Око за око. Мюнхенский сговор (гет)

София, София... Город роз и меда, золотых куполов христианских церквей и минаретов мечетей, узких мощеных улочек и красивых широких шоссе... Столица страны, давшей письменность всей Восточной Европе, а после прозябавшей в пятисотлетнем рабстве... Столица Болгарии, некогда союзницы Гриндевальда, а ныне — небольшой балканской страны.

Солнце только что встало, осветив одну из центральных улиц, и первые лучи его скользнули по роскошному белокаменному особняку. Один из них просочился сквозь тяжелые бархатные портьеры, зайчиком промчался по пушистому светлому ковру, перепрыгнул на постель и... запутался в роскошных каштановых кудрях, оступился на высоком лбу и рухнул на изящный носик, чуть сбрызнутый едва заметными веснушками. Его обладательница недовольно поморщилась во сне, что-то пробормотала и накрыла лицо большой атласной подушкой.

— Герм-ивонна?

В дверях комнаты стоял молодой человек: журналистка из гламурного издания, экзальтированная барышня и старая дева назвали бы его «девичьей мечтой» — высокий, отлично сложенный, темноволосый и мускулистый. Облик рокового красавца чуть портили некая брутальность и не очень правильные черты лица, но и они с лихвой компенсировались теплой улыбкой и большими ласковыми глазами.

— Герм-ивонна, доброе утро.

— Ох-х, — девушка на кровати нехотя подняла голову и тоже улыбнулась. — Доброе, Виктор.

— Как ты? — Виктор Крам присел рядом с невестой и осторожно провел рукой по ее спутанным темным волосам. — Как спалось? Я приготовил завтрак...

— Зачем? — Гермиона Грейнджер села, отбрасывая одеяло, потянулась и зевнула. — Я бы и сама справилась. А ты бы мог еще поспать.

— Ну, для меня это вовсе не тяжело, — смутился Виктор. — Да и потом, пока я дома, я хочу хоть как-то о тебе заботиться...

Гемиона только покачала головой. Виктор вернулся с очередных квиддичных соревнований всего неделю назад, и сейчас ему требовалось набираться сил. А он, вместо того, чтобы отдыхать, вскакивает в Мерлин знает какую рань, и для чего? Только для того, чтобы сварить ей кофе и пожарить тосты! С другой стороны, такая забота не могла не радовать. За Гермионой еще никто и никогда так не ухаживал.

— Какой ты все-таки милый, — проворчала она, притягивая к себе парня. — Милый и глупый. Тебе выспаться нужно, а ты...

— Так я высыпаюсь. Честно.

— Ну да, ну да, — саркастически хмыкнула Гермиона. — И круги под глазами тоже у меня. А заодно гастрит и сотрясение мозга на последней тренировке, мм?

Виктор с трудом спрятал ликующую улыбку. Ну надо же, она язвит, значит, она оживает! Подумать только, если бы год назад...

Год назад он ее вообще едва узнал. Усталая, сломленная и измученная девушка на Лазурном Берегу никак не ассоциировалась в его сознании с той Герм-ивонной, с которой он познакомился во время Турнира Трех Волшебников. Да, Виктор знал, что в Англии шла война... но он достаточно неплохо знал и саму Гермиону, поэтому искренне не понимал, что же именно с нею случилось. Как оказалось, война тут не при чем. Ну, почти не при чем.

Из газет Виктор узнал о нападении на семью Уизли, о гибели Гарри Поттера, Рона и Джинни Уизли, друзей Гермионы, о сумасшествии Молли Уизли, женщины, практически ставшей для девушки второй матерью. Узнал он и то, что сама Гермиона чудом осталась в живых: человек, хладнокровно зарубивший беременную Флер Уизли и перерезавший горло ее мужу, по какой-то причине решил оставить мисс Грейнджер в живых. Может быть, он и ее тоже бы убил, если бы под рукой у бывшей гриффиндорки не оказался маггловский пистолет. Джон Грейнджер, в свое время дававший дочери уроки стрельбы, сам того не подозревая, спас ей жизнь: если бы не ежедневные тренировки в городском тире и не крохотный браунинг — подарок любимому чаду на шестнадцатилетие, Гермиона бы тоже сейчас лежала в общей могиле вместе с лучшими друзьями. Слава Мерлину, что все обошлось.

