Багряная корона (джен)

Корона давила на лоб и виски, но это была приятная тяжесть. Слегка поскрипывали новые башмаки. Шлейф роскошного наряда несли сзади две фрейлины. Нэнна — отныне королева Нэнна — изящно опиралась на руку своего супруга-короля и готовилась улыбаться в ответ на клики и здравицы.

— Да здравствует королева! — жиденько пронеслось над толпой.

С тайным удовольствием Нэнна заметила, как нахмурился король, как покосился на лорда Прэсиада, начальника стражи. Сама же новоиспеченная королева с трудом удержала на устах улыбку. «За то золото, которое им заплатили, они могли бы кричать и погромче, и порадостнее!»

Неспешно процессия двинулась вниз по ступеням — древним, каменным, кое-где вытертым. Наймиты худо-бедно старались во все горло, толпа по-прежнему молчала. Следуя об руку с королем, в окружении пажей, стражи, фрейлин и придворных, куда затесались ее честолюбивые родичи, Нэнна порой ловила взгляды отдельных людей в толпе. Старик с тонким красивым лицом и шрамом на щеке, явно бывший солдат… Молодая непраздная женщина… Высохшая старуха в белоснежном чепце, с длинным подбородком… Двое рыжих мальчишек-близнецов лет по пять-шесть, сидящие на плечах отца, — что бы понимали… И в каждом взгляде — лютая ненависть.

Еще недавно все эти люди не молчали. Когда королевская чета лишь шествовала в древнее святилище, среди блеска доспехов, парчи, драгоценностей, среди свежих цветов и ярких вуалей, толпа кричала совсем другое. «Где королева Таринна? Отвечай, шлюха!», «Сколько ты заплатила убийцам? И чем заплатила?», «Пусть корона расплавится у тебя на лбу, потаскуха!», «Чтоб у тебя никогда не было детей!» — отзвуки этих криков до сих пор звенели в голове Нэнны. Она тогда лишь покосилась на короля, тот подал знак страже, и солдаты дали залп по толпе — пока поверх голов. Этого оказалось довольно, чтобы злые языки умолкли.

«Завидуете, — думала теперь Нэнна — королева Нэнна. — Вот и завидуйте. Кто из вас, трусливых клуш, способных лишь слушаться отцов и мужей, решился бы на подобное? И кто добился бы успеха, а не сгинул бесславно? Вы все — жалкие ничтожества, недостойные слизывать пыль с моих башмаков. Вот поэтому вы — то, что есть, а я — королева, властительница ваших жизней и смертей».

До самого дворца королевскую чету провожали молча, хотя все те же наймиты усердно работали локтями, пробиваясь сквозь толпу вслед процессии. Король вновь нахмурился — ему всегда было неуютно без громогласных восхвалений, без густых ликующих криков, пускай даже неискренних. По его знаку пажи принялись бросать в толпу серебряные и медные монеты.

Передние ряды бросились поднимать, крики стали чуть громче. Были и те, кто не шелохнулся, хотя монетки прыгали и крутились у самых их ног. В разгар «королевской щедрости» сквозь толпу продралась сгорбленная старуха.

— Ваше величество!

Невольно король замер на месте, вздрогнул — Нэнна ощутила, как напряглась его мощная рука под ее пальцами. Старуха, не обращая внимания на стражу с алебардами, спокойно ковыляла вперед, ее клюка, такая же кривая, как и сама она, глухо постукивала по усыпанной цветами мостовой.

— Узнаете меня, государь? Это же я, Кона Мокрица! Неужто не хотите получить еще одно предсказание? Я же никогда не ошибаюсь…

— Я тебя помню… Кона. — Король знаком подозвал ближайшего пажа, взял у него горсть серебра и собственноручно дал старухе. — Возьми и выпей крепкой браги за меня и королеву.

Старуха покосилась на Нэнну и захихикала.

