С другой стороны (гет)

День Минус Один

— Знаете, кого легко завести? Папу.

— Дядю Рона? Ха, да, ты победил.

(фырканье)

— Нет, я как-то разозлил маму на целую неделю. Она не разговаривала со мной и все такое. Это было круто.

— Тетя Флер... Ну, она тетя Флер. Она не считается.

— И еще, когда сердится тетя Флер, это действительно страшно. А когда дядя Рон — обычно это смешно.

— Держу пари, вы не сможете разозлить дядю Рона на неделю или вроде того. На самом деле я не верю, что и на полнедели. Три с половиной дня.

— Принимаю. Что получит победитель?

— Кроме удовлетворения от вида имени своего отца в заголовках "Ежедневного пророка"? Десять галеонов. И один вечер домашней работы по трансфигурации.

— Готовься сказать "прощай" своим денежкам, Луи.

— Посмотрим.

День Один

Они вели себя очень странно с тех пор, как ты проговорился о своей любви к Драко Малфою — и под любовью ты имел в виду вражду. Коварные маленькие злобные создания, вот кто они все. Шепчущиеся и... хихикающие.

— Так делают все дети, — сказала Гермиона, но это чушь собачья, и ты это знаешь. Что-то происходит.

Но ты и понятия не имеешь, что надо что-то подозревать, когда во время завтрака прилетает сова и протягивает тебе лапку, чтобы ты отвязал письмо. В конце концов, все дети уже в Хогвартсе. И приятно знать, что они пишут своим родителям. Хотя бы иногда.

Ты рассеянно сдираешь восковую печать и открываешь конверт, когда входит Гермиона, мурлыкая какую-то маггловскую песенку, пока накрывает на стол для двоих.

— Что это, дорогой? — спрашивает она, наклоняясь тебе через плечо, чтобы прочитать.

— Дети написали, — отвечаешь ты, разворачивая письмо.

Время застыло.

Это не то, чего ты ожидал. Пятна от слез и расплывшийся почерк. Тысячи нацарапанных слов.

— Они по ошибке прислали нам эссе Джеймса по зельям, — тупо говоришь ты и, моргая, смотришь на пергамент. — С чего он вообще плакал, когда это писал? У него даже Снейпа нет.

Гермиона бьет тебя по руке, проскальзывая на стул рядом с тобой, и берет у тебя эссе.

— Это не эссе, Рон, — говорит она. — Это письмо.

Письмо? Да черта с два!

Ты выхватываешь у нее пергамент и быстро разворачиваешь его на столе перед собой.

Дорогие мама и папа,

Я много думала об этом в последнее время и решила, что нет, вам надо знать. Это нелегко сказать, и вы, наверное, мне не поверите. Я просто хочу, чтобы вы знали, что мне очень жаль. Я не хотела, чтобы так случилось. Я даже не знаю, как это случилось: мы отмечали победу Гриффиндора в первой игре этого сезона, и я думаю, кто-то подлил алкоголя в пунш, потому что на следующий день я проснулась в слизеринских подземельях.

Я даже не помню, как это было. Мерлин, это так странно — я не собиралась. Я даже не помню, что было. Но я начала себя... странно чувствовать в последнее время, как-то по-другому, и я пошла в Больничное крыло провериться, и оказалось, что я беременна.

Я уже в ужасе из-за этого всего — я действительно не хотела, чтобы так случилось. Я знаю, что вы всему меня учили, и все такое, и я действительно хотела воздерживаться от всего этого, но та вечеринка, как какое-то размытое пятно у меня в голове.

Все ко мне очень добры, учитывая ситуацию. Особенно Лили. Знаю, вы такого от нее не ожидали, но она больше всех меня понимает. Она всегда со мной, когда мне нужна.

И я много думала об этом. Я думаю, что оставлю ребенка. Это не его — не ее — вина. Я просто еще не знаю, хочу ли отдать на усыновление.

Я знаю, что вы, наверное, ужасно злы и разочарованы — мне так жаль. Я знаю, что поступила неправильно. Это непростительно, пусть я и плохо соображала.