Встретив тогда Гермиону на пляже, Виктор, у которого был отпуск, не мог не поддержать бывшую подругу по переписке. Их отношения фактически начались заново, потом окрепли, потом переросли во что-то большее, чем простая дружба... Как результат — небольшое обручальное кольцо на руке у молодого ловца, дом в столице, подаренный родителями Виктора на помолвку и долгий, неимоверно долгий месяц до свадьбы...

Взгляд Виктора невольно упал на часы на прикроватной тумбочке, и его улыбка сменилась обеспокоенностью:

— Солнце мое, я не хочу, чтобы тебе было неудобно, но тебе надо поспешить, если не хочешь опоздать на работу...

— Оу... — Гермиона обессилено рухнула обратно на подушки. — Вообще бы туда не ходила.

Виктор нахмурился:

— Герм-ивонна, что случилось? Ты же так хотела туда устроиться! У тебя неприятности?

— Нет, — отрицательно покачала головой та. — Нет. Просто...

— Что — просто?

Гермиона отвела глаза. Ей не очень-то приятно было иметь секреты от будущего мужа, но... Дело было в том, что девушка элементарно боялась ходить на работу, и для этого были весьма весомые причины.

— У меня... довольно напряженные отношения с моим напарником, — наконец выдавила она.

— Напарником? — не понял Виктор.

— Ну да, — через силу улыбнулась Гермиона. — Ты разве не знал? Первые полгода молодые специалисты работают в паре с более опытными коллегами.

— Понятно, — Виктор взял ее руки в свои. — Герм-ивонна, этот твой напарник... что с ним не так? Он запугивает тебя? Угрожает? Пытается причинить вред? Клянусь, если он притронется к тебе, я...

— Нет, Виктор, он... он ничего не делает.

— Тогда в чем же дело?

В том, что его папаша убил Гарри, Рона и Джинни, а заодно с ними и всех остальных Уизли, кроме Молли. А его мамаша чуть не запытала меня до безумия, когда мы попались Пожирателям. Ты ведь видел шрам на моей руке, Виктор; ты знаешь, кто его оставил, я тебе рассказывала. Сын этой ведьмы теперь сидит со мной в одном помещении на протяжении шести-семи часов, и я не знаю, чего можно от него ожидать. Вот в чем дело.

— Он так смотрит на меня, — Гермиона прижалась к Виктору, пряча лицо на его груди. — Как будто презирает. Наверное, так оно и есть.

Он так смотрит на меня, как будто хочет убить, только пока не знает, как. Но он придумает, в этом я не сомневаюсь.

Юноша мягко отстранил ее от себя:

— Герм-ивонна, здесь это в порядке вещей. Пока ты не докажешь, что ты на что-то способна, относиться к тебе будут не самым лучшим образом. Это как стимул, понимаешь? У меня тоже так было, когда я пришел в команду. Да, это неприятно, но здорово раззадоривает. Так что не удивляйся. Уверен, со временем вы поладите.

На это можно даже не надеяться.

— Да... Наверное, — Гермиона встряхнула головой, отгоняя дурные мысли. — Ну что, и где мой завтрак? Я голодна, как зверь!

Виктор улыбнулся и потянул ее к двери.

— Пойдем, а не то все остынет.

День начинался как обычно.

* * *

Офис организации по разработке заклинаний и ее научно-исследовательский блок находились в Мюнхене. Не то чтобы для Гермионы это было так уж неудобно, но для того, чтобы успеть на службу, ей приходилось пользоваться портключом в Софийском международном телепортационном центре. Для этого уже нужно выстоять огромную очередь — большинство болгар работали за рубежом, а добиться постоянного разрешения на международную телепортацию было намного проще, чем разрешения на трансгрессию.

