Так же, как раньше (гет)

— Итак, вы хотите создать метлу, которая будет по своим скоростным характеристикам превосходить имеющиеся аналоги, при этом достаточно маневренную и надёжную? Я вас правильно понял?

— Да-да-да. Именно так! Ещё она должна обладать хорошей тормозной системой и быть безопаснее тех же… «Нимбусов». Ну, и по высоте полета наша модель тоже не должна отставать.

— И всё это разработать должен я?

— Ну что вы: дизайн, продажи и необходимую рекламу я полностью беру на себя! В конце концов, именно я являюсь хозяином компании, и именно это в первую очередь является моей, владельца, работой. Я понимаю, что не имею ещё такого громкого имени, как мой отец, но мы подпишем надлежащую версию магического договора, чтобы вам была очевидна вся серьёзность моих намерений.

— Надеюсь, это всё, что от меня требуется?

— Я знаю, что прошу немало, но я найду вам помощника. В конце концов, у вас же превосходно с плюсом по рунам поставили прямо в аттестат с ТРИТОН, у вас превосходно по чарам и арифмантике, у вас уже есть опыт нетривиальных изобретений, одно из которых вы мне только что показали! Вы же не хотите разочаровать меня? Неужели вы не готовы доказать, какой вы гениальный — не побоюсь этого слова — специалист?!

Очень хотелось подняться и уйти, не попрощавшись, а ещё больше — послать горе-предпринимателя к дракклам перед тем, как свалить. Заграбастал деньги папочки и решил, что может всё, ничего, кроме большой стартовой суммы, не имея? А вот хуй! Если бы такие требования были реально выполнимы, к ним бы уже приблизились. Но меня почему-то всегда забавляло, когда какие-нибудь магглокровки думали, что магия может всё. «Ну, ты же можешь это сделать — ты же добрый волшебник!» Я и правда — был таким добрым волшебником, что родители всё ещё сидели в Азкабане за пособничество Тёмному Лорду, пытки грязнокровок и прочие радости жизни. Матушка, правда, не так давно издохла где-то на верхнем ярусе тюрьмы, а отец ещё держался, хотя наверняка уже ебанулся там с дементорами. Но я это всё к чему — на самом деле, стремиться было интересно только к невозможным вещам, так что выбора у меня особого не было, и я продолжил разговор.

— При таких требованиях я не согласен на фиксированную оплату за весь объём работ. Деньги выдаются за результаты относительно базового образца. Рост платы экспоненциально зависит от разности характеристик. Технические нововведения и изобретения оформляются на моё имя. Полностью я вам это сейчас распишу.

— Конечно, распишете. Но это в некоторых пределах приемлемо. Вы хотели что-то ещё?

— Да. По галеону за каждый день работы. Можно это вычесть из итоговой платы.

С учётом того, что почти всё семейное имущество отобрали после войны в качестве компенсаций пострадавшим от террора со стороны УПС, жить мне до сих пор было негде, ибо цены на дома были настолько велики, что их нельзя было купить на среднюю годовую зарплату. Так что приходилось снимать себе комнату. С учётом этого, галеона в день на вполне приемлемую жизнь, развлечения и литературу мне хватало. А от выплаты остального он никуда при заключении магического договора строгого типа деться не мог.

Но с работодателем мы сторговались на удивление быстро — видимо, остальные соискатели его посылали сразу же, как только слышали его требования к конечному продукту. И это ни капельки удивляло, учитывая невозможность запросов. Нет, деньги и большие амбиции у этого предпринимателя были, и мётлы папочки тоже, но больше у него не было ничего, и теперь, по сути, я своими руками должен был сделать ему состояние и имя. Заебись, что тут ещё скажешь! Но мне на это как-то было похуй.

Мне, впрочем, всегда было похуй, начиная с некоторого момента. А именно — с того, как мои родители оказались в местах не столь отдалённых, от которых, как известно, не зарекаются. До этого я был единственным ребёнком в богатой и уважаемой обществом семье, а после этого стал почти сиротой, которого и приютить-то было некому. Это не могло меня не шокировать — да никто бы на моём месте не воспринял такого рода факты спокойно. А через некоторое время переживания на эту тему перегорели, и стало действительно похуй. У меня просто не было выбора. У меня и впоследствии не было особого выбора: понятно, что с таким настоящим меня больше начали интересовать отвлечённые темы, понятно, что попал я из-за этого при распределении на Райвенкло, там со сверстниками не особо дружил, и оставалась только учёба, а после неё какие-то свои миры и эксперименты. Так что с каждым годом я отдалялся от одногруппников всё больше, а к различного рода тайнам магии подбирался всё ближе. Интересные задачи затягивали. Глядя на такую картину, можно было понять, что в действительности чаще всего никакого выбора-то нет, и множество различных альтернатив, как правило, иллюзорны и невозможны. Так-то.

После окончания Хогвартса у меня не было на руках ничего, за исключением диплома и четырнадцати сиклей. На нормальную работу меня, как ребёнка последователей Тёмного Лорда, да ещё и росшего в приюте несколько лет, не брали, и приходилось подрабатывать везде помаленьку, спать прямо на месте работы, а на остатки денег придумывать различные хуйнюшки. Хуйнюшки, конечно, получались далеко не с первого раза, так что денег не хватало ни на что, кроме еды. До тех пор, пока дешёвые и несложные в производстве весы, а точнее, их чертежи, описание и пробный комплект, у меня не купили за целых сорок галеонов. Наварились производители на таком изобретении, понятное дело, во много раз больше. После этого была ещё пара удачных сделок, и теперь я выглядел приличным человеком и мог позволить себе относительно безбедное существование. А когда я увидел объявление, что требуется изобретатель для молодой перспективной компании, стало понятно, что вот она, работа моей мечты! Так что выбора у меня, как и всегда, не было.

Материалы мне, конечно, предоставили, какие нужно. Новую метлу мы решили делать на основе последней гоночной, а точнее, квиддичной модификации «Вихря», поскольку на мётлы папочки моего работодателя все чертежи и спецификации у нас имелись, а найти аналоги производства фирм-конкурентов не представлялось возможным. Но для начала достаточно было и этого. В конце концов, эта модификация не очень сильно уступала даже современным «Чистомётам» и «Кометам», так что работать на основе такой модели было можно.

