Накануне (гет)

Снег шел второй день. Густой и пушистый, он покрывал белой пеленой ближние блочные многоэтажки, роскошными шапками оседал на их крышах и подоконниках, создавая ощущение какого-то сказочного царства. В открытую форточку врывался запах свежести, хвои и жареной индейки.

Рождественские праздники, чтоб им провалиться.

Молодая женщина, стоявшая у окна одной из квартир в спальном районе Лондона, с шумом втянула морозный воздух и провела рукой по тяжелой копне блестящих черных волос. Грязные ублюдки празднуют свой чертов Новый год, а у ее Лорда сегодня день рождения. Был бы день рождения, ехидно прошептал внутренний голос. Теперь уже никогда не будет, потому что самого Лорда нет...

— Заткнись, — коротко приказала самой себе Беллатрикс. — Он жив. Просто нужно его найти.

Хорошая идея. Только где искать-то?

То, что Лонгботтомы ничего не знали о местонахождении Повелителя, она поняла почти сразу. Крауч, сволочь поганая, сопляк министерский, решил таким образом конкурента устранить — они с Фрэнком оба претендовали на какое-то престижное место, в Отделе международного сотрудничества, кажется. Само собой, у Лонгботтома и заслуг, и опыта было побольше, чем у малыша Барти. Умная мелочь решила одной Авадой двух зайцев убить: и дорожку на тепленькое местечко себе расчистить, и от неблагонадежных приятелей избавиться, вот и слила Рабастану дезинформацию. Только не рассчитал крысеныш того, что его с собой на «выход» возьмут. Как и того, что подельники довольно быстро сообразят, что к чему.

Сообразить — сообразят, а остановиться по боевой привычке не смогут...

Белла со вздохом опустилась в продавленное и полинялое от времени кресло. Если бы не мразь Крауч и не недоумки-Лонгботтомы, справляла бы сейчас она Новый год так, как положено: в Лестрейндж-холле, с парадным обедом и роскошной елкой, при полном собрании друзей и родственников. А так приходится сидеть в этой магловской дыре и часами пялиться в мутное окно на площадь с мусорными бачками и непонятного вида железками, гордо называющимися «детской площадкой». А драгоценное время все уходит...

Кстати, о времени...

Белла бросила быстрый взгляд на старинные часы — единственный более-менее приличный предмет во всей этой норе. Половина четвертого. Обещал быть к трем. Где он запропастился, драклы его сожри? Нет, не сейчас, потом как-нибудь. Сейчас он ей еще нужен.

Поздравляю, мадам Лестрейндж, докатились, саркастически отметила женщина. Признались себе в том, что ждете человека, с которым вас, по большому счету, почти ничего не связывает.

Вот именно, что почти. Всего лишь несколько лет совместной работы в Круге, некоторые общие взгляды на существующий порядок в стране, и... Беллатрикс усмехнулась и вскинула к свету правую кисть.

И вот этот тоненький золотой ободок на безымянном пальце.

Обычное кольцо, как ни странно, оказалось единственным связующим звеном в их жизни, единственным, помимо борьбы с маглолюбцами, камнем преткновения. Они слишком разные. У них абсолютно противоположные характеры, привычки, пристрастия и, не считая отношения к грязнокровкам, взгляды на обычную жизнь. В последнем, впрочем, виновата разница в возрасте: восемь лет — не фунт изюму. Слишком много даже для аристократов.

В замке заворочался ключ. Белла выхватила из рукава мантии палочку и, оттолкнув некстати подвернувшийся колченогий стул, одним прыжком оказалась в тесном коридоре.

— Спокойно, спокойно, спокойно! — Родольфус, увидевший нацеленную ему в лицо палочку жены, протестующее вскинул руки. — Сбавь обороты, дорогая, это всего лишь я.

— Докажи! — звенящим голосом выкрикнула Беллатрикс.