В Мюнхене, в отличие от солнечной Софии, моросил мелкий дождь; небо затянуло тучами, а плотный туман скрывал все на расстоянии вытянутой руки. Ругая себя за то, что не догадалась надеть пальто, Гермиона поежилась от сырости и быстрым шагом двинулась прочь от портала — трансгрессировать на двести метров она не видела смысла.

— Фройляйн Грейнджер, доброе утро, — чопорно, хоть и на ломаном английском, приветствовала ее секретарша на входе — невысокая сероглазая немка с вытравленными перекисью волосами. — Герр Хаммель просил вас зайти.

Рука Гермионы с пером замерла над книгой регистрации.

— Зачем? Вы не знаете, Гретхен?

Секретарша пожала плечами:

— Не имею чести знать. Он ждет вас в своем кабинете.

Что ему могло от меня понадобиться? Я проработала всего три месяца; у меня даже еще не закончился испытательный срок. Что же могло произойти?

— Фройляйн Грейнджер! — Клаус Хаммель, низенький полный человек, руководитель организации и непосредственный начальник Гермионы поднялся навстречу ей из своего кресла, едва только девушка вошла в кабинет. — Доброе утро, доброе утро. Чаю, кофе?

— Нет, благодарю вас. Вы хотели побеседовать со мной, герр Клаус?

— Да, да... — Хаммель прошелся, точнее, прокатился вдоль стола, заложив руки за спину. — Видите ли, я рассмотрел вашу просьбу о переводе...

Гермиона прижала ладонь ко рту. Ну да, конечно. Как она забыла? Месяц назад, не выдержав напряжения, Гермиона попросила Хаммеля перевести ее в сотрудницы к другому человеку. Куда угодно, только не к тому с кем она работает сейчас — такого напарника она бы и Малфою не пожелала. Хотя, нет, Малфой бы с этим ублюдком отлично спелся.

— ...и я вынужден вам сообщить, что свободных специалистов у нас нет.

Гермиона почувствовала, как за ее спиной с треском захлопывается дверца ловушки. Вот и все. Попалась.

— А... из тех, кто занят? Можно ли работать втроем?

— Фройляйн Грейнджер, поймите, — Хаммель снял очки и протер их носовым платком. — Мы заботимся не только о том, что мы делаем и как, но и о тех, кто это делает. Курирование сразу двух молодых сотрудников — огромная нагрузка. И потом, чем же вы недовольны сейчас? Герр...

— Да, да, он прекрасный специалист, и все такое прочее, — перебила мужчину Гермиона. Хаммель посмотрел на нее с осуждением — он явно не привык к такому тону в отношении себя.— Но... но у нас слишком серьезные разногласия!

— В чем? В работе?

— Нет. Это разногласия политического толка, если вы понимаете, о чем я.

— Фройляйн Грейнджер, — Хаммель явно начинал потихоньку терять терпение. — Я прекрасно знаю, что у вас в Англии была война, и что вы с герром Лестрейнджем оказались в некотором роде по разные стороны баррикад. Но эта война закончилась год назад. Кроме того, я слышал, что молодому Лестрейнджу пришлось ничуть не легче, чем вам — его мать была убита в последнем бою, дядя повешен в Азкабане, а отца расстреляли, как последнего маггла.

Гермиона поджала губы. Беллатрикс, действительно, погибла в битве за Хогвартс, но Рабастан удавился сам, не желая получать Поцелуй дементора. Что до Родольфуса, то его Гермиона застрелила собственноручно, после того, как Лестрейндж-старший, с особой жестокостью прикончивший Рона и всю его семью, посмел глумиться над обезумевшей от горя Молли. Произошедшее тогда в «Норе» до сих пор снилось девушке в кошмарах.

Насколько я знаю, гриффиндорцы никогда не стреляют в спину. Может, попробуете еще раз?

Нет. Это больше не повторится. Никогда.