Мне для начала работы требовались в первую очередь справочники по тонкой работе магией с деревом, которые могли найтись во «Флориш и Блоттс», так что перед тем, как приступить собственно к делу, — тёплым летним днём — я направился туда. На самом деле, справочники по мётлам и их изготовлению были бы нужнее, но с помощью информации и схем из таких книг можно сделать максимум любительскую модель образца прошлого века — о секретах производства никто из великих мастеров, создавших компании в нашем веке, не писал, ограничиваясь более общими правилами. Но эти правила я и сам знал едва ли не лучше признанных мастеров, а вот по тонкой работе с деревом можно было найти и что-то действительно нужное. Но, видно, начать работать ещё в тот день мне была не судьба: в магазине проходила встреча с читателями писателя и героя Гилдероя Локхаркта и встреча Гарри Поттера, героя всея Магической Британии, с поклонниками. Зачем им было обоим устраивать совместную показуху, я не имел ни малейшего понятия, но смотрелись они комично: одетый максимально напыщенно и ярко боец с вампирами, оборотнями и прочей шушерой обнимал и жал руку какому-то мелкому тощему и лохматому очкарику, стоящему рядом в настоящих маггловских обносках не по размеру. Если страсть Локхарта к показухе была общеизвестна, то на тему того, зачем Поттер нарядился в костюм бездомного бродяги, у меня никаких интересных идей не возникало. Может, пытался таким образом рекламировать любовь к магглам, наиболее убогой их части? Но выглядел он в любом случае хуже обитателей нашего детдома — я мог это гарантировать.

Мне же оставалось только плюнуть на главный книжный магазин Магбритании и пойти искать литературу по всем остальным уголкам Косой Аллеи и окрестностей. Что забавно, нашлось необходимое мне пособие со справочником только у какого-то старьевщика из Лютного. Видимо, такая литература была уже не особо популярна.

Саму работу я начал с того, что исследовал выделенные образцы целиком и по частям, читал спецификации и купленные в Лютном переулке книги, а также объяснял работодателю-идиоту, что прежде, чем начать что-то делать, надо как следует, до конца, разобраться, и что отец его наверняка поступал так же. Просто потому, что иначе возиться придётся в два раза больше, а результат может быть вообще непредсказуем. Я, правда, не понимаю, почему он, будучи старше меня минимум лет на пять, к процессу улучшения мётел относился, как лопух. Он же вырос в этой среде, у него отец был видным мастером, основавшим вместе с другом компанию, мётлы которой пользовались очень хорошим спросом лет пятнадцать-двадцать назад, и это ведь он должен был мне объяснять принципы изготовления мётел, а не я ему! Что я ещё не понимал в этой жизни?

Изучение готовой продукции, на самом деле, было очень и очень длительной частью процесса. Что, как и почему было сделано… желательно такие вещи знать досконально, вплоть до мелочей, — просто потому, что мелочей в таком производстве быть не может. Каждая деталь на что-либо влияла. Забавно, но первую пару неоптимальных решений я нашёл ещё на этой стадии и, естественно, в процессе их поправил. И потеря мощности при наборе ста ярдов высоты сразу снизилась с двадцати шести процентов до девяти. Мы протестировали. Правда, наниматель отчего-то не особо впечатлился столь скорым первым результатом. А ведь этот недостаток не могли исправить три десятилетия! И, как я успел к тому моменту выяснить, именно он мешал метле занять тогда лидирующие позиции в профессиональном квиддиче. Никакого понимания происходящего у моего работодателя, все-таки, не было…

— Энтони, ты почему так долго сидишь и смотришь в окно?

— Да так. Я думаю.

— Вообще-то, мы договаривались, что оплата начисляется за делание, а не за думание.

— Знаете золотое правило изобретателя? Сто раз подумай, десять раз вычисли и один раз собери и испытай. А смотрение в окно очень даже помогает. Вон, сейчас там чья-то машина по небу летит. О! Исчезла.

— А может, что-нибудь уже придумано, кроме летающей машины снаружи?

— Да. Я считаю, руны ускорения и чары равновесия надо перенести со своих мест на хвост, почти под прутья, в случае с ускорением, и почти на самый перед древка, в случае с чарами. Знаю, что их стараются обычно ставить не так далеко друг от друга, но у меня есть идея со связующими рунами. К вечеру черновой вариант накидаю. Ещё день-другой нужен для доведения до ума, а потом можно испытывать.

— Хорошо. Надеюсь, что через два дня ты проведёшь испытания, и они окажутся удачными.

Как-то так и проходила основная часть времени разработки новой супер-метлы. С изучением я справился на удивление быстро — уложился до наступления осени — и теперь второй день сидел в комнате и думал. Мне легче всего было работать так: сидеть на полу или на подоконнике и думать обо всём подряд, но преимущественно о стоящих задачах. В какой-то момент появлялась не отметаемая в течение пары минут идея, она обсасывалась ещё некоторое время, пока я не был готов её выписать. Записи доводились постепенно до ума, и наступала расчётная, а потом и испытательная часть. Расчёты являлись самой нудной частью из трёх, а пересчитывать приходилось многократно, поскольку на этом этапе все ошибки исправлялись гораздо быстрее, чем во время тестирования сделанного по уже готовым вычислениям.

В самой комнате, очень, кстати говоря, просторной, можно было наблюдать беспорядок, даже хаос. Лежали мётлы разной степени разобранности, валялись иногда и не на столе листы бумаги и свитки пергамента, а также перья, пустые чернильницы… да, я всегда был не слишком аккуратен — зачем, если работать приходилось одному? Напарника так и не нашли — неудивительно, учитывая запросы. Гораздо более странно, что всё-таки нашёлся я, да и на довольно скромных для таких требований к конечному продукту условиях. В рабочей комнате, помимо бумаг и канцпринадлежностей, лежали различные хуйни, которые планировалось для чего-то приспособить, или просто видоизменённые мной запчасти для метлы — они постоянно прирастали в количестве и никуда не исчезали; впрочем, нет, вру — всё это появилось позднее. В первые дни работы, когда начальник заходил в комнату, можно было отчётливо увидеть, как глаза его лезут на лоб, а тот, в свою очередь, покрывается испариной от созерцания бардака. Шеф так и не смог, насколько я понял, привыкнуть к подобному натюрморту до конца за всё время нашего сотрудничества.