— Королеву, государь? — Она прищурилась, пока ее шустрые корявые пальцы прятали серебро в пояс. — Да за королеву я уже пила не раз, когда поминали ее, бедняжку… Ну так выпью еще раз, хуже-то ей не будет. Она свое отстрадала и теперь блаженствует, зато у многих все впереди…

— Замолчи, старая дура! — крикнул король и топнул ногой, так, что от его башмака отвалилась алмазная пряжка. — Кого поминали? Моя королева жива и здорова, вот она, и другой у меня нет и не было! А тебе за твои мятежные слова вырвут язык!

— Да рвали уже, государь, — ухмыльнулась Кона, — рвали, да не заткнули. Не любит ваша порода правду, ох как не любит — а ведь все, что я пророчила бедняжке Теринне, сбылось. И с тобой сбудется, красоточка.

Король кивнул стражникам. Нэнна стиснула зубы, молясь, чтобы мерзкую старуху скорее уволокли подальше, а еще лучше — угомонили навсегда. Но Кона успела высказать очередное свое пророчество.

— Что было с нею, то и с тобой будет. Двух лет не пройдет, попомни мои слова. Невинная кровь, она ой как громко кричит, и всегда ее слышат, пускай не сразу. А таким, как ты, ее не смыть с себя ничем…

Сверкнули две алебарды, и Кона рухнула на мостовую, рассеченная чуть ли не пополам. У толпы вырвался протяжный вскрик-выдох. Двое слуг попроще тотчас уволокли труп, и пока стража и придворные усердно кричали: «Да здравствует король! Да здравствует королева!», Нэнна презрительно щурилась, глядя на лужу крови у ее ног и на брызги, запятнавшие вышитый золотом и жемчугом подол.

* * *

— Оставьте меня.

Постоянно крутящаяся рядом толпа фрейлин, пажей и стражи еще была непривычна Нэнне. «Пора привыкать, — сказала она себе. — Я — королева. Но… порой так хочется остаться одной…»

Дамы и девицы, низко присев, вышли в соседний покой. Мать и жена дяди, по счастью, были сейчас у короля вместе с отцом и братьями — наслаждались новым своим положением, присматриваясь к возможным союзникам и врагам. Нэнна уселась перед туалетным столиком, так, чтобы стражники у дверей не видели ее, и медленно сняла с головы церемониальную корону.

Лоб опоясала глубокая багровая полоса, след от тяжелой короны, похожий на ножевую рану. Руки Нэнны задрожали, и она едва успела подхватить корону и положить на стол. «Все пустое, — твердила она мысленно. — Корона моя, и король мой — теперь полностью мой, супруг, а не просто любовник. Мокрица — старая дохлая дура, которую погубил ее мерзкий язык. Теринна мертва, и ее отродье тоже. А я… еще шесть месяцев — и все они запоют по-другому».

«Шлюха! Подстилка! Самозванка!»

«Убийца!»

Нэнна вскрикнула и зажала уши ладонями. «Довольно, это все неправда. Победителей не судят, и я не убийца, а победительница! Главное, что я добилась своего, и неважно, как. А те, кто слишком слаб и жалок для такого, пусть молча сидят, завидуют и повинуются тем, кто сильнее. Скажи я одно слово королю, и все они вмиг останутся без голов».

На столе сверкали два золоченых канделябра, уставленные свечами. В этом свете собственное лицо показалось Нэнне особенно юным и прекрасным — тягость еще не изменила ни его, ни стройного стана. Улыбаясь, глядела она на свое отражение, склонила голову к плечу, прищурилась — и вдруг отражение расплылось и потемнело.

Одно за другим в гладком стекле замелькали видения. Улыбка короля, распахнутая смятая постель. Вышитая подушка, опускающаяся на личико спящего ребенка, — подушку держат тонкие руки в перстнях. Те же руки с кожаными кошелями, полными золота, — цена жизни прежней королевы, оклеветанной, осужденной и сосланной. А потом ее лицо, нежное моложавое, обрамленное рыжеватыми волосами, с таким же багровым следом от короны на лбу. Или это был след от кинжала убийцы?

Теринна улыбнулась Нэнне и поманила ее пальцем.

…Когда спустя несколько мгновений на крик прибежали фрейлины и стражники, молодая королева без чувств лежала на полу. Ее платье тихо тлело от упавшего канделябра.