И, пожалуйста, особенно ты, папа, не делайте ничего необдуманного, но отец ребенка — Скорпиус Малфой.

Твой разум еще в шоке, словно затишье перед бурей. Глаза Гермионы прикованы к письму, ее брови нахмурены, а губы плотно сжаты в попытке не выдать эмоции и оставаться спокойной. Но тебя больше не волнует, что еще может сказать Роуз.

Твоя милая дочка беременна.

От сына Драко Малфоя.

Ты убьешь этого человека!

Нет. Она сказала не делать ничего необдуманного, напоминаешь ты себе. Меняем планы.

Сначала ты убедишься, что он больше никогда не сможет размножаться, а получившийся сувенир скормишь ему.

А потом убьешь его.

__________________________________________________________________________________

— ТЫ ЧЕРТОВ УБЛЮДОК!

Перед глазами все красное. Ты не видишь ничего, только красное. Может быть, это потому, что ты смотришь на дверь, которую только что поджег, чтобы суметь войти в Малфой Мэнор, или же ты просто в ярости.

И у тебя на это есть все права.

— ТЫ ЧЕРТОВ СУКИН СЫН!

Ты уверен, что они там внутри реагируют, но ты ничего не слышишь. Ты едва слышишь и свои крики. Ярость тебя оглушает.

— ДА ЧТОБ САЛАЗАР СЛИЗЕРИН ПРИДАВИЛ ТЕБЯ СВОЕЙ ЖОПОЙ!

Нет, это наказание недостаточно жестокое. Но неплохо для разминки.

— Я ПОМОГ УНИЧТОЖИТЬ ВОЛДЕМОРТА, НО ДА ВОССТАНЕТ ОН ИЗ МЕРТВЫХ И ТРАХНЕТ ТЕБЯ НАСМЕРТЬ!

Струя воды льется из-за стены пламени. Красное, что ослепляло тебя секунду назад, превращается в густое клубящееся серое, которое сжимает твои легкие и заставляет тебя кашлять. Ты бесцеремонно пробираешься сквозь дыру, раньше бывшую дверью (и куском стены), и когда ты пробегаешь достаточно далеко, твое зрение восстанавливается.

— Бля, Уизли, — ругается Малфой, подбегая к тебе, его жена прямо за ним. Ты смотришь налево, направо, палочка твоя поднята, и ты ищешь путь на кухню. Там ведь должны быть ножи, верно? Желательно тупые. — Какого хрена это было?

Ты игнорируешь его, и хватаешь ближайшую старинную хрень, и грохаешь ее об пол. Малфой кривится, когда она разбивается на тысячи и тысячи осколков.

— Бля, Уизли, — снова ругается он. — Это принадлежало моей семье чертовых пять поколений! — в этот момент у него тоже уже поднята палочка. — Какого хрена с тобой творится?

И снова ты представляешь его мухой, над которой ты измываешься. Сначала ты вырвешь крылышки, потом выдавишь глаза, потом оторвешь лапки, а потом разорвешь его тело. Мееееедленно. Но сейчас он просто источник бесполезного шума.

— Домовой эльф! — вопишь ты. Здесь должен быть домовой эльф, который может показать тебе кухню, верно?

— Какого... О, Салазар! — он раздраженно воздевает руки. Ты с удовлетворением отмечаешь, что он выглядит растерянным и обалделым. И все благодаря тебе, конечно. Но он все еще дышит, и в этом проблема. Одним взмахом палочки и пробормоченным заклинанием он приковывает тебя к стене.

Но ноги твои еще свободны, чтобы прицелиться (осторожнее, вот!) и пнуть. Отличный совет, чтобы к нему прислушаться.

— Уизли! Какого...