До Хэллоуина продвижение шло довольно-таки неплохо, особенно, если учитывать, что замахнуться планировалось на невозможное. Оказалось, что моя гипотеза по увеличению максимальной скорости и мощности метлы была в целом верна, и после незначительных доработок дело пошло на лад. Но тут же обнаружились и другие проблемы. Дело в том, что изначально имеющиеся у нас экземпляры просто не были приспособлены для полётов на таких скоростях и с такими ускорениями. Прутья очень быстро изнашивались и могли сломаться уже после нескольких полётов. Сами же полёты и вовсе выглядели эпично: старт производился с таким ускорением, что даже самого опытного летуна могло снести со средства передвижения, а управление метлой на чуть ли не мгновенно достигающейся максимальной скорости оставляло желать лучшего. С тонкой настройкой скорости тоже были свои проблемы. Да и чары с рунами, отвечающие за удобство и безопасность сидения на метле при полётах, тоже не особенно хорошо подходили получившейся модели. То есть работы оставалось ещё намного больше, чем было уже выполнено. Хотя древко и чары я ещё немного модифицировал, и теперь скорость на высоте метла практически не теряла.

Этот знаменательный день я запомнил хорошо по двум причинам. Во-первых, он наступил сразу после Хэллоуина, в который работодатель отдыхал, и мне пришлось отдыхать тоже, и потому то, что это случилось именно первого ноября, сомнений не вызывало. А во-вторых, тогда же пошёл первый снег из-за аномального для Лондона похолодания. Такого в начале ноября я, пожалуй, за всю прожитую жизнь вспомнить не мог, а это что-нибудь да значило, хоть мой возраст и нельзя было назвать солидным. Пока я шёл к месту работы, сверху падали крупные белые хлопья, превращаясь в чёрно-бурое говно под ногами. Но знаменательным день стал даже не по этим причинам, а потому, что наконец-то мне нашли помощника, и когда я пришёл к рабочему месту, меня поджидал лыбящийся недопредприниматель с сюрпризом, выглядящим немного смущённо и растерянно.

Сюрприз был очень, очень неожиданным и приятным, в тему. К этому моменту я уже окончательно перестал надеяться на то, что ещё один долбоёб вроде меня найдётся на роль моего помощника, но реальность, как и всегда, оказалась гораздо интересней. Около дверей меня, помимо начальника, дожидалась довольно милая девушка: совсем молодая, скорее стройная, чем полноватая, немного румяная, ростом чуточку выше среднего, с не совсем гладкими, но и без резкости, чертами лица — в общем, всё говорило о том, что выбора нет. Как никогда и не было. Когда я подошёл ближе, её мордочка приняла какое-то удивлённое выражение — представляю, чего там про меня понарассказывали, когда соблазняли соискательницу работой. Впрочем, с собой она справилась быстро.

— Теперь, когда все в сборе, позвольте мне представить вас друг другу? — Интересно, этот болван решил играть роль сводника? — Лучше формально или неформально?

— Лично меня — только неформально. Я Тони, просто Тони. Это гораздо удобнее, чем Энтони или Антоний. С нашим начальством вы, я вижу, знакомы, но кое-что добавлю. Он предпочитает, чтоб его звали мистер Спадмор, но не признается в этом вам никогда. — Судя по реакции нанимателя, я попал в яблочко, и вообще, представление окончательно слетело с заготовленных им рельс. — А я просто надеюсь, что мы сработаемся. Ну, или на приятную компанию, в крайнем случае.

— Я Гестия Джонс, но, поскольку мне тоже удобнее неформальное общение, можешь называть меня Гестией. Сокращать имя не стоит — оно мне нравится и таким. Я тоже надеюсь быть полезной, но ещё я вредная, злопамятная, ленивая, могу попасть в неловкие ситуации, злобная, и вообще — ехидна, — девушка довольно-таки мило улыбнулась, — и надо подумать, какие из своих недостатков я забыла назвать, а то чего-то не хватает… ах, да — я забывчива. Теперь, кажется, всё, — после такого признания смеялись уже все вместе.

— На этом позволю считать знакомство состоявшимся, и давайте теперь перейдём к насущным проблемам. Энтони, введи, пожалуйста, мисс Джонс в курс дела, и приступайте к работе, а мне надо спешить на деловую встречу. До свидания, ребята! Я верю в наш успех!

Я вот в успех не верил, а потому просто планомерно занимался сотворением невозможного, и наличие милой помощницы мотивировало на производственные подвиги ещё больше. Хотя, по правде… на тот момент на романтические отношения было как-то всё равно — а о том, что выбора не будет, я знал с тех пор, как её увидел. Поэтому мы просто вошли в комнату, я кратко ввёл Гестию в курс дела, выдал ей кипу тематических текстов и попытался чуточку прибраться в помещении, не нарушая при этом устоявшейся композиции, но был вовремя ею остановлен.

— Знаешь, честно говоря, не стоит. У меня дома в комнате такой бардак, что это для меня вполне привычное состояние вещей. Главное только запомнить, где у нас что находится, — после этого она вернулась за стол и продолжила вникать в выданные мной горы искорябанных буковками бумаг.

А я задумался по поводу девушек вообще и в моей жизни в частности. Рассказ о девушках в моей жизни был в любом случае очень коротким: как и с людьми в целом, я с ними мало пересекался, и всё больше по делам. И в этом плане девушки от парней особо не отличались. Встречался я до этого только с одной представительницей противоположного пола, ещё во время обучения в Хогвартсе, и несколько пикантных ситуаций с нами случилось. Но не будем об этом. Разошлись мы с ней так же быстро, как и начали встречаться. Когда гормональный взрыв прошёл, выяснилось, что мы с моей девушкой обитаем в совершенно разных мирах — хорошо хоть, оба в тех, что имеют слабое отношение к реальности. И стало непонятно: а что нас, собственно, объединяет. Так что я ввернулся обратно в свой уютный мирок и в ус себе не дул, мечтая время от времени о каких-то выдуманных девушках из несуществующих вселенных. Я был уверен (да и, на самом деле, уверен до сих пор), что любой человек воспринимается как некоторый образ, который от реальной персоны отличается, сильно или не очень. В случае планирования долгосрочных отношений с девушкой, наверное, было бы лучше, чтобы эти различия были не очень сильными — но я не проверял, так что на своём опыте говорить не мог.