Мужчина тяжело вздохнул и облокотился на древнюю вешалку:

— Я, Родольфус Рэйнольд, лорд Лестрейндж, глава Отдела разведки Темного Лорда и твой законный муж. Мы поженились четвертого сентября одна тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, безо всякой помпы, так как ты настояла на скромном торжестве. На обручение я подарил тебе наш родовой артефакт — кулон в виде черной розы, лепестки — египетский карбункул, стебель, шипы и листья — оправа из серебра. Кулон ты отдала нашей дочери, Гвендолин Беллатрикс Лестрейндж, родившейся третьего июня одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, в больнице святого Мунго. Кстати, не очень-то рационально дарить такую вещь годовалому ребенку.

Рационалист хренов. Рейвенкловец недоделанный. Еще неизвестно, вернутся они или нет, а у девочки все же хоть какая-то память о матери останется. Конечно, не очень-то это разумно, тут он прав, но... Нарцисса, если что, сохранит, пока Гвен не подрастет.

— Ну? — поинтересовался Родольфус. — Я тебя убедил?

— Вполне, — буркнула Белла. Про кулон и скромную свадьбу никто, кроме них, не знал. — Проходи. Снег только с мантии отряхни.

Отворачиваясь, женщина заметила на лице мужа снисходительную ухмылку. Беллатрикс передернуло — опять это «господи-да-она-совсем-еще-ребенок»! Прямо как тогда... в самый первый раз.

...— Ты доволен, Родольфус?

— О да, мой Лорд. Конечно же. Простите мне мою грубость, но это прямо-таки мечта всей моей жизни — получить в напарницы сопливую девчонку, не успевшую оттереть чернила с пальцев.

Что?!

— Я — не сопливая девчонка!

— Да ну? Сколько же вам лет, мисс? — вскинутые брови, скептический взгляд.

— Восемнадцать!

— Вот как, — потенциальный напарник задумчиво поглаживает небольшую бородку. — И давно вам восемнадцать? День? Или два? А, может быть, неделю?

Она краснеет. Лорд ухмыляется. Незнакомый рыжий черт в очках — тоже. Просто превосходно — надо же было умудриться выставить себя посмешищем в первый же день после принятия Метки!

— Вы... Да вы...

— О да, мерзкий, циничный подонок, бесчувственный скот, и так далее, — перебивает ее Легранж... Лестран... Вот дрянь, она забыла его фамилию. — Я всегда был, есть и останусь таким мерзавцем. Да и вы ничуть не изменились за два года.

— О чем вы?

Он внезапно серьезнеет:

— Косой переулок, август позапрошлого года. Вы чуть не сбили меня с ног, а когда я потребовал от вас извинений, еще и пощечину мне дали.

— Ах, это были вы! — заливисто хохочет она, смутно припоминая тот давний инцидент. — Что ж, это было вполне заслуженно. Вы грозились довести меня до дому под конвоем, а для меня нет ничего унизительнее.

— А для меня нет ничего унизительнее, когда меня бьют по лицу, — вновь перебивает ее Легранг... Лесман... Лестрейндж, вот как! — Обычно в таких случаях я прошу сатисфакции, но вы, к несчастью, относились к двум категориям, с которыми я по возможности стараюсь не воевать.

— Да? И кто же это? — настроение медленно, но верно переходило от раздосадованного к игривому.

— Женщины и дети, — он снимает очки и часто-часто моргает. — Вы тогда были и женщиной, и ребенком. Да что я — вы и сейчас еще совершенный ребенок. Маленькая избалованная девочка, не более.

Ей кажется, что она сейчас сгорит от стыда. Да что он себе позволяет, этот самонадеянный...

— Впрочем, не беспокойтесь, — он неожиданно перегибается через стол и берет ее за руку, заставляя покраснеть еще сильнее. — Я найду способ с вами поквитаться, милое создание. Запомните, мисс Блэк: я всегда добиваюсь того, чего хочу.

— Что нового в мире? — Белла отошла к окну и оперлась плечом на ветхую раму. Наплевать на то, что из форточки дует — холодный воздух помогает мыслям не спутаться.

Родольфус пожал плечами:

— Ничего. Ищут нас, ищут Руквуда, ищут Долохова. На всех углах орут, какие мы бездушные убийцы и ублюдки. То и дело слышны вопли о том, Вальбурга Блэк — последняя дрянь на земле: толкнуть на одну дорожку двух сыновей и племянницу...

