Регулус Блэк и Орден Феникса (джен)

Больно.

Мерлин великий, больно-то как. Даже думать больно, извилины в голове словно отбитые.

Погодите-ка... больно?!

Это я, что же, значит, жив?

Глаза открывать было тоже больно. Но я все равно открыл.

Серое все какое-то. На темноту ни намека, на свет тоже. Сумерки.

Я провел ладонью по тому, на чем я лежал. Теплое. Сухое. Чуть хрустящее. Больше всего похоже на чистую накрахмаленную простыню.

На этом месте я окончательно перестал что-то понимать.

То есть, последнее, что я запомнил — голова звенит, как колокол; вода, холодная, и руки. Такие же холодные. Только вода черная, а руки белые.

Если попробовать мыслить логически, то камень, песок, даже металл еще могли подо мной оказаться. Но вот чистая простыня...

Вариантов было, в общем, немного.

Или я все-таки так странно умер. По некотором размышлении — отметается. Насколько мне известно, у мертвых голова не раскалывается.

Или я умер и стал призраком. Но тогда бы я тем более не чувствовал никакой простыни. Я интереса ради попробовал коснуться чего-нибудь материального, хотя бы одеяла, чтобы посмотреть, пройдет ли моя рука сквозь него. Нет, судя по тому, насколько больно шевелиться, призраки тоже отметаются.

Вариант третий — меня кто-то вытащил. Вариант маловероятный. Или малоприятный, с учетом того, что дорогу в эту драклову пещеру кроме меня знали один человек и один домовик. Домовику я, кажется, ничего не приказывал, а человек... если у него возникли какие-то причины меня вытащить после того, что я сделал, мне нужно срочно запоминать мое нынешнее состояние как очень светлое, радостное и безболезненное. И молиться, чтобы меня разобрали на много маленьких Регулусов сравнительно быстро.

Впрочем, конечно, возможен еще четвертый вариант. Что я вообще никуда не ходил, и все, что было в пещере, мне приснилось.

Самый тошнотворный, если честно, вариант.

Потому что если верен именно он, то сейчас мне нужно встать, позвать этого чертова домовика и все-таки отправиться за проклятым медальоном.

Хотя позвать Кричера — в любом случае хорошая мысль. Для раскалывающейся головы — просто замечательная.

Жаль, неосуществимая.

То есть, я попытался — и понял, что даже хрипеть толком не могу. Не знаю, что и когда я успел сделать с горлом...

...хотя это, конечно, возвращает меня к варианту третьему. К худшему двух третьих вариантов.

Но, Мерлин и Салазар, если меня вытащил он сам — отглаженная простыня чудовищно нелогична. Отглаженные до хруста простыни — это, скорее, к Кричеру...

— Хозяин очнулся! — заскрипело вдруг у меня где-то с изнанки черепа. — Молодой хозяин очнулся!

Похоже, я оказался в каком-то странном мире, где что думаешь, то и сбывается. Например, присутствие этого... старого замшелого пенька. Никогда еще не был так рад домовику.

— Молодой хозяин чего-нибудь хочет? — продолжало скрипеть над моей головой.

Я попытался сказать, что очень хочу знать, где нахожусь и что со мной было, но не получилось.

— Если ты так хочешь принести пользу, принеси ее в виде бульона, — донесся до меня второй голос.

От которого я бы, пожалуй, подпрыгнул до потолка. Если бы силы были.

— Пусть хозяин сам скажет! — возразило существо, которого я опознал как Кричера.

— Да не может ничего сказать твой хозяин, — второй издал короткий смешок. — Горло сорвал, дурак несчастный. Вот уж не ожидал, что мой братец полезет куда-то, где можно такое с собой сотворить.

Кричер еще что-то пытался бормотать, но оборвали его почти так же резко, как это делала матушка:

— Марш за бульоном, старая коряга. И за всем остальным, про что ты мне уши прожужжал, пока твой обожаемый молодой хозяин валялся без сознания.

Кричер, что удивительно, заткнулся и аппарировал.

А потом у меня в ногах что-то захрустело и в серых сумерках возникло лицо. Небритое, мрачное, хмурое, и, несомненно, принадлежащее моему глубоконеуважаемому старшему брату.

— Знаешь, Рег, — скривил губы он. — У меня только один вопрос: какого черта?