Надо признать, сработаться с ней было легко и, что не менее важно, забавно. Скучно не было никогда. Говорили мы редко: она, как и я, не стремилась к активному общению, правда, в куда более мягкой форме, — но зато каждый такой разговор обещал быть интересным. Во время первой нашей беседы — а я, наверное, только её помнил действительно хорошо — мы выяснили, что наши вкусы во многом если не совпадают, то, как минимум, похожи. Я рассказал немного баек про свою бытность разнорабочим или простым студентом Райвенкло, а Гестия делала упор на забавные случаи, происходившие с ней. У неё вообще был небольшой пунктик на тему собственного умения попадать в нелепые ситуации, да и в принципе она не стеснялась упоминать о собственных недостатках — насколько могу судить я, по большей части значительно преувеличенных. По её словам, в плане таких историй с ней могла сравниться только её близкая подруга и однокурсница с Хаффлпаффа (сама Гестия только этим летом закончила Райвенкло, тот же факультет, что и я пару лет назад), некая Нимфадора Тонкс. Заодно я узнал, что подруга вообще личность куда более яркая, чем Гестия, и выбрала работу в качестве стажёра аврората на ближайшие три года — дальше её должны были обучить всему необходимому для работы, чтобы девушка смогла стать полноценным аврором.

После появления помощника структура нашей работы значительно изменилась. Теперь, после того, как Гестия втянулась в работу, мы вначале ставили тот вопрос, который требовал разрешения в первую очередь, и генерировали идеи по его решению. Дальше шла критика этих идей и проработка наиболее удачно выглядящих вариантов более глубоко. В конце концов, я садился за расчёты понравившегося решения, в то время как Гестия пыталась продумывать остальные идеи как можно тщательней, чтобы любое подходящее решение можно было в любой момент изменить — конечно же, в лучшую сторону — если вдруг потребуется. Никто ведь не может обещать, что решение, кажущееся наиболее походящим, в итоге таковым и окажется. Но некоторые идеи рождались абсолютно спонтанно.

— Гестия, знаешь, вот мне давно уже интересно…

— Хм?

— У тебя кольцо на правом среднем пальце стальное? Это же неудобно. Те же напоминалки не очень удобно использовать, ибо там магия при плотном соприкосновении будет резонировать. Могут и ещё быть проблемы…

— Оно из гоблинского сплава. Так что всё прекрасно. Он даже с наложенными заклинаниями — если ты, конечно, сможешь их на него наложить — не будет мешать почти любым чарам на абсолютном большинстве материалов.

— И дорого обходится, если не секрет?

— Ну, раз в десять дороже обычной нержавейки, наверное. А что?

— Да я просто подумал: вот у нас глобальная проблема с обручем для прутьев. Ни один недорогой металл не выдержит требуемых заклинаний. Либо чары на древке и на обруче будут влиять друг на друга, давая непредсказуемые характеристики. Но если гоблинские сплавы действительно настолько хороши, то стоит заказать обручи у них, не правда ли? Желательно, наиболее бюджетный вариант, а уж зачаровать сплав я смогу. Да и убедить начальника в том, что более дешёвые металлы невозможны, будет несложно — если знать как.

Так мы и стали первыми изобретателями, внедрившими в метлу гоблинские сплавы. Я потом честно проверял: больше так не делал никто, нигде и никогда. Тогда же на меня наорали, брызжа слюной, поскольку наличие гоблинского сплава значило участие в нашем проекте самих гоблинов, что значительно поднимало цену. Но делать было нечего. Подставки для ног мы, кстати, тоже вначале хотели изготавливать из того же материала, но тогда выходило слишком высоко по себестоимости, и пришлось извращаться с обычными, стальными.

Испытания в полевых условиях Гестии нравились гораздо больше, чем мне, — из-за зрелищности, особенно при неудачных исходах, коих было большинство. Но при удачных она всё равно радовалась выразительнее — удачный запуск означал, что проверяемая на практике идея почти наверняка оказалась верной. Я же в эти моменты любил наблюдать скорее за ней, хотя приходилось за метлой. Доставляло удовольствие смотреть, как она радовалась, как подпрыгивала от волнения и как следом за ней то же самое повторял хвост чёрных волос, как раздавался, пытаясь что-то до меня донести или просто высказать слова в никуда, её резковатый голос — а голос её действительно нельзя было назвать мелодичным и мягким, — и как блестели от волнения её карие глаза, в конце концов!

Поскольку настоящих полигонов как таковых у нас не было, то все характеристики разных частей метлы, которые можно было испытать по отдельности и в помещении, испытывались прямо на месте, и только для испытания собственно мётел приходилось выходить за город к дому работодателя. Там мы и тестировали наши опытные модели, замеряя различные параметры и характеристики, как во время, так и после полёта. Самой сложной частью было наложение диагностических заклинаний перед полётом таким образом, чтобы можно было видеть результаты. Адская, просто адская работа, ибо правильным образом накладывались они не с первого раза, а ведь после приземления надо было проверить постполётные характеристики и как можно быстрей расшифровать результаты предполётных заклинаний. Мы считали, что испытания прошли нормально, если удавалось уложиться в один световой день — с утра и до вечера. К моменту окончания мы выматывались так, что Гестия боялась аппарировать, да и я был не лучше. Тем не менее, на следующее утро ровно в девять мы встречались как раз у входных дверей по адресу работы — опаздывать Гестия считала ниже своего достоинства, да и у меня давно уже выработалась привычка появляться вовремя.

