рядам прокатывались волны сдавленного дыхания, и в нём чувствовалась целая гамма эмоций — от возмущения до некоторой робкой надежды.

Свой план Тэмпли начал осуществлять уже на следующий день. Был оглашён график дежурств по блоку, и, судя по нему, мытьё полов в коридоре Люциусу предстояло через три дня. Зато к уборке камер приобщили всех разом и в тот же день. Люциус прекрасно помнил насчёт свиданий, поэтому он мужественно взялся за дело. Собственно говоря, в камере было чисто, и мытьё полов было на данный момент актом скорее символическим. В блоке на сей раз тихо не было: кого только не поминали, как только не чертыхались, но, судя по стуку вёдер и мокрым шлепкам, мыли. И надо же — вода в ведре была тёплой. Главной сложностью для Люциуса оказалось то, что он не умел выжимать тряпку. Он вполне успешно размыл участок пола, а потом решил собрать воду. А было по-прежнему сыровато. Люциус выкручивал тряпку и так и сяк, и, наконец, рассмеялся. Потом он приспособился, держа один конец тряпки в воде, а второй постепенно выкручивая и спуская на пол. В общем и целом, он справился, хотя устал так, словно он один вымыл весь блок. Вылив воду в унитаз, он положил в ведро тряпку, и орудия труда пропали из камеры. Люциус вымыл руки и уселся на койке, потирая поясницу.

Спустя какое-то время он почувствовал разочарование: хотелось сделать что-то ещё, хотелось двигаться. Он встал, походил по камере. Вспомнил школьные разминки перед игрой в квиддич — поделал приседания и наклоны. После десяти приседаний ноги заныли.

Люциус передвинул табурет поближе к койке и положил на него ноги.

А в том конце коридора меж тем что-то происходило: судя по звукам, приходил страж и увёл кого-то за собой. Потом опять открылась дверь, и кто-то стал передвигаться по коридору, останавливаясь у каждой камеры, называя имена и что-то явно раздавая заключённым. Люциус подошёл к решётке, встал в левый угол: отсюда ему была видна часть решётки второй от него камеры в противоположном ряду. Там сидел Гойл-старший. Сначала он увидел тележку, которая остановилась напротив камеры. Потом он увидел, как Гойл подошёл к решётке, а назначенный стражем дежурный достал из коробок, стоящих на тележке, и выдал ему бумагу, чернильницу и перо. Не лист, а стопку бумаги, вполне приличную чернильницу и самое простое, но целое перо! Люциус даже шею вытянул, ожидая, когда до него дойдёт очередь получить такие сокровища. Ну, наконец-то! Чернильница была с крышкой, а пером явно можно было писать, а не только царапать. Он перенёс всё это на стол, забавляясь в мыслях той деловитостью, с которой дежурный ставил карандашом галочки в формуляре. Уже проникся важностью момента! Тележка укатила, а Люциус принялся раскладывать сокровища на столе, радуясь, что камера напротив пуста. Хотя вполне возможно, что не он один сейчас занимался тем же самым.

Долго наслаждаться ему не дали — и за ним пришли, и повели через весь блок, а потом по коридору — в комнату, где стояли большие ящики и вдоль стен располагались стеллажи. Пахло книгами — их было много. Люциус улыбнулся. Ну вот, он и получил свою работу.

— По какой системе будете расставлять тут всё — это уж ваше дело, мистер Малфой, — сказал страж. — Обед вам сюда принесут. Нужник и рукомойник — там.

И он ушёл, заперев дверь…

Люциус осмотрелся, обнаружил на столе огромную амбарную книжищу, нашёл в одном из ящиков пустые бланки, и карточки для записи книг, и коробки для хранения карточек.

Он решил расставить всё для начала по алфавиту и хотя бы разделить прозу, поэзию и книги научные и познавательные.

Выбрав первый попавшийся ящик, Малфой принялся разбирать книги. Самые разные: старые и потрёпанные и совсем новые, авторов-магов и самые что ни на есть магловские. Каждую он заносил в карточку, заполнял бланк выдачи. До обеда он успел разобрать полтора ящика. Некоторые авторы повторялись, повторялись и произведения. Одну книгу он отложил в сторону. Открыв наугад, он уцепился взглядом за отрывок:

«В тот же день (не буду скрывать, что я за ними следил) я с удовлетворением увидел, как мистер Генри выходит из комнаты своей жены на себя не похожий. Лицо его было заплакано, и все же он словно не шел, а летел по воздуху. По этому я заключил, что жена с ним объяснилась. «Ну, — думал я, — сегодня я сделал доброе дело!»

«Семейная драма, — подумал Люциус, — вот и отвлекусь». И речь, видимо, шла о какой-то аристократической фамилии.

Поев, Люциус продолжил работать и так провозился до самого ужина, который он съел уже у себя в камере. Книгу ему взять разрешили, и он до самого отбоя читал, очень быстро убедившись, что развлечься этим романом не получится. Угораздило ему сразу нарваться на книгу о фамильной гордости и братской вражде. Когда свет в блоке был притушен, Люциус уже спал в обнимку с томом.

Утром болело всё. Люциус еле сполз с койки и, когда в камере появилось ведро и тряпка, он посмотрел на них с ненавистью. Впрочем, заставив себя поработать, он вскоре почувствовал некоторое облегчение. А потом принесли завтрак: кружку с какао и миску с овсянкой. Люциус с нетерпением ждал, когда его поведут в библиотеку, но за ним всё никак не приходили.

Он даже решился окликнуть первого появившегося в блоке стража и спросить: когда он может приступить к работе.

— После обеда, мистер Малфой. Вас скоро отведут к коменданту — у него к вам есть дело.

При этих словах Люциуса охватило нервное возбуждение. Тэмпли зачем-то хочет его видеть, хочет его видеть… Он заставил себя сесть, не метаться по камере, и стал ждать.

* * *

Паром причалил к маленькой пристани, где ждал один из стражей. Комендант позаботился о встрече. Драко медленно поднял голову, глядя на Азкабан. Замок был огромен, в шесть этажей, а были ещё, наверняка, и подземелья. Он застилал собой весь горизонт, окон было совсем немного: Драко подумал, что окна указывают на служебные помещения. Он присмотрелся и заметил крошечные выбоины в кладке, сощурил глаза, но не смог понять, что это такое. От пристани шла мощёная дорога ко рву, и мост был опущен. Огромный проём ворот зиял, как пасть, которая глотала людей, но выпускала немногих.

— Бррр, — Шицу передёрнуло. — Алькатрас в Штатах — просто курорт по сравнению с этим.

Страж повёл их к мосту. Когда они входили в ворота, Драко ощутил внезапную слабость в коленях. Ему показалось, что чёрный свод тоннеля рухнет на него и похоронит под собой.

Он уже понял, что за выбоины он видел — это были маленькие оконца камер.

— Неужели он весь заполнен? — спросил Драко скорее сам себя.

Но страж ответил:

— Не весь, конечно. Да скоро тут арестантов и поубавится: Визенгамот уже издал указ, и мелкие правонарушения будут теперь караться общественными работами и домашним арестом. Тут останутся только злостные преступники.

В том конце прохода маячил тюремный двор, но что-то рассмотреть было невозможно, тем более, что они подошли к двери, по обе стороны от которой в держателях горели факелы.

Страж открыл дверь заклинанием. Дальше шёл коридор, а потом они стали подниматься по винтовой лестнице. Ничего особо страшного в этой части Азкабана не было. Он напоминал обычный средневековый замок: каменная кладка стен, вытянутые оконца, дубовые двери. Если бы коридор был украшен какой-нибудь каменной резьбой, так было бы похоже даже на Хогвартс.

— Господин комендант, — постучав, страж открыл одну из дверей, — к вам посетители.

И он ввёл Шицзуки и Драко в комнату. Это было что-то вроде приёмной: стол, два кресла, запертые наглухо шкафы, стены обшиты деревянными панелями. Была и ещё одна дверь: возможно, там помещались личные комнаты коменданта.

Драко был несколько удивлён внешностью Тэмпли. По письмам он представлял его себе другим: не таким молодым, и не с такой простоватой, на первый взгляд, внешностью. У него были даже чуть заметные веснушки на носу. Но взгляд был твёрдым, спокойным и казался даже совершенно бесстрастным.

— Добрый день. Мисс Амано, мистер Малфой. Прошу вас, уличные мантии можете повесить вот сюда. Садитесь, мисс Амано.

Они разделись. Шицзуки села, а Драко понял, что в приёмной он не задержится.

— Мистер Малфой, я прошу вас оставить в тайне, как именно будет проходить ваше свидание с отцом. Не говорите это даже своим друзьям. Единственный человек, которому можно рассказать, — это ваш директор. Я не хочу, чтобы ходили сплетни, что кто-то у кого-то на особом положении. Тем более что это неправда.

— Конечно, я понимаю, — кивнул Драко, подумав про себя, что ведь это особое положение явно есть. Только вот чем оно вызвано?

— Ваш отец был не совсем здоров, и это небольшое отклонение от правил, думаю, пойдёт ему на пользу. Я прошу вас пройти за мной, а мисс Амано останется здесь.

И комендант пригласил Драко пройти в соседнее помещение. Тут была комната, которую можно было посчитать чем-то средним между гостиной и кабинетом. Был и письменный стол, и круглый обеденный, и диван, и шкафы с книгами. Но в комнате было тесновато. Опять дверь в стене. Ну, там-то наверняка, спальня. Да уж, скромно живёт тюремный комендант, скромно. Драко сел на диван и стал ждать.

* * *

— Заключённый Малфой, на выход!

Люциус приложил некоторое усилие, чтобы не слишком резво кинуться к решётке. И когда его повели по незнакомым коридорам, он привычно шаркал ногами в тюремных бахилах.

— Стоять! Лицом к стене! Вперёд!

И вот его ввели в приёмную коменданта. Тэмпли был не один. В кресле сидела молодая красивая азиатка, одетая в элегантную зелёную мантию причудливого покроя. Женщина со спокойным интересом посмотрела на Малфоя, и тому показалось, что глаза у неё жёлтые.

— Мистер Малфой, — обратился к нему Тэмпли. — То, что произойдёт сейчас, вы должны хранить в строжайшей тайне. Если вас спросят, то свидание проходило в обычном порядке. Вы поняли?

— Да, господин комендант, — ответил Люциус, хотя он ровным счётом ничего не понял.

С кем свидание? С этой незнакомой женщиной?

Но Тэмпли опустил его руки, которые Люциус держал за спиной, взял за локоть и повёл к двери в соседнюю комнату. Отворив её, он мягко втолкнул Люциуса внутрь и закрыл дверь за ним. Люциус, правда, уже ничего не видел вокруг, кроме юноши на диване, одетого в гриффиндорскую мантию. И этот юноша вскочил и с криком «Папа!» кинулся ему на шею и стал целовать в щёки.

— Драко… — слабым голосом пробормотал Малфой и прижал сына к себе.

Он ощупывал плечи Драко и всё никак не мог поверить, что это, правда, он. Он не видел сына почти три года, и тот так изменился за прошедшее время: вытянулся, возмужал.

— Сынок, — вырвалось вдруг у Люциуса.

Он никогда так раньше Драко не называл, и на него обрушился новый шквал поцелуев. Люциус не выдержал и заплакал. Он обхватил ладонями голову сына и, когда поцеловал, то почувствовал, что щека у того тоже влажная. Вновь крепко обнявшись, они стояли и раскачивались, а потом наконец-то подошли к дивану и уселись на него, держась за руки.

Драко смотрел на отца и крепился, чтобы не зареветь, как ребёнок. От прежнего лощёного красавца Люциуса осталась одна тень.

— Ты как тут, пап? — решился спросить Драко.

Люциус стал рассказывать, упоминая, конечно, только о последних событиях в Азкабане. Он совершенно искренне похвалил Тэмпли за его маленькую революцию, с иронией в свой адрес расписал вчерашнюю баталию с ведром и тряпкой, упомянул и о библиотеке — причём с явным довольством в голосе.

— Может, прислать какие-то книги? — предложил Драко.

— Эти ещё не разобраны, — сразу проворчал Люциус, подумав, что сын собирается пожертвовать чем-то из семейного собрания.

Драко улыбнулся: отец не изменился.

— Ну, вдруг чего-то не окажется. Напиши. Люди-то посылают. И новые покупают — ты сам сказал.

— Да, пожалуй, — в голосе Малфой-старшего послышались нотки интереса. Он явно прикидывал выгоду для фамильной репутации.

Драко улыбнулся шире. Он привлёк отца к себе, поглаживая стриженную седую голову.

— А у тебя-то как? — спросил Люциус, чувствуя себя очень странно, но пока что не определив для себя, в чём странность, хороша она или плоха.

— Всё хорошо, я тебе писал. Всё хорошо, папа.

— Это кто тебя сопровождает?

— Мисс Амано. Декан Слизерина, — ответил Драко с некоторым удивлением. Он писал о Шицзуки и о своих занятиях прорицаниями.

— Я не думал, что она такая молоденькая.

По письмам сына Малфой представлял себе эту женщину старше.

— А! — рассмеялся Драко. — Она просто выглядит младше из-за своей крови.

Декан Слизерина, значит. И сопровождает его сына. Люциус довольно улыбнулся: сын со своими связи не теряет.

— А твоя… — он запнулся, — подруга?

— Мы обручились, — последовал ответ, Драко выпрямился и весь подобрался.

Люциус поднял голову и посмотрел на сына, и увидел в нём самого себя: та же решительная надменность была написана на его лице. Он готов был защищать своё. Люциус вспомнил свои споры с дедом Драко, и как он сам так же внешне спокойно и надменно возражал отцу, а сердце-то сжималось, и он чувствовал, что совсем один и никого у него нет.

— Я её люблю, — промолвил Драко, и лицо его смягчилось.

Ну, если вспомнить родовое древо, то можно, конечно, найти отдельные случаи в глубоком Средневековье. Что ж… Тогда были славные Малфои… А если пошарить в истории магических фамилий, то там мелькали Грейнджеры, пусть даже они не имели к этой девице никакого отношения.

— Вот… закончите курс… и что ж… женитесь, — вздохнул Люциус.

Он капитулировал.

— Папа…— Драко прижал его к себе.

Вот и причина странного состояния и странной готовности капитулировать и впредь. А что делать? Это единственное, что у него осталось.

— Папа… Ты ведь подашь апелляцию, когда опять будет можно?

— А надо ли?

— Пап!

— Я буду вам только…

— Отец!