— ТЫ ЧЕРТОВ УБЛЮДОК! — снова кричишь ты. Может быть, ты не сможешь контролировать свою ярость, и что-нибудь еще загорится. Или Малфой надуется, как тетка Гарри Мардж (так ее звали?). Ты переключаешься на его жену, которая обалдело стоит рядом с ним, ее палочка тоже поднята. — А ТЫ, ЖАЛКОЕ ПОДОБИЕ ВЕДЬМЫ! ТЫ, ТУПАЯ СУКА, ЧТО ПРОИЗВЕЛА НА СВЕТ ЭТОГО ГРЕБАНОГО МЕЛКОГО УБЛЮДКА!

Она отшатывается на секунду, явно шокированная, на ее лице оскорбленное выражение. Ей следует радоваться, что ты внимательно следишь, какое первое впечатление производишь, а то она бы тут не стояла. А уже лежала на два метра под землей.

Малфой подскакивает в ярости и прижимает палочку к твоему горлу.

— Как ты смеешь так говорить с моей женой? — он давит еще сильнее, и ты давишься. Он открывает рот, чтобы продолжить, но ты его перебиваешь. Тебе плевать, что он хотел сказать, это и слушать не нужно. И вообще, это только отсрочит его смерть.

— Я смею, — скрипишь ты, кончик палочки давит тебе на голосовые связки, твой голос поднимается до крещендо, когда ты говоришь, — потому что твоя гребаная жена решила, нахер, перепихнуться с гребаным тобой, чтобы, нахер, сделать этого ебаного ебаря, который трахнул мою дочь!

Хватка на его палочке ослабевает, на его лице ошарашенное выражение. Одна бровь приподнята.

— А по-английски?

— ТВОЙ УБЛЮДОК СЫН СДЕЛАЛ РЕБЕНКА МОЕЙ ДОЧЕРИ!

Ужас. Шокированная тишина. Твое дыхание вырывается пыхтением, и ты весь бурлишь. Даже это зрелище (и то, что ты прикован к стене) не лишило тебя энергии. Твой живот все еще крутит. Твои пальцы все еще чешутся.

— Я не верю, — неудачная жена Малфоя — Астория ее зовут? Тупое имя, на твой взгляд, вроде Драко и Скорпиуса — говорит, качая головой. — Скорпиус — хороший мальчик, и он...

— ... нахер ненавидит твою дочь, насколько я знаю, — заканчивает Малфой, усмехаясь. — И зачем ему вообще спать с твоей дочерью? Он может и получ...

— Я хотела сказать, что Скорпиус — хороший мальчик, — перебивает Астория, многозначительно глядя на мужа, — и он ни с кем не стал бы спать.

Гнев. Гнев. Ярость. ЕПварлв. Гррпаты. Бхарп. У тебя просто слов не находится, чтобы описать свою злобу. И это что, Малфой только что оскорбил твою дочь?

— МНОГО ЖЕ ТЫ ЗНАЕШЬ О СВОЕМ УБЛЮДОЧНОМ СЫНЕ! — с ненавистью выплевываешь ты. И потом, вдобавок. — И моя дочь лучше в постели, чем твой сын, — добавляешь ты, ссылаясь на те малфоевские слова.

Брови Астории сходятся в одну линию; брови Малфоя поднимаются.

— А тебе откуда знать, Уизли? — спрашивает он. — Ты с ними обоими спал?

— Мальчики! — машет его жена рукой. — Это не соревнование, чей ребенок... опытнее в отношениях, — она переводит взгляд на тебя. — Вернемся к важному, я не уверена, что Вам верю. Скорпиус никогда бы такого не сделал.

Малфой откашливается:

— И вообще. Для секса нужны двое.

Если бы все твои четыре конечности были свободны, ты бы оторвал ему хрен голыми руками.

Ты открываешь рот, чтобы ответить, но твое внимание привлекает что-то за малфоевскими плечами.

— Гермиона! — беспомощно кричишь ты. — Что ты здесь делаешь?

Она подбегает, ее лицо нахмурено.

— Рон, что ты здесь делаешь? — с вежливой улыбкой и извиняющимся взглядом (как ей такое удалось, ты не знаешь) она говорит. — Простите, но я не нашла вашу дверь, поэтому вошла без стука.