С самой Гестией в нерабочей обстановке я оказался впервые только перед Рождеством. До этого я пытался пригласить её как-нибудь встретиться с теми или иными целями вроде гуляния по парку или посещения тех или иных местечек, но безуспешно. Выходные у неё всегда были чем-нибудь заняты (что характерно, это не было отговоркой, да и чтобы избежать встреч со мной, она не стала бы их чем-то занимать — Гестия вообще оказалась довольно-таки прямолинейной в этом вопросе), а по будням после наших с ней мозговых штурмов — ей бы «лишь бы до дома невредимой добраться, а там — «колдорадио и развлекательная книжка», как она сама выражалась. Так что всё ей было некогда, а мне… у меня, как и всегда, не было никакого выбора.

Наверное, где-то к этому времени моя простая заинтересованность девушкой, волей судьбы оказавшейся со мной на одной работе, в одном кабинете в ежедневном режиме, переросла в нечто другое, большее. Теперь уже хотелось находиться рядом с ней как можно чаще и как можно большее количество времени, а выходные, раньше проходившие мимо меня ровно, под конец стали вызывать чувство болезненной нехватки и одиночества. Стали появляться несвойственные приступы самокопания — всегда считал такие вещи полнейшим уебанством, а тут вдруг начало накатывать. Я, в общем-то, и раньше считал себя плывущим по течению говном, но мне было на всё по большому счёту похуй — и в первую очередь, на себя — а теперь стало неприятно. Ну, вот кому я таким говном и долбоёбом нужен? Нахуя я такой прекрасной, в общем-то, девушке, что я ей могу дать? И при этом меняться самому тоже не хотелось — то есть с одной стороны, да, был вполне себе приличный стимул, но после стольких лет бытности ничем взять и стать кем-то, кто мог бы соответствовать девушке… впрочем, какого хуя я эту тему вообще затронул?

Что интересно, позвала меня отметить Рождество сама моя помощница — а не я, как можно было бы предположить. Просто разговор зашёл о празднике, о том, кто как его собирается отмечать, и я не стал ничего выдумывать, сказав, что праздник мне придётся встречать в одиночестве и непонятно где — как-то всё равно, в каком месте я буду находиться. Хоть бы и спать в номере. Праздники мне отмечать было действительно не с кем, вот уже десять лет. Тогда-то Гестия и предложила посидеть, например, в «Кабаньей Голове» в Хогсмиде или где ещё, где можно не слишком дорого вкусно поесть, выпить и насладиться уютной обстановкой. «Кабанью Голову» лично я уютной не назвал бы никогда — с точки зрения обычного человека, а вот мне там бывало как раз очень даже неплохо. Отказываться было не только глупо, но и совершенно не хотелось, и вот в четверг (как раз с утра прошёл небольшой дождик, плавно перетёкший в снег, густой, обильный и мокрый), перед Рождеством, после короткого рабочего дня мы аппарировали в Хогсмид.

В Хогсмиде шёл настоящий снегопад, будто природа, наконец, смогла компенсировать дождливый декабрь, чтобы Рождество было такого цвета, какого ему и положено, а не цвета грязи под ногами. Грязь, правда, никуда пока не делась, но всё же постепенно сдавала свои позиции, уступая их снегу, свежему и чистому. Хотелось снять мантию, разодрать её нахуй, и просто встать под мокрый и холодный ветер, наслаждаться несущейся на тело белой массой. Сдерживало то ли отсутствие запасной мантии, то ли наличие спутницы рядом со мной, то ли правила поведения в обществе, то ли всё вышеперечисленное вместе — я и сам не до конца понимал.

«Кабанья Голова», отличалась от чистых опрятных баров Хогсмида, и никогда не смогла бы вызвать у вас ничего, кроме омерзения, презрения или в крайнем случае, пренебрежительного фыркания. Вывеска с головой кабана, истекающей кровью на грязную скатерть, не способствовала появлению аппетита, дубовые столешницы, толстые и грязные, и небрежно помытая посуда тоже не добавляли желания задержаться. Зато всем внутри было пофиг на тебя, и было, где поесть так, чтобы ты никого не видел, и тебя тоже никто не замечал. Стоило к этому добавить относительно вкусную и недорогую закуску и большой ассортимент напитков разных ценовых категорий, и становилось понятно, почему мне это место нравилось куда больше тех же «Трёх Мётел» и иже с ними.

Внутри за столиком нас ожидал, а точнее, ожидала последняя участница встречи. Гестия мне говорила, что там будет ещё и её подруга, если я ничего не имею против — они относительно давно не виделись и так же давно хотели пересечься — но я, как и положено истинному долбоёбу, не обратил те слова должного внимания, и был несколько удивлён таким поворотом событий. Подругой, дожидавшейся нас, оказалась — кто бы вы думали — конечно же, Нимфадора Тонкс, о которой Гестия успела мне поведать довольно-таки немало, в том числе, к примеру, и про её способности метаморфа. И если я чего-то понимал в работе аврората, руководящие должности ей при таких талантах не светили никогда: не нашлось бы того идиота, который отказался бы от такого идеального человека для оперативной работы и слежки. На Фаджа и его команду можно было не показывать — я и тогда считал, что в аврорате ситуация получше, а иначе любое блеклое подобие пожирателей могло бы власть в свои руки с полпинка.

Нимфадора, или просто Тонкс, как она очень упорно и настоятельно просила себя называть, находилась в облике лилововолосой девушки с немного полноватым лицом, но при этом очень даже достойной фигурой, насколько я мог судить о том, что скрыто под мантией. Был ли это её настоящий облик, сказать не могу — но цвет волос явно был ложным. После представления нас друг другу большей частью рассказывала о себе она — и опять же, большей частью про стажировку в аврорате — а по сути, обучение немагическим навыкам. В качестве наставника ей попался Муди, известный даже мне своей параноидальностью и тем, что именно его команда поймала или ликвидировала больше во время войны УПС больше, чем все остальные, вместе взятые. Про нашу работу говорила чаще всего Гестия — то, что запомнилось по тем или иным причинам именно ей. Но и до меня очередь дошла.

— И что? Как называется ваша работа? Интересно же!

— Изобретатели. Обыкновенные такие изобретали: я и моя помощница.

