Удивительные приключения лорда Люциуса Малфоя или La Gatta Cenerentola! (джен)

Малфои не могут делать добрые дела? Пф! Малфои могут все!

Лорд Люциус Абрахас Малфой с грохотом закрыл дверь в кабинет директора Дамблдора и вполголоса выругался на французском:

— Bordel de merde! Le vieillard allumе!

Статная дама на портрете справа возмущенно фыркнула, прикрывая резко покрасневшие щеки веером из страусиных перьев. На ее сморщенном лице явно читалось, что она страшно возмущена развязным поведением потомков. "Ну и молодежь пошла! Вот в наше время,"— скрипнула она вслед аристократу -"Юные лорды не позволяли себе так выражаться при дамах!". Люциус на это только зло буркнул, посылая заклятие сна (вперемешку с парочкой крепких словечек) во вредную старуху:

— Ferme ta gueule! Quietus!

После чего с гордо задранной головой удалился из этой башни.

После очередной встречи с Альбусом Дамблдором глава рода Малфоев был крайне раздражен. Впрочем, как и каждый раз, когда этот сумасшедший старик в очередной раз щелкал гордого лорда по его тонкому и изящному (как и у всех его предков до времен Мерлина включительно!) носу. Люциус даже решил не заходить к сыну — вряд ли разговор с Драко закончится чем-то хорошим, если он будет слушать его вечное нытье и жалобы в таком скверном расположении духа. Скорее уж он в очередной раз поругается с сыном...Или лишится Наследника...

И в этом снова будет виноват Дамблдор! Как всегда, во всем будет виноват Дамблдор!

Малфой никогда не мог оставаться спокойным в присутствии старого мага. Еще со школьных времен его бросало в нервную дрожь при редких, но очень запоминающихся встречах с директором Хогвартса. Он раздражал его всем, начиная от отвратительного вкуса в одежде (dégoûtant!) и поведения, а заканчивая этими жуткими лимонными дольками, которые, вне зависимости от желания и попыток отказаться, все равно оказывались в желудке Люциуса. Эти сладости, по мнению аристократа, были самым страшным из изобретений человечества и стояли на втором месте на уничтожение после магглов. Несмотря на то, что лорд был настоящим сладкоежкой, после таких встреч он еще несколько дней не мог заставить себя даже посмотреть на сладкое — и это несмотря на то, что эльфы Малфой-мэнора готовили самые лучшие в мире чизкейки и тирамису!

По мнению Малфоя, Альбус Дамблдор и сам походил на эти маггловские сладости — до отвратительного приторный и липкий, он прилеплялся к человеку и не давал ни единого шанса на то, что бы оказаться в стороне от его сложных комбинаций. Или, наоборот, слишком простых, которые лорду казалось необходимым усложнить...Хотя бы в своем сознании. И он путался в этих "задушевных" разговорах, пытаясь найти в них второе, третье или даже четвертое дно. Голова мужчины после этого гудела похлеще, чем после очередной пьянки в стане Упивающихся в честь дня рождения Его Темнейшества — единственный праздник, что им разрешалось праздновать без контроля Темного Лорда (правда он случался по крайней мере раз в месяц, ибо истинного числа никто не знал, а выпить при их стрессах хотелось часто!).

Так что Люциус только бессильно сжимал зубы, стараясь не завыть от отчаяния. А директор на это только сладко улыбался да подкладывал в чашку Малфою новые и новые ложки сахара, так что к концу разговора Люциус давился не чаем с сахаром, а сахаром с чаем, похожим скорее на приторную кашицу, а не на благородный английский напиток.

* * *

— Как семья, Люциус?— проговорил Альбус, смотря на мужчину поверх своих крайне странных очков. Этот понимающий взгляд, который говорил собеседнику о том, что его мысли совсем не секрет для этого невозможного волшебника, раздражал Малфоя не меньше чем очевидная власть старика.— Как работа?

— Мистер Дамблдор,— процедил лорд, еле сдерживаясь, чтобы не швырнуть тяжелую, расписанную желтыми уточками, кружку прямо в улыбающееся лицо мага.— Вы оторвали меня от крайне важных дел в Министерстве, что бы спросить о моих делах?