— Ну, хорошо, хорошо…

— Я тебя люблю!.. Ты что? Не плачь…

— Прости меня… — всхлипнул Люциус. — Я был плохим отцом…

— Наверное, — услышал он в ответ чуть насмешливый, но ласковый голос, а манера чуть растягивать гласные успокаивала, и это заставило его прекратить истерику. — Тебе лучше знать, папа, а я тебя всё равно люблю.

В дверь постучали.

— Пора? — Люциус схватился за плечи сына.

— Мистер Малфой, — послышался из-за двери голос Тэмпли. — Младший мистер Малфой. Вам пора.

Драко ещё раз напоследок поцеловал отца и поднялся.

— До следующего месяца, — сказал он и вышел.

Люциус остался в комнате один. Тут была хорошая звукоизоляция: из приёмной слышался только слабый шум голосов, но слов разобрать было нельзя. Но было понятно, что Тэмпли провожает посетителей.

Тэмпли. Он не должен был устраивать такое свидание, но он это сделал.

Когда комендант вошёл в комнату опять, Люциус сделал движение подняться, но Тэмпли его остановил. Он посмотрел на Малфоя, на то, как он нервно облизывает пересохшие губы, налил в стакан воды из графина на столе и протянул ему.

— Спасибо, — Люциус жадно выпил воду и протянул стакан коменданту.

Тот, усмехнувшись, забрал его и вернул на место.

— Как вам работа в библиотеке? — спросил он.

— Очень… спасибо…

— Ну, заладили! Идите, мистер Малфой, и молчите о сегодняшнем. Я вас предупредил.

— Да, конечно!

Люциус вскочил и вышел вперёд Тэмпли в приёмную. Радость от встречи с сыном сменилась душевной мутью. И в самом деле: с чего он решил, что Тэмпли видит в нём кого-то, а не простого арестанта. А сегодняшнее… Вполне возможно, что дело в Драко. Северус мог его хвалить в письме к Тэмпли. Они же обменивались посланиями — это точно. Люциус споткнулся на ровном месте, и тут же твёрдая рука подхватила его под локоть.

— Осторожнее!

На один миг ему показалось, что ладонь Роджера чуть сжалась на его локте, но тут комендант отпустил руку Малфоя и стукнул во входную дверь, вызывая охрану. Передавая заключённого, он молча кивнул стражу, переглянувшись с ним. Тот был своим человеком — по всему.

Люциуса отвели в камеру. Он был рад этому. Растянувшись на кровати, он повернулся носом к стене и обхватил себя за плечи руками. Ему впервые за время заключения захотелось не просто на волю, а домой. Пусть даже там будет маячить эта… магла. Всё-таки, если судить по её внешности, то всё не так страшно.

Кто-то спать у нас совсем не хочет,

Так и быть, поколобродит со мной;

Мы Луну, что спать мешает ночью,

Повернем обратной стороной…

Если ты захочешь очень-очень,

Мы пойдем по темной стороне;

Поглядим на грани дня и ночи,

Как восходит солнце на луне…

«Аэрограф»

Дневник Джинни Уизли

3 ноября

Гарри рассказал мне о Тайной Комнате. Конечно, я согласилась пойти, а как же иначе? И самой интересно взглянуть, как там сейчас, да и Гарри поддержать.

Вчера Забини приглашал Полумну на прогулку и подарил ей своё стихотворение. Полумна была совершенно сбита с толку таким неожиданным порывом со стороны Блеза. Она-то была уверена, что он неравнодушен к мисс Амано. А Блез и неравнодушен, только он влюблён в своего декана, как можно быть влюблённым в преподавателя, когда на него смотришь, как на пример для подражания, или как на какой-то образец. А, может быть, ему нравится, что мисс Амано с ним считается, симпатизирует ему — вот и всё. Не думаю, что он влюблён в Полумну всерьёз. Он скорее к ней присматривается, она его удивляет. Пока что ему этого хватает, а вот что дальше будет — кто знает?

Клиффорд в полном раздрае. Ожидает прибытия в школу своей матери. Наш директор с ним разговаривал, успокаивал. Клифа можно понять: он боится, что мать начнёт цепляться к Эмме, или вдруг сорвётся и опять начнёт пить. Посмотрим, что будет. Эмму-то мы в обиду не дадим — вместе с Клиффордом.

4 ноября

Снаружи с утра подморозило, трава покрылась инеем. Эльфы под началом Добби хорошо подготовились к холодам — в некоторых коридорах необычно тепло: все рамы приведены в порядок, щели протыканы паклей.

Последний нормальный месяц для учёбы до каникул. В декабре все начнут сходить перед балом с ума. Кажется, только наша компания и останется вменяемой.

Эмма, думаю, пойдёт на бал с Клиффордом. Колин совсем загрустил, но держится молодцом. Нашлась бы умная девчонка с нашего курса — пригласила бы его, хотя это против правил. Такой парень пропадает! Он, конечно, не такой красавец, как Клиффорд, но он добрый и весёлый, и может быть настоящим другом.

5 ноября

Наша главная пара наконец-то перестала играть в прятки, и сегодня за завтраком было официально объявлено о помолвке. Народ, конечно, хлопал в ладоши, вопил, топал ногами, свистел, устроил овацию, почище той, которой угостили заочно Крама, когда о нём говорили накануне учебного года. Рано я надеялась на последний спокойный месяц — у людей появилось новое развлечение. Кто-то разрисовал дверь Северуса сердечками, а в теплицы Спраут был совершён грабительский набег, и в щель двери в комнаты мисс Амано насовали цветов.

Пожениться Северус и Шицзуки собираются только весной — чего тянут? Непонятно.

Минерва тоже милостиво похлопала и даже выражение лица сделала приличное. За столом уже сидела миссис Финикс — ничего так, симпатичная женщина, кстати.

Тонкс какая-то бледная в последнее время, или мне это только кажется? Такая вся задумчивая. Вроде бы они с Люпином не ссорились.

5 ноября

Клиффорд поскрёбся в дверь.

— Ма? К тебе можно?

— Заходи, конечно, — миссис Финикс распахнула дверь.

Клифф несколько ревниво огляделся. Но ничего так комната, уютная. Мать раскладывала вещи.

— Тебе тут удобно? Помочь?

— Спасибо, сынок, не надо. А вот вечером заходи, если сможешь.

— Ага. У тебя когда занятия? — Клифф сел на стул.

— Со следующей недели, но к работе в теплицах я приступаю уже завтра.

— И сколько у тебя будет занятий в неделю?

— Четыре. И будет время подготовиться. Честно говоря, я немного боюсь. Первый курс отзанимался с мисс Спраут только два месяца, а вот второй курс — вдруг я им не понравлюсь?

— Ладно тебе, ма, они ещё мелкие. Хаффлпафф Спраут настроит, как надо. А Слизерин — Шицзуки-сан. У неё мелкие все трудоголики — она их как-то там особенным образом нацелила на отличную учёбу. Равенкло — те вообще только про учёбу и думают.

— А Гриффиндор? — усмехнулась миссис Финикс.

— Будут иметь дело со мной.

— Ещё чего не хватало! — фыркнула Джеральдина.

— Я шучу, ма.

Он смотрел, как мать раскладывает вещи, и вспоминал их старый дом, когда она вот так прибиралась в комоде или шкафу, наводила порядок на их с отцом полках: аккуратно складывала майки, свитера, сворачивала парные носки вместе. Порядок держался обычно недолго. Клиффорд встал со стула, подошёл к матери и неловко обнял её.

— Ты вечерком приводи Эмму, — тихо промолвила Джеральдина. — Я хоть с ней познакомлюсь.

— Ты серьёзно?

— Ну, да. А что, она может не пойти?

— Я не знаю, — честно ответил Клиффорд. — Она может испугаться тебя.

— Я не такая страшная, — Джеральдина потрепала сына по щеке. — Не буду я цепляться к твоей подруге, не волнуйся. Возможно, она мне даже понравится.

— Ладно, ма.

Клифф не знал, радоваться или стоит включить параноика?

— У тебя серьёзные намерения, или просто увлечение?

Вопрос матери застал врасплох.

— Серьёзные, — ответил он немного неуверенно.

Джеральдина скрыла улыбку. Всё было не так уж и страшно. Мальчиков в этом возрасте легко напугать. А если вдруг сын окажется молодым да ранним в стремлении окольцеваться, то в запасе будет ещё целый год врозь. Он окончит школу, а ей ещё предстоит последний курс.

— Тем более нам с Эммой нужно познакомиться.

В глазах сына читалось подозрение.

— Я подумала и решила, что была неправа. Девочку не стоит винить за то, что делали её родители.

— Ма! — Клифф кинулся ей на шею. — Я тебя люблю!

«Я тебя тоже люблю, — подумала Джеральдина, — поэтому избавлю от такого брака».

Воодушевлённый, Клифф поспешил в общую гостиную. Пробегая по коридору, он остановился у одного из окон, потому что взгляд его зацепился за какое-то движение во дворе.

К Замку подъезжали три кареты, запряженные фестралами. Вот они остановились, и по лесенкам на брусчатку стали спускаться странные мужчины в чёрных мантиях, отделанных серебряным галуном. Клифф прилип носом к стеклу.

Из дверей Замка вышел Снейп. Он обменялся с приезжими церемонными поклонами.

— Вот ты где! — Эмма, подпрыгнув, уцепилась ему за плечи и посмотрела во двор. — Это невыразимцы. Целая делегация. К чему бы это?

— Может, из-за Гарри? — предположил Клифф, но Эмма продолжала держаться за его плечи, и ему стало не до чего, кроме неё.

— Ма зовёт нас вечером к себе — пить чай.

— Я боюсь.

— Не бойся. Она настроена миролюбиво, и потом — это просто чай.

— Хорошо, — вздохнула Эмма. — Только недолго. Завтра трансфигурация, мне надо ещё раз почитать. И всё равно я буду плавать.

— Ты только не переживай и не перетруждай себя.

Клифф развернулся и обнял Эмму — почти по-дружески. Почти, потому что у него самого сердце тут же пустилось в пляс.

* * *

— Покажи же нам ваших деток, — попросил мистер Дибенкорн — пожилой невыразимец, возглавлявший группу. — Пригласите их, господин директор.

Северус немного смутился от такого определения — «ваши детки», но кликнул Добби и отдал ему распоряжение.

Сам он раньше общался с невыразимцами крайне мало. Вот только с Негусом немного сблизился. Включая его, магов было семеро. Словно нарочно именно столько. Снейп приметил интересную особенность — те шестеро, что приехали в Хогвартс, образовывали пары: пожилой и молодой, наставник и ученик. Он подумал о мальчиках, о Гарри и Драко, раз уж Шицзуки уверяла, что обоим предстоит работать в Отделе Тайн. Получается, что и у них будут свои учителя. Это радовало и успокаивало. Он подумал, что Негус, возможно, планирует взять в ученики Гарри. Это было бы замечательно — они прекрасно ладили.

Во всех невыразимцах чувствовалось что-то общее: они были словно не от мира сего, обращались друг к другу и к нему с улыбкой и просто-таки излучали доброжелательность. Невольно приходили на ум сравнения с каким-нибудь монашеским орденом, а иногда вспоминались сигареты, подсунутые Гарри на его дне рождения близнецами Уизли.

Пришла молодёжь. Снейп представил учеников и взрослых друг другу.

Девочки разглядывали магов с интересом, Гермиона держалась более официально, Джинни неожиданно повела себя странно, разыгрывая легкомысленную и бесшабашную барышню. Она даже пристала к Дибенкорну с вопросами: а можно ли невыразимцам жениться?

— Не нервничайте, милая, — ответил маг без обиняков. — Никто у вас вашего жениха не заберёт.

Джинни покраснела.

— Счастливо женатый невыразимец — хороший невыразимец, — добавил он, и его коллеги рассмеялись. — Мы вовсе не даём обетов безбрачия.

— А бывают невыразимцы-женщины? — спросила Гермиона.

— Нет. Не потому, что женщины стоят ниже мужчин. Просто очень большая ответственность и очень тяжёлая работа. А женщины — существа драгоценные и слишком хрупкие, чтобы позволять им изнурять себя.

Джинни кашлянула, но возражать не стала.

Гермиона посматривала на Драко, который разговаривал с высоким, с хорошей осанкой, несмотря на почтенный возраст, магом. Да и глаза у мужчины были очень проницательными и живыми для таких лет. В молодости он, видимо, был очень красивым, и сейчас назвать его стариком язык не поворачивался. Они о чём-то тихо говорили, наклонившись друг к другу, а Драко временами вспыхивал от смущения. Гермиона удивилась, но заметила, что смущение Драко явно проистекало от одобрения или похвалы. И она довольно улыбнулась.

— О чём вы говорили? — поинтересовалась она, когда все вышли из директорского кабинета и отправились в гриффиндорские комнаты.

— Мистер Ленен… — начал Драко. — То есть месье… Да, он француз, но женился на англичанке и давно переехал в Лондон. Он поговорил со мной о моих способностях. Немного. Потом сказал, чтобы я не жалел, что не могу быть с вами завтра. Свидание с отцом важнее. Он очень тепло об этом говорил. — Драко покраснел.

— Вот видишь: не только твои близкие понимают твои чувства к отцу и одобряют их, — сказала Гермиона, беря Драко под руку. — Ты мне расскажешь завтра, как прошло?

— Конечно.

Остановившись в уединённом закутке на повороте коридора, Драко притянул подругу к себе и обнял, прислонившись поясницей к выступу оконного проёма.

Гермиона не спросила, что это с ним и зачем, а только обхватила поперёк торса и прижалась.

— Я думаю иногда, как сильно изменилась моя жизнь с твоей помощью, — сказал Драко.

— Если бы ты сам этого не хотел, этого бы не случилось.

— Да-да, — тихо усмехнулся он. — Но ты меня тоже поняла.

Гермиона улыбнулась, закрыла глаза и подняла голову. Драко быстро — всё же в коридоре они были не одни, но нежно поцеловал её в губы.

Донесшиеся до них маловразумительные звуки, вроде девичьего воркования или шипения и мальчишеского похохатывания, намекали, что пора бы отсюда уходить. Но звуки словно унесло куда-то далеко ветром, и эти двое стояли обнявшись ещё довольно долго, совершенно не замечая вокруг никого, пока проходящая мимо старшекурсница с Хаффлпаффа, которая часто бывала в общей гостиной, не спросила их сочувственно: а не случилось ли чего-нибудь, что они тут застыли в обнимку, как два соляных столба. Вынырнув из своего транса, они всё так же полусонно отошли от окна и удалились, взявшись за руки. Девчонка рассмеялась им вслед и постучала пальцем по виску.