— Что, прямо такая профессия, что ли?

— Ну, если наша позиция, на которую мы нанимались, так и называется — изобретатель — то какая разница, есть такая профессия или нет? Да хоть профессия пупа земли. Ни малейшего значения же не имеет!

Почему-то, все, включая меня, после такого заявления рассмеялись, а зря, зря. По моему опыту, куцему и обрывочному, никого никогда не ебало, какая у тебя там специальность или профессия, а вот должность — была очень даже важна. Именно по должности многие люди всегда определяли, как им с тобой тебя вести. Профессия и образ жизни могли определить тебя изнутри, но как только речь заходила о социальных характеристиках — роль играла в первую очередь именно занимаемая должность. Впрочем, мы вскоре переключились на обсуждение Хогвартса, который все участники разговора закончили совсем недавно — девушки, так и вовсе только летом.

— Леди, а давайте вы расскажете, что случилось с нынешним преподавателем ЗОТИ? И кто это, кстати говоря, был? Помнится, у нас во время обучения был тотализатор на то, каким способом очередной бедняга покинет свой пост.

— У нас тоже, — Тонкс сначала рассмеялась, но потом немного посерьёзнела. — В этом году ЗОТИ вёл Квиррелл, представь себе. Он летом ездил по Европе и вернулся оттуда с заиканием и неистребимой любовью к чесноку. Предмет свой, кстати, вёл отвратно — не то, что маггловедение. А в конце года он попытался выкрасть философский камень — да, Фламель почему-то попросил Дамблдора хранить эту вещь в школе в этот год, не знаю, почему, но был остановлен, догадайся, кем именно. Подсказка: это ученик.

— Пфф… подкинула задачку. Навскидку: Гарри Поттер, — мне это показалось неплохой шуткой, а то вся Британия на нём словно помешалась. — А теперь расскажи, кто и как его остановил.

— В яблочко! — тут я аж поперхнулся. Хуясе, бред какой. — Он почти умер, но Дамблдор успел его спасти. Правда, ходят слухи, — тут Тонкс понизила голос, — что Квиррелл пытался с помощью камня возродить Сам-знаешь-кого. Я в это, правда, не особенно верю, но более странной и абсурдной ситуации не припомню.

Потихоньку таким образом поговорили и на совсем отвлечённые темы. Тонкс оказалась достаточно весёлой и жизнерадостной девушкой, и вечер прошёл на отлично, несмотря на то, что нас было трое, а не двое. Посидели, поговорили, посмеялись — а чего ещё надо было в праздничный вечер? Разошлись уже сильно затемно, и я, проаппарировав на Косую Аллею, спокойно потопал себе в номер, довольный и радостный. Это был лучший рождественский вечер за последние десять лет точно, а то, что было больше десяти лет назад, давно уже представлялось совершенно другой жизнью, происходившей совсем не со мной.

В рождественско-новогодние праздники контора наша была закрыта, а хозяин и помощница где-то отдыхали, и только я, как идиот, сидел в своей комнате и корпел над очередными расчётами. С разработкой необходимого набора чар и рун было покончено, расположение их тоже близилось постепенно к финальной стадии, а вот с материалом и дизайном были непонятки. Дизайн я решил оставить на откуп начальству — всё равно я в этом особо не разбираюсь — а с тем, из чего изготавливать прутья и само древко, надо было тщательно разбираться. И вот, вооружившись очередным справочниками и образцами древесины, я сидел в комнате и пытался рассчитать, что и из чего лучше изготовить. К Рождеству было понятно только, что обруч для стяжки прутьев придётся делать из гоблинского сплава, а для упоров сойдёт и обычная нержавеющая сталь. За праздники я успел управиться только с поиском материала для прутьев. Самые хорошие результаты для моего набора заклинаний давал можжевельник, дальше совершенно внезапно шли бамбук, тис, орешник, берёза, ольха и несколько куда более экзотических растений, которые я по здравому размышлению решил и вовсе скинуть со счетов. Прутья можжевельника и бамбука — это, конечно, тоже тот ещё нонсенс, но ради дела можно приспособить и их. Все выбранные варианты могли, как сами по себе, так и в нужных пропорциях, выдавать лучшие результаты по управляемости, устойчивости и лучшему удержанию мощности при наборе высоты, в зависимости от того, какую древесину для древка было бы решено выбрать. Выбор материала для древка я тоже успел начать рассчитывать, но завершением процесса там так и не пахло.

После подключения к делу моей помощницы выбор материалов был временно отложен, уступив место доведению расположения нужных заклинаний до логического финала. Тут-то и выяснилось, что ускоряющие и смягчающие чары конфликтуют между собой, если форму метлы оставлять образца «Вихря». Путём больше проб и ошибок, чем вычислений, древку был придан характерный изгиб, а передний конец его обзавёлся утолщением в форме шишки. Как сказала Гестия, разбирающаяся в истории мётел гораздо лучше меня, теперь наша модель будет напоминать «Серебряную стрелу» Леонардо Джукса.

— Слушай, а не хочешь поведать, откуда у тебя такая любовь к мётлам? А то ты же знаешь, что я не догадаюсь.

— Ты, правда, не догадываешься? Ну, хорошо, Тони, кто такая Гвеног Джонс — ты должен знать.

— Понятия не имею. Но подозреваю, что какая-нибудь твоя родственница.

— Сестра. Двоюродная. От неё я и заразилась. Но ты, конечно, даёшь — не знать капитана «Холихедских Гарпий», так надо уметь. Как ты вообще мётлы-то мастерить стал?

— Да никак. Увидел объявление, пошёл на собеседование, и вот он я, — после такого опуса нам обоим оставалось только посмеяться, но маху я дал конкретно, ничего не скажешь.

Куда тяжелее оказался разговор с начальством — хозяин рвал и метал, но противопоставить арифмантике и законам магии не мог ничего — на самом деле, потому, что мало в этом понимал, а самой арифмантики в разработке формы почти не было, и всё строилось в первую очередь на экспериментальных данных. Главным оказалось заболтать его и вовремя подсунуть под нос совершенно левые расчёты. Скушал, скушал как миленький.

