С высоты (джен)

Всю свою жизнь Ибрагим делил на две части — чёрную и белую. К чёрной части, тяжёлой и неприятной, он мог отнести все свои самые худшие воспоминания, действия, решения. Если кто-нибудь спросил бы, а какие именно неправильные решения мог принять человек, в относительно юном возрасте ставший из простого сокольничего Великим визирем, а затем и главнокомандующим, вторым человеком после правителя Великой Османской империи и при этом остаться в живых, то Ибрагим, не задумываясь, ответил: Хюррем. Эта рыжеволосая славянка, так заинтересовавшая его своей красотой и дерзким нравом, стала для него самой большой ошибкой в жизни. О Аллах, и о чём он только думал, выбирая её одной из девушек, которые должны были танцевать на празднике для султана? Сейчас эта ошибка будет стоить ему жизни.

Ибрагим дёрнулся, отталкивая ближайшего палача. Их было пятеро. Один, которого он оттолкнул, пошатнулся, но не упал, вовремя ухватившись за столбик кровати. Ибрагим развернулся, стараясь хоть как-то уменьшить давление верёвки на горло. Он не мог, не хотел верить в то, что именно султан отдал приказ о его казни. Он, Ибрагим, и султан Сулейман были почти что братья. «Мой друг, брат, товарищ и спутник на охоте», — так говорил султан. Так почему же?..

Ответ напрашивается только один — Хюррем.

Она столько раз пыталась его оклеветать, подставить, опустить в глазах султана, что, в конце концов, Ибрагим перестал обращать на это внимание. Как и все женщины, Хюррем действовала подло и грязно, не скупясь на ложь и не чураясь предательства. Были моменты, когда Хюррем становилась действительно опасным противником. Например, когда раскопала историю с Нигяр. Вот тогда Ибрагим действительно думал, что ему конец. Двухлетняя измена Хатидже, своей жене и сестре султана в одном лице, с простой калфой, которая должна была родить ему ребёнка — могла стоить ему развод с Хатидже, снятия со всех постов и далёкую ссылку куда-нибудь в Египет. Если бы султан вообще не отдал бы приказ казнить его. Но Хатидже простила, простил и султан. Всё обошлось. Всё обходилось раз за разом, Хюррем терпела поражения, а Ибрагим становился только сильней. Он, Великий визирь Османской империи, возгордился настолько, что имел дерзость называть себя «дрессировщиком львов», а лев — это султан.

Палачи повалили его. Из-за затянутой на шее верёвки стало нечем дышать, перед глазами поплыли чёрные круги. Из последних сил выжимая скупые остатки воздуха, Ибрагим прохрипел:

— Повелитель...

Напрасно. Султан не слышит, хоть и должен находиться в соседней комнате.

«Смотри, Ибрагим, недолго и упасть с высоты, на которую ты взобрался. Особенно если я тебя подтолкну», — так ему сказала Хюррем?

Она была права. Власть, это пьянящее чувство вседозволенности стали той самой «огненной рубашкой», о которой говорил Пири-паша.

Ибрагим заигрался с огнём, не сумел вовремя остановиться, подлетел слишком близко к убивающему пламени. И не заметил, что одной ногой уже стоит в могиле. Надеялся, что его слова о дрессировщиках и львах не дойдут до ушей повелителя.

Власть... Ибрагиму было мало, он хотел, чтобы его называли султаном, хотел встать во главе собственного государства. Может, когда-нибудь Ибрагим и попытался бы свергнуть султана с престола. Но никто и никогда не узнает, случилось бы это или нет.

А в итоге не он, а Хюррем добилась своего. Ловко и аккуратно подсунув султану документ о львах, она тем самым подписала Ибрагиму смертный приговор.

Ибрагиму не удалось вырваться из рук палачей. Он задыхался, не в силах вдохнуть.

Глаза Ибрагима закатились, а затем он обмяк в руках палачей.