6 ноября

Девушки надели для удобства джинсы. Для всех четверых это было увлекательным приключением. Подлинные события второго курса воспринимались уже как нечто совсем далёкое — даже Гарри и Джинни. Так что они собирались в поход к тайнику Слизерина, как на прогулку.

— Как же мы спустимся вниз? — поинтересовался Рон, пока они шли позади невыразимцев по коридору второго этажа. — Опять на пятой точке?

— Вряд ли, — возразила Гермиона. — Ведь нужно будет что-то поднимать на поверхность. Наверняка у этих магов в запасе есть какой-нибудь секрет.

— Там сейчас, наверняка, полно крыс. Есть-то их некому, — пожаловалась Джинни.

— Сестра моя, — отозвался Рон, картавя на французский манер, — ты уже зациклилась на крысах. Ты их боишься? Как же ты столько времени терпела покойного Питера?

— Так то крыса домашняя, культурная. Особенно, если забыть, кем она была.

— Не думаю, что они там вообще водятся, — Гарри поспешил успокоить Джинни. — Есть им там точно было бы нечего. Василиск не мог покинуть Тайную комнату без вызова наследника Слизерина. Он просто находился в спячке, или же он уползал очень глубоко под гору, в пещеры. Возможно, там находил себе пищу. А крысиные кости, которые мы видели с Роном — кто знает, сколько им лет? Вдруг они были пятидесятилетней давности? Я вот ни разу в Замке крысу не видел. Дикую, в смысле.

— Эх, — вздохнула Гермиона. — Когда же вы все наконец-то прочтёте «Историю Хогвартса»? Замок защищён и от крыс, и от мышей.

— Наверное, мы прочитаем эту книгу уже на пенсии, — рассмеялся Рон.

— Значит, миссис Норрис приходилось выходить из замка, чтобы поохотиться, — промолвила Джинни.

— Филч её почти не выпускал на улицу, — отозвался Северус, притормозив и подождав ребят. — Это была самая обычная кошка, и он трясся над ней, как над собственным младенцем.

— Вот уж точно говорят, что любовь зла, — фыркнул Рон. — Такая была вся облезлая, тощая.

— Потому что старая. А в молодости миссис Норрис была красивой животинкой. Ухоженная, мех блестящий, волосок к волоску, — улыбнулся Снейп.

Он мало чем в последние дни отличался от невыразимцев — ходил с такой же мечтательной полуулыбкой на лице.

— Кошка, одним словом, тоже была сквибом, как и он, — подытожил Рон. — Потому он её и любил. Студентов-то он терпеть не мог.

— Добби стоит Филча и его кошки вместе взятых, — фыркнула Гермиона. — Он вездесущий.

— Зато он всегда поможет, если что, — заметил Гарри.

И по иронии судьбы именно Добби они и увидели первым в женском туалете на втором этаже. Он стоял гордо подбоченившись, в мантии и с фирменным котелком на голове. Чуть в сторонке скромно притулились трое эльфов, задрапированных в полотенца со школьным гербом.

«Они будут поднимать на поверхность предметы и людей», — догадался Гарри.

Добби даже пол высушил по такому случаю, и в одной из кабинок раздавались жалобы обиженной Миртл.

— Прошу вас, Гарри, — Дибенкорн указал на фальшивый умывальник.

Со времени победы над Лордом Гарри ни разу не разговаривал на парселтанге и совершенно не был уверен, что у него получится.

Он подошёл к раковине, нашёл взглядом знакомую нацарапанную змейку.

Открыть получилось с третьего раза. Раковина испарилась и, как в прошлый раз, открылся широкий лаз. Один из невыразимцев заглянул внутрь, послал вниз по трубе светящийся шар. Потом он постучал по краю трубы палочкой.

— Придётся, коллеги, вспомнить детство, — радостно возгласил он. — Труба слишком длинная и пологая. Поедем с горки.

Девочки отвернулись, пряча улыбки.

Трое невыразимцев остались наверху, на подхвате. Остальные поехали. Поехали на наколдованных по этому случаю ковриках. Взрослые мужчины, солидные, убелённые, можно сказать, сединами, хохотали, как дети, съезжая вниз по трубе. Гарри невольно задавался вопросом: откуда в них столько непосредственности и радости? Действует ли в Отделе тайн жёсткий психологический отбор или это работа накладывает на человека такой отпечаток?

Наконец все оказались внизу, в каменном тоннеле под озером. Тут по-прежнему валялась шкура василиска, под ногами хрустели крысиные косточки.

Они двинулись вперёд, пока не дошли до полуразобранного завала. В ход пошли палочки, и общими усилиями был расчищен приличных размеров проход.

Огромные двери, украшенные переплетёнными змеями с изумрудными глазами, так и оставались открытыми.

— Яйца гиппогрифовы! — присвистнул Рон, когда вместе с остальными вошёл в огромный зал с высоченным, теряющимся во тьме сводом.

Факелы, воткнутые в держатели на колоннах, загорелись, освещая вымощенный плиткой пол.

Гермиона молча осматривалась, ошеломлённая и немного придавленная масштабами места.

— Как он это смог сделать? — прошептала она.

— Не зря же Слизерин был одним из четырёх основателей, — откликнулся Снейп. — Личные взгляды — это одно, а магическая сила — совсем другое. Он ни в чём не уступал остальным великим.

— Но и манией величия страдал, — хмыкнул Гарри, глядя на гигантскую статую.

Тут Гермиона попятилась и чуть не налетела на него.

— Что там? А!

Все сгрудились возле усохшей туши мёртвого василиска. Под непробиваемой шкурой он мумифицировался за прошедшие годы, ссохся.

Невыразимцы шептались, с уважением посматривали на Гарри и кивали головами.

— Пойдёмте дальше, к статуе, — он почувствовал себя неловко и решил не доводить до воспоминаний о давних подвигах. — Том говорил, что вход открывается под ней.

Он пошёл к гигантскому изваянию, не дожидаясь остальных.

Поклонился каменному Слизерину и произнёс на парселтанге:

— Пришёл твой наследник!

Пол Тайной комнаты дрогнул и под ногами статуи стал клониться вниз, открывая спуск в непроницаемо чёрный провал. Чернота вскоре исчезла — где-то там обозначились по бокам коридора огни светильников.

— Я спущусь первым, — обратился Гарри к подоспевшим невыразимцам, — а вы за мной.

Он направился по наклонному полу вперёд. Никакие ловушки не подстерегали его — Том сказал правду. Слизерин, видимо, любого змееязычного мага считал своим. Коридор не был слишком длинным и оканчивался небольшим залом с тремя дверями.

Гарри посмотрел на одну из дверей, украшенной затейливой резьбой из таких же переплетённых змей, что и на входе в главный зал. Дверь послушалась всё той же простой команды, что и прочие, и просто отворилась. За ней осветилось небольшое помещение, чьи стены были похожи на соты в улье.

— Позвольте, Гарри, — попросил Дибенкорн и вошёл внутрь. — Отцы-основатели! — послышался вскоре его восторженный возглас. — Гарри, открывайте другие двери.

Дибенкорн выглянул в коридор и распределил своих коллег по помещениям.

— А вы, молодые люди, можете спокойно полюбопытствовать. Только первыми ничего руками не трогайте.

В стенах трёх одинаковых комнат были небольшие, прорубленные в скальной породе ниши. Там лежали свитки, стояли какие-то коробочки. В центре двух комнат помещались древние сундуки. На крышке одного из них остались потёки свечного воска — наверное, Том что-то тут переписывал, возможно, даже в свой дневник.

От здешнего однообразия Рон быстро заскучал, девочки же живо всем интересовались, почтительно стараясь не мешать невыразимцам. Они переходили по очереди из комнаты в комнату, слушали пояснения магов о том или ином свитке.

— А вот это, дети мои, — древний хроноворот. Это раритет, — месье Ленен бережно поставил на сундук странный прибор, состоящий из нескольких колец, закреплённых одно внутри другого.

— Ба, насколько сейчас-то проще! — удивился Рон.

— Это как первые ЭВМ, которые занимали целое здание, и нынешние компьютеры, — промолвила Гермиона, присев на корточки и рассматривая артефакт.

— Тут, выходит, много того, что представляет только историческую ценность? — спросил Гарри.

— Не только. Мы нашли обряд вызова дождя.

— Разве маги не могут вызывать дождь?

— Увы, эти навыки были утрачены, — ответил один из невыразимцев. — Вот ещё удивительное зелье, которое ускоряет рост деревьев. Надо будет испытать его и пустить в дело на ненаносимых территориях. Кроме того, мы сможем помочь нашим коллегам в Австралии, которая страдает от лесных пожаров.

— А я думал, что тут полно Тёмной магии, — сказал Рон.

— Она тут тоже есть. Вот, скажем…— Дибенкорн указал на один из свитков. — Этот свиток учит, как мага превратить в сквиба.

— А вообще-то это не так уж и темно, — хмыкнул Рон. — Разве это не лучше, чем поцелуй дементора?

— Возможно, но эти знания должны оставаться в тайне. Всегда найдутся желающие отомстить кому-то. Кроме того, сам ритуал предполагает кровавые жертвы.

— Фу, тогда не надо!

— Я тоже так думаю, — рассмеялся Дибенкорн, укладывая свиток в одну из коробок, что были упрятаны в карманы невыразимцев, а теперь извлечены и увеличены до прежних размеров.

Снейп, пока невыразимцы были заняты работой, а молодёжь им вежливо в этом мешала, заметил, что Гарри стоит в стороне и вроде бы разглядывает ниши, но это «вроде бы» Северусу не понравилось.

— Всё в порядке? — спросил он тихо, подойдя ближе.

Джинни тут же заметила это и встревоженно посмотрела на них.

— Что-то мне нехорошо, папа, — шепнул Гарри. — Меня мутит, как будто укачало. И душно.

— Пойдём наверх. Тут и правда есть много разного, рядом с чем поневоле почувствуешь себя хуже. — Он взял Гарри под локоть и подвёл к остальным. — А пойдёмте-ка, дорогие мои, и не будем мешать людям работать.

— Правильно, — поддержал Рон, которому тоже хотелось поскорее выбраться отсюда.

— Вы не захватите пару коробок? — спросил Ленен. — Тут всё только безобидное.

— Ага, давайте! — охотно предложил Рон.

Снейп не дал Гарри взять вторую, а забрал её сам.

Подъём наверх был не таким увлекательным, как спуск. Вначале отправили коробки. Потом эльфы с помощью своей магии «выдернули» всех на поверхность. Пришлось лететь на животе вверх, вытянув вперёд руки.

— Фрр! — Гермиона недовольно отряхнула джинсы. — Горки лучше.

* * *

Время до вечера тянулось медленно. Гарри, пока Драко и Шицу не вернулись из Азкабана, решил побыть у Северуса. Тот не возражал. Обстановка директорского кабинета всегда действовала на Гарри успокаивающе. Он мог и не разговаривать со Снейпом. Каждый занимался своим делом: директор работал с бумагами, Гарри читал какую-нибудь книгу или дремал, свернувшись калачиком на диване у камина.

Сегодня он взял книгу больше для видимости. Раскрыл наугад и наткнулся на старинную гравюру Алхимического союза. Он полусонно разглядывал аллегорический рисунок. От камина шёл жар, от каких-либо сквозняков защищала высокая диванная спинка.

— Семь ступеней великого делания, — пробормотал Гарри и закрыл глаза.

— Что? — Северус поднял голову от бумаг.

— Семь ступеней…

Гарри проснулся только когда почувствовал, как его погладили по голове.

— Поднимись наверх и ляг удобнее. — Северус наклонился и мягко забрал книгу, которую когда-то ему подарил Люциус Малфой. Он отложил её на столик и присел рядом с Гарри.

— Не надо, это просто от камина разморило.

Гарри посмотрел на Снейпа.

— Спасибо, пап, — добавил он тихо.

— За что?

— Ты всегда знаешь, когда расспрашивать, а когда нет.

— Просто я тебе доверяю, — Снейп взял Гарри за руку. — Если будет что-то серьёзное, то ты расскажешь.

Почувствовав укол совести, тот вздохнул.

— Ничего такого, правда. Как-то стало вдруг тоскливо там. Может, просто вспомнилось всё разом. А, может, место такое.

— Скорее всего.

— Как ты думаешь, у Драко всё хорошо пройдёт?

— Надеюсь. Люциус всё же любит сына.

А вечер всё тянулся и тянулся, и в комнатах Гриффиндора было сумрачно и тоскливо. Шумели теперь и веселились в общей гостиной, а тут или отдыхали, или уроки делали. Девушки сидели в уголке и вздыхали, поглядывая на наручные часы Гермионы.

— Там твой… Драко вернулся, — кинул на ходу Колин, входя в комнату. — Ой, не смотри так, я хотел сказать «жених», но постеснялся. Из окна видел, как они с мисс Амано по дороге к замку идут.

Гермиона вскочила с места и выбежала из гостиной, оставив Джинни в одиночестве.

Обоих вернувшихся она поймала уже в холле и сразу кинулась Драко на шею.

— Посидите у меня до ужина, — улыбнулась Шицзуки, — а я поднимусь к сенсею.

— Интересно, она и после свадьбы Северуса так будет называть? — хмыкнул Драко, прижимая Гермиону к себе.

— А может, и будет. Пойдём к ней?

— Пойдём.

Устроились на диванчике возле камина — сейчас всех тянуло к каминам, в такую-то погоду. Гермиона видела, что Драко вернулся успокоившимся, поэтому спокойно прильнула к нему, обняв поперёк тела.

— Расскажи, как всё было, — попросила она.

Драко рассказал. Гермиона слушала, кивала, вставляла реплики, про себя удивляясь такому необычному расположению коменданта к семейству Малфоев.

— Я сказал отцу о нас.

Гермиона чуть не вздрогнула.

— Что он ответил?

— Цитирую: «как закончите Хогвартс, женитесь».

— Так и сказал?

Это было ещё тревожнее, чем добрый Роджер Тэмпли.

— Тебе не кажется, что он слишком легко согласился?

— Наверное. Но мне кажется, что я понимаю причину, — ответил Драко.

По тому, как спокойно он это сказал, Гермиона поняла, что причину он видит совсем не в том, что беспокоило её.

— Как ты думаешь, — спросила она, — твой отец нормально отнесётся, если я что-нибудь напишу ему в дополнение к твоему письму?

— Стоит попробовать, — кивнул Драко. — Тем более, подходящий повод — скоро Рождество.

— Да, скоро, а мы всё никак не договоримся между собой, как будем проводить каникулы. И где будем праздновать.