Малфой ядовито тебе ухмыляется.

— Работа твоего мужа.

Мерлин. И никакой любви во взгляде, который она тебе сейчас посылает.

____________________________________________________________________________

Это просто чудо, думаешь ты, что могут сделать две здравомыслящие женщины. И хотя из этого нельзя добыть удовольствие и удовлетворение от вида, как Малфой жрет свой член, каким-то образом ты участвуешь в разговоре.

— Роуз хочет его оставить, — говорит Гермиона, глядя на них почти умоляюще.

Астория вздыхает.

— Я все еще не уверена, что приняла это, — замечает она. — Я имею в виду, мы еще ничего не слышали от Скорпиуса, — Малфои обмениваются взглядами.

И словно по зову, так вовремя — сова. Только это филин; он бросает им на колени письмо, на которое вы все с напряжением смотрите. Медленно — убийственно медленно — Астория вскрывает конверт и ломает печать, доставая свернутый пергамент. С отдушкой, как ты замечаешь. Пахнет зеленым яблоком.

– Дорогие мама и папа... — медленно читает она, как будто боится того, что увидит в письме. — Не кричите, но от меня забеременела девчонка...

Она немедленно сворачивает письмо и сует его Малфою.

— Мерлин, — ахает она. — Я не могу дышать.

Малфой смотрит на скомканное письмо в своих руках. Три, два, один...

— ЭТО ВСЕ ТВОЯ ВИНА! — два голоса звучат как один. Один из них твой, другой — его.

Два пальца обвиняюще подняты. Один — на него, второй — на тебя.

— ТВОЯ ДОЧЬ ВЕШАЛАСЬ НА МОЕГО СЫНА...

— ТВОЙ ЧЕРТОВ СЫН ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ...

Две жены подскакивают с места.

— Рон! — строго указывает тебе Гермиона. — Здесь нет ничьей вины.

Ты обалдело смотришь на нее. Твоя же собственная жена!

— Его чертов сын!

— Да, его чертов сын, но что случилось, то случилось, — она тяжело вздыхает и потирает виски. — Уверена, теперь Роуз и Скорпиус выучили свой урок. Это была ошибка.

— Ошибка? Ты, нахер, надо мной издеваешься?

— Рон, — раздраженно пытается она. Ты немного колеблешься и немного чувствуешь вину. Она так же разочарована, расстроена и вымотана, как и ты. — Они в той же ситуации, что и мы. Попробуй успокоиться, чтобы мы могли разобраться? Временное перемирие.

Ты пытаешься дышать медленно. Не думай о Малфое. Не думай о Малфое. Чертов ублюдок, это все его вина...

— Хорошо.

Другие двое стоят, пока вы с Гермионой садитесь, как цивилизованные люди, а не как психованные варвары, вроде Малфоя, который все еще трясется от злости. Малфой. Ты цыкаешь про себя. Вечно психовал из-за пустяков.

Не то чтобы это были пустяки, конечно, но...

Наконец, жена побеждает (что, как ты заметил, часто случается), и Малфой, хмурясь, садится, одним тяжелым взглядом в твою сторону демонстрируя свое неудовольствие. Ты возвращаешь ему это.

Повисает неловкая тишина.

День Два.

— Она хочет оставить его, — Гермиона всем смотрит в глаза, в том числе и тебе. — И растить.

Со стороны Астории раздается вздох, а Малфой, сдаваясь, поднимает руки.

— Я хочу избавиться от этого, — говорит он, — и сбежать.

— Со всех ног.

Так, стоп и назад.

Ты только что сказал это?

Ты только что согласился с чем-то, что сказал Малфой?

Ты оборачиваешься к нему, и он странно на тебя смотрит. Внезапно вы оба понимаете, что только случилось, и отворачиваетесь, немного откашливаясь. Астория усмехается. Гермиона разглядывает потолок.