— Кроме того, вам осталось работать вместе всего три месяца. Неужели нельзя как-то потерпеть, если вам так уж сложно? — Клаус смотрел на Гермиону почти с состраданием. — Фройляйн Грейнджер, я не стал бы вам отказывать, тем более, что такая ситуация не устраивает не вас одну, но, повторюсь, свободных сотрудников у нас нет.

— Что значит — не меня одну?

— То и значит, фройляйн. Герр Лестрейндж также не в восторге от того, что ему приходится сотрудничать с... хм, идейными противниками.

Ах, ну да. Разумеется. Его чистокровному ублюдочному высочеству омерзительно присутствие грязнокровки в одном с ним помещении. Как она сразу не догадалась?

— Хорошо, герр Хаммель. Я постараюсь найти с Лестрейнджем общий язык.

Если это в принципе возможно.

— Уж постарайтесь, фройляйн, — Клаус, тяжело вздохнув, проводил девушку до двери. — Нам не хочется терять таких ценных сотрудников. И вы, и герр Лестрейндж — необычайно талантливые молодые люди, и было бы непростительной ошибкой с нашей стороны пройти мимо этих талантов. А теперь ступайте. Всего доброго.

— Всего доброго, герр Хаммель.

Гермиона вышла из офиса и устало привалилась спиной к стене. Только что она пообещала сделать невозможное — поладить с человеком, который ненавидит ее, наверное, сильнее всех на свете. Вот только как это сделать? Ни он, ни она, скорее всего, не забудут того, что с ними было, и какую роль сыграл каждый из них в судьбе другого. А значит, между ними никогда не будет ни дружбы, ни даже понимания.

Гермиона сама не заметила, как ноги донесли ее до ее кабинета. Замерев перед светлой дверью, она взялась за ручку и на секунду прикрыла глаза, перед тем как зайти.

Пусть его сегодня не будет. Пожалуйста. Пусть он заболеет и не придет. Или его собьет маггловкий мотоцикл. Пожалуйста. Пожалуйста.

Но нет. Надеждам Гермионы явно не суждено было сегодня сбыться.

Медно-рыжие волосы до лопаток, небрежно собранные в хвост черной лентой. Неестественно прямая спина. Худые, но сильные руки, сосредоточенно черкающие что-то в толстой тетради. Гермиона привыкла видеть все это на протяжении трех месяцев: каждый раз, когда она заходила, ее напарник уже сидел за своим столом и работал, никогда не садясь к ней лицом — вероятно, не хотел портить с утра настроение видом «поганой грязнокровки». Ну и пусть. Гермионе тоже не улыбалось наблюдать его физиономию.

Услышав шорох за спиной, Лестрейндж на секунду замер, выпрямился еще сильнее — так, что Гермионе показалось, что его ребра втянутся в позвоночник — и негромко проговорил:

— Вы опоздали на пять минут, мисс Грейнджер.

Она успела возненавидеть этот голос: низкий, неторопливый, насмешливый и надменный одновременно. По тембру напоминает Люциуса Малфоя, но если у Малфоя баритон бархатный и вкрадчивый, то у Лестрейнджа — жесткий и рокочущий. Клекочущий, если быть совершенно точной.

Кажется, его имя в переводе с латинского означает «лебедь». Но на лебедя Сигнус Лестрейндж был совсем не похож. Скорее, на молодого коршуна, высматривающего маленькую глупую птичку, по ошибке залетевшую к нему в горы.

— Это не моя вина, — черт, Гермиона, ты что, оправдываешься перед ним? — Я была у мистера Хаммеля...

Лестрейндж все-таки к ней развернулся. Льдисто-зеленые глаза в упор уставились на девушку; длинный шрам на левой щеке, начинавшийся под глазом и заканчивавшийся около уха, чуть побелел:

— Бегали жаловаться на меня начальству, не так ли?

Гермиона не ответила. Лестрейндж криво усмехнулся, отчего шрам еще сильнее обезобразил его резкое, немного хищное лицо:

— Я так и думал.