Привычка начинать издалека тоже бесила Люциуса. Пункт 10 списка "Что я ненавижу в Альбусе Дамблдоре", начатом еще в 11 лет и пополняемого до сих пор.

— Какие же вы, молодые, торопливые,— благодушно рассмеялся директор.— Хоть мы раньше тоже...Хе-хе!

Старый волшебник умильно покраснел, прикрыв голубые глаза. Судя по молчанию, лишь изредка прерываемом похлюпыванием чая, Дамблдор отбыл в дали неведомые простым смертным и не собирался оттуда возвращаться в ближайшую вечность. А у Люциуса в Министерстве остался недообработанный Фадж, с которого ушлому аристократу почти удалось стребовать кругленькую сумму в "поддержку ветеранам прошлой войны".

И лордам Малфоям тоже. В особенности, лордам Малфоям.

— Директор,— процедил Люциус, яростно стискивая чашку.

— Ой, Люциус, ты еще здесь?— очнулся Альбус, слегка удивленно смотря на ошарашенного чистокровного, назвав того по имени. Малфой даже не знал, что на это сказать, и слава Мерлину, что старый маг сам очнулся от дремы и продолжил.— Я-то хотел поговорить с вами о юном Драко!

Люциус взял себя в руки — теперь, когда разговор хоть как-то сконцентрировался на реальном, он чувствовал себя немного уверенней. Как показывала практика, если директор переходил к важному, у разума лорда, привыкшего к простоте логических построений вменяемого сознания, появлялась хоть какая-то передышка.

— У него практически нет друзей на других факультетах, он вечно ввязывается в конфликты,— тем временем нудно перечислял Альбус.— Почему бы вам не поговорить с ним, не повлиять...

Дамблдор сам прерывает свои наставления, натыкаясь на скептически изогнутую бровь гостя.

— Ах да,— рассеяно произносит волшебник, поглаживая перья феникса. Судя по виду несчастной птицы, она сделала бы что угодно лишь бы избавиться от лакирования сахаром с ладоней директора.— Как я забыл, что вы, Малфои, не способны совершить добрые поступки в принципе...

С этой-то фразы и начались проблемы сиятельного лорда.

* * *

Как только разговор закончился, Люциус в ярости выскочил из кабинета директора Хогвартса, непроизвольно хлопнув дверью, из-за чего на безупречную прическу посыпалась пыль и паутина.

-Baise le cul,— простонал маг, счищая мусор с прически одним изящным (как и все, что делают Малфои) движением палочки. Правда вместе с ней он счистил и добрую половину геля... Ругаться сил у него уже не было.

Каменная горгулья внизу винтовой лестницы только недовольно забурчала вместе со старым портретом, который маг ловко заткнул подходящим заклинанием. Статуя уже не раз видела, как из кабинета ее начальника вылетали разъяренные маги, разбивающие многострадальную дверь, которая выживала исключительно из-за заклинаний Гриффиндора...Старая Изольда (такое имя по пьяни досталось тогда еще молодой, только что созданной, горгулье) помнила даже то, как ею хлопал сам Салли Слизерин, в очередной раз разругавшийся с пьянчугой-Годриком. Да и сейчас чуть ли не каждую неделю приемник змееуста — мрачный Северус Снейп — проверяет на прочность мореный дуб.

А уносящийся прочь со скоростью Хогвартс-экспресса Малфой только поджимал губы в ярости на директора. Как посмел этот старик утверждать, что он не способен делать добро людям? Пффф! Смешно! Quel non-sens ...

Нет, пусть Люциус и сам не считал себя добрым человеком — в конце концов, хотя бы себе он мог признаться, что Ипериусом во время его служения Темному Лорду и не пахло, как и любым другим видом принуждения. Он мучил и убивал магглов и авроров исключительно по своей воле, чтобы насладиться тем чувством собственного превосходства и величия, что может быть доступно исключительно тому, кто имеет власть даровать и отнимать жизнь.