Это была проблема. Миссис Уизли хотела видеть всех в Норе. Но представить себе в Норе Драко? Да и народу собиралось много больше, чем мог вместить этот дом. Был вариант — устроиться всем на Гриммо. Неплохой вариант, кстати.

— Никакой проблемы, — пожал плечами Драко. — Праздновать будем у нас.

— Где?

— У нас дома.

Гермиона подняла на него взгляд. Он это серьёзно. Ну, хоть бы улыбнулся. Но ей почему-то понравилось, хотя и без шпильки она обойтись не смогла, когда сказала тоном послушной жены из сериала:

— Как скажешь, дорогой.

Драко рассмеялся.

— Я уважаю миссис Уизли, но мне хочется увидеть её лицо, когда я это предложу.

* * *

Драко проснулся ночью, а почему — сам не мог понять. Рон храпел, стёкла чуть позвякивали от резких порывов ветра, кто-то ворочался во сне. Приподнявшись на локтях, Драко посмотрел на соседнюю кровать. Полог был отдёрнут. Пусто.

«Пусть потом думает, что угодно. Скажу, что вышел туда же, куда и он». Но в туалете Гарри не оказалось. Драко метнулся обратно в спальню, надел мантию поверх пижамы, схватил палочку и на цыпочках выбежал из гриффиндорских комнат.

— Выходил ли Гарри Поттер? — спросил Драко у Полной Дамы.

— Угу, — зевнула та, — и пошёл по лестнице вниз.

— Спасибо!

Драко очень рисковал свернуть себе шею, когда прыгал через ступеньку с пролёта на пролёт всё ниже, пока не очутился на втором этаже. Он не опасался того, что его может остановить кто-то из преподавателей — он даже мечтал об этом.

Что именно его направило в заброшенный туалет для девочек, он сказать не мог. Но умывальник был отодвинут, а лаз открыт.

— Добби! — закричал Драко, доставая палочку.

— Почему мистер Малфой ходит ночью? — угрюмо пробормотал завхоз, появляясь перед ним.

— Добби, некогда. Гарри, кажется, спустился вниз, в Тайную комнату. Пожалуйста, будь тут и пошли кого-нибудь за директором и за мистером Негусом.

Последнее Драко прокричал, уже забираясь в лаз ногами вперёд и отталкиваясь от края.

Очутившись внизу, Драко побежал в Тайную комнату. Он пронёсся по залу сразу к статуе Слизерина, потому что проход в хранилища был открыт. Внизу горели светильники.

— Убью книгочея драклова, — пробормотал Драко, притормаживая.

Что тут Гарри забыл, спрашивается, посреди ночи?

Была открыта только одна комната. Заглянув внутрь, Драко никого не нашёл. Зато прямо посередине часть стены с каменными «сотами» была отодвинута, как иногда в старинных поместьях отъезжает в сторону секция книжного шкафа, скрывающая за собой потайное помещение или коридор.

— Люмос.

Дальше проход был узким. Обычная щель в породе, лишь пол был слегка выровнен. Драко спускался вниз и невольно думал, насколько он уже углубился под дно озера?

Когда он очутился в огромной пещере, то поначалу испугался внезапной перемены и прислонился к стене. Пещера эта ничего не могла ему напомнить. Ни сводом, совершенно невидимым во тьме, ни свисающими сталактитами. Внизу, в котловине, лежало чёрное озеро, на берегу которого Драко заметил маленькую фигуру сидящего на камнях человека в мантии.

— Гарри! — выдохнул он, боясь тут кричать.

Он осторожно пошёл по склизким камням.

Гарри сидел, обхватив колени руками, и не шевелился, словно загипнотизированный глядя на воду. Но когда Драко очутился рядом с ним и сделал ещё один шаг в сторону озера, то Гарри схватил его за полу мантии.

— Не смей. Это не вода.

Драко опустился на колени и встряхнул Гарри за плечи.

— Посмотри на меня! Ты как сюда попал?

Он не совсем понял смысл предупреждения и сначала решил разобраться с ночными похождениями друга.

— Пришёл. Они ещё днём меня звали, — улыбнулся Гарри.

У Драко вдоль позвоночника побежал холодок.

— Кто?

— Ты посмотри на озеро внимательнее. Ты должен это увидеть.

Драко посмотрел на воду. На воду? Это была не вода, а какая-то странная субстанция, неподвижная, чёрная. Драко поднял камушек и кинул его в озеро. Никакого звука, ни малейшего всплеска, кругов тоже не было. Камень просто исчез, как будто он упал в массу тумана, или в колодец.

— Что это?

— Тсс! Ты сядь и послушай.

Драко сел рядом с Гарри, надеясь, что скоро сюда придёт кто-нибудь из взрослых. Добби уже наверняка разбудил и Северуса, и Негуса.

Он прислушался. Тишина была жуткая. Правда, где-то капала вода со сталактитов, но эха в пещере почему-то не было, как будто все звуки тонули в мягкой вате. Потом Драко услышал шёпот. Шёпот множества голосов, который исходил от поверхности озера.

— Это то, о чём я думаю? — спросил он тихо, хватая Гарри за руку.

— Оно. Только без всяких арок и человеческих уловок.

Драко посмотрел на восторженные глаза Гарри и у него застучали от страха зубы.

— Пошли отсюда, — он встал и потянул друга под мышки. — Пошли отсюда, Гарри!

Легче было поднять бесчувственное тело.

— Я спать хочу, — заявил Гарри, пытаясь вяло освободиться.

— Какой спать?! Ты совсем уже?

Не выдержав, Драко отвесил ему пощёчину и потащил ко входу в пещеру. Сверху посыпались камушки.

— Слава Мерлину!

Снейп и Негус спешили к ним.

Пока Гарри волокли наверх, на него, как из рога изобилия сыпались оплеухи и взбадривающие заклинания. Но он вёл себя, как пьяный, которому и море по колено, и тумаки безразличны. На щеках уже горели красные пятна, когда общими усилиями его доставили в пустующий кабинет, откуда они с Негусом отправлялись в свои путешествия.

— Ну, всё, — сказал невыразимец, когда оживил магический круг, уложил Гарри и сам устроился рядом, — оставьте нас. Теперь всё будет в порядке.

Потом Драко, закутанный в плед по самые уши, сидел в кресле в директорском кабинете и трясся — не от холода, а от пережитого потрясения, так что Снейп, махнув рукой на педагогику, заставил его выпить немного огневиски. Шицзуки ходила позади них по комнате, зло сверкая жёлтыми глазами. Снейп бормотал себе под нос, что когда Гарри очнётся, того ждёт хороший нагоняй. Но про себя думал, что, увидев мальчика живым и здоровым, он растеряет всю свою решимость.

Когда Драко немного пришёл в себя и его разморило от алкоголя, Северус осторожно переправился с ним через камин в гриффиндорскую гостиную, отвёл в спальню и уложил.

Но вернуться к себе не успел. У самого камина его тихо окликнул прокравшийся следом Рон.

Как гробовое покрывало

На солнце наползала тень,

И небо звёздами мерцало

В тот день.

Над серым выжженным кварталом

Горело адское кольцо,

Но каждый закрывал устало

Лицо.

Sectumsempra

— Вы что-то хотели, Рон? — Снейп обернулся.

— Гарри… опять, да? — Рон замялся.

— Да, опять.

Рон явно хотел спросить что-то ещё, но только опустил голову.

Снейп указал рукой на диван.

— Присядем. Не знаю, как вы, а я всё равно не усну.

— Почему невыразимцы поддерживают Гарри? — спросил Рон, когда они уселись у камина. — А Министр знает?

— Конечно, знает. Но обычно в дела Отдела тайн правительство не вмешивается. Кроме того, резон в их действиях есть. Вспомните Петтигрю. Он был не бог весть каким магом, однако ритуал провести смог и Лорда вернул.

— Но Вольдеморт был тут, в нашем мире. Его можно с того света достать разве? Какому идиоту это понадобится?

— Идиоты найдутся, — ответил Снейп. — Один такой у вас на первом курсе ЗОТИ преподавал. А если такой вот идиот окажется сведущим в тёмных искусствах, то ему может прийти в голову что угодно.

— Раз так, то понятно, почему в Отделе тайн беспокоятся. А Гарри вроде как подвернулся, потому что у него была связь с Вольдемортом? Как её?

— Ментальная.

— Вот, точно.

— Да, поэтому.

— Это ведь опасно, да?

— Если только сознание Гарри не выдержит. Но Негус следит.

— Он видит то же самое, что и Гарри? — удивился Рон.

— То же самое. Он вмешается, если Гарри будет что-то угрожать.

— Я ещё хотел спросить. Это нормально, что Гарри так относится к Вольдеморту? Он вроде как спасти его хочет.

— Это нормально, — кивнул Снейп. — Гарри не одержим Лордом. И себя он не переоценивает. Ему просто жаль Тома.

— Как можно такого жалеть?

— Можно. Например, как больного, который не благородный страдалец, а ужасный тип, обозлённый на свою болезнь, на людей вокруг и вообще на весь мир.

— Больной-то не виноват.

— Почему? Иногда бывает, что и виноват. Но мы-то люди. И если мы считаем себя другими, лучше, то и поступать должны соответственно.

— Ну, это всё так… идеально.

— Рон, не надо банальностей, — поморщился Снейп. — Мне не придётся отвечать тем же. Захотите поговорить — приходите ко мне. А сейчас ступайте спать — занятий завтра никто не отменял.

— Я хотел спросить, куда они выходили оба — Гарри и Драко.

— В Тайную комнату.

— Зачем?

— Завтра, Рон, завтра, — Снейп поднялся и подошёл к камину. — Это долгий разговор, а сейчас середина ночи. Спокойных снов. — И он кинул в камин горсть порошка.

* * *

Было ощущение стремительного падения. Потом оно внезапно прекратилось, и Гарри завис где-то в абсолютной темноте, лишённый любых ориентиров и воображаемого чувства тяжести тела. Он никогда раньше не чувствовал такого страха, такого унизительного, пробирающего. Он ничто, никто, его нет. Только усилием воли он встряхнулся, вбив себе в голову здравую мысль, что если тут что-то или кто-то боится, то, значит, это нечто всё-таки существует. Когда Гарри вспомнил, как звали магла, который так говорил, страх стал уходить, смываемый едкой иронией в свой же адрес. Всё это заняло очень мало времени — и очень много. Гарри уже привык, что чувство времени тут искажается.

Ещё один толчок, и он опять падал, пока не ощутил землю под ногами — хоть в реальности и не было ни земли, ни ног...

Потом тишина вдруг сменилась оглушающей лавиной человеческих криков, стонов, причитаний, злобных воплей. И когда Гарри велел себе видеть, хотя инстинкт требовал другого — зажмуриться покрепче, он невольно присел на корточки и закрыл голову руками.

Он оказался на улице, запружённой народом. Толпы людей шли куда-то в одном направлении. Неумолкающая лавина состояла, казалось, из ослепших и оглохших. Гарри поспешил вскочить на ноги, чтобы его не смели и не затоптали. Люди были худы настолько, что непонятно было, как они могут ноги переставлять. А некоторые ещё толкали перед собой тележки, нагруженные чем-то непонятным — то ли драным тряпьём, то ли бесформенными кучами грязи. Вся толпа выглядела абсолютно серой, словно выползшей из-под слоя пепла, что было вполне закономерно — ведь улица пылала.

Дома по обе стороны дороги были охвачены невероятной силы пламенем. И даже Гарри вскоре почувствовал беспокойство и стремление идти вперёд, чтобы не сгореть. Стоять на месте было невозможно. Нужно было двигаться вместе с толпой. И он пошёл.

Посмотрев на дом, к которому его оттеснил людской поток, внимательнее, он дал себе зарок больше не глядеть. Дома были слеплены из чего-то, что подозрительно напоминало мясо, куски плоти. В промежутках между домами попадались узкие проходы, заканчивающиеся ничем — чернотой.

Картина не была уж такой незнакомой. Он видел нечто похожее во сне, когда ему довелось столкнуться с воспоминаниями Тома о бомбардировке Лондона в сорок втором году. Тот же горящий город, правда, реальный; люди, мечущиеся, кричащие, зовущие близких, или в шоке бредущие без всякой цели. Гарри записал этот сон для Негуса. Получается, что он был прав — сон недаром посетил его. Эта мысль прибавила отчаявшемуся было Гарри уверенности.

Он впервые наблюдал масштабы ада, о которых ему доводилось слышать краем уха. Например, когда Гермиона упоминала поэму какого-то итальянца из Средних веков, который якобы видел всё своими глазами. В первых спусках у Гарри сложилось впечатление, что называемое адом представляет собой череду одиночных камер-миров, куда люди своими поступками при жизни сами себя загоняют и не могут выбраться. Но этот ландшафт был создан кем-то ещё. И хотя всё вокруг было пропитано чувством извращённого издевательства, но масштабы невольно поражали: и эта широченная улица, и горящие здания, и то пространство над головой, светящееся кровавым оттенком, что заменяло здесь небо. Гарри заставил себя вернуться мыслями к цели своего похода. Что ему делать и как найти Тома? Это всё равно что искать в муравейнике одного конкретного муравья.

Он попробовал прислушаться к речи окружающих людей, но тут же в голове раздался мягкий голос Негуса, который запретил ему. Невыразимец впервые вмешался открыто, но он мог этого и не делать: Гарри хватило одного монолога, и он зарёкся слушать. Чтобы отвлечься от людских голосов, он твердил про себя рецепты зелий, потом перешёл на те немногие детские стишки, которые остались у него в памяти от подслушанных чтений тётки Петуньи — вслух для любимого Дадлички.

И как-то само собой получилось, что Гарри стал думать о Томе. Сначала о том ребёнке, который ждал его в своём тесном мирке, а потом и о ребёнке, который пережил налёт нацистов на Лондон. Нельзя было не жалеть его, тогдашнего. Несмотря ни на что. Потому что даже врагу не пожелаешь такое испытать.

Гарри углубился в свои размышления и не заметил, что всё легче продирался через толпу, свободно огибал идущих людей. Он не замечал этого, пока не очнулся от резкого и неприятного женского голоса.

— Дрянь! Почему ты не сдох?! Это ты во всём виноват! Почему я не вытравила тебя, как только зачала?! — женщина кричала так, словно её резали.

Эти её вопли были ещё самыми безобидными. От остального Гарри хотелось провалиться сквозь землю от стыда — только потому, что он это слышал.

— Скотина! Урод!

Женщина была похожа на жирную грязную муху. Она кружила вокруг тощего мужчины в лохмотьях и осыпала его бранью и ударами. Мужчина горбился, молчал и покорно толкал вперёд свою тележку, не отвечая на оскорбления и побои.