Гермиона молча прошла мимо него к своему столу. Честное слово, лучше уж с Малфоем работать. Ему бы она ответила как следует. А этого... этого она просто боится.

Раз за разом Гермиона убеждала себя, что с ней ничего не случится, что он ей ничего не сделает — они же ровесники, в конце концов; что она не знает из того, что знает он? Но как только девушка находила наиболее весомые, как ей казалось, доводы, рука с вырезанным на ней «грязнокровка» моментально начинала ныть, а перед глазами всплывали изуродованные трупы Уизли, выложенные на лужайке около «Норы» — словно напоминание о том, чей сын сидит рядом с ней и что он ней может сделать в теории. И даже не в теории, если она хоть на секунду потеряет бдительность.

— Я просила вас вчера сделать кое-какие расчеты для... нашего общего проекта, — Гермиона постаралась произнести это как можно ровнее и спокойнее. — Вы их закончили?

— Разумеется, — Лестрейндж уже вновь склонился над своей тетрадью. — Они у вас на столе. Вероятно, вам стоит завести обыкновение осматривать свое рабочее место перед тем, как приступать к делу, мисс Грейнджер.

Со Снейпом в свое время переобщался, не иначе. Даже интонации почти те же самые.

Гермиона рывком подгребла к себе исписанные острым угловатым почерком листы и погрузилась в чтение. Некоторое время в кабинете стояла тишина — только жужжала муха под потолком да слышался скрип пера.

— У вас ошибка, — Гермиона через какое-то время отложила бумаги в сторону. — Индукция магического поля не может быть такой высокой, если...

— Избавьте меня от своих рассуждений, мисс Грейнджер, и просто исправьте ее.

— Что? — девушка задохнулась от негодования. — С какой это стати я должна исправлять ваши ошибки?

Лица Лестрейнджа она не видела, но готова была поклясться, что тот ухмыляется:

— С той, что мы напарники, если вы все еще не заметили. Следовательно, несем ответственность за ошибки друг друга.

В его голосе было столько ядовитой иронии, что Гермиона тоже не удержалась:

— Что-то я не замечала, чтобы вы исправляли мои ошибки.

— О, может быть, потому, что у вас их нет?

— Это комплимент?

— Ни в коем случае. Просто оценка профессионализма.

Ах, так?!

Вспыхнув, как маков цвет, Гермиона чеканным шагом подошла к Лестрейнджу и швырнула пергамент с неверными расчетами на стол прямо перед ним. Сигнус моргнул, затем перевел глаза на взбешенную сотрудницу и тихо спросил:

— Что-то не так?

Гермиона оцепенела. Нет, пожалуйста... Она бы все вытерпела: и насмешки, и оскорбления, даже попытки унизить ее перед Хаммелем — все, что угодно, только не этот взгляд, полный ледяного презрения, ледяной ненависти и глухой, едва сдерживаемой злобы.

Я уничтожу тебя, грязнокровка. Не сейчас — слишком опасно пачкаться. Но не думай, что я забыл о том, что ты сделала с моим отцом. Моей матери следовало еще у Малфоев прирезать тебя, как овцу, но мама оказалась слишком милосердна и оставила тебе жизнь — не иначе, ты напомнила ей мою покойную сестру; вы в самом деле чем-то похожи, как ни прискорбно. Мой кузен, помнится, тоже обещал отправить тебя на тот свет, да так и не сумел. Не захотел или испугался. Но я — не Драко. Я свое слово держу всегда. Скоро ты в этом убедишься...

Вдох. Выдох. Держись, Гермиона, не позволяй ему победить в этот раз. Он знает, что ты его боишься, он чувствует твой страх и наслаждается им, тянет время, еще сильнее выматывая твои нервы, чтобы напасть и добить, когда ты окончательно измучаешься и не сможешь сопротивляться. Ты сильная девочка; двоих из этой чокнутой семейки уже пережила. Неужели не переживешь и третьего?

