Корона (джен)

Эта корона жгла его сильнее, чем любая диадема, когда-либо сделанная гоблинами. Она была не из золота, а из насмешек, и сидела на его голове криво и нелепо. «Уизли — наш король!» — звенело у него в ушах с самого утра, и Рон чувствовал, как желудок сжимается в тугой комок.

Он ненавидел эту песню. Ненавидел Малфоя, придумавшего её. Ненавидел слизеринские значки с короной, которые те демонстративно носили. Но больше всего он ненавидел ту дыру в своих воротах, в которую, как пророчили слова, должен был влететь квоффл.

Весь Гриффиндор смотрел на него с надеждой, которая была, конечно, лишь прикрытой жалостью. Даже Гарри, пытавшийся подбодрить его на тренировках, не мог скрыть сомнения. Гермиона злилась на слизеринцев, но в её глазах читался тот же вопрос: сможет ли он?

Когда Рон вылетел на поле, рёв трибун оглушил его. Но не рёв поддержки — это был гулкий, слаженный хор слизеринцев, выкрикивающий эти проклятые слова. «Рональд Уизли — наш король!» Каждый слог был похож на плевок. Рон завис перед кольцами, и ему почудилось, что они растут в размерах, становясь огромными, как ворота в сарае возле Норы, которые ему никогда не удавалось как следует закрыть.

Первый же квоффл, пущенный слизеринским охотником, пролетел мимо его ослабевших пальцев с противным свистом. И трибуны взревели ещё громче. Рон видел, как Малфой хохотал, указывая на него пальцем.

Он провалился. Стал тем самым «королём», которого они хотели видеть — неуклюжим, беспомощным посмешищем. Слизеринцы вели в счёте, и с каждым пропущенным квоффлом плечи Рона опускались всё ниже. Он уже почти смирился с участью вечного позора Гриффиндора.

Но потом он увидел её. На гриффиндорской трибуне, среди моря багрово-золотых шарфов, сидела Гермиона. Она не кричала, не рвала на себе волосы. Она просто смотрела на него. И в её взгляде не было ни жалости, ни разочарования. Там было яростное, несгибаемое упрямство. Тот самый взгляд, который она бросала, когда они оказывались в безвыходной ситуации. Взгляд, который говорил: «Соберись. Ты можешь».

А потом он услышал другой звук. Сквозь слизеринский гимн пробивался чей-то крик. Это орал Гарри, пролетая мимо на метле: «Рон, не обращай внимания!»

И что-то в нём щёлкнуло.

«Король, да? — пронеслось в его голове с внезапной злой яростью. — Хорошо. Посмотрим, как вам понравится мой королевский указ».

Следующий квоффл летел прямо в центр кольца. Рон не думал. Он действовал на чистом адреналине и желании доказать. Он рванулся вперёд, его метла завизжала, и он швырнул себя на пути мяча, отбив его кулаком так, что тот улетел на другую половину поля.

На трибунах на секунду воцарилась тишина. Потом робко раздались аплодисменты гриффиндорцев.

Это был перелом. Сомнения, как заклятие Петрификус, отпустили его. Он больше не был Роном Уизли, неудачником. Он был Стражем Ворот. Стеной. Каждый бросок, каждое движение были вызовом. Он ловил один квоффл за другим, и с каждым удачным сейвом слизеринская песня звучала всё тише и злее, а крики Гриффиндора — всё громче.

Когда судья объявила окончание матча с победой Гриффиндора, Рон не сразу понял, что произошло. К нему слетелась вся команда, его хлопали по спине, трясли ему руку. А потом он услышала новую песню. Её пел весь Гриффиндор, срывая голоса:

«Рональд Уизли — наш король!

Рональд Уизли — наш герой!

Перед кольцами стеной

Так всегда и стой!»

Почти те же слова. Но теперь они звучали как гимн. Как настоящая коронация.

Рон спустился на землю, и его ноги подкосились от усталости и нахлынувших чувств. Гарри и Гермиона подбежали к нему, сияя. И в этот момент он почувствовал это. Невидимая корона насмешек, которая так долго жгла его, переплавилась. Она стала тяжёлой, прохладной и прочной. И сидела на его голове уже не криво, а так, как и положено короне победителя — уверенно и по праву.

Он вытер пот со лба и смущённо улыбнулся. Может, быть королём — не так уж и плохо. Особенно когда твоё королевство — это команда, которая в тебя верит.