Гарри огляделся вокруг и заметил, что многих людей тоже кто-то сопровождал, и явно не с благими намерениями. Теперь он понял, что сопровождающие отличались от прочих: свободнее двигались и как раз создавали в прямом смысле адский, непереносимый шум. Женщина продолжала поливать свою жертву обвинениями и бранью, а Гарри так и тянуло подойти поближе. Он доверился своим ощущениям и как-то очень быстро оказался рядом с этими двоими. «Муха» его заметила сразу. Уставилась злыми косыми глазками на невыразительном и словно смазанном лице. Оно было не то чтобы уродливым, но очень невыразительным — таких женщин и дурнушками-то лень называть, они того не стоят. А вот глазки буравили, и хотелось отвести взгляд. Гарри где-то явно видел эту женщину, но не мог вспомнить, где именно. Он посмотрел на мужчину и чуть не вскрикнул. Его черты, казалось, обрели чёткость, стоило обратить на него внимание. Это был Том. Вот только который из?

— Том, — позвал Гарри.

Женщина отвратительно захихикала.

Худое лицо мужчины даже не дрогнуло.

— Том! — Гарри потряс его за плечо.

— Зови, зови! — прошипела женщина. — Только он тебя не услышит. Это мой мальчик.

Похолодев от внезапного узнавания, Гарри обернулся к ней. Меропа! Нет, не может быть. Он помнил Меропу по воспоминаниям, которые показывал ему Альбус: жалкая, забитая девушка, худая, неловкая. От этой веяло уверенностью и силой. Она зло скалилась — того и гляди вцепится.

— Том, это не твоя мать, — сказал Гарри в сопровождении издевательского хохота женщины. — Это не она.

Лицо Тома чуть дрогнуло. Меропа ответила очередной порцией брани.

— Да замолчи ты! Пошла вон! — заорал Гарри, не выдержав.

Зашипев, лже-Меропа отскочила назад, но не исчезла. Такой реакции Гарри не ожидал. Ему везёт?

— Том, куда ты идёшь? Остановись!

— Нельзя…

Услышав отклик, Гарри воспрял духом, но когда Том повернулся к нему, все надежды разом пошли прахом. Худое лицо было совершенно расслаблено, а взгляд был взглядом тихого дурачка.

Гарри вздохнул и чуть не упал, как-то разом вдруг почувствовав здешнюю вонь.

«Успокойся, — послышался в голове голос Негуса. — Всё хорошо. Думай».

Который из них? От этого зависело, о чём говорить, за что цепляться. Можно ли считать сны подсказкой? Гарри видел Тома, который рассказывал о своём детстве, о школе. Мать тоже упоминалась в тех снах. Том винил её за то, что она умерла, не захотела бороться, бросила его.

— Что замолчал, Гарри Поттер? — подало голос здешнее исчадие. — Раздумываешь? Ну, и как тебе видеть всё это? Совершил подвиг — и доставил мне сыночка. Прямиком сюда послал.

Она его смутить хочет, испугать? Гарри хотел возразить, но не стал. Она просто втянет его в спор, отнимет время. Но зато он понял намёк, обратил его в свою пользу. Вот значит что это за осколок души. Тот самый, что он принял у Вольдеморта во время их последнего боя в Отделе Тайн.

Драко, нанеся смертельный удар Нагайне, отвлёк внимание Вольдеморта, и Гарри быстро освободился от фальшивых пут, выхватил палочку. Но раненый друг упал, и не было ни секунды, чтобы хотя бы попытаться помочь. Хорошо, что палочка Малфоя слушалась Гарри, и он смог сражаться. Даже не сражаться, а пока что убегать, петляя, как заяц, по огромному амфитеатру Зала Смерти.

Вольдеморт не посылал в него Смертельные заклятья. Северус был прав, когда говорил, что цель Лорда — не убить Гарри, а заполучить его тело, как вместилище для двух осколков души. В него летели оглушающие, режущие заклинания — он должен быть ранен, обессилен, тогда Лорд сможет справиться с ним.

Но и Гарри отвечал тем же. Ему никогда не приходилось биться на таком пределе сил и возможностей. Северус многому его научил, но было тяжело. Лорд, даже ослабленный гибелью предпоследнего крестража, был слишком быстр. Наблюдатель, следя за перемещениями сражающихся по залу, перестал бы вскоре различать их фигуры, замечая лишь смазанные тени, от которых летели вспышки заклинаний.

Гарри становилось всё тяжелее. Он не мог не думать об умирающем Драко. Следующее заклятие Вольдеморта едва не попало в цель, но Гарри на счастье споткнулся и упал на колени. Красная вспышка пролетела у него над головой.

Внезапно что-то чёрное, огромное и мохнатое сорвалось с верхних рядов амфитеатра и почти скатилось вниз, на бегу трансформируясь в высокую фигуру в чёрной мантии.

Такие моменты обычно вспоминаются до мельчайших деталей, но всё происходит очень быстро. Не успел Гарри понять, что происходит, как Снейп метнул в Лорда Смертельное заклятие. Тот увернулся, гневно вскрикнув, и нанёс ответный удар, но одновременно с ним и Гарри поднял палочку:

— Sectumsempra! — закричал он хрипло, не доверяя невербальным заклинаниям.

Двое одновременно упали, как подкошенные.

Гарри бросился к Снейпу: тот лежал неподвижно, глядя в потолок, но ещё дышал.

— Северус! — Гарри приподнял голову учителя.

Откуда-то со стороны рядов послышался стон.

Сняв с себя мантию, Гарри положил её под голову Снейпа и кинулся к Драко. Тот был жив. Он стонал, корчился от боли, ничего уже не слышал и не осознавал.

И опять стон. Не выдержав, Гарри от бессилия запустил пальцы в волосы и закричал.

Обернувшись, он посмотрел на поверженного Вольдеморта. Под ним растекалась лужа крови. Реддл смотрел на Гарри, в его глазах застыли боль, растерянность и страх.

Гарри подошёл к нему и опустился на колени, не замечая, что джинсы на коленях намокли. Всё было кончено.

— Вот и всё, Том, — сказал Гарри на парселтанге.

— Помоги… — прошептал тот.

— Да, ты этого хотел. Ты хотел получить меня, переждать.

— Помоги мне.

— Только крестражей больше нет. И не будет нового Лорда. Будет только сумасшедший в отдельной палате в Св. Мунго. Делай, что собирался, Том.

— Я не могу. Сил нет.

— Какая разница. Я последний — ты всё равно останешься привязан ко мне. Думаешь, я буду жить? У меня больше ничего нет.

Вольдеморт что-то прошептал, но Гарри не расслышал.

— Что ты говоришь? — он наклонился ниже.

— Помоги… умереть.

— Ты хочешь умереть?

Не совсем понимая, что делает, Гарри обхватил ладонями голову Реддла и повернул его лицом к себе, вглядываясь в безобразные черты, которые сейчас выглядели почти человеческими, искажённые предсмертным страданием.

— Не могу… больше…

— Да. Ты прав. Я тоже больше не могу, — ответил Гарри, и тут Лорд закричал, из его открытого рта с последним выдохом вырвался какой-то туманный сгусток и ударил Гарри в грудь, и тот тоже закричал, схватившись за сердце, и упал рядом с уже бездыханным телом.

Боль драла его острыми когтями изнутри, распирала грудную клетку.

Хотелось только, чтобы боль прекратилась. И чтобы они перестали стонать на два голоса. Гарри смог повернуться на бок и посмотрел на Северуса. Тот всё ещё был жив, даже силился что-то сказать.

Тут Гарри благословил в душе эти стоны. Скоро придёт помощь, их обоих спасут — и Снейпа, и Драко. От этих мыслей стало легче.

Повернувшись, Гарри посмотрел на высившуюся посреди зала Арку. Он лежал не так уж и далеко от неё. Нужно только встать на ноги. Или хотя бы доползти.

— Я тебя люблю, — сказал он Снейпу, чьи глаза уже закрывались, и сделал рывок к помосту Арки, чтобы ухватиться за край.

Боль, которая только что раздирала его изнутри, вдруг разом сконцентрировалась вокруг сердца и вцепилась в него. Перед самой Аркой Гарри с надрывным воплем всё же встал на ноги и опёрся на древний камень. Перед ним колыхалось что-то мутно-серое и слышался шёпот бесчисленных голосов. «Они там, они ждут», — вспомнил он слова Полумны и сделал шаг вперёд.

Сначала пропала боль, потом Гарри лишился слуха и зрения. Но сам он не исчез — его приняло в объятия что-то тёплое, окутало собой. Он чувствовал себя младенцем, которого подняли на руки и укачивают.

Если это смерть, то чего боялся Том?

Гарри очнулся от своих воспоминаний, которые пронеслись перед ним почти в одно мгновение. К злобным воплям «местных» где-то впереди прибавились крики ужаса обречённых, и ещё один звук — такой низкий, что его можно было уловить не слухом, а скорее, нервами. Гарри мало имел представления о некоторых вещах, поэтому он не мог сравнить этот отдалённый гул с тем, что раздаётся перед землетрясением. Но гул этот вызывал чувство страха.

— Том, куда ты идёшь? — он вцепился в истлевший рукав.

— Вперёд.

Позади раздалось хихиканье.

— Том, это не твоя мать! — Гарри потряс его за плечо. — Она была во многом не права, но она бы никогда не говорила тебе таких вещей. Она хотела, чтобы ты жил.

— Зачем?

Этот вопрос поставил Гарри в тупик. Живому можно ещё проповедовать о необходимости жить, а как это объяснишь умершему?

— Что, дитя человеческое, ты в тупике?

Гарри обернулся и посмотрел на «муху».

— Я не с тобой разговариваю.

— Не дерзи мне, Гарри Поттер, — лицо её стало бесстрастно, интонации изменились. — Я чту законы и только поэтому тебя не трогаю. Не трать свои силы на это ничтожество. Он всё равно не поймёт ничего, из того, что ты ему говоришь. Все они тут слепы и глухи.

Страха Гарри не чувствовал, но он сообразил, с кем разговаривает. А он-то уже понадеялся, что лже-мать — это порождение сознания Тома, вроде дерева и кладбища.

— Я его не брошу.

— Ты очень самонадеян, Гарри. Настолько, что мне это начинает нравиться. Даже я подчиняюсь законам. Из всех, кто тут находится, нет ни одного, кто бы не заслуживал такого. Смирись, дитя.

— Да, он виноват, но он не заслуживает того, чтобы…

— Чтобы что?

— Чтобы над ним так издевались.

— А ты думал, что тут сплошь благородное страдание и театральное заламывание рук, Гарри? И кто ты такой, чтобы решать, кто и чего заслуживает?

Тут женщина вдруг картинно упала Гарри в ноги и отбила ему поклон.

Он отшатнулся и прижался спиной к плечу Тома. Тот даже не обратил внимания, так и шёл вперёд. Едва не упав, Гарри догнал его, слыша издевательский смешок «Меропы».

— Так кто же ты, Гарри? Ты Избранный?

— Я просто человек.

— Так знай своё место, человек! — закричала женщина, и её крик заглушил и людские вопли, и гул, доносящийся издалека.

Гарри вздрогнул, но всё же ответил:

— Я его знаю.

— Я буду честен с тобой, дитя, — «муха» вдруг стала говорить о себе в мужском роде, — ты его не знаешь. Тебя многому не учили. Ты добрый мальчик, Гарри, и тебе жалко этого как бы человека, но не трать на него силы. У тебя впереди большая жизнь. Забудь всё и проживи её для себя и для тех, кто тебе небезразличен. Почему ты всё ещё винишь себя в чём-то?

— Я не виню себя, — начал Гарри несколько неуверенно.

— Но ты же убийца.

«Гарри, осторожней!»

— А ты молчи, молчи, старик! Мы с тобой ещё увидимся — вот тогда ты и поговоришь, — сказала «муха» куда-то в пространство.

— Да, я убил Тома, — кивнул Гарри.

— И не только его.

— Да, и не только его. Но ты же подчиняешься закону, получается, что судить меня будешь не ты.

Женщина расхохоталась.

— Ты мне нравишься, Гарри. Способный мальчик.

«Гарри, осторожней!»

А ведь она не может разорвать его связь с Негусом. И ещё — Гарри заметил, что Том их слушает.

— Ты её сам потеряешь, чего мне-то зря стараться? Итак, Гарри, ты только что признал, что нет ничего выше закона.

— Есть.

— Что же это?! — воскликнула «муха» с интонациями домохозяйки из телевизора, обсуждающей достоинства кухонного комбайна.

— Прощение.

Он думал, что она будет смеяться. Но она только качнула головой. Как-то неопределённо.

— О прощении легко говорить, Гарри Поттер. Но прощают единицы.

— Нет, мне как раз нелегко говорить, — возразил Гарри. — Если бы я не простил Тома, меня бы тут не было.

— Но ты сам сказал, что всего лишь человек.

— Уходи…

Это сказал Том.

— Почему?

— Уходи, — он смотрел вперёд и дрожал от страха.

«Гарри, просыпайся!»

— Что там?

«Гарри, беги!»

Гул ворвался в уши вместе с криками ужаса сотен и сотен.

— Уходи.

— Том, я вернусь!

— Да, ступай отсюда, Гарри Поттер, — промолвила женщина, оказавшись за спиной Тома и вцепляясь в неё. И тут она с диким визгом стала толкать его вперёд, словно он был санками, на которых она собиралась съехать с горы. Гарри дёрнуло вверх, и он успел заметить огромный дымящийся зев со всполохами огня, и падающих туда беспрерывно людей.

Пол комнаты показался ему ледяным. Он лежал на спине, глядя в потолок, и задыхался.

— С возвращением, — послышался голос Негуса.

* * *

Причин находиться в Больничном крыле у Гарри не было. Физически он чувствовал себя хорошо, а на душе скребли какие-то уж очень противные кошки. Мадам Помфри заботливо поила его укрепляющими. Он проспал полдня, малодушно разыграл больного перед Джинни и остальными. Северус не приходил. Гарри понимал, что виноват перед ним. Встать бы, пойти и повиниться, но Гарри лишь зло тискал подушку и продолжал лежать в той комнатке, которую после прошлого раза благоразумно решила выделить ему школьная целительница, чтобы остальные пациенты не задавали лишних вопросов.

Открылась дверь. Гарри лежал к ней спиной и не видел, кто вошёл.

Его тронули за плечо.

— Папа!

Гарри обрадованно вскинулся на постели, но это был Негус.

— Это вы…

— Увы, это я, — добродушно улыбнулся невыразимец и сел на стул. — А что вы тут лежите, молодой человек? Решили устроить себе выходной, когда другие учатся?