— Хорошо то, что, судя по времени, роды случатся летом, — делится умозаключениями Гермиона. — И так как они оба семикурсники, они уже закончат школу и смогут взять на себя полную ответственность как родители, — она колеблется некоторое время, прежде чем посмотреть на Асторию и Малфоя. — Что планирует Скорпиус?

Горестный взгляд.

— Ну, — начинает Астория, кривясь, — он ясно дал понять, что не испытывает чувств к вашей дочери, но чувствует вину, и он хочет помогать.

Малфой хмурится.

— Но он дал знать, что вопрос о браке исключен.

Ты издаешь вздох облегчения.

— Слава Мерлину, — смеешься ты. — Я волновался, что и правда с тобой породнюсь.

Неужели Малфой только что улыбнулся? Это вообще-то намечалось оскорблением. Хотя и полностью правда.

— Травмирующе было бы, — бормочет он, качая головой. — Совсем как сезон Пушек Педдл в этом году — кошмарно.

Ты смотришь на него. Если бы Малфой ненавидел Пушек, он бы сказал "смехотворно". Как будто он...

— Ты фанат Пушек!

Он поднимает голову и смотрит тебе в глаза, выглядя встревоженным, а Астория смеется.

— До кончиков ногтей, — радостно говорит она, широко улыбаясь. — Он только стыдится признаваться.

Ты словно влюбился. То есть, нет, конечно, это было бы мерзко, с какой стороны не посмотри, представить такое нельзя.

— Фанаты Пушек — вымирающий вид, — мрачно говоришь ты, прикладывая руку к сердцу. — Может, мы передадим это сакральное знание — как быть фанатом Пушек — еще не рожденному ребенку. Еще не все потеряно!

Кажется, твоя жена и жена Малфоя обменялись взглядами.

______________________________________________________________________

— Думаю, нам следует обговорить условия, — объявляешь ты.

Все остальные поднимают головы от документов с удивлением на лицах.

Ты киваешь и продолжаешь.

— Мы все работаем над этой проблемой, и, полагаю, мы можем решить насчет имени ребенка, — на твоем лице расплывается улыбка, и ты с жадностью ждешь их ответа. — А? А?

— Для начала, — говорит Гермиона, перебивая тебя и посылая сердитый взгляд, — насчет фамилии. Думаю, это им решать.

— Можете оставить "Уизли", — рычит Малфой, отпивая мартини. — Нехорошо было бы, если бы незаконнорожденный ребенок носил имя Малфой.

Твои кулаки сжимаются в ярости на его оскорбление, и у тебя возникает желание швырнуть свой мартини в его тупую голову. (По крайней мере ты полагаешь, что это оскорбление. Или же невыносимое высокомерие). Ты не можешь его бить, Рон, говоришь ты себе сквозь сжатые зубы. Он фанат Пушек. Он чертов фанат Пушек.

На минуточку тебе хочется, чтобы он не был фанатом Пушек, и ты мог бы выбить из него дерьмо за его невыносимое поведение, но это чувство быстро проходит.

Странно. Что случилось с твоим рыжеволосым темпераментом, которое даже Годрик (ну ладно, может быть, и Годрик, но только Годрик) не смог бы усмирить? Особенно когда дело касается кое-каких скотин-блондинов.

— Я согласна, — говорит Астория, перебивая твои мысли, — с Гермионой.

Гермиона улыбается.

— Спасибо, Астория.

Ты откашливаешься.

— И насчет имен... Я сильно сомневаюсь, что должна решать отцовская сторона, — ты фыркаешь. — Серьезно? Скорпиус? Драко? Что это за имена вообще?

На другом конце стола Малфой расстреливает тебя взглядом. Согревает твое сердце, видеть его таким злым.

— Это созвездия, — холодно отвечает он. — Традиция среди большинства чистокровных семей.

Ты немного хихикаешь.

— Слава Мерлину, я не из такой, — замечаешь ты.

— Рон! — строго отчитывает тебя Гермиона, и ты тут же теряешься. Ты не смеешь глянуть в сторону Малфоя. На самом деле тебе и не нужно, потому что ты уверен, что он выглядит самодовольно и губами произносит слово "подкаблучник".