— Разве Сириуса не оправдали?

— Нет.

Беллатрикс молча кивнула.

— Есть известия от Басти? Или от...

Пауза повисает в воздухе. Имя Бартемиуса Крауча-младшего, Иуды драклова, не упоминалось супругами Лестрейндж с того самого злополучного вечера.

— Нет, — Родольфус встряхнул и аккуратно свернул зимний плащ. — Я как раз и ходил узнавать, где этот гаденыш прячется. Все свои каналы напряг, хотел, чтобы хоть кто-то его нашел. Потолковали бы тогда по-родственному...

— Ну и? — невесело усмехнулась Белла. — Добился своего?

— Добились своего?

Она зла. Она очень зла. С конца палочки вот-вот готова сорваться Авада. Мерзкий подонок, да как он посмел?!

— О да. Я же говорил вам, что всегда получаю желаемое.

— В таком случае я сделаю все, чтобы вы всю оставшуюся жизнь жалели об этом! Каждый час, каждое мгновение своей чертовой жизни! Я превращу ее в ад, уж поверьте!

— Не сомневаюсь. Вы уже сейчас это делаете, дитя мое.

— Не смейте меня так называть!! Вы, самодовольный, безголовый, занудный...

— Боже, какая экспрессия, — его ухмылка напоминает ухмылку того кота из магловской сказки. — Да вы действительно совсем ребенок!

Она поворачивается на каблуках и вылетает из комнаты, изо всех сил хлопнув за собой дверью. В горле стоит огромный ком.

Их свадьба назначена на начало сентября.

— Увы, нет, — Родольфус сел в кресло и устало откинулся на спинку. — Даже к последней пассии его заглянул. Молчит, ты представляешь? Видно, любит все-таки.

— Любви не существует, ты же знаешь.

— Снова здорово, — Лестрейндж потягивается и пристально смотрит на жену. — Когда мы в последний раз говорили с тобою об этом?

Белла мысленно прикинула. Года четыре назад, а может больше. Нет, четыре.

— Славная мясорубка была, не находишь? — по-мальчишески задорно спрашивает рыжий черт у молодой жены.

— Была бы славная, если бы вы, лорд Лестрейндж, не затормозили в самый ответственный момент, — язвительно отзывается та. — Мы могли погибнуть!

— Ну, не погибли же, — он подходит к серванту и достает оттуда бутылку виски. — За это надо выпить. Кстати, на твоем месте я добавил бы к тому Круцио парочку Режущих и штук пять Ожоговых.

Она усмехается:

— Жестокий ты человек, Руди.

Бдзынь! Бутылка с янтарной жидкостью падает на древний каменный пол и разбивается с оглушительным, для повисшей мертвой тишины, звоном.

— Что случилось?

— Ты... ты назвала меня по имени... — медленно произносит он. — Ты... обратилась ко мне на «ты» и по имени...

— О, — она внезапно поняла, в чем дело. Он обращался к ней и на «ты», и на «вы», если они были на людях, она к нему — всегда исключительно на «вы» и с полным титулом. Такое несоответствие приводило в недоумение всех их общих друзей и знакомых.

— Извини...те, — она помассировала виски. Голова шла кругом, похоже, что ее все-таки зацепило. — Обещаю... вам, что этого больше не повторится.

— Нет, нет, нет! — он быстро подошел к ней и взял за руки. — Перестань немедленно мне «выкать»! Честное слово, я чувствую себя Слизнортом на уроке у семикурсников!

— Хо... хорошо...

Они стояли совсем близко — лицом к лицу, глаза в глаза... И не было больше ни насмешки, ни холода, ни легкой взаимной неприязни — только растерянность и какое-то немое, но очень теплое душевное единение двух людей, окончательно запутавшихся в своей жизни.

— Это ведь не любовь, нет? — отчего-то шепотом спросила она.