Но, несмотря на это, мягкие упреки старика вывели вечно холодного мага из себя. Семейный Кодекс говорил, что Малфои могут все, и Люциус всю свою жизнь подтверждал его первый пункт. Он хотел стать старостой и лучшим учеником курса — он стал им, он хотел заполучить самую красивую девушку Слизерина — он получил ее, он захотел стать правой рукой Темного Лорда — и стал ей. Он всегда получал желаемое, будь то ненависть, любовь, верность, деньги, власть или уважение. Или все это одним махом! А теперь нелепый старик в ярко-желтой мантии со звездами (Haut mauvais gout!) заявляет, что он, лорд Люциус Абрахас Малфой, чего-то не может!

— Вот еще! Я докажу этому сумасшедшему, что я могу это сделать,— пробурчал себе под нос сиятельный лорд, раздраженно постукивая раритетной тростью по полу. Эхо этого звука разносилось по пустым коридорам Хогвартса, словно бы отсчитывая секунды текущего в бесконечности времени. — Как он смеет говорить, что я не способен делать добро!

Люциуса всегда было легко взять на слабо — и это знал каждый, кто хоть немного приближался к его величественной фигуре. Во время студенческое он вечно оказывался крайним в опасных прогулках, да и ловцом в команду устроился не столь от любви к этому спорту, сколь от того, что Розье обвинил его в боязни высоты. Нет, Малфой не станет отрицать, что подозрения Александра имели под собой серьезные основания, но только вот не смел в этом признаться даже себе. И, дрожа от ужаса, рассекал воздушное пространство над полем.

Лорд легко велся на такие подначки, на любое подозрение в том, что он не способен соответствовать своему статусу — такое неверие в себя привили ему суровые методы воспитания отца. Он до сих пор не мог заставить себя повесить в семейной галерее его портрет, и последнее изображение великого политика Абрахаса Малфоя все еще пылится в старой запертой комнате вместе с шахматами, в которые тот страстно любил играть.

Люциус прекрасно осознавал свои недостатки, и, естественно, мозгами понимал, что за странными речами Дамблдора скрывается очередной план старого манипулятора, но вот бешеный норов, доставшийся в наследство от бабки-вейлы, затмевал ему глаза.

— Как он смеет утверждать, что я на что-то не способен! Малфои могут все!— все больше и больше распалялся лорд, буквально несясь по коридорам старого замка. Хогвартс только успевал убирать с пути разозленного мага препятствия в виде любимых подсвечников Ровены или фарфорового горшка Салазара, которые были ему дороги как память...

Чем ближе он подходил к Большому Залу, тем больше школьников оказывалось на его пути. Нарядные девушки — накрашенные, с изысканными прическами и в шикарных мантиях, утонченные юноши... Правда каждый раз, как он видел очередную грязнокровку, на лице лорда появлялась презрительная усмешка и выражение легкой брезгливости, увидев которое они старались поскорее исчезнуть с его дороги. Малфой этому был только рад — видеть эти откровенно вызывающие наряды было выше его сил. Эти юные девушки выглядели как обитательницы дешевых кварталов Свиданий на Темной Аллее! "Магглы — дикари!"— еще раз сделал вывод Люциус, рассекая толпу, возбужденную скорым началом Святочного Бала.— "Просто грязные животные и освободить от них мир — истинное благо для всех!"

Правда некоторые из них были в отвратительном виде — старые поношенные мантии, устаревшие на пару веков как минимум и абсолютно бездарные прически и макияж! Plein de mauvais goût !

Если бы он занимался этими несчастными...

-Я знаю,— в полголоса пробормотал он, и его темно-серые глаза сверкнули торжеством в полумраке коридора.— Я устрою жизнь первого, кто встретится мне на пути! Выкуси-ка, Альбус! Да будет мне свидетелем Магия!

Из-за поворота вылетел Рональд Уизли и со всей силы врезался в пафосно стоящую посреди коридора фигуру Люциуса с простертыми к небу руками.

-Merde!

Где-то высоко, в своем кабинете, перелистывал старую маггловскую книжку великий волшебник Альбус Персиваль Вулфрик Дамблдор и радостно, по-детски, смеялся над попавшим в его ловушку высокородным лордом.