— Я себя плохо чувствую, — буркнул Гарри.

— С чего бы? Я за вами следил всё время — вы в прекрасном состоянии. Но вот ваше настроение мне очень не нравится. Я вами недоволен.

Гарри усилием воли удержал на месте челюсть.

— Но я же… Я не справился!

— Вовсе нет. Вы прекрасно со всем справились, — возразил Негус. — Вы нашли ещё один осколок души Лорда, вступили с ним в контакт, определили препятствия, которые нам надо преодолеть, и благополучно вернулись. Это замечательный результат. Или вы думали, что вот так, сходу, вы сможете вытащить оттуда Реддла? Это вам уже не мальчик, не подросток. И тут методом внушения не обойдёшься.

— А что делать?

— Для начала встать с постели и перестать изображать из себя обиженного. И тем более не страдать излишней самоуверенностью.

Гарри почувствовал, что краснеет.

— Потом сходить к профессору Снейпу и попросить прощения.

— Он даже не пришёл…

— Он приходил, когда вы спали, — отрезал невыразимец необычным для него жёстким тоном.

— Да, я сейчас…

Гарри вылез из-под одеяла и стал переодеваться.

— Я подожду вас за дверью, — сказал Негус и вышел.

Когда Гарри вышел, Негус шёпотом спорил с мадам Помфри.

— Ступайте, ступайте, мой мальчик, — с милой улыбкой послал он Гарри на заклание его совести.

И Гарри пошёл. Когда он очутился в кабинете Северуса, тот сидел за столом и работал. Колени у Гарри вдруг противно ослабели.

— Папа…

Снейп нахмурился, но как-то болезненно нахмурился и вышел из-за стола.

— Прости меня! — Гарри на нервах стал ожесточённо тереть себе лоб.

— Всё, всё… — Снейп быстрым шагом подошёл к нему и крепко обнял.

— Я так больше не буду, — всхлипнул Гарри, стиснув его рёбра.

— Жених! — с сарказмом, почти как раньше, промолвил Снейп.

Почти, потому что, говоря это, он торопливо целовал Гарри куда придётся, даже в ухо, так что Гарри засмеялся и потёр его, оглушённый.

— Как маленький, — ворчал позже Северус, когда они сидели на диване, и Гарри примостился рядом, поднырнул ему под руку и обнял.

— Ну, и ладно, — отозвался он. — Имею право. Я в детстве недополучил.

Снейп рассмеялся.

Гарри не хотелось думать ни о чём, особенно о том, что он видел. А не думать не мог, и поэтому прижимался к названному отцу, чувствуя себя в безопасности.

— Папа, а что-то есть выше закона?— спросил он.

— Есть. Милосердие.

— А как ты его понимаешь?

— Это когда человек упал, даже если он сам виноват, а ты помог ему подняться.

Гарри подумал и кивнул.

— Понял. А я сказал — прощение.

— И оно выше. Но это вещь коварная. Очень трудно простить другого, если не умеешь прощать себя.

— А ещё выше? Любовь?

— Да.

— Это хорошо, — сказал Гарри, закрывая глаза.

— Ты спать тут собрался? — ласково усмехнулся Снейп.

— Нет, я просто посижу так.

Северус мог только догадываться, что на этот раз повидал Гарри. Он лишь надеялся, что теперь от него ничего скрывать не будут.

— Невыразимцы уже очистили Тайную комнату?

— Да, всё вынесли, но кое-что из полезного, не слишком уникального и не представляющего опасность оставили у нас.

— Реликвии вроде как? А озеро?

— Они закрыли проход к нему, — ответил Снейп с лёгкой прохладой в голосе.

Гарри виновато вздохнул.

— Такие места есть и в других уголках земли, — сказал Снейп. — Вспомни, например, сказания греков.

— Помню. Я вот подумал, что у нас в замке есть призраки, возможно, из-за близости такого места? Ведь в других школах их нет.

— Вполне возможно, — кивнул Северус.

— Я зайду вечером? — спросил Гарри.

Снейп улыбнулся.

— Ты не волнуйся, иди к своим. И Джинни тебя уже заждалась.

— А вечером?

— Вы же сегодня все должны быть у меня. Мы пока что традиций не нарушали.

— О, правда! Я запутался в днях. Тогда я пойду — и до вечера!

Гарри получил ещё один отеческий поцелуй на прощанье и помчался в комнаты Гриффиндора.

Ему по идее страшиться бы того, что он видел. Печалиться или ещё что. Но Гарри почему-то было легко. Он всё время думал о том, что выше закона, и радовался, что в его жизни такое есть.

Hey little train! We are all jumping on

The train that goes to the Kingdom

We're happy, Ma, we're having fun

And the train ain't even left the station

Hey, little train! Wait for me!

I once was blind but now

I see Have you left a seat for me?

Is that such a stretch of the imagination?

8 ноября. Воскресенье

Совет собрался в Выручай-комнате. Негус решил пригласить друзей Гарри, чтобы они были в курсе всех событий. Но Рон не пошёл, сославшись на то, что ещё раньше обещал Шелмердину сходить вместе на тренировку команды Слизерина. Услышав про такое, Джинни расфыркалась не хуже кошки.

Получилось, что за столом их сидело пятеро. Речь шла о крестражах, но теперь они пытались определить, с какими осколками души Лорда Гарри уже имел дело, а с какими ещё нет. На столе лежали листы пергамента со списками, исчерченные стрелками.

— Вот семь частей. — Негус поручил Гермионе записывать, что она с успехом и делала и комментировала. — Дневник, кольцо, чаша, змея, медальон, Гарри и сам Том. Маленький Том — это тот, который был в Гарри.

— Не совсем, — возразил Негус. — Это уже слившиеся две части. Это та, что была в Гарри и та, что оставалась в теле Тома.

— Вы уверены? — с сомнением спросил Гарри.

— Посуди сам: Лорд впервые в жизни попросил кого-то о милости. Даже о сострадании. А ведь он всю жизнь отвергал эти чувства. Думаю, что когда ты принял оставшуюся часть его души, произошло слияние.

— Получается, нам это на руку, — промолвил Драко. — Гарри меньше работы. До пяти частей не так уж много осталось.

— Может, и немного, — включилась в разговор Джинни, — зато эти части осколки самые сложные.

— Нам важно представлять себе, с какими именно мы имеем дело, — поднял палец Негус. — Тогда легче выработать тактику. Гермиона, вычеркните, пожалуйста, Гарри и Тома, и ещё дневник.

Все сдержанно рассмеялись.

— У нас остаётся змея, чаша, кольцо и медальон, — последовал бодрый рапорт.

— Мне кажется, что тот Том, с которым я сейчас вижусь, — это та часть души, которая была в медальоне, — предположил Гарри. — Ведь медальон был связан с его матерью.

— Тут вот что важно, — сказал Негус, — когда именно был создан тот или иной крестраж. Мы можем сразу отмести змею, к примеру. В то время, когда появился этот крестраж, Лорд уже вошёл в финальную стадию морального разложения, так сказать. Так что эта часть его души упала так глубоко, что мы её не достанем.

Гермиона тут же вычеркнула Нагини из списка.

— Итак, медальон, чаша и кольцо. Кольцо он получил во владение в то же время, когда убил своих родителей, но сразу ли оно стало крестражем? Да и медальон — вспомните, какое количество инферно охраняло его. Хотя кольцо стало крестражем не раньше, чем профессор Снейп создал яд, которым оно было отравлено.

— Получается, что мы можем расположить крестражи в следующей последовательности, — задумчиво протянула Гермиона, — чаша, кольцо и медальон?

— Чаша, — сказала Джинни, — как ты рассказывал, Гарри, была защищена хорошо, но всё же лазейка там была. Жаль, что мы не знаем, с какими трудностями пришлось столкнуться Дамблдору, когда он добыл перстень. Кроме яда, конечно.

— Теоретически, везде должна была быть лазейка, — промолвил Негус. — Лорд мог захотеть перепрятать крестражи в случае какой-либо угрозы. Он, конечно, был уверен, что ничто им не угрожает, но всегда нужно быть готовым к неожиданностям.

Драко молчал и слушал.

Всё это, конечно, было важно, но он никак не мог отвлечь себя от мыслей о Гарри. О том, как он там вообще себя чувствует — в том мире. Он смотрел на Гермиону — спокойствие подруги его не удивляло. Она всегда могла собраться и думать о деле. Гарри… Он, видимо, уже привык. Но он не знал, что его ожидает под конец.

Джинни пыталась понять. Ей, пожалуй, было тяжелее остальных. Драко невольно начинал восхищаться её выдержкой. Этот стоицизм был чем-то новым в ней. Но Гарри — видит ли он перемены?

* * *

Пока шло совещание в Выручай-комнате, Рон с Шелмердином сидели на одной из трибун поля для квиддича и наблюдали за тренировкой. Сидели на слизеринской трибуне, на самой верхней скамье, под самой раздевалкой. Рон угрюмо смотрел на мельтешащих игроков, на Крама, следящего за процессом, то и дело подающего команды свистком и грохочущим от Соноруса голосом.

— Он теперь всех так гоняет, — сказал Шелмердин. — И всех одинаково.

— Но матчи стало смотреть интереснее. Честная игра пошла, — отозвался Рон.

— Это точно.

И они опять замолчали. Уставившись на поле, Рон не замечал, что Шел кидает на него быстрые взгляды.

— А твои куда-то собирались, или нет? — спросил слизеринец.

— Да у них там свои дела.

— Неужели какие-то тайны от тебя?

— Нет, просто мне там делать нечего.

— Ты не поссорился с друзьями, надеюсь?

Рон повернулся к Шелмердину.

— Нет, и не думал.

Шел красноречиво помолчал.

— Правда не ссорился. Я это… в общем не могу тебе сказать, чем они занимаются.

— Нет проблем. Но, как я понял, это связано с Гарри, так? Ему в последнее время бывает плохо, и он оказывается в Больничном крыле. Это все заметили. Но я почему-то не верю в какие-то внезапно появившиеся способности, которые доводят его до такого состояния.

Иногда, глядя на спокойное лицо Шелмердина, Рон чувствовал себя неловко. И когда они в шахматы, бывало, играли, и Рон проигрывал и нервничал, Шел начинал тонко так улыбаться. Он не издевался, но Рон заводился ещё больше.

Моргана Шелмердина Рон побаивался. Тот был слишком умным. Но не как Гермиона. Он никогда не демонстрировал свои знания направо и налево, не выскакивал с комментариями. И знал он не только о том, что касалось магии, но и о том, что касалось людей. Пообщавшись с Морганом поближе, Рон не удивлялся уже тому, что слизеринец сколотил на своём факультете целую партию. Это бы нехорошо попахивало будущим «лордством», да только партия Шела защищала тех, кто в этом правда нуждался. Рон ничуть не сомневался, что после школы Морган подастся в Министерство и начнёт ковать свою карьеру.

— В общем… это связано с прошлыми делами, — пробормотал Рон.

— С Лордом?

Рон поджал губы.

— Я не скажу никому, — сказал Морган. — Клянусь. Могу Обет дать.

— Ну, ты прямо так серьёзно сказал…

— Конечно. Сплетни и директору могут повредить, а я его уважаю. Но ты можешь не говорить, я не обижусь. Просто я не понимаю — ты ведь так дружил с Гарри. Мне Джинни рассказывала. А теперь его вроде как избегаешь даже.

— И не избегаю совсем!

— Но вот сейчас ты не с друзьями, например, хотя знаешь, зачем они вместе собрались.

— Да мне там делать нечего! Слушать про планы Гарри? Ну, слушают они, да. А сами тоже ничего не могут! Это не то, что раньше, когда мы тоже что-то могли сделать. И он так упёрся в эти свои…

— Эти?

— Ладно. Обет давать не надо — я тебе верю. Гарри собирает части души Лорда. Снейп мне объяснил, что невыразимцы поддерживают и как это…

— Курируют?

— Да. Курируют, потому что не хотят, чтобы можно было даже в теории призвать один из осколков в наш мир.

— Это вполне реально, — кивнул Шелмердин, нахмурившись. — И как я понял, Гарри путешествует там?

Шел показал пальцем вниз.

— Ага.

— И почему ты не с ним сейчас? Ему же так нужна поддержка! — воскликнул Морган с неожиданной горячностью.

— Поддержка. А то там некому её оказать, — проворчал Рон, начиная всё же заливаться краской.

— А ты не ревнуешь Гарри к Драко часом?

Опять эта тонкая улыбочка.

— Вот и не думал даже!

— Рон, ещё немного, и от твоих ушей можно будет прикуривать.

— В каком смысле ревную?

— Как друга, — ответил Шел спокойно, хотя его задело это уточнение. — Но это неправильно.

— Почему? Драко же теперь нужнее.

— Рон, тут нельзя рассчитывать, кто нужнее, а кто нет. Это же дружба, а не деловое соглашение. Разве будет хорошо, если Гарри подумает, что он тебе уже не нужен?

— Эх… — вздохнул Рон.

— И я бы не обиделся, если бы ты отказался пойти со мной. Друзья важнее.

— А ты разве мне не друг? Ты тоже мой друг. Мне хотелось пойти.

Шел улыбнулся и хлопнул Рона по плечу.

Над полем опять загремел голос Крама.

— Забавный он, — сказал Морган. — Хочет казаться суровым, а сам добряк. Директору давно надо было бы прибавить ему жалование — он ведь перерабатывает. Мадам Хуч никогда не проводила тренировки с командами.

— А капитаны не возражают?

— Приёмы он отрабатывает с капитанами отдельно, а потом они учат остальных. Но вот когда игра, Крам всегда присутствует.

— Он… он тебе нравится? — спросил Рон.

— Он всем нравится, кажется.

— Да я не про то…

— А про что? — не понял Морган, а потом рассмеялся. — Нет, в этом смысле — нет.

— Потому что он некрасивый?

Шелмердин вытаращился на Рональда.

— Он по-своему привлекательный парень. Но это ничего не значит.

— Он вроде в перспективе будет моим родственником, когда сестра Флёр подрастёт.

— О! Здорово. Хотел спросить всё: а почему ты перестал играть в квиддич? Я помню матчи, когда бы был вратарём. У тебя хорошо получалось.

— Да брось.

— Правда. Я помню, как ваши пели: «Рон Уизли — наш король, Рон Уизли — наш герой».

Рональд расхохотался.

— Стишок Драко ты не вспоминаешь?

— Нет. Твои подвиги стёрли его из памяти.