— Раз вы такой высокий профессионал, что позволяете себе давать оценку другим людям, — девушка постаралась сделать свой голос таким же холодным и злым, — то, вероятно, можете исправить свой недочет сами? Тем более, что он не так уж и велик.

Все тем же чеканным шагом Гермиона вернулась к своему месту и села за стол, игнорируя откровенно разъяренный вид напарника. Один-один, мистер Лестрейндж. Наконец-то счет стал равным.

Вот только надолго ли?

* * *

Драклово грязнокровное отродье!

Сигнус с трудом подавил желание по детской привычке вцепиться от злости в волосы. Эта девчонка таки его подрезала! Поставила на место, но как?! Она хоть осознает, что делает?

По-видимому, нет. Глупая гриффиндорка, как обычно лезет на рожон, не думая о последствиях. И это мозг хваленого Золотого Трио? Крэбб с Гойлом и то были предусмотрительнее.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Сигнус посмотрел на лист с расчетами и вновь ощутил, как начинает закипать. Конечно, у него ошибка! И, конечно, идиотская: при такой силе магического поля его же индукция* никак не может быть на несколько порядков выше! Придется пересчитывать, и дело тут не только в чертовом проекте и уязвленной гордости: Августус, земля ему пухом, голову бы оторвал ученику за такую оплошность. Не хотелось бы, чтобы старик в гробу переворачивался от мысли, что вырастил бездаря.

Сигнус устало потер переносицу. Эти расчеты он заканчивал утром, и ему, если честно, было ну совершенно не до них. Потому что ночью ему опять снилась сестра.

Над головой шумели столетние сосны; ветер с моря нес по заросшим дорожкам парка облетевшие желтые листья. Здесь всегда стояла осень, холодная северная осень, с ее ранними закатами, штормовыми бурями и жалобными криками чаек.

— Ну, здравствуй, брат.

Черные волосы, небрежно распущенные по плечам. Черное глухое платье. Черный пуховой платок, привезенный Долоховым в подарок с его родины. В последние дни жизни Гвен куталась в черный цвет, как в броню, защищавшую ее от сочувственных взглядов, насмешек отца и собственного горя.

— Здравствуй, — Сигнус подвинулся на старой скамейке, давая сестре место рядом с собой. — Не холодно тебе?

— Нет. Мне никогда не бывает холодно, ты же знаешь.

Некоторое время они молчат: Сигнус рассматривает ковер из палого листа у себя под ногами, а Гвендолин водит пальцем по вышивке на рукаве.

— Как отец? — Сигнус решается заговорить первым.

Гвен улыбнулась уголками губ:

— Сносно. Все еще в шоке от того, что его пристрелила какая-то малолетняя грязнокровка. Мама, кстати, не дает ему забыть об этом.

— Чей бы гиппогриф рычал, а ее бы молчал, — проворчал Сигнус. — Знаешь, умереть от Ступефая домохозяйки...

— Молли Уизли была некогда одним из лучших бойцов в Ордене, а эта Грейнджер наверняка даже до нас с тобой не дотягивает. Есть разница?

Сигнус молчит, хмурится и вертит в руках сосновую ветку:

— Отведи меня к ним.

— Не могу, — Гвен моментально посуровела. — Еще рано.

— А когда будет не рано?

— Не волнуйся. Я тебя предупрежу.

И снова молчание. Зачем им говорить о чем-то, когда они с детства понимали друг друга без всяких слов?

— А что... грязнокровка?

Сигнус вздрогнул:

— Что?

— Грязнокровка, — терпеливо повторила Гвен. — Грейнджер. Что с ней?

Сигнус пожал плечами:

— Да ничего. Жива, здорова. К свадьбе готовится.

— Что-о?! — Гвен поворачивается так резко, что скамейка под ней угрожающе скрипит. — Жива и здорова?! Почему...