Тогда же, когда мы определились с окончательным дизайном продукта, было решено и выбрать название. Первой ответственность предложить вариант доверили Гестии, как единственной девушке в компании.

— Предлагаю назвать её… назвать её… назвать её… «Вспышка». Не подходит?

— Нет, всё-таки, лучше, чтобы название как-то соотносилось и с внешним видом, а не только со скоростью. Тони, твоя очередь придумывать. А я, как босс, скажу правильную версию напоследок.

— «Огненная стрела». А что? Раз уж она по облику немного похожа на «Серебряную стрелу»…

— Нет, тоже не то. Название должно быть резким, хлёстким… вот! Придумал! С такой характерной формой и скоростными характеристиками это «Молния». Всё, баста! Назовём нашу модель так. И компанию заодно переименую. Теперь Рэндольф Спадмор будет владельцем компании «Скоростные мётлы "Молния"», хо!

Следующим тяжёлым решением стал выбор сорта древесины под древко модели. Дело в том, что для раскрытия полного потенциала наложенных заклинаний — или хотя бы для того, чтобы вся наложенная магия была просто сбалансирована — подходили очень немногие сорта древесины. И, как я подсчитал чуть позже, среди них было немало весьма дорогих и экзотических сортов. А проверить-то надо было все, ведь древко должно было ещё и сочетаться с прутьями! А это можно было узнать только опытным путём и на основании приблизительных расчётов.

— Но нам обязательно нужны образцы красного дерева. И чёрного тоже, причём всех сортов. И ярра тоже нужна!

— Ну откуда я это всё добуду?! Да ты представляешь себе, во сколько это нам обойдётся?!

— А значит, то, что эффект может различаться в несколько раз даже у двух относительно подходящих сортов древесины, можно не учитывать?

— И поэтому ты хочешь от меня сандалового дерева, кучи пород чёрного дерева и иже с ними?!

— Да не сандалового! Мне нужно махагони. Желательно как кубинское, так и гондурасское.

— Э-э-э… Тони, — внезапно подала голос Гестия, — мы же вроде не гитару собрались делать… Хотя, полёт на электрогитаре… знаешь, а я так хочу!

А ты-то откуда знаешь? — я был действительно удивлён, а у девушки получилось своей вставкой разрядить обстановку.

Вообще, чем дальше, тем больше мне казалось, что если б не она, я бы таки сорвался на своего работодателя, послал бы его, не доделав работу — и плевать на то, что остался бы с долгом и без гроша в кармане. Как только исследования стали приближаться к финалу и хотелось, наконец, взять и заделать по-настоящему качественную модель, которую не надо десять раз дорабатывать — сразу же стали возникать препоны. Обязательно надо было пожалеть на материалы пару десятков галеонов — и пофиг ему было, что после выпуска метлы, если наши ожидания хоть частично бы оправдались, он стал бы купаться в золоте. Пофиг ему было и на любовь к мётлам, которой он так хвалился, и на стремление создать идеальную метлу… Нет, определённо это был самый натянутый и нервный период наших с ним отношений. И Гестии действительно удавалось меня поддерживать и сглаживать обстановку — и я не понимаю, как она это делала.

Закупили, конечно, не все предложенные мной варианты, но вишня, эвкалипт, арча и даже гондурасское махагони с камерунским эбеном добыты были, и начался новый период прикладной арифмантики с высшей математикой, а потом и новые испытания, как полевые, так и лабораторные. Иногда во время них мы позволяли себе побаловаться и полетать на опытных образцах наперегонки — конечно, Гестия, летавшая действительно хорошо, обгоняла меня вне зависимости от удачности модели. Но это было великолепно и непередаваемо прекрасно, хоть сам я никогда особо и не любил полёты. Но присутствие Гестии, разговоры с ней, совместное времяпрепровождение, даже нередкое неловкое молчание — оказывается, было так много способов сделать жизнь восхитительной! Что особенно радовало, я чувствовал, что интересен ей чем-то, что ей тоже приятно проводить со мной время. Конечно, всё прекрасное не могло отменить того, что я был никем, умел делать только то, что умел, причём я и сам не мог бы сказать, что именно. Я всё равно по большому счёту оставался аморфным говном, жизнь была легка и безнадёжна, но всё же, всё же…

Из закупленных сортов дерева можжевельник не подошёл ни к одному, бамбук неплохо сочетался с арчой и вишней, но показал второй с конца результат, а потому тоже был безжалостно отброшен. Орешник подходил ко всему, кроме ярры и махагони, но сам по себе давал не слишком хорошие результаты на высоте. Тис отлично сочетался с махагони и кедром, а берёза— с чёрным деревом, махагони, вишней и эвкалиптом. Ольха сочеталась с арчой, кедром и чёрным деревом, но с ней метла выдавала слишком малые мощности относительно остальных вариантов. Про то, как мы экспериментировали с сочетанием различных прутьев в метле, говорить можно долго — это происходило чуть ли не месяц. Но в итоге наилучшим сочетанием — нашей совместной точки зрения (на самом деле, это было далеко не очевидно) — оказалось чёрное дерево в сочетании с прутьями берёзы и лесного ореха в отношении два к одному.

— Надо только подумать, какое ещё чёрное дерево может подойти. Думаю, все сорта, кроме лунного, достать реально.

— Тони, ты же понимаешь, что вряд ли он выделит на такие дорогостоящие эксперименты денег, даже если мы рогом упрёмся?

— То есть, ты предлагаешь объявить конфигурацию условно готовой?

— Именно так. Перфекционизм, безусловно, нужен при создании шедевра, но тут он конфликтует с финансированием.

— Хорошо. Тогда конфигурация принимается. Но работа ещё не окончена.

— А что ещё надо?

— Ну, смотри. Вот я смогу создать нашу с тобой модель, ты, если поднапряжёшься, тоже, наверное, сможешь, но не с первого раза. Но нам-то надо поставить производство на поток!

— Только не говори, что надо начинать почти сначала…

— Ха! Да нет, конечно, но надо упростить процесс. Однозначно.

— Пфф… я-то думала. Ну да: я же ленивая и глупая.

— Я заметил. Настолько глупая и ленивая, что смогла провернуть вместе со мной невозможное.