Рон сделал большие глаза, но ничего на это не ответил, зато спросил:

— А почему ты не играешь в квиддич?

— Я никогда не играл. У меня на метле плохо получается. Ты вот прилетел, а я пешком пришёл.

— Хочешь полетаем? Прокачу. Ты высоты не боишься?

— Высоты — нет.

— Сделаем круг? Или ты такой фанат, что будешь смотреть до конца?

— Давай, если хочешь.

— У меня метла там, — Рон ткнул большим пальцем себе через плечо, — в раздевалке.

Они покинули трибуну, и уже через минуту летели в сторону леса.

Шелмердин сидел позади Рона, крепко обняв того за талию и прижимаясь поплотнее. Рон летел быстро, нагнувшись к самому метловищу, и Шел почти улёгся сверху, упираясь подбородком ему между лопатками.

— Ты мне дыру провертишь!

— А?

— Дыру провертишь, говорю! Подбородок убери!

— Что?

— Вот дракл! — Рон передёрнул плечами.

— А! Понял!

Засмеявшись, Рональд пустил метлу в пике. Коротко вскрикнув, Морган ещё крепче вцепился в него. Он уже не буравил ему спину подбородком, а прижался к ней щекой. Наверняка он даже глаза закрыл.

Рон вдруг притормозил и стал плавно опускаться на поляну внизу.

— Ты чего? — спросил обеспокоено Шелмердин, выпрямляясь.

— Голова что-то… не то что-то…

Они приземлились, нашли толстый корень, торчащий из земли и сели. Рон вцепился в метлу и каким-то ошарашенным взглядом уставился перед собой.

— Голова закружилась? — осторожно спросил Морган.

— Да. Как-то вот так. Да.

— А ты сегодня хорошо позавтракал?

Рон усмехнулся.

— Нормально.

Шел пожал плечами и больше не лез с вопросами.

Помолчав, Рон вдруг воскликнул в сердцах:

— Дракл, но я же не инверт!

— Ах, вот в чём дело. Нет, конечно. Но бывает и так и так. Ты возбудился, что ли? Не обращай внимания. Это адреналин, с кем не бывает?

— Да? — успокоившись, Рон посмотрел на Шелмердина и совершенно без всякой логики спросил. — Я тебе нравлюсь?

— Да — выдохнул тот, уставившись на Рона.

Минуту они разглядывали друг друга, причём Рон уж как-то слишком азартно разглядывал Шела.

— У тебя такие глаза красивые. Даже жутко.

— Слушай, Рон, не надо шутить всем этим, ладно?

— И не думал.

У него было такое лицо, как будто он собирается нырнуть в холодную воду.

— Можно я тебя обниму?

— Можно, — прошептал вконец напуганный таким напором Шел.

Рональд тут же осуществил своё намерение и стал сравнивать ощущения. Он и с Гарри раньше обнимался по-дружески, и с другими парнями — особенно после матчей. Тогда раздавались шутливые тычки, и друг друга даже по задницам хлопали от общего восторга.

Морган сидел тихо, но он был напряжён. Рона в ответ не обнимал, только голову положил ему на плечо. Рон чувствовал, как горит у Моргана щека. Рассеянно поглаживая его по плечу, Рон думал, что дальше-то делать? То ощущение, что было на метле, пропало. И почему-то Шела было жалко.

Надо ли делать следующий шаг? Как-то особенно не тянуло, но ничего против того, чтобы обнимать Шелмердина, Рон не имел. Это было по-своему приятно, тепло и как-то успокаивало.

Пока Рон раздумывал, Шел поднял голову и поцеловал его в щёку. Губы тоже были горячие и сухие. Рон невольно облизнул свои.

Волнение вернулось, но Рон был неуверен, что будет правильно, если они поцелуются. Было как-то странно целовать Шела, как девушку, хотя целоваться вообще Рон любил и считал себя в этом деле асом.

— Ты не замёрз? — спросил он, понимая, что спрашивает глупость.

— Нет. Мне жарко.

И правда: обычно бледные щёки Моргана горели.

— Эх! — вздохнул тут Рон с какой-то обречённостью, обнял Шелмердина обеими руками и крепко поцеловал в губы. Тот вцепился одной рукой в мантию Рона, другой — в рыжие вихры. Они еле удержались на корне и не полетели навзничь.

Убедившись, что не всё так страшно, Рон немного поутих и стал целоваться с умом. Морган охотно впустил в рот его язык и отвечал совсем не по-девичьи. А ещё Рону нравилось тискать крепкие плечи, и при этом никто не пищал «Ой, мне больно!». Его плечи так же тискали. Шел позволял Рону вести, при том он не рассиропился, не казался женственным.

— Ох! — только и смог прошептать Рон, когда он оторвались друг от друга.

Он не помнил, как чувствовал себя под амортенцией, но подумал, что это, наверняка, похоже. Словом, он чувствовал себя совершенным идиотом.

Он был возбуждён, но не так чтобы очень. Лезть Шелу под мантию и возиться сидя на этом корне, в лесу, впопыхах — нет, это было неправильно.

Шел внимательно посмотрел на Рона и предложил:

— Полетели назад?

— Ага! — обрадовался Рон.

Тут он спохватился, как бы Шел не обиделся.

— Понимаешь: я не хочу вот тут, и вообще всё было очень здорово, и…

— И надо подумать, — закончил Морган. — Я не обижаюсь. Ты прав. — Он обхватил Рона ладонью за шею и притянул к себе его голову, прижимаясь лбом к его лбу. — Могу только уважать за это.

— Правда?

— Клянусь! — рассмеялся Шел.

Услышать от Моргана слова уважения, даже по такому поводу — это наполнило Рона гордостью.

— Ты был прав, — сказал он. — Вернёмся, и я сразу поговорю с Гарри. Извинюсь. А вечером ты расскажешь мне, где я напутал с тем противоядием, которое задал вчера Слизнорт?

— Конечно — по непонятной для Рона причине обрадовался Шел.

— Тогда садись.

Они оседлали метлу и полетели к замку. Плавно и без лихачества.

* * *

— Гарри, ты можешь со мной поговорить?

Рон улучил минуту, стараясь не обращать внимания на осуждающие взгляды сестры, отловил друга в гостиной факультета и отвёл в сторону.

— Конечно, Рон, — Гарри обернулся на переполненную гостиную. — Пойдём в спальню?

— Пошли.

В спальне было пусто. Они присели на кровать Рона, и тот начал сразу, без экивоков.

— Ты извини меня, что я такой болван. Не пошёл с вами.

— Ничего страшного. Обсуждали крестражи — в каком какая часть души Тома находилась.

— И к чему пришли?

— Решили, что сейчас я, скорее всего, имею дело с Томом из Чаши.

Рон кивнул, усмехнувшись.

— Понимаешь, я знаю, что тебе сейчас трудно, но меня злит, что я ничего не могу сделать и совершенно бесполезен.

— Рон, это не так, — Гарри положил ладонь на его плечо. — Ты мне очень нужен. Как и всегда. Ты мой друг и почти шурин. Ты часть моей семьи. Как ты можешь говорить, что бесполезен? И вообще — разве я вас всех люблю из-за какой-то пользы?

— Да ладно, я понял, — перебил Рон и шмыгнул носом.

В дверь постучали.

— Ничего, если мы вам помешаем? — в дверь заглянула Гермиона.

— Да вы и не помешаете. Ничуть. Правда, Рон?

— Заходите! — широким жестом пригласил тот.

«Мы» означало Гермиона, Драко и Джинни.

— Я тут пишу письмо твоей матери насчёт праздников, — Драко протянул Рону пергамент. — Хочу, чтобы ты прочёл.

— С чего бы? — удивился Рон, но пергамент взял.

Письмо было совсем коротким.

— Ну а что? Мне нравится. И о Краме ты здорово придумал, — сказал он, возвращая пергамент.

— Думаю, что Северус и Шизцуки-сан тоже согласятся, — сказала Джинни.

Драко передал письмо Гарри.

— Отправляй, конечно! — поддержал он, прочитав послание.

— Отлично! — было видно, что у Драко отлегло от сердца. — Тогда закончу и пойду в совятню.

Письмо Драко Малфоя миссис Уизли

8 ноября, 1998 года. Хогвартс.

Дорогая миссис Уизли!

Мне бы хотелось обсудить с Вами праздники. Как я понял, Рождество в этом году все справляют по парам. На каникулах мы с Гермионой конечно же приедем к Вам в «Нору». Я помню Ваше приглашение, и это для меня большая честь.

Но остаётся ещё Новый год, когда можно встретиться всем вместе и отпраздновать. Что Вы думаете по поводу Малфой-холла?

Ваша семья, Билл с супругой, Гарри и Джинни, мы с Гермионой. Надеюсь, что и Северус с мисс Амано смогут присоединиться. Это большая компания.

И, наверное, если сестра миссис Уизли-младшей будет в Лондоне, то имеет смысл пригласить Виктора Крама, как Вы считаете?

Пожалуйста, напишите мне, что вы думаете по поводу этой идеи?

Как у Вас дела? Всё ли благополучно?

С уважением

Драко Малфой.

Письмо Молли Уизли Драко Малфою

9 ноября, 1998 года. «Нора».

Дорогой Драко!

Твоё предложение довольно неожиданно. Конечно, большой дом легко вместит всю нашу компанию. И ты, кажется, никого не забыл. Хотя вот — родители Гермионы?

Почему-то ты их не упомянул.

Конечно, это всё осуществимо, и я тебе помогу организовать вечер.

И всё же для Малфой-холла это очень и очень странный подбор гостей, ты не находишь?

Я не против твоей затеи и уверена, что ты приглашаешь от чистого сердца. И даже понимаю, почему тебе пришла в голову такая мысль. Ты всё-таки подумай. «Норе» не в первый раз принимать прорву народа.

У нас всё благополучно, спасибо. Внучка растёт, сноха хорошеет. Думаю, что на праздник домой вернётся Чарли.

Фред и Джордж запустили в продажу новые фейерверки по мотивам восточного календаря. Я показала им твоё письмо, и они уже готовы устроить в парке праздничную иллюминацию, если ты захочешь.

Подумай ещё раз, и напиши мне. А тогда уже мы договоримся обо всём.

Обнимаю, дорогой.

Молли Уизли.

Письмо Драко Малфоя миссис Уизли

10 ноября, 1998 года. Хогвартс.

Дорогая миссис Уизли!

Понимаю Ваши сомнения. Просто я хочу, чтобы мой дом опять ожил и перестал походить на склеп. Всё-таки нам там жить с Гермионой и, если судьба будет благосклонна, растить наших детей. Это веская причина?

Спасибо, что напомнили о Чарльзе. Я его почти не знаю и запамятовал. Зато теперь я вспомнил о Персивале. Рон как-то не упоминает о нём. Неужели вы до сих пор не помирились? Простите, что, возможно, напоминаю Вам о неприятном.

Что касается родителей Гермионы, то я о них не забыл. Мне ещё предстоит с ними знакомство: двадцать шестого мы на сутки отправляемся к ним в гости.

Так что на подготовку праздника остаётся не так уж много времени. Если Вы нам поможете, мы будем Вам очень признательны. И передайте Фреду и Джорджу, что их фейерверки будут очень кстати. Большое им спасибо.

Я даже не знаю, как закончить письмо, миссис Уизли.

Хорошо, что пергамент не краснеет.

Скажем так: с удовольствием напросился бы на объятия ещё раз.

Драко Малфой.

Письмо Молли Уизли Драко Малфою

11 ноября, 1998 года. «Нора».

Дорогой Драко!

Думаю, что ты вполне мог бы называть меня тётушкой Молли — мы ведь родственники с тобой.

Раз времени не так много, мы должны обсудить заранее меню. Поручи это Гермионе — ей будет полезно попробовать себя в роли хозяйки. И женщины лучше договорятся обо всём этом.

Поговори с Северусом, чтобы он отпустил вас на какие-то выходные в декабре в Малфой-холл. Могу на пару часов аппарировать к вам. Не помешало бы устроить хозяйству небольшую ревизию. Тогда всё и обсудим. Надеюсь, Гермиона твою затею встретила мужественно и не слишком напугана перспективой первого в жизни приёма почти в роли хозяйки.

Обнимаю тебя.

Молли.

P.S. Увы, с Перси мы до сих пор не помирились, как следует. Ты, конечно, можешь его пригласить, и он, думаю, даже будет жутко горд таким приглашением. Но вот будет ли он ко двору?

Письмо Драко Малфоя миссис Уизли

12 ноября. Хогвартс.

Дорогая тётушка!

Гермиона, если и напугана слегка, то вида не подаёт, и ей бы очень пришлись кстати Ваши советы. С Северусом я договорился на двенадцатое и тринадцатое декабря. С утра мы с Гермионой немного похлопочем насчёт подарков, а после обеда ждём Вас в Малфой-холле.

Целую Вашу руку, дорогая тётушка.

Драко Малфой.

Письмо Молли Уизли Драко Малфою

13 ноября, 1998 года. «Нора».

Дорогой мой! Понимаю, что о таких вещах не спрашивают, но я совершенно не представляю, что можно тебе подарить на Рождество.

Обнимаю.

Молли.

Письмо Драко Малфоя миссис Уизли

14 ноября. Хогвартс.

Дорогая тётушка!

Кажется, у вас есть традиция насчёт подарков мужчинам семьи.

Я вовсе не хочу быть исключением.

Обнимаю.

Драко.

Дневник Джинни Уизли

9 ноября

Мне нравится идея Драко. Гермиона в панике, но мама, уверена, и Драко поддержит, и ей поможет. Всё правильно: дом должен быть домом для семьи, а не мавзолеем.

11 ноября

Да, с праздниками всё уладилось, как я и думала. Рон какой-то странно воодушевлённый, но я не заметила очередную курицу рядом с ним.

У Гарри опять случился уход. И опять без результата. На другой день был на занятиях, как обычно. После занятий закрылся с Негусом в Выручай-комнате до ужина. Но вернулся бодрым, духом не упал.

Он стремится побольше времени проводить со мной, стал ещё ласковее, чем был. Я чувствую, что ему тяжело. Что я могу сделать, кроме как быть с ним рядом? Но я очень боюсь за него. Я даже ходила к мисс Амано. Та напоила чаем и уверяла, что мои страхи напрасны, и Гарри справится со всем.