Он рассмеялся — низко и мрачно:

— Дорогая моя, я реалист. И прекрасно понимаю, что после четырех лет брака по расчету любви быть не может в принципе. К тому же, я достаточно извещен о твоем былом романе с Люциусом.

Она слегка порозовела.

— Перестань. Если я начну перечислять всех женщин, которые были у тебя до свадьбы, мне не хватит вечера.

— Тебе, боюсь, и ночи не хватит, — усмехнулся он. — Нет, это не любовь. Ее же не существует, и ты не устаешь мне это повторять.

— А что это тогда?

— Не знаю, — он провел большим пальцем по свежему шраму на тыльной стороне изящной кисти. — Быть может, понимание...

Белла устало прислонилась лбом к холодному стеклу. Такими темпами никакого понимания с терпением не хватит. Сколько они уже торчат в этой дыре — неделю, две? Сколько квартир, комнат в обшарпанных коммуналках, пошлых грязнокровных коттеджей сменили они до этого? И сколько их еще будет? Долго им еще прятаться по щелям, как крысам? Скоро ли они вернутся домой?

К горлу подкатило что-то липкое и противное, как старый джем тетушки Вальбурги. Беллатрикс хотелось кричать, истерить, швыряться проклятиями налево и направо — ее самообладание, и без того хрупкое, держалось из последних сил. Да, она сильная женщина. Но кто сказал, что у сильных женщин не может быть минут слабости?

— Когда уже все это закончится? — тоскливо, ни к кому конкретно не обращаясь, спросила она.

— Скоро, — Родольфус поднялся с кресла и шагнул к двери. — Скоро все будет по-прежнему. Надо только подождать.

— Нет, не будет! — неожиданно, даже для самой себя, сорвалась на крик Белла. — Ничего уже не будет по-прежнему, Руди, слышишь — ни-че-го! Лорд мертв, — она задохнулась от осознания того, что она, именно она, произносит эту кощунственную мысль, — он не вернется, а если даже он и жив, то мы никогда его не найдем! Нас посадят, понимаешь?! Посадят, это только вопрос времени! Мы обманываем себя, даем себе ложные надежды, а на самом деле уже ничего сделать не можем! Мы проиграли, неужели ты еще не понял этого?! Про-иг-ра-ли!!!

— Агуаменти!

Беллатрикс окатило ледяным дождем. А через мгновение что-то стиснуло ее с такой силой, что дыхание перехватило. Она разрыдалась — беззвучно и без слез, совсем по-детски уткнувшись в худое плечо.

— Все будет хорошо, девочка, слышишь, все будет хорошо, — исступленно зашептал на ухо знакомый хрипловатый голос. — Не смей даже думать иначе! Я понимаю, ты устала, ты злишься, тебе хочется, чтобы всего этого не было — потерпи еще чуть-чуть, совсем немного осталось! Ты же сама говорила, что мы должны надеяться на лучшее, помнишь? Ты же умница у нас, вспомни, сколько раз мне помогала... Ты не должна сдаваться, не должна! Если и ты опустишь руки... значит, мы действительно проиграли...

С лестницы вдруг донеслись негромкие, но частые хлопки. И, одновременно с ними — два гулких удара в дверь. Белла напряглась.

— Они нас нашли.

Родольфус, чертыхнувшись, бросился к окну.

— Бесполезно, — бессильно процедил он. — Грюмовы мальчики уже оцепили двор. Наверняка поставили барьер против трансгрессии... — Лестрейндж повернулся к жене. — Попробуем прорваться?

Беллатрикс фыркнула.

— Разумеется. Но сначала...

Она посмотрела на свою руку. Что же, прежней жизни нет, и больше не будет. Надо бы расстаться с последним напоминанием о ней.

Кольцо соскользнуло с пальца неожиданно легко. Белла пару мгновений подержала его на ладони... и, размахнувшись, выбросила в форточку, подальше на улицу, прямо в чистый новогодний снег.

— Уж лучше я сама, чем они, — пояснила женщина ошалевшему от такого поступка мужу.

Лестрейндж криво ухмыльнулся. Он понял.

И в эту же секунду авроры выбили дверь.