— Боже, я не могу поверить, что это действительно происходит, — бормочет Астория. — Ребенок. Боже.

Вздох, и это вздох, а не соревнование, чье мнение удостоится больших аплодисментов. Вы четыре взрослых человека, попавших в трудное положение, и в этом нет ничьей вины.

День Три.

Ты приносишь бутылку лучшего огневиски, поднимая, показываешь ее Малфою, когда проходишь через то, что раньше было дверью.

— Мужик, тебе бы это починить, — говоришь ты, показывая на дыру, через которую проходишь вместе с женой.

— Кроме шуток, — сухо соглашается он.

Он подходит, и ты протягиваешь ему бутылку.

— Огневиски, — говоришь ты, показывая на этикетку. — Решил, что это как раз та ситуация, чтоб распить этого малыша.

К твоему удивлению, он одобрительно кивает.

— То, что надо, — взмахом палочки он сотворяет четыре стопки и ставит их на стол. — Воспользуемся этим.

Он зовет жену из одной из их многочисленных комнат, и она спешит вниз и приветствует вас широкой улыбкой. Хм. Ты никогда не думал, что Малфой может жениться на одной из тех, что улыбаются.

— Говорил ли Скорпиус о своих... Предпочтениях, так сказать, хотел бы он или нет участвовать в жизни ребенка? — спрашивает Гермиона, когда вы все четверо рассаживаетесь за стол, а Малфой разливает огневиски.

Малфои оглядываются, а потом скотина-блондин признается:

— Он не хочет быть отцом, но он хочет принимать участие, — он кивает головой. — Помогать, когда ребенку будет нужно, — из кармана мантии он достает письмо и протягивает его тебе через стол.

— Пришло сегодня утром, — говорит Астория слабым голосом. Она ловит ваш с Гермионой взгляд. — Мы знаем, что он тоже ответственен, так что, если понадобится, мы заставим его быть отцом, по крайней мере, пока Роуз не найдет постоянного спутника жизни.

Гермиона благодарно улыбается.

— Приятно это знать.

_______________________________________________________________________________

Бумаги.

Твои глаза начинают гореть, когда ты, не глядя, тянешься за чем-то, что еще можно проглядеть. Твои пальцы достают, и это...

Еще бумаги.

— ААААА!!

Три твоих напарника оглядываются на тебя, как раз когда ты начинаешь выцарапывать себе глаза.

— Мы здесь уже несколько часов, — говоришь ты, широко зевая. — Не все тут так книжновыносливы, — многозначительный взгляд на Гермиону.

Она вздыхает и закатывает глаза.

— Сколько тебе лет, Рон, четыре?

Малфой бросает перо.

— Согласен с Уизли, — заявляет он, и сам потирая глаза. Бутылка огневиски пуста. — Я прочитал больше брошюр и писем от преподавателей, чем видел за всю свою жизнь.

Гермиона поджимает губы, заметно хмурясь, оборачивается к Астории, которая тоже изо всех сил подавляет зевок. Торжествующая улыбка играет на твоих губах.

— Ну пожалуйста, Гермиона? — просишь ты. — Мы можем, ну я не знаю... провести приятно время, — ты с ненавистью смотришь на пергамент. — Если мне придется еще час читать: "Дорогой мистер Уизли, представленная вами ситуация создает некоторые трудности", то я уйду, напьюсь и заведу еще одного ребенка.

Злющий взгляд. Она бьет тебя, сильно. Сказал не то, что надо.

— Да я пошутил! — кричишь ты, поднимая руки и пытаясь защититься. — Пошутил!

— Рональд Уизли, если ты соберешься пойти куда-то, выпив столько, то...

Малфой смеется. Ты слышишь это за угрозами Гермионы.

— Знаете, — говорит он, перебивая тираду Гермионы, — у вас двоих интересные способы угрожать. Придавить меня задом Салазара? Я, наверное, никогда не оправлюсь.

Начинается прекрасный перерыв от выжигающей глаза секретарской работы, который, как ты думал, никогда не настанет.