12 ноября

Драко сегодня отправлял очередной ответ моей маме и нашёл в совятне Эмму. Она плакала. Мать не отвечает на её письма. Драко, как мог, попытался её успокоить, ведь Люциус тоже поначалу на письма сына не отвечал. Но Драко сильный, он смог перетерпеть, переждать. Эмму сильной не назовёшь. Единственное, что хоть как-то успокаивает: миссис Финикс Эмму не обижает, а Эмма как ни боится её, всё равно липнет. Ей бы до лета хоть как-то дотянуть, седьмой курс она точно не осилит. Эмма ещё как-то справляется с гербологией, звёзд с неба не хватает, но довольно прилично варит зелья. Что касается трансфигурации и чар, то тут Клиффорд уже сам делает за неё теорию. Флитвик на практических занятиях относится к Эмме терпеливо, помогает, не торопит. А вот что касается Минервы, то она нельзя сказать что обижает Эмму — просто не обращает внимания, ставит за практику низкие оценки. Она бы к теории придралась бы, но Клифф хитрый — не пишет лучше, чем на «выше ожидаемого».

Удивительно, но Колин не бросил своих попыток восстановить колдографию Ноббса. Он, кажется, смирился с тем, что Эмма предпочла Клиффорда и довольствуется ролью друга.

Драко обещал написать отцу и попросить того поговорить с миссис Ноббс, чтобы она хоть пару строк написала дочери. Люциус теперь библиотекарь и имеет возможность видеть всех заключённых своего блока.

Азкабан. 14 ноября

Наконец-то у коменданта выдалось свободное время, чтобы навестить библиотеку и полюбоваться на результаты трудов Люциуса Малфоя. А что любоваться там есть на что, он был уверен. Библиотеку хвалили не только заключённые, но и охранники, которые тоже брали там книги, чтобы скоротать ночные дежурства.

Роджер рассчитал правильно, когда заказывал и магловские книги — информационный голод заставил забыть о предрассудках. За то время, что Малфой стал заведовать библиотекой, комендант не забывал о пополнении её фондов, чтобы на всех книг хватало. Присылали книги и родственники заключённых. Благодаря им на полках было в достатке и авторов-магов.

Подойдя к дверям, Тэмпли услышал два голоса: мужской и женский, причём женщина говорила на повышенных тонах. «И не лезь в мою жизнь, Люциус! Лучше подумай о своём Драко, который хочет жениться на грязнокровке!»

Как мило. Стоящий у дверей страж только развёл руками в ответ на ироничный взгляд начальства.

— И кто там? — спросил Тэмпли тихо.

— Заключённая Ноббс, господин комендант.

— Странно. Она не казалась мне такой уж идейной. И давно орёт?

— Никак нет. Вот только что завопила, сэр. До этого всё было тихо. Прикажете увести её?

— Разумеется.

Страж распахнул дверь.

Оба мракоборца зашли в библиотеку. Малфой сидел за столом. При виде коменданта он вскочил на ноги. Амалия Ноббс испуганно посмотрела на мужчин, ожидая, видимо, наказания.

— Что здесь за скандал? — спросил Тэмпли, жестом останавливая стража, который собирался взять Амалию за локоть и вывести из помещения.

— Никакого скандала, господин комендант, — залепетала Амалия.

Наверняка когда-то она была очень красивой женщиной. Примерно одних лет с Малфоем, седая, с коротко остриженными волосами, с ввалившимися скулами, она дёргала головой на нервной почве и глядела исподлобья. После казни мужа, она явно слегка тронулась.

— Простите, господин комендант! Можно я возьму книгу?

Люциус успел уже успел записать в её формуляр очередной том многочастной любовной саги из жизни магов времён Реформации.

— Берите.

Амалия худыми пальцами вцепилась в книжку, прижав её к впалой груди.

Тэмпли кивнул стражу, и тот повёл Амалию Ноббс в женский блок.

— Вы-то объясните мне, что здесь было, мистер Малфой?

Комендант уселся на стул и закинул ногу на ногу.

— Садитесь, мистер Малфой, не стойте.

Он окинул взглядом библиотеку. Если не обращать внимания на казённость помещения с явным тюремным налётом, то тут было даже уютно по-своему. Чисто. Книги были аккуратно расставлены по полкам. Маги — по алфавиту, а маглы — по разделам.

— Вы просмотрели аннотации ко всем этим книгам? — удивился Тэмпли.

Люциус сел — после коменданта, разумеется.

— Да, сэр. Но только просмотрел, разумеется. Должен сказать, что аннотации в книгах у маглов — вещь удобная.

Встав, Роджер подошёл к стеллажу с английскими классиками.

— А мне формуляр заведёте? — улыбнулся он.

— Как пожелаете, сэр, — Люциус достал чистый бланк, придвинул чернильницу и взялся за перо.

— Но вы мне не успели ответить на первый вопрос — я сам же вас и отвлёк, — сказал Роджер, возвращаясь к столу.

— Драко попросил меня поговорить с миссис Ноббс по поводу её дочери, — ответил Люциус, выводя фамилию, имя и должность Тэмпли на бланке. — Амалия не отвечает на её письма.

— Почему?

— Кажется, потому что Эмма дружит с гриффиндорцами и с одним мальчиком-полукровкой, — Люциус замялся. — Его отца-магла убили во время рейда.

— Рейда? — холодно переспросил Тэмпли. — Так это называлось?

Малфой промолчал.

— Кто опекает девочку? — спросил комендант.

— Её тётка, Марта фон Трауб.

— Они немки, что ли?

— Да. Старшая заканчивала Дурмстранг, а младшая — Хогвартс.

— Что так?

Люциус пожал плечами.

— Откуда я знаю? Так родители захотели. Хотя нет, у сестёр разница большая. Возможно, что Марта и послала младшую в Шотландию. Траубы практически все погибли во время войны с Гриндевальдом. Кто-то из женщин выжил, конечно. А вот мужчины — все сгинули.

— Вот значит как. Ну, что вам кричала миссис Ноббс, я слышал. Кстати, она отказалась от свиданий.

— Я пытался поговорить с ней, но у меня ничего не получилось.

Малфой положил перед комендантом бланк.

— Вы что-то присмотрели, сэр?

— Да, возьму-ка я Киплинга.

Роджер поманил книгу с полки, подняв палочку.

— Баллады и стихотворения.

— У вас есть любимое, сэр? — спросил Люциус, приступая к необходимым формальностям.

Тэмпли подумал, что слишком многие реалии у Киплинга будут Малфою непонятны совершенно, и он отыскал ту историю, которая была общей и у магов, и у маглов.

— Легат, я получил приказ идти с когортой в Рим,

По морю к Порту Итию, а там — путем сухим;

Отряд мой отправленья ждет, взойдя на корабли,

Но пусть мой меч другой возьмет. Остаться мне вели!

— начал читать Тэмпли.

Люциус слушал, невольно замирая от мысли, что ему не ткнули просто в нужную страницу, что ему читают вслух. С момента появления Роджера в библиотеке он уже успел упасть духом — комендант общался с ним дружелюбно, но отстранённо. Люциусу стало казаться, что он просто придумал себе это особое отношение со стороны Тэмпли. Всё это время он работал, работал усердно, и это отвлекало его от ненужных мыслей, и чтение перед отбоем отвлекало. Но мысли всё равно не отпускали — они пробивали брешь в его обороне, как волны в дамбе, и накатывала тоска. Он работал и мечтал, что Тэмпли придёт в библиотеку — заглянет хотя бы раз с проверкой. Комендант был слишком далёк от обычного арестанта. Люциус готов был даже терпеть издевательства уволенного Элленбека. Тогда он видел Роджера в каждое его дежурство.

— Ваш путь туда, где сосен строй спускается с бугра

К волне Тирренской, что синей павлиньего пера.

Тебя лавровый ждет венок, но неужели ты

Забудешь там, как пахнет дрок и майские цветы?

Губы Люциуса скорбно скривились. Тэмпли бросил на него обеспокоенный взгляд, но всё-таки дочитал:

— Легат, не скрыть мне слез — чуть свет уйдет когорта в Рим!

Я прослужил здесь сорок лет. Я буду там чужим!

Здесь сердце, память, жизнь моя, и нет родней земли.

Ну как ее покину я? Остаться мне вели!

Тэмпли закрыл книгу, посмотрел на Люциуса, потом посмотрел зачем-то себе под ноги. Вздохнул. Потом неожиданно взял Малфоя за руку. Тот вздрогнул, а потом вцепился обеими ладонями в руку Роджера, стиснул её; тут же ослабил хватку, погладил тыльную сторону ладони и наклонился с явным намерением поцеловать.

Тэмпли покраснел и выдернул руку.

— Это вряд ли приведёт к чему-то хорошему, Люциус, — сказал он.

Малфой зажмурился, и его рот опять скривился. Он услышал, как скрипнул стул под Тэмпли. Комендант обошёл стол и встал совсем рядом, очень близко.

— Ну, полно, — сказал он тихо и погладил Люциуса по голове. — Полно.

Ничего сказать в ответ или что-то сделать, Малфой не успел.

Комендант забрал книгу и быстро вышел из библиотеки.

Люциус застонал и закрыл лицо ладонями. Мерлин, до чего он докатился! Мальчишка, маглорождённый! А он ему готов ботинки лизать!

И ведь прав он, тысячу раз прав — положение обоих делало любое сближение невозможным.

Обострённое одиночеством воображение Малфоя пустилось галопом, подбрасывая картины совсем другой жизни. Он — прежний Люциус Малфой, частый гость в Министерстве, патрон школы и всяких фондов. И молоденький мракоборец. В этих картинах не было места войне и Лорду. Правда, там не было места и другому человеку, который занимал когда-то его мысли. Уже не было.

Хогвартс. 15 ноября

После Министерства Северус возвращался в школу совершенно разбитым, хотя ему обычно удавалось решить большинство вопросов. Сегодня он встречался со Скримджером, они обсуждали дела школы и перспективы магического образования вообще. И это был интересный разговор. Но всё же Министерство выматывало.

Дома (Северус всё чаще именно так думал о Хогвартсе) его всегда ждали, и он спешил домой. Он шёл от края антиаппарационного барьера по ещё не запорошенным снегом лесным тропинкам, которые были известны только ему. Земля от заморозков затвердела, Северус смотрел под ноги, чтобы не споткнуться. Над головой верховой ветер завывал в голых кронах. Погода менялась.

В такие дни, как сегодня, дома его окружали повышенной заботой. Снейп уже не вздрагивал и не протестовал, когда Шицу усаживала его на диван, приседала на корточки и переобувала его в домашние туфли или в тапочки — смотря по ситуации. Его кормили, если он пропускал обед или ужин, поили чаем и вообще ухаживали, как только можно.

Возможно, он был под действием каких-то чар, но забота его не раздражала. Наоборот.

Шицу кружилась вокруг него, хлопотала, расспрашивала, выслушивала. Здравый смысл у Северуса совершенно отключался, совершенно. Он блаженствовал и делился с ней новостями, мыслями, без всякого смущения встречая обожающие взгляды.

В этот вечер, когда все ритуалы были исполнены, его ждала новость.

— Матушка прислала письмо, — сообщила Шицу и деловито отправила в рот последний кусочек сливочной помадки.

— И что она пишет? — спросил Снейп спокойно.

Раз будущая тёща всё же соизволила ответить, проклятий ему опасаться не стоило.

— Она пишет, что уважает мой выбор, надеется, что вы — достойный человек, — Шицзуки улыбнулась. — Советует мне обращаться с вами бережно…

— Что?

— Вы же просто человек — существо хрупкое, с точки зрения кицунэ, и уязвимое.

— Ах, в этом смысле…

— И ещё матушка пишет, что будет рада внукам.

Северус улыбнулся.

— Они правда будут?

— Конечно! — удивлённо воскликнула Шицзуки. — Выйти замуж за такого мужчину и не нарожать ему детей? За кого вы меня принимаете?

Она рассмеялась.

— А сколько их будет? — спросил Северус. — Вы их видите в будущем?

— Двоих вижу очень ясно, а вот третьего — как в тумане. Далеко по времени, наверное.

— И кто там в первых рядах? — Снейп протянул к ней руки, и Шицу перебралась к нему на колени.

— Мальчики.

— Тогда девочку надо обязательно. Чтобы была такая же красивая, как мама.

Шицзуки устроилась поудобнее, прильнув к Северусу.

— Мальчики будут красивыми. Они ведь тоже будут немножко кицунэ. И глаза у них ваши.

Она довольно зажмурилась, пока ладонь мужчины гладила её по волосам.

— Никогда не имел дела с маленькими детьми.

— О, они совсем не страшные, Северус, — фыркнула Шицу.

— Просто так странно… Но хорошо, — вздохнул он. — И я заметил, что вы перестали курить.

— Угу. Но и вы стали курить намного меньше, — Шицзуки хитро улыбнулась.

— Ваша работа?

— Моя.

— А когда всё-таки?

— Это зависит и от нас, но и от них тоже. Дети сами решают, когда им пора спуститься в наш мир. Думайте о них почаще, и они поторопятся. Они уже нас выбрали.

Снейп молчал, блаженствовал, потом вдруг промолвил:

— Напомните мне, дорогая, чтобы я поговорил с Ремусом. Он что-то задумчив и рассеян всю неделю.

— А я вам и так могу сказать, по какой причине. Нимфадора беременна.

— Что? Она вам сказала?

— Нет, мне не надо говорить — я вижу.

— Вот ведь. И молчат оба, — с досадой проворчал Снейп. — Хорош папаша. Друг называется.

— Мне кажется, что он нервничает по поводу наследственности.

— Если Дора вообще забеременела, значит её наследственность преобладает.

— Он скоро успокоится. Пусть сам расскажет.

— Пусть, что ж… Младенцы в Хогвартсе. Когда ж это было-то? Разве что в истории школы и можно найти примеры.

— Что мешает возродить традицию?

Шицзуки потёрлась носом о бороду Снейпа.

— Такой большой замок — и полупустой. Но я вижу, — тут она засмеялась своей же фразе, — что в будущем он опять будет полон.

— Правда?

— Да. Маги значительно размножатся благодаря новым веяниям.

Теперь оба рассмеялись.

— Из вас бы получился хороший идеолог Министерства, дорогая.

— Почему бы и нет?

Шицзуки подняла голову и посмотрела на Снейпа.

— Вы устали, Северус. И сегодня не наша очередь гулять по школе ночью. Идёмте спать.

Ночью Снейпу снилось Министерство. Снилось, что Гарри уходит в Арку, а он ничего не может сделать.

И Шицзуки, которая поначалу спала, устроившись у Снейпа на плече, услышала стон и открыла глаза; подвинулась выше, и они поменялись местами. Чуть отсвечивающие в темноте серебристым руки прижали голову Северуса к тёплому и мягкому, пахнущему невообразимо родным. Прислонившись щекой к груди Шицу, он успокоился и вскоре опять заснул.