— Вот только не надо спрашивать, почему она все еще жива и здорова! — разозлился Сигнус. — Сейчас очень опасно ее убивать, понимаешь, Гвендолин? Подозрение в первую очередь падет на меня! То есть, на меня оно падет в любом случае, но в другое время я хотя бы успею скрыться от авроров! Я найду способ ее прикончить, можешь не сомневаться!

— А кто сказал, что ее нужно убивать? У нас и без того всякой швали достаточно.

Сигнус опешил:

— Не понял...

Гвен злорадно ухмыльнулась:

— Братишка, то место, куда мы попадаем после смерти — не ад огненный и не рай со всякими ягодками, ясно? Это просто другой мир, фактически, зеркальная копия нашего; я поняла это, когда вдруг проснулась у себя на кровати в нашем замке, а около меня сидел Поль. Разница только в том, что в этом, послесмертном, мире ничего не меняется. Ребенок остается ребенком, старик — стариком. Понял?

— Это — да, — кивнул Сигнус. — Теперь про шваль поподробнее.

Гвен махнула рукой:

— Да чего подробнее? Вчера, например, приходил Блэк. Пьяный в Аваду. Ругался матом и разбил два окна на первом этаже, пока мама его не шуганула.

— Матом?!

— Ничего нового для себя я не услышала, поверь.

— Ну, наверное, — хмыкнул Сигнус. — Постой, ты сказала, Поль здесь? Он с вами живет?

— Когда с отцом, а когда и с нами.

— А у вас не может быть... ну... — Сигнус многозначительно поиграл бровями и получил от сестры крепкий подзатыльник.

— Ты идиот, да? Я же сказала: ничего не меняется!!!

Сигнус хохотал до слез. Давно он так не веселился...

— Слушай, а никого другого к вам не заносит? Поттеров там, Уизли?

— Артура Уизли принесли драклы как-то раз. Отец отделался фингалом, но сказал, что все честно — он, дескать, Уизела ножом в глаз уложил. Тем более, что фингал сразу прошел...

— Если ты не хочешь, чтобы я убивал Грейнджер, то что тогда тебе надо? — посерьезнел Сигнус. — Точнее, я знаю что, но не знаю как.

Гвен придвинулась к брату и обняла его за шею. Шелковистые волосы скользнули по израненной щеке Сигнуса; ухо обожгло горячее и тяжелое дыхание.

— Отомсти за отца, — исступленный шепот сестры казался ему змеиным шипением. — Отомсти за нас всех, слышишь? Заставь ее мучиться так же, как мучились мы; сломай ее жизнь, отними все, что ей дорого, втопчи ее обратно в ту грязь, из которой она вылезла! Ты сможешь, я знаю. Пусть она почувствует себя слабой и беззащитной, пусть она осознает, что она полное ничтожество в этом мире, который не предназначался для нее и ей подобных! Звездой Амазонок, давшей имя нашей матери, великой Морганой, святой Вальбургой и Родовой магией заклинаю тебя, Сигнус Родольфус: отомсти, отомсти, отомсти!

Это Гвен должна была готовиться к свадьбе сейчас, а не Грейнджер. Гвен должен был встречать с собраний Ближнего Круга сияющий жених. Гвен должна была сейчас хозяйничать в роскошном особняке Розье, а не Грейнджер в доме Крамов...

Сигнус украдкой стер навернувшиеся на глаза слезы. Вот уж не думал он, что будет так скучать по этой сатане в юбке... Хотя, разве Гвен мертва? Нет, она жива в его сознании, его памяти; она здесь, рядом, стоит за его левым плечом, закутанная в темную накидку, словно тень из подземного царства; стоит и шепчет своему брату на ухо страшные слова. Слова гнева и мести.

Сигнус зло улыбнулся. Дай мне время, сестрица. Дай мне время и я найду способ стереть эту гниду Грейнджер в порошок, чтобы и ты, и отец с мамой, и Рабастан могли упокоиться с миром. Дай мне время, и я все сделаю, обещаю. Клянусь тебе.

Я ведь всегда держу свои обещания.