День Четыре.

Огневиски точно вчера сработало, решаешь ты, раз сегодня все кажется уже совсем подавляющим, и твои кости ноют, а твоя душа умирает с каждым словом.

Малфоя нет.

— Он на работе, — говорит Астория, когда ты входишь. — Его задержали.

Херня. Абсолютная херня. Ты видишь их блеф.

Но временный занавес в том месте, где раньше была дверь, отодвигается, и усталый скотина-блондин входит с тяжелым вздохом, бросает пальто на диван, а сумку — на пол.

— Салазар! — горько шепчет он и падает на диван рядом с супругой. — И когда казалось, что хуже уже не будет.

... Ну ладно, может, он и был на работе. Ну, ошибся.

Астория немедленно сочувствует.

— Ой, милый, что случилось?

Он коротко смеется.

— Кроме того, что мой начальник — урод? Ну, — он стонет, когда садится прямо и достает из кармана мантии конверт. Твое сердце на секунду останавливается, когда ты думаешь, что это от Скорпиуса, и когда рука Гермионы хватает твою, ты понимаешь, что она думает так же. Он протягивает тебе конверт и говорит. — Он решил, что мне нечего делать в эти выходные, и наметил мне сверхурочные. Так что это твое, Уизли. Поздравляю.

Ты хмуришься, пока открываешь конверт и смотришь, что внутри. Когда ты достаешь оттуда руку, твои пальцы стиснуты на паре билетов на матч Пушек.

— Ты шутишь, — смотришь ты на них. Их надо ставить в рамочку, но у тебя дома больше пустых не осталось. Хотя фотографию со свадьбы можно и где-нибудь еще держать. Это.. Это... Ого.

— Места в ложе, — говорит он. — Астории не нравится квиддич.

Ты когда-нибудь говорил, как любишь Драко Малфоя?

____________________________________________________________________________

Должен быть какой-то способ произнести "Что за на хрен" вместе с "Да вы, нахер, шутите", помноженное на вес Гойла или силу Летучемышинного сглаза Джинни. Нет, "или" — это неправильный союз. "И" будет лучше.

Прилетает незнакомая сова (несомненно, школьная) и бросает на колени Гермионы письмо. Ее руки дрожат, когда она срывает печать и достает содержимое.

– Дорогие мама и папа... — ее голос немного дрожит, а глаза замирают.

Тебе кажется, что ты умер и попал в ад.

— Только не говори, что у нее близнецы, — стонешь ты.

Она качает головой и показывает тебе письмо — очень помогает, конечно, ведь прочитать может только она.

– Насчет беременности — это шутка. Это был розыгрыш, который мы устроили, но мы были разочарованы, когда не нашли в "Ежедневном пророке" статей о том, какой скандал устроил папа...

Шок. Ты даже не знаешь, как себя чувствуешь — радость? Облегчение? Разочарование? Похоже, ты был немного рад иметь внука даже в таких условиях.

Злость? Они тебе врали. Всем. За то, что заставили тебя, нафиг, тратить свое драгоценное время на возню с бумагами в Малфой Мэноре. Тебя аж передергивает.

Облегчение, точно — жизнь все еще нормальная. Ну, или считается нормальной.

Но часть тебя все еще ощущает что-то странное.

— Боже, — выдыхает Астория, проводя руками по волосам. Она издает легкий неверящий смешок, совсем не веселый. — Боже.

Ты киваешь.

— Черт.

День Восемь.

— Привет, — говоришь ты, когда приходишь домой; дверь скрипит за тобой. Вскоре входит Гарри, все еще держа бинокль.

Гермиона улыбается, когда видит вас обоих.

— Как прошла игра? — спрашивает она, пока моет посуду.

Гарри улыбается.

— Мы видели там Малфоя.

— Малфоя? — фарфоровая кружка едва не выскальзывает из ее рук. Она хмурится и смотрит на тебя для подтверждения, и когда ты киваешь, говорит. — Но разве он не отдал тебе билеты?