— Ну ладно, ладно, уговорил. Смущаешь же…

Доработка процесса производства метлы до ума заняла на удивление немного времени, недели две, ну или немного больше. Метла по-прежнему была весьма и весьма сложной в производстве, но теперь её можно было изготовлять массово, а не единичными экземплярами. Мы при экспериментах, понятное дело, не делали тонкую обработку метлы, а в производстве это было необходимо — и именно этот этап занимал наибольшее количество времени. Нам-то надо было проверить верность расчётов, насколько наши теоретические изыскания совпадают с практикой. Хуёвину, на которой можно летать, можно создать за пару часов подручными средствами, если требуется правильное расположение заклинаний, времени придётся затратить чуть больше, но продуктом это не будет. Уже через неделю то, на чём мы испытывали свои теории, использовать становилось невозможно. Производство настоящей метлы на продажу требует большего — и можно представить, насколько сложно производить модель, устроенную значительно сложнее распространённых на рынке, если уже в начале века одиночные мастера со сколько-то удачными моделями физически не справлялись с потоком заказов. Но теперь проблема была решена, и метла могла выходить на рынок более-менее приличными партиями.

Работу свою мы сдали где-то в начале мая. Числились в штате мы, впрочем, всё равно до выхода следующей партии, и работодатель заставил нас на всякий случай дорабатывать и альтернативные варианты.

Забавно, но на Рэндольфа (хуй моржовый он после этого, а не мистер Спадмор) наши итоги не произвели особого впечатления — будто он на что-то такое и рассчитывал. У меня сложилось ощущение, что он не понимал, что происходит на его глазах — он мог только считать свою прибыль, имидж, престиж… а то, что мы совершили прорыв в изготовлении мётел — так это было нормально, такое происходило каждый день. Похуй, что мы создали совершенно новую по сложности и характеристикам модель, похуй, что после этого у всех топовых европейских мётел, которые смогли бы остаться на плаву, не сдвинувшись в более низкие сегменты рынка, резко должен измениться стандарт, и скорее всего, надолго, похуй! На всё похуй! И на то, что мы сделали в изготовлении мётел почти столько же нововведений, сколько появилось всего со времени изготовления первой «Серебряной стрелы», тоже совершенно похуй. Будто всё именно так и должно быть, и должно так делаться. А вот то, что мне надо за это выплатить нехилое баблище (а там понабежало очень, очень густо, с учётом нашего договора и того, насколько резко мы изменили характеристики данного нам в качестве исходного образца «Вихря») — так это надо чуть ли не половину удержать потому, что я, видите ли, нерационально подошёл к экспериментам. И похуй, конечно, и на то, что сам он потом получил бы во много, много раз больше, по сути именно за мою работу, которую, никто, блядь, никто больше не мог ему сделать. Уёбище. Мудозвон хуев.

Окончание проекта мы с Гестией отмечали в «Дырявом котле». За это время мы с ней успели притереться и привязаться друг к другу — ну, это я так думал. Я, правда, всё равно, плохо понимал, чего я могу ей дать, и как с ней сблизиться, но это неудивительно — как я не раз замечал, любовь, конечно, может менять людей в положительном ключе, но основополагающие факторы остаются. И я как был феерическим долбоёбом, так им и остался. Но последние полгода, время работы с Гестией, самой прекрасной и удивительной девушкой в моей жизни, они показались мне сказкой. Разговор, пока мы сидели, перетёк, как и всегда, в какие-то совсем иные плоскости от общих вопросов. Правда, не в те, в которые хотелось бы мне. Узнал я и про её семью, пострадавшую от пожирателей в первой войне, и про резкое отношение к тем из них, кто остался на свободе. И про то, что она вполне допускала возвращение Тёмного Лорда и готова была всеми силами бороться как с его идеями, так и с ним, в случае его возвращения, тоже узнал. Я лично в случае его возвращения постарался бы оказаться подальше от Магической Британии, просто для того, чтобы и меня не попробовали призвать в состав УПС, по доброй семейной памяти. Ну, я об этом счёл уместным промолчать. А потом речь зашла о моей семье… и я не мог поступить иначе, не сказать и быть не до конца откровенным. В общем, выбора, как и всегда, не предоставлялось.

— Мои родители сейчас в Азкабане, за пособничество Сама-знаешь-кому. И за нахождение в рядах УПС за пытки магглорождённых, разбой… ну ты и сама должна знать. Пожизненно. Я Джагсон, если ты ещё не догадалась, — и дальше я выдал тираду до конца. — Не очень люблю называть свою фамилию — она по жизни очень мешает. Теперь. Вот. Ты сейчас, наверное, хочешь поинтересоваться, насколько сильно я своих родителей осуждаю, там, ненавижу. Да я их как-то особо и не осуждаю. Кто я такой для этого, в конце концов? Более того, мне кажется, я их немного понимаю даже. Вот такие вот дела, да.

И всё. Карета стала тыквой, кучер — крысой, платье — лохмотьями, да и мир принял привычные повседневные краски. Нет, последние полгода были всё равно лучшими в моей жизни, Гестия всё равно была прекраснейшей и просто лучшей девушкой в мире, а я — унылым говном, да и привязаны мы были друг к другу всё равно. Просто сказка кончилась, иссякла, уступив место действительности. И дальше о чём-то таком мечтать было как-то… бессмысленно.

После выпуска первой партии продукции, поступления её на прилавки магазинов, после логического окончания эпопеи с метлой, после того, как я прибрал свой кабинет, ставший в одночасье не моим, пришло время прощаться и с Рэндольфом. Было даже как-то грустно, несмотря на не самое приятное к нему отношение. Но бывший работодатель сказал вдруг, что не совсем не против, если мне захочется остаться бы в разработке — на фиксированной ставке, конечно, скажем, три галеона в день плюс премиальные — а платить по-прежнему он, конечно, не мог, как-то неправильно так выходило. Казалось, он действительно ничего, совсем ничего не понял. Всё вдруг стало легко и просто, так же, как раньше, когда я пришёл наниматься на эту странную должность впервые, почти год назад. Просто взять и сказать…

— Пошёл нахуй.