Ты смеешься и чешешь затылок.

— Да, смешно получилось, — говоришь ты, падая на стул. — Я спросил, почему он не попросил их назад, а он решил, что раз уж я так, нафиг, на этом помешан, то он купит другие билеты. Хотя я был уверен, что они все распроданы, — ты пожимаешь плечами. — Оказывается, его начальник передумал.

Гарри берет печеньку, когда Гермиона отворачивается, и улыбается тебе, чтобы молчал. Конечно, ты делаешь одолжение.

— Эй! Я тоже хочу печенье, — громко протестуешь ты.

Гермиона немедленно оборачивается и шлепает мокрым полотенцем Гарри, чья одежда тут же пачкается и намокает.

— Это для Астории, — говорит Гермиона, фыркнув.

Гарри моргает.

— Жены Малфоя?

Она хмыкает на реакцию Гарри.

— Да, жены Малфоя. Оказывается, она обожает волшебных существ и разделяет мои взгляды на домовых эльфов, — она быстро улыбается Гарри. — К тому же, печенье — это извинения за дверь.

Ты нервно смеешься.

— Думаю, надо что-то большее, чем печенье, чтобы извиниться за сожженную дверь.

— Ну, это же не моя вина? — многозначительный взгляд.

Она возвращается к посуде, а Гарри тащит тебя из комнаты, где не услышит Гермиона.

— Дай-ка я разберусь, — говорит он. — Ты сжег дверь Малфоя, и он дал тебе бесплатные билеты на матч Пушек Педдл?

Не, ну когда он вот так говорит...

— Ну, наверное, я должен извиниться, когда мы встретимся завтра в Косом Переулке.

Гарри смеется.

— Наверное.

День Сто Тридцать Шесть.

— Папа, могу я с тобой поговорить?

Роуз выжидающе на тебя смотрит, и у нее совершенно плоский живот — никаких детей. По крайней мере, как ты знаешь. Первый день зимних каникул, и она уже начала грызть ногти, а ты ведь даже ничего еще и не сделал.

Еще.

— Ну? — выжидающе спрашиваешь ты.

Она прикусывает губу, повисает тяжелая пауза, и наконец она взрывается.

— Ну, знаешь, когда мы планировали тебя взбесить, нам была нужна помощь Скорпиуса, а для этого мне надо было, ну, не ненавидеть его и все такое. И так как это длилось четыре дня, и мы много времени были вместе, планировали и сочиняли письма и все такое, и мы стали друзьями, а потом, не знаю, все так закрутилось, и он вроде как мне понравился, и я не знала, нравлюсь ему или нет, а потом оказалось, что да. И он позвал меня на свидание, и я сказала «да», и теперь он мой парень, но у нас нет детей и все такое, мы просто встречаемся, понимаешь? И не делай ничего опрометчивого, но...

Ты улыбаешься.

— Ты встречаешься со Скорпиусом Малфоем.

Она смотрит.

— Да?

Прикидываясь незаинтересованным, ты открываешь свой ежедневник и проверяешь список дел на завтра: собрание, обед с Гарри и Драко, купить продукты, купить коробку шоколада Гермионе.

— Мило. Что-нибудь еще?

Она все еще смотрит на тебя, широко раскрыв глаза. Наверное, ожидала чего-то похуже, но у тебя уже было хуже, когда она провела тебя через серию "Я беременна".

— Ты не взбесился, — тупо замечает она.

Ты смотришь на нее.

— А хочешь, чтобы да?

Она поспешно качает головой, широко раскрыв глаза.

— Не, не, нормально, — быстро говорит она, на случай если ты передумаешь. — Спасибо, пап, пока! — и в мгновение ока она исчезает из комнаты.

Когда ты убеждаешься, что она ушла достаточно далеко, ты смеешься и достаешь кусок пергамента.

— Сычик, у меня для тебя задание. Отнеси это Драко Малфою.

Привет, мой будущий родственник. Давай отпразднуем будущий брак наших детей бутылочкой огневиски.